Глава 9. Пришельцы с того света

Пара истребителей «МиГ-29» Воздушных сил Украины кружили над Славянском. Под крыльями – блоки неуправляемых реактивных снарядов, под фюзеляжем, между воздухозаборниками – по подвесному топливному баку – путь-то ведь неблизкий. Это были самолеты 117-й бригады тактической авиации из Ивано-Франковска, пилоты этой части – наиболее «национально-сознательные», «свидомые». Они прикрывали не менее «свидомых» вертолетчиков из 3-го полка армейской авиации, дислоцирующейся под городом Броды. Для любого «свидомого» фашиста это памятное место: именно там, под Бродами, 22 июля 1944 года была уничтожена бандеровская 14-я дивизия СС «Галичина». Тогда из 15 299 солдат и офицеров «Галичины» из окружения вырвалось всего лишь пятьсот предателей. А теперь бандеровцы на вертолетах «Ми-24ПУ» нанесли ракетный удар по Новосодовому, одному из районов Славянска.

Вслед украинским «Крокодилам» прозвучали «аплодисменты» в виде очередей раскаленного свинца, но на этот раз «вентиляторам» повезло: отделались только несколькими пробоинами.

Истребителям из Ивано-Франковска повезло гораздо меньше. Синеву неба прочертили два дымных шлейфа зенитных управляемых ракет.

– Зенитная атака задней полусферы! Выполняю маневр уклонения!

Летчик в кабине «МиГ-29» резко «отдал» ручку управления от себя, опуская нос истребителя и заваливая его на крыло. Позади самолета рассыпались огненные звезды тепловых «ловушек». Страшные дымные стрелы зенитных ракет прошли мимо. Но все только начиналось.

Небо потемнело от ракетного залпа – сразу пять реактивных бестий ударило по одному истребителю! Какого черта?!! Как это возможно?!! Заорал пилот из Ивано-Франковска, дергая за красные скобы катапультирования. Пиропатронами сорвало прозрачный фонарь кабины, ограничители резко зафиксировали руки и ноги, прежде чем пиропатрон выбросил кресло из кабины обреченного «Мига».

Между тем украинский «МиГ-29» пал жертвой ракетной атаки, организованной русскими патриотами Донбасса. Центральной «фигурой», если так можно выразиться, был зенитно-ракетный комплекс сверхмалой дальности «Лучник-Э». Он вооружен шестнадцатью ракетами из состава ПЗРК «Игла-Супер». А современная, круглосуточная оптико-электронная система обнаружения позволяет одновременно сопровождать до четырех воздушных целей. При этом саму установку практически невозможно обнаружить, ведь сама она не имеет радиоизлучающего локатора, а сканирует воздушное пространство в пассивном режиме.

Откуда у патриотов Донецкой Народной Республики новейший мобильный ЗРК из Коломны? И не спрашивайте – добрые люди помогли!

Украинский пилот, спускающийся на истерзанную им же самим землю Донбасса, задавался иными мыслями. Здесь его не ждало ничего хорошего.

– Костя, там раненого летчика наши «спецназеры» притащили. Осмотри его.

– Какого летчика, Юрий Гаврилович?

– Украинского, какого же еще?

– Ну, твою мать, пожрать не дадут! – молодой военврач торопливо заскреб ложкой по тарелке.

В смотровой палатке военврача уже дожидался пациент в летном комбинезоне с сине-желтой эмблемой на рукаве. Голова была замотана бинтом. За его спиной стоял боец в камуфляже и в черной маске-«балаклаве». Под рукой на ремне – укороченный «калашников». Украинский пилот, судя по выражению лица, не ждал ничего хорошего. Интересно, с чего бы это?

– Так, боец, развяжи ему руки и вали за дверь!

– Не буду я его развязывать, он – пленник!

– Блин, я понимаю, что он сюда не за «кока-колой» зашел. Если ты его не развяжешь, то я не смогу сделать пробу Ромберга и пальценосовой тест. А потому – на хер за дверь!

Старший лейтенант Новиков надел перчатки и принялся разматывать бинт на голове украинского пилота.

– Ну, что, орел хуев – долетался?! Я как раз вчера оперировал двоих раненых после авианалета: девочку десяти лет и ее маму. Потом в глаза им посмотришь – это ведь для вас «сепаратисты»!.. Давай башку посмотрю.

Ничего страшного там не было, просто глубокая ссадина. Костя обработал ее перекисью и наложил ватно-марлевую подушечку на двух полосках лейкопластыря.

– Встань, закрой глаза. Руки в стороны… Так, теперь вперед, указательными пальцами каждой руки поочередно коснись кончика носа. Думаю, у вас в летной части подобную процедуру проходили часто, – это и называлось проба Ромберга и пальценосовой тест.

Константин Новиков отметил, что все предложенные движения украинский пилот выполнил несколько неуверенно.

– Присаживайся, – Новиков измерил давление, проверил зрачковую реакцию, коленный рефлекс. – В принципе, все в пределах нормы, есть небольшая заторможенность, но это последствия катапультирования. Назначу сиднокарб, прокапаешься ноотропами, чтобы поддержать работу мозга. Побудешь у нас пару дней. Мне нужны документы, чтобы заполнить медицинскую карточку.

– Они у конвоира, – голос украинского пилота звучал глухо.

Новиков позвал спецназовца и попросил документы пленного летчика.

– О, цельный майор к нам прилетел! – отметил русский военврач. – Что, младше по званию не нашлось, чтобы ведомым в кабину истребителя посадить? Наша служба радиоэлектронной борьбы ваши переговоры в эфире перехватила. Они уже в Интернете выложены.

– А что вы в Чечне делали, а?! – не выдержал летчик. – Сколько вы за две военные кампании мирных жителей положили?!!

– Много. Именно из-за того, что старались сначала договориться с теми, кто взрывал наши дома и захватывал заложников. С настоящими террористами, которые убивали и мучили русских. А ваши ублюдки из Карпат сражались вместе с ними против федеральных войск! Тот же Музычко – «Сашко Билый», сколько он наших ребят положил?! Какого хера вы ехали на нашу войну?! Помогать «свободолюбивым чеченцам»? А чего же теперь зассали, когда чеченцы воюют на стороне, как вы их называете, «донецких сепаратистов»? Что, знает кошка, чье сало сперла?! Конвоир, увести пленного. Он остается у нас в госпитале на пару дней.

Украинский майор подавленно молчал.

– А ты ведь действительно «истребитель» – истребляешь собственный народ! Восемь миллионов уроженцев Донбасса вы сделали «сепаратистами». И звания теперь получаете ценой крови и жизней этих людей. Я читал, что чуть больше, чем за месяц вашей карательной «антитеррористической операции», «за мужество» в звании повысили девяносто участников АТО. Звание полковника получили шестнадцать ваших военных, семнадцать – стали подполковниками, двадцать три карателя – майорами, двадцать – капитанами, трое – старшими лейтенантами, один – лейтенантом и один – старшим прапорщиком. Еще девятерым военнослужащим, которые погибли во время антитеррористической операции, дали очередные воинские звания посмертно. Хорошо карьеру делаете, братья-славяне! Хотя какие вы, к черту, братья – вас свои же украинцы проклинают! И кстати, то, что я сказал, это – открытое сообщение Министерства обороны Украины от шестого июня 2014 года.

Константин Новиков свое слово сдержал. Назавтра после процедур отвел пленного украинского летчика в палату интенсивной терапии славянской горбольницы имени Ленина. Там, в числе прочих, лежали и та самая десятилетняя девочка, и ее мама. Леночка долго болела и не смогла эвакуироваться вместе с остальными детьми в Россию, на Черноморское побережье Крыма. А когда выздоровела, попала вместе с мамой под авиационный удар. Два «МиГ-29» в сине-желтой раскраске сбросили бомбы на микрорайон Артема. Одна из бомб взорвалась в жилом массиве – погибло пятеро взрослых, еще двое детей и трое взрослых было ранено.

Обе пациентки были еще слабы, но их состояние уже не вызывало опасения. Военврач Новиков, который «вел» этих раненых, намеревался вскоре перевести обеих страдалиц в общую палату.

– Мама, а это правда тот дядя, который в нас бомбы кидал? – тихо спросила десятилетняя девочка, лежащая под капельницей.

– Правда, Леночка. Ему, чтобы прокормить свою семью, нужно убивать чужих деток.

Вскоре пленного украинского летчика куда-то увезли. Наверное, чтобы обменять на кого-нибудь из своих пленников. Константин Новиков искренне надеялся, что у этого украинского майора осталась хоть капля офицерской чести и он пустит себе пулю в висок.

– Костя, новый вызов! Собирай своих «живодеров»!

– Бог день – черт работу! Юрий Гаврилович, я медсестричке назначил комплексное обследование сегодня.

– В своей палатке или в ее?

– Ну, не в вашей же!

– Гм, было бы неплохо… Ладно, теперь к делу. Поедете на блокпост, там украинские «вертушки» покрошили солдат. В мелкий фарш покрошили, но выжившие все же есть. Нужно сделать так, чтобы они не перешли в иную категорию. Да, и осторожнее там, а то мало ли что…

– Ладно, не первый год замужем, – махнул рукой старший лейтенант Новиков.

– Так блокпост-то не наш, а украинской армии…

– Что?!! – только уважение перед хирургическим талантом подполковника медслужбы Авраимова не позволило нарушить субординацию самым витиеватым матом, на который был способен старший лейтенант медицинской службы.

– Украинские «вертушки» очень результативно «отработали» по своим же. А вот забирать убитых и раненых они боятся из-за наших диверсантов и расчетов переносных зенитных комплексов. Да и до нас ближе, чем до их госпиталя.

– Ну, Гаврилыч, удружил так удружил!..

Два медицинских джипа медленно подкатили к блокпосту, позади ехал грузовой «КамАЗ». Завалы из бетонных блоков, мешков с песком и автомобильных покрышек за очень короткое время стали такой же неотъемлемой деталью ландшафта Донецкого края, как и знаменитые терриконы.

– Повторяю еще раз, для «особо одаренных». Хирургические маски не снимать, в разговоры не вступать, держаться настороже. Мы, конечно же, медики, но все же полагаться без оглядки на Женевскую конвенцию было бы непростительной наивностью на войне, где самая желанная мишень – именно Красный Крест. А еще лучше – роддом! – Костя Новиков, когда нервничал, начинал изъясняться витиевато.

На санитарных машинах были закреплены флаги с красным крестом и белые парламентерские полотнища. Но пулеметчики на джипах и ополченцы в кузове «КамАЗа» держали пальцы на спусковых крючках.

Артем-Одессит настороженно смотрел по сторонам, готовый мгновенно открыть огонь из «Печенега» на турели. У него руки чесались – влупить длинной очередью по «желто-блакитным». Артем действительно был родом из города каштанов и Кости-моряка, который привозил «шаланды, полные кефали». После страшных событий 2 мая 2014 года, когда боевики «Правого сектора» сожгли живьем пророссийских активистов, Артем уехал в Севастополь и вступил в ряды Народного ополчения. Боец он был весьма опытный: отслужил срочную в бригаде украинского спецназа в городке Болград, что в Одесской области. И вот он здесь. Его распределили в госпиталь, хотя Артем стремился попасть в части спецназначения. Но ведь и с приказом не поспоришь. И Одессит исполнял свои новые обязанности стрелка-санитара четко и беспрекословно, как в спецназе. Но сейчас боевые рефлексы и навыки бывшего украинского спецназовца, подпитанные благородной яростью, казалось, были готовы взять верх над здравым смыслом.

– Стій! Дальше їхати не можна! Ехать нельзя!

Старший лейтенант Новиков выбрался из головного джипа.

– Я – русский военврач, и вы сами нас вызвали! Так что, или дайте дорогу, или мы разворачиваемся, и пусть ваши раненые переходят в разряд безвозвратных потерь!

– Добре, проїжджайте!

– Вот и «добре».

Блокпост был обыкновенным – до того, как подвергся атаке своих же вертолетов. Теперь куски бетона, разорванные мешки с песком валялись вокруг остова обгоревшей БМП-2. Боевая машина пехоты была раскурочена, словно консервная банка, прямым попаданием. Похоже, украинские вертолетчики долбанули неуправляемыми ракетами. Стоящий рядом бронетранспортер тоже обгорел. В воздухе витал тошнотворно-сладковатый запах горелой плоти и тяжелый дух сворачивающейся крови. Чуть в стороне чадно горели автомобильные покрышки. Еще одна «коробочка» скособочилась в кювете.

Тела убитых сложили под навесом из маскировочных сетей, бледный солдатик веткой отгонял гудящих мух. Хорошо хоть сентябрьский день выдался пасмурным и тела не распухли на солнце.

Но русский военврач поспешил вначале к раненым. Стрелки-санитары и военфельдшер тащили с собой реаним-комплекты, дыхательные аппараты и портативный элеткродефибриллятор.

За спиной выразительно лязгнули затворы автоматов, но русский военврач и бровью не повел. У него сейчас были дела поважнее. Раненые, в основном – с политравмами и ожогами. Выжившие солдаты с сине-желтыми нашивками выглядели растерянными и, прямо скажем, пришибленными какими-то… Оно и понятно: когда собственные вертолеты лупят по тебе ракетами, тут уж действительно все переворачивается с ног на голову…

– Еб твою мать! Тут же операционная нужна: некоторые из этих пацанов до нашего госпиталя не протянут.

В стороне переминался с ноги на ногу солдат с медицинской сумкой через плечо.

– Будем оперировать прямо на носилках! Поставьте вот эти повыше и застелите чистой простыней, – распорядился русский военврач. – Ребята, готовьте стерильный инструментарий, физраствор, медикаменты. Дима, фельдшер, спирт на руки! Переодевайся в стерильный комплект, мойся и будешь мне ассистировать, готовь инструменты и лекарства. Маску только смени.

– Понял.

– Артем-Одессит, Серега Малик занимаетесь сердечно-легочной реанимацией тяжелых раненых и противошоковыми мероприятиями.

– Есть!

Старший лейтенант медслужбы стащил бронежилет, достал одноразовую упаковку со стерильным хирургическим комплектом. Переменил маску, протер еще раз руки спиртом, разорвал пакет со стерильными перчатками и сам же их надел.

– Эй, боец! Иди сюда, я не кусаюсь. Продезинфицируй руки, будешь помогать. Капельницу поставить можешь?

– Так, можу…

– Давай, быстрее! Дима – наркоз раненому. И подключи его к портативному кардиомонитору. У него на камуфляже я видел бирку: вторая группа, «плюс». Приготовь два флакона цельной крови.

У первого солдата, которого положили на импровизированный операционный стол, состояние было критическим: разрыв селезенки и внутреннее кровотечение.

– Твою же мать! Нужно делать спленэктомию, иначе он минут за двадцать загнется от внутреннего кровотечения.

Селезенка, в отличие от других, орган паренхиматозный и внутри не имеет четкой структуры. И вместе с тем именно она является одним из кроветворных органов. Для пациента и для хирургов такой расклад был очень хреновым. Проводить довольно сложную хирургическую операцию в таких адовых антисанитарных условиях, на разгромленном блокпосту… Это безумие! Однако дороги до госпиталя с ухабами и полузасыпанными воронками от снарядов он бы не вынес. И только так можно дать раненому призрачный шанс на выживание. На войне выбирать не приходится…

Вскрыли брюшную полость, Дима крючками растянул и зафиксировал операционную рану. Селезенка напоминала кровавую кашу.

– Нужно осушить рану и наложить лигатуры на кровеносные сосуды.

– Убираю кровь.

– Давай «москиты».

Хирург и его ассистент работали практически на ощупь. Захватили сосуды, поставили на них кровеостанавливающие зажимы. Потом стали накладывать лигатуры.

– Дима – электрокоагулятор.

– Возьми.

– Скальпель.

Константин Новиков выполнил ампутацию разорванной селезенки, вытащил осколки, промыл и ушил рану. Вместе с военфельдшером они работали максимально быстро, чтобы не допустить еще большей кровопотери. Между тем флакон с цельной кровью почти закончился, пока они оперировали.

– Боец, замени на флакон с реаполиглюкином. И дексаметазон внутривенно – четыре «кубика». Дима, сможешь дошить без меня?

– Справлюсь, – кивнул военфельдшер.

– И срочно отправляй его в госпиталь, состояние у раненого все еще очень тяжелое.

Следующий раненый был «попроще»: проникающее ранение в грудную клетку. Но, слава богу, ни легкие, ни сердце оказались не задеты. Военврач приступил к хирургической обработке раны. Осколки со звоном падали в подставленное оцинкованное ведро. Константин Новиков промыл рану и стал накладывать швы, работал он быстро и расчетливо, он понимал, что переделывать времени не хватит.

– Боец, держи флакон повыше, – по прозрачной трубке в кровеносное русло раненого через «Венфлон» по каплям поступала жизнь. – Все, этого уносите, вроде бы должен выкарабкаться.

На всякий случай Константин Новиков ввел довольно значительную дозу антибиотика широкого спектра действия через специальную мембрану универсального венозного катетера.

Эти двое были самыми тяжелыми, в остальных случаях требовалась только первичная хирургическая обработка ран.

После раненых настал черед убитых. Тела погибших украинских военных, перед тем как загрузить в кузов «КамАЗа», подробно фотографировали и вносили в специальный список, который сверяли обе стороны. Это было необходимо, чтобы впоследствии передать тела погибших противнику.

Когда со скорбным ритуалом было покончено, медицинские джипы и грузовик с телами погибших отправились в Ленинскую больницу Славянска.

Очередной вызов поднял старшего лейтенанта Новикова с постели в два часа ночи.

– Какого… Виноват, товарищ подполковник медицинской службы… В чем дело? – Костя стоял перед командиром, пошатываясь. Он изо всех сил старался держать глаза открытыми.

Но после очередных слов отца-командира глаза его подчиненного распахнулись, как у персонажа мультфильма-аниме.

– Что?!! Опять спасать украинских военных? У них что, на всю Хохляндию уже ни одного госпиталя не осталось?!!

– Там – исключительный случай. Боевики «Правого сектора» расстреляли военных за отказ открывать огонь по мирным жителям. Но трое из них все же выжили. Они сейчас у ополченцев – на блокпосту у Черевковки. Им срочно нужна квалифицированная помощь, выезжай.

– Понял, Юрий Гаврилович. Сейчас соберу ребят.

Два джипа перемахнули через мост над речкой Казенный Торец и свернули на разбитую дорогу, ведущую к Черевковке.

На блокпосту русских врачей уже ждали, часовой с РПК на ремне через плечо дважды мигнул фонариком, приказывая остановиться. К головному джипу «Тигр» подошел боец с сумкой с красным крестом и невысокий кряжистый мужик в выцветшем камуфляже по прозвищу Кузнец – это был командир блокпоста.

– Они там, трое раненых. Выглядят так, словно бы восстали из ада. Да так оно и есть.

– Пойдемте, поглядим, – ответил старший лейтенант медицинской службы.

Это действительно было страшное зрелище. На матрасах лежали настоящие мумии! Лица, почерневшие от того ужаса, что пришлось пережить, глаза абсолютно пусты, с застывшей на дне черной тоской – той, что толкает в петлю или виском на дуло пистолета. Двое были в лохмотьях камуфляжа, а еще один – в изорванной черной форме со стилизованным трезубцем на рукаве.

Этот выглядел более-менее сносно. Но вот состояние двух других было близким к кататонии.

Константин Новиков, не мешкая, приступил к оказанию помощи, проверил общее состояние и занялся ранами «выходцев с того света». У одного была прострелена грудь, у другого смертоносный кусочек свинца застрял в плече. Военврач проверил правильность наложения повязок и остался доволен качеством обработки ран. В полевых условиях лучше сделать было нельзя. Это он и сказал санинструктору и командиру блокпоста. Осмотрев раны телесные, русский военврач занялся утолением душевной боли пострадавших. Вколол необходимые препараты-нейролептики, поставил внутривенный катетер «Венфлон» и подключил капельницу с физраствором и глюкозой. Жизнь едва теплилась в телах под рваным камуфляжем с сине-желтыми нашивками.

– Черт побери, здесь ведь нужен психиатр! Ну, ничего, вот доставим вас в госпиталь, там вам помогут…

– Доктор, мне нужно, чтобы вы записали мои показания, – обратился третий пострадавший, в изорванном черном обмундировании.

– Подожди, сначала обработаю твои раны и вколю противошоковое…

– Нет! От лекарств я «отключусь»! Сначала запишите мои показания, прошу. Это – моя исповедь…

– Хорошо, диктуй, – Константин Новиков достал бланк истории болезни, которому суждено было стать обвинительным документом.

– Я, капитан Национальной гвардии Украины Виталий Мамалага…

Уроженец небольшого городка Горловка на Донбассе, он считал себя истинным патриотом Украины. Не доверяя лозунгам, Виталий Мамалага сам решил дойти до сути: получив одно высшее образование, он не остановился на достигнутом и поступил на исторический факультет Донецкого национального университета. В архивных документах он находил доказательства величия своей страны, той, которую он знал после 1991 года.

Правда, становление мировоззрения Виталия началось с книг Виктора, прости господи, Суворова – предателя-перебежчика Резуна. Его ложь уже давно и многими авторами была разоблачена. Но именно тогда книги предателя фатальным образом подействовали на неокрепшие мозги юного правдоискателя. Так что его украинский патриотизм в большей степени был просто замешен на примитивнейшей и довольно агрессивной русофобии.

Но в нынешних временах это было именно тем, что гарантировало скорое продвижение в украинских националистических кругах. Кровавый Евромайдан зимой 2013/14 года и последующая «дерусификация» Украины только укрепили радикальные убеждения Виталия Мамалаги.

Евромайдан стал для него пропуском в Нацгвардию, и не просто в боевое подразделение, а Управление по идеологической работе: воплощать русофобские идеи предателя Резуна. Виталий Мамалага участвовал в неудачном для бандеровских карателей штурме Донецкого областного совета, был контужен и захвачен в плен. Активиста Нацгвардии Украины обменяли на командира донецких повстанцев. Виталий Мамалага снова вернулся в действующие войска антитеррористической операции бандеровских карателей. Как героя, его повысили в звании и отправили на самый напряженный участок «антитеррористической операции» – в Славянск.

Но с тех пор бывший историк начал сомневаться в такой трактовке украинского патриотизма, которую навязывали ему и которую, в свою очередь, Виталий Мамалага сам навязывал бойцам. Он не мог больше «не замечать» откровенной враждебности населения, в мятежном Донбассе их называли нацистами и оккупантами. Старушки, помнившие еще гитлеровских оккупантов, плевали им в лицо. Мужики-шахтеры сжимали кулаки с плохо скрываемой злобой. Матери, которые еще не успели эвакуироваться на восток – в Россию, пугали своих детей «черными дядями с автоматами». А те сорванцы, что постарше, норовили зарядить камнем. В голову или в стекло машины. Собственно, и бойня под Волновахой в селе Ольгинка случилась из-за того, что украинских военных из 51-й механизированной бригады из Владимира Волынского местные жители не пустили на постой. А потом их расстреляли в Форест-парке донецкие ополченцы.

Не видел Виталий Мамалага и помощи украинской армии. Когда батальон Нацгвардии попал в блестяще спланированную засаду батальона Донецкого ополчения «Восток», украинские военные так и не дали бронетранспортер для эвакуации уцелевших «нациков». Тогда возле села Карловка карателей из Нацгвардии изрядно покромсали. Именно тогда капитан Мамалага и понял, что пресловутое «боевое братство» украинских военных существует только в воспаленном сверх всякой меры и напрочь «майданутом» сознании киевских журналистов.

То, что видел капитан Мамалага, можно было назвать бессилием украинских силовиков. Не зря настоящие профессионалы – группа антитеррора СБУ «Альфа», десантники из 45-й Гвардейской бригады ВДВ из Днепропетровска и ряд других подразделений армии Украины отказались сражаться с собственным народом.

О том, как подло проходит мобилизация на Украине, можно судить по материалу, опубликованному на сайте газеты «Комсомольская правда в Украине». Хотелось бы привести отрывок статьи «Матери солдат с Волыни: «Верните наших детей!»:

«Возле КПП Минобороны. Волынянки рассказывают о своих переживаниях журналистам. После трагедии под Волновахой, где в один день погибли 17 военных, женщины потребовали от Минобороны не отправлять в горячие точки своих мужчин.

У Инны 19-летний сын пять месяцев назад вернулся на дембель, а недавно забрали опять. Женщина признается, что долго раздумывала о том, чтобы спрятать, даже знала куда. Но сын отказался…»

В то злополучное утро два бронетранспортера и три БМП-2 донецких ополченцев атаковали блокпост украинской армии и «Нацгвардии». Последняя надежда была на украинскую авиацию, капитан Мамалага лично вызвал пару «Крокодилов» огневой поддержки с аэродрома под Харьковом.

Но донецкие повстанцы перехватили радиочастоты связи и сами навели украинскую авиацию на украинский же блокпост. А вертолетчики даже не смогли разобрать, где бойцы ДНР, а где доблестное «желто-блакитное» войско!

Удар по своим страшен вдвойне, а в случае с капитаном Национальной гвардии Украины Виталием Мамалагой удар собственных вертолетов надломил что-то в его душе. Больше ничего не осталось, идеалы свободы и независимости Украины обратились пеплом. Потому, что нельзя идеалы величия отдельно взятой нации строить на горе, крови и слезах других людей. Мысль проста и очевидна, но чтобы ее осознать, нужно пройти через ад Освенцима и Треблинки, Заксенхаузена и Дахау, огненные джунгли Вьетнама, горечь Балкан и ужасы Чеченских войн.

Капитан Нацгвардии Мамалага запросил по рации эвакуацию для своих ребят. Но вместо медиков, которые бы оказали помощь раненым, прибыла расстрельная команда. Первым делом каратели добили всех тех, кто не мог стоять на ногах. Потом изможденных людей заставили рыть могилу для самих себя. Уцелевшие бойцы были настолько измучены, что подчинились безропотно, надеясь хоть таким чудовищным образом прекратить свои мучения. Их выстроили на краю рва лицом к расстрельной команде. Грянул залп автоматов, и последнее, что увидел капитан Нацгвардии Украины, – трезубец на черной униформе палачей.

– Слава Украине! – эти ублюдки, как и в Одессе, прикрывались лозунгами о свободе и независимости страны, которую своими же руками погрузили в кровавый хаос.

Придя в себя, Виталий Мамалага с наступлением ночи сумел выбраться из-под мертвых тел вместе с еще двумя чудом уцелевшими солдатами украинской армии. В прямом смысле слова это были восставшие из ада бандеровского национализма.

– Я хочу рассказать всю правду о карательных операциях «Правого сектора» и Национальной гвардии, – человек в черной форме с почерневшим от горя лицом едва шевелил губами.

– Что ж, хлопец, теперь я тебе не дам умереть! Ты должен жить, чтобы донести до людей всю правду!