Глава 7

Лорд Килкерн, похоже, счел, что Роза выдержала испытание: еще до конца недели он принял приглашения на два званных вечера, в оперу, на фейерверк в Воксхолл-Гарденз и на первый большой бал сезона. После этого приглашения посыпались градом, возможно, потому, что всем и каждому хотелось лично лицезреть возвращение Люсьена Балфура в высшие круги, которые он когда-то так бесцеремонно покинул. Одна Александра знала, что граф об этом и не помышляет, а лишь дает Розе шанс утвердиться в свете. Само по себе это было неплохо, вот только он и не подумал посоветоваться, принимая приглашения, чем раздосадовал ее сверх всякой меры. В свет можно ворваться кометой, но куда разумнее делать в нем шаг за шагом, подниматься со ступени на ступень — только это обеспечивало прочный успех. Очевидно, ему хотелось поскорее сбыть с рук кузину.

Александра рассердилась настолько, что три дня демонстративно избегала Люсьена. Она твердила себе, что причина именно в этом, и ее нежелание встречаться с ним никак не связано со сценой у него в кабинете. Он вбил себе в голову сделать ее своей любовницей, но это же нелепо! Как личность Люсьен Балфур ей глубоко несимпатичен! Он выразил желание учиться манерам, а сам пытается дать ей уроки бесстыдства!

С Шекспиром на поводке Александра отправилась на раннюю утреннюю прогулку. На лестнице ее взгляд наткнулся на портрет Джеймса Балфура. Между ним и Люсьеном было заметное сходство, но этот молодой человек был таким приятным и улыбчивым, что так и хотелось улыбнуться ему в ответ. Лицо у него было открытое, взгляд спокойный — ни следа мрачной тайны, составлявшей своеобразный шарм нынешнего лорда Килкерна.

— Что вы пытаетесь там высмотреть?

— Боже! — Александра вздрогнула от неожиданности и схватилась за сердце. — Милорд, вы меня напугали до смерти!

— Сами виноваты. Я топал как слон.

Она решительно не могла вообразить этого человека топающим — ни при каких обстоятельствах.

— Вы не собираетесь извиниться, милорд?

— За вашу рассеянность?

— Вы что-то рано поднялись.

— Беру пример с вас.

— Мы идем на прогулку.

— Кто — мы? Не вижу ни Салли, ни Мэри. — Граф подошел ближе.

— Салли появится с минуты на минуту.

— Жаль.

Он протянул руку, явно намереваясь погладить ее по щеке, но Александра успела отступить.

— Лорд Килкерн, я хочу прояснить одну важную вещь.

— Сперва проясню я. Я хочу вас, Александра, желаю безумно. Однако я не животное, чтобы на вас набрасываться. Какое-то время я буду просить — по крайней мере еще несколько раз, потом просить придется вам.

Люсьен улыбнулся одной из своих непонятных улыбок, которые так отличали его от добродушного Джеймса.

— Ваши поцелуи… — начала Александра, не зная точно, что собирается сказать.

— Что же?

— Вы слишком много о себе возомнили?

— И не без оснований.

Он приласкал Шекспира, который пришел от этого в полный восторг, и начал спускаться по лестнице.

Какое-то время Александра стояла, словно приклеенная к месту, стараясь выровнять дыхание. Люсьен думал, что шокировал ее до глубины души. Вовсе нет, но он ее взволновал. Уроки хорошего тона не шли ни в какое сравнение с уроками бесстыдства.

Наконец она двинулась следом за ним, и в этот момент в холле появился Уимбл, держа наготове плащ графа.

— Отправляетесь по делам, милорд? — спросила Александра, надеясь перейти на более официальный тон. — Для верховой прогулки рановато.

— Я приглашен на пикник. — Люсьен внимательно оглядел ее и усмехнулся. — А вы, похоже, снова ревнуете.

Она вспыхнула, бросила вороватый взгляд на дворецкого, сохранявшего непроницаемое выражение на лице, словно он был глухим, и попыталась шуткой разрядить атмосферу.

— Вот, значит, на что вы променяли обязанности по отношению к своим близким?

— И променяю еще не раз! — отрезал Люсьен, мрачнея. Уимбл отворил дверь, и граф вышел, не сказав больше ни слова.

— Пикник… — задумчиво повторила Александра. — В шесть утра? Что за шутки!

— Я сам видел, как кухарка укладывала корзину, — неожиданно произнес Уимбл. — Бартлет отнес ее в фаэтон. Пойду узнаю, где задержалась Салли.

— Не затрудняйтесь! — запротестовала Александра, несколько смутившись, и, не в силах справиться с любопытством, заметила: — Мне все-таки кажется, что для пикника это слишком ранний час.

— Граф выехал на весь день и вернется только к ужину.

Очевидно, пикник затевается где-то в отдалении… или у его милости дела в городе и не будет времени заехать за корзиной. Лорд Килкерн не ставит слуг в известность о своих планах.

Наконец подошла Салли, и они отправились на прогулку по аллеям Гайд-парка, которая, однако, не помогла Александре развеяться. К счастью, по возвращении ей удалось спокойно переодеться, но тут же в дверь влетела расстроенная Роза.

— Лекс, Лекс! Мама хочет, чтобы я ехала в Воксхолл в новом зеленом платье!

— Доброе утро, мисс Делакруа! — сказала Александра самым безмятежным тоном и сделала изящный реверанс.

— Ох, прости! Доброе утро, мисс Галлант.

Роза присела в ответном реверансе и смахнула слезу.

— А почему бы тебе не поехать в зеленом? Возьми с собой теплую шаль. Идем, пора завтракать. Я думала, ты уже перестала плакать по пустякам.

— Но, Лекс, если я поеду в зеленом, то на бал к Пембрукам мне придется надеть розовое, и тогда кузен откажется со мной танцевать!

Александра сдвинула брови — она решительно не понимала, в чем проблема.

— Он что-то имеет против розового платья? — осторожно спросила она.

— Люсьен ненавидит розовый цвет! Он говорит, что это наводит его на мысли о фламинго! — Закрыв лицо руками, девушка зарыдала, выкрикивая сквозь слезы: — А я даже не знаю, что такое фламинго!

Ну и ситуация! Лорд Килкерн дал понять, что не желает усложнять кузине жизнь, без нужды расширяя ее кругозор. Речь шла о разговорном французском, музыке, правилах хорошего тона, но никак не о зоологии.

— Фламинго — это такая птица, — наконец проговорила Александра, увлекая свою подопечную в комнату для завтраков. — Если будешь часто плакать, глаза покраснеют, а лицо может пойти пятнами. Это испортит твою внешность.

Роза тотчас перестала рыдать, испуганно вытерла слезы и бросилась к ближайшему зеркалу, надеясь убедиться, что ее внешности не нанесен непоправимый урон. Это лишило Александру возможности продолжать расспросы.

— Чем займемся сегодня? — спросила она за завтраком. — Поскольку лорд Килкерн отбыл на весь день, а твоя матушка до обеда не покинет своей комнаты, дом в нашем полном распоряжении.

— Будем учиться вальсировать.

— Но ты уже превосходно вальсируешь, Роза. Запомни, тебе не придется танцевать вальс до тех пор, пока ты не будешь официально принята в свете, то есть не раньше, чем тебя представят ко двору…

— А этого не случится, пока мне не будет полных восемнадцать! Да помню я, помню! Все это просто глупо. Еще две недели между небом и землей! Чего ради? Неужели нельзя сделать исключение для кузины лорда Килкерна?

— Исключений не делается ни для кого, — строго сказала Александра — ее удивила эта неожиданная вспышка самоуверенности.

— А мама говорит…

— Ах, мама! Я могла бы догадаться.

— О чем? — Роза перестала грызть персик и неуверенно уставилась на нее.

Александра сообразила, что подумала вслух.

— Не важно, — вздохнула она. — Меня тревожит твой французский. Вот и предмет для занятий…

— Но это все так скучно! Французский, этикет, фортепьянные пьесы, кадриль! Неужели нет ничего поинтереснее?

— Поинтереснее будет завтра у Харгроу и послезавтра на фейерверке в Воксхолл-Гарденз. Впрочем, решать тебе. Не я же хочу замуж за аристократа…

— Но я не люблю французский, Лекс, у меня нет к нему способностей. Мисс Брукхоллоу махнула на меня рукой, когда за полгода мы освоили только «je m’apelle Rose»

Александра улыбнулась — акцент у ее подопечной действительно был ужасающий.

— По крайней мере хватит и дня, чтобы ты усвоила азы. Большего не потребуется.

— Ах, у меня разболелась голова!

— Ничего страшного! — решительно возразила Александра, хотя ее голова болела вот уже полчаса. — Начнем сразу после завтрака.

— Ну хорошо, хорошо. А как выглядит эта птица — фламинго?

— Хм… длинная, голенастая, вся розовая. Розовый цвет перьев — следствие поедания креветок, которые…

— А фламинго похожи на лебедей, хоть немного?

— Немного похожи, но у них длинный загнутый клюв. Фламинго живут…

— Длинный загнутый клюв? — Роза вдруг горько разрыдалась.

— Вот чертовщина! — Александра придвинулась ближе. — Помни про красные глаза! Про лицо в пятнах!

— Где мой племянник? — раздалось от двери, и в комнату торжественно вплыла Фиона. Ее седые волосы, подкрашенные хной, короной торчали во все стороны.

— Доброе утро, миссис Делакруа… — произнес, входя за ней, Уимбл.

— Ничего доброго в этом утре нет! Где племянник?

— Уехал час назад, — сообщила Александра, в то время как дворецкий поспешил ретироваться.

— Разумеется, на тот пикник, где будет дочь маркиза! Мне все известно! Меня не проведешь! Бездушный, черствый человек! Покинул нас с Розой на произвол судьбы, чтобы развлекаться с посторонними! Я потрясена, шокирована, убита!

— Полагаю, что…

— Не пытайтесь меня утешить, это невозможно! Ничего, рано или поздно слезы моей дочери растопят лед в его черном сердце! — С этими словами Фиона покинула помещение и удалилась к себе, по пути громко требуя горячего шоколада и булочек, которые одни способны были успокоить ее нервы.

Александра ощутила острую нужду в стакане бренди. Поскольку граф так и не вернулся, после ужина ей пришлось заступить на пост компаньонки миссис Делакруа — это вылилось в двухчасовой пересказ сплетен и новую обличительную речь, на сей раз по поводу вторжения извращенных французских нравов: каприз моды предписывал надевать сорочку влажной, чтобы платье лучше подчеркивало формы.

Наконец испытание закончилось. Александра укрылась в библиотеке со стаканом подогретого молока и книгой стихов Байрона. Уйти к себе она не могла, так как ей необходимо было видеть графа. То, что он замыслил, уже не пугало, а влекло ее. Не то чтобы она собиралась пойти у графа на поводу, но…

— Мне и в голову не приходило, что Байрон по душе молодым одиноким женщинам.

Александра чуть не подпрыгнула, но быстро взяла себя в руки, хотя это оказалось и непросто под направленным на нее испытующим взглядом.

— Мужчины вообще мало знают о женщинах, милорд. Как прошел пикник?

— Я не в восторге. А как обстановка здесь, в гнезде гарпий?

— По-моему, весьма продуктивно. Теперь мне известно, что ваша тетушка не одобряет новую светскую моду носить сорочку влажной.

— А по мне, это первая удачная идея со времени амазонок, обнажавших одну грудь. — Граф уселся напротив нее. — Что, Роза готова к завтрашнему вечеру у Харгроу?

— Этим вопросом надо было задаваться, принимая приглашение, — с вызовом заметила Александра и отложила книгу.

— Простите, мне не пришло в голову посоветоваться с гувернанткой. — Он беззлобно усмехнулся. — Если вас это утешит, я учел все, что касается моей дорогой кузины и даже моей дорогой тетки.

Мимолетное раздражение заставило Александру нахмуриться. Лорд Килкерн ничего не делал просто так, вот и сейчас этот человек нарочно играл в надменность. Не потому ли, что напрашивался на резкости? Очевидно, ему это нравилось. Что ж, пусть получает то, чего так жаждет.

— Кстати, о пикнике. Неужто вы решили подорвать свою репутацию, появляясь в обществе приличных людей?

— Все, что угодно, лишь бы улизнуть из дома. — Люсьен вздохнул, откинулся в кресле и устремил на Александру испытующий взгляд из-под полуопущенных век. — Вы уже обдумали мое предложение?

Ее сердце сжалось. Боже, она не могла думать ни о чем другом весь этот день!

— Уверен, что обдумали. И каков же ваш ответ? Раз за разом готовя юных леди к браку, вы не можете не задумываться над тем, что он сулит.

— Вы предложили мне вовсе не брак, милорд! — отрезала она, снова раздражаясь.

— Хоть раз назовите меня Люсьеном.

— Зачем?

— Хочу слышать, как это прозвучит в ваших устах.

Александра сменила позу, стараясь принять непринужденный вид. Внешне это был мирный разговор у камина, внутренне — яростный поединок личностей.

— Очевидно, вы привыкли получать все, чего ни пожелаете.

— Тоже мне, новость! Лучше скажите обо мне нечто такое, что является для меня тайной!

Александра собралась ответить, но вовремя заметила, как подобрался ее собеседник. Ей вдруг пришло в голову, что хищник изготовился к прыжку и что нужно поскорее отвлечь его.

— Извольте. Вы не так циничны, как пытаетесь показать.

— Да неужто?

— Законченный циник не может быть так щепетилен в выборе невесты.

— Я потрясен этим откровением до глубины души, — Граф лениво прикрыл глаза.

— Скольких кандидаток вы уже опросили? — настаивала Александра.

— Трех, в том числе одну сегодня. Очевидно, моя разборчивость проявляется в том, что я не беру первую попавшуюся, даже ни разу с ней не переговорив.

Да уж, чем-чем, а щепетильностью тут и не пахнет. Александра невольно улыбнулась.

— Это что-то вроде интервью, верно? С какой целью?

— Чтобы случайно не жениться на круглой дуре и не произвести затем на свет круглых дураков.

— Вот видите! Законченный циник считает любую женщину круглой дурой от рождения и до смерти.

— Значит, с моей стороны это все, что угодно, только не холодный расчет? — с любопытством спросил граф.

— Именно так. Вы перебираете кандидаток, потому что надеетесь рано или поздно найти подходящую.

— Подходящую в каком смысле?

— Во всех: как подругу жизни, как мать ваших детей, как…

— Не детей, а ребенка — перебил он. — Одного вполне хватит. А подруга жизни мне ни к чему — я предпочитаю друзей.

— Но супруги поддерживают друг друга, помогают друг другу…

— Благодарю, я как-нибудь справлюсь сам.

— Вы меня дразните! — воскликнула Александра. — Это не дискуссия, а попытка сбить с толку!

— Ничего подобного. Если уж на то пошло, с толку сбиваете вы.

— Значит, по-вашему, будучи женщиной, я хороша только для деторождения?

— Для этого я подыскиваю жену. Насчет вас у меня совсем другие планы.

— Довольно! — Александра вскочила. — Кто воспитал вас, милорд? Стадо животных?

— В некотором роде. Череда гувернеров и наставников.

— Да, я слыхала, что ваш отец был… не совсем благоразумен в личной жизни…

— Я его мало знал — видел раз пять, не больше, по крайней мере лет до восемнадцати.

— Вот как… — Александра смутилась и снова опустилась в кресло, невольно вспоминая своего доброго заботливого отца.

— Вы подыскиваете ко мне ключик — это так, мисс Галлант? Увы, его не существует. — Граф повел плечами и поднялся. — Доброй ночи.

— Так спор окончен? — изумилась она. — Вы сдаетесь?

— У меня нет привычки сдаваться.

— Значит, отступаете!

— Не играйте с огнем, Александра, — он подошел к ней вплотную, — иначе обожжетесь!

Без дальнейших слов граф рывком поднял ее из кресла и начал целовать. Все едкие замечания, все разумные доводы покинули ее, сознание помутилось, остались только чувства. Если это называлось «обжечься», она ничуть не возражала. Не потому ли все, кто воспевал страсть, называли ее обжигающей?

Сама того не замечая, Александра обвила руками шею Люсьена. Он осыпал поцелуями ее шею, плечи, она все больше ощущала его нарастающее возбуждение и жаркую влагу у себя между ног.

— Нет, нет! Довольно! Перестань!

— Тогда отпусти меня… — чуть отстранившись, сказал он вполголоса, не то насмешливо, не то умоляюще.

Александра сообразила, что одной рукой комкает его рубашку, а другой пытается погладить густые волосы у него на груди. Она отдернула руки. Пару минут они оставались в той же позе, потом объятия разжались.

— Вы — весьма необычная женщина, мисс Александра Беатриса Галлант, — медленно произнес граф и вышел.

Едва дверь за ним закрылась, девушка рухнула в кресло. Все ее тело нетерпеливо ныло, чего-то требуя. Она не знала точно чего, зато хорошо знала, что означает прощальная фраза Люсьена: любая другая до нее сдавалась немедленно, после первого же поцелуя. Но ведь и она хотела сдаться, жаждала этого, мечтала ощутить его руки на своем обнаженном теле…

Некоторое время спустя Александра не без усилия поднялась и направилась в свою комнату. Уединение — вот что было ей нужно, чтобы разобраться в себе. Примерно четверть часа она мерила шагами свою роскошную спальню, по пятам преследуемая встревоженным терьером. За это время ей удалось понять по крайней мере три важных момента: во-первых, Люсьен Балфур был более джентльменом, чем утверждал, иначе он не уступил бы ее желанию положить конец интимной сцене, во-вторых, он не просто играл с ней, как кот с мышью, но в самом деле увлекся ею всерьез, в-третьих, он хранил какую-то тайну. Какую — это ей еще предстояло выяснить.

Люсьен смотрел в окно кабинета и рассеянно слушал ежемесячный отчет мистера Маллинса с приложенной к нему суммой издержек. Он ценил семейного нотариуса, против воли восхищаясь его трудолюбием и мягкосердечием, а потому, словно желая это скрыть, обычно придирался к каждому его слову. Однако на этот раз Люсьен знал, что смолчит, даже если мистер Маллинс внезапно перейдет на древнекитайский. Причина в том, что он совсем размяк, в тридцать два года стал ничем не лучше деда по материнской линии, давно уже пораженного старческим слабоумием. Прежний Люсьен Балфур ни за что не остановился бы с женщиной на полпути — наоборот, стоило ей запротестовать, как он удваивал напор. Почему же он снова дал ускользнуть Александре, ведь рано или поздно она бы уступила, сама, по собственной воле. Почему вместо ночи страсти он провел пустую и бессонную, одинокую ночь?

Он всегда достигал желаемого, в этом был неписаный закон его жизни. Но вот явилась Александра Беатриса Галлант и установила новый свод правил, которые ему по какой-то необъяснимой причине нельзя было ни переступить, ни обойти. Более того, он не мог выбросить эту женщину из головы, а потому оставалось только играть по ее правилам. Возможно, она была не так уж далека от истины, когда назвала его щепетильным.

— Так вы одобряете, милорд?

— Что? Ах да… разумеется, одобряю. Всецело.

— Как это неожиданно и… приятно!

Нотариус удалился, а Люсьен вернулся к созерцанию, но прежде чем он успел погрузиться в очередную нескромную фантазию, в кабинет влетел восторженный ком белого меха и уселся у его ног, виляя хвостом.

— А, Шекспир! — граф наклонился, чтобы приласкать собаку.

— Куда ты, вернись сейчас же! — раздалось от двери. Александра не сразу заметила склоненного хозяина, а заметив, застыла на месте.

— Доброе утро, мисс Галлант, — приветствовал ее Люсьен, сразу оживляясь.

— Доброе утро, милорд! Прошу прощения, я оставила дверь приоткрытой, и Шекспир улизнул. Больше этого не повторится.

— Кому понравится сидеть целый день взаперти. Пусть себе обследует дом, все равно он лучше воспитан, чем мои родственницы.

— Это весьма великодушно с вашей стороны, но миссис Делакруа недолюбливает Шекспира.

— Тем более стоит дать ему свободу.

— Следовало бы осудить вас за это, но я не могу, — с улыбкой призналась Александра. — Все, что идет на пользу моей собаке, приемлемо и для меня.

— Почему бы вам не улыбаться почаще?

— Назовите мне причину.

— То есть… ваше счастье целиком и полностью зависит от того, что я скажу?

— От того, как часто вы идете на уступки.

— Тогда мы с вами в одинаковом положении! Ваша уступчивость может сделать меня совершенно счастливым.

— Сожалею, но в таком случае, милорд, счастливым вам не бывать! — отрезала Александра и пошла к двери.

— Вы уверены? Прошлой ночью я был на полдороги к счастью.

— Вот и лелейте этот момент в памяти, — заметила она едко, — насколько я помню, от супружества вы счастья не ждете. Мне заранее жаль вашу жену.

— Неужели вас шокирует мое отношение к браку?

— Еще как! Если вы решитесь взять в жены женщину хотя бы с зачатками ума, советую не открывать ей своих чувств — вернее, их полного отсутствия.

Как ни странно, это уязвило Люсьена.

— Хорошо, я так и поступлю. А вам бы лучше сосредоточиться не на моих недостатках, а на подготовке к браку моей кузины.

— Как прикажете, милорд.

Александра взглядом дала понять, что со стороны Люсьена было непорядочно так откровенно напомнить о разнице в их положении. Однако это не был намеренный ход — в ее присутствии он все больше терял ясность ума и бойкость языка, потому и опускался до неразборчивости в средствах.

Независимо вскинув голову, Александра увела Шекспира и весь оставшийся день сторонилась графа, так что обедать он отправился в «Будлс», где обнаружил виконта Белтона и присоединился к нему.

— Что-то тебя совсем не видно в последнее время, — заметил Роберт, поздоровавшись.

— Да и тебя тоже.

— Верно. Я не вылезал из дому с самого приезда матушки. — Он подождал, пока лакей нальет вина и отойдет к другому столику. — Пришлось выслушать все провинциальные сплетни.

— Что-нибудь занимательное?

— Ни словечка? В Лондоне жизнь куда интереснее — столько событий!

— Назови хоть одно. — Люсьен рассеянно разглядывал вино на свет.

— Пожалуйста! Один известный холостяк нанял в гувернантки к своей юной и невинной кузине развратницу, на совести которой убийство.

Люсьен едва не поперхнулся вином.

— Такие ходят слухи, — поспешно добавил Роберт. — Еще говорят, что трудно решить, кто красивее, кузина или гувернантка. Эта женщина должна быть поистине роковой, чтобы означенный холостяк решился рискнуть жизнью ради обладания ею. «Обладать» в данном случае — это «иметь в своем распоряжении». Тонкая игра слов.

Первым порывом Люсьена было грудью встать на защиту мисс Галлант. Потом ему захотелось смеяться. Обладать Александрой! Этого не дано никому.

— Некий холостяк, — начал он с усмешкой, — нанял означенную особу потому, что счел наиболее подходящей кандидатурой на эту должность. Если ты хотел задеть меня, Роберт, забудь об этом. Мне наплевать на слухи.

— Не задеть, а поставить в известность. И хотя мне мало верится в твой неожиданный приступ деловой сметки, я принимаю объяснение.

— Кстати, ты-то совсем неплохо выглядишь, — заметил Люсьен раздраженно.

— Мне удалось хорошо выспаться, и только поэтому я способен так долго терпеть твое общество. Пожалуй, я еще минут пять протяну за одним столом с тобой, дружище.

— Тогда сделай одолжение и объясни, каков был, по-твоему, мой мотив.

— Изволь. Твоя кузина хороша собой, но так несносна и так плохо воспитана, что понадобился пример для сравнения, на фоне которого она бы выигрывала, — вот ты и нанял женщину, которую считают преступницей, к тому же ослепительно красивую, чтобы перепало и тебе самому.

— Что ж, разве я не гений?

— Ты дьявольски изворотлив!

— Благодарю.

Люсьен не стал вдаваться в детали, тем более что версия Роберта была почти прямым попаданием. Роль дьявольски изворотливого человека импонировала ему гораздо больше, чем роль мямли и недотепы.

— Я теперь страшно сожалею, — продолжал Роберт, — что не явился к Говардам. Впрочем, не я один нахожусь во власти сожалений. Могу прозакладывать тысячу гиней, что на следующем вечере, куда ты приглашен, никто не скажется больным.

— Хорошо бы, чтобы главной приманкой стала моя кузина, а не ее гувернантка, — буркнул Люсьен.

— Приманкой будет каждый по-своему, даже ты. — Роберт засмеялся. — Между прочим, открой секрет своего обаяния, в связи с женитьбой он мне нужен позарез! На то и друзья, чтобы делиться секретами.

— У меня нет ни единого.

— Друга или секрета?

Понимая, что ответа на этот вопрос не требуется, Люсьен только усмехнулся.