Пятница, 22 марта

«Россия сосредотачивается» — известная фраза Александра Михайловича Горчакова, написанная им в депеше, разосланной в конце августа 1856 года в российские посольства за границей. Тупейшая фраза. Употребляемая в наши дни совершенно вне оригинального контекста. Но политическая история России XIX века — это академический предмет, не интересный почти никому: только профессорам, получающим за его изучение государственные деньги, и юным ботанам, которым нужен университетский диплом, а не будущая способность прокормить выбранной профессией себя и свою семью. Но что-то в этом есть.

Сосредоточение войск Западного военного округа практически завершилось к середине ночи 21/22 марта. Именно в этот момент округ и превратился в Западный фронт не на бумаге, а на самом деле. В течение почти полной недели войска округа пятились назад, всеми силами избегая прямого и открытого столкновения с армией вторжения. Отдавая территорию с многими сотнями тысяч населения, расплачиваясь потерями на марше от ударов с воздуха, пытаясь замедлить скорость продвижения противника «инженерными мероприятиями» и действиями высокомобильных групп. Россия накопила за последнее десятилетие огромный опыт работы частей специального назначения, как антитеррористических, так и чисто военных. Большим плюсом было то, что сколоченных групп, имеющих практику работы в городах и в поле, под рукой было много. Но огромным минусом было то, что к 2013 году разнокалиберные «спецназы» практически заменили собой армию. В любом случае командующий фронтом генерал-полковник Сидоров бросил армейские и подчиненные ему милицейские спецназы в поле без колебаний, всей массой. Именно их действия, именно их потери, именно самопожертвование пограничников, от которых на его направлении не осталось почти ничего, позволили ему купить армии несколько полных суток. Величайшую драгоценность. Если бы не это и если бы не его характер, вопли позади, с московских вершин, давно заставили бы войска Западного военного округа «встретить врага лицом к лицу». И неизбежно превратиться в ничто, в цифры потерь на бумаге и в самые реальные страшные предметы. Ничего общего не имеющие с людьми, которыми они являлись еще недавно, дни или часы назад. «Piecemeal» — есть такое английское слово, любой перевод которого на русский язык будет не вполне точным. «По частям», «по кускам» — в смысле «глотать», «есть» по частям. В первые, самые жуткие сутки войны, под первым массированным ударом, округ потерял значительную часть своих немногочисленных сил и средств в Калининградском особом районе: 7-й отдельный мотострелковый полк, 152-ю гвардейскую ракетную бригаду, 244-ю гвардейскую артиллерийскую бригаду, 79-ю отдельную гвардейскую мотострелковую бригаду, 336-ю отдельную гвардейскую бригаду морской пехоты. И одним из первых своих приказов командующий вновь созданным Западным фронтом выделил из состава сил округа Особую северную группу войск в составе 61-го отдельного полка морской пехоты Северного флота и 200-й отдельной мотострелковой бригады, которые сейчас изо всех сил врывались в землю, собираясь драться там, на севере. На основном, Центральном, направлении округ безвозвратно потерял уже до 15% штатной техники, в нескольких конкретных бригадах этот показатель достигал и более высоких значений. Потерял без «непосредственного» контакта с сухопутными войсками противника — под ударами его авиации и ракетного оружия дальнего действия. Но эту цифру Сидоров рассматривал как большое достижение своего штаба. Да, опять же купленное многими десятками жизней зенитчиков.

Могло быть хуже, много хуже. Но штабы ВВС американцев и европейцев демонстрировали похвальную осторожность, работая далеко не с максимальным напряжением, а скорее в режиме «пробы сил». ПВО России — это вам не Сербия, не Ливия и не Ирак. ПВО — это не только ЗРК, включая лучшие в мире комплексы, не только ствольная артиллерия и даже истребители. Это прежде всего организация: системы целеуказания и наведения, многослойное перекрытие радиолокационных полей и так далее. И все это управляется офицерами, которые целое поколение готовились к именно такой войне, против этого конкретного противника. Нет, решающее преимущество НАТО в авиации неоспоримо, но в этот конкретный раз это не играет или почти не играет роли. Когда они сумеют достаточно ослабить наши ПВО последовательными ударами по командным центрам и узлам связи всех уровней, тогда они начнут работать в привычном режиме. Но пока нет. Пока мы теряем 15% техники за неполную неделю. Меньше чем лихорадочно вводим в строй.

Времени не хватало, и отчаянно не хватало удачи. Даже чуть-чуть, в виде небольших подарков судьбы. Даже совсем маленьких. Но подарков судьбы не случалось — например, уже на вторые сутки после запуска НАТО операции «Свобода России» стало ясно, что Оперативная группа российских войск в Приднестровском регионе Республики Молдова к ним не пробьется. Четыреста с лишним человек, со всей своей техникой: 16 старых БТР-70 и одна командно-штабная машина. Но самое главное и самое интересное — с сотнями реквизированных в Тирасполе разномастных грузовиков, до отказа набитых боеприпасами со своих бездонных складов. Именуемый старшим военным начальником воинского контингента полковник неожиданно для многих проявил совершенно стальную волю, без колебаний пустив в ход силу. Попытки молдавских, румынских и даже приднестровских граждан выдвинуть ему свои «законные требования» в отношении немедленного интернирования (а главное — передачи техники и вооружения) были пресечены полковником с такой быстрой жестокостью, что кое-кто вспомнил и покойного генерала Лебедя. Результат, во всяком случае, был достигнут сразу: в спину уходящему батальону не был сделан ни один выстрел. Но в отношении украинских пограничников это не сработало: те встали твердо, а за спиной у них — мгновенно поднятые по тревоге армейцы и разинувшие рот во всю ширь политики. Стрелять полковник не стал, и вовсе не потому, что думал о политических последствиях этого шага, о «расколе между братскими народами». Куда уж больше раскола… Просто шансы одного мотострелкового батальона пробиться через сотни километров территории Западной Украины были нулевыми. Даже с учетом того посмешища, в которое превратилась к 2013 году большая часть Збройних сил Украïни, там все еще служили люди, которые учились рядом с нами и не хуже, чем мы.

Один батальон не мог иметь почти никакого значения в этой войне, но генерал-полковника весьма впечатлила решительность старшего военного начальника. Вернувшись назад, к Тирасполю, он встал в глухую круговую оборону, обложился минами, не жалея складских запасов, и теперь взять его можно было, только понеся тяжелые, несоразмерные потери. Или раздолбав его с воздуха прямо на складах, что гарантированно уделает разлетающимися боеприпасами половину Молдовы. Это тоже сбивает армии вторжения темп в каких-то его условных единицах измерения. Но мало.

— Товарищ генерал-полковник…

Очередные документы на стол, очередной CD-диск в целлофановом конверте. На папке и на диске время: 13.30. Сводки по продвижению своих соединений и частей, вражеских соединений и частей, по потерям: по опять же соединениям и частям, по родам войск. И половина или даже больше — от генерал-майора Бурдинского, начальника организационно-мобилизационного управления, и заместителя начальника штаба ЗВО по организационно-мобилизационной работе. Сводка о результатах работы военкоматов, парков, баз хранения вооружения и военной техники. «Лихорадочной» работы, — снова вспомнилось ему то же слово. Русский человек вовсе не всегда ленив и, мягко говоря, не всегда добродушен. Если его жестоко оскорбить, если до него дойдет, что за него взялись по-серьезному, он способен на очень многое. В России проживает около 5 миллионов человек призывного возраста, прошедших через обязательную воинскую службу, так охаиваемую всеми подряд. Даже всего одна пятая из них, вооружившись тем, что десятилетиями дожидалось их на «базах хранения», может вернуть скукожившимся ВС РФ хотя бы часть прежней мощи. ВВС — нет, флоту — нет, но сухопутным войскам — вполне. И вот этим генерал-полковник собирался воспользоваться по максимуму, насколько сможет. Время покажет, прав он или нет.

— Что от 6-й армии? — нелюбезно буркнул командующий фронтом, и помощник нагнулся вперед, вытянул из папки несколько листков на медной скрепке.

— А, чтоб это все…

Генерал-полковник прикрыл глаза от мгновенного укола боли в затылок. Он слишком устал за эти дни. Без состоявшегося приграничного сражения, без единого крупного боя — все равно смертельно устал. Глаза уже не видели, голова не хотела думать и ныла уже почти непрерывно. Все было плохо, все почти без исключения. Его по-настоящему пугало отсутствие контроля из Москвы, от главнокомандующего, из Генерального штаба. Контроля, к которому он привык и который становился все более жестким каждый год на всех уровнях армейской иерархии. Теперь же Москва выглядела практически «самоустранившейся» от руководства войсками, как бы странно это ни звучало. И у генерал-полковника Сидорова складывалось очень больное, нехорошее подозрение, что это касается не только его фронта — что так дело обстоит вообще со всем. Два приказа за прошедшую половину суток, причем один дублирующий еще воскресный приказ — о строгом запрещении использования войсками тактического ядерного оружия. Второй же был даже не приказом, а каким-то подобием циркуляра или даже балаганного призыва: «Всеми имеющимися силами обеспечить… отражение… Принять все необходимые меры для… Выдавить силы иных государств за пределы государственной границы Российской Федерации…» Иных государств! Не врага, не агрессора — просто иных государств! Под этим документом, как и под несколькими предшествовавшими ему, стояла подпись едва знакомого генерал-полковнику человека из состава последнего правительства. «И.О. Верховного главнокомандующего ВС РФ». Причем неизвестно даже, служил ли этот человек в армии, есть ли у него яйца, в конце концов? Судя по слову «выдавить» и особенно по повторяющимся запретам на применение ТЯО — ни хрена. Значит, как обычно, как 70 лет назад. Танками, артиллерией и живыми людьми.

— Еще вот это из 6-й…

Генерал-полковник снова потер свой затылок, набухающий уже переставшей казаться притерпевшейся болью. 6-я общевойсковая Краснознаменная армия, которая должна была защищать вторую столицу страны, город Санкт-Петербург — именно так звали его боль. Армия состояла из двух отдельных мотострелковых бригад, 138-й и 25-й гвардейских, их усиливали две артиллерийские, одна зенитная ракетная и одна инженерная. Армию спешно накачивали сейчас резервистами и выводимой из консервации техникой, но у нее было гораздо меньше времени, чем у других его соединений. И ей просто некуда было пятиться: агрессор выходил уже на дальние подступы к Петербургу. В способности 6-й армии отстоять город генерал-лейтенант не просто «сомневался» — он в нее не верил ни на одну секунду. А отходить тоже было нельзя: в этом случае НАТО одним рывком покончит со всем северо-западом и двинется оттуда туда — понятно куда. К Москве. А вот приняв совершенно безнадежный бой, армия выиграет ему еще несколько суток. Первые из которых он потратит совершенно так же, как и предыдущие, — пятясь назад без боя, под напором легко толкающихся в него передовых элементов бригадных боевых групп нескольких американских, британских, польских и германских дивизий. Неся потери под немногочисленными пока ударами с воздуха и точечными ударами ракетных систем, наносимыми «вполсилы». Теряя боевые машины от технических поломок, бича любой армии. Теряя людей от дезертирства. На всех уровнях, до генеральского включительно. Сколько же их было, старших офицеров и генералов, годами получавших денежное содержание и льготы за то, чтобы защищать страну, и тихо исчезнувших, когда пришло время ее защищать! Он не ожидал этого, и это действительно привело его в ярость. Звонишь в какую-то из бригад — а тебя соединяют с незнакомым подполковником, который «принял командование» на месте, без твоего приказа и без приказа из Москвы. Докладную записку об этом ты еще не успел прочитать…

Генерал-полковник продолжительно и неизобретательно выругался, и это слегка помогло: отупевшие мозги пережили момент отчаяния и переключились.

— Приказ в 6-ю ушел?

— Так точно, ушел… В 11.20.

— Хорошо.

«Хорошо» — это было просто слово, ничего не означающее. Ничего хорошего в происходящем на северо-западе страны не было и быть не могло. Своим приказом командующий фронтом преобразовал 6-ю общевойсковую армию в Северо-Западный оборонительный район, подчинил ее командующему все, до чего можно было дотянуться, наделил его всеми возможными полномочиями, кроме опять же применения ТЯО. И возложил на него соответствующую ответственность… «Общевойсковую»! Можно подумать, у страны остались какие-то другие, танковые или воздушные?!

Он уже почти махнул рукой на северо-запад и убыл из Петербурга сам, со своим штабом. Собственно север какое-то время удержится: можно быть уверенным, что ни норвежцы, ни финны не полезут через тундру на ДОТы. Но центр и юг… Генерал-полковник снова посмотрел на оперативную карту, расцвеченную синими стрелами и пунктирами. Пожиная плоды первого удара — всей мощью артиллерии и ракетных систем залпового огня по спящим людям, 35-я пехотная (механизированная) дивизия Армии США и польская 12-я механизированная дивизия быстро и умело разделались с войсками Калининградского оборонительного/особого района. И за неполные сутки прошли Прибалтику форсированным маршем. Осыпаемые большим количеством цветов — как прибалты делали всегда, какие бы войска к ним ни входили по дороге на восток или на запад. И, насколько известно, провожаемые огнем небольшого числа единиц легкого стрелкового оружия. Однако на «нашей стороне» они несколько притормозили, скорее всего, давая противостоящим им российским войскам время консолидироваться. Проходя за каждые сутки не сотни километров, а десятки. Методично и без торопливости борясь с его разведывательно-диверсионными группами и просто с одиночками. Методично устанавливая свою власть. Неторопливо. Все это звучало бредово с тактической точки зрения, но генерал-полковник был уверен в точности своей догадки: руководство НАТО наверняка видит большие плюсы в том, чтобы предоставить всем русским, желающим оказать сопротивление агрессору, такую возможность. В военной форме, с оружием в руках, с друзьями плечом к плечу… Две мотострелковые бригады против двух дивизий, пусть и «второго сорта». Что ж, на своей территории, с непрерывно текущим из тыла ручейком пополнений… Кое-какие шансы купить им сутки-двое у Петербургского оборонительного района были. Если забыть о втором эшелоне НАТО, обладающем заметно более серьезной ударной мощью. Двое суток, может быть, трое… Если Евгений Устинов будет держаться со своими по крохам собранными силами так, как должен… Они, может быть, даже успеют, долбанув по центру, перекинуть ему часть своих сил. Может быть.

Генерал-полковник снова вздохнул и снова посмотрел на последнюю сводку, на таблицы цифр и на сумму внизу. Да, нормально. И даже больше, чем он ждал. Да, ни одного боевого или транспортно-боевого вертолета, их просто неоткуда было взять. Но зато больше расконсервированных грузовиков за сутки, чем он получал в год. Примерно столько же танков и бронемашин, сколько поступало в войска «новыми и модернизированными». При этом почти все без электроники — современных средств обнаружения, связи и так далее. Без активной защиты — ни «Арены», ни даже старого «Дрозда». Но с пушками, пулеметами, гусеницами и броней, как в детском анекдоте. И с экипажами, почти целиком состоящими из резервистов. Годами не имевшими практики вождения боевой техники, практики стрельбы. Однако некоторые с боевым опытом, что лично для него выглядело неожиданным. Он не думал, что столько людей прошло через вместе взятые Афганистан, Осетию, Таджикистан, Чечню-первую или Чечню-вторую. И почти все свои силы он нацеливал на центр.

Американские 1-я бронетанковая и 1-я кавалерийская, польская 16-я механизированная, 1-я и 10-я бронетанковые дивизии Бундесвера. Эти двигались активнее, по широкой дуге отслаивая его войска от границы с Беларусью. Наверняка Ставридис и Хэртлинг оставят часть первосортных сил и средств в пассиве при любом развитии ситуации, при любой скорости продвижения. Вооруженные Силы Республики Беларусь в высшей степени боеспособны, мотивированы нам на зависть и имеют немало техники современных образцов. С Батьки станется пойти на риск и ударить агрессору во фланг и в спину, а то и перейти границу с Польшей. Интересно, рассматривают ли такой вариант в Москве? Координируют ли политические и военные шаги? Уговаривают ли белорусов, наконец, обещая им то, другое и третье в обмен на военную помощь сейчас? Почему-то он совершенно не был в этом уверен. Из Москвы в его штаб не спускали ни единой ориентировки, касающейся этого очевидного вопроса, а его собственные запросы оставались без ответа.

— Да чтоб это все… — снова произнес он вслух, морщась от горечи во рту. Он пятился уже слишком долго. И только к концу вчерашнего дня начал чувствовать, что у него появляется шанс в центре. Американская 1-я бронетанковая зарвалась, и удар по ней львиной долей наличных мобильных сил мог дать ему передышку на несколько суток как минимум. Происходящее на Дальнем Востоке, на Кавказе и на юге страны его напрямую не касалось или касалось, но на этом можно было сейчас не концентрироваться. Север удержится, на северо-запад он почти махнул рукой. За центр можно было начинать драться. Еще трое суток назад Центральный военный округ, пока не преобразованный во фронт никаким официальным приказом, выделил в его распоряжение 3-ю бригаду специального назначения. К сегодняшнему числу она уже вовсю работала по 1-й бронетанковой «малыми группами». Гораздо более важным был подход 2-й гвардейской общевойсковой Краснознаменной армии, но мобильность подавляющего большинства ее подразделений оставляла желать лучшего. И боеготовность, по его прикидкам, тоже. Это уже давно не та 2-я гвардейская танковая армия, которой она была когда-то. Взявшая Кюстрин и Берлин.

На 2-ю армию можно было не рассчитывать еще около двух суток, и рассчитывать очень и очень условно еще 2–3 суток после этого. Сидоров ни в малейшей степени не сомневался, что командование сил агрессора оценивает эти сроки ровно так же. И именно поэтому «зарвалась» 1-я бронетанковая. А значит, у него есть некоторое «окно», в которое ему и нужно пролезть со всеми своими танками, бронемашинами и людьми. И, наконец, дать понять агрессору, что торопиться не надо, это рискованно, чревато и так далее. Генерал-полковник был русским по национальности, он носил самую русскую фамилию из всех возможных. И еще не до такой степени оторвался от народа, чтобы перестать понимать — отступление почти без боя на всех фронтах является фактором, чрезвычайно активно изменяющим баланс призыва и дезертирства не в их пользу. Победа в общевойсковом сражении, на земле, разгром пускай даже одной вражеской дивизии может резко переломить этот баланс на всей территории страны. Это он считал не менее важным, чем собственно уничтожение живой силы и техники врага.

«Где наши „тузы“? Чем заняты?» — спросил он сам себя, не вслух. И тут же нашел ответ среди прочих сводок по 2-й армии. Ага, ага… Самые мобильные из частей и соединений или почти самые, если не считать аэромобильные части. И получившие с его помощью высший приоритет в движении. 92-я ракетная бригада, 12 9К79-1 «Точка-У», 9 Р-145БМ; 950-й реактивный артиллерийский полк, 24 9П140 «Ураган». Он даже не выделил бригаде и полку «силовое» прикрытие на марше, не дал ни одной единицы гусеничной бронетехники. Но вытянул вдоль маршрутов движения бригады и полка все зенитные средства, которые мог. Если бы НАТО засекло выдвижение ракетчиков, вот тут бы они бросили в бой все свои наличные ударные самолеты, в этом можно не сомневаться. Но пока, судя по всему, быстрый марш оторвавшихся от основных сил армии транспортеров, командно-штабных и вспомогательных машин они не засекли. Либо засекли, но пока не интерпретировали правильно: маскировка у ракетчиков была поставлена выше среднего по ВС. И теперь, к утру, он, командующий фронтом, сунул в свой рукав сразу два туза. Способных быстро (и, как можно надеяться, неожиданно) изменить баланс сил в том месте, которое он выбрал уже двое суток назад и к которому тянул свои войска и свою технику, не жалея ни топлива, ни людей.

Раскрытый экран ноутбука на правой стороне стола непрерывно прокручивал таблицу, удивительно похожую на биржевую «бегущую строку», только ориентированную по другой оси. Генерал-полковник мог позволить себе не замыкаться на отдельных ее вводных, охватывая общую картину, выверяя конкретные показатели в тех бумагах, что ему подавали на стол каждые 20 минут. Даже при том, что не прозвучало еще ни единого выстрела, его контрнаступление уже началось.

1-я бронетанковая сильнейший противник из всех. Американская 1-я кавалерийская крупнее, но не сильнее. Это противоречило тому, чему его учили, — начинать надо было со слабейших. Но это имело смысл, если речь идет о гонке со временем. Если ему удастся потрепать 1-ю бронетанковую, командир, например, 35-й пехотной (механизированной), относящейся к Национальной гвардии дивизии, три или четыре раза подумает. Помедлит, прежде чем пройти очередной десяток километров по пустому шоссе на своем собственном направлении. Так что…

Генерал-полковник нехорошо усмехнулся и тут же стер усмешку с лица. Береженого бог бережет — стоящий перед ним навытяжку майор должен видеть только тоску и слышать только матерную ругань. Незачем ему… Зато есть зачем пообщаться с начальником штаба. В очередной раз с начала дня. Наверное, в тысячный с начала войны.

— Пригласите генерал-лейтенанта Картаполова…

— Слушаюсь.

Картаполов пришел бы к назначенному времени и сам, но тогда они будут не одни, а командующему фронтом хотелось пообщаться с ним именно наедине. До удара оставались считаные часы, и каждая минута работы его начштаба была на вес золота. Но есть вещи и подороже золота.

Танки, танки… Танков все равно было мало. И не имеет значения то, что их мало и у 1-й бронетанковой и 7-й армии США в целом, что их мало у европейцев. Перевес все равно был слишком небольшим. И более чем компенсировался подавляющим превосходством НАТО в боевых самолетах и вертолетах.

— Есть ли новости по 82-й и 101-й воздушно-десантным, по британской 16-й бригадах? — спросил он уже в спину уходящему порученцу.

— Нет, товарищ командующий. Ни слова. Но я запрошу, может быть, что-то появилось буквально за последние минуты.

Сидоров кивнул, глядя на закрывающуюся дверь. Американские воздушно-десантные дивизии и британская бригада были еще одной головной болью. Основу XVIII воздушно-десантного корпуса Армии США исходно составляли 4 дивизии: 82-я и 101-я воздушно-десантные, 3-я пехотная и 10-я горная плюс части усиления. Месяц назад корпус разделили на две части, причем, что интересно, без официального переформирования. 3-я пехотная и 10-я горная остались в Афганистане, а 82-я и 101-я воздушно-десантные дивизии — и пять из шести отдельных бригад корпусного подчинения — теперь действовали в Европе. Фактически 101-я дивизия была не «парашютной» в прямом смысле этого слова: сами американцы именовали ее «воздушно-штурмовой». Но зато среди пяти переброшенных на его направление бригад XVIII корпуса была 525-я разведывательная (парашютная) бригада двухбатальонного состава. Еще у американцев есть 1-я кавалерийская дивизия, но в отношении этой хотя бы известно, где она действует, по какому маршруту движется и с кем находится в соприкосновении. Про 82-ю и 101-ю воздушно-десантные дивизии, 525-ю американскую и 16-ю британскую воздушно-десантные бригады ему ничего не было известно. А даже половина их аэромобильных сил может перевернуть все с ног на голову в его планах, разделить его силы на части, последовательно нарезать их на все более мелкие куски и припереть к неотвратимо приближающимся «большим братьям»: в первую очередь именно к фронту наступления 1-й бронетанковой.

Генерал-полковник Сидоров планировал бросить в готовое начаться сражение все свои силы, практически без остатка. Его оперативным резервом будет служить подходящая 2-я общевойсковая армия, соединениям которой, возможно, придется вступать в бой с марша. Только таким образом можно было надеяться создать значимый перевес на поле боя. Но наличие у НАТО «под рукой» огромной мобильной мощи в виде двух воздушно-десантных дивизий и двух бригад могло стать решающим, и он был бы идиотом, если бы этого не понимал. Массируя ноющий затылок, командующий фронтом размышлял о возможных путях решения этой проблемы и не видел ни одного. Вот раньше было иначе… Десятилетиями определявший развитие Советской армии маршал Устинов имел явный «бзик» на истребительной авиации. И поэтому страна во всю мощь своей развитой промышленности конструировала и конструировала, строила и строила реактивные истребители, самые современные, самые лучшие в мире! Высшие военные училища ежегодно выпускали минимум полторы тысячи свежеиспеченных летчиков-истребителей, каждый из которых видел себя будущим вторым Кожедубом. Истребителей у СССР было много — столько не было нужно! Но страна и маршал Устинов в частности слишком натерпелись в ту войну от Люфтваффе… А современный истребитель — лучшее средство завоевания господства в воздухе. Никакие иные средства ПВО не сравнятся с ним. Тридцать, даже двадцать лет назад проведение масштабных парашютных и посадочных десантов на территории СССР было невозможно в принципе: «голубые петлицы» реально взвыли бы от радости, пойди на такое противник. Но где все они теперь? От истребительной авиации СССР остался один пшик, большинство училищ расформировано. Новые самолеты почти не строятся, а если строятся, то больше для иностранных заказчиков. Отдельные «предсерийные» рекламируют сами себя, перелетая с одного авиасалона на другой — ну да, гражданам России действительно приятно посмотреть на них с экранов своих телевизоров… Теперь воздушно-десантные дивизии и бригады противника могут одним рывком взять под контроль четверть европейской территории страны. И да, они вполне способны удержать занятую территорию в течение времени, необходимого для подхода главных сил с тяжелой техникой. Потому что те всегда будут двигаться если не быстрее, то, по крайней мере, не медленнее его самого.

Забавно, что всего полчаса назад он думал нечто почти противоположное. Мол, пускай у противника решающее превосходство в авиации, но в данной конкретной обстановке это не так важно. Важно, еще как! Армейская ПВО не дает и не даст авиации НАТО эффективно работать по его войскам «в целом», но противник более чем способен пробить широкий коридор для колонн вертолетов и большегрузных десантных самолетов, идущих к одной или нескольким намеченным целям. К аэропорту Змеево в Твери, к аэродрому Клоково, он же Тула-Северный. К еще нескольким, в том числе расположенным заметно восточнее.

— Как со временем у нас, Андрей Валерьевич?

— Успеваем.

Оба генерала склонились над картой, красные кружки и овалы на которой вытягивались к западу, полукругом охватывая сетку синих пунктиров. Оба были даже чем-то похожи внешне, и у обоих была одна и та же печать на лице. Напряжения, усталости, злобы. Современные нам средства массовой информации создали два очень отличающихся один от другого типажа советского/российского генерала. Западный типаж: большой, сильный человек в черной папахе и с густыми бровями, оскаливший зубы в злой усмешке, мечтающий пройти по мирным странам с огнем и мечом. Наш собственный, российский, был немногим лучше. Жирный, зажравшийся хряк с лоснящейся от удовольствий рожей. Распродающий боевые машины, оружие и просто людей, имеющий свой процент от каждой малейшей поставки в армию чего-нибудь. Солдатики строят ему дачи одну за другой, намывают представительские автомобили в его гараже, а он приказывает холуям-охранникам продать их в рабство чеченам, если ему что-то не понравится.

Оба типажа были так же далеки от реальности, как современная Россия от статуса сверхдержавы, прочно занятого Советским Союзом еще в 40-х годах и с треском пропитого с тех пор уже нашими поколениями. Командующий фронтом и его заместитель/начальник штаба были совершенно не ангелами, но оба вышли из рядов Вооруженных сил СССР и еще успели застать, каково это — служить настоящей стране. Это называется «импринтинг». Его не имели или почти не имели офицеры, выпустившиеся из училищ уже в 90-е, когда страна демонстративно отмежевалась от собственной армии. Военный опыт командующего, прошедшего две войны — Афганистан и первую чеченскую, — совершенно не был сладким, но это не позволило ему получить некое «моральное оправдание» для превращения в свинью. Он был злым — вот этого отрицать нельзя, — но это было очевидным ему самому плюсом. Добрый генерал — это генерал мирного времени. Сейчас время было страшным, и профессионализм, воля и агрессивность становились гораздо более ценной комбинацией качеств, чем просто профессионализм и воля. И тем более доброта. Оба служили всю жизнь. Их не удалось купить. Они были готовы к драке. Если бы в России были гербы с девизами у кого-то, кроме свихнувшихся на хрусте французской булки богатых дураков, оба и по отдельности написали бы на них приблизительно одно и то же: «Ну, теперь держитесь».

— Да, слушаю.

Оба ждали звонка, но тот все равно был слишком неожиданным, слишком резким. Снявший трубку украшенного гербом телефона генерал-полковник не произнес вслух ни слова и только несколько раз кивнул. Потом он отчетливо спросил: «Разрешите выполнять?» — И почти сразу же после этого положил трубку на аппарат, не имеющий ни кнопок, ни диска. Погладил пальцем орла сначала по одной голове, потом по другой. Скривился.

Начальник штаба фронта выжидающе посмотрел на него. Глаза у него были темные, к полным щекам пролегли глубокие складки.

— Новый, — подтвердил Сидоров. — Тот же «и.о.» Хорошо, что не кто-то третий уже.

— Да, хорошо. И?..

— Сослался на 1945-й и 1942 год, гнида. Мол, давите Die Erste, как отцы и прадеды немецких гадов давили! Пожелал удачи, приказал начинать. На мой вечерний запрос о тактическом снова не ответил ни слова.

Оба машинально подняли головы, поглядев на большие настенные часы.

— Ракетчики выходят на огневые рубежи через минуты. Наше подтверждение им…

Сидоров кивнул. Звонок из Москвы, традиционное «разрешите выполнять» не имели значения. Многое могло измениться, если бы ему неожиданно предоставили так требуемые им полномочия. Можно не сомневаться, он с величайшей тщательностью выбирал бы цели для фактического применения ОМП на своей собственной территории, на родной земле. Но на самом деле еще вчера, после нескольких жарких разговоров, после безответных запросов, ему стало ясно: нет, не разрешат.

— Man drup — man to! — с нехорошим выражением лица произнес генерал-лейтенант.

Слова контрастировали с обстановкой этой комнаты, но были очень к месту, и сам комфронта зло, по-хамски ухмыльнулся. Что-то вроде «Давай, берись за это!» на Plattdüütsch, нижненемецком/нижнесаксонском. Девиз и боевой клич той же 1.Panzerdivision/Division Eingreifkräfte — 1-й бронетанковой дивизии Бундесвера, разные аспекты контрудара по которой они второй день обсуждали с одними, другими и третьими избранными высокопоставленными лицами в Москве и Санкт-Петербурге: с политиками, и военными, и бывшими военными, а теперь на самом деле неизвестно кем. И с другими военными, своими: прямо здесь, в кабинетах защищенного командного пункта под Новодугино, на полдороге между Ржевом и Вязьмой. Какой там девиз у американской 1-й бронетанковой? «Прокладывай дорогу»?

Оба снова обменялись взглядами, потом снова опустили глаза. Все уже началось. Незачем было куда-то звонить и мужественным голосом выкрикивать в трубку «Огонь!». Батареи уже открыли огонь, а некоторые открывают его прямо сейчас, в эти самые секунды, пока каждый глядит на узкую тонкую стрелку, скользящую по кружочку циферблата не самых дешевых наручных часов. Началось.

Два генерала встали со своих стульев, и комфронта закрыл крышку ноутбука, быстрым движением выдернул провод с вилкой из сети, кинул поверх.

— Пошли?

Они прошли по коридору, сопровождаемые молчаливым майором, которому генерал-полковник подал свой компьютер и сведенные в одну большую папку все накопившиеся бумаги со стола. Ни одного окна в стенах, давящее ощущение массы камня над головой. Два поворота, снова стальная дверь, обитая планочками из жженого дерева, как было модно в «эпоху застоя». Проходная «приемная» комната с забитыми электроникой двумя столами и с двумя вооруженными младшими офицерами за ними, ровно как у каждого из них. Еще одна дверь.

— Сидите, товарищи.

Полтора десятка офицеров в ранге от генерал-майора до подполковника опустились на свои места. В комнате было накурено так, что не справлялись вытяжные вентиляторы в забранных решетками потолочных нишах. Пахло несколькими сортами сигарет, пахло кислым мужским потом: некогда было хорошо мыться, не до того. И слишком много было в воздухе напряжения.

После приветствий командующий фронтом осмотрел лица офицеров своего штаба одно за другим. Да, они тоже чувствуют, что там — началось. Под камень, через железобетон не пробиться грохоту, раскачивающему землю в сотнях километров от них. Но каждый должен неплохо представлять это себе. Слишком много лет и даже десятилетий каждый из них провел в войсках, последовательно командуя взводами, ротами, батальонами, служа на штабных должностях в полках, бригадах, дивизиях и армиях по всей стране, в дислоцирующихся за рубежом группах войск.

Реактивная система залпового огня 9П140 «Ураган» выпускает за 20 секунд 16 280-килограммовых ракет, накрывающих сплошным слоем осколков или противотанковых мин большую площадь. А используя второй из двух своих важнейших козырей, генерал-полковник Сидоров не поскупился. За последние двое суток Роскосмос запустил в общей сложности 8 спутников разного назначения и 3 противоспутника производства Центра имени М. В. Хруничева. Все они были выведены на свои орбиты в ходе двух успешных запусков: одного произведенного с расположенного к югу от Архангельска космодрома «Плесецк», а второго — с космодрома «Байконур». До сих пор действующего, несмотря на два последовательных ракетных удара по его инфраструктуре. Пополнение собственной космической группировки и достоверное уничтожение пары известных спутников-фоторазведчиков США позволило России коренным образом переломить сложившуюся обстановку в области получения развединформации противостоящими друг другу командованиями. Генерал-полковник Сидоров мог только гадать, как обстоит сейчас дело у адмирала Ставридиса с «той» стороны и адмирала Чиркова с нашей, но самому ему данных по средней полосе России хватало без всяких оговорок. Автоматические системы распознавания и десятки специалистов молотили с утра до вечера и с вечера до утра, практически в режиме реального времени выдавая на его штаб массу драгоценнейшей информации. Такого не было у Саддама, у Милошевича, у Каддафи. У командующего Центральным фронтом, пусть и оставшегося без главнокомандующего, имелся не просто доступ к информации со спутников — он мог считать некоторые из спутников почти «своими собственными». Теперь только от него и его людей, до самого низа, зависело, останутся ли полученные им данные — фото, радиоэлектронные профили — простой абстракцией или превратятся в пораженные цели.

— Пошло!

Подполковник перед планшетом в дальнем углу стола осекся, но слово уже вырвалось, и интонация сказала Сидорову и Картаполову больше, чем сказала бы полуразмытая картинка на мелком экране. Но он все равно не выдержал, вытянул палец и выразительно показал на стену. Не помешает. Подполковник завозился, и его движения потянулись в разные стороны, как волны от упавшего в воду камня: офицеры сдвигали свои ноутбуки и папки, освобождая зацепившиеся провода, распутывая их. На подсоединение к переходнику ушла целая минута, на прогрев настенной трансляционной системы — еще секунд двадцать. Заставка на экране была неинтересной — и чужой. В России не делали электронику такого назначения: было невыгодно, и считалось, что самим — незачем. Ага, вот и картинка…

Изображение не выражало почти ничего: мечущиеся белые пятна на сложном сером фоне; на переднем плане — крест из пересекающихся нитей, понизу — застывшие координаты и меняющиеся цифры, обозначающие время, до секунд и долей секунд.

— Назад дайте.

Подполковник в том же дальнем углу стола кивнул, быстро остановил трансляцию, вышел в файловое меню и после коротких манипуляций открыл тот же самый ролик, но уже в записи. Кинув взгляд на часы, передвинул ползунок ролика на нужное по времени место. Развернул на полный экран.

Один из трех присутствующих в кабинете генерал-майоров буквально с лязгом ругнулся. Да, теперь все было видно отчетливо. Различимо, во всяком случае. Здание типовой постройки, состоящее из двух каменных квадратов, слитых воедино посередине: положенная на бок квадратная восьмерка. Школа или детский садик. Три этажа, значит, скорее первое, чем второе. С другой стороны — самая окраина города, может быть, и что-то иное, неважно… Несколько неподвижных машин, в том числе, по крайней мере, одна, увенчанная различимой башенкой, от которой тянется ствол пушечки. Подвижные фигуры людей, каждая похожа в этом разрешении на несколько поставленных друг на друга зернышек. Но широкий настенный экран растягивал даже несколько пикселей на большую высоту, и было все равно понятно, что это люди. Ему уже приходилось видеть такое раньше, большинству других тоже.

Время! В ожидаемый им момент, соответствующий давности в несколько минут от текущей, экран превратился в то, что они все уже видели. Сначала в одну широкую ярчайше-белую блямбу — псевдоцвет был насыщенным до абсолютного, — а потом в мельтешение белого на сером.

— Уф-ф…

Несколько человек выдохнули воздух почти одновременно. Забавно, ведь все они знали, что так будет, и все равно…

Тактический (дивизионный) ракетный комплекс 9К791 «Точка-У», одна из двух дюжин выпущенных ракет. Одноступенчатых твердотопливных баллистических, состоящих из ракетной части 9М79-1 с Х-образным расположением рулей и крыльев и неотделяемой в полете головной части (ГЧ), как пишут в справочниках. Сидоров бы отдал кисть руки за то, чтобы иметь право использовать «специальные» ГЧ, снаряженные ядерными или химическими зарядами: 200 килотонн в одном случае и 50–60 килограммов зомана или «ви-ар» в другом. Но не сейчас, не по этой цели. Не на окраине молодого русского города Нелидово. Он даже помнил, оказывается: на гербе стоящий лев с кольцом в лапах. Почему с кольцом, почему лев — в России сроду не водились львы. Лезет в голову чушь, ясное дело, от усталости…

«Точка-У» била на 120 километров, и он использовал эти километры полностью, не чтобы «не подставить» ракетчиков под неизбежный немедленный ответный удар — его ни в каком случае не удастся избежать, — а чтобы по максимуму снизить его последствия.

— Достоверное поражение цели, отклонение от точки прицеливания… Около 20 метров.

Вновь прикрыв ладонью папку с бумагами, комфронта поднял глаза и посмотрел туда же, куда все остальные.

— Второе попадание, — ровным голосом прокомментировал подполковник, о котором уже все забыли. — Цель № 2, достоверное поражение.

На настенном экране было все то же самое: пляшущие абстрактные пятна разных оттенков светло-серого с белым, во всю диагональ. Все начали переглядываться по цепочке, как персонажи недорогой «семейной комедии». С некоторым удовлетворением комфронта подумал, что даже в этой самой комнате вовсе не все офицеры его собственного штаба знают, что такое «Цель № 2», «№ 3» и так далее на много пунктов. Хотя можно возразить и самому себе: нет, увы, не на так много. 92-я и 448-я ракетные бригады в общей сложности сработали сейчас двадцатью четырьмя «Точками-У». Да, по шоссейным развязкам, мостам, полям с вертолетами. Но самое главное — по ставшим известными его штабу развернутым узлам связи, неподвижным командным пунктам, штабам батальонного и бригадного уровня, радиолокационным комплексам. Это стало возможным только благодаря спутникам и всему, что с ними связано, — и это было, наверное, самым лучшим доказательством того, как важно и выгодно было стране развивать космонавтику — с самого начала, с Лайки, Белки и Стрелки. Ключевые объекты, дающие противнику столь значимое преимущество на поле боя, достоверно идентифицировались по радиоэлектронным профилям, которые нельзя было назвать иначе как «вопиющими». Такое ощущение, что противник не держал его штаб, его страну в целом за цивилизованных людей. Имеющих доступ к информации со спутников разных типов и способных эту информацию обрабатывать и интерпретировать. Имеющих в своем распоряжении тактические ракетные комплексы, даже в неядерном снаряжении доставляющих к цели почти по 500 килограммов «полезного груза», состоящего из взрывчатого вещества и готовых осколков. Принимал его лично и всех их вместе, всю страну за папуасов или арабов. Неприятное сравнение. И ошибочное.

Для первого удара его контрнаступления 24 «Точек» было мало, но все же и при использовании ракет в «конвенционном», обычном снаряжении две бригады были способны на многое. Жаль, что «Цель № 1», штаб американской дивизии, так и не была локализована. Ракета 9М79-1Ф с головной частью 9Н123Ф — осколочно-фугасной, сосредоточенного действия — несла 162,5 килограмма тротил/гексогена и при воздушном подрыве давала 14,5 тысяч осколков, накрывающих больше двух гектар. Можно было только мечтать о том, как все это прошлось бы по их главной цели, но и так неплохо. 24 комплекса из 80 имеющихся у России «Точек-У», много больше чем четверть. И полк «Ураганов». В одном ударе. Мало, надо же…

Командующий фронтом еще раз ухмыльнулся: нехорошо, гадко, как редко делают сильные мужчины. Пусть потом будет хуже, «но это уже потом», как пелось в известной песне времен его молодости. 448-я ракетная бригада, один из двух его собственных, не одолженных ни у кого козырей, являлась лучшей бригадой сухопутных войск среди частей и соединений ракетных войск и артиллерии его собственного округа. Причем являлась официально, с вручением переходящего вымпела командующего округом. Ее командиру, полковнику Олегу Соколову, комфронта небезосновательно поручил самые сладкие из всех целей: с номерами от 2 до 4 соответственно. Два установленных штаба бригадных боевых групп из трех и «поле чудес» под названием «Аэродром Канаево».

Никакой это не был аэродром, разумеется. Бывший аэродром, бывшая деревня Канаево Тверской области. Услышав это название впервые, ничего не сумели вспомнить ни он сам, командующий округом, ни его начальник штаба. Но новый спутник-фоторазведчик сработал четко и чисто, дав им первую, не похожую сначала на правду информацию. Как использовать надувные макеты, хорошо знают не только сербы и русские, не надейтесь. Хитрый чернокожий генерал-майор абсолютно точно не дурак, и на каждую реально созданную «площадку временного базирования» для своих драгоценных «Апачей Лонгбоу» наверняка приходилось по 3–4 ложных объекта, забитых макетами и, между прочим, отлично прикрытых средствами ПВО. Но «неиспользуемый объект „Аэродром Канаево“», как значилась эта ВПП в доступных документах, оказывался реальностью по всем данным инструментальной разведки. Не силовой — Сидоров настрого запретил войсковым разведчикам всех уровней даже близко подходить к этой деревне. Как ни странно это звучит, вертолеты гораздо более мобильная цель, чем самолеты. Слова «не спугнуть» звучали у него в голове каждые несколько минут; чаще, чем нормальный мужчина его возраста думает о бабах. В способность армейских зенитных средств американцев перехватить значительную долю «Точек» он не верил. А вот в способность подставить его далеко не безошибочной разведке пустышку и вовремя увести из-под удара реальные, драгоценные цели — верил на все сто.

— Ни хрена не асфальт, — сказал по этому поводу поднятый им из трехчасового сна офицер штаба, знавший, по мнению генерал-полковника Сидорова, почти все. — Бетонные плиты, заросшие травой. Оттуда даже мотодельтаплан не взлетит… И деревня нежилая.

У американцев был широкий выбор. В районе действия 1-й бронетанковой есть не только бывший аэродром Канаево. Есть и бывший аэродром у деревни Селы, Нелидовского района. Наконец, есть Андреаполь, где до 2009 года базировался расформированный теперь 28-й ГИАП на «МиГ-29». Можно было догадаться, что 501-й авиационный полк этой дивизии будет свободно перемещаться между этими тремя ВПП и десятком совершенно необорудованных импровизированных площадок. В конце концов, «Апачи» — это не стратегические бомбардировщики, много им не надо.

— Цель № 4, наблюдаю воздушный подрыв ГЧ…

Подполковник вдруг осекся и замолчал. Командующий фронтом отвел взгляд от экрана: тот по-прежнему демонстрировал рамку растянутой на всю его ширину программы-плеера, но само изображение исчезло, сменившись ровным серым фоном. Подполковник подергал провод, потом перегнулся со своего места вперед и проверил соединение переходника. Это было глупо: сигнал на экран шел, в этом отношении ничего не изменилось. Исчез сигнал со спутника, а у этого могло быть триста причин, ни одна из которых не имела отношения к железу и людям, находящимся в этой комнате. Сидоров не имел понятия, как организована ретрансляция сюда от спутника, висящего в нескольких сотнях километров над головой. Или не висящего, а плывущего. Он наверняка понял бы, если ему объяснили, но в этом никогда не было нужды.

Подполковник уже закончил дергаться и начал колотить по сенсорным клавишам пальцами правой руки. Со впечатляющей скоростью. Бог весть, что там ему удастся добыть. По этому вопросу и без него было кому командовать, и то, что было слышно генерал-полковнику из его кресла, его вполне устроило. Если справиться с технической неполадкой возможно, с ней справятся. Ну, видео в любом случае было баловством, стимулирующим боевой дух, но отвлекающим от дела. Раньше отлично обходились без такого, и ничего. Главное — поражение целей. Желательно полное.

Типы машин, которыми был оснащен 501-й авиационный полк, он знал наизусть: 1-й батальон — «Апачи», 2-й и 3-й батальоны — «Черные ястребы». Только что переброшенный обратно в Европу 4-й батальон — тоже «Апачи». Он даже знал имя командира этого батальона: Крис Барнвелл. Потому что именно 4-й имел свежий боевой опыт и являлся самым опасным из всех. Но не знал, кто командует «Чинуками» и даже то, есть ли сейчас «Чинуки» в составе дивизионной авиабригады. В принципе, любая «тяжелая» авиабригада должна была их иметь, и в одном из прочитанных им документов говорилось, дословно: «When fully constituted, the brigade will have Apaches, UH-60 Black Hawks and CH-47 Chinooks — a total of 113 aircraft», то есть: «Когда бригада будет развернута полностью». Пока считалось, что не включенный в состав авиаполка 127-й авиабатальон обеспечения оснащен теми же «Черными ястребами» в вариантах UH-60 и ЕН-60. В батальоне — 32 одних и 19 других машин соответственно: нам бы такие батальоны… В любом случае полнокровный ударный батальон «Апачей» — это 24 машины, боевой вылет каждой из которых может стоить ему на поле боя танка с обученным экипажем. Батальон «Черных ястребов» из входящих в состав полка — еще 30 машин. Способных нести на подвеске ракеты AGM-114 Hellfire: однозначно одного из лучших противотанковых средств во всем арсенале ВВС США. Интерпретация данных спутниковой разведки давала около 60 вертолетов на поле бывшего аэродрома Канаево. Это составляло лишь несколько более половины от расчетного числа машин в американской авиабригаде, но и это его устраивало полностью. Баланс между стремлением нанести удар по ним как можно скорее и стремлением нанести удар всеми наличными «Точками» и «Ураганами» одновременно был непростым. Дай-то бог, с «Целью № 4» они не опоздали.

Наряд сил для цели типа «вертолеты на посадочных площадках» составлял по всем инструкциям одну ракету 9М79-1К или две 9М79-1Ф. Слово «или» в трехминутном докладе командира 448-й ракетной бригады Соколова полсуток назад привело комфронта в такую мгновенную ярость, что в итоге на Канаево пустили все три. Драгоценнейших, стоящих миллионы рублей, занимающих в производстве полного цикла многие месяцы. Воздушный подрыв означал детонацию ГЧ типа 9Н123Ф, но, возможно, за него приняли подрыв центрального заряда в ГЧ типа 9Н123К, высвобождающего осколочные боевые элементы. 50 штук по 1,45 килограмма взрывчатки и 316 осколков в каждом. Как известно, договор 2008 года о кассетных боеприпасах ни Россия, ни США не подписали, приведя правозащитников в негодование. Вот и еще один эпизод кровавых злодеяний российской военщины… Сколько ракет дошло до цели? Настоящая ли это цель или они купились на ложную? Видео со спутника, при всем его полуабстрактном качестве, ответило бы на этот вопрос: вторичные детонации на нем наверняка были бы очевидны. Все же жаль, что его нет, и теперь придется ждать подтверждения эффективности ударов долгие десятки минут.

— Товарищ командующий фронтом… — Полковник ВВКО подошел со спины, склонился к самому уху. — Восстановить связь со спутником не удается. Более того…

— Со спутником? Не с ретрансляционным центром? Сколько там звеньев досюда…

— Так точно, товарищ командующий фронтом. Со спутниками, сразу тремя из последней группы.

— Из восьми запущенных.

— Так точно. И еще трех более старых КА, довоенного времени. Я запросил Контроль космического пространства напрямую, они ответили оперативно. Ни одного запуска американцы или европейцы за последние сутки не производили, ни один противоспутник не сработал. Да и не мог бы один… Все замолчавшие единицы — разных типов, на разных орбитах. Геостационарных, средневысотных, низких наклонных. Их нельзя было уничтожить сразу. А связь со всеми шестью пропала совершенно синхронно, в течение одной секунды. И поскольку с остальными связь есть, значит, дело не в технических неполадках со связью на нашей стороне.

Генерал-полковник сделал большим пальцем правой руки такое движение, будто что-то раздавил на столе. Россия давно, годы назад потеряла возможность производить полную номенклатуру всей электроники, необходимой вооруженным силам и космонавтике. Значительная доля установленных на борту каждого космического аппарата приборов любого назначения была произведена или там же, где все наши видеоплееры, принтеры и сотовые телефоны, или в Израиле, Канаде, США. К чему это может привести в ходе реальной, связанной с «огнем на поражение» войны, все знали отлично. Но менять ничего не собирались. Потому что это потребовало бы перестройки всей системы с самого низа: от развертывания в России разгромленной сети профессионально-технических училищ до развешивания на телеграфных столбах людей, придумавших 94-й Федеральный закон.