Имбирные пальчики, сбрызнутые лимонным соком

– Все в порядке?

Оливеру потребовалось несколько секунд, чтобы снова заговорить, после того как она появилась в комнате, и когда он наконец произнес эти слова, голос его прозвучал напряженно.

Прекрасная сотрудница ресторана исчезла с вещами Одри, и они снова остались одни, но Одри не собиралась возобновлять предыдущую дискуссию. Она проигнорировала его вопрос и пробрела мимо него в кухню, которая выглядела как рекламная картинка из журнала. И как будто здесь никогда не готовили ничего сложнее чашки кофе.

– Зачем тебе две раковины? – поинтересовалась Одри.

Отлично. Попытка сменить тему разговора.

Оливер подошел к ней сзади:

– Может быть, богатые много развлекаются? Может, им необходим объект общественного питания?

Она повернулась:

– Ты говоришь так, словно сам не один из них.

– Я не трачу деньги на развлечения.

– Ты развлекаешь меня каждое Рождество.

– Ты исключение из правил. – Оливер смотрел, как она медленно водила пальцем по гранитной крышке стола. – Это платье выглядит… – Он пытался подобрать слово, и Одри молилась, чтобы он не сказал «смешно». Или «абсурдно». Или «вульгарно». – Как вторая кожа. Оно идеально сидит на тебе.

Это было невозможно, учитывая тот факт, что Одри была на фут выше средней китаянки. Она посмотрела вниз на свои ноги – платье доходило до середины икр, что выглядело немного несуразно.

– Думаю, оно должно быть длиннее.

– Это не имеет значения. Ты отлично выглядишь в нем.

Она поклонилась, подражая китайцам, а когда подняла голову, то поймала на себе его нетерпеливый взгляд. Одри с трудом сглотнула.

– Это потому, что ты еще не видел, как я буду пытаться в нем сесть.

Но это оказалось не так сложно, как она боялась. Платье поднялось на добрый фут, когда она опустилась на край дорогого девятиместного дивана.

– Мы и дальше будем это игнорировать, Одри? – произнес Оливер, все еще стоя в нескольких футах от нее.

– Я не уверена, что здесь есть что еще сказать. – Она беззаботно улыбнулась. – Я действительно не хочу переделывать свой макияж во второй раз.

Оливер смотрел на нее сверху вниз.

– Это тебя совсем не беспокоит?

О, с чего же начать? Ее плотно сжатые губы с трудом можно было назвать улыбкой.

– Многое из того, что сделал Блейк, будет беспокоить меня до конца жизни. Меня беспокоит, что я так ошибалась в нашем браке. Меня беспокоит, что Блейк настолько не уважал наши отношения и меня, что изменял, и делал это открыто.

– Но не то, что он изменял тебе с мужчинами?

Одри уставилась на него:

– Ты сам это сказал. Не я. Он чувствовал необходимость отстраниться не от Одри Дивейни, он не выносил свою жену. Всех нас. Весь слабый пол. Нет такой женщины, которая смогла бы удовлетворить его, какой бы умной, веселой или сексуальной она ни была. Ее просто не существует в природе. Выбор Блейка означает, что мой единственный недостаток – это нехватка Y-хромосомы. – Она наклонилась вперед. – Ты знаешь, что я пережила в школе. Это привело к тому, что я с головой ушла в учебу, а вскоре после окончания университета встретила Блейка. – И Оливера. – Так что всеми своими романтическими переживаниями, – она не могла заставить себя сказать «сексуальностью», – я обязана ему. – Мужчине, который соблюдал социальные формальности только для галочки. – А я считала, что это по моей вине в нашем браке не было страсти. Что я не могла вызвать ее в Блейке. – Она вздрогнула, сделав вдох. – Все эти слезы, свидетелем которых ты был полчаса назад… Они были пролиты, потому что единственный мужчина, с которым я когда-либо была близка, предпочитал мне других женщин. Потому что я была настолько безнадежна в постели. Как я думала. Но вот всего двадцать минут спустя я взяла себя в руки и успокоилась. Я не скорблю по своему браку, я не проклинаю измены Блейка, я даже не проклинаю его самого. – Она подняла глаза и посмотрела на Оливера. – Когда я услышала обо всех этих мужчинах, моей первой реакцией было облегчение. Потому что это означает, что моей вины в этом не было. Что, может быть, я еще не сломалась.

– Я думаю, это самая естественная человеческая реакция, Одри. Что, наверное, не обрадует тебя. Ты ведь перфекционистка и хочешь, чтобы все было правильно. – Он посмотрел на нее сверху вниз. – И нет, ты не сломалась.

Она вскочила на ноги:

– Это все слова. Откуда тебе знать? Может быть, какая-нибудь сексуальная женщина и смогла бы удовлетворить его?

Оливер улыбнулся:

– Уверен, что это работает немного по-другому.

– Для меня Блейк по-прежнему является единственной опорной точкой. Мы не знаем правду. Вполне вероятно, что я была безнадежна в постели.

Боже, с такой верой в себя и враги не нужны!

Оливер скрестил руки на груди и спокойно наблюдал, как она ходила взад и вперед.

– У тебя никого не было с тех пор, как он умер? Прошло полтора года.

– Я была слишком занята восстановлением своей жизни, – защищалась она, мгновенно осознав, что это могло быть еще одним свидетельством ее несостоятельности. Восстанавливая жизнь по привычным лекалам, она возвращалась и в свою удобную, безопасную стихию – побольше баррикад, поменьше риска.

– Одри, подумай. Ты упускаешь кое-что очевидное…

– Вероятно, что я упускала это в течение многих лет! – А именно что ее муж не интересовался женщинами. Она повернулась к Оливеру. – И почему, черт возьми, это развлекает тебя?

– Потому что я влюблен в тебя, – продолжил он.

Пф-ф-ф.

– Все дело в сексуальном платье.

Тем не менее ее пульс забился определенно быстрее на этих его словах.

– Я действительно считаю, что это платье сексуальное, но на ней было подобное, – он кивнул на входную дверь, где недавно скрылась красивая фарфоровая куколка, – а меня к ней не тянуло. А ты не носила это платье до сегодняшнего вечера, но определенно привлекала меня и раньше.

– То, что тебя влечет ко мне, объясняется исключительно твоей похотью, а не моими способностями в постели, – отрезала она.

Оливер рассмеялся:

– Осторожно, Одри. Это очень похоже на вызов.

Он подошел ближе к ней, и она вскинула голову.

– Если хочешь, воспринимай это именно так.

– Почему ты так сердишься на меня?

– Потому что ты здесь! – прокричала она. – И потому что ты так долго скрывал это от меня. И потому что ты…

Кровоточащая рана…

– Потому что я что?

– Давишь на меня.

– Я пытаюсь поддержать тебя. Я слушаю. Даю тебе возможность выпустить пар. Какое же это давление?

– Ты меня намеренно накручиваешь.

– Может быть, потому, что я знаю, что делать с тобой, когда ты злишься. Я чувствовал себя абсолютно бессильным, когда ты была расстроена. Я никогда не видел тебя такой раньше.

И будь она проклята, но он никогда не увидит ее такой снова. Ее грудь вздымалась под чувственным шелком. И замешательство постепенно проходило.

– Но этот огонь в твоих глазах и резкие, острые слова… Вот это мне знакомо. – Он обнял ее одной рукой и прижал крепче к себе. – Это и то чувство, которое я испытываю, видя твое возбуждение. – Он взял ее руку и прижал к своей груди слева. Его сердце дико билось у нее под ладонью. – Чувствуешь это? Вот что ты делаешь со мной. Поэтому, пожалуйста, не говори мне, что ты не привлекаешь меня.

Она отстранилась от него, насколько это было возможно в его объятиях. Посмотрела на него с опаской.

– Ты просто злишься, – пробормотала она.

– Женщина, ты понятия не имеешь, о чем говоришь. – Затем он отпустил ее, повернулся и подошел к окну. – Одри, ты меня убиваешь. Ты так многого в себе не ценишь. Просто не видишь этого. – Он сунул обе руки в карманы, словно пытаясь удержать себя от соблазна вновь потянуться к ней. – А я сижу здесь каждое проклятое Рождество, мечтая о тебе и задаваясь вопросом, заметишь ли ты знаки, поймешь ли их, имеешь ли ты хоть малейшее понятие, как сильно ты меня волнуешь.

Наступила тяжелая тишина. Но его эмоциональной речи было достаточно, чтобы смысл сказанного наконец дошел до Одри.

Он не шутил. Он был на самом деле влюблен в нее.

Что, черт возьми, ей сейчас с этим делать?

– Мне очень жаль, Оливер.

Он повернулся к ней, злости как не бывало.

– Я не хотел услышать твои извинения. Я злюсь из-за тебя, а не на тебя. Все случившееся в твоей жизни привело к тому, что ты абсолютно не веришь в себя, несмотря на всю твою удивительную сущность. И я злюсь на себя за то, что, несмотря на все, что говорит мне мой рассудок, несмотря на полное отсутствие сигналов с твоей стороны, мое тело просто отказывается понимать это.

Ее грудь стянуло невидимыми ремнями.

Нет, он не злился. Ему было больно.

Очень.

– Ты никогда не подавал виду.

– Если я в чем и хорош, так это в умении управлять своими низменными инстинктами.

Она облизала губы и слегка покусывала их какое-то время. Это был Оливер – мужчина, которого она любила и уважала. Мужчина, от которого она многие годы скрывала любые неприличные, неподобающие мысли. И вот он говорит ей, что влечение было взаимным.

– Какие сигналы… – начала было она.

Он поднял руку, чтобы остановить ее:

– Я понимаю, Одри…

– Нет, не понимаешь. Я имела в виду, как я могла посылать тебе сигналы, когда я была замужем и знала, насколько серьезно ты относишься к верности? Прежде всего я не хотела, чтобы ты думал обо мне плохо.

Он уставился на нее:

– Почему бы я стал думать о тебе плохо?

– Если бы ты только мог проникнуть в мою голову и прочитать мои мысли, когда мы были вместе.

Или когда она была одна.

Он и до этого стоял неподвижно, но теперь тело, казалось, просто вросло.

– О чем ты говоришь? – спросил он настороженно.

– Я говорю, что отсутствие сигналов всего лишь отражало мою сильную потребность в твоем одобрении. – Она сделала глубокий вдох. – А не мои фактические чувства.

Досада в его взгляде рассеялась, доведенная до кипения и выпаренная желанием, которое овладело им. Но все же он не двигался.

– Ты больше не замужем, – пробормотал Оливер. – И я вряд ли в состоянии осудить тебя, учитывая некоторые из моих фантазий, когда ты еще была невестой моего лучшего друга.

Одри с трудом могла дышать.

Он был прав. Сейчас их ничто не могло остановить. Блейка больше не было, как и лояльности, которую она испытывала к нему до момента откровения – когда узнала о его неверности. Оливер ни с кем не встречался. Она ни с кем не встречалась. Они оба были здесь, в этом удивительном, уединенном месте. И она не увидит его в течение следующих двенадцати месяцев.

И никто не узнает, кроме них.

В мире не осталось больше ни одной причины, способной помешать ей преодолеть пространство между ними и обвить руками шею Оливера Хармера, о чем она мечтала многие годы.

И эта свобода была до смерти пугающей.

Вместо этого Одри подошла к окну и посмотрела на открывающийся из него вид: все те миллионы людей внизу занимались своими делами, не обращая внимания на страдания на верхнем этаже одного из сотен небоскребов, украшающих бухту.

– Тебе все это кажется странным? – пробормотал он у нее за спиной.

Прямо за ней.

Он читал ее как книгу. Никто не знал ее так хорошо, как этот мужчина, которого она видела только один раз в год. Одри улыбнулась:

– Определенно.

Она чувствовала его позади себя – тепло, исходящее от него, но не касавшееся ее. Просто… дразнящее. Мучившее. Соблазнявшее.

– Мы все те же самые люди, – прошептал он у нее за спиной.

Именно это делало все таким странным. Но и таким исключительно интересным. О чем говорил ее ускорившийся пульс.

– Но ты должна этого хотеть, – выдохнул он. – И ты должна обдумать это. Мне нужно, чтобы ты приняла сознательное решение.

– Ты хочешь, чтобы я сделала первый шаг?

– Я хочу, чтобы ты была уверена. – Его слова щекотали ей ухо.

Она оперлась руками об оконное стекло, ее горячие ладони мгновенно оставили влажные отпечатки на прохладной поверхности.

– Что, если я ни на что не способна? – Она ненавидела свой неожиданно тонкий голосок.

Смех Оливера, прогрохотавший у него в груди, казался таким густым, что его хотелось потрогать.

– Одри, я даже не прикасаюсь к тебе, а у тебя уже получается.

Он навис над ней, перенес вес тела вперед, прижав ее к окну, и тугая напряженность в его теле придала его словам правдивость. От этого контраста – холодное стекло впереди и его большое горячее тело за спиной – дыхание задрожало у нее в горле.

– Позволь мне показать тебе.

Ловким движением он убрал ей волосы с лица. И именно это убедило ее.

Его большие, загорелые, уверенные пальцы…

Они дрожали как осиновые листья.

Ее глаза затрепетали под закрытыми веками, и она отогнала все сомнения, страхи и вопросы из головы и просто позволила себе чувствовать. Как только она откинула голову, обнажая свою шею над изящным воротником платья, Оливер коснулся губами ее кожи.

Ее ноги подкосились. Если бы не вес его тела, прижимавшего ее к окну, она бы соскользнула на дорогой бамбуковый паркет. Тяжело дыша, Одри ловила воздух дрожащими губами, когда его рот и подбородок уткнулись ниже голубого воротника, а затем переместились к ключице. Оливер накрыл своими ладонями ее кисти на стекле, прижал к ее телу, направил их вниз, чтобы вместе проследить линию ее шелкового силуэта.

Его пальцы скользнули по ее груди, талии, изгибу бедер, заставляя ее дрожать и остро чувствовать каждое прикосновение. Затем он выпустил ее ладони, и одна его рука, обогнув ее талию, легла ей на живот, а другая проследовала вниз по внешней стороне ягодицы. До самой ее нижней границы.

Ее глаза распахнулись.

– Просто чувствуй, – прошептал он, и его дыхание обожгло ее кожу. – Будь смелой.

Странный выбор слов снова затерялся в мучительно-сладостных ощущениях, которые дарили его ласкающие губы. Они поднялись с шеи чуть выше за ухо, задержались там на мгновение, а затем направились вперед – касаясь ее челюсти, щеки, подбородка. Исследуя. Пытаясь найти. И когда они достигли того, что искали, Одри была не просто готова к ним, она жаждала их.

Он прижался к ее губам на мужском, хриплом вздохе, и она слегка повернулась в его руках. На вкус Оливер был декадентским, мужественным, восхитительным, как в ее мечтах.

На ощупь – именно таким, каким она его себе представляла: твердым, возбужденным и уверенным в себе. Но только намного лучше – никогда в жизни она не испытывала чего-то подобного.

«Будь смелой», – сказал он. Именно это он и имел в виду. «Воспользуйся шансом».

«Рискни».

Одри развернулась в его руках лицом к нему, прижавшись спиной к стеклу, и обхватила руками его изогнутую шею.

А потом она поцеловала его в ответ – со всей страстью, на какую только была способна.

И тогда все начало по-настоящему набирать обороты. Нога Оливера скользнула между ее бедер и раздвинула их толчком, надавив на ту самую точку, где она испытывала томящую сладостную боль, а руки начали гулять по ее телу – одна погрузилась ей в волосы, а другая медленно добралась до груди, облегчив ее муку одним нежным нажатием.

Оливер оторвался от ее рта так же быстро, как отвел руку от груди.

– Ты не носишь бюстгальтер?

Одри смутилась, но ответила:

– Он был в куче белья, которое унесли в стирку. – На него попало немного соуса сальсы.

– Мне будет только труднее, – прохрипел, стиснув зубы, вдыхая слова ей в рот.

Все, что она могла сделать, – это захватить немного воздуха, чтобы спросить:

– Труднее что?

– Остановиться.

– Почему ты хочешь остановиться?

Почему черт возьми…

– Потому что у нас ожидается компания.

Она оторвалась от его горячих губ. Компания означала не только они двое. Компания означала кого-то еще. А она стояла с наполовину задранной юбкой, зажатой между Оливером и окном прямо напротив двери.

Он отступил, но неохотно.

– Какая компания?

– Я попросил, чтобы следующее блюдо нам подали сюда.

– Какого черта ты это сделал?

Ну… разве она не была настоящей леди, когда пребывала в муках плотского разочарования?

Оливер улыбнулся влажными, слегка опухшими от поцелуя губами:

– Я не знал, что это должно было случиться. Я решил, что тебе хотелось остаться наедине.

Одри одернула юбку. Он отступил назад.

Похоже, больше всего здесь заботятся о том, чтобы вовремя остановиться.

– Я хотела бы уединения прямо сейчас.

– Тебе необязательно есть. Мы можем продолжить, когда они уйдут. – Его взгляд вдруг стал острым и пронизывающим. – Если это то, чего ты хочешь.

Да, прямо сейчас она действительно этого хотела – она была настолько возбуждена, что не могла думать ни о чем другом, кроме как о возобновлении ласк. Но через пять минут… Кто знает? К тому времени ее мозг, возможно, успокоится и напомнит ей о всех причинах, почему это была плохая, очень плохая идея.

Через пять минут все это может закончиться.

«Ты должна быть уверена». Вот что он имел в виду: она должна быть уверена в своих желаниях и действиях в холодной, безжалостной реальности, а не в горячем, лихорадочном состоянии, в каком она пребывала сейчас.

В дверь постучали, и Одри повернулась лицом к окну, без надобности одергивая платье и делая вид, что она только что любовалась видом, а не ощущениями, которые рука Оливера вызывала у нее, прикасаясь к ее груди. Позади нее Оливер принял еду, поблагодарил и тихо закрыл дверь.

Потом наступила тишина. Такая густая, что Одри обернулась.

Он стоял с полным подносом в руках и вопросительно смотрел на нее.

Предоставляя ей выбор.

Ее пульс даже не успел успокоиться. Как она могла принять правильное решение, когда он все еще бесновался у нее в теле, носясь вместе с разбуженными гормонами?

Она сделала свой выбор, сложив руки перед собой на груди.

– Что под крышкой?

– Пальчики из охлажденного имбиря, приготовленные по особому рецепту. – Если он и был разочарован, то никак это не показывал. Он изысканно приподнял одну бровь и облизнул губы, которые только что причинили ей такой великолепный ущерб. – Хочешь попробовать, Одри?

Она в очередной раз одернула платье, а затем подошла к огромному обеденному столу и скользнула в кресло в углу. Учитывая расположение других стульев, ему придется сесть либо рядом с ней, либо напротив нее. Конечно, он выбрал именно тот стул, который стоял ближе к ней.

– Перестань думать, – пробормотал он, поднял крышку с принесенного подноса и выставил содержимое между ними на стол.

– Я и не думаю.

– Еще как. И анализируешь, фильтруешь. Я прямо вижу, как это происходит. – Он подал ей имбирь, который должен был нейтрализовать вкус всех предыдущих блюд и подготовить рецепторы к последующим ощущениям. – Ты делишь то, что только что произошло, на приемлемые и неприемлемые части и кладешь их в разные коробки.

Одри отвела взгляд.

– Но я хотел бы знать, что и куда ты положила.

Она подняла глаза в ответ.

– Куда ты отнесла пребывание здесь в этих апартаментах наедине со мной?

Она сделала глубокий медленный вдох:

– Это необходимо. И благоразумно. – И поэтому вполне оправданно.

– А что насчет этого платья?

– Платье прекрасное. В нем я чувствую себя красивой.

У него была уникальная возможность сказать «Ты красивая». Но он этого не сделал. Большая часть ее была рада, что он не опустился до таких банальностей. Меньшая лишь немного всплакнула.

Оливер откинулся в дорогом кресле и наблюдал за ней.

– Что бы ты изменила в себе? Если бы могла?

Она задумалась. Форма ее глаз была самой обыкновенной, но они неплохо выделялись при умелом макияже. И их цвет был достаточно безобидным. Ее губы были прямыми и невызывающими, не слишком маленькими, и они аккуратно сидели под длинным прямым носом. Даже это нельзя было назвать серьезной проблемой.

Просто все было каким-то… тусклым, невнятным.

– Моя челюсть немного квадратная.

Он покачал головой:

– Она сильная. Выраженная.

– Ты спросил меня, что бы я изменила. Вот это.

– Это придает тебе характер.

Она рассмеялась:

– Да. Потому что все женщины просто жаждут иметь лицо «с характером».

– Ты можешь иметь характер и по-прежнему быть красивой. Но ладно, что еще?

Она вздохнула:

– Дело не в отдельных недостатках. Я не почувствую себя перерожденной, если сделаю пластику век, подтяжку бровей или проткну уши. Просто у меня нет… – Она продумывала варианты формулировок. – В моей внешности нет какой-то яркой отличительной черты, самой по себе замечательной.

– Я могу назвать три.

– Ха-ха.

– Я серьезно. Хочешь послушать?

Она сделала глубокий вдох. Часть ее хотела посмотреть, как он будет барахтаться, чтобы заставить ее поверить в свою ложь. Но другая часть, более глубокая, задалась вопросом, действительно ли он видит ее как-то по-другому. Победило любопытство.

– Конечно.

– Твои скулы, – начал он сразу же, как будто ждал годы, чтобы сказать это. – Ты не подчеркиваешь их румянами, да тебе и не нужно. И когда ты улыбаешься и твои мышцы сокращаются, они особенно выгодно выделяются.

Она подняла бровь:

– Полезно знать.

– Во-вторых, на твоем лице написан… интеллект. Ты всегда выглядишь такой сосредоточенной, такой внимательной. Это выгодно отличает тебя, еще как.

– У меня умное лицо?

– Миленькое лицо может быть у любого…

Она обдумывала это. Его язык тела подсказывал ей, что Оливер говорил серьезно, но она не собиралась таять от его похвалы.

– Любопытно узнать, что может превзойти «умное» лицо…

Он не колебался ни секунды:

– Твое тело.

Не то, чего она ожидала. И его проницательный взгляд немного ввел ее в замешательство.

– Пожалуйста, не называй меня атлетичной.

– Нет? – Значит, он собирался.

– Это подразумевает «бесформенная и плоскогрудая».

– Только если ты хочешь обидеть. – Он посмотрел на нее, и его глаза потемнели, прежде чем он заговорил. – А вот что «атлетичная» значит для меня.

Он слегка наклонился вперед.

– Пластичная. Гибкая. – Каждое слово было скорее похоже на дыхание. – Выносливая. Сильная. Такое тело легко справится с вынужденными нагрузками.

Воздух, поступающий в ее легкие, казалось, был недостаточно насыщен кислородом или вовсе лишен его, и ей пришлось ускорить дыхание, чтобы компенсировать недостаток. Ее воображение рисовало всевозможные образы, которые он мог иметь в виду.

– Я думаю о выносливости и стойкости.

– Это все касается секса с тобой? – выдохнула она.

– Кто сказал, что я говорю только о сексе? А как насчет долгой здоровой жизни? А роды? А дальние походы туда, – он указал на крутой склон горы вдалеке, – и кинопросмотры на этом диване? Возможно, глазами мужчина видит только поверхностные детали, но на подсознательном уровне стремится к партнеру, который будет жить столько же, сколько он сам.

Картинка, которую он нарисовал, была идиллической, и она почувствовала, что именно это он видел, когда смотрел на нее.

Потенциал.

Не недостатки.

Одри чувствовала себя очень неловко, она никогда не знала, как реагировать на комплименты.

– Хотя да, это, безусловно, то тело, которое, как правило, заставляет мужчину задуматься о страстном сексе. – Эти мысли мрачно отразились в его глазах. – А на это реагирует уже совсем другая часть тела.

Одри ухватилась за легкомыслие как за спасательный круг в море невысказанного смысла, где она вдруг очутилась.

– Я так и думала.

Он присоединился к ней, схватившись за тот же спасательный круг:

– Что я могу сказать? Я ограниченный человек.

Это совсем не так. И она только начинала понимать, сколько ей еще нужно было узнать о нем. И сколько времени это может занять.

– Если бы ты могла увидеть себя моими глазами, – пробормотал он. – Я хотел бы посмотреть, как ты войдешь в комнату, абсолютно уверенная в себе, не мучась никакими сомнениями.

Она точно знала, что он имел в виду. Как-то по ходу дела она научилась приглушать свои сильные стороны, быть тише воды, ниже травы.

– Уверенность привлекает тебя?

– Абсолютно. Ты могла бы покорить всех и вся – тебе лишь стоит «включить» веру в себя. Но ты упорно игнорируешь ее.

Если бы все было так просто, как повернуть кран с водой.

– Еще несколько таких бесед, и я, возможно, последую твоему совету.

Он был рад, что смог угодить ей.

– Всегда к твоим услугам.

Одри показалось, что его взгляд обернулся вокруг ее шеи, перекрыв доступ воздуха к легким.

– В самом деле? Тогда как насчет того, чтобы передать мне еще один пальчик?

 

Оливер справился со своим блюдом намного раньше Одри. Она тянула время, подбирая каждую крошку, каждую каплю, пытаясь остыть сама и охладить ситуацию.

– Я думаю, нам стоит спуститься обратно в ресторан, – наконец пробормотала она.

Это удивило его.

– Сейчас?

Она аккуратно свернула салфетку и положила ее рядом со своей безупречно чистой тарелкой.

– Думаю, что да. То, что произошло, было – «удивительно, бесподобно, незабываемо» — вынужденной случайностью, но я не думаю, что нам стоит продолжать. Просто момент не самый подходящий.

– У нас обоих никого нет. Мы одни в пентхаусе с великолепным видом из окна. Впереди целый вечер. Рождество. Какой момент может быть лучше?

– Ты думаешь, мне сейчас необходима ночь страстной любви?

– С чего ты решила, что я говорю о тебе?

О, пожалуйста.

– Как будто ты не занимался сексом минимум дважды на этой неделе.

– Нет.

– Тогда на прошлой.

Он уставился на нее. До невыносимости беззастенчиво.

– Тогда ранее в этом месяце.

– Не-а.

Сама мысль, что Оливер был свободен, будоражила Одри, но она не собиралась заводить с ним даже незначительную интрижку.

– Ну тогда это объясняет твое сегодняшнее поведение. Ты просто сексуально возбужден в результате длительного воздержания.

– Какие бы неожиданные повороты нас ни ждали впереди, это не будет связано с потерей мною самоконтроля.

– Какой нахал, – пробормотала она, составляя посуду в одну стопку, чтобы персоналу отеля было удобнее забрать ее. – И к тому же очень самонадеянный, если думаешь, что это мне не хватит самодисциплины.

Это была еще одна из ее добродетелей.

– Я просто решил испробовать кое-что новенькое. То, что идет вразрез со всем, что подсказывают мне мои инстинкты.

Она посмотрела на него, прищурившись.

– Честность, – пояснил он.

– Ты всегда был честен со мной.

– Я не лгу. Это не то же самое. Я очень многого не говорю тебе, только чтобы не обманывать.

– Например, как ты не сказал мне про Блейка?

– Например, не говорю, что умираю от желания. Каждый раз, когда вижу тебя.

Она сделала короткий резкий вдох.

– Чистая правда, Одри. Каждый раз. И это не пройдет только потому, что ты отказываешься думать об этом.

Ее грудь сдавило.

– Полагаю, ты не хочешь спуститься в ресторан?

– Нет, не хочу. – Его взгляд был решительным. – Мы слишком близки.

– Близки к чему?

– Ко всему, чего я хотел столько лет.

Хотел. Ее, на блюдечке. Она просто не могла в это поверить.

– Независимо от того, чего хочу я?

– Если бы я думал, что ты не хочешь того же самого, я прямо сейчас открыл бы дверь и вызвал для тебя лифт.

Казалось, невидимое кольцо сжалось вокруг ее гортани.

– Но ты хочешь. Просто позволь это себе. – Оливер пристально посмотрел на нее сверху вниз. – И поверь, ты этого заслуживаешь.

Она обняла себя руками, вцепившись пальцами в чувственный шелк позаимствованного платья, и мгновенно вспомнила, насколько лучше его умелые руки делали то же самое всего несколько минут назад. Конечно, она хотела переспать с ним. Это было очевидно. Но хватит ли у нее духу? Сможет ли она это сделать и не захотеть большего? Потому что он не предлагал большего.

– Одри в твоем воображении захватывающая и впечатляющая, – прошептала она, наслаждаясь вспышкой, которая сверкнула в его тлеющем взгляде. – А что, если я самая обычная?

Или даже хуже. Сможет ли она справиться с чувством унижения, когда он это поймет?

Он подошел ближе и провел ладонью по ее щеке.

– Дорогая, я настолько заведен, что могу и не заметить, что ты будешь делать.

Она с трудом подавила смех: да, Оливер Хармер всегда умел успокоить ее.

– Ты должен сказать: «Это просто исключено, Одри».

– Это просто исключено, Одри, – повторил он со всей серьезностью. – Но теперь я сделал все что мог. Если ты хочешь узнать наверняка, тебе придется сделать шаг. Рискнуть. – Он протянул ей ладонь. – И взять меня за руку.

Она посмотрела на его прекрасные, длинные, уверенные пальцы. Нет, дрожи в них больше не было.

Если она сейчас подаст ему руку, то изменит свою жизнь и смело проследует туда, где еще никогда не была.

Интрижка на одну ночь.

Секс с Оливером.

Это будет невозможно исправить или отменить. И такое уже никогда не повторится – они ведь виделись только один раз в год, а за двенадцать месяцев многое может измениться.

Она впустую потратила годы, соблюдая приличия, вместо того чтобы каждый раз набрасываться на великолепного Оливера. И это лишь из верности мужчине, который предавал все, что так много значило для нее. Который с нетерпением ждал ее отъезда, чтобы превратиться в человека, которым он в действительности хотел быть.

Когда Оливер от изнеможения упадет на нее, как он много раз делал это в ее самых сокровенных фантазиях… разве этот момент не исправит все, что было до этого? Разве тогда она не возродится заново?

Как феникс из пепла своей смешной благопристойной жизни.

Его пальцы чуть дернулись, и это простое движение смягчило ее сердце.

Тут не было никакой подлости, ловушек, школьниц, ожидавших удобного момента, чтобы прижать ее к стене в туалете за смелость.

Здесь был только Оливер.

И он тянулся к ней.

Она подняла глаза, поймала на себе его осторожный взгляд и аккуратно положила руку на его раскрытую ладонь.