Глава 13

Легкий, мелодичный звон раздавался где-то над головой с неумолимой настойчивостью, вытаскивая из тяжелого, сумбурного сна. В этом сне она металась между зеркал, из которых ее звали знакомые и совершенно чужие люди – плакали, смеялись, строили рожи и кривлялись. Мелькнуло среди них зеркало с лицом матери, поджало губы чопорное лицо тетушки, прижавшейся лбом к стеклу. Канд тоскливо позвал:

– Где ты, радость моя?

Илли резко села, потерла по привычке кулачками глаза, посмотрела в окно – бр-р. Мало того что полутемно, еще и дождь струится по стеклам.

Звон раздался снова, и девушка наконец разглядела колокольчик, рядом с которым свисал шнурок. Посомневавшись немного, она дернула за шнурок, и звон прекратился.

В том, что ее неспроста будили так настойчиво, не приходилось даже сомневаться, вопрос был в другом: что надеть? И ответа на него у девушки не было, поэтому она надела халат и тапочки и пошлепала отпирать дверь.

– Илли, – принц стоял за дверью мрачный и полностью одетый во вчерашний костюм наемника, – ночью ветер усилился, и мы шли намного быстрее… чем я рассчитывал.

– Что надеть? – коротко спросила она, отлично понимая, от него в этом случае ничего не зависело.

– Вчерашний костюм и шлем. Вещи сейчас запакуем.

– Ладно.

Пока она переодевалась в ванной и прятала под шлем волосы, помощники принца и в самом деле все упаковали в большие серые дорожные мешки, оставив посреди комнаты ее пустые сундуки. Где-то глубоко в душе сеньориты дрогнула тонкая струна сожаления и сразу оборвалась: ей сейчас не вещи жалеть нужно, а себя.

– Эти мешки заговорены и не промокнут, – сообщил рядом голос принца. – Идем, выпьешь чаю. Через несколько минут подходим.

– А ты зачем так оделся?

– Провожу, – безапелляционно сказал он, и спорить Илли не решилась.

А еще через пятнадцать минут они уже ехали в глубь леса на лошадях, ожидавших прихода яхты на пустынном, лишенном даже признаков близости жилья, берегу. Парень, пригнавший четверку лошадей, остался ждать там, на яхте, но Илли заметила, что Лиждей провел его не к тем дверям, что вели к королевским покоям, а вниз по лесенке, туда, где находилась вымуштрованная до невидимости команда.

Бенгальд уверенно ехал впереди, и это как-то успокаивало: значит, он тут уже бывал, и не раз, иначе в пелене дождя не нашел бы дороги между одинаковыми, на первый взгляд, деревьями и кустами. Второй спутник, тот самый Джер, замыкал отряд, держа в поводу груженую лошадку.

Ехать оказалось недалеко, лиги две. На широкой поляне, под огромным раскидистым дубом ждала серая карета с вытертыми гербами. Едва маленький отряд остановился рядом с ней, наружу выскочили двое парней, и один из них был одет точно так же, как Илли, в мужской костюм и шлем. Да и был, судя по фигуре, тоже девушкой.

«Как ловко-то придумано, – уныло восхитилась Иллира. – Ушла с яхты девушка, и вернулась на яхту девушка, а зачем и куда ездила – разве важно? У его высочества одновременно ведется столько дел, интриг и расследований, что никогда не угадать, из какого он забрал человека или кучку вещей, а в какое отправил. Важно, что все овцы на месте».

Бенгальд первым скользнул с седла, помог спрыгнуть Илли, довольной, что верховая прогулка под дождем так быстро закончилась. Седло на этот раз под сеньоритой было вовсе не эльфийское.

– Жди, – шепнул он еле слышно, ставя ее на ступеньку кареты, а громче сказал: – Плащ отдай!

Илли послушно стянула мокрый сверху, но сухой изнутри плащ и скользнула в темное нутро кареты. Ее спутники быстро сгрузили в багажные ящики привезенные с собою мешки, а с трудом узнаваемое сквозь ткань зеркало заперли на замок. Три фигуры в темных плащах легко вскочили в седла и исчезли за кустами, а Джер сел на козлы и уверенно щелкнул хлыстом.

«Ну вот и началась новая жизнь», – уныло вздохнула Илли и вздрогнула от неожиданности, услышав насмешливый голос:

– А ты молодец. Не плачешь и не ругаешься.

– Вы кто? – Только теперь девушка рассмотрела в углу противоположного сиденья худую фигуру в темном одеянии.

– Твой дядюшка, маркиз Эндерстон. А ты Дарэттия. Коротко – Дарэя.

– Очень приятно познакомиться, – ехидно фыркнула Илли.

– Мне тоже, – самым искренним голосом сообщил маркиз. – Ненавижу рыдающих и сюсюкающих девиц. Сейчас ты снимешь этот дурацкий шлем и камзол и наденешь платье и шляпку, что лежат рядом с тобой. Все остальное можешь пока не снимать, платье длинное. Твои вещи мы положим в потайную каморку в твоих покоях, ходить будешь в той одежде, что найдешь в шкафах. Учти, прислуги у меня очень мало и одеваться придется самой.

– Я привыкла, – сообщила Илли, натягивая платье и радуясь, что оно оказалось с высоким воротничком и на пуговках спереди, но, поразмыслив, решила, что наверняка все это не случайно, а продумано специально.

Шляпка с полями, лентами и вуалью убедила ее в правильности подозрений, а лежавшие под шляпкой зонтик и перчатки она взяла уже с улыбкой.

– Ты проведешь в моем доме два-три дня, – заметив эту улыбку, сообщил «дядюшка», – твои покои на втором этаже, и ты любишь уединение и книги. На завтрак обычно тебе приносят омлет, гренки, джем и горячий чай с молоком. Завтракаешь и ужинаешь ты в своей гостиной. На обед иногда приходишь в столовую, чаще тоже просишь принести еду в твои покои. Гулять ходишь в сад, но надеюсь… в эти дни немного простынешь и откажешься от прогулок. Неподалеку от поместья проходит дорога на столицу, и иногда к нам заезжают торговцы всякой мелочью. Не стоит с ними встречаться. По крайней мере до тех пор, пока твоя внешность… не получит… фамильные черты. До тех пор ходи дома в чепчике. Но это только на один день, к вечеру, надеюсь, Клора управится.

Клора, такая же сухощавая, как маркиз, сеньора, служила в доме кастеляншей и следила за приходящими из соседней деревни служанками и прачкой. Еще кроме нее был повар, исполнявший одновременно обязанности официанта, и управляющий, по совместительству муж Клоры и личный секретарь маркиза. Как поняла Илли почти сразу, они приходились маркизу дальними родственниками или очень хорошими друзьями детства и вели себя с ним, когда в доме не было чужих, очень свободно.

«Так вот почему племянница «предпочитает» обедать одна», – усмехнулась про себя девушка, едва отметив эту особенность, и твердо объявила, что она просто обожает обедать и ужинать в одиночку.

Это заявление кастелянша приняла к сведению и, направившись вместе с гостьей в ее покои, выдала девушке пятнистый балахон.

– Увы, – заявила она твердо, – ваши волосы придется красить и завивать. Как вы заметили на фамильных портретах, все Эндерстоны или рыжеволосы, или брюнеты и более или менее кудрявы. Поэтому еще придется немного постричь верхние локоны. Вот платок.

– Зачем платок? – осторожно осведомилась Иллира.

– Ну вы же сейчас будете плакать о своих волосах… – откровенно сообщила сеньора Клора, – а я пока смешаю краску.

– Не буду я плакать, – отмахнулась Илли, – вот еще!

Раз скоро придет мама, пусть хоть под мальчика стригут, как ее стригли в больнице, чтоб никто не завелся. Ее маме такая проблема – на полчаса. Да Илли и не знает, какие у нее были бы свои волосы, за четыре года она постепенно стала похожа на Лиру во всем, кроме цвета глаз. Никто даже не представляет, сколько усилий затратила Апраксия, чтоб сначала скрывать яркую зелень глаз Лиры, а потом оттенять глаза Илли, чтоб добиться полного сходства. И «болезнь», во время которой Илли якобы потеряла способности, очень хорошо помогла пояснить постепенную «смену» цвета глаз. Наставница постаралась всем коллегам растолковать, что магия делает глаза детей ярче. Сама Илли в это время упорно изучала и запоминала разные сведения, от описания характеров окружающих до правил приюта.

– Вы удивительная девушка, – угрожающе щелкая вокруг личика Илли огромными ножницами, сообщила кастелянша, но и на это заявление сеньорита ответила мимолетной улыбкой.

Ей как раз пришло в этот момент в голову очень интересное подозрение, и она пыталась продумать его во всех аспектах.

Поскольку Иллира не сомневалась, что королева в курсе и про волосы, и про все остальные перемены в ее облике, на которые намекнула сеньора Клора, следовало сделать вывод, что ее собирались спрятать. Именно так, как умные люди прячут ценные вещи, замаскировав подо что-то похожее и спрятав на виду. И это было правильно, папа тоже несколько раз так прятался.

Но кроме того, что ее собираются спрятать под чужим именем от врагов, в этой перемене облика явно проскальзывала еще одна выгода. Как Бенгальд обещал брату, им предстояла встреча на приеме, и вот этот ее новый облик вполне может напрочь отвратить от нее принца. Поэтому она не сомневалась, что ее сделают похожей на одну из двух последних фавориток Кандирда… или на обеих сразу, все зависит от мастерства этой самой кастелянши.

И хотя девушка отлично понимала, что для принца будет самым безболезненным вариантом просто разочароваться в ней – как она слышала, мужчины любят больше глазами и просто обожают собственные привычки и редко изменяют собственным вкусам, – ей почему-то вдруг стало очень грустно. Было неожиданно больно представить, что он больше никогда не будет смотреть на нее так восхищенно, никогда хрипловато не шепнет «Илли-и…» и не притиснет к надежной груди так, что нечем дышать. Ну, разумеется, она отчетливо понимает: это была бесплодная любовь, противозаконная и никому из них по-настоящему не нужная… даже вредная… и вообще она сама хотела, чтоб он забыл ее…

Но все равно какая-то часть души, где еще вчера цвело золотистое солнышко и летали серебряные бабочки, плачет сейчас таким же беспросветным дождем, какой хлещет по окнам.

– Сеньорита? – кастелянша взяла подсвечник и поднесла ближе к ее лицу. – Похоже, я вас перехвалила.

– Ничуть, – гордо отмахнулась Илли. – Я просто вспомнила, что не люблю омлет.

– Наш повар готовит его очень вкусно… – дипломатично сообщила сеньора, – с грибами и ветчиной, вы попробуйте разок и, если не понравится, отдавайте Терри, это собака его светлости. А что вы едите на завтрак?

– Обычно молоко и булочку.

– Придется отучиться, постоянные привычки – это вывеска с именем и фамилией. Но здесь эти продукты обычно входят в состав завтрака. Кроме того, в ваших комнатах будет всегда стоять ваза с различным печеньем, а чай вы можете попросить на второй завтрак, на полдник и перед сном, – твердо объявила кастелянша, щелкая ножницами.

– Хорошо, – кротко согласилась Илли, признавая справедливость сказанного сеньорой и гадая, кем служил в ведомстве Бенгальда маркиз, если у него были такие просвещенные слуги.

И больше не позволила себе ни одного вздоха или слова за все время, пока щелкали ножницы и текла по лбу и щекам краска.

– Все, – объявила наконец кастелянша, обмотав голову Илли сначала куском старой замши, потом цветастым стареньким платком. – У нас есть полчаса, чтобы отдохнуть и позавтракать. И вы, сеньорита Дарэя, за терпеливость заслужили ваше молоко.

– Я буду омлет, – ровным голосом произнесла Иллира. Родители часто говорили, что большинство людей прекрасно понимают пагубность некоторых своих привычек, но только у единиц хватает силы воли превозмочь собственные слабости. И если ради ее безопасности и для того, чтобы родители могли вернуться сюда и жить рядом с нею, нужно есть омлет, она готова есть его хоть пять раз в день. Да и, если разобраться, не ела его Илли просто оттого, что привыкла так питаться в доме тетушки.

– Какие глаза вам хотелось бы иметь, Дарэя? – посмотрев, как уверенно новая родственница расправилась с омлетом и выпила чай с молоком, тихо поинтересовалась кастелянша, отодвигая пустую тарелку.

– У меня есть выбор?

– Да. Серые глаза легко изменить, капнув особое зелье, в любой цвет, кроме небесно-голубого. Синий, зеленый, карий, темно-фиалковый… выбирайте.

– А разве… нет точных указаний? – осторожно поинтересовалась сеньорита и тут же спохватилась: – Мне все равно, но только не в зеленый.

– Тогда давайте сделаем фиалковый, – хищно прищурилась сеньора. – Одна из бабушек его светлости имела именно такие необыкновенные очи. Раскройте-ка глазки… форма у вас очень красивая, и зря вы их не подводите и не красите ресницы.

– Мне это было не нужно, – почти прошептала Илли, только теперь осознавая, насколько это правда.

И не важно, что тетушка выдавала ей для переделки и перелицовки собственные выцветшие и прохудившиеся платья и юбки, – она могла бы, перешивая, украсить их обрывками кружев или вышивкой. Но специально шила простые, чуть бесформенные и безликие наряды, похожие на платья, привезенные из приюта. Ей нельзя было нравиться молодым сеньорам, которые могли случайно забрести в их тихий городок.

– Зато теперь необходимо, – кастелянша очень ловко капнула что-то в глаз сеньориты и придержала ее крепкой рукой, не давая потереть пальчиком.

– Всего пара мгновений – зелье очень качественное, и к вечеру цвет проявится во всей красе. Подставьте второй глазик и не дергайтесь. Замечательно! С вами приятно работать. Теперь идем смывать волосы.

И снова она вертела послушную девушку как хотела, смывала с волос краску, вытирала, поливала их какой-то жидкостью и закручивала на резные костяные бигуди.

Затем снова смывала, вытирала, подсушивала, укладывала щипчиками. Наконец полюбовалась на результат и взялась за лицо, гадая про себя, насколько хватит терпения у этой удивительной сеньориты, чтоб не заглянуть в зеркало. Как выяснилось, раньше не хватило его у нее самой.

– Вы хотите посмотреть, что у нас получилось? – отобрав у девушки заляпанный краской балахон, кастелянша подала ей светло-синее полотняное платье с кружевным широким воротником.

– Посмотрю, – согласилась Илли безучастно, ожидая, пока сеньора застегнет на спине застежку.

– Хорошо, – вздохнула та, – буду сама вам каждое утро приносить молоко. Скажу повару, что кормлю приблудного кота.

– Не нужно. Мне понравился омлет, ваш повар действительно великолепно его готовит, – вежливо улыбнулась сеньорита. – Это поистине была плохая привычка.

Особенно если учесть, что теперь ей каждый раз вспоминается, с каким энтузиазмом его высочество подливал ей вторую порцию.

Твердая рука сеньоры Клоры неумолимо повернула ее лицом к зеркалу, и все мысли о его высочестве разом испарились из головы девушки.

Пресветлые духи, а это кто?

Нет… не может быть. Она серенькая… невзрачная… а эта сеньорита яркая, как ограненный алмаз.

Волосы, обрамляющие ее лицо крупными блестящими завитками, почему-то не рыжие, как ожидала Иллира, а каштановые, того богатого оттенка, какой имеет только редкий соболь из северных лесов Дирлиндского герцогства. И брови, и ресницы стали черными, подчеркнув аристократичную бледность кожи, а подведенные глаза кажутся большими и глубокими. И несмотря на то что фиалковый цвет пока неярок, он уже освещает ее личико волшебным светом.

– Но как же… – Все теории Илли разом пошатнулись – да ведь теперь ее не заметить не сможет даже слепой.

– Такой у меня приказ, – гордо оглядев в зеркало полученную работу, сообщила сеньора. – А теперь бери веник, смети все волоски и брось в очаг, и эти тряпки тоже, дрова там есть, огниво на полочке. Я пока помою ванну. Не нужно, чтоб служанки о чем-то догадались.

Еще через полчаса, когда все улики были уничтожены, соучастницы сидели в креслах возле столика, и старшая показывала младшей снадобья, тушь, румяна и помаду, хранящуюся в удобной шкатулочке, и поясняла, как и когда лучше этим пользоваться.

– Во дворце у опытных фрейлин есть святое правило: лучше пойти на бал с ненакрашенными губами, чем взять помаду, любезно одолженную подружкой. Всякое может случиться. И хотя магистр сразу найдет виноватую и ее вмиг выгонят из фрейлин, ослепленных ревностью девушек ничто не останавливает.

– А как я попаду во фрейлины? – поинтересовалась Илли, тяжело вздохнув про себя.

Слышала она уже кое-что про интриги королевских фрейлин от сеньоры Павринии и отлично уразумела, что никогда не хотела бы оказаться фрейлиной.

– Не знаю. Но раз приказ поступил – обязательно попадешь.

Ну, вот как раз тут она и не сомневается: раз ее величество так задумала, значит, все так и будет. И вот это-то и пугало своей неизбежностью.