Глава 5. Ливонцы
И решение пришло – надо воспользоваться тактикой моголов. Перед боем выдвинуть вперед лучников, ослепить неприятеля стрелами. Правда, с конницей, как у моголов, не получится – где столько коней взять? Зато лучников можно найти много – из охотников, только заранее надо отковать узкие бронебойные наконечники, такие кольчугу пробивают. А после обстрела, когда ливонцы приблизятся, лучникам надо успеть уйти к своим войскам – для того проходы, коридоры широкие оставить. Ополченцев на сей раз много будет – это Алексей знал из архивных книг.
Для рыцарей пеший воин – пожива легкая. Поэтому пешцев копьями вооружить или рогатинами по типу медвежьих, а сбоку на древке – железный крюк. Два-три ополченца запросто крюком рыцаря с лошади стащат, а добить упавшего проще. В полной защите со льда встать непросто, и этим надо воспользоваться. Для упавших, для того, чтобы их добить, в самый раз боевые топоры, называемые клевцами. Оружие незатейливое, в любой кузнице сделать можно, и недорогое, что тоже важно. Ведь клевец нужен не один и не два – тысячи.
Вот только как до князя донести свои соображения? На изготовление оружия время нужно и деньги, к тому же князя в городе нет.
Приехав в город, Алексей направился к оружейнику. Тот осмотрел клинок, восхищенно поцокал языком.
– Сталь отменной выделки, и работа хороша. А ножны за неделю сделаю. Какие хочешь – простые или украшенные? Простые дешевле и быстрее.
– Простые. Мне он для боя нужен, а не для похвальбы.
Разговаривать с Онуфрием Алексей пока не стал, рано. Начни он объяснять сотнику, какое оружие нужно, тот спросит: «С чего ты решил, что будет бой с ливонцами на льду, а не осада города?» И ответить нечего, не скажешь ведь, что в книге прочитал – ведь боя на самом деле еще не произошло.
Между тем рыцари от псковских земель перешли уже на новгородские. Из сел и деревень гонцы в Новгород каждый день приезжали, посадникам тревожные вести приносили. Даже завзятый тупица стал понимать – война неизбежна, и ливонцы, разграбив деревни, не уйдут. Им нужен Новгород, вся земля, а то и дальше пойдут. Любые захватчики понимают только язык силы. Надаешь им по мордасам, умоются обильно кровушкой, уйдут к себе и притихнут до поры до времени. А если отпора не встретят, так и будут ползти по земле, как чума.
Неизвестно, чего выжидали бояре и посадники, именитые люди, но когда ливонцы стояли уже в тридцати верстах от города, они всполошились. Бояре любили власть, но жизнь свою ценили еще больше, тем более что перед ними был свежий пример Пскова.
Новгородцы быстро собрали начальство и отправили его к Ярославу, великому князю Владимирскому. После выдворения Александра из Новгорода он перенял от отца Переславль-Залесский. Новгородцы Ярославу челом били, в ноги кланялись, хотя спину гнуть не привыкли. Но что им делать оставалось? В Псков из Новгорода не уйдешь, он под ливонцами, а восточные города – Ярославль, Москва, Углич, как и многие другие, – Владимирское княжество. Без соизволения великого князя на поселении пришлый боярин – на уровне простолюдина.
Князь Ярослав на новгородцев зело обижен был за сына – ведь он не совершил никаких предосудительных или порочащих княжеское звание поступков. Но князь был мудр и понимал: не поможет он Новгороду – сыном, как военным руководителем, дружиной, – немцы не остановятся. И лучше разбить орден на новгородской земле, чем на своей. Потому что война – это всегда разрушения и жертвы среди мирных жителей, а вотчину свою князь ценил и берег.
Ярослав сомневался, сможет ли он уговорить Александра вернуться в Новгород, поэтому после некоторых размышлений предложил послам младшего брата Александра, Андрея. Послы взяли время на раздумья и всю вторую половину дня горячо спорили в отведенных им палатах. Утром же, заявившись к великому князю на аудиенцию, стали настаивать на князе Александре. Дескать – знают его, ценят и только его хотят видеть в Новгороде.
Князь улыбнулся:
– Кабы ценили, не прогнали бы. Приказать сыну своей отцовской волей я не могу, у него ноне свой удел. Пошлю за Александром гонца. Откажется – не взыщите. Он муж взрослый, опыт имеет, и ему виднее, как поступить.
Послы вернулись в отведенные покои в унынии. Времени после изгнания Александра из Новгорода прошло мало, наверняка у молодого князя обида еще не остыла и он откажется. Новгородцы – народ свободный, но горделивы, и иногда чрезмерно. Вот гордыня их и подвела. Права поговорка, гласящая, что за одного битого двух небитых дают.
Несколько дней прошло в томительном ожидании, пока из Переславля примчится Александр. Дело было к вечеру, и молодой князь имел продолжительную беседу с отцом. Было решено презреть обиды и вернуться в Новгород. Ведь, обороняя его, Александр одновременно защищал и западные границы Владимирского княжества. Тем более что Новгород – город большой и мог выставить значительное количество ополченцев.
Утром послы с содроганием и душевным волнением ступили в великокняжеский зал для приемов. Рядом с Ярославом, по правую руку, сидел Александр.
После обмена приветствиями Ярослав передал слово Александру, и послы замерли: от решения Александра зависело – быть ли Новгороду или принять удар ливонцев с непоправимыми последствиями.
Князь улыбнулся, может быть, играя:
– Зла на город не держу, согласен!
Послы шумно выдохнули – не зря они ехали так далеко и ожидали так долго.
По этому поводу Ярослав устроил небольшой пир. После заздравных постов за Ярослава, за Александра, за Новгород один из бояр посольства подошел к молодому князю:
– Умоляю, князь! Время не терпит. Ливонские рыцари в двухдневных переходах от города. как бы не опоздать!
– Утром выезжаю, а вас не держу.
Послы отбыли сразу после обеда, а князь – утром в Переславль: надо было собрать вещи и выступать в поход с личной дружиной.
Дружина собралась быстро. Да и то, долго ли броню надеть и переметные сумы на круп лошади закинуть? Торопиться следовало еще и потому, что зима заканчивалась. Промедлишь неделю – и дороги может развезти.
Когда Александр отбывал из Владимира, князь Ярослав пообещал прислать ему на помощь брата Андрея с частью дружины владимирской.
– Ты обстановку разузнай, лазутчиков разошли. Да не рискуй попусту, на рожон не лезь. И гонцов еженедельно ко мне посылай.
– Все исполню, отец!
За несколько дней добрались до Новгорода. Рыцари вперед к Новгороду не продвинулись – они тоже опасались грядущей распутицы. Если вести осаду города, как по раскисшей дороге подвозить продовольствие войску? А у новгородцев запасы в амбарах изрядные, да и водные пути не заблокируешь. Город осаду может выдерживать долго, может статься – и год, такие случаи бывали.
Прибывшего с дружиной князя встречали радостно. Народ ликовал, а бояре помалкивали. Опростоволосились уже раз, теперь опасались.
И князь, и дружина его расположились в кремле, в воинской избе. Александр сразу кипучую деятельность развил, его люди опрашивали въезжающих в город купцов и селян: не видали ли они где рыцарей, а если видали, то сколько их? И, таким образом, уже через месяц князь знал истинное положение дел.
Но и рыцари узнали о прибытии Александра. Его победа над шведами заставила орден осторожничать. И пока обе стороны взвешивали, какие действия предпринять, весна вступила в свои права. Снег осел и начал таять, всякое сообщение прекратилось. Лед на реках стал ноздреватым, появились полыньи, и никто не решался по нему передвигаться, а дороги превратились в непроходимые болота.
Князь активно интересовался Копорьем, и Алексей понял, что Александр решил нанести первый удар по этой крепости. В Копорье стоял сильный гарнизон из рыцарей и воинских слуг, а еще ополченцы из племени чудь. Крепость держала под контролем многие дороги в окрестностях, а главное – была складом, где хранились припасы рыцарей для предстоящего похода. Уничтожив или захватив крепость, князь лишал рыцарей опорной базы.
Теперь оставалось только ждать, когда просохнут дороги и появится трава – лошадям нужен подножный корм.
Дружинники упорно занимались воинскими упражнениями, особенно натаскивали новиков. Дружина поняла, что с прибытием князя оседлой жизни не будет, им предстоят упорные бои с ливонцами.
Псковичи, узнав о прибытии князя в Новгород, засылали к нему послов с просьбой помочь выдворить из города захватчиков. Немцы вели себя в Пскове нагло, забирали большую часть продовольствия, обложили городок непосильными налогами. Тяжко было жить горожанам под орденом!
Александр положение жителей Пскова понимал, но военные действия начать не мог, слишком мало было сил.
Алексей тем временем забрал у оружейника ножны к трофейному мечу и нашел немца-купца, который бы перевел надпись на клинке. Любили рыцари названия давать высокие, выспренние. Вот и надпись на клинке, выполненная готическим шрифтом, гласила: «Честь превыше всего».
«Лукавят немцы, – подумал Алексей, – купцов грабят, а о чести пишут. Ведь даже моголы купцов не трогали».
Алексей стал тренироваться с трофейным мечом – его сталь была лучше, чем сталь русского меча. К тому же немецкий меч был длиннее русского на полторы пяди, а это в бою давало маленькое, но преимущество. Но к оружию привыкать еще надо, чтобы рука меч чувствовала.
Алексей знал, что князь двинется воевать Копорье, поэтому стал потихоньку готовить свой десяток к штурму крепости.
Учить дружинников воевать в чистом поле не надо, опыт есть, а осада города или крепости требует особого подхода. Одна крепость деревянная, другая каменная, разная высота стен, укрепления ворот, рвы сухие или с водой.
Крепость Копорье, воздвигнутая ливонцами, была деревянной. Это в 1280 году Великий князь Дмитрий Александрович отстроит ее в камне. Впрочем, крепости не повезло, через два года новгородцы ее разрушили.
Положение крепости было очень выгодным, в 12 километрах от Финского залива, на перекрестке важных дорог. Немцы, большие мастаки в фортификации, выбрали удачное место – на берегу реки Копорки, на высокой скале. Ровный пятачок невелик, 200×70 метров, но с двух сторон – глубокие овраги. Крепость получилась почти неприступной, поскольку подходы были только с одной стороны, да и то ров глубокий наполнен водой, мост подъемный. А у лебедки подъемной кнехты стоят, набранные из изменников, племен эстов и чуди. Гарнизон в крепости сильный – десяток рыцарей с военными слугами из ливонцев да кнехтов.
За несколько лет в амбарах и на складах скопились изрядные припасы – зерно, мука, сушеные овощи, соленая рыба в бочках и вяленая – на веревках, сушеное, вяленое и копченое мясо.
Крепость Копорье Алексей раньше никогда не видел, где она находится, представлял приблизительно, но из уст жрецов или охотников из лужских земель знал, что стены крепости бревенчатые. Есть башни, крытые переходы, бойницы, и если штурм неизбежен, к нему надо готовиться. По приказу князя кузнецы уже ковали кошки – в виде трех– или четырехпалого якоря, который забрасывают на стены на веревке. Затея неплохая, только кнехты на стенах сидеть сложа руки не будут, топором или мечом быстро веревку перерубят.
И решил Алексей взять на вооружение могольский прием. При штурме деревянных крепостей моголы поочередно подскакивали к деревянной стене и со всей силы метали в нее копья. Каждое следующее копье вонзалось на полметра выше предыдущего, и в дальнейшем штурмующие лезли по копьям, как по лестнице. Быстро, надежно – только навык нужен.
Алексей присмотрел в дальнем углу крепкий бревенчатый амбар, выпросил у княжеского оружейника десяток сулиц. Сулица – это двухметровое метательное копье, для конного боя оно коротковато и легко, а для задуманного – в самый раз, и вывел свой десяток к задней стене амбара. Здесь тихо, посторонних глаз нет. Объяснил гридям, что от них требуется.
Дружинники переглянулись – чудит десятник! Но с начальством спорить не принято.
Бросать сулицы умели все, но трудность состояла в том, что каждая из них должна была занять в стене свое место, дабы лезть наверх сподручно было.
Когда все метнули сулицы, Алексей выбрал дружинника:
– А теперь лезь по ним вверх.
– До крыши?
– Обязательно!
Сулицы были на разном удалении друг от друга по высоте и по горизонтам. Лезть дружиннику было несподручно, он забирался наверх неуклюже и долго. В идеале сулицы расположить надо было бы в наклонную линию. Это сейчас, в спокойной обстановке трудно. А в бою, под неприятельскими стрелами или кипящей водой, расплавленной смолой? А взобраться на верх стены надо быстро, чтобы защитники понять не успели, а кнехты не сбежались бы на участок стены.
Ухмылявшиеся гриди, видя старания штурмующего, перестали улыбаться, когда поняли, что десятник стоящее дело задумал и следующая очередь – их. Алексей же заставил взобраться по сулицам всех, дабы каждый на своей шкуре понял, как сулицы метать и взбираться по ним.
Времени на занятия ушло много – полдня. Вытащив из стены сулицы, дружинники отправились на обед. После еды – небольшой отдых, потом Алексей вывез дружинников из кремля и привел к Гончарной слободе:
– Будем делать фашины.
Попросту говоря, фашины – это вязанки хвороста, веток, их каждый всадник с собой везет. При атаке фашины сбрасывают в ров перед крепостью, заваливают его в одном месте и перебираются через ров. Но это если ров сухой, без воды и с крутыми стенами. Если же ров водой наполнен, сначала бросали мешки с землей, а только потом сбрасывали на них фашины. Потом снова мешки – получался слоеный пирог. Но на узком месте участка ров заваливался быстро, и перебраться можно было.
Ветки резали боевыми ножами, складывали и плотно стягивали веревками. Фашины получались легкими и прочными. Алексей и ров нашел подходящий, однако дружинники свалили фашины бесформенной кучей.
– Э, нет, так дело не пойдет, – остановил их Алексей. – Разобрать.
Когда каждый дружинник взял свою фашину, Алексей забирал их у воинов и бросал в ров сам – все-таки руки и глаза не забыли предыдущий опыт. Фашины легли параллельно друг другу, как поленья в дровянике у хорошего хозяина.
– А теперь по ним перебирайтесь на другую сторону.
Перебраться на другую сторону рва получилось у дружинников быстро и удобно.
Теперь каждый день дружинники метали сулицы в стену и взбирались по ним наверх.
Когда у всех это стало получаться ловко, Алексей упражнение усложнил – он сам залез на покатую крышу с деревянным мечом. Точно такой же меч имел дружинник, идущий следом за ним, – его задачей было прорваться на крышу. И это оказалось сложно! Надо было удержаться на сулице и отбить атаку Алексея.
Но упорные тренировки давали свои плоды, и с каждым днем у дружинников выходило все быстрее. Никто из гридей не роптал, понимали – для их же блага Алексей спокойно им не дает сидеть.
Отлучки десятка Алексея за дальний амбар приметили, и когда воины после завтрака направились в дальний угол с сулицами за плечами, из-за угла амбара неожиданно для всех появился сотник Онуфрий.
– А чтой-то вы это здесь делаете?
Алексей ткнул пальцем в грудь гридю:
– Тебе на крышу лезть – с той стороны, кнехта изображать будешь.
Когда дружинник по венцам бревен взобрался на крышу с деревянным мечом, Алексей скомандовал:
– Штурм!
Дружинники подбегали к амбару, бросали в стену сулицы и отбегали.
Сотник сначала ничего не понял. Но когда в стену у самой крыши вонзилось последнее копьецо, по сулицам наверх стал карабкаться гридь. Несколько секунд – и он наверху, и вот уже стучат деревянные мечи.
Сотник рот раскрыл от удивления, а Алексей решил еще добавить:
– Онуфрий, представь, что перед тобой стена крепости. Ну, скажем, Копорье.
– Глазам своим не верю! А мне говорят – ты свой десяток за амбар уводишь, и вы в кости играете, на деньги, чтобы не видел никто. Ну я его вздую!
– Кого?
– Есть тут один! Пустобрех!
– Еще кое-что показать?
– Ну-ка, ну-ка, интересно…
– Для сравнения еще один десяток нужен.
– Будет!
Онуфрий вернулся через несколько минут. К тому времени сулицы из стены уже вытащили, и все гриди выстроились в шеренгу.
Алексей оглядел строй и остался им доволен: брони начищены, щеки румянцем пылают, глаза блестят.
Онуфрию дружинники тоже понравились. К тому же он привел самый опытный свой десяток, некоторые гриди уже по двадцать лет в дружине служили.
– Идемте. – Алексей привел их ко рву. – Пусть десяток Ждана ров одолеет. А ты, Онуфрий, будь добр, счет веди громко.
Десяток Ждана, как по команде, кинулся в ров. Склоны его были крутыми, а на дне – узость. Кое-кто на пятой точке скатился. Но вниз-то просто, а вот наверх – затруднительно. Но опытные воины в такие ситуации попадали. Один из них за копье схватился у рожна, у острия железного, двое гридей его вверх толкали. Восьмерых так вытолкали, а двоих оставшихся за копья вытянули.
Онуфрий уже и считать перестал, до ста шестидесяти дошел.
Теперь черед десятка Алексея пришел.
Фашины после предыдущих занятий остались. Покидав их аккуратно вниз, дружинники пробежались по ним, как по мосту.
Онуфрий от удивления даже счет вести перестал.
– Хм, а мы мешки с землей кидаем…
Алексей распорядился принести одну фашину и вручил ее Онуфрию.
– Что тяжелее – мешок земли или фашина?
– Дитю понятно – вот эта вязанка.
– При приступе каждый конный воин с собой две вот такие фашины везти может. Сбросил и отъехал, другому место освободил. Противник еще понять ничего не успеет, а мы уже путь к стене проложили. А дальше ты уже видел, друже Онуфрий.
– Забавно! Сам придумал или подсмотрел где?
– У моголов, – признался Алексей.
– Надо князю показать. Дельно и затрат не требует.
– Только навык обрести надо, с сулицами не все так просто. Со стороны смотреть – само получается, да только мы не один день упражняемся.
– Нешто я не понимаю? Готовься завтра с утра игрища показать. Полагаю, князь интерес будет иметь, не исключаю – других сотников возьмет. Не осрамись только.
– Мы постараемся.
Качая головой, Онуфрий ушел, а слышавший их разговор десятник Ждан спросил:
– Что он про сулицы бает?
– Хочешь посмотреть? Приходи с утра к амбару.
– Хм, игрища какие-то… Не скоморохи! – Ждан скрывал за сомнениями досаду. У него десяток опытный, вымуштрованный, не одну сечу прошел, а Алексею проиграл. И Ждан решил подлить масла в огонь: – А что ты будешь делать со своим хворостом, если во рву вода будет? Хворост-то поплывет!
Его десяток дружно заржал – ну ровно жеребцы.
Алексей пожал плечами – вступать в спор ему не хотелось.
Что Онуфрий говорил князю, неизвестно, однако утром после обязательной молитвы и завтрака у воинской избы собралось много народу – сам князь, воеводы, сотники. К ним подходили десятники – им было любопытно, что за сбор такой?
Дружинники, глядя на начальство, высказывали предположения:
– Никак в поход скоро выступать? Совет у отцов-командиров…
– Скорей бы! Скоро православному по своей землице не проехать. Заставы порубежные одно разъезды ливонские примечают.
– Совсем рыцари обнаглели, пора укорот давать…
Онуфрий подошел к Алексею:
– Веди.
Десяток Алексея зашагал к амбару, за ними – князь, вся свита, сотники, десятники – народу не меньше полусотни.
За амбаром места мало. Алексей извинился и попросил пришедших встать по обе стороны стены, чтобы и воинам не мешать, и видно хорошо было.
– Великий князь! – Алексей приложил руку к сердцу и склонил голову. – Собраты! – и повернулся к сотникам и десятникам. – Представьте себе, что это не стена амбара, а крепость ливонская, которую штурмовать надобно. Сейчас мы покажем вам один из приемов, коим моголы пользуются, а дальше вам решать, применять сей способ или «кошками», как и ранее, на стену лезть.
После этого предисловия Алексей повернулся к своему десятку.
На штурм крепостных стен с копьями не ходили – длинное оружие, только мешает, потому военачальники заинтригованы были.
Был на Руси способ взобраться на стены. Связывалось несколько жердей. Один воин был впереди, а у другого конца – весь десяток. Все дружно разбегаются, и первый, стены достигнув, бежит по ней вверх ногами, а другие толкают. Если стена невысокая, в три-четыре человеческих роста, – получается.
Алексей скомандовал:
– Штурм!
Тишина, никто не переговаривается, глаз с десятка не сводят. Десяток же в боевом облачении – шлемы, кольчуги, мечи, щит за спиной. Вот подбежал к стене первый, метнул сулицу, за ним второй бежит. Когда десятый воин сулицу метнул, первый уже по сулицам вверх полез. И до того слаженно все сработали, что Алексея, смотрящего за действиями гридей со стороны, гордость взяла. Десять секунд – и весь десяток уже на крыше амбара. Понятно, в бою не все так гладко пойдет, ливонцы не будут смотреть на спектакль, активно мешать будут. Но стены штурмовать не один десяток будет, а много и в разных местах.
Когда последний из десятка оказался на крыше, шумный вздох прошелся промеж зрителей.
Князь вперед выступил:
– Лихо! Так ведь в Копорье стена повыше будет!
– Сулиц побольше возьмем, – твердо сказал Алексей.
– Хм, подумаем. А что еще хитрого придумал? Онуфрий что-то за хворост говорил.
По знаку Алексея дружинники спустились вперед – последний выдергивал сулицы из стены и бросал их вниз.
Все направились ко рву. Дружинники подкачать не хотели, перед князем лицом в грязь ударить. Моментом заполнив фашинами ров, они в считаные секунды оказались на другой его стороне.
Онуфрий, наклоняясь к князю, говорил о чем-то, скорее всего – о вчерашнем соревновании. Князь одобрительно кивал, потом подозвал Алексея:
– Тоже моголы применяют?
– Нет, княже, византийцы, боевые побратимы рассказывали.
– Похвально. Дружинники твои пусть в воинскую избу идут. Дозволяю им сегодня отдыхать, заслужили. А ты со мной, на совет.
Десятнику на княжеский совет – явление редкое, князь над десятниками высоко стоит.
Совет военачальников в воинской трапезной проходил, в других комнатах всех вместить было невозможно.
В ходе совета князь опросил каждого сотника – как он оценивает приемы Алексея? Некоторые отвечали уклончиво, другие были за старину, за «кошки» держались, мол – еще деды наши так делали. Но половина присутствующих в новшестве здравое зерно узрела.
Князь всех выслушал, подумал:
– Завтра за городом ров рыть и стену за ним возводить. Упражняться будут сотни по очереди, кто из сотников согласен. А десяток Алексея показывать будет, дабы всем понятно было.
Князь военачальников отпустил, а Алексея попросил задержаться.
– К новому стремишься, в других войсках приемы запоминаешь – это весьма похвально. Мне бы всех десятников да сотников таких! А что еще видел?
– Катапульты.
– Сам видел. Тяжелы в перевозке. Ими хорошо ворота крепостные разрушать или крепости каменные. Нам же крепость лучше целой захватить.
– Форпост устроить?
– Далеко от Новгорода, а море рядом. Шведы с кораблей нападать будут, гарнизон сильный иметь надо. А в Копорье запасы провизии изрядные, жечь крепость нельзя, нам самим эти запасы потребны.
– Если не ошибаюсь, в крепости эсты есть и чудь.
– Изменники подлые, псы шелудивые!
– Изменники на деньги падки. А ежели подкупить их, чтобы ворота ночью открыли, как бояре во Пскове?
– Для десятника ты слишком сведущ и умен. – Князь пытливо уставился Алексею в глаза. – Онуфрий мне сказал – ты десятником у Евпатия был?
– Правда.
– А до боярина Коловрата где служил?
– В Византии.
– О! Я нечто подобное подозревать стал. И думаю – не сотником ли?
– Промашка, князь, вышла. Прости.
Алексей задумался – говорить или нет? Сотник – должность для князя невысокая. Да и для Византии центурион – младший командир.
Князь в нетерпении пристукнул по подлокотнику деревянного кресла кончиками пальцев:
– Как смеешь темнить?
Будь что будет!
– Трибуном, князь.
Князь оторопел. Он предполагал, что Алексей даже и не сотником мог быть – но трибуном? В подчинении у него силы воинской в десять раз больше было, чем у князя сейчас.
Однако князь быстро взял себя в руки и шумно сглотнул:
– И за что тебя…
Алексей на секунду замешкался. Не скажешь ведь, что это было давно, восемь веков назад.
– Смелее! – ободрил его князь. – Повинную голову меч не сечет. Казну воинскую разворовал?
– Свят-свят-свят! – Алексей перекрестился.
– Битву проиграл?
– Если бы!
– Ну что ты кота за хвост тянешь?
– Константинополь, князь, как сборище ядовитых пауков – хитрость, ложь, коварство. Я, рус, для них варвар, мечом наверх выбился. Завистников много было.
– Знакомо мне. – Князь аж подпрыгнул в кресле. – Продолжай, интересно очень.
– Полюбил дочь одного патриция, да сильно, аж невмочь, дело молодое. Отец ее узнал, к кесарю он близок был. Наемных убийц подослали, только отбился я. Подумал – одно покушение пережил, так ведь повара подкупят, он яду в еду подсыплет – там это запросто. Сбежал на родину, на Рязанщину.
– Ох, непростой ты человек! Я ведь тебя еще тогда приметил, при первой встрече, когда Онуфрий тебя к десятнику представлял – глаза у тебя смышленые.
– Какие есть…
– Только подозрение у меня.
– Правду ли сказал?
– Не подослан ли? Сомневаешься?
– Да кем же? – Алексей уже проклинал себя за откровенность.
– Да епископами католическими. У папы римского хитрости и коварства не меньше, чем у кесаря и его окружения.
Князь задумался, а у Алексея по спине холодный пот потек.
Князь, как бы про себя, едва слышно, сказал:
– Кату тебя отдать? Огнем пятки прижечь?
– Княже, в чем моя вина? Всю правду сказал, как есть. Служил тебе честно, а в награду – огонь! Кабы иезуитом был или схизматиком, молчал бы. А еще лучше, стоял бы на своем – десятником у Евпатия.
– Верно, не сходится, себя оговаривать не станешь. Но впредь язык за зубами держи. Еще кому-нибудь говорил?
– Ты первый и последний, князь.
– То-то! Ладно, ступай. Да служи мне и Новгороду честно. А там, после Копорья, посмотрим, что с тобой делать.
Алексей откланялся и вышел. За дверью перевел дыхание. Воистину язык мой – враг мой. Князь молод, амбициозен, и присутствие в его войске бывшего трибуна может ему не понравиться. Кто из начальства любит, когда подчиненный умнее, удачливее, опытнее? Но обошлось. Однако в дальнейшем Алексей стал замечать на себе внимательные взгляды Онуфрия, да и захаживать к нему на занятия с десятком сотник стал значительно чаще. И Алексей расценил внимание Онуфрия как пригляд. Князь надоумил, или сотник по своей собственной инициативе – новое что-нибудь увидеть. Но Алексей вел себя как обычно.
Наступило лето. Людям теплые одежды носить не надо, лошадям попоны не нужны. И с кормом для лошадей проще – травы взошли высокие.
Дружина к походу приготовилась: мяса вяленого запасли, окороков копченых, круп. Овощи свежие пошли – редиска, лук, репа.
Князь объявил о походе на Копорье, дав на сборы три дня. О выходе знали давно, Копорье было всем как заноза, как больной зуб.
Пару дней приводили в порядок все, что только можно, и после молебна на третий день утром вышли. За княжеской дружиной шли новгородские пешцы – ополченцы, добровольно примкнувшие к войску, за ними – длинный обоз. На подводах везли запасы продовольствия, запас стрел, наконечников для копий, щиты.
Путь был долог и длинен: двести пятьдесят верст, да с обозом, да по грунтовкам, да через реки, где зачастую мостов не было, а броды приходилось искать – прошли за две недели.
По пути к новгородцам присоединились воины и ополченцы из Карелы, Ижоры, Ладоги. Народ чувствовал исходящую от ливонцев угрозу их жизни, вере православной, семье. Никто не хотел оставаться в стороне, понимая, что в единстве сила и поодиночке врага не разбить.
Копорье встретило их сильным ветром. Пахло близким морем.
Князь благоразумно не двинул войска на крепость, а укрыл в лесу. Зато дозоры, ближние и дальние, во все стороны разослал. Ближние имели задачу перехватывать обозы, везущие продовольствие в крепость, и уничтожать их, а лучше брать в плен кнехтов из чуди или эстов.
Кнехты, получив жалованье, шли в деревню, на постоялый двор – пивом себя побаловать да девок потискать. Кроме того, ливонцы патрули по дорогам посылали – не видать ли где русских?
Дальние дозоры должны были предупредить о появлении крупных отрядов ливонцев, дабы они не нанесли русским крупный удар в тыл.
Десяток Алексея был назначен наравне с другими в ближний дозор, где каждый десятник волен был выбирать место и способ действия.
Алексей решил ехать по лесу на конях, оставить их там на опушке, под охраной дружинника, а остальным – без копий и щитов – скрытно подобраться к дороге, ведущей из крепости в деревню. Дорога из крепости не просматривалась, вилась вниз, после первого поворота скрывалась за кустами и деревьями, и, таким образом, место для засады было выбрано идеально.
Подъехали к опушке, дальше – открытый участок. Отсюда видна угловая башня, и понятно, что там должен быть караульный. Его не видно, оконца-бойницы маленькие, но Алексей понимал, что караульный просто обязан быть там. Ливонцы – народ пунктуальный, за службу спрашивают ревностно и спать кнехтам на посту не дадут.
Открытого луга метров триста, и пересечь его не таясь значит быть обнаруженным. Темноты ждать долго, да и не факт, что кнехты будут в темноте в крепость возвращаться. Кто им откроет ворота или опустит мост?
И Алексей решил пробираться в обход. Это дальше километра на два-три, зато безопаснее.
Сколько могли, проехали, оставили на привязи лошадей – распустившаяся зелень хорошо скрывала и людей, и лошадей. В десятке у Алексея одни кобылы, с жеребцами сплошное мучение. Жеребец кобылу учует – ржать призывно начинает, а кобылы ведут себя тихо.
Восемь человек из десятка с Алексеем впереди в обход по лесу пошли, двое гридей коней охранять остались.
Выбрались к дороге. В низинах немцы на дорогу жерди положили, чтобы колеса телег в дождь не вязли. Залегли с обеих сторон дороги, за поворотом – ни из деревни не видно, ни из крепости.
Раздался стук копыт – по дороге проскакал кнехт. Этот явно по делу: на боку кожаная сумка – в таких гонцы письма возят.
Через какое-то время обоз из трех телег прошел – в крепость везли овощи. Селяне переговаривались, но языка их никто в десятке не понимал.
Час проходил за часом, подходящей цели все не было, а князю, как понимал Алексей, нужен был «язык» – узнать подробно, каков гарнизон в крепости, где расположен, как укреплены ворота. Да много чего, в том числе – есть ли знаки для подачи тревоги, например, сигнальные костры. Крепость на высоком месте, из башен ее обзор километров на пятнадцать-двадцать, и гарнизон вполне мог известить о нападении новгородцев свои дозоры или корабли – до моря рукой подать.
Один из гридей имел при себе моток пеньковой веревки. Пленного связать, то, другое – да мало ли? Алексей распорядился привязать один конец веревки к дереву на другой стороне дороги, а другой перекинуть через толстую ветку, но не натягивать. Саму же веревку, лежащую на дороге, присыпать листвой и пылью.
Разложили они веревку вовремя, и в руки попал знатный «язык».
Ближе к вечеру, когда они уже отчаялись кого-нибудь дождаться, со стороны деревни вновь раздался стук копыт. Алексей, крякнув два раза уточкой, дал знак – приготовиться. Сам быстро влез на дерево, благо – веревка невысоко перекинута, на уровне груди всадника.
А стук все ближе.
Алексей взялся за веревку: теперь ее надо было рвануть вовремя и в то же время самому с дерева не свалиться.
Вот уже всадник показался.
Алексей намотал веревку на запястье одной руки, другой обхватил ствол дерева и, когда до коня оставались считаные метры, резко рванул веревку к себе.
Ни конь, ни всадник среагировать не успели. Веревка пришлась точно поперек груди кнехта, и всадник вылетел из седла, как камень из катапульты.
Дружинники сразу бросились к нему, подхватили и утащили за деревья.
От удара веревкой, а потом и спиной о землю – кнехт был без чувств. Ему живо связали руки и заткнули рот припасенной для этого случая тряпицей.
У Алексея запястье горело от веревки. Спустившись, он послал дружинника отвязать на другой стороне дороги веревку – следов пребывания новгородцев вблизи крепости оставлять было нельзя.
Когда гридь вернулся, Алексей приказал наломать веток и замести следы на дороге – в пыли отпечатались следы сапог. Потом он, однако, едва не стукнул себя с досады по голове: мнил себя воином опытным, а о коне забыл. Осторожно выглянул из-за кустов: конь кнехта недалеко ушел, листочки молодые с деревьев щипал. Едва не попались! Ведь конь всегда к конюшне идет. Вернется в крепость без всадника – там тревогу поднимут. Ай-яй-яй! Нехорошо как-то!
Алексей послал двух дружинников с веревкой – поймать коня. Не ковбои они, но веревочную петлю на шею лошади набрасывают ловко, потому как из деревенских.
Однако конь спокойно подпустил к себе гридей, позволил им взять себя под уздцы. А конь-то хорош – мощный, из немецкой породы. Под рыцарей и кнехтов лошадей отбирали под стать, дабы всадника с вооружением и броней нести могли – не всякая верховая лошадь выдержит такую тяжесть.
Взглянув на пленного «языка», Алексей обеспокоился:
– Он хоть дышит? Смотрите, чтобы тряпицей не подавился. Князю живой «язык» нужен, а не хладный труп.
Пленного перекинули через седло лошади и двинулись в обратный путь. Шли осторожно, потому медленно, и к своему войску подъехали уже в сумерках.
В новгородском лагере костров не разводили, ели всухомятку – рыбку сушеную и вяленую, лепешки подзасохшие, сало.
Пленный, как в лагерь въехали, в себя пришел, дергаться стал.
– Ты бы лежал тихо! – Алексей показал ему кулак. – Если не понял еще, так ты в плену у новгородцев. А немцев у нас не любят, побить крепко могут, а то и на суку повесить. Уяснил?
Алексей нашел сотника:
– Пленного взял. Полагаю – пока он толком не осознал, что с ним случилось. Допросить надо.
– Хвалю. Где он?
– На лошади. Похоже, гонец.
– Не помяли?
– Сам ударился оземь, как с лошади слетел.
– Чем же вы его? Камнем?
– Веревку поперек дороги натянули.
– Пусть твои к шатру князя отведут его.
Двое дружинников сняли кнехта с лошади, причем не очень бережно, чтобы прочувствовал – здесь не шутки шутить с ним будут, не в гости попал. Подхватив под руки, сначала повели, а потом понесли к шатру князя.
Шатер невелик, походный, на одной подводе помещался – шведский, трофейный. Но князю по статусу положено – совет провести, поговорить с кем-то приватно. Вокруг шатра – дружинники из личной сотни князя, для охраны, для поручений.
О чем говорил пленный, Алексей не слышал, а сам по дороге с кнехтом не говорил. Но, видимо, пленный, спасая свою жизнь, сообщил все, что знал, – наемники молчанием не отличались.
Долго находиться рядом с крепостью большому войску невозможно. Как говорится, шила в мешке не утаишь. Увидят случайно местные жители, купцы – и гарнизон успеет подготовиться к штурму, послать гонцов за подкреплением. Поэтому князь медлить не стал, и уже следующим утром войско двинулось к крепости. Несколько десятков ополченцев из «охочих людей», как назывались добровольцы, обложили крепость со стороны оврагов и перебрались на другой берег реки Копорки. Гонца можно было послать, спустив его на веревке по крутому склону к реке или по оврагу, и князь блокировал такую возможность.
Миновали деревню, жители которой всполошились при виде новгородцев, поскольку предстоящая битва по соседству ничего хорошего им не сулила.
А войско все шло и шло, десятки и сотни дружинников выстраивались на лугу.
На флангах и в тылу стояли ополченцы. У них вооружение хуже, а подготовка воинская ниже. Вот чего у них было с избытком – так это желания изгнать иноверцев со своей земли. Ведь построив крепость, ливонцы тем самым заявляли свои права на эти земли, желая обустроиться тут всерьез и надолго. А терпеть рыцарей под боком – эту постоянную угрозу – никто не хотел.
В крепости поднялась тревога. Заревели трубы, над стенами замелькали шлемы кнехтов. Еще только новгородцы выходили на луг, а подъемный мост был уже поднят. Как только кто-то из немцев или наемников неосторожно высовывался из-за стены, лучники из ополчения пускали стрелы. Конницы у гарнизона было мало, и понятно было, что рыцари с военными слугами на открытый бой не решатся. Обороняться в крепости всегда надежнее, меньше потери. На одного убитого защитника всегда приходится три-четыре погибших штурмующих, так было при любой осаде.
Несколько десятков ополченцев были верхом на своих лошадях – они без команды подскакивали к крепости. Кто из лука стрелял, другие метали камни из пращи, причем довольно метко. Воины еще не приступили к штурму, а гарнизон уже начал нести потери.
Черное знамя князя склонилось вперед, подавая сигнал к атаке. Сотники тут же продублировали приказ:
– Вперед! За Святую Софию!
Всадники спрыгнули с лошадей. Кто брал сулицы, другие – фашины, но большинство – «кошки» с веревками, и Алексей понял – не все верили, что сулицы дадут больший эффект.
Кинулись на приступ. У ливонцев были арбалетчики, немного – десятка два, и они стали стрелять. Войско новгородцев понесло первые потери.
В нескольких местах ров с водой завалили мешками с землей и фашинами, и несколько десятков дружинников уже кидали в стены сулицы.
Ливонцы, незнакомые с могольской тактикой штурма деревянных крепостей, были сильно удивлены. Русские настолько ослабели, что не могут поразить метательным копьем кнехта на стене? Однако они увидели, что, перебежав ров по мешкам и фашинам, воины по торчащим из стен сулицам полезли вверх – ловко, как обезьяны. Немцам бы выставить на стены весь гарнизон, но они часть войска держали перед воротами, полагая, что новгородцы попытаются захватить мост и проломить ворота.
Рядом с Алексеем бежал к крепости здоровенный ополченец с секирой в руке – оружием, нетипичным для новгородцев, тяжелым и страшным в своей силе. Но и владелец его должен обладать силой недюжинной.
– Как звать тебя? – крикнул ополченцу Алексей.
– Гаврила Алексич!
– Удачи!
Дальше их пути разошлись.
Алексей первым из своего десятка полез по сулицам на стену. Со стороны командовать безопаснее, но какой же он десятник, если пример своим воинам не подаст? Иначе дружинники, если в открытую в трусости не обвинят, в душе все равно презирать будут.
Алексей успел взобраться на стену и уже ногу через бревно перекинул, но на площадку спрыгнуть не успел, так как рядом появился кнехт с алебардой – это оружие вроде короткого копья, имеющего маленькую секиру сбоку на древке. Он попытался нанести Алексею удар острием, но тот отбил выпад мечом. Однако кнехт не унимался и замахнулся на него боковым ударом, надеясь зарубить секирой. Алексей успел подставить меч, едва удержав его, – щит бы сейчас пригодился.
По шлему кнехта ударил камень пращника, раздался сильный металлический стук, на лицо Алексея попали каменные крошки. На секундочку кнехт застыл, но и ее хватило Алексею, чтобы спрыгнуть со стены – ведь по сулицам уже бежали воины его десятка.
Кнехт пришел в себя и перехватил древко для колющего удара. Но рядом с ним из-за стены показался незнакомый Алексею воин и ударил кнехта по руке мечом. Почти одновременно с ним Алексей рубанул клинком по левому плечу кнехта, и тот рухнул с площадки вниз, на землю.
А к взобравшимся уже бежали ливонцы. Многовато их было, площадка узкая, с метр, и воевать на ней мог только первый подбежавший.
Алексей вступил с ним в бой. Сзади раздавался звон мечей – это незнакомец прикрывал его с тыла.
А на площадку уже выбирались воины его десятка. Вот двое прыгнули вниз и схватились биться на мечах. А из-за стены прибывало подкрепление новгородцев.
Первый ливонец, с кем сразился Алексей, был не наемником, а военным слугой, потому как ругался на немецком и неплохо владел мечом.
Алексей оказался в невыгодном положении. Справа деревянная стена, которая мешает сделать замах мечом, и все удары приходится наносить сверху или от живота, слева направо, а это неудобно.
Зато ливонцу это было сподручно. Рубился немец яростно, отстаивая свою жизнь, понимал, что после взятия крепости с гарнизоном расправятся – рыцари обычно так и поступали.
За спинами ливонцев раздались крики, звон оружия – это с тыла к ним пробрались через стену новгородцы. Ливонцы сразу оказались в окружении, и бой пришлось вести на два фронта.
Алексей не видел, кто перелез, но удары железом были сильные, и хеканье звучало, какое у мясников или лесорубов бывает.
Противник Алексея кидал быстрые взгляды за его спину и вниз, на землю – спрыгнуть хотел?
Алексей, в свою очередь, взглянул противнику за спину и крикнул:
– Руби его!
Обманка удалась. Немец дернулся, повернул голову, и в этот момент Алексей ударил его мечом по плечу, прорубив кольчугу. Немец взвыл от боли, от предчувствия скорой, неминуемой смерти и вдруг от сильного тычка сзади свалился с площадки. За его спиной стоял здоровяк Гаврила с окровавленной секирой в руках.
– Ха, свиделись! – Он широко улыбнулся Алексею и прыгнул вниз. За ним на площадке остались лежать окровавленные и искромсанные трупы ливонцев.
«Силен! Прямо богатырь!» – про себя восхитился Алексей и обернулся – метрах в десяти от него кипел бой. Спиной к нему стоял немец и ловко орудовал мечом. Алексей нагнулся, подобрал с бревен алебарду, размахнулся и с силой ее метнул. Лезвие вонзилось немцу в спину, пробив кольчугу.
Немецкие кольчуги отличались от наших – на них был латный капюшон. Его накидывали на войлочный подшлемник, а потом надевали шлем. Получалось – прикрывали сзади и с боков шею. У новгородцев для этой цели служила бармица – сплетенная из кольчужных колец, она крепилась к шлему.
Самое главное было захватить один, а еще лучше – несколько участков стены и удержать их. Тогда воины-новгородцы смогут без потерь взобраться на площадку, а уж оттуда, как с плацдарма, начать захватывать крепость.
У десятка Алексея это получилось, и к нему через стену по сулицам взбирались и взбирались ополченцы и дружинники. Они бежали по площадке, бились с кнехтами или сразу прыгали вниз, на землю, – там тоже были враги.
Когда новгородцев внизу, в самой крепости, набралась целая группа, они начали пробиваться к воротам – при любом штурме крепости или города очень важно захватить ворота и открыть их. Тогда вся масса штурмующих ворвется извне широким потоком, и участь крепости будет предрешена.
Но и рыцари это прекрасно понимали. Вокруг двух башен, между которыми были ворота, образовалось полукольцо – рыцари, кнехты, военные слуги дрались отчаянно.
Алексей увидел, как туда помчался Гаврила – даже издалека его ни с кем нельзя было спутать из-за высокого роста и широких плеч. На ходу богатырь размахивал секирой, и кнехты в испуге разбегались – остановить мечом удар тяжелой секиры было невозможно. И раны на теле от удара ею оставались ужасные.
Гаврила с ходу напал на рыцаря. Секира так и летала в его руках, и ливонец с трудом сдерживал удары. Неожиданно ливонец извернулся и нанес колющий удар в ногу богатыря, но тут же пал с разрубленной головой.
Алексей же со своим десятком попытался очистить переходы: здесь было еще много кнехтов, а снизу по лестницам лезли все новые и новые. Вырубили арбалетчиков: они представляли большую угрозу на дистанции, но в ближнем бою – легкая добыча.
Чтобы перезарядить арбалет, нужно время, это не лук. У ливонцев были арбалеты с «козьей ногой». Это было мощное для того времени оружие, но для его взведения требовалось задействовать обе руки и ногу. Зато болт такого арбалета пробивал и щит, и кольчугу.
Участок стены для штурма был невелик, всего семьдесят метров. С трех сторон крепость была неприступна, и воинов противоборствующих сторон было много, иной раз мечом не взмахнуть из-за тесноты.
Но у новгородцев был перевес в силах, и ряды защитников крепости постепенно таяли. Новгородцы же продолжали лезть через стену, тесня и убивая ливонцев.
Наконец остался один очаг сопротивления – у ворот. Большинство кнехтов и их слуг уже выбыли из схватки: одни были убиты, другие – тяжело ранены. Только рыцари держались благодаря своей выучке, хорошему оружию и надежной броне. Но и они почувствовали, что конец неизбежен.
И тогда один из сотников прокричал:
– Сдавайтесь! Бросайте оружие! Тогда князь вас пощадит!
Рыцари прекратили бой и бросили оружие. Их сразу связали и отвели в сторону.
Ополченцы открыли ворота, отодвинув тяжелые дубовые запоры. Затем они перерубили канаты, удерживающие подъемный мост в поднятом состоянии, и пролет моста с грохотом упал.
Выбежав на мост, ополченцы стали размахивать руками и кричать:
– Победа! Крепость пала!
В крепость верхом на лошадях въехали князь, воевода и воины, не успевшие принять участие в штурме.
Увидев рыцарей, князь сразу подъехал к ним:
– Не удалось крепость удержать? Так с каждым будет, кто на нашу землю придет!
Сотник, призвавший рыцарей сдаться, выступил вперед:
– Великий князь, они сдались по моему призыву. Я обещал милость княжескую бросившим оружие.
Рыцарей убили бы, не сдайся они. Но только и с новгородской стороны потерь было бы больше. И князь кивнул. Крепость взята, весть об этом разнесется по всей Руси, так почему не проявить великодушие и милость?
– Быть посему! Жалую рыцарей и их военных слуг милостью своей и отпускаю. Ступайте в Ливонию, передайте Магистру – так со всеми будет. Но слово дайте – больше на нашу землю с мечом не приходить.
Рыцари нехотя дали слово. Их развязали, перед ними расступились, и ливонцы прошли через ворота, по мосту. У них не было ни оружия, ни коней, ни припасов. Но тем не менее им удалось добраться до своих и передать Герману фон Балку весть о поражении и захвате Копорья князем Александром.
Но князь отпустил из крепости только рыцарей – людей благородного звания и их военных слуг. Изменников из эстов и чуди, коих осталось в живых больше сотни, связали и заперли в подземелье.
Начали оказывать помощь раненым – для чего в обозе ехали лечцы, хоронить своих убитых. Часть дружинников отобрала в близлежащих деревнях подводы и лошадей. Из амбаров выносили припасы и грузили их на подводы.
Груза оказалось много – все три года, что ливонцы владели Копорьем, они свозили сюда провизию, оружие, амуницию. По мере загрузки и формирования обозы под охраной ополченцев отправлялись в Новгород. Князь торопился, поскольку понимал: узнав, что княжеская дружина в Копорье, ливонские рыцари могли напасть на Новгород.
Утром князь распорядился вывести на площадь пленных изменников. В свое время старейшины племени эстов и чуди клялись служить Новгороду верой и правдой. Но сами же с приходом ливонцев переметнулись на их сторону.
Княжеского суда, когда заслушиваются обе стороны, не было. Вина изменников была очевидна, и князь распорядился всех повесить – для воина казнь через повешение была позорной.
Изменников вздернули на веревках, прикрепив их к переходам и площадкам вдоль внутренних стен крепости.
Когда припасы из складов и амбаров были вывезены, а кара над изменниками свершилась, князь приказал всем воинам покинуть крепость.
Войска выстроились на лугу, и специально выделенный для этого дела десяток поджег крепость. Деревянная, имевшая запасы сена для лошадей крепость быстро вспыхнула. Вверх поднялись столбы дыма, языки пламени объяли стены. Стоял треск, рушились балки, сильный жар ощущался на расстоянии.
Войско смотрело на пожар молча. Много их побратимов погибло здесь или было ранено. Но уничтожено змеиное гнездо, вырвано ядовитое жало!
Когда рухнули стены, взметнув вверх тысячи искр, войско двинулось в обратный путь.
Алексей сильно устал за эти дни, и все мысли его были только о том, чтобы поесть горячего и отоспаться, отдохнуть.
На ночлег остановились у реки. Расседлав коней и пустив их пастись, многие сразу улеглись и уснули – слишком велико было напряжение последних дней.
На следующий день с выходом задержались. Дружинники кашеварили, ели, приводили в порядок оружие, одежду, амуницию – Алексей даже искупаться в реке успел. Но многие, хоть и грязны были, его примеру не последовали. Несмотря на то что все были православными, еще очень сильны в людях были языческие страхи вроде водяных и русалок. В бане мылись только днем, опасаясь банника. Банник – ночной дух бани – мог запарить насмерть.
Вышли в полдень, а к вечеру догнали последний из обозов. Князь не намеревался задерживаться, кроме ополченцев он оставлял у обозов конных дружинников – по десятку, а сам с войском следовал дальше. Победа одержана, ливонцам нанесен урон, но князю надо думать о Новгороде, о землях его. А еще о соседних землях: Псков и Изборск под Ливонским орденом, но двинуться туда пока не хватало сил.
Через неделю прибыли в Новгород. Народ о взятии крепости Копорье уже знал и встретил князя со дружиною перезвоном колоколов на церковных звонницах, да восторженно кричали горожане на улицах.
На следующий же день князь послал гонца к своему отцу, великому князю Владимирскому, Ярославу. О взятии крепости сообщал, просил о военной помощи. Понимал, что у Ярослава других дел полно, велика и обширна Владимирская земля, и не все спокойно на рубежах ее. Мордва беспокойно себя ведет, и войско князю самому потребно.
Бояре тоже радовались, пир закатили по такому случаю, князя чествовали и славословили, пока не прибыли обозы с трофеями. Приуныли сразу: одного зерна тысячи пудов, да еще крупы, мука…
Князь волен распоряжаться трофеями по своему усмотрению. Выбросит зерно или крупы на рынок – сразу цены обрушит.
Бояре делились на служивых, что воинскую службу несли, и поместных, владеющих землями – с них они доход получали. Понятно, не сами на земле горбатились, крестьяне это делали. К тому же снова начали козни замышлять, предыдущий прецедент им впрок не пошел.
Однако Александр поступил мудро, поскольку ссориться с боярами ему было не с руки. По его распоряжению всю провизию дружинники сгрузили на склады и в амбары. Войско в походе кормить накладно, вот трофеи и пригодятся.
Бояре, о том узнав, успокоились на время.
У Александра далекоидущие планы были – за Копорьем должны были последовать Псков и Изборск. Рыцари, узнав о падении Копорья, начнут собирать поход на Новгород, и надо их упредить, нанести удар первым. Но по размышлении решил, что месяца четыре, а то и полгода у него в запасе есть. Лето на исходе, осень на носу – с ее дождями и непогодой, и мало кто рискнет вести в поход армию по распутице. Еще до столкновения люди и лошади измучены будут, больными сделаются. И попробуй еще подходящее место для битвы найти, где бы лошади не увязли.
А немцы пешими воевать не любят, рыцарям конница милее. Покроет землю снег, морозы ударят – тогда рыцари в набег могут двинуться. Злопамятны ливонцы, и Копорья они Александру не простят – для них это унижение, пощечина. Все страны Европы за ответной реакцией ордена следить будут. Поэтому разбить войско Александра, захватить новгородские земли – для рыцарей теперь дело чести.
Неожиданно для себя Алексей сблизился с сотником Онуфрием – раньше их отношения были сугубо служебными.
Выбрался Алексей в свободный день в трактир при постоялом дворе. Известно, какая кормежка в армии, ешь не то, что хочется, а что дают. Еда сытная, но однообразная. Вот и решил Алексей поесть не спеша, пива выпить. Конечно, развлечься с девками было бы лучше, но заводить постоянную зазнобу ему не хотелось. Он дружинник, воинское счастье переменчиво, и забивать девушке мозги без перспективы жениться он не хотел. Связываться же с гулящими девками, коих в Новгороде хватало, брезговал. А куда воину в свободное время еще податься? Церковь – не место для развлечений, играть с гридями в кости – уж больно примитивно.
Трапезная, куда он пришел, в городе славилась. Кушанья там были свежие, с пылу с жару, и прислуга чистая, что для Алексея немаловажно было.
Расположился он за угловым столом. Белорыбицу заказал, куриную полть на вертеле, расстегаев да пива жбан. Пиво вкусное, язык пощипывает, пена не опадает, и прохладное, с ледника.
Раздумывал Алексей о жизни, пытался вспомнить из истории, куда раньше молодой князь двинется – на Изборск или Псков? Хоть после своих переносов артефактом он и читал книги по истории, всех подробностей не помнил. Как говорится, кабы знал, где упасть, соломки подстелил бы.
Алексей уже кружечку пива под жареную белорыбицу уговорил, расслабился, как в трапезную вошел Онуфрий. Увидев Алексея, он подошел:
– Разрешишь присесть?
– Да ради бога! Отдохнуть решил?
– Не все же на службе. Как говорится, делу время, а потехе – час.
К Онуфрию подбежал слуга:
– Чего изволите, гость дорогой? Или – как всегда?
– Как всегда.
Алексей понял, что Онуфрий в трапезной частый гость и прислуга его вкусы уже изучила.
Алексей сначала разговаривать не спешил, даже подумал: не следит ли сотник? На службе Онуфрий за Алексеем приглядывал, это точно – но уж вот так, впрямую? Однако после второй кружки разговорились.
– Давно спросить тебя хочу, Алексей. Не обидишься?
– Лучше сразу поставить все точки над «i». Спрашивай.
– Какие точки? – не понял Онуфрий, видимо, латыни не знал. И продолжил: – Дырка у тебя в ухе, как у раба. В плену был?
– Довелось. У моголов.
– Да ну?! Сбежал?
– Из рабства тысячник их, Неврюй, освободил – в благодарность за спасение сына. А потом, как его войско на приступ булгарских городов пошло, я сбежал.
– Смотрю – веселая у тебя жизнь, не соскучишься.
– Не завидуй, Онуфрий. Я в таких передрягах побывал, что и сам порой удивляюсь, как только жив остался… Да, под Коломной, ну – с Коловратом – я ночью Богу молился, просил если смерти – то легкой. Моголы – народ жестокий, могли в котле с маслом сварить потехи ради.
– Могли, за ними станется. Но оба мы живы остались, давай за то выпьем.
Они чокнулись кружками.
На Руси, ежели хлеб за трапезой с человеком преломил, приятелем становился. Алексей же с Онуфрием вместе и под Коломной сражался, хоть и не знали они друг друга, и под Копорьем.
Онуфрий же одно расспрашивает. Однако Алексей настороже держался, язык контролировал. По заданию князя Онуфрий что-нибудь выведать хочет либо из-за любопытства простого – ни того ни другого со счетов сбрасывать нельзя. В одном войске они, и Алексей – подчиненный Онуфрия. Должен же сотник знать, что за человек десятник? Не исключено – один другому жизнь в бою спасет. Но отвечал он Онуфрию уклончиво, без конкретики, и после нескольких таких ответов Онуфрий понял – темнит Алексей.
– Я к тебе с открытой душой, а ты юлишь. Знаешь, что мне князь сказал?
– Не ведаю.
– За тобой приглядывать.
Алексей насупился, но только для вида, на самом деле он давно уже обо всем догадался.
– Что, трусость в бою явлю или сбегу? У Коловрата-боярина в войске трусов и предателей не было, и тебе это не хуже меня известно.
– Ошибся ты, Алексей. Полагаю, князь подозревает, что ты не тот человек, за кого себя выдаешь…
– Беглый вор? – Алексей усмехнулся.
– Да будет тебе! Не ерничай. Оговорился князь как-то – не беглый ли ты византийских кровей цесаревич?
Алексей едва расстегаем не подавился – ну и фантазия у князя! А впрочем, после разговора с князем наедине он мог сделать совсем другие выводы, нежели ожидал Алексей. Но такого предположения Алексей даже в страшном сне увидеть не мог.
– А язык, привычки? – возразил Алексей.
– Князь обмолвился как-то, что для десятника или сотника ты слишком умен.
– Ум не порок. Почему бы не подумать, что я внебрачный сын персидского шаха?
– Только смотри – никому!
– Клянусь!
– Думаю, недолго тебе в десятниках ходить. После Копорья потери в дружине, и князь тебя сотником назначит – это как пить дать.
Почему он это Алексею говорит? Конкурентов боится или заранее приязнь выражает? При такой быстрой карьере при Александре не исключено, что Алексей еще Онуфрием командовать будет. Но, как бы то ни было, ледок недоверия у Алексея к Онуфрию растаял.
А через неделю князь и в самом деле назначил Алексея сотником.
Многие дружинники были удивлены таким выбором Александра – в дружине было много воинов постарше Алексея, поопытнее его. Даже обида у некоторых десятников возникла – а чем этот выскочка лучше их?
