Глава 21

К концу операции силы оставили его, воля отступила и пришла лихорадка. Он медленно погружался в жар и беспамятство. Приложив к его ране льняную салфетку, чтобы унять кровотечение, Филиппа перевязала его ненужным теперь шейным платком и уложила поудобнее. Но сильная лихорадка сотрясала все его тело. Он мог бы убить ее каплей лауданума из пузырька Бирна, она бы отключила его, погрузив в блаженное беспамятство. Но именно этого он и не хотел, он не желал расставаться с мыслями о Филиппе и без устали прокручивал в голове ее рассказ. Вместо лауданума он принял большой глоток бренди.

Она тоже была без сил. И все же тихонько шептала ему ласковые слова, пустые фразы, чтобы успокоить его, прикладывала влажные салфетки к его лбу.

Маркус мог бы выиграть битву с лихорадкой быстрее, но он не желал распрощаться с мыслями о Филиппе. Почему она все-таки решилась рассказать ему о своем муже? Поведала ему о своем разочаровании в любви и горьком послевкусии от брака, вопреки мнению, бытовавшему в обществе. Она разрушила миф о Филиппе Беннинг. Стена, воздвигнутая в ее сердце, пошла мелкими трещинами и превратилась в песок.

Он находил только две причины для такого признания. Первое: ее отношения с леди Джейн, окутанные какой-то тайной. Но это было сомнительно. Потому что в этом случае они бы не выставляли свою вражду напоказ. А во-вторых… Во-вторых, она пожелала впустить его в свою жизнь, в ту ее часть, которая была закрыта для любого из ее поклонников, даже для Бротона. Но почему?

Прекрасная, упоительная и такая пугающая догадка! Вытаскивая пулю, она была так нежна с ним, как никто и никогда. Она и теперь не отходит от него…

Но она никогда не будет в безопасности рядом с ним. Он не должен соглашаться на роль того единственного, кто сумел разрушить стену ее отчуждения и пронзить ее сердце. Потому что рядом с ним летают пули, а не стрелы амура. И одна из случайных пуль может легко угодить в нее.

С этой мыслью он, наконец, забылся полностью. Филиппа по-прежнему не отходила от него, стараясь унять холодными компрессами его жар. Она должна вырвать его из цепких объятий лихорадки, говорила она себе. Он не посмеет умереть. Она не готова потерять его. Но почему? Она разучилась контролировать себя? Да, вероятно, это так.

Но сейчас, находясь с ним вдвоем в этой чужой комнате, она не могла лгать самой себе. Истина была слишком очевидна… Но как это возможно?

Она, Филиппа Беннинг, и какой-то Маркус Уорт! Она принимает в нем намного больше участия, чем это требуется исходя из их договора! Хотя почему «какой-то»?

Он ведет двойную жизнь, это ясно. Он потрясающий воображение шпион Сизый Ворон, и опасность подстерегает его на каждом углу. Возможно, это обстоятельство и увлекло ее воображение? Она попалась на шпионские сказки, растиражированные газетами, над которыми смеется даже он сам, их главный герой. Она, Филиппа Беннинг, унизилась до вкусов толпы. А Маркус стоит выше их. Возможно, это она недостойна его? Но если ее привязывает к нему лишь это стадное чувство, тогда все в порядке. Она может считать себя свободной от него… Так может или нет?!

Ее размышления были прерваны осторожным стуком в дверь. Убедившись, что Маркус надежно укрыт и состояние его не ухудшилось, она подошла к двери и впустила леди Джейн.

– Я принесла тебе платье, – громко начала та, и Филиппа, оглянувшись на Маркуса, поспешно приложила палец к губам.

Джейн понизила голос до шепота.

– А еще я раздобыла мазь, – сказала она, протягивая Филиппе склянку с коричневатым составом.

Та поставила склянку на столик у кровати и повесила принесенное платье на спинку кресла. Вместе с платьем Джейн передала ей и новую стопку льняных салфеток, хотя у нее еще оставалось порядочно от предыдущего раза.

– Так много салфеток? – удивилась она.

– О, это не для него, а для тебя.

– Для меня?..

– Запихаешь их внутрь, чтобы платье не висело на груди. Ты всегда была плосковата в этом месте, этим ты и отличалась от всех других. А в остальном… ничего особенного.

– Решила позабавиться?

– Самую малость, – ответила Джейн. – А как он? – кивнула она в сторону кровати.

Филиппа заметила, что Маркус, разметавшись в жару, отбросил покрывало и его торс обнажился. Подойдя к кровати, она укрыла его.

– Полагаю, что неплохо. Надеюсь на это, – отвечала она. – К сожалению, я не знаю, что надо делать в таких случаях.

– Ну разумеется. Нас не учили тому, как надо излечивать огнестрельные ранения.

Любовно глядя на раненого, Филиппа провела рукой по его каштановым волосам. Леди Джейн, поняв, что о ней забыли, кашлянула слегка, чтобы привлечь ее внимание.

– Надеюсь, все обойдется. А я возвращаюсь в свою постель. Бал совсем расстроился после того, как выгорели конюшни.

– О, конюшни! – воскликнула Филиппа. – Кто-нибудь пострадал?

– Кто-то из конюхов получил ожоги. – Она пожала плечами. – Лошадей спасли, но конюшня превратилась в руины.

Филиппа проводила Джейн до двери. Один вопрос витал сейчас в воздухе. Когда рука Джейн уже легла на ручку двери, Филиппа решилась.

– Джейн, Маркус… мистер Уорт спрашивал меня, почему ты и я стали врагами. Он находит это странным.

Джейн холодно взглянула на нее:

– И что ты ответила?

– Что это не поддается разумному объяснению.

– Да, это трудно объяснить, – согласилась Джейн.

– Ты… ты не хочешь все-таки попытаться понять? – спросила неуверенно Филиппа.

– Полагаю, это связано со множеством самых мелких обстоятельств, – произнесла Джейн, не отрывая взгляда от лица Филиппы. – Но ни одно из них не является настолько важным, чтобы пускаться в обсуждения, – холодно завершила она. – Можешь не беспокоиться о платье, просто выбрось его, когда все закончится. Я уже не стану его носить.

Последние слова возвращали их в русло старых отношений. Короткое перемирие закончилось. Пожелав леди Джейн спокойной ночи, Филиппа закрыла за ней дверь.

Маркус пробудился на рассвете, чувствуя, что лихорадка отступила. Он был еще слаб, но в голове прояснилось. Ночные видения оставили его, он уже мог отличить явь ото сна. Состояние, в котором он пребывал, было явью, потому что Филиппа отсутствовала. Только во сне он мог переживать их полное телесное единение…

Вместо нее его приветствовал Бирн:

– Поздравляю с пробуждением. Ну, и как ты себя чувствуешь?

– Так, словно попал под экипаж. Мне нужно еще поспать.

– Доспишь в другом месте, пора убираться из этого благородного дома, – сказал Бирн и стал кидать в саквояж окровавленные салфетки, полотенца, рубашку, испорченный вечерний костюм… – Мы не должны оставить никаких следов, никто не должен знать, что ты схлопотал пулю.

Бирн, конечно, прав. Праздник был испорчен, и все готовились к отъезду. Никто не собирался оставаться здесь на воскресенье. Хотя было бы нетрудно сослаться на обычное недомогание и отлежаться еще немного. Но это могло насторожить Стерлинга. Ничего, он встанет и как-нибудь доберется до кареты.

– Ты быстро справился с лихорадкой, – заметил Бирн, прикасаясь к его лбу. – Лоб почти холодный.

– А где Филиппа? – спросил Маркус, беспокойно оглядывая комнату.

– Я отослал ее несколько часов назад, – ответил Бирн. – Ей необходимо вздремнуть. Она успешно справилась со своей задачей. – Бирн показал на маленький кусочек металла на прикроватном столике.

Но Маркус смотрел в дальний конец комнаты, где на кресле лежало ее когда-то прекрасное, кремово-серебряное, а теперь мятое и окровавленное платье.

– Должен признать, она умеет сохранить холодную голову при весьма горячих обстоятельствах… – продолжил Бирн. – Эта леди оказалась более способной, чем я ожидал.

Маркус попробовал принять сидячее положение и впервые обратил внимание на состояние самого Бирна.

– У тебя ужасный вид.

Бирн выглядел бледнее, чем обычно. Глаза его казались двумя темными ямами. И он слишком сильно припадал на свою трость.

– Эта моя нога, она просто убивает меня… – объяснил Бирн. – Но лучше не приставай ко мне, – огрызнулся он. – Следи за собой.

Маркус подумал, что, вероятно, тот принял двойную дозу лауданума и только поэтому смог идти по следу. Наступит ли день, когда он освободится от этой вредной подпитки?

Впрочем, сейчас не время обсуждать это.

Два инвалида (один – уже почти признанный член высшего общества, другой – пока мало кому известный джентльмен), двинулись через холл. Их саквояжи снесли вниз слуги минут десять назад. Они забрали с собой все, что могло бы свидетельствовать о случившемся, в том числе и платье Филиппы.

Маркус пытался изо всех сил держаться. Его выдавала только некоторая бледность, которую, впрочем, можно было легко объяснить обильными возлияниями во время праздника. К тому же был еще слишком ранний час, поэтому они благополучно миновали холл и вышли к лестнице, замеченные лишь немногими.

К несчастью, среди этих немногих был лорд Гемпшир, беседующий на верхней площадке лестницы с полусонным лордом Стерлингом и необычно встревоженным Кроули.

Стерлинг выглядел так, словно его только что насильно вытащили из постели, а Гемпшир, казалось, и вовсе не ложился спать. Что и неудивительно после такой катастрофы с его знаменитыми конюшнями. По лицу Кроули было видно, что и он мало спал в эту ночь.

– Табун спасен, хвала Господу, – говорил лорд Гемпшир. – Но вы напрасно полагаете, что я не подниму этот вопрос на ближайшей ассамблее в парламенте и не доведу До сведения начальства в военном ведомстве. Если вы думаете, что я готов проглотить это, то вы просто сумасшедший.

– Но, Бернард, это всего лишь несчастный случай, – пытался умиротворить его Стерлинг.

– Да-а? А как прикажете быть вот с этим? – потрясал лорд Гемпшир куском пергамента перед лицом Стерлинга. – Не-ет, это не несчастный случай! Это диверсия!

– Сэр, – вмешался Кроули, – беспокойство лорда Гемпшира вполне оправданно, особенно если принять во внимание… – Он вдруг заметил, что они уже не одни на лестнице, и замолчал. Следуя за его взглядом, Гемпшир и Стерлинг тоже увидели приближавшихся к ним братьев Уорт.

– Договорим позже… – уловил Маркус последние слова Стерлинга.

Однако лорд Гемпшир был слишком возбужден, чтобы молчать.

– А-а, вот и господа Уорт, вы оба проходите по военной службе, – начал лорд Гемпшир, желая обрести в них единомышленников. – Обратите внимание, джентльмены, что я нашел у своих дверей после всех страшных событий этой ночи.

Он расправил перед ними пергамент. Буквы расплывались у Маркуса перед глазами, но он заставил свои глаза сфокусироваться. В середине аккуратно обожженной по краям бумаги как в рамке были выведены слова: «Vive la France!» – «Да здравствует Франция!».

– Кто это нашел? – спросил Маркус, преодолевая слабость.

– Я, – объявил Кроули. – И это нельзя оставлять без внимания. Мы с вами долгое время работали вместе, Уорт. Я считаю этот текст крайне провокационным…

Бирн решил вмешаться.

– А мне это представляется просто глупой выходкой. Сейчас стало модным списывать все на французов. Вот и катастрофу с банкетом лорда Уитфорда тоже пытаются списать на них, не так ли?

– Именно! – воскликнул лорд Гемпшир. – Это они! Они дождутся, что мы снова ступим на их землю и отодвинем их к Средиземноморью.

– Бернард, – вмешался лорд Стерлинг, – мы привыкли смотреть на них как на своих врагов, но это не может длиться вечно. Я многое еще мог бы сказать по этому поводу, но я слишком мало спал в эту ночь. Да и вы оба, судя по вашему виду, спали не более двух часов. – Он пристально посмотрел на Маркуса.

– Ваша правда, я чересчур увлекся за столом. Выпил пару лишних бокалов и веселился всю ночь. – Он попытался изобразить на своем лице беззаботность. – Ничего, теперь досплю уже дома.

– Вы считаете это благоразумным, мистер Уорт? После такой бурной ночи можно отправиться и попозже… – Стерлинг буквально сверлил его опытным глазом старого разведчика.

– Нас ожидает Грэм, – произнес Бирн. – Его жена Мария снесет нам головы, если мы не явимся, как обещали.

Превозмогая боль, Маркус исполнил безупречный поклон, и они с Бирном стали спускаться вниз по ступенькам.

Маркусу понадобилось все его самообладание, чтобы сохранять равновесие без помощи перил. Он был уверен, что за ними наблюдают, и не хотел выдавать свою слабость. За спиной продолжал раздаваться голос лорда Гемпшира. Он грозил использовать все свое влияние в палате лордов, чтобы расследовать этот случай и, если это действительно французы, вынести на обсуждение в палате вопрос о принятии серьезных мер по ужесточению политики безопасности.

Маркус пытался сосредоточиться на словах и интонации Гемпшира. Он чувствовал, что перед ним еще одна деталь головоломки, и если его догадка верна, неужели все так просто? Но не стоит спешить с выводами. За дверью респектабельного дома он с наслаждением вдохнул чистый и прохладный утренний воздух и, продолжая изображать непринужденную элегантность, взобрался в карету с гербами Уортов, Уже поданную к парадному входу. Когда копыта лошадей зацокали по гравию, он погрузился в блаженное забытье.

Последующие несколько дней слились в какое-то серое пятно. Бирн остановился на холостяцкой квартире Маркуса, оба старательно избегали Грэма и Марию. Последняя постоянно присылала приглашения на домашние обеды, но Бирн хладнокровно отклонял их, ссылаясь на другие, более ранние приглашения. Думала ли та, что это могли быть приглашения от миссис Беннинг, неизвестно. Но, зная о том участии, которое принимала в нем Филиппа, Мария начинала возлагать кое-какие надежды на счастье Маркуса.

Но ничего похожего на личное счастье не наблюдалось в жизни Маркуса. Он посетил врача из своего старого Семнадцатого полка, который наложил ему припарку от пороховой пыли и предписал отдых, потому что временами у него еще возобновлялись приступы лихорадки. И тогда его постель превращалась в ложе пыток. При этом он отказывался от сильных болеутоляющих, желая сохранить в ясности голову. Вначале таких «светлых» часов у него набиралось немного, но он старался провести их с пользой.

Бирн ночами пропадал из дома. Где он бывал, Маркус не знал, а Бирн не считал нужным посвящать его в свои дела. Возможно, он пытался отыскать следы Лорена где-нибудь в районе доков, откуда впервые пришли вести о нем. Что ж, это все же занятие для его активной натуры. А может, ему удалось напасть на след?

Вскоре все прояснилось.

Вернувшись однажды утром, Бирн застал Маркуса сидящим за письменным столом и погруженным в бумаги. Ничем не выдав своего удивления, он поставил на стол большую коробку.

– Завтрак, – буркнул он, выкладывая апельсины, сыр, холодное мясо и хлеб, а также бутылку молока. Поскольку в холостяцкой квартире Маркуса не было кухни, Бирн носил обеды из своего клуба или из дома.

– Благодарю, – произнес Маркус, разламывая хлеб. – Откуда все это добро?

– С рынка на Ковент-Гарден, – доложил Бирн. – Сегодня там большой торговый день. А почему ты не в постели?

– У меня тоже могут быть дела, я работаю, – ответил Маркус.

– Не слишком ли рано? – спросил Бирн, усаживаясь в кресло. – Где я только не рыскал, чтобы найти хоть какой-нибудь след, – все без толку. Но кто-то же строит все эти козни! В обществе неспокойно.

– Разгадка кроется здесь, – произнес Маркус, протягивая ему листок бумаги, где были указаны главные светские мероприятия года. – Задайся вопросом, почему именно эти события стали его мишенью?

– Потому что их устраивают люди, гордящиеся своим патриотизмом, – мгновенно отреагировал Бирн.

– Не только, – возразил Маркус. – Две следующие цели – это Золотой бал в Риджентс-парке и бал Беннинг – носят несколько иной характер. Я думаю, этот лист нужно поделить на две половины. – И он действительно разорвал его пополам, сложив ровно посередине.

– И что же? – усмехнулся Бирн.

– Два первых мероприятия – банкет Уитфорда и бега Гемпшира – носят не просто патриотический характер, их устроители имеют немалую выгоду от своей патриотической деятельности, – пояснил Маркус.

– Совершенно верно, – подтвердил Бирн, нахмурив брови. – Оружейный завод Уитфорда и конный завод Гемпшира – главные поставщики армии его королевского величества.

– А теперь, с окончанием военных действий, их бизнес дышит на ладан, – подвел итог Маркус.

– Не совсем так. Франция все еще не вышла из-под британского влияния, оружие и лошади по-прежнему в цене, – возразил Бирн. – И потом, вряд ли Лорен мог надеяться, что эти его действия нанесут серьезный урон британской армии.

– Именно! – вскричал Маркус. – Что он сделал? Он выкрал пару пистолетов и чертежи и поджег конюшни. Но в Англии существуют сотни ферм, поставляющих лошадей для армии. А чертежи наверняка хранились не в единственном месте и не в одном экземпляре. О пистолетах вообще не стоит говорить. Акции Лорена – это комариные укусы.

– А как же твоя рана? Или ты забыл о ней? – усмехнулся Бирн.

– Я – никто, – отмахнулся Маркус с беззаботным видом. – Он охотился за Уитфордом и Гемпширом. Последний надоел французам своими выступлениями в пользу новых военных авантюр в парламенте. Но ему нужны эти выступления, весь его бизнес построен на войне. – Маркус развернул перед братом «Таймс» и обвел нужную статью.

– Если ты прочтешь следующую страницу, то увидишь, что приняты меры по сокращению численности в Англии французских репатриантов, – продолжил Маркус. – Антифранцузские настроения уже вошли в сознание великосветского общества, и скоро к ним подтянутся средние слои и чернь. Еще один подобный инцидент, и Англия окажется втянутой в новую войну.

– Но зачем? – вздохнул Бирн. – Я уже сыт всем по горло. Полагаю, что и каждый в стране чертовски устал от этой кровавой бойни.

– Но есть люди, которые делают деньги на войне, – напомнил Маркус. – Я бы сейчас хотел знать, кто получает от войны основную прибыль.

– Ты подозреваешь Стерлинга, – констатировал Бирн, просматривая статью о социальной политике в стране.

– Да, – произнес Маркус. – Но мне нужно что-то более весомое, чем мои подозрения. Вообще-то он занимал промежуточную позицию, как Кроули, Филдстон и сотни других людей.

– Да, но он был в конюшнях… – Бирн поднял глаза от газеты. – О его финансовом положении ты можешь справиться у миссис Филиппы Беннинг. Возможно, ей известно даже побольше, чем его счетоводу.

– Нет! – резко буркнул Маркус, уставившись куда-то в стол.

Бирн внимательно посмотрел на него.

– Я понимаю, события в минувший уик-энд сложились далеко не лучшим образом, но они не могли надолго расстроить ее. У этой леди есть голова на плечах, и у нее превосходная память. Ты и сам это знаешь. Она доказала свою полезность в нашем деле, Маркус.

– Я сказал «нет», – повторил Маркус. Но, зная, что для его брата это не ответ, он вздохнул, снял очки и потер усталые глаза. – Дело приняло слишком опасный оборот, и свидетельство тому – мое плечо. Она должна выйти из игры.

Бирн принялся задумчиво катать свою трость между ладоней.

– Ладно, а что с остальной частью листа, которую ты оторвал? – справился он. – Золотой бал в Риджентс-парке и бал Беннинг. Под каким углом ты их рассматриваешь?

– Я… я не знаю, – произнес Маркус. – Мне лишь известно, что это самые привлекательные события светского сезона.

– Прекрасно. Спонсор Золотого бала – британская корона, следовательно, меры безопасности будут на высшем Уровне.

– Это ни о чем не говорит… – возразил Маркус. – Бал-маскарад проводится на открытом воздухе, попасть туда кому надо не составит труда. – Маркус задумчиво потер подбородок. – Подожди… Неужели это может быть… да, вполне вероятно…

Бирн перестал крутить трость и застыл в ожидании.

– Они могут устроить пакость, чтобы поддеть Принни. Если испортят его бал, он потребует немедленного начала военных действий, его политический курс известен всем.

– Прекрасно. И что же они посмеют изобрести на этот раз? Этот вопрос заставил Маркуса задуматься.

– И кто эти они? – продолжал Бирн. – С кем может быть связан этот проклятый Лорен?

Маркус покачал головой.

– Правильнее спросить: кого он нанял? – сказал он и, встав из-за стола, поспешил в спальню.

Через открытую дверь Бирн наблюдал, как он извлекает из шкафа какие-то рваные обноски.

– Что ты собираешься делать? – спросил Бирн, вставая у него за спиной.

– Начать все сначала, – отвечал Маркус, натягивая заношенные коричневые брюки. – У Джонни Дикса была подружка, она была с ним в ту ночь, когда он заполучил этот черный список. Должна же она хоть что-то знать!

– Неужели ты до сих пор не удосужился расспросить ее? – удивился Бирн.

– После убийства Джонни Дикса она растворилась в воздухе. Я ходил в эту пивнушку «Петух и курица», но Марти Уилкинс – может, ты помнишь его по Семнадцатому полку? – сказал, что эта девчонка – Мэгги, как мне помнится, – где-то затаилась, перепуганная убийством Джонни. Никто с тех пор не мог ее отыскать. Но теперь, когда столько времени утекло, возможно, она уже появилась.

– Нет, – мягко произнес Бирн. – Ты не пойдешь.

– Я чувствую себя превосходно, – заверил его Маркус. – Если мне и дальше придется сидеть здесь под замком, я сойду с ума.

– Нет, – снова повторил Бирн. – И потом, твое лицо слишком примелькалось в этой пивнушке. Я пойду туда вместо тебя.

– Но, Бирн… – начал Маркус, но брат сразу же прервал его:

– Пожалуйста, позволь мне сделать это, вспомни наши прежние дела. Ты всегда говорил мне, куда надо идти, где есть информация. Я шел туда, и у меня все получалось.

Маркус помолчал. Они слишком отдалились в этот последний год. И он решил вести собственную игру, не полагаясь на старшего брата, с которым они были заодно всю войну. Их братская дружба дала трещину. Они забыли свои прежние роли. И Бирн переживает это, возможно, намного трагичнее, чем он.

– Возможно, ты и прав, – произнес Маркус. – Займусь-ка я лучше бумагами и начну складывать головоломку, как в добрые старые времена. Это ты Сизый Ворон, а не я. Ты призван спасти сегодняшний день и не допустить позора.

Бирн кивнул, глядя на ворох бумаг на письменном столе.

– Мне нужно сменить одежду, – произнес он, проходя в спальню, где стоял его саквояж.

– А мне… написать письмо, – отозвался Маркус.

– Разумеется, миссис Беннинг?

– С чего ты это взял?

– Так просто подумал, – сказал Бирн, появляясь из спальни в грязных брюках и грубых ботинках, в залатанном сером пальто. В руке – коричневая бутыль, а на голове пыльная шляпа. – Не ты ли недавно сказал, что ее надо вывести из игры? Или я ослышался?

Маркус промолчал.

– Интересно, она сама уже знает, что ты решил избавиться от нее? – спросил Бирн.

Филиппа вошла в Уорт-Хаус в замешательстве, на дрожащих ногах.

Минула почти неделя, а она не имеет никаких вестей ни от него, ни о нем. Придется самой наводить справки. Она чувствовала себя крайне неловко, хотя у нее и было официальное приглашение Марии отобедать у них. К тому же, нет почти никакой надежды застать его в фамильном гнезде.

Так она говорила себе, переступая порог Уорт-Хауса в компании с Тотти, Норой и ее мамой и приклеивая на уста счастливую улыбку.

– Филиппа, зачем мы притащились сюда? – шепнула ей Нора.

– Ах, успокойся! Надо же где-то обедать, – отвечала ей Филиппа. – И потом, эта Мария с ее любовью к сиротам… Она такая славная.

– Мне известно, что благотворительность – это твое новое увлечение. Но леди Уорт… бррр, она такая скучная, такая несветская… Не понимаю, как ты только выносишь ее?

– Нора, Нора, нельзя быть такой недоброй, – произнесла Филиппа, призывая взглядом леди Де Реджис попридержать свою ретивую доченьку. – Я уверена, что ты найдешь манеры леди Уорт совершенно безупречными. («И ее манеры намного лучше твоих», – подумала она про себя.)

– Надеюсь, здесь найдутся молодые джентльмены для моей Норы, – сказала леди Де Реджис.

– О да, – вмешалась Тотти. – У лорда Уорта есть два брата, моложе его. Они оба не женаты.

– Один – длинный, как шнурок, а другой – книжный червь и педант, который цепляется к каждому слову Филиппы, – фыркнула Нора.

– Нора! – попыталась одернуть ее Филиппа. И когда эта девочка успела стать такой резкой и нетерпимой? И как она сама пропустила этот момент в ее воспитании?

– О, продолжай и дальше в таком духе, Филли! – усмехнулась Нора. – И когда только ты успела превратиться в такую благонамеренную зануду? Еще месяц назад ты была бы со мной заодно.

Это было правдой: она отдалилась от Норы и всех остальных. А когда это началось? С той поры, как она узнала Маркуса. Она увидела и оценила его доброту и благородство, его независимый ум, склонный к иронии. Она позволила ему узнать о себе больше, чем любому другому. Он стал ее другом.

А теперь она разрывается на части, не зная, где он и что с ним.

– Филиппа! – воскликнула Мария. – Как же я рада снова увидеться с вами!

Филиппа с удовлетворением отметила, что та последовала ее совету и теперь носила платье теплого оранжево-бежевого оттенка.

– Мария! – воскликнула Филиппа, касаясь губами ее щеки. – Я привела с собой моих друзей, которые сочувствуют вашему благородному делу и могут быть вам полезны. Позвольте вам представить леди Де Реджис и ее дочь Нору. С миссис Тоттендейл вы уже, конечно, знакомы.

Пока дамы обменивались комплиментами, Филиппа оглядывала комнату в поисках знакомой долговязой фигуры с насмешливыми глазами за стеклами очков и добродушной улыбкой. Но его, увы, не было.

Внезапно подала голос леди Де Реджис, словно читавшая мысли Филиппы:

– Я слышала, у вашего мужа есть два молодых и неженатых брата. – Она отнюдь не считала нужным скрывать свои намерения, ее цель – поиски достойного супруга для прекрасной доченьки. – Сегодня вечером они здесь присутствуют? – осведомилась она, оглядывая гостиную.

– Боюсь, что нет, – улыбнулась Мария. – Молодые мужчины… вы понимаете. Я не могу пригвоздить их к семейному гнезду.

– Их… их нет? – озадаченно спросила Филиппа. – Ни одного из них?

Мария смотрела на нее с непонятной усмешкой.

– К несчастью, я не видела Маркуса с прошлого уикэнда. Бирн как-то раз наведался отобедать, но и только…

Опасаясь лишних ушей, Филиппа бросила в сторону Тотти встревоженный взгляд. Та мгновенно поняла, в чем дело, и, взяв леди Де Реджис под руку, повела ее к столику с прохладительными напитками. Нора, в свою очередь, перепорхнула поближе к кучке джентльменов в дальнем углу.

Если нет молодежи, придется попрактиковаться на папочках, вероятно, решила для себя она.

– Мария, – произнесла Филиппа шепотом, – я тоже не видела Маркуса с прошлой недели.

– В самом деле? – встревожилась Мария. – Прошу прощения, но мне показалось, что он… как бы это сказать… проводит время в вашей компании. Я говорю о последнем времени.

– Я понимаю, вы заметили, что мы с Маркусом стали друзьями. Скажите, он ведь не мог уехать из Лондона, не предупредив вас?

– О нет! Особенно если учесть то, что он так увлечен вами…

Щеки Филиппы покрылись румянцем, но у нее не было желания тратить время на пустые разговоры.

– Я надеюсь, что с Маркусом, да и с Бирном, конечно, ничего не случилось, – в замешательстве произнесла Филиппа.

Мария взяла Филиппу под руку и отвела в угол зала.

– Во время войны Маркус и Бирн были в армии. Полагаю, это вам известно, – произнесла она и, дождавшись кивка Филиппы, продолжила: – Иногда мы с Грэмом довольно длительное время не получали от них никаких вестей. Потом мы с ним решили, что отсутствие вестей – это уже хорошая весть. Возможно, и теперь Маркуса задержали какие-то дела, которые он не афиширует. Это все, что я могу вам сообщить.

Филиппа помолчала, чтобы переварить услышанное.

– Отсутствие вестей – хорошая весть, – повторила она.

– Именно, – подтвердила Мария с улыбкой и добавила: – Но если вы чувствуете потребность известить его о чем-то, я буду счастлива сообщить вам его холостяцкий адрес.

– Да-да, – поспешно согласилась Филиппа. – Я отправлю к нему посыльного с запиской.

Но тут прозвенел звонок к обеду, и обе дамы направились в столовую. Филиппе было нелегко вытерпеть весь этот монотонный обед. Она с нетерпением ждала того момента, когда будет прилично удалиться.

И такой момент настал, когда после обеда леди и джентльмены разделились на две партии. Она не стала притворяться больной, чтобы не подумали, будто она отравилась чем-то за обедом. Она просто оставила записку дворецкому, попросив вручить ее Марии не раньше чем через пять минут.

Ровно через пять минут Марии была вручена записка, прочитав которую, она поспешно воскликнула:

– О нет!

Все головы мгновенно повернулись в ее сторону.

– Филиппа, дорогая, боюсь, что у вас дома… не вполне благополучно.

– У меня дома? – Филиппа поспешно отняла у нее бумажку.

– Кто-то пытался проникнуть в ваш дом и разбил стекло, – объявила Мария присутствующим.

– Это ужасно! – воскликнула Филиппа. – Наверное, опять эти французы… Интересно знать, что они там у меня испортили?

Леди вокруг затрепетали и вскрикнули.

– Полагаю, это связано с моим балом Беннинг, – произнесла Филиппа. – Кому-то не дают покоя мои маскарадные секреты.

Упоминание о бале вызвало новый всплеск тревожных голосов.

– Мария, надеюсь, вы извините меня, но я должна срочно повидаться со своим дворецким, – произнесла Филиппа.

– Конечно, конечно… – торопливо проговорила Мария, вставая одновременно с Филиппой. Поцеловав ее в щеку, она шепнула ей на ухо: – Браво, вы молодец.

Тотти поднялась, чтобы сопровождать ее, а вместе с ней встали и Нора с леди Де Реджис.

– О, ни в коем случае! – запротестовала Филиппа. – Нора, леди Де Реджис, вы непременно должны остаться. Я вовсе не хочу, чтобы из-за моих неприятностей у вас был испорчен вечер.

– Но мы ведь приехали в твоей карете, Филиппа, – напомнила Нора с некоторой напряженностью в голосе.

– Все отлично уладится, дорогая, – вмешалась леди Херстон. – Вы ведь собирались отсюда ехать на вечер к Блэквеллам? Я тоже. Мы отлично поместимся в моем четырехместном ландо.

Успокоенные этим, Нора и леди Де Реджис остались на своих местах. Филиппа с Тотти направились к дверям.

Откинувшись на подушки, Филиппа какое-то время наслаждалась вечерней поездкой по фешенебельным окрестностям Лондона. Потом, с досадой поморщившись, посмотрела на Тотти:

– Дорогая, я намерена попросить вас об одолжении. Я высажу вас у дома, а дальше отправлюсь одна.

Тотти спокойно смотрела на нее, как бы ожидая объяснения.

– Умоляю, не надо спрашивать меня ни о чем. И еще одна просьба. Когда вы окажетесь дома, разбейте окно. Какое-нибудь небольшое, снизу в торце.

Тотти с большим подозрением посматривала на нее.

– Мне нет необходимости задавать вам вопросы. Я не слепая и не глупенькая, знаете ли. Я знала, куда вы отправитесь, еще раньше вас.

Филиппа слегка сжала ее руку, когда кучер остановился перед домом. Лакей отворил дверцу кареты и помог Тотти спуститься. Филиппа окликнула ее:

– Тотти!

Та обернулась.

– Спасибо, – сказала ей Филиппа с открытой улыбкой. Тотти махнула рукой:

– Молодые люди, когда влюбляются, всегда думают, что у них все иначе, чем у других. Но все они как на ладони. – Отпустив руку лакея, она подняла камешек с дорожки, усыпанной гравием. – А вот и то, что нам нужно, та-та-та! – закричала она и побежала на задворки дома.

Филиппа побледнела: оказывается, она влюблена? Интересно, что вкладывает в это понятие Тотти? Сердце ее учащенно билось, когда карета увозила ее дальше в вечернюю мглу.

Маркус Уорт совершенно не предчувствовал, кто окажется у дверей его дома в этот вечер. А раз так, он решил улечься в постель, чтобы поднабраться сил к появлению Бирна. Возможно, он вернется с информацией, которая потребует физических усилий от них обоих.

Но прежде ему предстояло закончить письмо к Филиппе. Он начинал его по-разному уже двенадцать раз, всякий раз изнывая от неуклюжести своих оборотов и ничтожности доводов. Последний вариант вышел самым неудачным.

«Дорогая миссис Беннинг, – все его варианты начинались с этого почтительного обращения, – благодарю вас за вашу неоценимую помощь при нашей последней встрече. Это было так великодушно с вашей стороны». Великодушно. Она извлекла пулю из его плеча. Она, которая и ран таких никогда не видела, а он называет это великодушием. Нет, он просто смешон с этой своей благодарностью!

Маркус потер усталые глаза. Ну как он скажет ей, что они больше не должны видеться? «Вы были так добры, но больше ничего от вас не нужно»? Как он напишет ей это, если только и думает, как бы ее увидеть? Он и письмо это выдумал, потому что не может отделаться от мыслей о ней.

Ситуация слишком опасная, ей следует это понять. Авантюрная жилка в ней сильна, но все же она разумная и весьма практичная леди, а потому должна прислушаться к его доводам.

И угораздило же его влюбиться в эту леди! С самого начала она смотрела на него свысока, его статус в обществе был совсем не привлекателен для нее. Пусть же все так и останется.

Маркус встал и принялся расхаживать босым по своему кабинету.

Но разве можно забыть, как она отвечала на его поцелуи в конюшнях Гемпшира, как обнимала его, каким покорным было ее тело, пьяное от любви?! Но с другой стороны, как можно простить ей увлечение этим пустым маркизом? Нет, Маркус Уорт и Филиппа Беннинг – две разные планеты, и они должны вернуться на свои орбиты.

Он снова уселся за стол и положил перед собой чистый лист. Вернув очки на нос, принял сосредоточенный вид.

Его отвлек стук бронзового молотка у входной двери. Он передвинул бумаги на столе и, пройдя по коридору, распахнул входную дверь.

Все застилала пелена моросящего дождя. Но все же он заметил, как радужно переливаются капельки на ее кружевной накидке. Она продолжала стоять, молча, уставившись на него своими огромными синими глазами.

– Привет, – наконец произнесла Филиппа мягко и устало.

– Привет, – отозвался он.

Ее взгляд скользнул по его фигуре, и он внезапно осознал, что халат у него расстегнут и на ногах ничего нет.

– Что вы здесь делаете? – буркнул он, заставив ее перевести взгляд на его лицо.

– Могу я… войти? – спросила она. Уголки ее губ нервно подергивались, она хотела улыбнуться, но не могла.

Маркус продолжал стоять, вперив взгляд в свои босые ноги. Между тем дождь уже перешел в настоящий ливень. С козырька подъезда и с накидки Филиппы стекали струйки воды. Холодные брызги, попавшие на него, привели Маркуса в чувство. Каждый нерв в его теле ощутил ее присутствие. Он отступил назад, молча предлагая ей войти.

– Благодарю вас, – произнесла она. Приятное тепло окутало Филиппу, когда она вошла в кабинет и протянула к огню руки в перчатках. Маркус застыл у двери, ожидая ее дальнейших действий.

– Зачем вы здесь? – произнес он, наконец, каким-то тихим, испуганным голосом.

– Я… хотела убедиться, что с вами все в порядке, – запинаясь, произнесла она. – Почти целую неделю я не получала от вас никакого известия. Я не знала, все ли у вас хорошо.

– Все прекрасно, нет нужды беспокоиться, – ответил он, скрещивая руки на груди.

– Нет нужды беспокоиться?! – вскричала она с истерическим смешком. – Когда я оставила вас на время, вы находились в бессознательном состоянии. А утром вы внезапно исчезли, не соизволив даже предупредить меня. Ни слова, ни записки – ничего. Проходит неделя, а я по-прежнему ничего не знаю о вас. А ваше состояние тогда давало мне большой простор для размышлений.

– Я в порядке, – произнес Маркус, – и весьма благодарен вам за вашу неоценимую помощь. Но отныне и впредь вы больше не должны беспокоиться о моем состоянии. Это вас не касается.

– Что… что вы несете, Маркус? Как это – не касается? Я полагала, что мы стали друзьями…

– Между нами существовало деловое соглашение, но теперь я решил положить ему конец, – холодно проговорил он.

Филиппа замерла, не веря своим ушам.

– Вы… вы решили положить конец, не спросив меня? – обрела она, наконец, дар речи. – Вы не смеете так поступать! Маркус, Бога ради! Ведь в вас стреляли…

– И так же легко могли подстрелить вас! – воскликнул он, приближаясь к ней. – Эта пуля могла ранить вас, ранить, убить точно так же, как и меня. Я не имею права вовлекать вас и дальше в эту игру. Разве этого вы хотели, договариваясь со мной? Нет, вы были намерены лишь обеспечить мне пропуск на ваши светские рауты. Кто вас просил бежать за мной в тот вечер?! Как вы могли отважиться на такой шаг?! – Он уже не думал о том, как он выглядит, расхаживая босиком, и едва не срывался на крик. – Вы должны прекратить это! Вы не должны приближаться ко мне!

Она кивнула. Одинокая слезинка поползла у нее по щеке.

– Если вы увидите меня идущим по одной стороне улицы, вы должны перейти на другую. Вам ясно?

Она снова кивнула. В комнате было слышно только его тяжелое дыхание и тиканье часов.

– Филиппа, – снова заговорил он, уже спокойнее, – Филиппа, почему вы все еще здесь?

Их глаза встретились. Он видел происходящую в ней борьбу – между покорностью и решимостью, между желанием уйти и остаться…

А затем она пересекла комнату и поцеловала его.