Глава 8. В окружении
Русские военврачи оперировали уже десять часов подряд, раненые шли сплошным потоком. Вместе с ними так же самоотверженно работали и хирурги Ленинской горбольницы Славянска.
Бой начался внезапно, и на этот раз бандеровцы поперли серьезно, с танками и при поддержке артиллерии. Основное противостояние сейчас происходило в Ямполе, что неподалеку от занятого оккупационными бандеровскими войсками Красного Лимана. Оттуда, из пригородных колхозов, по Славянску долбила крупнокалиберная гаубичная артиллерия.
Сначала патриотам Донбасса сопутствовал успех, они захватили Ямполь и закрепились на окраинах Красного Лимана, но подоспевшие танки и бронетранспортеры фашистской Нацгвардии Украины выбили повстанцев с занимаемых позиций и заставили отступить. Этот локальный успех дорого стоил бандеровцам: расчеты противотанковых комплексов подбили управляемыми ракетами четыре танка Т-64БВ, две боевые машины пехоты и три бронетранспортера. Для почти что сотни карателей с трезубцами на рукавах черной формы донецкая земля стала последним пристанищем! Но в ответ «желто-блакитные» применили «Грады».
По самому Славянску продолжала долбить украинская артиллерия, подвал, в котором находилась операционная 4077-го русского отдельного медбата, ходуном ходил от взрывов. Но перекрытия все еще держали…
На операционный стол перед Константином Новиковым положили очередного раненого.
– Что у него?
– Осколок попал в живот, внутреннее кровотечение.
– Группа крови и резус-фактор известны? Ставьте флакон цельной, Ира, готовь его, быстро.
– Хорошо, Костя.
– Сестра, дайте стерильные перчатки. Начинаем. Скальпель.
Константин Новиков сделал разрез, прошел подкожку. Расслоил ткани, вошел в брюшную полость. Внутри было все в крови.
– Сестра, дайте ретрактор. Осушите рану.
Молодой хирург ретрактором раздвинул края раны, поставил кровеостанавливающие зажимы, потом наложил лигатуры. Очистил рану и извлек небольшой зазубренный кусочек металла.
Рядом грохнул мощный взрыв, операционную ощутимо тряхнуло, замигал свет, но скальпель в руке русского военврача не дрогнул ни на микрон. Конечно же, Константин Новиков боялся, не за себя, точнее – не только за себя. Страх этот был иного рода: не успеть спасти жизнь раненому, не сделать всего, что умеешь и знаешь, чтобы вытащить с того света даже безнадежного.
– Нужно удалять селезенку. Сестра, придержите вот здесь. Спасибо. Скальпель, зажим…
Константин Новиков выполнил резекцию селезенки, обработал должным образом ткани вокруг раневой полости. Некроэктомия – удаление отмерших участков ткани, необходима для того, чтобы позднее в ране не началось заражение или гангренозное воспаление. Тогда, если вовремя снова не прооперировать, раненый умрет от общего заражения крови и септического шока.
Новиков наложил последние стежки операционных швов.
– Все, этого уносите. Будем надеяться, что парень выкарабкается, – хирург стащил перчатки и размял кисти рук.
Следующим на операционном столе оказался раненый с пулей в легком, пришлось удалять поврежденную долю. Пациент был очень нестабилен, пришлось прямо во время операции вытаскивать его из состояния клинической смерти. Но состояние все же удалось стабилизировать. И помогла Косте в этом анестезиолог-реаниматолог Ирина Митько. Если бы не она, совсем молодой еще парень просто не выжил бы…
– Уносите этого, швы наложены. Состояние тяжелое, но стабильное, – произнес военврач Новиков после еще двух с половиной часов борьбы за жизнь пациента.
– Послушайте, в моем раненом шрапнели больше, чем живых тканей! – за соседним операционным столом орудовал скальпелем капитан Асмолов. – Это уже не человек, а Терминатор какой-то.
Четверо русских хирургов трудились не покладая рук. Скальпели вели аккуратные разрезы, нити шовного материала перехватывали лигатурами кровоточащие сосуды или вели ювелирные стежки. В окровавленных «лапках» изогнутых пинцетов то и дело блестели в свете бестеневых ламп смертоносные кусочки стали или свинца. Они со звоном падали в «почечницы», пятная белую эмаль темно-вишневыми сгустками крови.
Четырнадцать часов непрерывных операций – счет времени суток потерян напрочь. Но поток раненых начал ослабевать. Еще пара часов, и он вовсе сошел на нет.
Константин Новиков, пошатываясь, вышел в предоперационную. Его зеленый халат на груди был запятнан кровью, кровь была на руках и даже на белой хирургической маске. Возле рукомойника сидел капитан Асмолов – на раздражители он уже не реагировал, провалившись в ватную пучину сна.
– Костя, развяжи… – подполковник Авраимов стащил халат и бросил его в корзину с грязным бельем. – Давай, теперь тебе помогу.
Новиков с удовольствием сбросил окровавленные «хирургические доспехи». Спина болела неимоверно, в глаза словно стеклянной крошки насыпали. Голова гудела, словно чугунный колокол.
– А где Саша Максименко?
– На улице, курит.
Константин Новиков тоже вышел на свежий воздух. После сухого стерильного воздуха подвала-операционной сырой ветер, напоенный терпкими запахами осенней листвы, взбодрил, как шипучий нарзан. По телу пробежала дрожь.
На пеньке жадно курил капитан Максименко, казалось, он и не чувствовал промозглой сырости осеннего утра… А может быть, вечера?
– Который час? – поинтересовался Новиков у часового.
– Шестнадцать двадцать.
Значит, все-таки вечера…
Из подвала выбрались Юрий Гаврилович Авраимов и капитан Асмолов. На окружающую действительность они смотрели с искренним интересом, словно дети. После всех оттенков красного, белизны стерильных простыней, хромированного блеска инструментов даже ненастный осенний вечер казался верхом разнообразия. Неправда, что осень уныла, она наполнена красками: багрянец и яркое золото, зелень и охра. Пронзительная синь неба в разрывах облаков.
– Мужики, сейчас всем – глюкозу внутривенно и реамберин с витаминным коктейлем капельно. Нужно восстановить силы, это приказ, – сипло проговорил подполковник Авраимов и закашлялся. – И на боковую…
* * *
Костя проспал десять часов подряд и проснулся с диким голодом. Умывшись, старший лейтенант направился к полевой кухне. Котелок супа, миска гречневой каши с тушенкой и крепкий сладкий чай придали ему силы. После чего военврач зашел в послеоперационную палату интенсивной терапии. Раненые, прооперированные вчера, были стабильны.
– Ирочка, пойди поспи, ты же на ногах больше всех нас провела! – военврач чмокнул в щечку анестезиолога-реаниматолога.
– Спасибо, Костя, я только что проснулась, – улыбнулась молодая женщина.
Новиков просмотрел динамику жизненных показателей прооперированных им раненых: пока все нормально, но кто знает…
Бой утих, только изредка слышались пулеметные очереди и глухие взрывы. На соседней улице взвыла сиреной пожарная машина. Огнеборцы тушили пламя, ополченцы растаскивали руины и засыпали воронки от гаубичных снарядов и тяжелых минометных мин. На баррикадах дежурили вооруженные караулы. Мимо по улице проехала боевая машина десанта, на обочине солдаты МЧС России в оранжевых беретах и волонтеры раздавали оставшимся местным жителям хлеб. Словом, шла обычная жизнь несломленного города-крепости.
Костя поправил кобуру с тяжелым «стечкиным» и пошел в свой подвал. С некоторых пор, когда «справедливые укры» стали разносить Славянск «Градами» и шестидюймовыми гаубицами, практически все защитники «Донбасского Сталинграда» были вынуждены переселиться в подвалы, блиндажи и землянки, чтобы не очутиться еще глубже. Город опутали траншеи и ходы сообщений, но стало хуже и с санитарно-эпидемиологической обстановкой, сейчас санврачи прилагали огромные усилия, чтобы не полыхнули инфекции.
И, тем не менее, здесь все еще жили люди! Но теперь ополченцы-«стрелковцы» всех сделали военнообязанными. И не только людей: собаки охраняли город от диверсионных групп карателей с трезубцами на рукавах черной формы. А кошки охотились на серых диверсантов – мышей и крыс.
У Кости было сейчас достаточно времени, спать не хотелось, и военврач хотел скоротать несколько часов за книгой. Война скучна и однообразна, литература помогала старшему лейтенанту Новикову сгладить ужасы войны. Время для этого выпадало редко, и молодой военврач из Санкт-Петербурга ценил каждую минуту.
От чтения Константина Новикова отвлекла самая распространенная в Славянске причина: артобстрел. Военврач отложил книгу и тяжело вздохнул: снова бандеровские каратели слали «Славянску и миру» горе, слезы и войну.
* * *
В предоперационной уже собрались хирурги и медсестры. Предстояла еще одна бессрочная смена, и кто знает, хватит ли на этот раз военврачам знаний и опыта, а раненым – жизненных сил, чтобы удержаться на этом свете. Переступив через черту, где начиналась стерильная зона, Константин Новиков внутренне сосредоточился, как и все остальные.
Начали поступать первые раненые, Костя взял себе проникающее в грудную клетку – вся плевральная полость была заполнена кровью. Новиков дренировал рану, остановил кровотечение и извлек деформированный кусочек свинца. Он со звоном упал в эмалированную почечницу.
– Сестра, тампон… Нить 0,3… зажим, изогнутую иглу и иглодержатель. Шьем, аккуратно и осторожно.
Константин Новиков работал максимально быстро и расчетливо, секунды утекали каплями крови, ритмичным стуком аппаратов искусственной вентиляции легких, ломаными линиями на кардиомониторах.
Но иногда всего мастерства хирургов не хватало, чтобы спасти раненого. Страшно, когда зрачок расплывается во всю радужку, раскрытое для прямого массажа сердце становится вялым, как кусок говядины для бифштекса, теряет тонус. Легкие опадают в последнем выдохе, протяжно и тоскливо пищит сигнал кардиомонитора, на котором – прямая линия. Фибрилляция.
– Время смерти… – Константин Новиков отворачивается от операционного стола, сдирая окровавленные перчатки.
Опустошенность и отчаяние: я не смог!.. Но ведь можно было еще что-нибудь сделать?!
Но нужно собраться, взять себя в руки, а в руки – скальпель. И снова кромсать плоть, причинять боль ради призрачного шанса на жизнь. «Divinum opus sedare dolorem» – «Божественное дело – успокаивать боль». Однако за возвышенной латынью стоит труд хирурга, равных которому – нет.
– Давайте следующего.
– Как вы, Константин Николаевич? – операционная сестра вытирает мокрое от пота, только ли от пота?.. – лицо хирурга.
– Нормально, давайте – за работу! Сестричка, стерильные перчатки, халат, маску… Что у этого раненого?
На стол положили мужчину лет тридцати с изорванным животом и окровавленной грудью.
– Проникающее торакоабдоминальное ранение, большая кровопотеря, но он все еще жив.
– Начнем. Осушите рану. Отсос, зажим. Придержите вот здесь…
Подполковник Авраимов поднял голову от своего пациента, бросил быстрый взгляд на полупустой флакон с кровью.
– У нас заканчивается кровь, свяжитесь с краматорской станцией переливания, закажите еще партию.
– Хорошо, Юрий Гаврилович, сейчас свяжемся с Краматорском.
В операционной продолжалась обыденная для войны работа хирургов. Костя Новиков уже потерял счет времени и раненым, которым латал изорванную шрапнелью и осколками требуху.
– Юрий Гаврилович! – в операционную вбежала медсестра, торопливо прижимая к лицу маску.
– Тише, говорите спокойнее.
– Мы связались с Краматорском, товарищ подполковник.
– И что? Будет кровь или нет?
– Из Краматорска нам сообщили, что южнее, в районе Константиновки, бандеровцы теснят наших ополченцев. Они замыкают кольцо окружения.
На мгновение повисла гнетущая тишина, которую нарушало только пиликанье кардиомониторов.
– Продолжаем работу, у нас есть раненые, – голос командира отдельного медсанбата № 4077 звучал все так же спокойно.
Константин Новиков бросил быстрый взгляд на подполковника медицинской службы и заставил себя сосредоточиться на операционном поле раненого.
После операционной смены, продлившейся девять часов кряду, подполковник Авраимов собрал всех офицеров на военный совет.
– Славянск взят в кольцо, и ситуация хуже, чем я предполагал. Город блокировали с юга и с востока, скорее всего, что скоро двинут на штурм. Так что нужно будет укрепиться. Создайте неприкосновенный запас медикаментов, шовного и перевязочного материала.
– Ирина, сколько у нас консервированной крови и плазмозамещающих препаратов?
– Около сотни флаконов цельной крови всех групп. Физраствора хватает пока, а вот с реаполиглюкином – напряженка.
– Ясно, на Краматорскую станцию переливания крови рассчитывать не приходится, значит, нужно организовать донорские пункты здесь. Я поговорю с главврачом Ленинской центральной горбольницы. Теперь еще одно: всему медперсоналу ходить с оружием и в бронежилетах. Атаковать нас могут в любую минуту. И не забывайте о диверсионных группах бандеровцев, они вполне могут прорваться или просочиться через нашу оборону.
* * *
Константин Новиков старательно выскреб ложкой донышко походного котелка и закинул в рот последний оставшийся кусочек хлеба. Норма на человека: полбанки тушенки в день, четверть буханки хлеба и три кусочка сахара. Медикам полагался усиленный паек, но и он спасал мало, если на ногах – по восемь-девять часов. Воду брали из речки, рядом тек Казеный Торец, дрова и уголь были, так что горячая вода позволяла помыться и постирать вещи. Нормы еды тоже были далеки от блокадного Ленинграда. Вот чего действительно стало не хватать, так это боеприпасов. В свое время защитниками Славянска были созданы значительные резервные запасы, но и они таяли с каждым днем. А медикам приходилось экономить еще и на лекарствах. На бинты пустили практически все простыни, их кипятили, сушили и сворачивали рулонами.
Замкнув кольцо вокруг Славянска, бандеровские каратели каждый день изматывали патриотов Донбасса артобстрелами и перестрелками. Несколько раз применяли танки и сверхзвуковые бомбардировщики «Су-24». Боевые вертолеты с сине-желтыми опознавательными кругами били неуправляемыми ракетами по окрестностям непокорного города. Былбасовка, Семеновка, Черевковка были уже напрочь срыты с лица земли авиаударами и огнем бандеровской артиллерии, но защитники все равно пережидали удары в бункерах и блиндажах, но позиций не покидали.
А последователи «славных дел» Романа Шухевича и Степана Бандеры все равно боялись идти на штурм!
Костя по извилистому ходу сообщения пробирался к госпитальному подвалу. Душераздирающий вой возвестил о падении крупнокалиберной минометной мины. Молодой военврач тут же рухнул на дно окопа, прямо в жидкую грязь. Метрах в двадцати в стороне ухнул взрыв, подняв фонтан мокрой земли.
– Вот ублюдки, мать их, бандеровские! – в сердцах выругался русский хирург, отплевываясь от грязи. – Опять форму перестирывать.
Кое-как он доковылял до медбата. Косте Новикову после девяти часов операции и трехчасового сна предстояло еще дежурство в послеоперационной палате. Но сначала следовало переодеться. Военврач даже в этом аду должен выглядеть если и не безупречно, то, как минимум, опрятно.
Жизнь в аду – вот уж действительно. Физические неудобства и урезанный паек, конечно же, досаждали, но к неудобствам и тяготам на фронте все же можно притерпеться. А вот с нервами похуже. Постоянное осознание того, что все они отрезаны от Большой земли и противник может сделать все, что угодно, выматывали людей психологически. У всех в глазах был только один вопрос: когда их всех окончательно добьют?
И каждый день блокады – обстрелы, обстрелы, обстрелы! И новые раненые, контуженые, обожженные.
Мог ли предполагать Константин Новиков, уроженец Ленинграда, чья бабушка пережила страшную блокаду, что сам когда-нибудь попадет в такую же страшную ситуацию? Костя помнил ту памятную табличку на одном из домов на Невском проспекте: «Внимание! Во время обстрела эта сторона улицы наиболее опасна!» Такие же таблички впору было писать и на домах в Славянске, только вот целых стен здесь было очень мало.
Ко всем ужасам окружения добавлялся и еще один – слухи. Слухи множили силы врага и уменьшали собственные. Когда образуется информационный вакуум, он моментально заполняется самой невероятной информацией из разряда ОБС – «одна бабка сказала». Читая книги о войне, Константин Новиков удивлялся тому, что партизаны и подпольщики на оккупированных фашистами территориях рисковали ради листовок. Этих маленьких клочков бумаги с крупицами правды. Теперь молодой военврач понимал, что именно правда была самым мощным оружием – мощнее даже, чем «катюши» и «тридцатьчетверки».
Самого Костю Новикова бросало от полнейшего отчаяния до какой-то немотивированной надежды, так утопающий хватается за соломинку. Эти переживания сменялись мрачной решимостью, которая вскоре все так же необратимо сменялась полнейшей апатией и покорностью неумолимой судьбе. Единственное, что заставляло молодого военврача держать себя в руках, – ответственность за раненых. Подобное чувство не было чем-то возвышенным: просто для врача оно наиболее привычно и осязаемо, так сказать, в атмосфере полнейшей неопределенности окружения.
Сейчас, в эпоху Интернета и информационных технологий, тоже было непросто противостоять потокам киевской лжи. Говоря о мире, «шоколадный президент» с руками по локоть в крови продолжал уничтожение восьми миллионов своих же граждан, живущих на Донбассе и в Луганске.
И это при том, что официальный, а значит – лживый, Киев заявлял, что заботится о «гражданах Украины в районе проведения «Антитеррористической операции». О том, как на самом деле «заботится» Украинское государство о простых людях на Донбассе, может рассказать следующая публикация украинской же прессы. Цитаты взяты из журнала «Корреспондент» № 23 (613) от 13 июня 2014 года, статья Артема Горячкина «Приказано выжить»:
«… Ирина Измайлова,
замглавврача краматорской
станции переливания крови
Проблемы у работников бюджетной сферы нашего города возникли не столько с силами самообороны, сколько с властями Киева. Нас заблокировало казначейство, и больницы, детсады, школы перестали получать финансирование…
…В нашем случае есть еще и требования закона о донорстве. Мы обязаны оплатить человеку, сдавшему кровь, стоимость обеда. По последним расчетам эта сумма равна 30 грн с копейками. Но из-за блокировки счетов казначейства мы не можем выдать даже эти деньги.
Краматорская станция переливания – крупнейшая в северной части Донецкой области. Она обслуживает также Константиновку, Дружковку, Красный Лиман, Александровку и Славянск с районами. Но сейчас выезжать туда на заготовку мы не в состоянии, наши бригады просто не могут проехать. А люди приходят и сдают, учитывая обстановку… У нас уникальные люди. Сдают в долг, жертвуют своим здоровьем, а мы не в силах обеспечить им элементарное.
Речь идет не только о запасах крови для пострадавших в боевых действиях. Кровь и препараты из нее нужны больным и во время плановых операций.
Попыток захвата такого стратегического даже в обычное время объекта, как наша станция, не предпринималось. Мне кажется, что стороны конфликта понимают: если придется, то в больнице они все будут просто пациентами, несмотря на политические и прочие убеждения. У нас нет фашистов, нефашистов – есть украинский народ.
Помогать обязаны все и всем. В Красном Лимане, когда пришлось вывозить тяжелых пациентов, главврач местной больницы договаривался о коридоре и с Нацгвардией, и с ополченцами. В результате машины с врачами, препаратами, кровью пропустили по всем блокпостам…»
Так было и у русских военврачей, Косте и самому приходилось пару раз договариваться с Нацгвардией Украины о проезде через блокпосты. «Нацики» ворчали и даже лязгали затворами за спиной русского военврача, но пропускали. А некоторые даже просили у них медикаменты. Что поделать, приходилось и делиться запасами. Кто бы сейчас с военврачами поделился…
А вот еще цитата из той же статьи:
«…Лариса,
сотрудница одной
из больниц города
Одна моя знакомая позвонила в Киев спросить, когда будут пенсии, а ей ответили: «Зачем вам деньги? Вы и так уже мертвецы». Говорит, так и сказали, – представляете?..»
Действительно, зачем мертвецам деньги?!
* * *
– Что у нас на обед?
– Перловка, сэр!
– Смотрите, а я пару американских полевых рационов раздобыл! – порадовал военврачей старший лейтенант Новиков. – Выезжали на передовую оказывать помощь. А там наши взяли в плен четверых «нациков» из карательного батальона «Днепр». А при них – еще и это.
– Костя, ты – умница! – Ира Митько чмокнула молодого военврача в щеку.
– Ага, а еще – лапочка и зайчик, – хмыкнул капитан Асмолов. – Ирочка, как единственной среди нас даме, доверяем тебе приготовление этого сытного, «заокеанского» блюда! Шоколадки можешь оставить себе.
– Спасибо, Федя, ты, как всегда, великодушен! – Ира отвесила капитану Асмолову шутливый реверанс.
Готовилась еда довольно быстро. В одном полевом рационе было сублимированное картофельное пюре, в другом вермишель. Пакеты залили водой и поставили в химическую грелку, которая активировалась тоже водой. К тому и к другому гарниру шла консервированная говядина. Соль и специи – по вкусу, в отдельных пакетиках. Галеты, фруктовый джем, чай или кофе – в отдельных водонепроницаемых упаковках. Растворимый витаминный сок. Ну, и шоколадные батончики, которые офицеры отдали Ирине.
– Конечно, с голодухи все пойдет. Но, как по мне – наши полевые рационы, особенно усиленные, гораздо вкуснее! – заметил Костя Новиков.
– Где ж их взять? Все, что было, отдали местным жителям еще в первые дни в Славянске.
– Ага, детишкам особенно конфеты и повидло понравились!
– Хоть со жратвой в украинской армии порядок…
– Ага, держи карман шире! Это же ведь элитный карательный спецбатальон. А обычные нацгвардейцы и солдаты эти пайки покупают или же выменивают.
– Но ведь полевые рационы приходят из Америки по линии гуманитарной помощи, бесплатно. За все «дядюшка Сэм» платит, как и за весь этот гребаный Евромайдан! А полевые армейские рационы вообще продавать запрещено. Это же ведь нарушение международных правил поставки! Видите, здесь надпись по-английски: «Собственность армии США. Не для продажи».
И толку с этого. Кто-то и в Штатах, и на Украине нехило на этих пайках «наваривает» деньжат… А чего, прибыль 100 процентов!
* * *
Дабы не быть голословными, приведем в подтверждение вышесказанного отрывок из публикации украинского журнала «Корреспондент», № 23 (613) от 13 июня 2014 года. Статья Евгения Вецько «На два фронта»:
«…– Что там за история с американскими сухпайками? Вроде как до солдат они не дошли, а были распроданы.
– Да просто все. Хочешь такой сухпаек – купи сам за 100 грн. У меня есть один на всякий случай. А наше питание – это же ужас. Во-первых, что такое отечественная тушенка? В лучшем случае перекрученный фарш. В худшем – что-то, отдаленно напоминающее по вкусу мясо.
Сначала нам давали банку тушенки и ложку. А как ее открыть в лесу, например? Понятно, что у нас есть ножи, но все-таки. Потом сделали банку, которую легко открыть, но теперь к ней не полагается ложка…»
Неудивительно, что даже среди «идейных майдановцев» ширится недовольство командованием геноцида под названием «антитеррористической операции». Только самым «отмороженным» бандеровским фашистам по-прежнему «война – мать родна»!
* * *
– Единственное, в чем у нас нет дефицита, так это в раненых! – мрачно пошутил Константин Новиков, выковыривая очередной осколок из плевральной полости пациента. – Сестра, поставьте еще флакон цельной крови этому пациенту.
– У нас очень мало третьей группы с положительным резусом.
– Черт побери! Ну, тогда ставьте физраствор, только следите, чтобы не развился синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания крови.
– Хорошо, доктор.
– Зашиваем, нить 0,4, пожалуйста… Кстати, Юрий Гаврилович, а я знаю, где достать медикаменты.
– Ну, и где же? – подполковник Авраимов быстро глянул на Новикова, не прерывая шва на своем пациенте.
– В стане врага! Я серьезно, Юрий Гаврилович. Тут один блокпост украинских «ментов» есть, я несколько раз через него мотался, оставил им пару бутылок водки. «Паленка», конечно, жуткая, но ведь на халяву и уксус сладкий. Кстати, спирта у нас более чем достаточно, можно часть на лекарства обменять, причем – довольно выгодно. Те сельские хлопцы из Владимира Волынского вряд ли разбираются в современной фармакологии, а вот спирт они оценят!
– Костя, не страдай фигней!
– Хорошо, Юрий Гаврилович, не буду, – как-то чересчур уж покладисто ответил Новиков.
Рано утром следующего дня Костя едва продрал глаза и все же рванул на блокпост Внутренних войск Украины с пластиковой канистрой спирта. За завалом из мешков с песком бронетранспортер под сине-желтым флагом повел стволом крупнокалиберного пулемета. Костя невольно поежился, крутя баранку битого-перебитого «уазика», сейчас, как жахнет…
Но – обошлось. Украинские силовики, которые стояли на этом блокпосту уже около месяца, знали врачей в лицо и особой агрессии не выказывали. Понимали, что и сами могут лечь на операционный стол, и тогда только от мастерства хирурга будет зависеть их жизнь. К тому же многие из них зимой 2014 года стояли на Евромайдане против беснующейся толпы украинских националистов, выдерживали натиск озверевших от безнаказанности бандеровцев, принимая огненные удары «коктейлей Молотова». И сейчас, мягко говоря, украинские силовики не испытывали особо теплых чувств к «бандерлогам» из Нацгвардии Украины.
– Здоровеньки булы, хлопцы! – Новиков затормозил и вышел из «уазика», держа белую пластиковую канистру над головой.
– Шо це? – часовой возле баррикады нервно передернул затвор автомата.
– Охолонь, Мыкола, – флегматичный пулеметчик сделал затяжку и щелчком отправил окурок поверх баррикады. – То русский доктор прыихал. Шо хотели, ваше благородие?
– Тут – десять литров спирта, нужны медикаменты.
– Доктор, иди у блиндаж, там трошки есть. Вчора Красный Хрэст приезжал, много оставили, нам столько не надо. Лежит, только место в холодильнику занимает!
– У вас и холодильник есть?! – удивился Новиков.
– А як же ж! Приспособились: тут у нас малэнький генератор есть, для зарядки аккумуляторов для рации. Так мы к нему и холодильник присобачили. А начальство лается, что у нас перерасход топлива на блокпосту, – хмыкнул мужик средних лет с укороченным автоматом через плечо.
В холодильнике обнаружилась настоящая пещера Аладдина! Представители Красного Креста привезли не только сильнодействующие лекарства, которые необходимы в хирургии и при реанимации, но и десяток флаконов с плазмозамещающими препаратами! Неизвестно, какого черта вообще здесь, на блокпосту, делают препараты, место которым – в операционной! Скорее всего, представители Красного Креста сгрузили все по-быстрому под объективами телекамер и свалили из зоны боевых действий. Новиков впервые благословил армейский бардак.
– Ну, шо, доктор, порядок?
– Да, так я забираю все это? – сказал Костя, передавая канистру.
Солдат Внутренних войск отвинтил крышку, понюхал и довольно крякнул.
– О, цэ добре! Забирай!
– Слушай, а где ваши командиры?
– Да хрен их знает, цих командиров! Зъебалысь куда-то!
– Слухай, доктор, тут у одного нашего ранка загноилась, посмотришь?
– Давай, – Константин Новиков натянул перчатки.
Рана на руке солдата уже успела нагноиться под несвежими бинтами. Военврач вычистил ее от гноя и залил перекисью водорода. Потом положил ихтиоловую мазь и забинтовал.
– Через пару дней сделаете ему перевязку. Ну, все, бывайте, мужики! И не лезьте под пули.
– Ты это, если еще что будет, так ты заезжай! Поменяем на все, кроме патронов.
Подполковник медслужбы Авраимов был в бешенстве, хотя для остальных врачей поступок Кости был просто героическим.
– Ты что, старлей, окончательно охренел?!! Ты рисковал собой и сотрудничал с врагом! С ума все сошли…
– Ну, так поставьте меня к стенке! – не выдержал Новиков. – Юрий Гаврилович, мы – в окружении, постоянные стычки с бандеровцами, артобстрелы, украинская авиация бомбит… Со дня на день будет штурм. Я сейчас только работой и спасаюсь, иначе совсем «крыша съедет».
– Ладно, Костя, я тебя понимаю. Но и ты пойми меня, как командир, я отвечаю за всех вас. А твой сумасбродный поступок… – Юрий Гаврилович молча протянул руку. – Спасибо за медикаменты, они нам очень нужны.
Старший лейтенант Новиков кивнул и ответил крепким рукопожатием.
– Иди, отдохни и заступай на дежурство. Сменишь капитана Максименко в послеоперационной палате.
Дежурство, короткий отдых – и снова многочасовые операции под аккомпанемент разрывов бомб и снарядов. Снова – поток раненых и искалеченных пятнает кровью стерильные простыни операционных столов под ярким светом бестеневых ламп.
Вместо отдыха подполковник Авраимов огорошил военврачей еще одной новостью:
– Наши разведчики сообщают, под Славянск перебрасывают карательный спецбатальон «Азов».
– Значит, скоро – штурм, – констатировал сразу посерьезневший капитан Асмолов.
– Это будет не просто штурм, а тотальная «зачистка» в случае, если наши не удержат позиций. Мы, как представители другого государства, имеем право покинуть зону боевых действий и спасти хотя бы часть раненых.
– А что будет с остальными? – вопрос старшего лейтенанта Новикова был риторическим.
– Раненых мы не бросим, – тихо сказала Ира Митько.
* * *
Как будто мало было бед, что обрушила на Славянск вся остальная «страна победившего бандеровского фашизма»! Война, ежедневные бомбежки и артобстрелы, смерти и увечья людей, отсутствие электроэнергии, недостаток воды и отсутствие санитарных норм. Дефицит продуктов…
Такое могли устроить действительно только фашисты!
Но и это не все. Нацгвардия Украины и войска начали обстреливать окрестности Славянска «Градами», ракеты которых были начинены кассетными противопехотными минами. При залповом огне огромные территории попросту «засеивались» дьявольскими «семенами смерти».
Такая мина-«лепесток» не убивала, а калечила, отрывала стопу, уродовала голень, превращая ногу в кровавые лохмотья. Взрыв калечил не только тело, но и судьбу человека.
Минно-взрывная травма, размозжение мягких тканей и костей стопы и нижней трети голени. Перед Константином Новиковым на операционном столе лежал немолодой уже мужчина. Страшную новость об ампутации он воспринял, на удивление, спокойно.
– И с протезом люди живут. А чего мне? В космос лететь не собираюсь, дочку вырастил, сейчас в Донецке учится на учителя, замуж прошлой осенью выскочила. Я на металлургическом заводе, на горячем стаже «отпахал» почти двадцать лет. Нормально, режьте, доктор.
– Ира, делай премедикацию, давай наркоз. И поможешь мне с ампутацией.
– Но я же…
– Все остальные хирурги заняты, а один я не справлюсь.
– Хорошо, Костя, – лицо молодой женщины стало одного цвета с белой хирургической маской, но она взяла себя в руки.
Да, созерцание изорванной конечности и перспектива ее ампутации оптимизма не прибавляют. Но делать нечего, иначе раненый попросту умрет. От болевого шока, от потери крови, от заражения и гангрены. Константин Новиков решил действовать максимально щадяще, если это вообще возможно при такого рода операции.
Ирина подложила стерильный валик под изуродованную ногу, затянула жгут выше места ампутации.
По капельнице медленно поступала плазма, компенсируя сильную кровопотерю раненого. Прерывисто пищал кардиомонитор.
– Скальпель?
– Скальпель, – в руку хирурга лег острейший блестящий хромом инструмент.
Константин Новиков сделал разрез на уровне ампутации и повел вниз вдоль малоберцовой кости. Он «выкраивал», формировал лоскут на культю. Кожно-фасциально-надкостничный лоскут хирург отпрепарировал до места перепиливания кости. Затем рассек фасцию голени, мышцы и межкостную перегородку.
– Распатор Фарабефа изогнутый.
– Держи.
– Ира, оттяни мягкие ткани марлевым ретрактором. Придержи…
Инструментом, напоминающим долото, Новиков обработал надкостницу. Затем острым скальпелем по переднему и внутреннему краю большеберцовой кости надсек ее. Распатором Фарабефа сместил надкостницу подальше от места распила.
– Костный фиксатор Фарабефа.
– Возьми.
Костя Новиков взялся за ампутационную дуговую пилу. С противным скрежетом зубья впились в обнаженную, розовую на фоне темно-красных мягких тканей кость. С каждым движением полотно пилы, напоминающей отдаленно лобзик, вгрызалось все глубже в костную ткань. Вся эта жуть называется транспериостальным способом перепила.
Треугольный гребень большеберцовой кости хирург спилил под сорок пять градусов, отступив десять миллиметров от распила. Затем острые края удалил костными кусачками Люера и сгладил рашпилем. Та еще картина: посреди кровавых ошметков «зачищать» острые кромки спила кости напильником, словно какой-нибудь черенок от лопаты!
Малоберцовую кость хирург ампутировал на два сантиметра короче большеберцовой.
– Ира, выделяем крупные сосуды и накладываем лигатуры. Кетгут, «тройку».
Вместе они наложили лигатуры на переднюю и заднюю большеберцовую, а затем и на малоберцовую артерии. Потом таким же образом перевязали и более мелкие кровеносные сосуды.
Теперь нужно было еще и усечь нервные пучки. Если сделать это небрежно, то последующие фантомные боли пациента будут просто адскими!
– Коли новокаин в эпиневрий – оболочку нервного пучка, – если этого не сделать, то раненый, даже под наркозом, получит мощнейший болевой импульс.
– Острое лезвие бритвы.
– Держи.
Быстрым и резким движением обычного бритвенного лезвия «Нева», только, разумеется, стерильного, Новиков отсек нервы.
Хирург убрал кровавые ошметки плоти с операционного стола. Они тяжело плюхались в оцинкованный таз на полу операционной.
Кожно-фасциально-костничный лоскут приложили к распилу костей, наложили швы на фасцию и кожу. Константин Новиков поставил еще и дренаж, на всякий случай. Под конец операции руки по локоть и халаты хирургов на груди были пропитаны кровью.
Ирина Митько от пережитого кровавого кошмара едва держалась на ногах. Костя подхватил ее под локоть и вывел в предоперационную. Помог стащить пропитавшуюся потом и кровью хирургическую одежду.
– Костя, у тебя водка есть?
Новиков молча развел спирт ледяной минералкой из холодильника.
– Залпом! За твою стойкость, Ирочка, ты мне очень помогла.
В предоперационную вышел подполковник Авраимов. Принюхался, забрал у Кости мензурку, плеснул себе и, не разбавляя, выпил. Зажмурился, утирая слезы.
– Ух, зараза! Но зато хоть в голове прояснилось. А вы молодцы, ребята, – обычно сдержанный на похвалы военврач потрепал Костю по плечу и чмокнул Ирину в щеку.
* * *
Наступление бандеровских карателей началось спустя две недели осады Славянска. Русские хирурги проводили очередные операции, когда земля задрожала от лязга танковых гусениц, рева и завывания дизелей. Судя по грохоту канонады и потоку раненых, бой шел уже непосредственно в Славянске.
– Плотно бьют, сволочи! – констатировал старший лейтенант Новиков.
Он как раз пытался вытащить осколки из грудной полости очередного ополченца. Бронежилет дал патриоту Донбасса призрачный шанс на выживание, и теперь хирург трудился над тем, чтобы реализовать этот шанс с максимально возможной вероятностью.
– Сестра, тампон. Осушите рану.
Вывернув руку под неестественным углом, Костя все же нащупал этот проклятый осколок и аккуратно поддел его пинцетом. Вытащив весь металлолом, молодой военврач обработал рану и наложил швы.
– Этого можете уносить. Дайте ему антибиотиков широкого спектра действия.
– Хорошо, доктор.
В операционную, прижимая стерильную маску к лицу, заглянул один из стрелков-санитаров.
– Кто-нибудь из офицеров, выйдите на минутку сюда. Это срочно.
– Костя, ты закончил? – подполковник Авраимов на секунду отвлекся от своего пациента.
– Да.
– Выйди, узнай, что там стряслось, – слова главврача 4077-го отдельного медбата заглушил близкий разрыв снаряда.
Костя вышел в предоперационную, там его ждал незнакомый командир в грязном камуфляже и бронежилете. Тем не менее, на оттертых от комьев земли берцах были надеты синие одноразовые бахилы. Левая рука ополченца была перевязана прямо поверх формы.
– Что там стряслось? Вы присаживайтесь, автомат можете положить на кушетку. Рассказывайте, а я пока обработаю рану, – Костя натянул свежие перчатки и стал разматывать заскорузлый от грязи и крови бинт.
– Бандеровцы прорвались к центру города. На вашем направлении наступает карательный батальон «Азов», его недавно перебросили из Мариуполя под Славянск. Это – «отмороженные» фашисты, им все равно, кого убивать. Фанатики, не щадят никого и сами не боятся смерти. Верят, что попадут в свою Валгаллу.
– Ничего, такие «викинги» долго не живут.
– Вам нужно подготовить оборону госпиталя, иначе они всех здесь убьют.
– Как же нам обороняться? У нас одни только раненые?!
– Я выделю человек двадцать и пару противотанковых комплексов. Но это все, что могу для вас сделать, – людей катастрофически не хватает.
Константин Новиков все, слово в слово, передал подполковнику Авраимову.
– Костя, назначаю тебя ответственным за оборону госпиталя. Поднимай на ноги всех, кто способен держать оружие. Выводи оба наших джипа на позиции, они прикроют баррикады пулеметами на турелях. И посмотри на складе: там лежит ящик с маркировкой «6П8» и значками биологической опасности.
– Что там?
– Три одноразовых реактивных гранатомета РПГ-22 «Нетто». Сменял на спирт в свое время.
– Ай-яй-яй, товарищ полковник…
* * *
На баррикадах, перегораживающих улицу, и в окопах, в развалинах домов занимали позиции для своего последнего боя раненые. Некоторые из них с трудом могли передвигаться, но оружие держали крепко. У многих был только один «рожок» в автомате: больше им не отстрелять… Да и перезаряжать проблематично, если вторая рука в гипсе.
– Хорошо, что мне левый глаз выбило, а не правый, – заметил немолодой уже мужчина, прилаживая карабин СКС на мешках с песком. У него пол-лица было закрыто бинтами.
На левом фланге двое раненых устанавливали противотанковое ружье ПТРС, похожее на длинную черную змею, с маленькой ядовитой головой – набалдашником дульного тормоза.
– Док, зато вы можете быть уверенным: среди нас всех раненых больше не станет! – улыбнулся обескровленными губами боец с тугой повязкой на груди. Но автомат с подствольным гранатометом он держал крепко.
Перед лицом смертельной опасности эти израненные, едва держащиеся на ногах люди еще находили в себе силы шутить! Старший лейтенант Новиков передернул затвор своего «Кедра». В кармане у русского военврача лежала ребристая «фенька» – для себя.
– К бою! Приготовиться.
За полуразрушенными домами поднимались чадные клубы жирного черного дыма – это горели подбитые бандеровские танки. Расчеты противотанковых комплексов «Фагот» и более современных – «Метис-М» лупили «панцеры» оккупантов из самых невероятных укрытий. В городе, даже таком, сильно разрушенном, как Славянск, бронированная гусеничная туша гораздо более уязвима, чем можно себе представить. Недостаток обзора становится фатальным для экипажа. И люк не откроешь: повсюду снайперы ополчения ДНР!
Ценой больших потерь бандеровские танки были остановлены. Но вот карательные отряды батальона «Азов» все же прорвались при поддержке нескольких бронетранспортеров.
На дальнем крае улицы показалось нечто несуразное, угловато-бесформенное и громыхающее. Какая-то машина с наваренной защитой в виде стальных плит и решеток. Получился кустарный броневик. В кузове на самодельной турели – крупнокалиберный «Утес», снятый с башни танка.
«…Это было не животное и не водопад – это был механизм, какая-то варварская машина. Она храпела, взрыкивала, скрежетала металлом и распространяла неприятные ржавые запахи. И она приближалась.
Дорогу под прямым углом пересекало другое шоссе, очень грязное, с глубокими безобразными колеями, с торчащими обломками бетонного покрытия, дурно пахнущее и очень, очень радиоактивное…..Рокот двигателя и металлический скрежет надвигались оттуда. Почва под ногами начала вздрагивать. Оно приближалось.
Через минуту оно появилось – бессмысленно огромное, горячее, смрадное, все из клепаного металла, попирающее дорогу чудовищными гусеницами, облепленными грязью, – не мчалось, не катилось – перло, горбатое, неопрятное, дребезжа отставшими листами железа, начиненное сырым плутонием пополам с лантанидами, беспомощное, угрожающее, без людей, тупое и опасное – перевалилось через перекресток и поперло дальше, хрустя и визжа раздавливаемым бетоном, оставив за собой хвост раскаленной духоты, скрылось в лесу и все рычало, ворочалось, взревывало, постепенно затихая в отдалении…»
И пусть у этой машины не было ни гусениц, ни плутониевого реактора, но в остальном отрывок из прочитанной еще в юности книги Стругацких «Обитаемый остров» полностью соответствовал тому, что видел сейчас старший лейтенант Новиков. «Блин, перед боем всякая ерунда в голову лезет!» – раздраженно подумал молодой офицер.
– Это – бронемашина карательного батальона «Азов», называется «Железяка», – пояснил один из бойцов рядом. – Эти ублюдки ее из мусоровоза сделали: наварили бронеплит и пулемет в кузов воткнули.
– Еще один символ «борцов за свободную Украину» – каратели на мусоровозе, – несмотря на весь трагизм сложившейся ситуации, Костя Новиков не мог сдержать улыбки.
Со всех сторон послышались смешки раненых, настроение у всех было боевым – дважды не умирать!
Вслед за уродливым броневиком-мусоровозом пригибаясь, шли каратели, на рукавах их камуфляжной формы ярко выделялись желтые повязки из скотча.
– Слава нации!!! Москаляку – на гилляку! Русню – на ножи! – настоящие фашисты, им было все равно, кого убивать.
Вот выдержка из материала Александра Сибирцева «Азов. Мариуполь. Зачистка: как и с кем воюет в Донбассе спецбатальон». Эта статья опубликована в журнале «Вести Репортер» № 21 (39) от 20–26 июня 2014 года.
«…– Мне по х…, убьют – так и ладно. Меня все равно никто на родине давно не ждет. Зато в Валгаллу попаду, – лениво прихлопывает комара синей от татуировок рукой наци-язычник из России Пуля. – В Валгаллу попадают только бойцы. Рабам там не место. Там все время пируют, а в промежутках мочат уродов и рубятся друг с другом. Для повышения боеготовности.
На локте правой руки Пули красуется «ведическая» свастика с загнутыми концами, обрамленная рунами. На правом плече руническим шрифтом выведено на украинском языке: «Свобода или смерть»…
…Костяк батальона – это ультраправые националисты из движения «Социал-национальная ассамблея», «Правого сектора», «Патриота Украины» и Самообороны Майдана. Командир батальона – отсидевший при Януковиче тюремный срок по обвинению в экстремизме Андрей Билецкий, по прозвищу Белый. Он лично выезжает на все боевые действия. Однако в боях больше командуют его заместители и инструкторы, большинство которых обладает реальным боевым опытом в горячих точках…
…Сначала «Азов» собирался исключительно из добровольцев и существовал на пожертвования. По словам многих «азовцев», сейчас батальону немалую помощь оказывает нардеп Олег Ляшко. С недавних пор «Азов» вошел в качестве структурного подразделения в состав МВД Украины, а его бойцам даже положена зарплата – 4 200 грн в месяц. Однако пока, как говорят, ни денег, ни обещанных удостоверений МВД бойцы не видели…
…Сам Ярослав Гончар по телефону рассказал мне совершенно другую версию своего конфликта и ухода из батальона «Азов».
– Я и еще 15 бойцов вышли из состава батальона по причине несогласия, в том числе и идеологического плана, с действиями командиров и их подручных. Вместо боевых действий они занимаются мародерством и грабежами. При мне с дачи жены Януковича Людмилы в поселке Урзуф было вывезено два грузовика с награбленным имуществом. Из охотничьих угодий Януковича в Стародубовке тоже было похищено имущество. Когда я заявил о недопустимости таких действий и открытой поддержки национал-социализма в батальоне, меня связали и бросили в подвал. Там меня пытали. Те, кто заявляет, что батальон «Азов» белый и пушистый, нагло врет. Батальон превратился в банду, туда принимают только крайне правых. Если человек не придерживается национал-социалистических убеждений, в «Азов» его не примут.
О симпатиях многих «азовцев» к идеям национал-социализма говорит обилие татуировок. Примерно половина бойцов щеголяют откровенно нацистскими и скинхедскими тату: свастиками, рунами СС – двойными молниями, гербами Третьего рейха и девизами вроде «С нами Бог!». Многие из них наотрез отказываются признать, что они поддерживают нацизм. Зато другие открыто признаются. К слову, в батальон приезжают воевать ультраправые из ближнего и дальнего зарубежья…
…Между тем добрая половина бойцов батальона «Азов» совсем не в восторге от национал-социалистских симпатий своих соратников. Как правило, это взрослые мужики, приехавшие в «Азов» добровольцами с Майдана и из городских организаций самообороны Центральной и Восточной Украины.
– Это все пацанва глупая крестами да орлами хвастает, – говорит один из ветеранов Майдана. – Накололи всякой х…ни, ничего не понимают и не знают о фашизме. Но стараюсь с ними не спорить, хотя иногда прорывает душу. Мы здесь за Украину приехали воевать, а не за фашизм и Адольфа. Но в бою с этими пацанами спокойно. Трусов среди них нет. Вот и миримся с этим всем. Хотя на душе больно. От фашистов мой дед погиб, а теперь приходится в одном строю стоять с нациками (выделено мной, Георгий Савицкий). Но я думаю, что это у них от глупости. Пройдет. Война все расставит по полочкам. А с войной, по большому счету, нужно заканчивать. Нужно просто сначала их задавить, этих сепаратов».
Вот такие «борцы за Украину» пришли «задавить сепаратов» в Славянске, и конкретно – раненых в госпитале. Вполне в духе Ваффен-СС! Адольф Гитлер был бы доволен, как спустя более полвека реализуется его план «Ost» по искоренению славянских народов.
С уродливого броневика по баррикадам, прикрывающим госпиталь, ударил крупнокалиберный пулемет. Стоящий рядом с Новиковым солдат отлетел в сторону: 12,7-миллиметровая пуля распорола мешок с песком, но ее кинетической энергии хватило, чтобы пробить грудь бойца, которую Костя «заштопал» четыре дня назад! Раненый умер мгновенно.
И тут же из развалин неподалеку ударила огненная стрела противотанковой управляемой ракеты. Но крутящийся волчком снаряд, разматывающий за собой тонкий кабель управления, ушел куда-то в сторону и взорвался в развалинах. Второй «Фагот» тоже дал промашку – переносные противотанковые комплексы уже давным-давно выработали ресурс…
Расчет противотанкового ружья времен Великой Отечественной лупил крупнокалиберными пулями по уродливому броневику. Но даже 12,7-миллиметровые «гостинцы ДНР» рассыпались бессильными искрами рикошетов. Крепкая оказалась мусоровозка!
– Мать вашу, «Фаготы» мажут! Что делать?!
Между тем под прикрытием «Железяки» каратели подбирались все ближе. Группами по четыре-пять человек они просачивались во дворы, обходили баррикады защитников госпиталя с флангов, вели плотный огонь из автоматов и ручных пулеметов. Один из фашистов батальона «Азов» вскинул на плечо трубу одноразового гранатомета.
– Ложись!
Реактивная граната грохнула совсем рядом с Новиковым, засыпав его песком из разорванных мешков. Еще двое раненых остались лежать на этом рубеже.
А их лечащего врача обуяла холодная, расчетливая ярость – самая опасная для врага. Старший лейтенант медслужбы повесил на плечо две «трубы» одноразовых гранатометов.
– Пойду, «полечу» гадов… Ермолаенко?!
– Я! – сержант-десантник запаса с перебинтованной головой бил короткими очередями из ручного пулемета Калашникова.
– За старшего. Хасанов, Суслов – за мной!
Втроем с легкоранеными ополченцами Константин Новиков рванул вправо – дворами. Пробираться приходилось по развалинам и полузасыпанным воронкам от авиабомб и снарядов. Костя сжимал в руках свой верный «Кедр», оснащенный глушителем. Компактное и достаточно мощное оружие в ближнем бою реализовывало полностью свой тактический потенциал.
Двоих фашистов из карательного батальона «Азов» Новиков углядел первым и влупил длинной очередью. Компактный пистолет-пулемет зашипел глушителем и залязгал затвором. Обе фигуры в черном обмундировании и с желтыми повязками скотчем на рукавах отбросило на обломки кирпичной стены. На них кровь была почти незаметной. Звуки выстрелов «Кедра» тоже тонули в какофонии боя.
– Минус два! Мужики, я «работаю» бесшумным «стволом». Вы пока что на подхвате. Все ясно?
– Так точно! И тут вы, как хирург, работаете, – хмыкнул один из бойцов.
– Отставить разговорчики! Вперед!
Они выскочили в арку полуразрушенного двухэтажного дома и скатились кубарем в воронку.
Уродливая, но, надо сказать, довольно крепкая бронемашина «Железяка» все палила из крупнокалиберного пулемета на самопальной турели. А фашистские каратели залегли, не торопились в свою Валгаллу. В этом бою нацистская истерия и настоящий русский характер тоже сошлись в схватке не на жизнь, а на смерть!
– Позиция ничего так… И до «Железяки» всего метров сто, а то и меньше.
Константин Новиков снял «трубу» гранатомета с плеча, выдернул предохранительное кольцо и поднял прицельную планку, одновременно служащую и рычагом взведения. Выдвинул дульную насадку. Реактивный гранатомет РПГ-22 «Нетто» был готов к бою.
Военный хирург сменил скальпель на более подходящий инструмент, только и всего, и нажал на спуск. Реактивная граната вырвалась из тесноты транспортно-пускового контейнера и нашла свою цель! Кумулятивная струя прожгла кустарное бронирование и ударила прямо под кабину мусоровоза. На месте кузова импровизированного броневика полыхнул тугой огненный шар, рассыпавшийся горящими брызгами дизельного топлива! Ударная волна смертоносным молотом прошлась по фашистам из «Социал-национальной ассамблеи», «Правого сектора», «Патриота Украины» – вместо Валгаллы им всем была уготована Геенна Огненная, уже на земле!
– Ур-р-ра!!! – Константин Новиков разрядил и второй гранатомет.
Стрелял он в стену дома, так, чтобы обрушить ее на залегших фашистов. На карателей обрушился настоящий камнепад! Лавина битых кирпичей и кусков бетона погребла сразу нескольких бандеровцев.
– Отходим к баррикаде, мужики! – старший лейтенант медслужбы взялся за пистолет-пулемет.
Новиков пожалел, что у них нет с собой пулемета. Он, не глядя, сменил тридцатизарядный магазин в «Кедре», сунув пустой в сумку сброса обойм. Щелкнул затворной задержкой и ударил короткими, расчетливыми очередями по три-пять патронов.
– Экономить боеприпасы, бить прицельно!
Пользуясь замешательством противника трое храбрецов отступили к своим. Старший лейтенант Новиков в жизни так быстро не бегал – куда там кроссам на «военке» в ВМА! Внезапно из-за гаражей вывернули трое с желтыми повязками на рукавах камуфляжа и тут же открыли огонь по бегущим. Боец справа от Кости, кажется, это был Игорь Суслов, легкораненый парень из Донецка, будто наткнулся на невидимую преграду. Его грудь была изорвана пулями.
– Ложись! – упав на колено, Новиков дал длинную очередь, окончательно опустошившую тридцатизарядный магазин пистолета-пулемета.
Позади знакомо взревел ярославским турбодизелем медицинский джип «Тигр». Зарокотал «Печенег» на турели. По боевому джипу тоже ударили пули, но «шкура» у стального хищника была исключительно крепкой! Броня кузова выдерживает попадание 7,62-миллиметровой бронебойной пули Б-32 из снайперской винтовки Драгунова со ста метров в борт! Это соответствует уровню баллистической защиты класса «6а» согласно ГОСТу «Р-509-63».
Искры рикошетов рассыпались брызгами расплавленного от ударов свинца. Костя Новиков распахнул кормовые бронедвери, пропуская Хасанова с автоматом. И сам запрыгнул в салон. Броневик дал задний ход, взрыв грязь широкими ребристыми шинами. Над головой без перерыва грохотал пулемет, раскаленные медные гильзы сыпались на пол и на носилки в салоне.
Только тут, в относительной безопасности, Костя почувствовал, как саднит левая рука. По рукаву камуфляжа текла кровь. Наверное, задело уже рикошетом, Новиков разорвал перевязочный пакет и сам себе наложил повязку прямо поверх одежды. Затянул узел зубами.
Они вернулись на линию обороны как раз вовремя.
Фанатики-фашисты карательного батальона «Азов» все же не стали отсиживаться за укрытиями. Даже потеря «Железяки» не смутила их, а может, как раз это и стало причиной их боевого безумия. Встав в полный рост, они ринулись в психическую атаку, стреляя длинными очередями из автоматов и пулеметов навскидку, от бедра! До уже порядком разрушенных баррикад добежали далеко не все. Многие легли тут же на разбитый асфальт, изорванные десятками пуль. Фашисты сдаваться явно не собирались, но и израненные защитники госпиталя решили продемонстрировать карателям, что такое настоящий донбасский характер! Рубились штык-ножами, саперными лопатками, арматурными прутьями. В ход шли цепи, автоматные «рожки» и приклады.
У старшего лейтенанта Новикова закончились патроны в пистолете-пулемете. Он вытащил из кобуры тяжелый двадцатизарядный «Стечкин» и навскидку уложил бегущего в его сторону фашиста. Пуля пала тому в шею, и «нацик», хрипя и захлебываясь собственной кровью, рухнул на мокрый от недавнего дождя асфальт. Грязная вода в луже стала вишнево-красной.
Следующие три пули Новиков «вколотил» в грудь еще одному «правосеку». На нем был бронежилет, но суммарный удар трех закругленных снарядов весом 6,2 грамма каждый, которые летели со скоростью 320 метров в секунду, отбросил внушительного вида тушу «нацика» назад. Даже если они и не пробили бронежилет, все равно запреградный эффект в виде гематом, переломанных ребер и болевого шока никто не отменял.
Рядом стреляли из автоматов боевые товарищи, с флангов, выкашивая фашистов, били «Печенеги» медицинских джипов. Иногда заразу нужно уничтожать в зародыше, не дав ей распространиться.
Костя рванул кольцо ребристой гранаты, той самой – «для себя». Теперь не стоило идти на поводу у собственного эгоизма и можно поделиться этим с бандеровскими фашистами!
Атаку они отбили, выдержав шквал огня и безумный натиск бандеровских фашистов! Как говорится: «И один в поле воин, если он в России скроен!» Или на Донбассе, что, в сущности, одно и то же.
* * *
Утром следующего дня пришла долгожданная весть: блокада Славянска прорвана подоспевшими на выручку ополченцами из Луганска. Уже к полудню из Донецка пришла первая колонна грузовиков с гуманитарной помощью и цистерны с бензином и соляркой. Топлива в Славянске оставалось в обрез, и не только для боевой техники, но и для тех же генераторов, питающих аппаратуру жизнеобеспечения в операционных. Капля бензина здесь равнялась капле крови.
И все же они выстояли.
Костя Новиков, как и все остальные, был настолько измотан, что в ответ на слова подполковника Авраимова смог только вымученно улыбнуться. После отражения атаки военврач вернулся в операционную, позволив только обработать рану на предплечье. Всю ночь на ногах – постоянно прибывали раненые. Такова была цена свободы.