Глава 7. Миндовг
Литовский князь Миндовг при помощи союзника Треняты взошел на трон и стал первым Великим князем Литовским, сумевшим объединить разрозненные племена в одно государство. На западе страны проживали жемайты, на юге – ятвяги, на востоке – аукшайты. Разные языки, разные традиции, но все племена были языческими и поклонялись разным богам. Чтобы объединить их, Миндовгу потребовалось много сил, но ему удалось это сделать. Со временем Великое княжество выросло в мощное государство, и во главе его первым королем стал сам Миндовг. В 1253 году Миндовг, сильно терпевший от Ливонского ордена, был крещен вместе с женой в католичество, обезопасив себя от кровопролитных войн с рыцарями.
Но это будет позже.
После победы князя Александра при Чудском озере прошло несколько лет. Миндовг почуял силу, тем более что князья его – Довмонт, Товтивилл, Тренята – постоянно подбивали его совершить поход на псковские и новгородские земли.
Боязно было Миндовгу: князь Александр Ярославич удачлив, и дружина у него сильная, как бы худа для Литвы не приключилось. Миндовг был почти вдвое старше новгородского князя и понимал, что последствия могут быть печальными. Но, подзуживаемый верхушкой, все же отважился.
Миндовг собрал всех воинов – каждый полк под предводительством своего князя – и выступил. Они перебили русские заставы и разъезды, и потому сведения о походе Миндовга не сразу дошли до Новгорода. А уж когда литовцы стремительно захватили Торжок и Бежицу, к князю помчались гонцы.
Александр, сильно обеспокоенный, не стал собирать ополчение, а выступил со всей дружиной.
Когда домчались, увидели разоренные и сожженные деревни и села, опустевшую землю. Литвины угоняли в плен людей, гнали захваченные стада.
Князь Невский кинулся в погоню. Отягощенное обозами с трофеями, стадами скота и пленными, литовское воинство не успело уйти далеко, и Александр вступил в бой с ходу, как коршун, кинувшись на добычу.
Бой с развертыванием с ходу, с марша – один из самых сложных, как и встречный. Дружинная колонна на рысях разворачивалась, растекалась с дороги в стороны, принимала боевое построение сотнями.
Князь располагался почти в голове колонны, следом за головной сотней, авангардом. Сотня Алексея занимала место правее, но князь Алексею был хорошо виден.
Литовцы тоже замешкались, им тоже надо было принять боевые порядки, да еще и развернуться.
Первым делом дружинники напали на охрану обоза, вырубили литовцев и разрезали путы на пленниках, чтобы те разбежались. Обоз шел впереди пленных, поэтому попал под удар следующим. Охрану обоза несли новики, легкораненые, а ездовыми были мужики в возрасте. Серьезного сопротивления оказать они не смогли и все пали рядом с телегами. А русские сотни уже пронеслись мимо.
Обычно в любом войске в голове колонны идут наиболее опытные. А поскольку Невский с дружиной догонял врага, то после пленных и обоза первой попалась ему последняя сотня литвинов, из новиков. Уже распаленные кровью, злые из-за набегов, дружинники мечами работали яростно, да и превосходство в силах сказалось. В десяток минут сотню под корень извели.
Но уже и литовское войско приняло строй. Столкнулись две силы. Только новгородцы за свою землю битву учинили, за родню, за людей, а литовцы – за трофеи.
Сшиблись здорово. Крики, звон оружия, ржание лошадей. Вооружение и броня у литовцев хуже, чем у русских дружинников, а уж рыцарям ливонским тем паче они уступают – как в дисциплине, так и в выучке. У рыцарей, коли сразили одного, из заднего ряда другой выдвигается, его место занимает, держит строй. Оттого зачастую кажется, что и потерь они не несут, строй монолитный. На противника это оказывает деморализующий эффект, а на неподготовленных – особо сильный.
Против Алексея стал биться большой литовец. Ручищи мощные, длинные, мышцы под кожей играют. Из защиты – шлем, да на груди что-то вроде безрукавки из грубого сукна, на которую железные пластины нашиты. Получается своеобразный бронежилет, допотопный и архаичный. И размахивает литвин дубиной, утыканной железными шишками, как древний варвар. оружие, хоть и убогое, однако не переставшее от этого быть смертоносным. Если хоть один удар по телу придется, в лучшем случае инвалидом останешься.
А за литвином, как за вожаком, еще трое таких же бородатых и волосатых.
Литвин привстал на стременах и первый нанес удар тяжелой дубиной. Алексей принял этот удар на щит. Щит выдержал, но левая рука на несколько минут потеряла чувствительность.
Литвин удар нанес и не успел назад отпрянуть, как Алексей ударил ему в шею концом меча. У литвина шея что спереди, что сзади не прикрыта – ни бармицей, ни капюшоном ложным. Из сонной артерии ударил фонтан крови, литвин захрипел, засвистел воздухом из перебитой артерии, выронил дубину, схватился за шею и медленно сполз под копыта коня.
Алексей сразу уловил растерянность в глазах троицы, что за большим литвином была. Тактику их он разгадал: здоровяк, ныне убитый, должен был, как тараном, дорогу прокладывать. Кого ранил, кого оглушил, а троица раненого добивает. Только не получилось. В бою не одна сила нужна, но еще и выучка.
Не давая врагам опомниться, Алексей направил на них коня. Тесно, троица и рада бы развернуться, дать деру, да задние ряды не дают.
Он нанес удар мечом. Литвин подставил под удар щит, но в последний момент Алексей повернул меч плашмя и сделал выпад. Меч скользнул по верху щита и угодил прямиком в лицо врагу.
Литовец закричал, немного приопустил меч, и Алексей ударил уже наотмашь. Голова так и слетела. Ударил фонтан крови, обрызгав других литвинов. В глазах у них была уже не растерянность, а самый настоящий ужас. Один закричал что-то на своем наречии, похоже – угрозы сыпал в адрес Алексея.
Они сошлись. Литовец с ходу мечом стал удары наносить, да все по щиту Алексея. Но Алексей узрел, что из-под щита видна нога литвина, броней не прикрытая, и уколол ее мечом – нельзя было такой шанс упустить. Два-три даже не очень серьезных ранения к кровопотере приведут, к слабости. Противник осторожничать начнет, ошибки совершать – тут ему и конец.
Так и получилось. Вторым скользящим ударом Алексей достал его по руке, заструилась кровь.
Литвин, пока силы были, напал, стал мечом удары непрерывно наносить, и Алексей только успевал свой меч под них подставлять. Но удары были все слабее, и промежутки между ними были все длиннее.
Наконец литвин выдохся и опустил меч. Лицо его было бледным от кровопотери, глаза незрячие, блуждающие. Однако бой с превосходящими силами – не место для милосердия, и потому срубил его Алексей.
А задние ряды литовцев пятятся уже – на их глазах Алексей троих зарубил. Сам весь в брызгах крови, страшен, роста по местным меркам огромного, глаза лютой ненавистью сверкают. Устрашились враги.
Рядом другие дружинники бьются, железный звон со всех сторон доносится.
Алексей бросил беглый взгляд влево: князь был совсем рядом, в десятке метров всего, видимо, кто-то из них двоих в бою в сторону сместился. Князь ловко управлялся с мечом, обороняясь от двух литовцев. Ох, зря он в самую сечу полез! Ему бы боем управлять, а мечом размахивать и дружинники найдутся.
Левее Александра кто-то из наших его прикрывал, только лица из-за шлема с наносником не разглядеть.
Алексей стал пробиваться в сторону князя – не дело Александру в первых рядах биться. Славы, небось, захотелось! Однако он и так ее получит в полной мере, одержав победу.
Алексей зарубил подвернувшегося под удар литовца и заметил, что в сторону князя литовец на коне пробивается, глаз, злобой горящих, с Невского не сводит. В правой руке сулицу держит, в левой – щит.
Алексей сразу оценил опасность.
Сулица – метательное копьецо. Стоит немного ближе подобраться и метнуть ловко – никакая кольчуга не защитит.
Алексей врубился в неровное построение литовцев – уже все перемешались. С высоты своего роста он глаз с литовца с сулицей не сводил. Вроде и недалеко он, а пробиться не получается. Работал мечом без устали, раздавал удары направо и налево, но было тесно от лошадей.
Когда он уже метрах в семи был от князя – два корпуса лошади всего, – литвин занес правую руку назад для броска. Кричать князю было бесполезно, не услышит. Тут в таком шуме и своего голоса не услыхать.
Решение пришло мгновенно: Алексей сорвал щит с руки и метнул его в сторону князя. С закрутом метнул, как дискоболист на стадионе. Только щит в отличие от диска не плашмя летел, а вертикально. И сулица в щит ударила – сильно, рожон ее щит пробил на ладонь. Инерция у сулицы велика, и потому щит вместе с застрявшей в нем сулицей ударил князя и вниз упал – на землю, под копыта коней.
В тот момент главное, что Алексей успел увидеть, – жив князь. Дальше наблюдать было некогда. На него литовец напал, да если судить по оружию и броне – не из простых. Как же, легкую добычу узрел, дружинник без щита.
Туго Алексею пришлось. Литовец удары меча Алексея на щит принимал и тут же сам наносил ответный удар. И наклоняться приходилось к шее коня, и едва ли не набок падать, опираясь на одно стремя. Вспотел изрядно, но литовца того он зарубил – подловил его на обманном движении. Сделал вид, что хочет удар нанести, литовец щит перед собой поднял, но Алексей в ту же секунду изменил траекторию и рубанул его по бедру. Литовец сам готовился к ответной атаке, но, получив мощный удар, впал в шок. Он закачался в седле и опустил руку с мечом. Тут его Алексей и зарубил.
Дружинники напор усилили. Увидев, что князь в опасности, к нему пробился десяток свежих русских воинов – они и оттеснили от князя врагов.
Литовцы дрогнули и стали медленно пятиться. А новгородцы под клич «За Святую Софию!» только сильнее рубить стали.
Литвины развернули коней и стали разбегаться кто куда.
Часть дружины вдогон бросилась, кто в силах был. Алексей же дыхание переводил. Тяжко было, правая рука уже не поднималась. А главное – щита не было.
Алексей спрыгнул с коня и подобрал московский щит, лежащий возле убитого. Щит был выкрашен в синий цвет, и на нем был непонятный символ. Да Бог с ним – с цветом и символом, лишь бы защищал, а после боя и более подходящий поискать можно.
А впереди только пыль клубилась – это уцелевшие литвины нахлестывали коней, спасая свои жизни. Многие сдавались, и озлобленные дружинники вязали им руки, привязывали к хвостам своих коней и так таскали по стерне.
Истребление пленных прекратил воевода:
– А ну хватит! За пленных выкуп можно взять или на полоняников их поменять! Угомонитесь!
Дружинники послушались.
После боя они осмотрели место сечи. Убитых литовцев было много. Как показали пленные, в бою пало восемь князей литовских и семь полков боярских. Правда, полки те были невелики, но четыре сотни врагов полегло.
До вечера дружинники собирали трофеи и хоронили убитых соратников по оружию.
Утром после завтрака подчерствевшими лепешками и салом построились сотнями. Сотники пересчитали дружинников, доложили воеводе о потерях – сколько убитых и раненых.
А потом вдоль строя медленно проехал сам князь. В руке он держал щит с пробившей его сулицей.
– Чей щит? – спрашивал князь, останавливаясь напротив каждой сотни. Каждый воин свой меч, щит и шлем из сотни опознает – по вмятинам, царапинам, потертостям. И Алексей его опознал. Да и как ошибиться, если в нем сулица торчит?
– Мой это щит, княже.
Повисла напряженная тишина – не провинился ли в бою ратник? Всем слышать хотелось.
– А чем докажешь? – Князь хотел получить убедительные доказательства.
– С тыльной стороны, рядом с ручкой, есть глубокая царапина, вроде галочки. – Алексей поднял руку и раздвинул указательный и средний пальцы – на манер латинской буквы V или цифры пять.
Князь кивнул, взглянул на тыльную сторону щита и повернул щит в сторону воеводы, чтобы и тот удостоверился. Затем швырнул щит на землю, подъехал к Алексею и крепко пожал ему руку.
Дружинники недоумевали: князь ничего не объяснил, и ситуация напоминала непонятный спектакль.
Но в этот момент князь вскинул руку, требуя внимания:
– Алексей-сотник в бою меня выручил, от верной смерти спас, за что благодарю.
Дружинники закричали: «Слава!»
Князь отдал распоряжения. Воевода выделил два десятка воинов – сопровождать огромный обоз. Освобожденные пленные заняли место ездовых, а также должны были гнать стада скота – коров и овец. Несколько телег в обозе были нагружены трофейным железом – оружием, кольчугами, шлемами. Дрянь вроде палиц не брали – не по уставу оружие.
Войско двинулось дальше. Еще тянулись новгородские земли с опустевшими деревнями – при приближении литовцев их жители укрылись в лесах и увели с собой скот.
Но литовцам уже было не до грабежей. Разбитые, они в панике бежали, спасая свои жизни. Точно знали – князь преследовать будет, и стремились как можно скорее уйти на свою землю. А еще тревожились: Александр Ярославич – не тот человек, что обиды прощает, с него станется. Ворвется на земли литовские и пройдет по ним огнем и мечом, разоряя и убивая. Ох, не зря у русских пословица есть: «Посеешь ветер – пожнешь бурю». Набег литовцев грозил обернуться для них самих большой бедой. Сам Миндовг в бою не участвовал, в своей столице был, и к нему уже мчались гонцы с известием о поражении, дабы успел князь собрать войско из ополчения – для должного отпора. Иначе быть Литве под русскими.
Когда гонец на второй день, едва не загнав коня, предстал перед Миндовгом, князь поверить не мог известию о поражении. Он был раздосадован и удручен. Ох, силен Александр Ярославич, не стоило затевать набег! И вместо сбора ополчения он решил направить в Новгород посла с предложением мира. Миндовг понимал: ополчение ничего уже изменить не сможет, а потери будут ощутимыми. Не так велика Литва, чтобы всех мужчин на поле боя извести.
Войско же Александра прошло по своему приграничью, две сотни зашли на литовскую землю, изрядно напугав жителей и остановившихся передохнуть литовских воинов. Они бы и дальше мчались, но коням отдых нужен, еда.
Князь же в Витебск направился, где находились его жена и сын Василий. Он разумно решил, что семье спокойнее и безопаснее в Новгороде будет.
Обратно войско шло уже не спеша.
В Новгороде князя уже ждал посол от Миндовга.
Князь принял его на следующий день, успев в баню сходить да одеться подобающе.
После многочисленных поклонов да витиеватых слов приветствия посол передал приглашение Миндовга прибыть в Кернов-град на Вилии для переговоров. Александр решил, что худой мир лучше доброй ссоры, и дал согласие. Посол в тот же день отбыл в Литву.
Притихла Литва. Ежели переговоры не закончатся миром, быть войне. С запада – Ливонский орден, с северо-востока – Новгород. Стоит им объединиться, и они раздавят Литву, как между молотом и наковальней.
Миндовг это понимал, проклиная день и час, когда он, поддавшись на уговоры своих бояр и князей, двинулся походом на новгородские земли.
Князь Александр не торопился, пусть Миндовг понервничает. К тому же надо еще обозы разобрать, интересно услышать о трофеях. Хоть битва и победоносная была, а дружина снова потери понесла, и у воеводы забота – новиков набрать. Кроме того, князь и воевода сели обсуждать, кого из рядовых дружинников десятником поставить, а кого из десятников – сотниками. Десятники и сотники наравне с дружинниками в передовых линиях воевали и потери несли. В любом бою противник в первую очередь стремится уничтожить военачальников – князей, бояр, воевод, сотников и тысяцких. Без руководства любое войско – плохо управляемая вооруженная толпа.
На конец разговора князь сказал воеводе:
– Я Алексея Терехова в свою личную дружину сотником беру.
Воевода нахмурился: сотников и так не хватает, да еще Алексея забирают.
– Княже, у тебя же есть сотник.
– Стар стал, видимо – на покой пора.
Воевода понял, что князь не забыл поступок Алексея, пожертвовавшего в бою своим щитом для того, чтобы его, князя, спасти. Да и не в щите дело, щит – вещь недорогая. Но в бою остаться без щита означало практически обречь себя на ранение или гибель.
Немного людей найдется рисковать головой за другого. Стало быть – оценил князь поступок своего сотника. Тем более что Алексей далеко был, но угрозу заметил и парировал ее. Стало быть, бой в целом видит, а не только противника перед собой, а это не всякому дано.
Воевода все это понимал, но ему жалко было терять хорошего сотника. Князь сегодня в Новгороде, а завтра может служить в Киеве или Владимире, и его личная сотня уйдет вместе с ним.
Свою дружину город содержал сам – кормил, поил и вооружал. Княжеская же личная дружина городу не подчинялась, ее содержал сам князь. Расходы нес немалые, но личная дружина была не только опорой в бою, но и несла функцию телохранителей.
На следующий день Алексея вызвал к себе князь. Встретил приветливо:
– Садись. Предложить тебе хочу сотником в мою личную княжескую дружину. Согласен ли?
– Согласен. – Алексей не раздумывал. Среди ратников попасть на службу в сотню князя считалось удачей. Служба интереснее, постоянно в разъездах – князя сопровождать. И условия лучше: оружие качественнее, кони отборные, кормежка сытная. И новиков, требующих обучения, пригляда в бою, не было. В сотню набирали осторожно, из опытных воинов, и приглядывались к каждому – как в бою себя повел, не трусил ли да сообразителен ли. Иной раз от поступка одного ратника ход всего боя менялся.
Князь улыбнулся: случаев отказа до сей поры не было, в личной сотне князя служить лестно и престижно. Своего рода элита.
– Воевода в курсе. Иди, сдавай дела. Долгов-то нет?
– Откуда им взяться?
– Ну вот и славно. А потом сотню принимай.
– Так вроде сотник в бою не погиб, княже. Как же – на живое-то место?
– То мое дело, – нахмурился князь.
Ну, князю виднее.
Алексей отправился к новгородскому воеводе. Собственно, бумажных дел не было, но требовалось осмотреть коней, осмотреть и пересчитать оружие – нет ли изъянов и урона?
Воевода положение дел в сотне Алексея знал прекрасно, но – положено.
Когда пришли в конюшню, там уже знали о новом назначении Алексея – подобные вести разлетались быстро.
В конюшне задержались часа на два: у каждой лошади – копыта осмотреть, да нет ли потертостей на спине от потников.
Потом в воинской избе дружинники сотни Алексея выстроились, воевода осматривал – не ржавое ли оружие да наточено ли оно? Смазаны ли кольчуги да начищены ли шлемы? Все нашел в добротном содержании и только довольно крякнул.
Алексей решил попрощаться с ратниками. Хоть и рядом будут и в бою бок о бок сражаться, а все равно видеться не каждый день придется. Новиков уже в сотне много, из старослужащих едва ли десяток наберется – в каждой сече потери были. Можно сказать, сотня им выпестована.
Попрощался кратким словом, поблагодарил всех за службу совместную, за то, что не подвели при смотре. И сотня в ответ дружно гаркнула «Любо!»
Алексей бы еще задержался – с парнями поговорить, личные вещи собрать, но воевода поторопил:
– Вечером вернешься, не на край света уходишь. Иди принимай княжью сотню.
И вновь – осмотр лошадей, оружия. Сотник Лука, отправленный князем в отставку, вопреки предположению Алексея, не горевал.
– Тяжеловато уже мне днями целыми в седле сидеть. Тем более князь в свое родовое гнездо отсылает, под Владимир. Ключником буду, за хозяйством присматривать.
После осмотра княжеской сотни Алексей понял, что хозяйство князя будет в надежных руках – и кони, и оружие в сотне были в идеальном порядке, придраться не к чему. Сотники и раньше встречались на военных советах у князя, но то знакомство было шапочное.
Сами дружинники приняли его прохладно – как-то он себя покажет? Обычно новая метла по-новому метет. Но поднять голос против никто не решился, в сотне хозяин – князь.
Пока сдавал да принимал дела, уж и вечер наступил. Алексей вернулся в прежнюю воинскую избу, собрал вещи, с ратниками поговорил.
Спал уже на новом месте. Первый день прошел – даже пролетел – в заботах. А вечером Алексей с Онуфрием и воеводой новгородским в трапезную пошел. По традиции угостить требовалось, нечто вроде отвальной. Фактически он из дружины новгородской ушел, и воевода отныне ему не начальник.
Славно посидели за кувшином вина да за доброй закуской. Онуфрий откровенно завидовал и, выпив, сетовал:
– Почему не я? Я же первым в дружину пришел и в бою ни разу не подвел.
Воевода прервал его сетования:
– Удачлив Алексей, а для воинского счастья удача нужна и еще смекалка. Разве ты, Онуфрий, перед штурмом Копорья предложил нечто новое? То-то! А князь-то – он все примечает! Ты, Онуфрий, как сотник, неплох, но у каждого человека свой потолок есть.
– И какой же он у меня? – Онуфрий икнул.
– Сотник. Только не обижайся, как на духу говорю.
– А Алексей? – Онуфрий не унимался.
– Не знаю. Но только думаю, что для него и тысяцкий не предел – а то и воевода.
– Ух! – только и смог выговорить Онуфрий.
Алексей и сам удивился прозорливости и проницательности воеводы. Не предполагал он, что простоватый с виду воевода так быстро его раскусит. А впрочем, раз воеводой стал, стало быть, необходимые качества для этого были. Только за угодничество воеводой не поставят, в первом же бою профнепригодность видна станет, а дружина за то большой кровью заплатит.
Первым из трапезной ушел воевода, поблагодарив Алексея за угощение и пожелав ему удачи на новой должности. Следом ушел Онуфрий. Раньше они с Алексеем уходили вместе, а теперь их воинские избы в разных местах.
Алексей расплатился, вышел на крыльцо и вдохнул свежего воздуха – в трапезной воздух был напитан запахом подгоревшего жира, пива, рыбы, потом и дегтем для сапог.
Не спеша он направился к воинской избе.
И тут его обогнал монах. Обернулся, встал.
– Алексей?
– Он самый. Назовись, не признаю тебя, хотя лицо знакомо.
Да и как узнать, если на улице уже сумрачно, на монахе клобук и подрясник.
Знакомых монахов у Алексея не было. Он силился вспомнить, откуда ему знакомо лицо этого человека, и не мог.
– Да Варсонофий я. В миру Григорием был, в твоем десятке Копорье-крепость штурмовал, где и глаза лишился.
Монах повернул голову, и Алексей увидел на его левом глазу черную повязку.
Алексей крякнул с досады. Действительно, Григорий! Но только как изменился он – одеяние монаха, повязка на глазу.
– Прости, не сразу узнал. Здравствуй! Рад тебя видеть. Так ты в монашество подался?
– А куда мне еще с одним глазом? Воевать мечом я уже не способен, а вот словом Божьим – вполне.
– Где же ты служишь?
– В Юрьевом монастыре.
– О!
Алексей не мог не оценить место службы Григория. Монастырь был старинным, основан еще в 1030 году – поначалу деревянный, потом отстроенный в камне. В Новгороде он был главным, особо почитаемым и даже именовался Юрьевской лаврой. Георгиевский собор монастыря стал местом упокоения служителей храма, городских посадников, новгородских князей. Впоследствии в монастыре были оборудованы покои для наезжавших русских царей и в храме – царское место. Церкви монастыря были расписаны великолепными фресками.
Сам Алексей в монастыре не бывал, но был изрядно наслышан.
Григорий приосанился, ему приятно было, что Алексей достойно оценил место его службы.
– А ты как? По-прежнему десятником?
– Бери выше! Сотником в новгородской дружине был, а со вчерашнего дня – сотник в личной дружине князя. Вот из трапезной иду, с воеводой да с сотником Онуфрием отмечали.
– Не иначе – Божьим промыслом. А может – отметим встречу? Али побрезгуешь с простым монахом?
– Ни в жизнь! Куда идем?
– Знаю местечко. Только у меня денег нет.
– Угощаю.
Видимо, монаху хотелось вспомнить боевые баталии. Кабы не потеря глаза – еще бы служил в дружине. Но с таким увечьем невозможно, в бою быстро срубят – обзор мал.
Они посидели в небольшой трапезной при постоялом дворе, выпили вина, закусывая его пирогами с яблочной начинкой.
– Пост, однако, нельзя мясного вкушать, – пояснил Григорий.
Они поговорили, вспомнили былые бои, и на прощание монах предложил:
– Ты, Алексей, заходи на службы. Хор у нас замечательный, голоса у певчих тоже – аж слезу вышибает.
– Часто не могу, сам знаешь – служба такая.
– Понимаю. Проснусь иной раз ночью – как будто на коне на врага лечу с мечом в руках. Аж дух захватывает.
– Не перекипел ты еще, Григорий. Воина в тебе больше, а не монаха.
– В самую точку угадал. Борюсь сам с собой, а иной раз воин верх берет. Монашеская служба-то ровная – молитвы, послушания, посты… Плоть я усмирил – то легче всего, а вот дух бунтует.
– Крепись, не поддавайся. Для тебя теперь эта служба – главная, до конца дней своих.
Монах кивнул, и из единственного глаза его скатилась по щеке слеза. Наверное, тосковал он о прошлой лихой и опасной службе в дружине, хотя понимал, что возврата к прежнему нет.
– Заходи ко мне.
– Не, только душу бередить. Не приду, не жди.
На прощание обнялись, и Григорий – в монашестве Варсонофий – перекрестил Алексея.
– Удачи, воин, и да пусть поможет тебе Господь.
Незначительная встреча со старым сослуживцем в дальнейшем имела последствия, сыгравшие важную роль в судьбе Алексея. Только кто может знать свое будущее?
Утром, едва он провел смотр сотни и назначил караул, вызвал к себе князь.
– Надо ехать в Кернов-град, к Миндовгу на переговоры. Как полагаешь, сколько людей для охраны взять?
– Два десятка – для представительства. В чужой край едем. Тут хоть сотню возьми, при желании – перебьют.
– Верно. Миндовг решителен и умен, но в подлости и коварстве не замечен пока.
Через час они выступили. Князь ехал верхами, поэтому путь они преодолели быстро и уже вечером въезжали в городок. Место им отвели для постоя в большом каменном доме.
Алексей озаботился караулами – его делом было обеспечить безопасность жилья. При передвижении по улицам, к дворцу Миндовга, их сопровождали еще и его воины – они скакали впереди, разгоняя простолюдинов.
Князь Александр с Миндовгом беседовали наедине. В коридоре, у дверей зала, стояли в совместном карауле литовцы и дружинники князя.
Переговоры за закрытыми дверями шли несколько дней. Как позже сказал князь Алексею, он уговаривал Миндовга-язычника принять христианскую веру, крестить князей в боярство и объединиться для совместных действий для отпора ливонцам. В том, что орден не прекратит нападок, князь не сомневался.
Миндовг и в самом деле крестился в католичество, но в 1261 году отрекся от христианства, а договор с Великим Новгородом о совместных действиях против ордена заключил уже с сыном князя Александра, Дмитрием.
В 1263 году Миндовг с двумя малолетними сыновьями был убит в результате заговора князей. Главным заговорщиком был Тренята, он же занял трон великого князя, но уже через год и сам был убит слугами Миндовга.
В службе князю несколько лет прошли для Алексея как один день. Служил он ревностно, военную службу любил и считал это занятие единственно достойным мужчины. Дружинники княжеской сотни Алексея уважали и побаивались. Уважали за то, что в боях не увиливал, не прятался за спины рядовых ратников, был всегда впереди и зачастую помощь в сече оказывал. А побаивались за требовательность – спрашивал он за нерадение или леность, небрежение службой сурово.
Однако ратники уже не смотрели на него, как на пришлого варяга. Алексей по выходным ходил с ними в церковь на заутренние молитвы, ел с ними – только спал в отдельной маленькой комнатушке при воинской избе. Да и то потому, что до него заведено было – в комнатушке сотника хранились записи о выданном оружии, броне, конях. Все это было княжеское, за всем догляд нужен.
Временами казаться стало, что скучновато. Серьезных боев не было, одни мелкие стычки. Грозные враги – немцы да шведы – попритихли после потерь, испытав князя на прочность. Другие – вроде литовцев – побаивались. Князь еще ни одну битву не проигрывал, и враги его об этом знали.
Дружина новгородская числом увеличилась, и по мере того, как все дольше длился мир, город богател торговлей и ремеслами, больше выделял денег на дружину, осознав – не впустую злато-серебро утекает. Да и сторонники ордена и Швеции голос подать боялись, сейчас ни народ, ни вече слушать посулы о лучшей жизни под иноземцами не будут.
Как всегда бывает, беда пришла, откуда не ждали.
Сначала слуги князя Михаила Черниговского привезли тело убитого в Орде хозяина – моголы казнили князя за то, что он отказался пройти языческий обряд, изменив православной вере. Произошло это 20 сентября. А через десять дней был отравлен ядом отец князя Александра – Ярослав, и снова в Орде.
Отравила его вдова каана Угедея, Туракина-хатум, мать великого каана Гуюка, захватившая власть в Каракоруме, что на реке Орхон, столице Орды.
Князь Ярослав, после отъезда из Каракорума – прощального пира, почувствовал себя плохо и через семь дней скончался в дороге. Воины и слуги, сопровождавшие его в долгом пути, сразу обратили внимание на то, что князь сделался синий. Но начались холода, и сопровождающие, замотав тело князя в княжеский плащ, везли его в столицу княжества – Владимир. Похоронен князь будет лишь через полгода после гибели, в апреле 1247 года во Владимире.
Когда печальная процессия только вошла в пределы Владимирского княжества, во все города, где княжили сыновья Ярослава – в Новгород, к Александру, в Юрьев и другие, – помчались гонцы.
Алексей был у князя на совете, когда слуга доложил о прибытии гонца:
– Говорит, княже, известие срочное.
– Зови!
Вошел гонец. Видимо, он всю дорогу гнал коня, торопился, потому что вид у него был донельзя усталый, а кафтан забрызган грязью.
– Плохое известие, князь…
Александр потемнел лицом, нахмурил брови:
– Говори…
– Отец твой, Великий князь Ярослав Всеволодович, умер.
– Как? – вскричал князь.
Присутствовавшие при сем известии встали.
– Отравлен в Каракоруме, умер в дороге. Случилось сие тридцатого сентября. Тело в стольный град Владимир везут.
Князь так и сел в кресло, прикрыв лицо руками – он был ошарашен известием. И не только смертью отца. Ярослав Всеволодович – Великий князь, остальные – под ним. Теперь усобицы пойдут, борьба за власть. Кто придет к великому престолу? Мысли метались в его голове.
Наконец князь поднял голову.
– Отведи гонца в воинскую избу, пусть отдохнет. Лошадь – в конюшню, проследи.
Гонец в сопровождении слуги вышел.
Князь распорядился:
– Утром выезжаю во Владимир, моя сотня со мной. За себя оставляю воеводу. Готовьтесь!
Ратники тихо, без обычных разговоров, вышли.
Гонцы везли печальную весть о кончине отца всем его сыновьям. И если малолетние Василий и Афанасий, да еще дочери Мария и Ульяна жили во Владимире, то к другим князьям добираться было далеко, да еще им во Владимир, стольный град, ехать. Потому все спешили.
Похороны отца, Великого князя – событие для князей и Руси не рядовое. Поэтому рано утром дружина Александра покинула Новгород.
Гнали, пока не устали лошади. На постоялом дворе задали им корма, напоили, и у владельца постоялого двора сразу половина амбара с овсом опустела. Сто с лишним коней враз накормить!
Едва лошади отдохнули, как дружина снова тронулась в путь. В день по семьдесят верст проходили, скакали по льду замерзших рек. Путь ровный, однако причудливо извилист – согласно руслу рек. И потому кое-где путь спрямляли, гнали по санному пути.
Во Владимир прибыли через неделю. От усталости качались все – и кони, и люди. Ратники обиходили и накормили лошадей, потом поели сами и легли спать. Хоть молоды все были и к седлу привыкли, но гонки на такое расстояние сильно утомили.
Князь же стал встречаться с ближним окружением князя и все дни проводил с думными и служивыми боярами. Великий князь Ярослав оставил завещание, но что там было написано, не знал никто. Утром и вечером князь ходил в церковь, на молебны. Гроб с телом князя был закрыт, тлен уже коснулся его.
Александр поглядывал на прибывавших князей – кому быть Великим князем, кто станет старшим на Руси? Власть велика, но и ответственность огромна, учитывая, что моголы в любой момент могут напасть коварно или княжение в другие руки отдать.
Похороны состоялись уже в апреле. Половину помещения церковного храма заняли близкие – дети и жена Великого князя. Затем стояли бояре, челядь. Внутри, у входа – уже сотники и десятники, простые же дружинники – и вовсе на улице.
После отпевания усопшего похоронили в фамильном склепе.
Поминальная тризна прошла в княжеском тереме. Дружинники приглашены не были, но им прикатили несколько бочек вина, а слуги жарили на вертелах целые туши баранов.
На девятый день архиепископ Владимирский зачитал завещание Великого князя, составленное им до отъезда в Орду. Видимо, было у князя плохое предчувствие. По завещанию отца Александр получал в удельное правление Тверское княжество, образованное два года назад.
Князья разъехались. Кто доволен был полученным, а кто и обиду затаил. Все сыновья, все ровня, а досталось по-разному. Кому-то – как Александру – целое княжество перепало, пусть и невеликое, а кому-то – деревня с холопами.
Обратно в Новгород возвращались не спеша. Теперь Александр задумчив был, ничего вокруг не видел. За столом ел мало и плохо, видимо – просчитывал дальнейшие шаги и действия.
Главная власть на Руси принадлежала Владимиру, это был первый престол. И кто занимал его, тот и правил. Киев после захвата и разрушения моголами утратил былое значение, но в ярлыке от моголов все равно значилось – великий каган Киевский и Владимирский.
После смерти Ярослава Всеволодовича на Руси наступило безвластие. Нет, каждое княжество имело своего князя, но не было над ними Верховного, единственно облеченного Ордой судить и распоряжаться. И для моголов плохо – с одного проще налоги брать и спрашивать.
Александр опасался, что после смерти отца начнутся междоусобицы, князья силой оружия будут бороться за власть. Мало того, что друг друга ослабят, так ведь этим не преминут воспользоваться воинственные соседи – шведы, литовцы, ливонцы. Да мало ли у Руси врагов, только и ждущих возможности оттяпать лакомые земли? Под шумок, пока нет сильной власти, это вполне возможно. После могольских нашествий на южные русские земли они обезлюдели и пришли в упадок.
Неизвестно, сколько бы еще размышлял князь – никого на совет к себе он не призывал. Но тут случились два происшествия, подтолкнувшие его к решению.
Сначала в Новгород заявились ханские баскаки для сбора подати. Новгородцы, возмущенные их наглым поведением – когда моголы стали приставать на улице к девицам да задирать молодых парней, – устроили настоящий бунт. Баскаков крепко побили, едва не убив, содрали с них халаты и вываляли в грязи.
Дружина Александра с трудом усмирила и разогнала толпу горожан, поскольку новгородская дружина отказалась выступать против своих.
Обиженные баскаки заявились к князю и выложили ему претензии. Князь, сам кипевший в душе от нетерпимого поведения моголов, принялся их увещевать, задаривать подарками, хотя на самом деле готов был собственноручно удавить. Но обидеть баскаков означало нанести обиду самому каану, и расправа последовала бы незамедлительно. На Новгород могли послать могольские тумены. Киев несколько лучше был укреплен, и дружина многочисленнее была, а не устоял. И что теперь с Киевом стало? Князь такого исхода для Новгорода не хотел.
Только он загладил обиду баскакам да уехал из города, новая весть пришла – князь Андрей отправился в Орду. Александр сразу встревожился – не за ярлыком ли на Великое княжение? По праву старшего брата он первым мог претендовать на престол.
И князь принял решение самому ехать в Орду. Только опасался – не настигнет ли его участь отца? Но и без ярлыка на Великое княжение он мог потерять Новгород и Переславль, оставшись по завещанию отца только князем тверским. Вкусивший власть никогда добровольно от нее не откажется.
Сборы были недолгими – да и долго ли собраться личной сотне? Князя сопровождали слуги, взявшие в переметные сумы подарки. У моголов менталитет восточный, ни одно посещение хана улуса, ни один вопрос без подношений не решался. Везли с собой меха, ювелирные изделия. Подношения по весу легкие и много места не занимают, а для долгого пути в Дикую степь – самое то. Двинься они в путь с тележным поездом – времени уйдет значительно больше.
Алексей, как сотник, сопровождал князя в поездке. Ратники ехали впереди дозором, охраняя ценный груз. Иногда князь ехал в одиночестве, погруженный в думы, иной раз подзывал Алексея, и тогда они ехали бок о бок, вели разговор.
Князь направлялся в Сарай-Бату старой дорогой – мимо Рязани. Уже и полуразрушенный город миновали, князь которого – Олег Ингваревич – был раненным взят в плен моголами в 1237 году.
Дальше пошла степь, как зеленое море, обильно поросшая травами и ковылем. Кое-где были видны пасущиеся стада.
Чем дальше отдалялись они от земель русских, приближаясь к столице Батыя, столице улуса Джучи, тем беспокойнее было на сердце у Алексея. Он опасался встретиться с Неврюем или сыном его, когда-то назвавшимся побратимом. Из боевого похода моголов Алексей сбежал, побоялся тогда объявить Неврюю, что уйдет – не понравилось бы это нойону. Мусульманин держит слово, данное неверному, если поклялся на Коране в присутствии муллы. Иначе слово это можно нарушить, и это не поруха чести. Вот и Неврюй мог вернуть Алексея к пленным. Потому и смалодушничал Алексей, уходя из войска тайком, – не хотел он завоевателям прислуживать, на Русь рвался, где дышится вольно. Но теперь вероятность нежелательной встречи возрастала с каждой пройденной верстой.
Алексей волноваться начал, хотя вида на подавал – периодически на холмах виднелись могольские разъезды. Они наблюдали за князем издали, но не приближались.
И еще одно обстоятельство волновало Алексея – въезжать на территорию улуса с оружием иноверцам запрещалось. Конечно, для свиты князя делались послабления, но не для всей сотни же. Иначе моголы сочтут поездку князя вторжением со всеми вытекающими печальными последствиями.
Алексей подъехал к князю и объяснил ему этот нюанс.
– И так дружинники без копий! – удивился князь. – Только при мечах!
Оно и понятно было. Любой кочевник или шайка с оружием могли легко расправиться с сопровождением князя. Для воина, привыкшего всегда находиться при оружии, оказаться без меча уже непривычно, дискомфорт и беспокойство появляются. Меч внушал уверенность в безопасности – до определенных пределов, разумеется.
– Что ты предлагаешь? Оружие бросить?
– Зачем добром разбрасываться? Арбу у кочевников нанять и в сопровождении пары дружинников в Рязань отправить.
Князь натянул поводья. Ехать невооруженным в Сарай, в самый центр улуса ему не хотелось. Хотя знал, что в юрту Батыя русских князей даже с ножами не пускали.
Дилемма разрешилась почти сразу. Впереди показалось облако пыли, а затем из-за холма выехал могольский отряд – да не дозор с десяток воинов, а полноценная сотня. Причем при полном боевом снаряжении – в шлемах, кольчугах, при копьях и с луками за плечами. Явно видно было – из туменов Батыя всадники, не пастухи или скотоводы – дозоры зачастую они несли.
Дело дозора не в бой вступать, а врага обнаружить или людей подозрительных и сразу же доложить об этом военачальнику. А уже ему решать – дозволить чужакам двигаться дальше или бой им учинить.
С момента, когда колонна князя въехала на земли улуса, за ними издалека присматривали, передавали друг другу – как эстафетную палочку. А теперь, когда столица близко, выяснить решили. На торговые обозы купцов внимания не обращали – трогать купцов и тем более обижать их запрещалось. Но вот верховые всегда были под подозрением.
Впереди сотни в ярком, расшитом халате скакал могольский сотник. Рядом с ним, отступив на полкорпуса коня, – воин с бунчуком.
Увидев бунчук, Алексей похолодел. Бунчук у моголов – как стяг у русских, и даже издалека можно определить, к какому тумену принадлежит сотня. Приближающиеся моголы были из войска Неврюя.
Нет, только не это! Хоть один из сотни в лицо Алексея знает.
Мысли беспорядочно метались в голове. Что делать? Затесаться среди дружинников? Один-два раза вполне сойдет, но наступит день, когда его кто-нибудь узнает. Надо было отказаться от поездки в Орду. Найти предлог какой-нибудь вроде – занемог или еще что-нибудь весомое? Князь бы поставил вместо него кого-нибудь другого, и все. Только и потерял бы, что должность сотника личной сотни князя. Потеря невелика, его примут в новгородскую дружину или ратником к Андрею, брату Александра, – тем более что он его лично знает. А теперь запросто можно потерять жизнь.
Князь, слуги и ратники остановились. Сейчас они на чужой земле, и каждый шаг должен быть взвешен.
Могольская сотня не спеша рассыпалась по степи широкой цепью, окружила русских и замкнула кольцо.
Князь тронул каблуками сапог лошадь и выехал вперед.
От моголов выдвинулся всадник в богатых одеждах, и Алексей узнал в нем Сангира, сына нойона Неврюя, своего побратима.
Когда какое-либо событие нежелательно, по закону подлости именно оно и происходит.
Князь головы не склонил, приложил руку к сердцу, приветствуя. Сангир ответил тем же жестом, потом обернулся, махнул рукой.
К нему подъехал толмач. Алексей слышал их разговор и понимал.
Князь начал разговор первым:
– Приветствую тебя, сотник! Я князь новгородский, Александр Ярославич. Следую с воинами и слугами в Сарай-Бату к хану для встречи.
– Я – Сангир Неврюй, тысячник войска Батыя – да продлятся его годы.
Толмач переводил, но говор был скверным.
Князь обернулся, нашел глазами Алексея и кивнул ему, подзывая. Ох, как не хотелось Алексею подъезжать – неизвестно, как отреагирует Сангир на такую встречу… Но и князя ослушаться нельзя.
Алексей подъехал и встал на полкорпуса коня сзади князя – все-таки они не ровня.
Сангир на него внимания не обратил – не хватало еще на русского толмача глаза пялить.
– Мы рады приветствовать князя на нашей земле, – продолжил Сангир. – Надеюсь, князь знает наши традиции и везет дары?
Алексей перевел.
При первых же звуках его голоса Сангир изменился в лице, дернулся и повернул голову в сторону Алексея. Раскосые черные глаза его расширились от удивления.
– Кто этот воин? – вскричал он, не успев дождаться ответа князя.
Алексей все добросовестно перевел.
– Мой сотник, он знает ваш язык.
– Еще бы, – злобно ухмыльнулся Сангир, – он был у нас в плену, выучил язык, и я с ним говорил свободно.
– Не возьму в толк, чем ты недоволен, тысячник? С его слов, он был рабом, потом стал свободным мужем и волен распоряжаться своей судьбой сам.
– Верно, его освободил из рабства мой отец, нойон Неврюй. Больше скажу – он возглавлял его личную охрану.
Князь досадливо покрутил головой. Сангир явно враждебно относится к Алексею, но почему? Или Алексей сказал ему неправду? Тогда его опознают в Орде и убьют. Лучше разрешить проблему здесь и сейчас, иначе тень сомнений или недовольства ляжет на самого князя.
– Тогда в чем твое недовольство?
Слова князя переводил Сангиру могольский толмач, а слова Сангира князю – Алексей. Оба толмача следили друг за другом, чтобы сказанное было переведено верно.
– Мы были в боевом походе на Казань. Телохранители во главе с ним, – Сангир ткнул пальцем в сторону Алексея, – переправлялись через Итиль. Все видели его на правом берегу, и никто – на левом. Подумали – утонул. Погоревали – ведь он спас меня в свое время, отец даже побратимом моим его назвал. Иначе – своим приемным сыном. И вдруг – такая неожиданная встреча!
– Надеюсь, он не украл у нойона казну и не совершил никакого другого преступления? – спросил князь.
– Нет. Но он поступил хуже. Он ответил черной неблагодарностью на нашу доброту. Такое не прощают!
На последних словах Сангир повысил голос, хотя с князем говорить так было непозволительно. Видимо, сын нойона потерял над собой контроль. Но он быстро взял себя в руки.
– Ты едешь в гости, князь, но в гости не ездят с оружием. Или ты этого не знал?
– Я как раз собирался отправить назад воинов – буквально несколько человек – с собранным оружием. Ты военачальник и должен понимать: князь, а по-вашему – хан, не должен ехать в гордом одиночестве. Кроме того, я везу богатые дары Батыю, а в дороге может случиться всякое, и охрана нужна.
– Слова достойного человека слышу. Отправляй воинов с оружием назад, дальше тебя будет сопровождать одна из моих сотен. Мы покажем дорогу до Сарая, и ни один волос не упадет с твоей головы.
Князь, выслушав его слова, приложил руку к сердцу. Он был доволен: назревавший конфликт, похоже, удалось погасить. Однако он плохо знал Сангира.
– Князь, у нас принято гостей встречать приветливо. Но это не относится к нему. – Сангир указал рукой на Алексея. Он должен был помнить имя Алексея, но ни разу не назвал его по имени.
Лично Сангиру Алексей не сделал ничего плохого и чувствовал себя несправедливо презираемым. Неужели Сангир устроит рубку? У дружинников оружие пока при себе, воины все опытные, и сеча выйдет злая, кровопролитная, биться будут до последнего воина. Даже если русские и одолеют, назад им не вернуться: догонят превосходящими силами и посекут. Алексей не знал, что предпринять в этой ситуации – предыдущий опыт не мог дать подсказки, пути выхода.
Вступился князь. Если ратник его в прошлом был рабом, но освобожден Неврюем и не совершил гнусного преступления, то так ли велика его вина? Сдай он сейчас Алексея на расправу Сангиру – дружина не будет ему верить и по возвращении разбежится. Да и славу нехорошую о князе разнесут по всей Руси. Для чести князя урон большой, недруги и враги только злорадствовать будут.
Сангир хитросплетения тайных пружин верховной власти хорошо понимал. Силой взять Алексея хоть и можно, но чревато для самого Сангира – а то и для его отца. Что для Батыя один русский ратник? Пустое место, чириканье воробья, дуновение ветра. Однако дело в обиде, нанесенной князю. Обидеть гостя высокого, посла – преступить Ясу, главный закон Чингисхана. Кто из князей после этого поедет в Орду? А Батыю не нужна Русь, раздираемая междоусобицами. Можно, конечно, послать войска – усмирить воюющих, но кончится все разрушениями и гибелью большого числа жителей. И с кого тогда габалык брать? Нет, нельзя резать курицу, несущую золотые яйца. Орде нужен один сильный правитель, которому будут подчиняться удельные князья, будут платить ему дань, а уже Великий князь повезет ее в Орду.
Но и отпускать Алексея для Сангира было выше его сил. Ведь, по его понятию, Алексей нанес обиду его семье, и прежде всего – ему самому.
Ни Сангир, ни Неврюй, ни сам князь в тот момент не знали, что Александр в Орде сблизится с сыном Батыя, Сартаком, и станет его побратимом. Мало того, князь склонит Сартака к принятию христианства. Правда, воспользоваться расположением Батыя Александр не смог.
Батый, или Бату, как его называли сами моголы, страдал повышенным давлением и умер от паралича в 47 лет. Сына Сартака убили, задушив его шелковым шнуром по приказу Берке, брата Бату. Борьба за власть в Каракоруме и других Ордах – Золотой, Белой, Синей – была жестокой.
– Пусть он сразится со мной, – выпятил грудь Сангир. – Я прикажу своим воинам при любом исходе поединка не чинить тебе, князь, препятствий и сопровождать тебя до Сарая.
– А если победит Алексей?
– Тому не быть! Сам великий Тенгри поможет мне! Но если он отвернется и я погибну, противник мой может уйти свободно. В том даю твердое слово.
Князь был в смятении, ошарашен. Это сейчас Сангир великодушен, играет в благородство. А если он погибнет, не набросятся ли его воины на сотню князя? Победить – вряд ли, но посольство не выполнит задачи, и ярлык на княжение достанется Андрею. Ставка слишком высока. После смерти в тринадцатилетнем возрасте брата Федора Александр был старшим сыном почившего в бозе Великого князя Ярослава и рассчитывал занять освободившийся трон по старшинству, согласно традиции. И вот эта нелепая встреча грозила перечеркнуть все стремления князя главенствовать на Руси. «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», – гласит русская пословица.
Но что оставалось князю в данной ситуации? Он кивнул головой – в знак согласия.
Сангир привстал на стременах и приказал воинам отойти на пять десятков шагов и не мешать, что бы ни произошло.
Князь, по аналогии, тоже приказал своим отъехать. Между двумя группами воинов образовалось обширное пространство.
– Ну что, Алексей, не подведи, – обратился князь к своему сотнику. Но как-то неуверенно он это сказал, холодок прозвучал в голосе.
Алексею это не понравилось. Наверное, для князя было бы лучше, если бы Алексей в поединке погиб. Эка делов – сотник погиб, да сколько их в сечах гибнет! И похоронили бы здесь же, не заморачиваясь. Зато Сангир, сын Неврюя, остался бы жив, и князю потом общаться в Орде легче было бы.
Но и от поединка отказываться нельзя, вызов брошен. Иначе за трусость сочтут, на князя пятно ляжет. Уж коли сотник личной сотни струсил, то каков сам князь? Стало быть, и дружина его не лучше. Так чего с ним считаться, уважать и остерегаться?
Убедился Алексей, что для князя он только мелкая сошка, разменная монета. Это стало для него неприятным открытием, и он решил биться насмерть, изо всех сил. Негоже с побратимом в поединке сходиться, не щадя живота, но не он спровоцировал бой.
Алексей всмотрелся в лицо Сангира. Тот был спокоен, глаза, и без того узкие, прищурил, лицо каменное. Ну да, восточный менталитет: не выдавать эмоций, какие бы они ни были. Интересно, о чем Сангир сейчас думает? Эх, зря он его тогда спас. Хотя и из плена благодаря тому поступку освободился, но сейчас не было бы этого противостояния.
Сангир толкнул каблуками сапог коня, начав тем самым разбег.
Алексей сделал то же самое. Левый бок щитом прикрыл, в правой руке – ливонский меч. Сталь у клинка великолепная, и в отличие от русских мечей конец острый. Таким можно не только рубить, но и колоть, и мало какая кольчуга удар этого меча сдюжит. Все же немцы понимают толк в оружии.
Перед самой сшибкой Сангир закричал по-могольски:
– Сдохни, шелудивый шакал! – и нанес удар.
Алексей прикрылся щитом и успел-таки ударить мечом по левой части бедра побратима. Халат расшитый распорол, а под халатом кольчуга железным звуком зашелестела.
Кони пронеслись мимо.
У самых моголов Алексей развернулся и снова стал разгонять коня. Так же и Сангир поступил. Они снова обменялись ударами, но без особого успеха. На этот раз коней притормозили, крутанулись – почти на месте. С ходу хорошо копьем бить, а на мечах биться надо на малой дистанции.
Сангир стал осыпать Алексея ударами меча. Степняки поддерживали его ободряющими криками, русская же дружина смотрела на бой молча.
Алексей прикрывался. Пусть противник выдохнется, устанет, выпустит пар, а то и ошибку допустит. Вот тогда Алексей атаку и произведет.
Сангиру победа нужна, бой на глазах нукеров происходит. По всей степи тогда воины весть о победе славной разнесут. Алексей ростом велик и не простой воин, сотник. Нукеры же приврут и приукрасят – вроде того, что русский воин гигантом был да тысячником, не меньше. Такого в бою убить – прославиться.
Алексей же за жизнь свою бился. Даже если он Сангира сразит, но тот его серьезно ранит, в степи без помощи толкового лекаря не выжить, ранение равносильно смерти. Потому осторожничал, не рисковал. Не трусил, конечно, но вел себя осмотрительно: слишком далека родная сторона, а у князя даже повозки нет – раненого хоть до Рязанщины довезти, самой близкой христианской земли.
Из-за щита Алексей наблюдал за побратимом – за каждым его движением. Про себя отметил, что сила его ударов и скорость ослабли маленько. Мечом работать – это не стрелы из лука издалека пускать, тут сила и выносливость нужны. А вот их-то Сангиру и не хватает. Зачем себя упражнениями обременять, когда рабы есть, слуги, в бою – нукеры верные?
Дождался-таки Алексей, когда Сангир, приободряемый криками сотни, решил нанести решающий удар. Противник, хоть и велик ростом, слабаком ему казался, в глухую защиту ушел, нападать боится. Привстал он на стременах, сверху ударил, в голову или плечо целя.
Алексей руку со щитом вскинул, прикрываясь от удара, а сам правую руку с мечом вперед выбросил. Сангир знал, что русский меч – оружие рубящее, а не колющее, ему замах нужен. Да просчитался. Клинок Алексея и кольчугу пробил, и в грудь на две пяди вошел.
Замер на мгновение Сангир, опустил голову вниз, где кровь уже струилась. Ослаб мгновенно, руки опустил, щит и меч на землю уронил.
Моголы удара меча не видели, и крики смолкли. Никто из них понять не мог, что случилось.
А Сангир в седле уже качается, как пьяный. Едва слышно произнес – так, что только Алексей расслышать смог:
– Спасешь, как тогда?
И упал с лошади на землю уже бездыханным.
Русские дружинники взорвались криками, моголы же стояли молча и хмурые. Все предвещало победу Сангира – и вдруг такой исход.
Алексей убрал ножны в меч, спрыгнул с коня и припал на колено перед неподвижно лежащим побратимом.
Глаза у Сангира были открытыми, но остекленевшими. Он не дышал.
К ним подъехали, спешились моголы. Молча подняли тело Сангира, усадили в седло и привязали кожаными ремешками к стременам и седлу, чтобы не упал с коня. На Алексея никто и не взглянул – поединок проходил на их глазах честно. А то, что их сотник погиб – так не судьба, великий Тенгри отвернулся.
Алексей взял свою лошадь под уздцы и пошел к своим.
Князь кивнул:
– Я в тебе не сомневался.
Но глаза его были холодными, и улыбка натянутой.
– Княже, пусть воины мечи с ножнами снимут и свяжут, как вязанки хвороста, – я их в Рязань отвезу. Одна лошадь не сдюжит, еще двоих дружинников нужно. На обратном пути заберете.
Князь принял возвращение Алексея как должное, понимая – нельзя ему теперь в Орду. Прирежут сонного или яду в еду либо питье подбросят. Хорошо, если несколько дней проживет в мучениях.
Воины сняли оружие с поясов, перевязали ремнями. Без оружия рядом с вооруженными нукерами они чувствовали себя неуютно.
Моголы же стояли молча, следили за дружинниками и не торопили их.
– Кого возьмешь? – спросил князь.
– Софрона и Прохора.
Оба дружинника были отличными мечниками, но что им делать в Орде без мечей?
– Добро, – кивнул князь. – Пожалуй, не в Рязани жди – в Москве, при дворе Михаила Хороброго, брата моего единоутробного.
– Исполню.
– Тогда прощай.
Михаил Хоробрый прозванием был младшим братом Александра. Он был с ним и на престол не претендовал. Был он князем московским, удельным. Но мала Москва была, веса не имела и находилась под рукой Владимирского княжества.
Князь с дружиной, сопровождаемые моголами, отправились дальше. А трое дружинников остались стоять в степи. Они смотрели вслед дружине, пока та не скрылась за холмами.
– Однако ехать надо, – опасливо сказал Прохор. – До рязанских земель далеко, а нас только трое.
Они приторочили позади седел, на крупы коней, довольно тяжелые вязанки мечей и тронулись в обратный путь.
– Как ты его? – не выдержал и задал мучающий всех вопрос Софрон. – Я хоть и наблюдал, а не узрел.
– Из-под щита мечом уколол.
– Конец же тупой!
– У меня меч трофейный, немецкий, им колоть можно.
Довольно долго они ехали молча, каждый думал о своем. Прохор радовался, что не вернулся по пути в Орду. Князь скоро от Батыя не вернется, и в Москве можно передохнуть. Правда, до Москвы еще добраться надо, а харчей в переметных сумах мало осталось, но на православных землях они уже не пропадут.
Софрон размышлял о Новгороде – зазноба у него там осталась, вдовушка.
Алексей же сначала вспоминал о Сангире. Несправедливо и жестоко жизнь устроена, сначала он его спас, побратимом его назвали, а сегодня собственноручно убил. Сожалел ли Алексей о содеянном? Да! Но не жалел. Не он убил бы Сангира – так Сангир его, без вариантов.
Потом его мысли на князя переключились. Из книг по истории Алексей знал, что Александр ярлык на княжение от Батыя не получит, а поедет вслед за Андреем в Каракорум, и поход продлится долго, почти два года. И не факт, что ему следует князя ждать. Понял Алексей, что князь сегодня изменил отношение к нему. Впрочем, будь на его месте другой князь – он поступил бы точно так же. Власть – коварная штука, она портит людей.
