Глава 9
ПУЛЕМЁТ
С утра Саша хорошо поел, чтобы не нести с собой продукты, закинул за плечо немецкий карабин и отправился к железной дороге. Для начала он решил понаблюдать за движением, может, умная мысль в голову придёт.
Он добрался до двухпутки и влез на дерево. Хоть и небольшая высота, метра четыре, а видно лучше.
От дерева, на котором он сидел, вправо тянулся путь прямой, шедший на затяжной подъём. Вдали, на перегибе пути, маячил часовой.
Через четверть часа послышалось пыхтение паровоза и перестук колёс. На подъём шёл поезд. Впереди паровоза катилась платформа, обложенная мешками с песком. Спереди — амбразура, торчит ствол пулемёта. На платформе во весь рост стоял немец и играл на губной гармошке.
Нагловатый вид немца задел Сашу за живое. А может, врага давно живьём не видел?
Он передёрнул затвор карабина, взял немца на мушку, повёл стволом вперёд, делая упреждение, и нажал на спуск. Раздался не выстрел, а щелчок. Осечка. Саша вновь медленно передёрнул затвор, поймал в руку патрон. Капсюль был наколот, стало быть, карабин исправен. Он прицелился ещё раз, пока паровоз не успел протолкнуть платформу вперёд, снова нажал на спуск — и снова осечка!
Саша выматерился. Ещё хорошо, что сейчас, а не при встрече с немцами нос к носу.
Скорее всего, патроны отсырели. Он и карабин, и патроны к нему хранил замотанным в промасленную тряпку под крышей сарая, чтобы чужому найти трудно было. Выходит, сейчас он безоружен! Карабин есть, а стрелять из него невозможно. Вот незадача!
Однако же в этот день Александру повезло. После неудачи с осечками он направился домой. Решив немного урезать путь, пошёл через лес напрямик, благо — общее направление знал. Рано или поздно он должен был выйти на дорогу к хутору.
Впереди показался завал из деревьев, причём лежали они верхушками в одну сторону. Саша подошёл поближе к завалу и увидел хвост самолёта.
Самолёт был наш, советский, довоенного ещё производства, на киле красовалась полустёртая звезда. Судя по всему, сбили его или он сам упал ещё летом 1941 года, поскольку его оплетали высохшие за зиму ветви кустарника.
Саша обошёл самолёт вокруг. Одно крыло его было оторвано, нос смят. Но видимых повреждений от пуль или снарядов он не нашёл. Не исключено, что самолёт упал оттого, что в баке закончился бензин. Иначе при посадке в лесу он вспыхнул бы и сгорел. Его догадку подтверждало ещё и то, что лопасти уцелевшего винта были погнуты только снизу — то есть винт при посадке уже не вращался.
Саша взобрался на единственное крыло и заглянул в кабину. Кресло пилота было пустым. Экипаж успел выпрыгнуть с парашютами или выбрался из повреждённого самолёта после аварийной посадки.
Саше стало интересно, и он открыл крышку бензобака на крыле. Пахнуло бензином. Он сломал веточку и сунул её в бак. Как он и предполагал, ветка осталась сухой — бак был пуст. Понятно, не дотянули до своих, возвращаясь с задания, упали.
Он заглянул в кабину ещё раз. Приборы были разбиты, но следов крови — пусть и засохших — не было.
Он бы так и ушёл — уже сделал несколько шагов, как обратил внимание, что на фюзеляже, ближе к хвосту, есть ещё одна кабина — вроде для хвостового стрелка.
Саша с трудом влез на фюзеляж; ухватившись обеими руками, откинул фонарь и заглянул в кабину. Она была пуста, а внизу, на полу, лежал пулемёт. Вид у него был немного несуразный: с высокой мушкой, приспособленной для стрельбы с турели, без сошек, без приклада.
Саша внимательно осмотрел неожиданную находку. По стволу и ствольной коробке — лёгкая сыпь ржавчинки. Если оттереть керосином, так пулемёт вполне ещё может пригодиться. И патроны в коробке есть — сотни три.
Саша осторожно спустил на землю пулемёт и коробку с патронами, выбрался сам. Водрузил пулемёт на плечо, коробку — в руку. Получалось тяжеловато, но своя ноша не тянет.
Он добрался до избы и сразу спрятал пулемёт в сарай, а карабин — под крышу. Зайдя в избу, обнял Олесю.
— Я тебя позже ждала, обед приготовить не успела, — виновато призналась она.
— Я не голоден. У нас керосин есть?
— Совсем чуть-чуть. Я для растопки печи оставила, да для лампы.
— Отлей немного.
— Возьми в чулане.
Саша нашёл оцинкованную посудину — вроде круглой канистры, открыл крышку, понюхал. Точно, керосин. Плеснул немного в пустую консервную банку и поспешил в сарай.
Полчаса он пытался понять, как разобрать пулемёт — его интересовало состояние ствола. Если цел, не поражён ржавчиной — можно заняться смазкой и оттиранием ржавых пятен.
Саша заглянул в ствол. Видимо, при авиационной жизни за пулемётом ухаживали, но нахождение его в сыром лесу больше полугода сказалось.
Саша нашёл кусок проволоки, обрывок тряпки и вычистил ствол. Осмотром остался доволен. Теперь можно было приняться и за другие детали.
С пулемётом Саша провозился до вечера: вычистил, смазал, собрал и пощёлкал затвором. Вроде должен работать. Патроны к нему наши, винтовочные, калибра 7,62 мм. Вот только будут ли они стрелять?
Саша решил залезть в подвал и выстрелить там хотя бы один раз. В лесу нельзя, эхо выстрела далеко слышно — километра три окрест. А привлекать внимание к хутору не хотелось.
Он открыл коробку с патронами и выщелкнул из пулемётной ленты два патрона. На кончиках пуль — чёрные и красные пояски, по стандартному обозначению пули должны быть бронебойно-зажигательные. Капсюль покрыт красным лаком, и с виду патрон похож на обычный, винтовочный.
Подхватив пулемёт под мышку, Саша неуклюже спустился по лестнице в подвал.
По устройству пулемёт походил на дегтярёвский, но механизм подачи патронов из ленты был другим. Да и рукоять взведения затвора располагалась непривычно для советского оружия — слева.
Саша взвёл затвор, вложил патрон в патронник. Пулемёт стрелял с заднего шептала, как и многие советские автоматические образцы — тот же пехотный пулемёт ДП, автомат ППШ.
Он направил ствол в бревно сруба погреба и нажал на спуск.
Выстрел в тесном пространстве погреба просто оглушил его. Хорошо — догадался открыть рот перед выстрелом, как делают все артиллеристы, иначе барабанные перепонки просто полопались бы. А пулемётик-то работает!
Саша выбрался из подвала и поискал глазами, куда бы спрятать пулемёт. Больно он здоров и тяжёл — килограммов десять, а то и поболе будет. Но потом махнул рукой: пусть здесь полежит. Завтра он всё равно с ним уйдёт.
Отмыв руки щёлоком от керосина и смазки в бочке, Саша вернулся в избу.
— Фу, как пахнет от тебя! — поморщилась Олеся.
— Керосином.
— Ты, никак, деревню сжечь решил?
— Да взял всего чуть-чуть, граммов двести. Разве ими сожжёшь чего-нибудь?
— Целых двести граммов! Да за них такой шматок сала отдать надо!
— Я больше не буду, — совершенно искренне пообещал Саша.
Они поели. Поскольку уже стемнело, улеглись спать — чего попусту лучину или керосин жечь? В деревнях и сёлах и до войны ложились спать рано, а вставали с первыми лучами солнца. А в войну и подавно, поскольку электричества не было.
После завтрака Саша взвалил на плечо пулемёт, взял коробку с патронами. Карабин оставил: чего без толку железяку носить, если патроны негодные, и направился на прежнее, облюбованное ещё вчера место.
Деревья уже распустили почки, и выглянули первые зелёные листики. Воздух в лесу был свежий, чистый, не то что в городе. Всё-таки деревенская жизнь имеет свои плюсы.
Саша расположился у дерева, метрах в ста от дороги и положил пулемёт на землю. Ближе не подойдёшь — немцы вырубили лес по обе стороны от дороги. Некоторое время он пытался подумать — как приспособиться к стрельбе? Станка, сошек и приклада у пулемёта не было. Если пулемёт будет лежать на земле, толком не прицелишься, да и гильзы у него вниз вылетают, для них пространство нужно. Вот незадача!
Оставив пулемёт, он вернулся в лес и, промучившись битый час, ножом отрезал от упавшего дерева обрубок, вроде чурбачка. Чертыхаясь — дерево было намокшим и тяжёлым — понёс его к пулемёту. Уложив на землю чурбак, сверху пристроил пулемёт. Должно получиться.
Открыл крышку лентоприёмника, заправил ленту и взвёл затвор. Теперь пулемёт был готов к стрельбе, осталось только дождаться подходящей цели.
Днём движение поездов по ветке было оживлённым, и долго ждать не пришлось. Снова послышался перестук колёс и пыхтение паровоза. Вот показался и он сам, выбрасывая из трубы клубы дыма и пара.
Впереди паровоза катилась платформа, на которой за мешками с песком стоял пулемёт. Расчёт — двое немцев — стояли в полный рост и курили, о чём-то весело разговаривая между собой.
За паровозом тянулся состав — вагонов тридцать. Вагоны были грузовые, двери закрыты. Стало быть, не солдат везут, и не раненых. Вполне может быть, что трофеи в свою любимую Германию. Взорвать бы их к чёртовой матери, да нечем. Пулемётом он только паровоз из строя выведет да пробку на дороге на некоторое время создаст.
Саша выждал, когда паровоз приблизится, и лёг за пулемёт. До чего прицел неудобный! У пехотного пулемёта проще и понятнее, а здесь — несколько колец. Он решил наводить мушку в центр самого маленького кольца. Но для начала надо было расстрелять пулемётный расчёт на платформе, иначе они откроют ответный огонь.
Саша прицелился, вздохнул, задержал дыхание и нажал на гашетку. Такого он не ожидал! Темп стрельбы был просто бешеный. Пулемёт трясся и подпрыгивал на деревянном чурбачке, и удержать его за рукоятки было просто нереально. Выстрелы буквально сливались в сплошной треск, как будто рвали кусок ткани — р… р… р… р! Звук оглушал.
Фигуры немцев на платформе исчезли.
Саша поймал в прицел чёрный, лоснящийся краской паровозный котёл и нажал на гашетку. Сноп пуль прошил водогрейный котёл, и паровоз сразу окутался паром из множества пробоин. А вот при стрельбе поправлять наводку удобно. Стрелку видно, куда летят пули, потому как донца их светятся красным цветом.
Саша нажал на гашетку ещё раз, поведя стволом вдоль паровоза — от дымогарной трубы до будки машиниста. В бешеном темпе пулемёт изрыгнул очередь и смолк. В запале Саша передёрнул затвор и нажал на спуск, но пулемёт только щёлкнул затвором. Лента с патронами кончилась.
Ё-моё! Да он и стрелял-то всего несколько секунд, а двести патронов уже улетучились. Прожорливая машинка!
Паровоз замедлил ход и метров через двести остановился. Пар из котла вышел через многочисленные пробоины, и тяга исчезла.
Саша вскочил и бросился бежать вдоль железнодорожного пути к паровозу. Собственно, паровоз его не интересовал — он бежал к платформе. Там пулемёт, там патроны! Авиационный пулемёт ему был уже не нужен, без патронов он — простая железяка, да и в пехотном бою неудобен.
Лыжные пробежки зимой сказывались — он добежал быстро, практически не задыхаясь.
Взяв в зубы нож, Саша взобрался по поручням в паровозную будку. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять — паровозная бригада мертва.
Он открыл дверь слева от котла и побежал по настилу вперёд, к носу паровоза. На секунду задержался, выглянул из-за котла на платформу.
Немцы лежали неподвижно.
Саша перепрыгнул с паровоза на платформу, удачно приземлившись на мешки с песком, и побежал по платформе вперёд — туда, где стоял пулемёт МГ-34. На ходу бросил взгляд на немцев, и его едва не стошнило. У обоих практически не было голов — какие-то обломки костей вперемешку с мозгами и кожей.
Хоть и противно было, но он остановился: на поясах у немцев были кобуры с пистолетами. Как правило, пулемётные расчёты вооружались ещё и личным оружием — пистолетами. В Красной Армии номер первый расчета имел револьвер «Наган», а второй номер — винтовку.
Саша снял с одного немца ремень с кобурой и нацепил его на себя. У второго вытащил из кобуры пистолет и запасную обойму и сунул в карман. Подхватив пулемёт, он взялся за коробку с пулемётной лентой.
Ёлки-палки! Коробок было две. Но одна его рука пулемётом занята, а второй две коробки не возьмёшь.
Саша подобрал ремень немца, у которого вытаскивал пистолет из кобуры, просунул один конец в ручки обеих патронных коробок и перекинул всё это через плечо. Тяжело и неудобно, но нести можно.
Он осторожно спустился с платформы. Справа, за перегибом пути, вдалеке показались клубы дыма — шёл встречный поезд.
Саша побежал в лес. Поезд наверняка остановится, и в нём могут оказаться солдаты, едущие на передовую. Из охотника он превратится в преследуемую дичь. А по его понятиям риск не должен быть выше разумного. Его задача — нанести урон фашистам, а не погибнуть самому геройской смертью. Да, иногда гибель одного бойца может быть оправдана спасением жизней его товарищей или высшими интересами государства, и Саша это вполне допускал. Но не в нынешней ситуации.
Он немного попетлял по лесу, пару раз заходил в воду и шёл по холодным ещё ручьям — на случай, если немцы организуют его поиск с собаками.
До хутора добрался к вечеру — усталый, но довольный. Пулемёт с патронами — трофей — спрятал в сарае. Наконец-то он после долгого вынужденного безделья вышел на тропу войны!
Саша не знал, что встречный поезд и в самом деле остановился. И в поезде этом следовал из Германии 201-й шуцманшафт батальон. Иначе говоря — полицейский карательный, один из семи украинских батальонов, носивших номера с 201-го по 208-й. Основу его составляли сторонники ОУН. Действовал он на территории Белоруссии с весны по декабрь 1942 года, находясь в подчинении Эриха фон ден Баха, начальника полиции сектора «Центральная Россия». Батальон в составе 650 человек прибыл специально для борьбы с партизанами. Командиром батальона формально был гауптман Е. Побигущий, а фактически им руководил немец, гауптман СД В. Моха. Его заместителем, правой рукой был Роман Шухвич, позже ставший одним из руководителей националистического подполья на Украине — наравне со Степаном Бандерой. Батальон состоял из четырёх рот, называемых сотнями. Командовали ими Роман Шухвич, сотник Бригидер, поручник Сидор и поручник Павлик.
Первая сотня прибыла в Пинскую область, вторая — под Лепель.
Пинская область удостоилась такой «чести» во многом благодаря действиям партизанского отряда Василия Захаровича Коржа. Созданный им осенью 1941 года отряд насчитывал до шестидесяти бойцов и зимой 1941/42 года совершил дерзкий санный рейд по гарнизонам врага.
Значительно более крупный отряд, организованный пограничником М. С. Прудниковым, действовал на западных землях Белоруссии. Летом 1944 года, к моменту освобождения Белоруссии Красной Армией, отряд вырос до бригады и насчитывал три тысячи бойцов.
Но Саша всех этих подробностей, естественно, не знал. По натуре он был диверсант-одиночка. Конечно, он создал небольшой партизанский отряд, но из-за предательства не мог избежать провала. В результате партизаны его отвергли, и в дальнейшем он решил действовать сам.
— Олеся, налей мне рюмочку, да и себе тоже плесни.
— Что за праздник? У тебя день рождения?
— Да нет, день рождения у меня летом. Оружием я обзавёлся и паровоз немецкий уничтожил.
— Я-то думала!
Олеся фыркнула, но самогон достала. Плеснула Саше в гранёный стеклянный стаканчик доверху, а себе — треть.
— Тогда с почином тебя!
Они чокнулись, выпили. Самогон оказался крепкий, пробрал аж до желудка.
Отмяк Саша. Спиртного не пил давно, да и адреналина сегодня с избытком хватило. Он с аппетитом поел, с сожалением посмотрел на бутыль с самогоном.
— Убери от греха подальше. Не пришла ещё пора пить. Вот выгоним немца с нашей земли — до беспамятства напьюсь.
— Тогда я спокойна, это ещё не скоро будет.
Саша вздохнул. И в самом деле, не скоро — ещё три долгих года.
Пару дней он планировал отсидеться, а потом выйти к «большаку» — как называли местные автодорогу. Нельзя два раза устраивать диверсии на одном месте. Его счастье, что немцы не установили противопехотные мины между лесом и железной дорогой. Он сдуру и к паровозу повреждённому помчался — как лось на гону к лосихе. А ведь мог заранее проверить, обезопаситься. Чёрт, совсем распустился, навыки боевые утратил за спокойную зимовку на хуторе.
Зато теперь у него есть немецкие патроны, и они одинаковы и для ручного пулемёта, и для карабина.
Пару дней Саша занимался хозяйственными делами. Главное — немцы за это время должны успокоиться. В принципе, они всё время настороже, поскольку на оккупированной территории и партизаны периодически устраивают им неприятности, но после нападения усиливаются караулы, ужесточаются проверки, посылаются карательные отряды.
Он просидел на хуторе четыре дня, ибо когда он задумал идти к «большаку», пошёл дождь, а на следующий день земля была влажной и грязь липла к сапогам. Саша резонно решил не пачкаться, лёжа в засаде — пусть ветерком просушит.
На следующий день ярко светило солнце, и Саша решил выходить. Он взял пулемёт и одну коробку с пулемётной лентой, резонно решив, что он не собирается вести длительный бой, и весь запас сразу тратить не стоит. Но получилось, как всегда, наоборот.
Он уже отошёл от хутора километров восемь, как услышал перестрелку. Не одиночные выстрелы, а пулемётно-автоматно-винтовочную стрельбу, причём интенсивную.
Ему стало интересно — это с кем же воюют немцы у себя в тылу? Или они устроили показательный расстрел жителей какого-то села? И он направился на звуки выстрелов.
Идти пришлось осторожно, и на дорогу ушёл почти час. Торопиться не стоило — немцы вполне могли поставить засады.
Сначала он увидел стоящую колонну из десяти немецких грузовиков. Кузова их были пусты, но возле машин стояли водители.
«Точно, каратели пожаловали!» — подумал Саша. Он обогнул стороной грузовики.
Стрельба велась совсем рядом.
Саша пробежал между деревьями, залёг на небольшом пригорке и стал наблюдать.
Никакого села не было. Перед ним лежало чистое поле, скорее — большая поляна, и за нею — лес. От поляны в сторону леса перебежками передвигались немцы. Хорошо, грамотно передвигались. Пока одни вели стрельбу, другие бегом, пригнувшись, преодолевали 10–15 метров, падали и открывали огонь.
Саша оказался у немцев в тылу. До их цепей было метров двести.
Из леса по немцам вели огонь. По звукам выстрелов — из винтовок, иногда, очень экономными очередями — из пулемёта. Судя по всему, немцы явно загнали в ловушку отряд партизан или бывших окруженцев. Надо бы помочь.
Саша раздвинул сошки, установил пулемёт и заправил ленту. Дождавшись, когда большая группа немцев поднимется в атаку, он прицелился и дал длинную очередь по цепи. Очень удачно дал, большая часть немцев попадала убитыми. Причём немцы не сразу поняли, что стреляют в них, наверняка подумали, что их пулемётчик помощь оказывал. Они снова поднялись в атаку, но в другом месте.
Саша и этих расстрелял.
На этот раз его засекли. Немецкий пулемёт стал бить с фланга по пригорку. Пока вслепую, пули взбивали фонтанчики земли далеко от его позиции.
Саша сполз с пригорка, таща за собой пулемет. Говорил же в своё время взводный: «Дал очередь — смени позицию».
Он заполз в лес и, укрываясь за деревьями, пробежал метров пятьдесят. На глаза попалось удобное деревце: ствол его раздвоен, как рогатка, метрах в трёх от земли.
Положив пулемёт на землю, Саша взобрался на развилку и осмотрелся.
Несколько немцев ползком и перебежками продвигались к покинутой им позиции на пригорке. «Давайте, ищите!» — усмехнулся про себя Саша.
Он спрыгнул с развилки, подхватил с земли пулемёт и побежал к грузовикам. Метров за семьдесят от них улёгся, уложил перед собой пулемёт и раздвинул сошки.
Водители стояли к нему спиной и курили, прислушиваясь к идущему поодаль бою.
Саша прицелился и дал по водителям длинную очередь, а когда они попадали, перенёс огонь на машины. Стрелял по радиаторам, моторам, бензобакам.
Одна из машин вспыхнула.
Саша не стал дожидаться, когда водители опомнятся и начнут отстреливаться. Он помнил: за лесом много немцев, и вполне вероятно, услышав пулемётную стрельбу, они побегут к грузовикам. Следовательно, надо сматываться. День и так прошёл не зря.
Саша подхватил пулемёт, забросил его на плечо и быстрым шагом направился к хутору. По дороге петлял, метров сто прошёл по встреченному им ручью. Теперь даже с собаками они вряд ли смогут взять след. К тому же немцы будут думать, что огонь у них в тылу открыл кто-то из партизан, совершив обходной манёвр. Но своим он сегодня помог. Немцам сложно будет наступать, ожидая удара в спину.
Вернувшись на хутор, Саша не пошёл в избу, а сразу направился в сарай. Он разобрал, тщательно вычистил и смазал пулемёт. Машинка хорошая, удобная — надо беречь. После интенсивной стрельбы ухода требует. Немецкое оружие сложнее нашего, грязи не любит и безотказно работает только при регулярном уходе.
— Ты чего такой довольный? — спросила Олеся, когда он зашёл в избу.
— День удачный.
— Он был бы удачным, если бы ты принёс мешок муки или узелок соли, спичек на худой конец. Дома скоро есть нечего будет, — огорошила его Олеся.
Саша и в самом деле не задумывался над кормёжкой, а стоило бы. Девушка ставила на стол картошку, сало, соленые огурцы, квашеную капусту и суп. Он ел и не задавался вопросом — откуда? Понятно, что картошка урожая прошлого года, соленья тоже заготовлены прошедшим летом. У него же все мысли были только о войне. Однако он не в армии, не на готовом вещевом и продовольственном снабжении.
Саша мысленно укорил себя. Ведь сейчас он мужчина в доме и добычу пропитания должен взять на себя. Иначе получается — примак, пришёл на всё готовое. Ест чужое, спит с хозяйкой и в ус не дует. Нехорошо получается.
От расстройства он даже крякнул.
— Ты чего не ешь, бульба стынет, — вернула его к действительности Олеся.
— Прости, задумался. А чего нам в дом надо?
— Да считай, всё. Соль на исходе, тяну понемногу. Пока соленья выручают. А кончатся? Огород копать пора, бульбу сажать. Раньше отец лошадь с плугом брал, а теперь вручную придётся. Муки две пригоршни осталось.
Саша сидел огорошенный, щёки его пылали. Действительно, примак. Жрал и не спрашивал — а есть ли запасы? И сейчас Олеся его не укоряла, а просто ставила перед фактом. Но он-то хорош! Когда командиром партизанского отряда был, позаботился о бане, чтобы бойцы не обовшивели, о соли. А о жене своей гражданской и о себе не подумал.
— Когда огород копать будем?
— Хоть завтра.
— А картошка на посадку есть?
— У меня отец предусмотрительный, оставил запас.
Три дня с утра до вечера Саша копал огород. Благо земля мягкая как пух — супесчаник. На такой земле бульба хорошо рожает.
Потом день ушёл на посадку — это они уже вдвоём делали. Разметили бечёвкой рядки, Саша лопатой поднимал землю, а Олеся бросала в лунку картошку.
Умаялся за эти дни Саша сильно. Вечером падал в постель как подкошенный. Утром ныли почти все мышцы, особенно рук и ног. Однако же картошку посадили. Будет урожай, следующую зиму с голоду не помрём.
Вечером в постели Олеся поцеловала Сашу.
— Молодец, хозяин. Я уж думала — одной картошку сажать придётся. Тяжело!
— Одной тяжело, — согласился Саша. — Ты знаешь, завертелся я как-то, о пропитании и запасах не подумал. Могла бы сама напомнить.
— Отец всё сам делал, без напоминаний.
— Я городской житель, и о картошке забыл.
Саше стало стыдно. Не она, женщина, должна подсказывать ему, а он сам, без подсказок и напоминаний о простых, в общем-то, вещах, должен был думать.
Отец Олеси был человеком рачительным, домовитым — это было видно по порядку в хозяйстве, по запасам. Такого же поведения Олеся ждала и от него. А он? Только дровами сам обеспечил, а бульбу после напоминания посадил. Ай-яй-яй, нехорошо. Но он постарается исправиться, и впредь не только о боевых действиях думать, но и о пропитании тоже. Собственно, одно не исключает другого.
Но где он может раздобыть муку, соль? Только у немцев на складах или автоколоннах. Потому, хочешь не хочешь, придётся напасть на склад. Втихую украсть не получится, немцы продовольственные склады берегли не меньше, чем артиллерийские или другие. Конечно, продукты ещё в столовых бывают. Забрался же он в такую ещё по осени, когда к Олесе шёл после разгрома партизанского отряда.
После некоторых раздумий он решил, что это лучший вариант, наиболее лёгкий и наименее опасный. Только столовые эти при гарнизонах немецких, в сёлах и городах. А где гарнизон, там патрули и часовые. У него же транспорта нет — даже велосипеда вшивенького. Обворует он склад при столовой, а много ли на плечах унесёшь? Мешок муки или чего другого. Вот и получается, что из-за мешка муки или соли надо жизнью рисковать. «Нет, так не пойдёт! Надо обзаводиться транспортом», — решил Саша.
Только легко сказать. Мотоцикл в магазине не купишь — только у немцев силой можно забрать. Они ведь пешими не ходят — если только в городах. Все передвижения солдат — на грузовиках, офицеров — на легковых машинах. Мелкие же подразделения, вроде разведчиков или связистов, использовали мотоциклы. Один раз, правда, видел Саша своими глазами пехотную роту немцев на велосипедах. Довольно необычно, учитывая, что наши солдаты передвигались больше пешком. На дальние расстояния — поездом, в теплушках. А уж дальше — на своих двоих. Большая часть артиллерии — на конной тяге, только орудия большой мощности тянули гусеничные трактора, вроде «Сталинца». Вот и получалось, что немецкая армия мобильнее. Положение исправилось только в 1943–1944 годах, когда американцы поставили в Советский Союз достаточное количество «студебеккеров», «доджей» и «виллисов».
После некоторых раздумий Саша решился ограбить или обворовать — уж как получится — столовую. Охрана там пустяковая: один часовой, да и то не всегда, иногда он один на два близлежащих объекта. К тому же столовые у немцев часто располагались на территории подразделения и охраны не имели вовсе. Однако и подобраться к ним было сложно.
Относительно недалеко, километрах в пятнадцати, располагалась одна небольшая воинская часть, скорее — подразделение. Судя по машинам — связисты. Видел их Саша, когда на лыжах зимой район обследовал. Грузовики имели крытые кузова, на которых были видны антенны. Хоть взвод там, хоть рота, а всё равно кормить их должны — хотя бы полевая кухня на колёсах. Вот туда Саша и направился. Из оружия взял с собой только пистолет за поясом и нож, поскольку воевать всерьёз он не собирался. С пулемётом больно-то не походишь, тяжёлая машинка, хоть и называется ручным.
Шёл он быстро — дорога известная была.
Расположился на опушке леса, взобравшись на дерево. С высоты всё село было как на ладони. И машины крытые на месте стоят, телескопические антенны подняты. Стало быть, работает узел связи.
У Саши сразу мысль мелькнула — разгромить! Узел связи — всегда лакомый кусок для любого диверсанта. Оставить врага без связи — значит, оставить его на время слепым и глухим, нарушить взаимодействие между воинскими частями. Только у него сейчас задача другая, да и гранат или взрывчатки вовсе нет. Тут даже пулемётом задачу не решить.
Полевая кухня у немцев была, обнаружил её Саша. Недалеко от окраины, буквально рядом с четвёртым от околицы домом. Под навесом стояли две полевые кухни. Он их и засёк-то по дымам. И всё своё внимание переключил на неё.
Часть двора, где располагались полевые кухни, загораживали дворовые постройки, но тем не менее Саша разглядел двух поваров. Сами кухни топил дровами явно местный житель, мобилизованный немцами в помощь.
К часу дня к кухне потянулись солдаты. Вероятно, во дворе стояли столы, потому что солдаты задержались возле кухонь на полчаса. Когда они ушли, пришла другая партия. «Ага, сменами обедать ходят, чтобы штабы без связи не остались», — догадался Саша.
К кухне подъехал грузовик. Из крытого брезентом кузова сгрузили несколько мешков — на кухню явно привезли припасы. Грузовик развернулся и выехал из села.
«Хм, занятно. Вполне возможно, что грузовичок развозит продовольствие со склада вот по таким полевым кухням. Зачем нападать на склад или кухню в селе, если можно проследить, откуда и куда едет грузовик, и прихватить его по дороге?» — подумал Саша. Если удастся осуществить задуманное, одновременно появится и транспорт и провизия. Только рядом с селом стрельбу учинять нельзя, немцы сразу всполошатся, могут на своих машинах прийти на помощь. Чёрт, он же не заметил, откуда появился у кухни грузовик, по какой дороге он приехал в село. Видно, придётся посетить село ещё не один раз.
Он спустился с дерева, размял затёкшие ноги, поприседав и помассировав мышцы.
Дома, на хуторе, уже поев, он начал обдумывать — как остановить грузовик на дороге. Можно переодеться немцем и поднять руку — но где взять форму? А может, перегородить дорогу деревом, спилив его? Водитель и сопровождающий насторожатся. Немцы вообще в одиночку в кабине не ездили, если только не следовали автоколонной. Правда, был ещё вариант — проколоть колесо. Спустившаяся покрышка водителя не насторожит, дело вполне обычное. Только чем и как его проколоть? Хотя бы пару толстых гвоздей надо.
Саша вышел во двор и начал осматривать постройки — нельзя ли где гвоздь вытащить без ущерба для строения.
Олеся вышла развешивать бельё.
— Потерял чего?
— Да нет, гвоздь ищу — большой.
— У отца в сарае инструмент плотницкий в ящике, там посмотри.
Вот дурень-то, мог бы и сам раньше спросить. Гвозди — те, что надо, сотка — в ящике нашлись, равно как и инструменты: молоток, гвоздодёр, пассатижи, рубанок, ручная пила и много чего ещё.
Саша нашёл и отпилил кусок доски, вбил в неё два гвоздя. Доска толстая, шестидесятка, и гвозди выступали из неё ровно настолько, насколько было надо.
На следующий день Саша пришёл к селу немного пораньше и наблюдал не за полевой кухней, а за дорогами, ведущими к селу.
Около полудня появился уже знакомый ему грузовик. Из него выгрузили несколько ящиков, и он уехал. Причём и заезжал и выезжал грузовик из села по одной и той же дороге.
Кружным путём по лесу Саша обошёл село и вышел на дорогу. На ней чётко отпечатывались рубчатые следы покрышек. Он пошёл за ними по обочине.
Следы были видны с небольшими перерывами на сухих участках земли километров пять до развилки, выходя на гравийную дорогу. Пожалуй, засаду надо делать где-то посередине, чтобы выстрелы были не слышны ни в селе, ни на дороге.
На следующий день он ожидал грузовик на дороге. Ножом в утрамбованной колёсами земле сделал ямку по форме доски и уложил деревяшку прямо по колее гвоздями вверх. Всё аккуратно замаскировал землёй и пылью. Отойдя на пару шагов, он полюбовался следами своих рук. Доску видно не было, а гвозди водитель просто не увидит на ходу, тем более что они слегка поржавели и не давали блеска.
Саша отошёл в сторону села на полсотни метров. По его расчетам, грузовик должен остановиться почти напротив него.
Послышался гул мотора. Шёл именно тот грузовик, которого он ждал.
Передним правым крылом машина наехала-таки на гвоздь. Раздался лёгкий хлопок, грузовик прокатился ещё немного и встал. Саше было слышно, как сипит, выходя из камеры, воздух.
Из кабины выбрался водитель и сопровождающий. Охранник ли это был или какой-нибудь фельдфебель с продуктового склада, Сашу не интересовало.
Водитель держал в руках карабин, а пассажир расстегнул кобуру пистолета. Оба озирались по сторонам, но, никого не обнаружив, уставились на колесо.
Водитель выругался. Прокол колеса — дело неприятное, но вполне житейское, любой из водителей сталкивался с этим не один раз.
Водитель отдал карабин сопровождающему. Тот перекинул его через плечо, достал сигарету и закурил.
Шофёр достал из кабины рабочие рукавицы, потом вытащил и установил домкрат и стал откручивать колёсные гайки. Курящий рядом пассажир только глазел и отпускал шутки, сам же над ними смеясь.
Водитель, чертыхаясь, заменил колесо и затянул гайки. Пожалуй, пора приступать к их ликвидации, и начинать надо с пассажира, у него оружие — пистолет и карабин водителя.
Саша осторожно подобрался поближе. Водитель в это время заталкивал пробитое колесо под кузов, на место запаски. И водитель, и пассажир в этот момент повернулись к Саше спиной.
Он встал во весь рост, поднял руку и прицелился. Бах, бах! Два выстрела подряд почти слились в один. Немцы повалились на дорогу.
Саша подбежал и осмотрел их. Оба наповал, мертвее не бывает.
Он обежал грузовик, встал ногой на фаркоп и, ухватившись рукой за задний борт, заглянул в кузов. Половина его была заставлена ящиками, мешками и канистрами. Не зря рисковал.
Саша спрыгнул на землю и подошёл к убитым. Сняв с них оружие, он сложил его в кабину и уже собрался сесть за руль, как внезапно его остановила мысль: а как он будет выбираться на большак? На нём нет немецкой формы, и первый же встречный водитель поднимет тревогу. Надо переодеваться в форму убитого.
Саша раздел до нижнего белья водителя, поскольку по комплекции тот ему подходил больше всего. Надел на себя его форму, не забыв пилотку и сапоги. С виду — настоящий немец, ни дать ни взять. Да и форма может в дальнейшем пригодиться.
Оба трупа Саша оттащил подальше в лес. Пусть немцы гадают, куда исчез грузовик вместе с солдатами.
Он сел за руль, развернул грузовик и сразу затормозил. Выскочив из кабины, Саша побежал по дороге. Надо было убрать доску, иначе сам напорется на этот же гвоздь.
Он нашёл доску, вытащил её из земли и закинул подальше от дороги. Всё, можно ехать.
Забравшись в кабину, Саша включил зажигание, и грузовик тронулся с места. Вначале он осторожничал, ехал не торопясь. Машина была ему незнакома, к рычагам и педалям привыкать надо. Но потом освоился, добавил газу. На перекрестке повернул направо, и через три километра свернул на грунтовку.
Он не доехал до хутора с километр — мешал ручей. Мост через него был, но значительно дальше, у соседней деревни. «Светиться» ему там не хотелось, и он уже придумал, как скрыть все следы. Он загнал грузовик в кусты у самого берега, разделся до трусов и перетащил всё содержимое кузова на другой берег ручья. Потом обтёрся найденной в кабине тряпкой и оделся. Взвалил на плечо мешок — тяжеловато, однако — и понёс его на хутор. Едва занёс мешок в избу и скинул на пол, как сразу направился за другой поклажей. Вроде километр — недалеко. Но если прошагать его с грузом, и ходок много, то устаёшь.
Олеся, видя, как растёт груда ящиков и мешков, только охнула.
— Ты что, склад немецкий обокрал?
— Почти. Угнал машину с продуктами. Если что тебе по силам, в подвал спусти.
Когда Саша принёс последний мешок, пот катился с него градом, а рубашка на спине и подмышками была мокрой.
— Олеся, у тебя канистры есть?
— В сарае есть пустые, для керосина.
— Сгодится.
Саша забрал два круглых, оцинкованных, ещё довоенного производства бидона и вернулся к грузовику. Кузов уже был пуст. В бидоны он слил бензин из бензобака, резонно рассудив, что в хозяйстве пригодится — жизнь под немцами ещё длинная.
Спрятав бензин в кусты, Саша сел за руль. Теперь он поехал в другую от хутора сторону.
Километрах в трёх-четырёх пути были озёра. Одно из них было довольно глубоким — больше четырёх метров точно. Нырял он, прячась от преследовавших его немцев.
Начинало смеркаться. Слева показалось озеро — самое небольшое и мелкое. За ним, через перешеек — уже глубокое.
Саша включил вторую передачу. Двигатель тяговитый, будет тянуть машину даже на холостых оборотах.
Направив руль точнёхонько в озеро, Саша открыл дверцу и спрыгнул, грузовик же продолжал двигаться прямо. Подняв тучу брызг, он въехал в озеро. Нос грузовика опускался всё ниже, но мотор продолжал работать, задние колёса крутились и толкали грузовик в пучину.
Но вот мотор заглох. Тишина прерывалась только журчанием воды.
Сначала под водой скрылся капот, потом кабина. Брезентовый верх ещё виднелся какое-то время.
Саша помнил, что дно у озера илистое, мелкое.
Колёса постепенно погружались, грузовик проседал, и вскоре даже брезента уже не было видно. Всё! Теперь грузовик можно найти только случайно. Тот же ил на берегу уже расплылся и затянул следы шин.
Саша вернулся назад. Он снова разделся, чтобы не мочить одежду, перетащил на другой берег бидоны с бензином, оделся, обулся и отправился на хутор. Здесь он поставил канистры в сарай.
Бензином можно подпалить чего-нибудь или заправить керосиновую лампу. Только не чистым бензином — взорвётся. А вот если соли в него добавить, будет гореть не хуже керосина.
Саша открыл дверь в избу и удивился. Олеся что-то засунула себе за обе щёки, и вид у неё был донельзя довольный, от удовольствия даже глаза закрыла.
Услышав стук двери, Олеся испуганно вздрогнула.
— Чего пугаешь?
— Да я как всегда. А ты что такая довольная?
— Я сахара или конфет восемь… нет, девять месяцев уже не пробовала — и не мечтала. А тут целый мешок, представляешь?
— А кроме сахара путное что-нибудь есть?
— Всё!
— Как всё?
— Два мешка муки, мешок сахара, мешок макарон, мешок крупы, три ящика каких-то консервов. Только каких — не знаю, по-немецки написано. А главное — мешок с хлебом, буханки в бумагу завёрнуты.
— Здорово получилось.
— А ещё масло подсолнечное в бутылках — четыре штуки. Я уж и запах его забыла.
— Да, прямо как в гастрономе!
— Даже лучше!
Олеся поднялась, обняла и поцеловала Сашу.
— Добытчик ты мой!
И только теперь заметила у него подмышкой свёрнутую немецкую форму.
— Ой, а это зачем?
— В другой гастроном сходить, — пошутил Саша, — туда только в форме пускают.
— У нас уже всё есть. Если аккуратно расходовать, надолго хватит.
— Патронов только в грузовике не хватало. Ох и дурень! — он хлопнул себя по лбу. — Оружие немцев я в кабине забыл!
— Не беда, ещё сыщешь.
— Да ведь грузовик… — Саша замолк. Но Олеся не обратила на его слова никакого внимания. Она открыла фанерный ящик и стала разглядывать консервную банку с яркой этикеткой.
— Как думаешь, что здесь?
— Откроем, попробуем.
— Ой, ты же проголодался, сейчас на стол накрою, — Олеся засуетилась.
Саша вымыл руки, открыл ножом банку. Там оказалась рыба в масле. Под жареную картошку — в самый раз.
Рыбу съели быстро, Саша хлебом вымакал и съел масло.
— Неплохо. Консервы прибережём — могут быть и худшие времена.
— В первую очередь хлеб съесть надо.
— Так там двадцать буханок.
— Уже девятнадцать — одну съели.
Возиться с продуктами сегодня не стали — Саша здорово устал. И поскольку уже было темно, легли спать.
Утром, после завтрака, Саша убрал все припасы в погреб, с глаз долой. Не приведи господи, забредет чужой — быть беде. Немцы наверняка ищут пропавший грузовик. Будут грешить на партизан и окажутся недалеко от истины. Но самого грузовика они не найдут. Партизаны автомашины обстреливали, забирали груз, а машины сжигали. Здесь же даже обгоревшего остова не найдут. Где произошло нападение — непонятно, следов тоже нет. Так лучше, спокойнее для него. Вот только…
— Олеся, ты банки консервные или обёртки какие не выбрасывай. Я, как с хутора уходить куда-нибудь буду, заберу с собой, выброшу подальше.
— Перестраховываешься?
— Тогда ответь: что будет, если чужие — немцы или полицаи — найдут рядом с хутором или даже у тебя в мусорном ведре пустые банки?
Олеся прикусила губу.
— Вот то-то! Всё собирай.
Рейд по добыче провизии оказался удачным, но не было одного — соли. Вместо неё Олеся клала в суп кусочки соленого резаного огурца, но соли всё равно не хватало.
Несколько дней Саша решил отсидеться дома. Немцы вполне могут искать грузовик и солдат, и ему не хватало только нарваться на такую группу. А тут дожди пошли — мелкие, моросящие, как осенью. Поневоле нос из избы не высунешь, без хорошего плаща промокнешь. А у Саши плаща вообще никакого не было, да и желания выходить во двор — тоже.
Олеся сварила макароны. Они поели, вспомнили забытый вкус. Простая еда, но после ежедневной картошки хоть какое-то разнообразие. И даже чая с сахаром выпили, только вместо чая — сушёная морковь. Вкус был необычный, но Саша уже привык. Чай, похоже, сейчас только у немцев есть.
Маясь от вынужденного безделья, Саша обдумывал, что можно предпринять, дабы нанести немцам значительный урон. Взорвать бы мост, поезд, склад — но нет взрывчатки. Вернее, взрывчатку можно достать в виде снаряда или мины, однако в стальной оболочке вес будет изрядный. Но даже не это главное — взрывателей нет, подрывной машинки нет. А как без них устроить взрыв? Разве что бензином, слитым из грузовика, поджечь какой-нибудь склад? И так зиму на хуторе просидел, не нанеся немцам хоть какого-нибудь вреда. А он человек активный, деятельный.
Впрочем, зачем ему склад, ведь он сам видел автомашины с радиостанциями — узел связи. Вот что надо уничтожить, и бензинчик пригодится. Не беда, что охрана будет — часового можно снять. И поджог совершить ночью, когда все будут спать.
На радиостанции будет смена, но немногочисленная. Решено! Только надо добыть зажигалку. Он не курил и вопрос о добыче огня не стоял. Загвоздка небольшая, у немцев возьмёт. Те спичками пользовались редко, чаще как раз зажигалками. И наши красноармейцы позже перешли на трофейные зажигалки. Пользоваться ими удобно: не намокают, как спички, да и ещё один плюс есть. Фронтовики чётко знали по печальному опыту: от одной спички можно было прикурить только двоим. Если прикуривал третий, немцы успевали прицелиться на огонёк и выстрелить.
Когда Саша ближе к вечеру стал собираться, Олеся встревожилась.
— Ты куда на ночь глядя?
— По делам.
Олеся перечить не стала, но укоризненно покачала головой. Неужели подумала, что к зазнобе какой-нибудь направился?
Из оружия Саша взял только нож и пистолет — и так придётся нести канистру с бензином. В сарае он нашёл верёвку — из старых, с узлами, разлохматившуюся — взял с собой. И в путь. Со стороны он выглядел нелепо: с мотком верёвки через плечо, с канистрой. И ладно бы ещё в городе, а то в глухом лесу.
Через час стемнело. Саша, хоть и знал дорогу, немного заплутал и вышел к селу за полночь. С полчаса понаблюдал за узлом связи. Только в одной машине тускло освещалось окно в кунге, да неподалёку прохаживался часовой. Саша видел, как его тень мелькала у машины, и свет от окна отражался от стальной каски.
Оставив верёвку и канистру, он подобрался поближе, потом опустился на землю и дальше передвигался уже ползком. На часах — два часа ночи. Смена должна быть в четыре, немцы педанты. Только вот часовой попался какой-то неуёмный, на месте не стоит, всё время прохаживается.
Саша заполз под одну из машин и стал наблюдать.
Послышались шаги, и часовой прошёл мимо него буквально в трёх метрах.
Саша выбрался из-под машины, встал и метнул нож в спину часовому. Из положения лёжа в броске нет точности и силы.
Часовой упал лицом вниз, карабин ударился о каску и звякнул.
Саша замер, но на звук никто не среагировал.
Диверсант вытащил из тела часового нож, обтёр о китель и сунул клинок в ножны. Обшарив карманы убитого, в одном нашёл зажигалку. Вернувшись на место, откуда наблюдал, забрал канистру и верёвку и понёс их к грузовикам. Медленно, чтобы не издать ни звука, он открутил крышку бензобака, придерживая за один конец. Подождав пару минут, чтобы верёвка пропиталась, он вытянул её из бака. С верёвки ручьём тёк бензин, распространяя вокруг себя острый запах.
Ножом Саша отсёк верёвку. Теперь один конец её был в бензобаке, а другой лежал на земле.
Так он проделал со всеми четырьмя грузовиками. Под конец оставшимся куском верёвки он связал все куски, свисавшие из бензобаков. Конечно, было бы проще прострелить бензобаки и поджечь вытекающий бензин. Но выстрелы сразу поднимут на ноги немцев, а поджигать бензин, текущий струёй из бака, чревато ожогами для него самого. А сейчас верёвки, пропитанные бензином, действуют как дистанционный запал. Длинного куска хватало, чтобы протянуть его метров на пять-шесть от грузовиков. Пора!
Саша щёлкнул трофейной зажигалкой. Вымоченная в бензине верёвка вспыхнула, и огонёк по ней, как по дорожке, побежал к машинам. Саша же, не скрываясь, бросился к лесу. Если даже кто-то и обратит на него внимание, то через минуту им уже будет не до него.
Сзади ярко вспыхнуло, затем рвануло.
Саша обернулся. Первая машина представляла собой огромный факел. А дальше остальные машины загорались и взрывались с небольшими промежутками. Дома, улица, поле за машинами ярко осветились. А из изб уже выбегали полуодетые немцы с оружием в руках.
Саша пожалел, что не взял пулемёт — сейчас бы дать по этой толпе длинную очередь. Всё равно фейерверк знатный получился, так почему бы и не пострелять. Но не из пистолета же!
Саша уходил в лес, и ещё долго над деревьями было видно огромное зарево. Что в машине? Железо, резина, стекло, а горит жарко и быстро, как промасленное дерево. Десять минут — и сгорает дотла.
На хутор он добрался уже к утру, изрядно попетляв и промокнув до пояса. Хотел пройти по ручью немного, да неожиданно попал в омут. Заявился в избу, и Олеся зажала нос.
— Фу, как от тебя бензином пахнет. Дай я одежду простирну.
Саша разделся, вымыл руки, лицо и улёгся спать — даже завтракать не стал. Сколько он километров за ночь прошёл — не сочтёшь, да ещё поджог.
Уснул он мгновенно, без сновидений.
