Прошли похороны купца с супругой. Охранников его, набранных из местных жителей, хоронили родственники, разбойников зарыли в одной общей могиле.

На похороны купца Андрей пошёл. Народу пришло много. Обоих погибших отпели. Андрею было немного обидно и досадно оттого, что купца хоронили под чужим именем и не по рангу: боярин верой и правдой служил государю, живота ради него не пожалел. Неважно было, хорош государь или плох, человек в первую очередь служил стране, государству.

Поминки были скромными. Знакомые купца сбросились и поминали в трапезной при постоялом дворе. Но по традиции: ежели родни и близких нет, есть знакомые.

Андрей на общие поминки не пошёл, помянул погибших сам. Похоже, он единственный теперь в городе знал о занятиях боярина. Все, кто был в курсе кроме него, уже мертвы.

Поминая, он напился, чего не делал уже давно. Боярина Андрей знал, вернее – общался с ним всего несколько минут, но и этого времени хватило, чтобы проникнуться к нему уважением, понять – верен чести и долгу, таких немного. Уж Андрей сам был свидетелем, как бояре, князья и служивые люди перебегали из одного стана в другой. Сегодня они клялись в верности Борису Годунову, завтра с восторгом встречали Лжедмитрия, а послезавтра кланялись в пояс Шуйскому. А придут поляки – им будут клясться в верности и лобзать сапоги? Тьфу!

Напившись, стал петь грустные песни, да не старинные – военного времени. Современные можно слушать, но петь невозможно, особенно под ситуацию, событие. Но молодёжь других песен и не знает, а Андрей вспоминал песни военных лет. Сам он на войне не был – как и отец его, а вот поди ж ты, вспомнил услышанное когда-то. В тех песнях чувства глубокие есть, душа. А где они в песне «А у меня самая красивая в мире… опа»? Или в хип-хопе?

На следующий день он болел тяжко, похмелялся. И два дня просто отлёживался, отходил, отдыхал – уж больно бурными на события выдалась последняя неделя, другому впечатлений на всю его скучную жизнь хватило бы.

А потом его вновь охватила жажда деятельности. Он пошарил под кроватью и достал мешочки с деньгами, которые забрал у Спиридона, – надо было посчитать, знать, на что он может рассчитывать.

Денег оказалось неожиданного много. И что его удивило – золотые монеты были польские. Уж не ляхи ли финансировали неизвестного ему пока князя? А от него деньги уже попали к Спиридону? Очень вероятно!

Он собрался, поприличнее оделся, сменив кафтан, и отправился на торг. Надо было купить новую одежду и заодно узнать, кому отошли торговые лавки купца Андриянова.

Андрей смотрел товар неспешно, беседовал с торговым людом. Себе обновки купил. Отныне он выглядеть должен солидно, с первого взгляда внушать уважение. Кто ему поверит, если он придёт покупать дом убитого купца в рваном кафтане?

Торг был не так велик, как в крупных городах, но у Андриянова была самая крупная лавка, и торговал в ней приказчик, нанятый ещё купцом. С ним Андрей говорил долго. Представился давним знакомым купца, погоревал о безвременной смерти его.

– А ведь я тебя на похоронах видел, – вдруг заявил приказчик.

– Я к нему приехал, давно не виделись. Только вот свидеться не получилось, я на следующий день после злодейского убийства приехал. Беда-то какая! Даже словом перемолвиться не удалось.

– Да, вон как судьба распорядилась, – вздохнул приказчик. – И что теперь делать, ума не приложу. Лавка и товар Андриянова. Товар к концу скоро подойдёт, тогда на лавку замок вешать надо и новую работу искать. А у меня семья, пять ртов кормить надо.

– Пожалуй, я лавку куплю, – задумчиво, как бы размышляя, сказал Андрей, – только кому платить надо?

– Так в управу! – оживился приказчик. – Хозяин-то умер, всё городу отойдёт, если наследники не сыщутся.

– Не сыщутся. Насколько я знаю, детей им Бог не дал.

– Верно. Ни разу купец о детях не заговаривал.

Приказчик оживился. Если Андрей лавку купит, так и он на прежнем месте останется. Андрею же закрепиться надо, и должно быть официальное, видимое всем прикрытие. Если он лавкой владеть будет, понятно, на какие такие шиши живёт. Ведь он собирался и дом купца купить, и прислугу нанять – хотя бы кухарку, истопника и пару охранников. Ценности в доме сейчас без охраны. Но если бы узнали о них, в поисках ценностей дом бы уже по брёвнышку разобрали.

Не откладывая дела в долгий ящик, Андрей направился в управу, где высказал желание приобрести лавку и дом купца.

– Лавку продать можем, а вот с домом придётся погодить – вдруг наследники объявятся?

– А сколько ждать?

– Сорок дён.

– Тогда давайте пока лавку.

Сделку оформили быстро – городу нужны были деньги. Но Андрей представился своим настоящим именем – Андреем Кижеватовым. В этом случае ни к чему быть Григорием Валуевым, сыном боярским. Если сатрапы Шуйского будут просматривать документы, лишней зацепки не будет, а в том, что царь его ищет, Андрей не сомневался. И, скорее всего, не в открытую, через своих наместников, а людьми для тайных поручений. Только часть земель русских занята поляками и шведами, ещё часть – мятежниками, а другие области вообще власть Шуйского не признали. Выкрикнут «царь», а не избран! И фактически выходит, что под Шуйским только Москва да несколько городов. Не над всей Русью власть. На это и рассчитывал Андрей. Есть у него некоторое преимущество перед другими: он знает ближайшее будущее, жаль только – не своё.

Вернулся он на торг уже владельцем лавки, показал приказчику купчую. Тот склонился в поклоне.

– Работать у меня будешь?

– А сколько жалованья положишь?

– Сколько Андриянов платил?

– Два алтына.

– И я столько же положу.

– Согласен.

– Товар Андриянов где брал?

– По-разному. С проходящих судов, у заезжих купцов. Насколько я знаю, сам он за товаром не ездил. Нет, вру – один раз в Нижний на ярмарку с обозом ходил, было такое – в прошлом годе. Но товаров тогда он немного привёз. Я ещё удивился – всё это можно было купить у проезжих купцов.

Андрей догадался: Андриянов по тайным делам ездил, скорее всего – в Первопрестольную, а товар для прикрытия на обратном пути взял.

– Давай вот что сделаем. Найми мальчишку, пусть на пристани целыми днями сидит. Как судно купеческое прибудет, пусть тебя известит. Сам товар посмотри. Коли нужное что, меня известишь, я деньги на покупку выделю – оптом брать дешевле.

– Так мальчишке деньги платить надо!

– Будем платить – полушку в неделю.

– Тогда я своего старшего сына на причал пошлю, ему двенадцать годков скоро.

– Твоё дело. И ещё: найми толкового помощника, лошадь с повозкой надо купить.

– Зачем?

– Пусть помощник по сёлам и деревням ездит, поделки скупает – вроде ложек, кожаные изделия, меха.

– Понял, расширяться будем. Давно пора! – Приказчик потёр руки. – Родственник у меня есть, парень хваткий; если научить и подправлять – далеко пойдёт.

– Возьми к себе в лавку. Пусть посмотрит, пооботрётся, ты к нему приглядишься. Жалованье – половину от твоего.

– Вот славно!

Похоже, приказчик Поликарп решил пристроить всю свою родню. А и пусть, каждый из них за другого отвечать будет. Андрею в дом всё равно прислуга нужна будет, Поликарп советом поможет.

Они расстались, довольные друг другом.

Собственно, Шуя, как город, была известна с 1539 года. До того она прозывалась Борисоглебской слободой – в честь расположенной в ней церкви Святых Бориса и Глеба. Основан город был между реками Волгой и Клязьмой, стоял на реке Тезе, притоке Клязьмы, в 32 километрах от Иванова.

С 1403 года Шуйским княжеством владел род князей Шуйских. При царе Иване Грозном город входил в собственность опричнины. Имел гостиный двор, славен был промыслами и мыловарнями. А Свято-Николо-Шартомский монастырь здесь был основан ещё с 1425 года. В дальнейшем в пригороде Шуи, селе Мельничном, была похоронена дочь Василия Ивановича Шуйского, княгиня Анна.

Андрей и предположить не мог, что Василий Иванович, став царём, будет навещать свою вотчину, родовое гнездо – уж больно он любил соколиную охоту. Не учёл Андрей этого обстоятельства. Зато помнил другое: в 1609 году Шую захватят и пожгут поляки. В 1619 году достанется городу и от литовцев.

Андрей полагал, что у него есть ещё достаточно времени – год-два. Но времени, отпущенного ему, было мало, и оно катастрофически таяло.

Тем не менее он развил кипучую деятельность. Через несколько дней нанятый сын приказчика известил его, что прибыло купеческое судно, да не русское – иноземное. Андрею интересно стало – кто такие, и он сам отправился на причал.

Пришвартованный к брёвнам корабль был велик, по местным меркам, и мог ходить не только по реке, но и по морю. В самом деле, на палубе суетились, судя по одежде, иноземцы.

Андрей подошёл ближе. Говорили по-английски. Откуда ему было знать, что через пару десятков лет на гостином дворе обоснуются торговцы из туманного Альбиона и начнут активно торговать? А толчком к этому послужит он сам.

Выбрав из суетящихся человека со шкиперской бородкой, рыжего и веснушчатого, похожего на чистокровного ирландца, Андрей спросил у него:

– Откуда и куда идёте?

Ирландец сильно удивился: ведь Андрей спросил на чистом английском с йоркширским акцентом.

– Соотечественник? Как ты здесь оказался?

– Долгий разговор.

Услышав чистую английскую речь от русского по виду, приблизились другие матросы. Растолкав их, к борту подошёл толстый и важный господин в зелёном камзоле. «Владелец судна или купец», – сразу определил Андрей. Матросы тут же отошли, видимо, дисциплина на судне была строгая.

– Ты кто? – без церемоний спросил толстяк. – Я слышу родную речь.

– Русский купец именем Андрей.

– Где ты так научился говорить?

– Долго жил в Британии, вёл дела. Сейчас тут осел, торгую.

Толстяк оживился:

– Не угодно ли подняться на судно? Я думаю, нам найдётся о чём поговорить за кружкой доброго эля.

Андрей был не против, поднялся по сходням.

– Прошу ко мне в каюту, – толстяк был сама любезность.

Каюта, располагавшаяся на корме, была совсем крохотной. Рундук, стол и шкаф. Двоим разместиться можно, а третий будет лишним.

– Садись, – радушно предложил толстяк, – и будем знакомы. Джейкоб Бавз, купец и владелец судна.

– Андрей, купец, – представился Андрей.

– Промочим глотки за знакомство, тогда и разговор пойдёт веселее.

Джейкоб достал две кружки и бутылку эля, щедро разлил. Судя по красному носу и щекам, он, наверное, был любитель выпить.

– За знакомство! – Оба купца выпили до дна.

Пару минут они поговорили о погоде – в те времена считалось невежливым сразу приступать к разговорам о делах.

– Джейкоб, ты из Англии?

– Именно так, направляюсь в Нижний Новгород. Там замечательная ярмарка. Правда, сам я там никогда не был, знакомые сказали.

– Так ты с товаром?

– Имею на борту изделия из железа, стекла.

– Хм, я бы купил или обменял на другой товар.

После разговоров и осмотра товаров они немного поторговались, и Андрей купил десяток пудов железных изделий – замков, дверных петель, ножей, кос. Всё было изготовлено из отличной шеффилдской стали, которая благодаря своим качествам была известна далеко за пределами Британии. Учитывая их качество, мелкие товары Джейкоб даже брать не стал.

Андрей расплатился с ним серебром.

– Вот на обратном пути мы должны обязательно встретиться, – сказал на прощание Джейкоб, – мне нужен воск в бочках, льняные ткани и пеньковые канаты. Сможешь приготовить?

– Назови количество и срок.

– У тебя деловая хватка, – похвалил его англичанин.

На прощание они пожали друг другу руки, как старые знакомые. Андрей понял, что Джейкоб, прежде чем брать товар у него, хочет разузнать цены на Новгородской ярмарке. А и пусть!

Он нанял подводу – ломовые извозчики всегда стояли недалеко от причалов в надежде на заработок – и перевёз железные изделия в лавку. Приказчик слегка растерялся:

– Мы железом отродясь не торговали.

– Будем торговать всем, что приносит прибыль. Приготовь пять бочек хорошего воска, десять бухт пеньковых канатов и двадцать штук льна.

– Канаты смолёные брать? – деловито осведомился Поликарп.

– Не было сказано, бери простые.

– Лён белёный? Он дороже стоит.

– Его и бери. Сроку тебе три седмицы.

– Сделаю.

Железные изделия разошлись быстро: неделя – и товар был распродан.

Так и пошло. Андрей брал товары у купцов с судов по оптовой цене, а продавал их по розничной, и дело понемногу пошло. Впрочем, многие купцы делали так же. Особо прижимистые сами ездили в Нижний на ярмарку. Так было даже выгоднее, если имелся свой обоз.

В хлопотах и заботах пролетели сорок дней, и Андрей заявился в управу. Наследников, как и желающих приобрести дом Андриянова, не нашлось: кому охота жить в доме, где произошло массовое убийство? Не злой ли дух там обитает, исчадье ада?

Андрей получил купчую с подписями двух свидетелей – всё честь по чести. Всё, дом его! Через приказчика он нанял двух амбалов для охраны, кухарку и истопника. Летом в доме топилась одна печь – в поварне, а зимой – целых пять. Осень уже, скоро о тепле заботиться надо будет.

Вначале прислуга, как могла, отмыла дом. Трупы были убраны давно, а пятна крови на полу и стенах остались. Ножами и скребками они долго скоблили их, смывали водой, пока не убрали следы злодейства.

На ночь кухарка и истопник уходили, а амбалы несли службу во дворе. На улице было ещё тепло, и потому нечего им нежиться в доме, тем более что жалованье Андрей положил им неплохое.

Сам же он вечерами исследовал дом. О втором этаже даже и не думал. Если купец сказал правду, в чём Андрей не сомневался, то ценности должны были находиться в подземелье. И вход туда будет с первого этажа или подвала дома. На крайний случай – из хозяйственных построек, вроде бани или амбара, может – дровяника. И уж совсем сомнительно, что из конюшни. Там и стояла-то пока одна лошадь – его. Кормил и поил её, за неимением конюха, истопник, поскольку работы ему было пока мало. Конечно, застоялась животина, прокатиться бы на ней надо, да времени мало.

Как чувствовал Андрей, что надо поторапливаться, а тайный ход обнаружить пока не мог. Два вечера – и оба впустую. Каждую комнату осмотрел, на коленях полы излазил, исследовал. Третьим же вечером он решил заняться подвалом.

Приготовил хорошие восковые свечи и подсвечник на три свечи: при плохом свете можно пропустить какую-нибудь мелочь, а она может послужить подсказкой. Заперев изнутри дверь, чтобы амбалы не зашли невзначай, он открыл ляду и спустился по ступенькам.

Подвал был большой, и свет двух свечей не доставал до дальних углов. Подвал у Адриянова не пустой: бочки с вином стояли рядком, напротив – бочки с соленьями: квашеная капуста, огурцы, мочёные яблоки, солёная рыба. Запаслив купец, летом запасы сделал. Но – ни одной щёлки, доски – ничего, что указывало бы на лаз или на вход в подземелье.

Андрей приступил к стенам. Он поднимал подсвечник вверх и опускал его вниз. Стены подвала были выложены из камня, они же – фундамент дома. Камни лежали плотно, на известковом растворе, и ни один не качался. Он их простукивал, пытался покачать из стороны в сторону – тщетно. Он даже в бочки заглядывал – только соленья.

За ночь Андрей обследовал две стены и пол. Устав, поднялся в дом и увидел – за окном уже брезжит рассвет. Быстро время пролетело.

Его начала охватывать тревога. Неужели он не там ищет? Начать днём осматривать баню?

Днём ему удалось поспать, а ночью он снова отправился в подвал.

Не зря говорят – удача приходит к терпеливым и упорным.

Осмотрев одну стену, Андрей перешёл к последней. Для этого ему пришлось перекатывать бочки с вином. Он откатил одну, другую, и в этот момент что-то блеснуло под ногами. Андрей наклонился, поднёс свечу. В тусклом её свете, присыпанное землёй, у него под ногами лежало едва заметное железное кольцо.

Отбросив землю пальцами, Андрей дунул на него, подняв пыль. Неужели нашёл? Он приподнял одну сторону, перехватил поудобнее и потянул на себя.

Сбоку от стены послышался щелчок. Ба! Часть стены из каменной кладки отошла в сторону, явив его взору небольшой квадратный вход. Неужели повезло? Он едва сразу не полез в этот вход, но всё же осторожность возобладала. И не зря. Проведя свечой по периметру, в самом низу его он заметил тонкую проволочку. Так и есть – ловушка. Он вытянул руку со свечой и заглянул вверх.

За каменной кладкой, над самым входом висело короткое дубовое бревно, утыканное железными шипами. Серьёзно! Дуб очень тяжёл, а шипы как раз угодят по шее. Случайно заденешь – и ты труп.

Похвалив себя за предусмотрительность и осторожность, Андрей перенёс ногу через порог и пролез сам.

Ход был узким и низким, пришлось идти согнувшись, хорошо – недалеко, метров четыре-пять. С последним шагом Андрей достиг поворота, за которым перед ним открылась целая комната, метра три на четыре размером – в рост стоять можно было. Стены выложены дубом, вдоль стен – полки, а на них – мешки и мешочки.

Андрей развязал один – он был полон серебряных монет. А впрочем, другого он и не ожидал. Конечно, не царская казна в Белоозере, но изрядно. Если весь груз на телегу сложить, то лошадь не потянет. Или телега переломится. Золото – оно тяжёлое, объём занимает небольшой, а весу много. Вот серебро – то лёгкое.

Андрей повернул к выходу: что искал – то обнаружил. Теперь надо думать, что делать дальше.

У выхода он обнаружил гвоздик, а на нём – листки бумаги. Задержавшись, он снял один, всмотрелся в строчки – ну-ка, почитаем.

«Посылаю тебе монет золотых свейских полпуда и серебра такожды».

Ага, вроде накладной. И здесь монеты шведские. Откуда у Шуйского столько? Впрочем, не его дело.

Он снял другую бумажку – никакой неожиданности:

«Посылаю с гонцом, тебе известным, окладов иконных четыре да жуковиньев самоцветных восемь».

Жуковиньями на Руси называли драгоценные камни – бриллианты, изумруды, рубины, топазы. А оклады с икон не иначе как у мятежников отобраны. Поляки да мразь разбойничья церкви грабила нещадно, не боясь Божьего гнева.

Листки Андрей вернул на место. Интересно, писал ли Андриянов царю расписки? Главное было сделано, тайник обнаружен.

Он выбрался в подвал и попытался прикрыть потайную дверь, но не получилось. Он снова потянул на себя железное кольцо, и дверь со щелчком закрылась. Андрей осмотрел стену – ни щёлочки. Если бы он сам только что дверь и вход в подземелье не видел – не нашёл бы. Чудны дела твои, Господи!

Андрей вернул бочки на место и поднялся в дом. Спалось ему в эту ночь, как никогда, хорошо, и на душе было легко.

Проснулся он уже к обеду, от запаха съестного, исходившего из поварни – как называлась кухня. Спустившись вниз, с аппетитом поел, а потом вновь поднялся на второй этаж, в кабинет хозяина. Здесь он не был с тех пор, как жёг бумаги. Теперь ему нужна была хоть одна с росписью купца.

Задумка его была проста – встать на место Андриянова. Весть о его смерти до Москвы дойдёт не скоро, если вообще дойдёт: смута, мятежники вокруг столицы. Умер купец – печально, но родни нет. Купцов же на Руси тысячи, и о смерти каждого сообщать в Первопрестольную управа не обязана. Вот на это и был расчет. Но подпись нужна: Андрей полагал, что может прибыть гонец с грузом. Сдаст груз – нужна расписка. Ведь не зря же купец сопроводительные бумаги на гвоздик в подвале накалывал – своего рода бухгалтерия, учёт. Денежки счёт любят. И царю с гонцом расписки передавал – это точно. Правда, на бумагах, обнаруженных в подвале, ничьих подписей не было. Коли убьют гонца лихие люди и груз заберут, неизвестно, от кого он и кому предназначался.

Бумаги в подвале по́том не пахли и не были засалены, стало быть – гонцы не везли их в стельке сапога или в рукаве, под рубахою, у тела. Скорее всего бумага лежала в мешке вместе с грузом. Но для Андрея сейчас была важна каждая мелочь, иначе можно проколоться.

Он долго рылся в столе, в шкафу. Бумаги нашёл, но без подписи. Это была опись покупок, денежные счета. Не для тайных дел – по ведению лавки или домашнего хозяйства. Но как образец почерка – сгодится.

Он положил перед собой листки и попробовал написать сам, стараясь копировать почерк. Если писать не торопясь, получалось похоже. Но подпись! Он потренировался ещё. Когда получилось похоже, счёл часть задачи выполненной.

Потом направился в лавку – ведь не был там два дня, надо было показаться. Обговорил с Поликарпом текущие дела, посчитал доход и уже собрался уходить, но вдруг спросил:

– У тебя бумаги Андрияновы есть?

– Есть, все храню, ни одной не выкинул – целая пачка.

– Давай все, мне проверить надо.

Придя домой, он сразу направился в кабинет. Кухарка перехватила его на лестнице:

– Барин, обед готов.

– Позже.

– Остынет!

Но Андрей не слушал. Он разложил бумаги на столе и стал их перебирать. О, какая радость! На двух расписках была подпись Андриянова. Занимал он деньги какому-то Селезнёву. Есть подписи этого неизвестного Селезнёва и Андриянова.

Андрей тут же стал пробовать расписываться. Получалось пока непохоже – купец расписывался со множеством завитушек.

Часа через два упорных упражнений стало получаться похоже. Он сравнил свою последнюю подпись с подлинной – почти один к одному. Надо ещё завтра попрактиковаться, набить руку.

Когда закрывал двери кабинета, вспомнил ещё об одном. Как выглядел купец? Не об одежде речь – её сменить можно. А вот борода, цвет волос, манера говорить… Ведь царь может не удовлетвориться распиской, расспросит гонца. Роста они с купцом были одинакового, бороды окладистые у обоих, но волосы у Андриянова на голове длиннее, стало быть – отрастить надо. Голос у купца ниже, можно попробовать говорить похоже. Цвет глаз? Ну не помнит он! Не до того было, слишком быстро и драматично развивались события. Да и темно в комнате было, только одна свеча горела тогда. И ещё: купец выглядел постарше, телосложением был поплотнее.

Вспомнив о приглашении кухарки, он сел за стол. То ли обед поздний, то ли ужин ранний?

Кухарка покачала головой:

– Не бережёшь ты себя, Андрей!

Его как током пронзило! Ох и дурак! Ведь прислуга его знает как Андрея! Назовут так при гонце – пиши пропало. Но как же купца звали? Он попытался вспомнить – ведь царь называл полное имя купца, отчество его и фамилию. А после того, как он груз утопил, всё выскочило из головы, думал – не понадобится уже. А вот понадобилось! В принципе поправить ситуацию можно, надо только придумать, как.

Он откушал щей, кухарка подала тушёную капусту с жареной курицей.

– Полина, ты не помнишь, как купца величали?

– Помню. Андрей Аполлинарьевич.

Фу! Камень с души свалился. Главное – имя сходится, а по отчеству дома его никто не называл. По отчеству называли бояр, а на «вы» стали обращаться уже после Петра Великого.

Неделя пролетела в деловой круговерти. Несколько вечеров он провёл в кабинете, тренируясь в подделке подписи, зато теперь подписывался за Андриянова – не отличить.

После гибели купца прошло уже два с половиной месяца, и Андрей стал задумываться: надо определяться, куда деть груз. То, что его надо перепрятывать, перевозить, сомнений у него не вызывало. Ляхи проклятые город разграбят и сожгут. До груза они не доберутся, спрятан надёжно и искусно, но ведь после пожарища и места не найдёшь, где дом стоял.

Он начал выезжать на коне из города.

– Застоялся конь, размять надо. Да и мне проветриться не мешает, – объяснял он амбалам-охранникам.

За пару недель Андрей объездил и изучил все окрестности. И пользу поездки определённую приносили. В глухие деревни он забирался, договаривался о закупке льняного полотна. Потом сюда помощника приказчика прислать можно. Как говорится, сочетал приятное с полезным. Но, как назло, достойного места он не находил.

Лучшее место – под водой. Хорошо бы найти омут, бочажок на ручье, в отдалении от деревень, в глухом месте – на реке нежелательно. Рыбаки могут забросить сети, вытащат удивительный улов.

Близко к деревне опасно, случайно могут наткнуться, да и везти груз на подводах – заметно. А впрочем – необязательно на повозках. Можно возить узлами, небольшими тюками, в перекидных сумах. Пусть придётся съездить не раз и не два, но не так заметно. Подвода не везде пройдёт, застрять может, и след от колёс останется.

А ещё – любопытных много. Куда это купец груз отвозил и с пустой подводой вернулся? Так что не стоит возбуждать ненужного любопытства.

После недельных поисков укромное и приметное место было всё-таки найдено. Это был неширокий ручей с глубоким омутом, протекающий довольно далеко от ближайшей деревни. В таких любят сомы водиться, так ведь сом ценности в мешке не проглотит. А ежели и ухитрится, всплыть не сможет, так и сдохнет.

Так через день, через два Андрей стал увозить из подземного хранилища по мешку. Конечно, мешок – это громко сказано. Это не мешок с зерном или мукой весом по четыре-пять пудов. Мешок с ценностями объёмом был вполовину, а то и в треть от большого. Вроде и невелик объём, а вес немалый. Снаружи рогожа, а внутри – из хорошей, плотной кожи, добротный.

Подъезжал к омуту Андрей обычно кружным путём, каждый раз меняя маршрут – стерёгся. Ценности бросал в середину омута, в самую глубину. Выпустив воздушный пузырь, мешок сразу уходил под воду. Круги на воде быстро успокаивались, и ничего не говорило о больших, очень больших деньгах, лежавших на глубине. Распугал Андрей всех раков и сома, живущих на дне.

В случае необходимости ценности достать можно быстро – разделся да нырнул. Самому не достать – помощник нужен. Один ныряет, привязывает верёвку к мешку, другой с берега тянет. Одному несподручно: нырни, привяжи, выберись на берег, потом вытаскивай груз. Но если сильно понадобится, то можно и одному.

Деньги эти Андрей планировал не себе присвоить, а выждать да князю Пожарскому отдать. Если судьба позволит ему прожить в этом времени несколько лет, деньги на важное дело пойдут. А Шуйскому уже никогда не объединить Русь, не изгнать иноземных захватчиков. Не помогут ему деньги, сам сгинет у поляков в плену. Так пусть его ценности благому делу послужат. Примерно так он размышлял.

Не зря Андрей подземный схрон искал и подпись учился подделывать. Через пару недель, под вечер, после ужина, когда он уже приготовился отдыхать, в комнату постучал амбал:

– Хозяин, к тебе гости. Трое. По виду – не местные, издалека. Тебя требуют.

Андрей сразу сообразил – не гонец ли с грузом?

– Людей сюда веди – в дом, в трапезную. Коней в конюшню определи, овса задай да напои. Сами настороже будьте, на улицу поглядывайте.

– Всё исполним, хозяин.

Через несколько минут, грохоча сапогами, в избу вошли трое мужчин в дорожной, покрытой пылью одежде. Поздоровавшись, они отбили поклон.

– Ты, что ли, будешь купец Андриянов?

– Я. Из Первопрестольной?

– Именно.

– Кто гонец?

Один из прибывших кивнул головой.

– Оставьте груз и ступайте во двор, – распорядился он.

Двое охранников, как понял Андрей, молча вышли.

– «Слово и дело». Будем знакомы, меня звать Павел. Этого достаточно.

– Моё имя ты знаешь.

Гонец водрузил груз на стол. Андрей осмотрел мешок – наружный, из плотной рогожи: тот был везде цел. Развязал горловину. Внутри был кожаный, горловина перетянута витым шнуром, и на деревянной дощечке – сургуч с оттиском царской печати. Печать цела, сургуч – тоже. Андрей взломал печать, развязал узел и ослабил горловину.

Опись лежала сверху. Он пробежал её глазами:

«Два поставца серебряных, два потира и ендова из золота с червлением».

Опись была короткой и деловой – как и все остальные бумаги, наколотые на гвоздик в подвале.

Андрей кивнул:

– Всё наличествует.

– Расписку, – коротко бросил Павел.

– Эк ты разогнался! Мне её допреж написать надо, да груз определить. А ты тут лишний. Постой-ка за дверью, во дворе.

Павел молча вышел.

Андрей запер дверь на засов, зажёг свечу, спустился в подвал, определил мешок на полку в тайнике, а опись наколол на гвоздик. До сих пор он действовал уверенно, так, что у гонца не возникло подозрений. Не иначе, как Павел – боярский сын, а то и боярин: ведёт себя уверенно, как с равным.

Андрей написал расписку в получении груза, указав ценности, и в конце поставил витиеватую подпись. Сравнил её с подлинной – отлично, как факсимиле. Он присыпал мелким песком чернила, сдул лишнее, спустился вниз и открыл дверь:

– Заходите.

Все трое вошли. Времени они зря не теряли, отряхнули пыльную одежду.

– Накидки снимайте, откушаем, чем бог послал. Жаль, кухарку я отпустил. Знал кабы, что вы прибудете…

– Мы люди подневольные, служивые. Чем покормишь, тому и рады будем.

Стол Андрею пришлось накрывать самому. Он угостил посланцев гречневой кашей с мясом, не пожалев – миски доверху наполнил, с горкой. Уж он-то по себе знал, как после дальней дороги есть хочется. Разносолы из кадок – само собой: капустки квашеной, рыбки солёной, волжской. Да вина налил большой кувшин. Сам разлил, кружку поднял.

– С успешным прибытием.

Молодцы осушили кружки, крякнули.

– Хорошо винцо! Каждый день бы такое испивать.

– Нишкни, понимать должон! Хозяин уважение проявил. Вино дорогое, заморское.

Андрей ещё по кружке налил щедро. В подвале не одна бочка полная стоит. Он в одиночку не пил, а больше не с кем. Так зачем беречь?

Прибывшие кашу доели, миски хлебом обтёрли, вино с видимым удовольствием выпили.

– Благодарствуем, хозяин, за угощение!

– Как там, в Москве? Что слыхать?

– Тушинского вора одолели, так ворёнок объявился. Тяжко государю, – ответил Павел.

С дороги дальней, да после еды и выпивки глаза у служивых стали слипаться.

– Пойдёмте, отдохнёте. Когда в дорогу?

– Завтра.

Двоих из охраны Андрей в людскую определил – она пустая стояла. Павла – в бывшую спальню супруги купца. Пока посуду убирал, через двери уже храп богатырский доносился. Андрей их понимал, сам когда-то был в таком же положении.

Как всегда рано заявился истопник, затопил печь. За ним появилась кухарка.

– Гости у меня, Полина, три человека; уезжают сегодня. Покормить их на дорогу сытно надо и с собой что-нибудь дать.

Полина всплеснула руками и растерянно взглянула на Андрея:

– Да как же это? Хоть бы заранее сказал, хозяин…

– Истопника пока на рынок пошли, накажи, что купить. Думаю – по курице каждому. Сама щец приготовь пока. А в дорогу рыбки положи, яиц варёных, сала да хлеба пару караваев.

Хлеб Полина пекла раз в неделю, подовый, в русской печи. Караваи неделю лежали, заботливо прикрытые льняными рушниками. И не черствели, пахли только меньше. Пальцем на него надавишь глубоко, через время глянешь – а ямки нет уже. Хороший хлеб, вкусный, в дорогу – находка просто. Сало же в доме не переводилось. И солёное, и перчёное, и копчёное – на любой вкус.

Пока гости спали, щи в печи томились, куры жарились. Полина два лукошка провизии собрала.

Видно, от дразнящего аромата жарящихся кур гости проснулись. Пока умывались, пока себя в порядок приводили, а стол уж готов.

Как хлебосольный хозяин, Андрей пригласил их к столу.

Гости, как увидели угощение, руками только развели:

– Угодил, хозяин, ну угодил! Не хуже хорошего трактира.

– Сам на вашем месте был когда-то, службу понимаю, – улыбнулся Андрей.

На любой службе главное – быть сытым. С голодного человека какую службу можно требовать? Все мысли о еде.

К тому времени истопник коней оседлал и во двор вывел.

Гостей, по обычаю, Андрей из дома во двор проводил. А уж за ворота – не по чину. Убывающие с поклоном приняли от Полины лукошки с провизией.

– Хорошо готовишь, стряпуха, вкусно, – расплылся в улыбке один из охранников, – всё бы ел да ел.

Приторочив лукошки к сёдлам, вывели лошадей на улицу. Выезжать через ворота, сидя в седле, неприлично, хозяину обида. Так выехать мог только князь или государь. Вскочив за воротами в сёдла, посланники отбыли.

Андрей только сейчас дух перевёл, напряжение отпустило. Ведь заподозри Павел неладное, неизвестно ещё, как бы всё обернулось.

И вновь потекли трудовые будни. Днём – в лавку или на пристань. Часа в четыре пополудни – на лошадь, и прогулка. И каждый раз – с ценным грузом. Андрей уже не воспринимал ценности как нечто вожделенное, ну – золото и золото. Первый опыт общения с жёлтым металлом многому его научил. Понял, что зло только от него, кражи, разбои, убийства. Ни одного человека золото не сделало добрее, не прибавило ему счастья и здоровья. Человек, имея изрядный запас драгметалла, только и думает, как сохранить его, а ещё лучше – как приумножить.

В торговом деле он преуспевать стал, доход пошёл. Для Андриянова лавка прикрытием была, не более. Андрей же опыт торговый имел, да и нравилось ему это дело. Не деньги приумножить, а правильный ход найти, конкурентов обойти, первым быть. Своего рода азартная игра для взрослых мужиков. Мужики – они ведь до старости дети, только игрушки с возрастом меняются.

В городе его узнавать стали, раскланиваться. Некоторые из купцов в компаньоны набиться возжелали:

– Ты удачлив, Андрей. Давай деньги совместно вложим. Ты голова, а я – руки. Что скажешь, то и буду делать. Ты научи только, – говорил один.

– И откуда ты только на нашу голову такой взялся? Шустрый, как щука. Не успел корабль с товаром прийти, как ты уже на причале. Самые лакомые куски выбираешь! Днюешь ты на пристани, что ли? – вопрошал другой.

– Чутьё у меня, нужный товар издалека чую, – отшучивался Андрей.

Ему завидовали, и один раз он схлестнулся с купцом Киселёвым.

Недалеко от гостиного двора был трактир, славящийся своей кухней. Туда и направился с купцом Никитиным Андрей – сделку обсудить да пива попить с раками. На раков любителей мало было, в основном к пиву заказывали копчёную рыбу и солёные баранки. Раками многие брезговали, говорили – мертвечину якобы жрут. Однако Андрей твёрдо знал: раки живут только в чистой воде. Нет раков в реке – значит, вода нехорошая.

Только они пиво не торопясь потягивать стали под разговор неспешный, как рядом со столом Киселёв объявился. Заводчик крепкий, его мануфактуры мыло делали, причём неплохое, с отдушками – редкость по тем временам.

Купец уже принял на грудь изрядно, лицо было красным. Остановившись у стола, он упёр руки в бока и, покачиваясь, маленькими глазками сверлил Андрея и Никитина.

Андрей скандала не хотел. Да и что могло быть общего между ним и Киселёвым? Никаких общих дел с ним у него не было, дорогу никто никому не переходил, так что и делить нечего.

– А, пришлый! – сквозь зубы процедил Киселёв. – Шибко развернулся!

Андрей на его слова внимания не обратил. Ну, выпил человек лишку, несёт его не туда.

От стола, где Киселев сидел с компанией, подошли двое купцов и стали его увещевать:

– Что ты к человеку прицепился? Он же тебя не трогает.

– Знать хочу… – купец икнул, – по какому такому праву он здесь, в моём городе… ик… развернулся…

– Он свободный человек, не холоп, где хочет, там и разворачивается. Угомонись, Филипп Антонович.

Но купец, схватив Андрея за плечо, неосторожно перевернул локтем кувшин с пивом. Это уже было оскорблением. Такого спускать нельзя, иначе уважать потом не будут.

Андрей поднялся из-за стола:

– Я тебя, Филипп Антонович, обидел чем? Дорогу перешёл, товар отбил?

– Ещё чего!

– Так зачем ты мне беседу портишь? Извинись!

– А на-кася, выкуси! – Купец едва ли не в лицо Андрею ткнул кукиш.

Андрей спокойно отправил бы купца в нокаут, но вокруг людей полно, и ударить купца – значит стать зачинщиком драки.

– Пойди пройдись, проспись, успокойся, – попытался решить дело миром Андрей.

Но вино ударило купцу в голову:

– А, слаб против меня, боишься?

– В тебе хмель говорит. Хочешь – разорю тебя, а хочешь – бока намну.

– Ты? Мне? Да я тебя одной левой…

– Тогда идём во двор. Вы двое видаками будете, не я первый начал.

Купец, покачиваясь, направился во двор. За ним кинулись все, кто был в трактире, предвкушая весёлое зрелище. Как же, бесплатное развлечение!

Только цирка не получилось.

Андрей встал напротив Киселёва. Тот, поплевав на ладони, сжал их в кулаки и попытался ударить Андрея. Андрей от удара уклонился, купец потерял равновесие и упал. Неловко поднявшись, кинулся снова.

Андрей снова отклонился и подставил Киселёву ногу. Тот упал ещё раз. Вскочил уже злой – хмель выветриваться стал. Набычился, видя, что народ вокруг уже откровенно смеётся, и не просто холопы, а такие же купцы, только рангом пониже. Несмотря на то что в сравнении с ними Киселёв удачливее был, богаче, для них – удобный случай посмеяться, позубоскалить. А уж сколько разговоров потом будет!

Киселёв это тоже понял. Ему теперь отступать нельзя, обязательно Андрея свалить надо. Купец был выше и плотнее его, имел превосходство в весе. Для кулачного боя – преимущество изрядное. Он снова взмахнул рукой.

Андрей решил, что пора бой заканчивать. Он перехватил купцу руку захватом и завернул за спину. От боли купец взвыл.

– Проси прощения, не то руку сломаю. Косоруким дни доживать будешь.

Купец скрипел зубами от боли, дёргался, но молчал. Самолюбие играло, гордыня!

Андрей завёл руку выше.

Купец согнулся, уже едва не доставая головой до земли.

– Филипп Антонович, на каждую силу всегда другая сила найдётся. А к силе, кроме того, ум нужен, умение. Проси прощения при всех, громко проси. – Андрей надавил пальцем на нерв у локтя.

От нестерпимой боли купец заорал:

– А-а-а!

– Продолжай.

– Прошу прощения… – сиплым от боли голосом выдавил из себя купец.

– Вот так лучше будет. Ступай и больше не попадайся, сотру, – честно предупредил его Андрей. И сказал так, что все окружающие поняли – выполнит обещание, сотрёт.

Купец схватился за руку и пристыженно пошёл прочь со двора.

Тут же с крыльца слетел половой:

– А денежки, сударь? Кто вино, еду оплачивать будет? Нехорошо!

Купец достал мошну, вынул и дал половому серебряный рубль.

Его проводили ухмылками. Невоздержан в питии да на обидные слова скор был купец. Но сегодня он достойный ответ получил. Раньше многие связываться с ним боялись, понимали: богат купец, от него подальше держаться надобно, невзлюбит – разорит. Так у Андрея денег побольше, он не боялся.

Андрею казалось, что после инцидента купечество города будет настроено против него, все-таки пришлый, но получилось наоборот. Самодуров, подобных Киселёву, нигде не любили, только отпор боялись давать. Но слух о прилюдном извинении Киселёва перед чужаком мгновенно прошёл по городу – ведь свидетелей было много. И уже на следующий день с ним вежливо здоровались до того незнакомые ему люди. Шуя – город невеликий, почти все знали друг друга в лицо. Андрею только не хотелось, чтобы война разгорелась между ними. Не в прямом смысле – с кулачными или иными боями, а торговая. Денег у обоих хватает, только Киселёв не знает истинного положения дел.

Андрей на самом деле имел возможность скупить на корню или разорить Киселёва, перекупив его поставщиков. Даст выше цену за сырьё – и всё, через месяц-два Киселёв будет повержен. Но зачем ему это?

Временами Андрей заходил в церковь – не принято было обходить стороной богоугодное заведение, иначе смотрели косо: не чужой ли веры человек, а то может, и вовсе безбожник? Десятину с доходов лавки отдавал, на паперти попрошайкам раздавал милостыню – он помнил, как сам в Москве стоял так же, с протянутой рукой. Для какого-нибудь нищего, убогого и калечного это единственный способ выжить, а для таких, как Андрей, – своего рода благотворительность для инвалидов и стариков. Он даже в Свято-Николо-Шартомский монастырь заходил, пожертвование сделал. Его монахи при нападении поляков в 1609 году достойно защищали свою обитель, где укрывались многие жители.

После короткой и дождливой осени как-то быстро наступила зима. Проснувшись утром, Андрей вдруг увидел, что за окном светло. Подумал – не проспал ли? Выглянул в слюдяное окно, а на дворе, на крышах соседних домов лежит снег. Ослепительно-белый, не успевший посереть от копоти печных труб. Всё, закончилась навигация, а с ней – и поступления крупных партий товара. Ещё несколько дней суда будут приходить, торопясь прийти по снежной шуге в свои порты до ледостава.

Для купцов сейчас каждый день ценен. Те, кто на берегу, в лавках, стараются набрать побольше товаров впрок, а те, кто на судах, – распродать товар и успеть вытащить суда на берег до весны.

А для Андрея это означает, что его выходы с грузом к омуту прекращаются. На снегу следы видны, да и сам омут через несколько дней льдом затянет. А прорубь долбить нельзя, уж очень заметно. Только и останется, что торговля. В лавке – приказчик, делать там Андрею особенно нечего.

И он стал подумывать, чем бы себя занять. Не спеша позавтракал. Похоже, на торг идти надо. Как-то упустил он из вида, что зимняя одежда нужна – тулуп или шуба, а также валенки и шапка. В Шуе зимой иногда морозы такие трещат, что деревья в лесу лопаются, в кафтане и в сапогах не походишь.

На торге Андрей выбрал себе тулуп, крытый синим английским сукном, шапку лисью и валенки с вышивкой по голенищу. Выглядеть стал как купец средней руки. Да и то, бобровую шапку носить могут бояре да князья, а шуба уж больно тяжела. А в одежде, что купил, – и легко, и тепло.

Заявившись домой, он увидел, что во дворе его дожидается гонец с двумя охранниками. Гонец уже знакомый, Павел, а вот стражи при нём другие.

Андрей поручкался с гонцом, как со старым знакомым.

– Чего же во дворе мёрзнете?

– Так людишки твои и во двор пускать не хотели. Нет, говорят, хозяина, ждите. А у меня груз, сам понимаешь… Едва уговорил их во двор пустить.

– Служба у них, – улыбнулся Андрей.

– Понимаем.

– Идёмте в дом, обогреетесь.

Один из амбалов по распоряжению Андрея завёл лошадей в конюшню – им ведь тоже обогреться, отдохнуть надобно. Расседлал, овса по мерке насыпал в кормушку.

Андрей приехавших в дом завёл. Кухарка, увидев гостей, сразу засуетилась.

Охранников за стол посадили – отобедать, щец горячих похлебать да сбитня. С мороза-то горяченького уж как приятно!

А с Павлом Андрей в кабинет поднялся. Груз проверил, расписку написал. При всех груз опускать в подвал не стал – зачем показывать, где хранилище? Поевших охранников спать уложили, и теперь за стол Павел с Андреем сели, да не в поварне, а в трапезной. Тут уж Полина расстаралась!

Гости у Андрея при ней уже были, да ещё хозяин гонца в трапезную повёл, стало быть – человек важный, нужный. И потому стол быстро разносолами уставила, вино и пиво в кувшинах принесла. Пока хозяин с гостем щи хлебали да копчёной рыбой пиво закусывали, пирогов напекла.

Ели не спеша, разговаривали.

– Теперь уж раньше Крещения не приеду, – сказал Павел. – Дороги совсем непроезжими будут, сюда еле пробились. В одних местах грязь по брюхо лошади, в других – мороз да снежные перемёты.

– Как Василий Иванович, государь наш, распорядится.

– Верно. Давай за здравие его выпьем. Многие лета ему!

Они выпили по кружке.

– Устал я что-то, продрог. – Павел передёрнул плечами. – Выезжали-то – холодов ещё не было. Все в сапогах да в кафтанах.

– Так иди отдохни, комнату ты знаешь.

Гонцы проспали до следующего утра. А после завтрака Андрей повёл их на торг. Как отправлять людей назад, если одеты-обуты не по погоде? Купил на всех валенки, тулупы овчинные, шапки заячьи. Недорого, но тепло. И гости благодарили от всей души. Назад им добираться дней десять, как не более, дороги-то перемести может. В сапогах ноги напрочь отморозить можно. Только тот, кто сам прошёл через это, в состоянии понять.

А уж за полдень людей за ворота гнать негоже. Так и остались гонцы ещё на ночь – отогрелись, отъелись.

На прощание после ночёвки Павел сказал Андрею:

– Славно у тебя! Накормил, обул-одел. Все бы так!

– Заезжай, всегда приму со всею душой, – в тон ему отозвался Андрей. – Вот что, Павел. Коли ты раньше Крещения не приедешь, я в Нижний схожу – товаров надо прикупить. Лавка моя пуста почти.

– Не от меня зависит – от государя. Но, полагаю, самое малое – месяц у тебя есть.

– Счастливой дороги!

Всадники уехали.

О поездке в Нижний Андрей подумывал уже давно. Что делать зимой в Шуе? Скучно, проветриться хотелось. Ведь он в Шуе безвылазно уже четыре месяца.

Через приказчика, который знал в городе всё и всех, Андрей нашёл небольшой обоз из четырёх саней, купил льняных тканей, мехов – не ехать же ему порожним? Деньги крутиться должны, доход давать. На деньги от торговли он содержал дом и прислугу, платил жалованье приказчику и его помощнику. В царские сокровища руку не запустил – не вор он, не казнокрад. Да, ценности в омуте топил, изымая их из тайника. Но не для себя, любимого, – для дела грядущего, великого.

Возчики дорогу знали, в объезд болот поганых, незамерзающих, шли. Санный путь уже проторили. Снега пока немного было, по щиколотку, и сани иногда подбрасывало на незамерзающих кочках. На лёд же, где путь ровный да гладкий, выезжать было рано. Лёд тонкий ещё, лошадь не выдержит. Под одиночным человеком, и то опасно потрескивал, грозя провалиться, потому как сильных морозов ещё не было. Днём – два-три градуса, ночью – до десяти, ветерок небольшой. Бодрит!

До Нижнего они добрались без помех. А ярмарка, опустевшая было по осенней распутице, уже торговала вовсю. На берегу стояли ободранные и замёрзшие туши баранов, свиней, коров – зрелище с непривычки странное, неприятное. Кораблей у причалов видно не было, и всё пространство за торгом было забито санями да лошадьми.

Зимний торг быстрый, лошадей морозить и самому купцу мерзнуть неохота. Сделки совершались быстро, не как летом – за два дня Андрей товар свой продал. Лён весь скупили казанские татары, а меха – новгородцы. Мех с северов, да зимний всегда ценился. У зверя к морозам подшёрсток густой, он жирку нагулял за лето. Сам мех длинный, блестит. Шубы да шапки из такого лёгкие да тёплые, снега не боятся, носятся долго и не облезают. Потому товар быстро разошёлся. В Европе русских презрительно варварами называли за то, что в шкурах ходят – так ведь климат разный. Им бы наши холода, вымерзли бы напрочь. В той же Британии снег не каждой зимой увидишь, тёплый Гольфстрим греет.

На обратную дорогу Андрей купил товар за один день. У новгородцев – железные изделия из шведской стали, у малороссов – бумагу венецианскую, у астраханцев – посуду медную. Продать её можно с выгодой, да и самому глиняные чашки и кувшины поменять. Не пристало купцу из глиняной да деревянной посуды есть, положение обязывает. Видно, Андриянов особого внимания на хозяйственные мелочи не обращал, считая жильё временным. Андрей даже понял почему: Шуйский в цари вышел, и купец рассчитывал, что за службу верную и опасную царь его приметит, в Первопрестольную заберёт, на место важное поставит. Ведь не купец он – боярин, потому мог рассчитывать.

Андрею же на царскую милость надеяться не приходилось. Наоборот, не хотел он с Шуйским встречаться. Для царя он – изменник, вор низкий. Шуйский ему доверился, ценности для перевозки дал, а он ни денег, ни самого Андрея не увидел. Для царя потеря невелика, комариный укус, но обидно – кто Шуйский и кто Андрей? Не привыкли государи обиду прощать, даже почти равным – столбовым дворянам или князьям. За меньшие провинности, иногда мнимые, облыжные, люди на дыбу или на плаху попадали.

Четвёртым днём обоз вышел в обратный путь. Стоял лёгкий морозец, мела позёмка. Отдохнувшие лошади бежали весело.

Ближе к вечеру, когда вот-вот уже начнёт темнеть, навстречу обозу вынеслись несколько верховых. Андрей на них не обратил внимания, выясняя у проводника – далеко ли до постоялого двора? Оказалось – час хода. Знать, уже недалеко. На постоялом дворе лошадям конюшня, людям – тёплые комнаты.

И не видел Андрей, как один из всадников развернулся и поехал за обозом. Не приближаясь, он следовал за ними в отдалении. Андрей, ехавший верхом в хвосте обоза, спиной почувствовал его взгляд и обернулся. С первого взгляда ничего необычного – верховой едет. Но верховые не тянутся медленно, они гонят коней – кому охота мёрзнуть лишнее время? Да и вроде видел недавно Андрей всадника в приметной лисьей шапке. Он попытался вспомнить. Точно, проезжал навстречу такой – не более часа назад.

Спину обдало холодом.

Андрей подъехал к передним саням и дал ездовому алтын:

– Езжайте на постоялый двор, располагайтесь, еды закажите. Я задержусь маленько.

Ездовому что? Задержится – так задержится, дело хозяйское. Его работа – лошадью управлять.

Дорога делала лёгкий изгиб. Обоз ушёл вперёд, Андрей же съехал с дороги и остановил коня за пушистой елью – необходимо было снять подозрения. Не хотелось ему привести за собою в Шую «хвост». И гадать, кто этот преследователь, тоже не хотелось, сам всё сейчас увидит. Вполне может быть, что это случайный ездок – мало ли лисьих шапок? А за обозом едет, потому что попутчик.

Всадник проехал мимо, непрерывно наблюдая за обозом. Ага, есть у него интерес!

Андрей тронул коня. Из-за снега топота копыт слышно не было, да и шапка мохнатая у всадника уши прикрывала.

– Стой! – крикнул Андрей.

От неожиданности всадник вздрогнул и остановил коня.

– Вздумаешь резкие движения делать – застрелю! – предупредил Андрей и взвёл курок пистолета, отчётливо щёлкнувший. – Повернись ко мне, лицо твоё хочу увидеть!

Всадник развернул лошадь.

«А ведь лицо знакомое, видел я его где-то, – понял Андрей. – Только вспомнить бы надо, где».

– Назовись! – приказал Андрей.

– Ты моего имени всё равно не знаешь, зачем оно тебе?

– Ты зачем за обозом ехал?

– Я не за ним, я сам по себе.

– А то я не видел, как ты мимо навстречу проскакал да развернулся!

– Беглого вора встретил, вот кого! Царь искать приказал! Думаешь, я тебя не узнал? Ты же Гришка Валуев!

– И много царь обещал в награду?

– Тебе-то что?

Андрей заподозрил неладное – что-то вызывающе вёл себя неизвестный. И только он пистолет поднимать начал, как неизвестный выстрелил, и почти в тот же миг фигура его скрылась за дымом. И лошадь повернул, пытаясь удрать.

Шапку – рыжую, пышную, из лисы, которая на Андрее была, пулей сорвало. В голову целился пёс, да немного промахнулся.

Андрей выстрелил противнику в спину. Попал: на спине тулуп, сукном зелёным, немецким крытый, лопнул, а всадник завалился на бок. Лошадь его проскакала десяток метров и встала. Наездник медленно сполз, а потом и вовсе упал на снег, только одна нога застряла в стремени. Когда же он пистолет успел достать? Наверное, когда к Андрею поворачивался – ведь в этот момент он рук незнакомца не видел. Опростоволосился, сам виноват.

Андрей спрыгнул с лошади, подобрал свою шапку и осмотрел. Снаружи дырки не было видно, а с изнанки отверстие есть, палец проходит. Немного бы левее – и попал бы в голову.

Шапку Андрей надел – ветерок, прохладно, и по сторонам огляделся. Однако дорога была пустынной.

Пистолет он за пояс сунул, а нож боевой достал – вдруг противник только ранен?

Подойдя к врагу, Андрей толкнул его ногой. Никакой реакции. Вытащив его ногу из стремени, перевернул незнакомца на спину и всмотрелся в его лицо. Видел он уже это лицо, точно видел! А вспомнить не может. Притронувшись к сонной артерии на шее, он не обнаружил пульса. И дыхания не было заметно – изо рта парок не шёл. Готов!

Ухватив убитого за ноги, Андрей затащил его в лес, в ельник и там бросил. Пока волок тело, тулуп на убитом задрался, и из-под него стала видна сумка плоская, кожаная. Андрей расстегнул тулуп и, перебросив через шею ремень, снял сумку. Точно так же надел её на себя. Сумка под тулупом не выделяется, не видна. Просмотреть бы её – так обычно документы возят, только темновато уже, сумерки, текста видно не будет. Так и на постоялом дворе прочитать можно.

Срезав ножом лапу у ели, он замёл за собой следы до самой дороги.

На дороге стояла лошадь убитого им незнакомца.

Подобрав пистолет убитого, Андрей сунул его за пояс. Негоже оружие на снегу бросать, если убитого искать будут, оно на след наведёт – тело-то у дороги, в тридцати метрах всего. И лошадь убитого с собой брать нельзя, приметная. И к дереву привязать тоже нельзя – или с голодухи помрёт, или замёрзнет, если волки раньше не порвут. Он хлестнул чужую лошадь, и она рванула по дороге, слегка ошалев от боли и испуга.

Ну что ж, одной заботой меньше. Ежели из крестьян кто заметит, заберёт. Верховая лошадь, да под седлом и без хозяина – добыча лакомая, такая на торгу три-пять рублей серебром стоит.

Андрей поскакал на постоялый двор, несколько раз оборачиваясь по дороге, но погони или обозов не заметил – к вечеру все старались дорогу покинуть. Темно, дорогу видно плохо, заблудиться можно. А ещё волки да разбойники.