— Убить твоего Эрика мало! Я ведь была уверена, что тебя охраняют! Если не после первого покушения, то хотя бы после второго!

— Ну… Меня и охраняют. Только они считают, что сейчас я сплю, и…

Эмма смотрела на него круглыми глазами — и с ужасом и с гневом. Выпалила:

— Кароль, никогда не думала, что скажу тебе такое, но ты настоящий… ИДИОТ!

Дверь содрогнулась под следующим сильным ударом, и оба синхронно попятились.

Он был полностью согласен с Эммой. Да что там — сам себя обзывал куда крепче и заковыристей. Следовало или сразу разобраться с организаторами покушений, а не ждать, пока те окончательно проявятся и подставятся, или, раз ему так уж хотелось, забрать Эмму к себе. Как ни крути, но с какой-то частью жизни ему все равно придется расстаться. И он даже догадывался, с какой именно.

Если, конечно, эта самая жизнь у него еще будет…

…Первой, как ни странно, услышала шаги увлеченная рисованием Эмма. Занятый своими мыслями, он смотрел рассеянно то в окно, то на нее и заметил только, что женщина подняла голову, уставившись в потолок. Кисть в ее руке двигалась все медленнее, потом и вовсе зависла в воздухе.

— Кароль? — сказала Эмма задумчиво. — А тебе не кажется, что по дому кто-то ходит?

Он не успел не то что услышать — даже прислушаться, — но тело среагировало куда быстрее и слуха и разума: он пролетел через мастерскую и захлопнул дверь мгновением раньше, чем в нее ворвались незваные гости. Упал массивный засов — их было велено установить по всему дому. Такой выдержит даже малый таран и выстрелы из пистолета. Как и дубовые створки с металлическими накладками и закаленными петлями.

Вот только с магией никаким дверям не справиться.

Метнулся к окну — с колен растерянно встававшей Эммы сыпались кисти, — с дребезгом распахнул высокие рамы. Острые скалы внизу выглядели слишком многообещающе. Увы, они не птицы… а в этой комнате не из чего связать мало-мальски пригодную веревку.

— Эмма, — позвал он, не оборачиваясь. Полушутя-полусерьезно. — А ты не можешь обратиться в волчицу?

Женщина возмутилась:

— Ты что, тоже веришь в эти сказки?! Мы никакие не оборотни!

— А жаль. Очень жаль. — Он принялся сдвигать к двери кресла и диван, попутно выискивая что-нибудь подходящее под определение «оружие». Ножки от кресел. Каминные щипцы. А Эмма может тыкать нападавшим в глаза своими кисточками, ага…

— Но ведь сейчас придет твоя охрана? — доверчиво спросила художница…

— Идиот, согласен, — кивнул он, не сводя глаз с засова. Тот начал мелко вибрировать. В первый раз против него применили силу, во второй раз — чародейство. Теперь нападавшие сплетают вместе и грубую человеческую мощь, и смертельную магию. — Эмма, возможно, все-таки придется прыгать… если повезет… ты умеешь плавать?

— Не собираюсь я никуда прыгать, что за ерунда! — отозвалась художница так хладнокровно, что он даже обернулся в удивлении.

Эмма занималась странным: плескала на стену водой из цветочной вазы. Цветы валялись на полу рядом, неуместно ему сейчас напоминая «Розовых плясуний».

— Ты что делаешь?!

— У тебя есть с собой какой-нибудь амулет путешественника?

Он слегка растерялся.

— Тот, что не дает затеряться в дороге? Да, Руна Райдо, а…

— Держи ее наготове.

Как скажешь, Эмма, как скажешь… И он вновь отвлекся на дверь, вернее, на эманации магии, которые просачивались сквозь щели толщиной всего с волос — двери были отлично пригнаны. Магия обволакивала, шептала, уговаривала его подойти к двери и поднять засов. Она и сам засов пыталась убедить открыться — тот уже заметно подрагивал и лязгал в петлях. Э, нет, дружок, хозяин в этом доме все-таки я! Он неслышно шагнул и положил ладонь на засов: мало-помалу тот начал затихать, словно норовистое животное, почувствовавшее твердую руку.

— Собиралась сегодня попробовать в твоем портрете темперу, — болтала за его спиной Эмма. — Знаешь, тот рецепт, где краска разводится яичным белком…

— Знаю, — отозвался он, не оборачиваясь. — Как не знать.

Если ей спокойнее говорить про краски — пусть говорит и дальше. А ему спокойнее сейчас пытаться понять, что замыслил маг (маги?) за дверью.

— …жаль, что впрок их не заготовишь — надо использовать сразу же. А темпера прекрасно подходит для настенных росписей по мокрой штукатурке…

— Вот как?

За дверью — тишина. Конечно, три дюйма дубовой доски, отличная звукоизоляция…

Он отдернул руку от нагревающегося засова. Попятился, прищуренными глазами наблюдая, как чернеет дерево вокруг металлической накладки замка. Пошел сизый дымок… Прекрасно! Эмма очень вовремя уничтожила все запасы воды в этой комнате… Хотя вряд ли вода поможет против огненной магии — обычный огонь не воспламенит так быстро особым способом обработанную древесину.

Он обернулся взглянуть на художницу: стоя на коленях, та кидала мастихином краску на стену и увлеченно размазывала ее кистью.

— Эмма?

— Сейчас-сейчас, — отозвалась художница рассеянно. — Поговорил бы ты, что ли, с ними, Кароль.

— О чем?!

— Ну спросил бы, как у них дела, как погода на улице… чего они к тебе привязались, наконец…

Он чуть не рассмеялся, представив, как ведет светскую беседу с убийцами через охваченную колдовским огнем дверь. Отчетливо запахло лесным пожаром, и он торопливо зашагал к женщине. Он-то сможет противостоять такому огню… некоторое время… а вот с Эммой нужно что-то решать — или действительно прыгать в окно, или… сдаваться?

— Эмма!

— Да сейчас же! — раздраженно отозвалась та, скрючившись у стены и что-то с лихорадочной быстротой прорисовывая. Он не слишком бережно подхватил ее за локоть — Эмма послушно поднялась, отбрасывая с лица выбившиеся пряди. Сказала задумчиво: — Ну, на что краски хватило…

Она успела изобразить на стене небольшой дверной проем, в который можно войти, согнувшись в три погибели, а то и вовсе на корточках. Деревянные, словно выпуклые наличники, в самом проеме — густая темнота прохладного подвала, лишь возле самого… «порога» полоса света, как бы падающего из мастерской.

— Что это?

— А на что похоже? — с раздражением спросила Эмма. — Это дверь, через которую мы сейчас уйдем. Куда ты хочешь попасть — но в пределах твоего дома? На кухню, галерею, пристань?

— Что?

Эмма топнула ногой, замахиваясь на него кистью.

— Кароль! Включи наконец свое ленивое воображение! У меня есть Волчий ключ, у тебя — твоя Руна Райдо! Они не дадут нам заблудиться в картине! Лишь представь хорошенько, куда именно ты хочешь попасть… Ты же говоришь, что знаешь этот дом как свои пять пальцев!

Они разом оглянулись на затрещавшую дверь: та занялась уже целиком, но не чистым честным огнем, а колдовским фиолетовым пламенем с зеленоватыми язычками.

…Эмма была бы не Эммой, если б не выдохнула: «Как красиво!» Теперь уже он дернул ее за руку, возвращая к реальности. Зажмурился на мгновение, представив до мельчайшей подробности путь на…

— Пристань!

Эмма заглянула ему в глаза и, что-то там углядев, кивнула.

— Идем!

Прижала к груди охапку рисунков, взяла его за руку и, нагнувшись, шагнула в нарисованную дверцу. Казалось, она сейчас боднет лбом стену, потом — что стукнется он сам, но Эмма благополучно исчезла в нарисованном проеме, а через миг и он тоже оказался… в картине. Полнейшая темнота, полное отсутствие запахов, опоры, направления, из ощущений — только теплые пальцы в его руке…

…Ступеньки ударили по подошвам так, как будто сами выпрыгнули нам навстречу. Кароль врезался плечом в стену, зашипел, однако моей руки не выпустил. Я посмотрела наверх, откуда доносились голоса и запах дыма, потом вниз, где слышался ленивый плеск воды. Мы стояли на знакомой лестнице, спускающейся к пристани. Получилось? Получилось…

— Получилось!

Кароль поспешно прикрыл мне рот ладонью. Шепнул:

— Да, тихо! Стой здесь, я…

И тут снизу крикнули:

— Эй, что там? Долго еще?

Ох! Кажется, они не входную дверь взломали, а пришли отсюда, с пристани! Или вообще проникли в дом и сверху и снизу? Я в испуге вытаращила глаза, Кароль замер и тут же бросил через плечо:

— Погоди чуток!

— Кэм, ты?

— Ага, — лаконично отозвался Кароль и, перепрыгивая через ступени, понесся по лестнице. Невнятный возглас, стук… Спохватившись, я прижала к груди рассыпающиеся эскизы и тоже побежала вниз.

Помогать уже было не надо — лодочник, оставшийся для нас безымянным, лежал на камнях пристани с перерезанным горлом, Кароль быстро отвязывал швартовочный узел. Сказал буднично, протягивая мне руку:

— Иди сюда.

Забрав подол в кулак, чтобы не замараться в крови, я на цыпочках прошла мимо убитого и шагнула в качнувшуюся лодку. Глянула на Кароля — тот смотрел на лестницу и прислушивался. Кажется, даже не запыхался; будто не человека убил, а муху прихлопнул…

— Эмма, ты стрелять умеешь?

— Да.

Он протянул мне навесную кобуру с двумя пистолетами.

— Тогда целься в первого же, кто появится на пристани. Мне будет некогда, я на веслах!

Прежде чем взяться за пистолеты, я кинула на банку свою шаль, высыпала на нее спасенные наброски. Кароль открыл было рот, но лишь раздраженно мотнул головой и налег на весла. Встав поустойчивее, я исследовала оружие на наличие пороха и пуль — оба заряжены. Короткий пистолет — дога — оказался для меня слишком тяжел, придется держать его двумя руками…

Провал грота-пристани удалялся с каждым сильным гребком Кароля, а преследователей все еще не было видно. Продолжают штурмовать мастерскую? В доме что-то громыхнуло: наверное, наконец сдалась дверь. Из распахнутых створок эркера повалил густой дым. В дыму показались головы, люди кричали и указывали на нас. Как бы еще в запале не начали кидаться мебелью…

Но об воду ударилось кое-что поопаснее. И об нас — тоже. Кароль охнул, выпустив весло, схватился за лоб. Из-под руки по влажному от пота лицу обильно потекла кровь. Арбалетные болты? Я кинулась к нему, но Кароль, досадливо отмахнувшись, рявкнул: «Прячься под парусину!» — и вновь схватился за весла. Я поспешно натянула на себя тугой жесткий полог паруса, сложенного на дне лодки, и с беспомощной злостью смотрела из-под него на крупные градины, барабанившие по воде, лодке, втянувшему в плечи склоненную голову Каролю. Ну почему, почему я не владею никакой магией! Ведь этот падающий прямо из чистейшего голубого неба град наслал на нас колдун — вон, руку тянет из окна, чуть не вываливается, хоть бы кто его подтолкнул!

А серые градины все увеличивались в размерах, вытягивались, заострялись — и вот уже с неба летят ледяные острые дротики, безжалостно секущие беззащитное лицо, руки, тело вздрагивающего Кароля. Нас ведь учили, что расстояние действия любой магии конечно! Так когда же мы выйдем из зоны обстрела?! Я приподнялась, с натугой и с проклятиями дергая тяжелый парус, чтобы дотянуть до Кароля, прикрыть его от ледяных лезвий…

Кароль рванул завязки рубашки, сорвал с шеи какой-то амулет на кожаном шнурке, раскрутил и, крикнув хрипло: «Иса!» — кинул его вверх.

Казалось, время замедлилось. Я видела, как амулет летит, вертится… растет. Вскоре, со свистом рассекая воздух лопастями, над нами крутилось ледяное колесо: оно сбивало, раскалывало и размалывало колдовские стрелы и лезвия. Под прикрытием этого ледяного щита Кароль смахнул локтем с лица пот и кровь и вновь налег на весла…

Причалили к городской пристани — там, где обычно швартуются прогулочные яхты и лодки. Странную мы, наверное, представляли собой парочку — я с перевязью для пистолетов на шее, с прижатой к груди охапкой набросков и наверняка с безумными глазами и пошатывающийся Кароль с рассеченной кожей лица и рук. На спине и плечах его одежда превратилась просто в изрезанные лохмотья. Скучавшие в ожидании пассажиров лодочники глазели на нас, открыв рты. Кто-то нерешительно направился к нам — то ли помочь, то ли разобраться, — но Кароль только лишь взглянул, и желание вмешиваться у лодочников пропало.

Взяв меня за руку, Кароль решительно зашагал прочь от многолюдья. Найдя укромный уголок в самом конце пристани, мы без сил повалились на нагретый солнцем песок.