Глава 21
Елена поставила кресло матери в уголок красной шелковой гостиной с высокими потолками в доме епископа Йоркского на Гросвенор-сквер. Гости, приглашенные на обед к епископу, все шли и шли через большие двустворчатые двери. Ее отец добродушно смеялся, стоя среди священнослужителей, окружающих епископа, он охотно позволил своей жене и дочери удалиться подальше от толпы гостей. Мать Елены редко бывала в Лондоне. Она очень уставала, когда ее кресло носили вверх и вниз по лестнице. Миссис Россдейл было неловко от того, что ее катают в кресле по переполненной людьми комнате, и поэтому она предпочитала находиться там, где ей было хорошо. Теперь со своего места они с дочерью могли видеть вновь прибывающих гостей, но сами оставались в стороне.
Елена с детства привыкла быть ногами своей матери. Почти с самого рождения дочери Джейн страдала от деформирующего артрита, который в конце концов искривил ее конечности и приковал к креслу.
Елена вернулась к привычному укладу жизни легче, чем ожидала. В то утро с помощью Клео Джоунз она вернула себе внешность молодой порядочной женщины. Они вместе придумали историю, объясняющую ее отсутствие. К полудню Елена вернулась к кузине Маргарет.
После возвращения с письмами матери Елена все время размышляла о своей жизни. Она должна выйти замуж. Уилл Джоунз сказал, что она не сможет вернуться в свою жизнь, но она вернулась. Реальный Тиббс придал волосам Елены такой вид, будто их подвязали, а не остригли. Модистка матери создала для Елены новый гардероб, и она согласилась бывать на всех светских приемах, где могут находиться предполагаемые женихи. Она еще не научилась поощрительно улыбаться любому возможному поклоннику, но это был шаг к замужеству. Быть может, ей удастся кого-нибудь встретить даже сегодня вечером. Если среди приглашенных епископом окажутся одинокие мужчины не старше сорока лет.
Движение в дверях означало появление гостя более выдающегося, чем остальные. На сей раз это был герцог Веллингтон в сопровождении молодых мужчин, одетых в элегантные вечерние костюмы. Один из них рассмеялся остроте, сказанной кем-то из окружающих, и Елена похолодела, впившись в подлокотники кресла матери.
— Что случилось, дорогая? — сразу же встревожившись, спросила мать.
Не поднимая головы, Елена пробормотала, что ничего не случилось. Комната была большая, общество многочисленное, и Уилл Джоунз находился в обществе самого прославленного в Англии человека. Уилл Джоунз не увидит ее, потому что не ожидает ее увидеть.
Но она забыла, что Веллингтон никогда не пренебрегает дамами и что среди гостей было мало молодых леди. Сама она находилась здесь только потому, что мать не могла обойтись без ее помощи. Старый солдат начал обходить гостиную, склоняясь над дамскими ручками и обмениваясь шутками, как и положено дамскому угоднику.
Елена сразу же решила, что ненадолго исчезнет, — мать устроена, а обед начнется не раньше чем через час. Она наклонилась, чтобы переговорить с матерью. Слишком поздно. Группа, сопровождающая Веллингтона, подошла к ним. Елена выпрямилась.
— Миссис Россдейл, добрый вечер. Всегда рад вас видеть.
— Вы знакомы с моей дочерью Марианной, милорд?
— Весьма рад, мисс Россдейл. Разрешите представить вам моих товарищей. Сэр Роберт Пил, наш человек из Тамворта, и капитан Уилл Джоунз, раньше служивший у меня в разведке.
Елена присела в реверансе, впившись рукой в подлокотник кресла. Она чувствовала, что Уилл Джоунз ведет себя соответственно моменту, а она — нет. Его взгляд был устремлен на ее мать, самой Елене он только коротко кивнул, вот только она уже не была его Еленой. Он не мог этого не видеть.
То были самые неудачные из всех обстоятельств, в которых они могли бы встретиться, и именно теперь, когда она решила похоронить Елену навсегда и жить той жизнью, которая ей уготована. Едва она увидела его, как сердце бешено забилось, и теперь вся она была охвачена возбуждением, тем более сильным, что она никак не могла проявить его внешне. Она держалась за ручку кресла, улыбалась и кивала, слушая разговор герцога. Наконец герцог с сопровождающими направился к следующей группе, и Елену с матерью отвлекла леди Баннистер, подруга миссис Россдейл. Елена изо всех сил старалась выказать внимание этой любезной леди, которая очень обрадовалась, встретив их в Лондоне.
Для Елены вечер превратился в истинное испытание, потому что она пыталась не смотреть, как группа Веллингтона перемещается по гостиной. Ее тело поворачивалось в сторону Уилла Джоунза, как какой-то безумный флюгер. Она дрожала, как глупая птица, нахохлившаяся под холодным равнодушным ветром.
Смятение усилилось и переросло в напряженную тревогу, когда группа Веллингтона присоединилась к группе, в которой находился ее отец. Уилл Джоунз разговаривал с ее отцом. Конечно, Уилл не оробел. Он не станет кланяться, расшаркиваться и низкопоклонничать перед человеком более высокого происхождения и ранга и, уж конечно, не станет делать этого перед преподобным Артуром Персивалем Россдейлом, епископом Фарнэма, инспектором колледжей Магдалины, Нью-Тринити и Святого Иоанна в Оксфорде.
В этот момент Уилл Джоунз отвернулся от группы отца, поймал ее взгляд и задержал его в ловушке собственного пронзительного взгляда. Несколько мгновений Елена не видела и не слышала ничего, что происходило вокруг, пока голос матери не вернул ее к действительности.
— Что это за человек, который разговаривает с вашим отцом? Он из тех, кто сопровождает Веллингтона.
— Вы говорите о капитане Джоунзе?
— Вы сейчас вытряхнете меня из кресла, Марианна. Сядьте.
— Прошу прощения, мама, я…
— Кто он?
— Я… я не знаю.
— Моя дорогая, он посмотрел на вас таким взглядом, от которого чуть не вспыхнули ленты в ваших волосах.
Елена попыталась рассмеяться:
— А разве мы не этого хотели, мама? Тиббс так причесал меня, что я теперь буду обращать на себя внимание джентльменов недуховного звания.
— Из всех находящихся в комнате, вероятно, этого человека меньше всего можно отнести к людям духовного звания.
И мать так захлопала веером, будто ей стало жарко.
— Мама, он выглядит так же элегантно, как любой другой в этой гостиной. — Елена почувствовала, что щеки у нее вспыхнули, так быстро она бросилась защищать его.
— Но в двадцать раз опаснее.
— Как, мама, вы все это увидели с первого взгляда?
— Моя дорогая, почему бы вам не посетить дамскую комнату?
— Да, мама. — Мать права. Ей нужно вернуть самообладание.
Уилл видел, как она убежала. Это хорошо. Он смутил ее. А она смутила его, и это верно, как дважды два. За последние пять минут в его представлениях о ней произошел по меньшей мере переворот. В самой обыденной обстановке, среди самого пустого разговора рухнуло все то, что он, как ему казалось, понимал, и это раздражало его. Только теперь он до конца осознал, какую цену она заплатила за свой безумный обман, понимал, и ради кого она пожертвовала всем. Он пришел на званый обед к епископу, потому что в темноте возле этого дома отчаянные люди ждали момента, чтобы свергнуть правительство. Внутри же этого дома свергли его, Уилла.
Он старался не делать ни одного поспешного и необдуманного жеста, сознавая, что выведен из равновесия. В соответствии с его планом нужно было выждать. Он не доверял своим чувствам к ней. Сначала ему нужно было залечить дырку в груди и свои проклятые ребра. Потом его завербовали, чтобы он встретился с опасной тайной организацией, вооружить которую помогал Марч. А дальнейшие его планы были гораздо менее четкими. Он хотел, чтобы Уайлд показал ему, куда исчезла Елена.
Уилл не собирался вмешиваться в ее жизнь. Ради этих писем она рисковала всем. Эти письма — его дар ей. Письма освободили ее от их короткого партнерства. С этими письмами она может спокойно вернуться в свою настоящую жизнь, где она не Елена, а кто-то еще, чья-то дочь, но ведь не дочь же какого-то дурацкого епископа?
У него были какие-то смутные мысли о том, чтобы нанести утренний визит с рекомендацией от знакомого, узнать, в добром ли она здравии, увидеть ее еще раз. Он много раз думал об этих письмах. Под конец в голове у него осталось совсем немного кандидатур. Письма написала женщина, имеющая значительный счет в банке Эвершота. Скорее всего, в некоторых из этих писем находились чеки, которые их обладатель отнес Эвершоту, а лизоблюд Эвершот поделился этими сведениями с Марчем. Что делало эти письма такими опасными для их автора?
Уилл ждал возвращения Елены, но вместо этого увидел, что окружающие миссис Россдейл гости отошли и она осталась одна. Он покинул Веллингтона и подошел к ней прежде, чем успел что-нибудь придумать.
— Миссис Россдейл.
— Капитан Джоунз. — Она протянула ему руку, во взгляде светилось нескрываемое любопытство. — Как мило с вашей стороны подойти ко мне. Как видите, мое состояние вынуждает меня почти постоянно оставаться на одном месте.
— Ваше состояние, сударыня, многое объясняет. — Он сел рядом с ней. Она казалась хрупкой, истощенной какой-то болезнью, от которой руки у нее стали тонкими, как веточки.
— Возможно, капитан, вы объясните мне, откуда вы знаете мою дочь?
— Мы с Еленой встречались этой зимой, когда она старалась отыскать некие письма, представляющие большую ценность для хорошего человека, который мог погибнуть.
— С Еленой?
Он увидел по ее глазам, что она поняла.
— Для меня она навсегда останется Еленой.
— Понятно. Значит, это ваша кровь на некоторых письмах.
Настал его черед отвести глаза.
— Всего несколько капель. Не принимайте это близко к сердцу, сударыня.
— О, но ведь я обязана вам всем и должна благодарить вас, капитан, за помощь в поисках этих писем.
— Ваши слова, сударыня, вынуждают меня предъявить некоторые требования.
— Прошу прощения?
— Вы отдадите мне в жены вашу дочь, сударыня? Потому что я хочу именно этого.
— Я вас не знаю, капитан Джоунз.
— Моя мать — Софи Рис-Джоунз, сударыня. Я один из ее сыновей, «дитя греха».
Он думал, что это потрясет ее, но его слова вызвали у нее всего лишь легкую улыбку. Она бросила испытующий взгляд на своего мужа.
— Моя просьба обращена к вам, сударыня, а не к доброму епископу.
— Он будет неистовствовать и бушевать, назовет дочь блудницей и выгонит ее из родного дома.
— Ее дом там, где я, сударыня.
Тогда она глубоко вздохнула и, наклонившись к нему, положила тонкую руку в перчатке на его руку.
— Берите ее, капитан. Украдите, если понадобится.
Он взял ее руку.
— Я украду ее, сударыня. Этой ночью. Скажите, где вы остановились и которая из комнат — ее комната. Утром она будет обвенчана.
— Мне нравится ваша решительность, капитан Джоунз. — Миссис Россдейл улыбнулась, и Уилл подумал, что этот милый открытый взгляд — слабое подобие взгляда, который он так любит.
Когда Елена вернулась в гостиную, Уилла Джоунза уже не было. Ее мать разговаривала с леди Норт, женой епископа из Бексли. Елена подошла к матери, увидела ее лицо и удивилась, потому что мать сияла, улыбаясь широкой счастливой улыбкой, совершенно ей несвойственной. Вряд ли леди Норт могла сказать что-нибудь, что доставило бы ее матери такое удовольствие.
Сбитая с толку, Елена замедлила шаги, и чья-то железная рука схватила ее за плечо и заставила остановиться рядом с белой мраморной колонной. Елена стояла лицом к комнате, а он стоял в тени колонны, но так близко, что она всеми фибрами чувствовала его близость.
— Кажется, вы мне задолжали. — От его дыхания шевелились завитки у нее над ушами.
— Я ведь сказала, что расплачусь с вами. — Она старалась сдержать дрожь.
— Я еще не увидел ни шиллинга.
— Вы теперь служите у генерала Веллингтона, капитан Джоунз? Вы выздоровели? — Ей хотелось повернуться и взглянуть на него, просто чтобы насытиться, просто чтобы иметь какие-то новые воспоминания в дополнение к тем, что она уже накопила. Он казался таким сильным, он держал ее за руку мертвой хваткой.
— Мои ребра в полном порядке. А как ваше положение, мисс Россдейл? Вы снова оказались в четырех стенах, да? Живете в епископском дворце в Фарнэм-Клоуз.
— Вы видите, что я снова вернулась на вершины респектабельности, что меня принимают даже в гостиной епископа Йоркского.
— Сомневаюсь.
— Так оглядитесь.
— Проклятие! О чем вы думаете? Что можно пускаться в авантюры, а потом возвращаться обратно и сидеть за пяльцами?
— Вы познакомились с моей матерью?
Он вздохнул — глубоко и прерывисто:
— Да.
— Что еще я могла сделать?
— Вы могли сказать мне, что вы дочь епископа Фарнэма. Я бы не стал тащить вас в постель, Елена, как бы мне того ни хотелось.
— Не называйте меня Еленой. — Елена умерла. Как она осмелилась устроить такой маскарад?
— А вы и есть Елена — проклятая Елена Троянская, а не мягкотелая мисс Россдейл, которая толкает инвалидную коляску, опускает голову и ждет, когда отец избавится от нее, выдав за какое-то благочестивое ничтожество, все стремления которого сводятся к тому, чтобы в один прекрасный день получить епископский сан.
— Вы ошибаетесь. Я именно такая. — Она очень старалась соответствовать своему прежнему имени, думать о себе как о Марианне Россдейл, забыть о другой жизни.
— Если только вы решите быть такой.
— Понимаете, я сделала выбор.
— Вы так думаете? Ну, так перемените его, черт побери. Я живу в аду, и вы тоже.
— Нет.
— Отрицайте, если можете. Вы забываете, Елена, что я выкрал вас из борделя. Я могу выкрасть вас и из епископского дворца. Вы уедете со мной, милочка.
Он отпустил ее и пошел дальше с таким видом, будто и не останавливался по дороге. Когда она осмелилась посмотреть ему вслед, оказалось, что он погружен в разговор с молодыми людьми. Он уехал, как только объявили, что обед подан. А Елена осталась и теперь ковырялась в своей тарелке с золотым ободком, думая, почему ее так беспокоит вид, с которым ушел Уилл Джоунз.
За абрикосовым пирожным она решила, что причиной тому была тревожная значительность его ухода, он ушел, как человек, который должен выполнить какую-то миссию, и его послал тот, за которым старые солдаты вроде Уилла Джоунза охотно пошли бы в бой. В толпе обедающих гостей, издающих восклицания над деликатесами епископского стола, только она знала, что ближе чем в полумиле от того места, где они сидят, радикалы устроили склад оружия.
Через три часа, когда мужчины присоединились к дамам, Веллингтона отыскал какой-то запыхавшийся молодой человек. Елена видела, что он изложил свое донесение, и лицо у Веллингтона стало мрачным. Молодой человек вышел, а люди, находившиеся рядом с Веллингтоном, стали расспрашивать его. Когда вопросы зазвучали громче, Веллингтон заговорил с епископом, который призвал всех к молчанию, потому что великий человек вознамерился сделать всем присутствующим объявление.
— Полиция схватила группу заговорщиков, помешав их замыслам. Они намеревались сегодня вечером убить всех членов кабинета министров на обеде у лорда Харроуби. Предполагаемые убийцы заключены под стражу.
Все окружили герцога, засыпав его вопросами.
— Лорд Харроуби живет в соседнем доме, — воскликнула хозяйка дома. — Нам ничто не грозит?
— Абсолютно ничего, сударыня, — успокоил ее герцог, беря за руку. — А ваше поведение можно назвать просто героическим. Ваш прием обманул заговорщиков, побудив их осуществить свои планы.
— Вы использовали нас как приманку, да, Веллингтон?
Это был почти что упрек со стороны краснолицего хозяина дома, но Веллингтон, не ответив, повернулся к гостям, которые засыпали его вопросами, он был угрюм, его очаровательных манер как не бывало.
— Где их задержали?
— В конюшне на Кейто-стрит.
— Сколько их там было?
— Двадцать семь.
— Они были вооружены?
— Только пистолетами. Мы смогли помешать им добраться до серьезного тайника с оружием.
Одна лишь Елена услышала, как ахнула ее мать. Она сжала плечо матери.
— Кто-нибудь пострадал? — спросил епископ Бексли.
— С сожалением должен сообщить, что один офицер погиб. Я еще не знаю его имени. — Шум, стоящий в комнате, превратился в голове Елены в жужжание, в котором нельзя было разобрать ни единого слова.
Общество начало расходиться через несколько минут после пугающего сообщения герцога. Из тех молодых людей, что сопровождали Веллингтона, не вернулся никто. Елена выкатила кресло матери на верхнюю площадку лестницы, где двое слуг подняли его и понесли вниз. Леди уехали, отец Елены остался побеседовать с епископом и другими джентльменами.