Глава 14

Если бы у Лукаша спросили, боится ли он, то Лукаш, конечно, спокойно ответил бы, что не боится. Вот ни грамма не боится. Это если бы кто-то спросил. Но никто не спрашивал, и Лукашу не пришлось врать.

Он и забыл, что так может бояться. Хорошо еще, что руки тряслись не слишком сильно. Нет, для образа бесшабашного парня, вдруг осознавшего, что шутки закончились и вот сейчас ему может быть ой как плохо – все это нормально. Для образа, мать его так…

Ведь убивать везут, ясное дело.

Лукаш глянул искоса на сидящего рядом Краузе. Спокойно сидит, не пытается ни испугать, ни обмануть – сидит, глядит прямо перед собой, дыхание ровное… «Убил бы, – подумал Лукаш. – Профессионал гребаный».

«Простите, но бесплатно я не работаю». То есть бить несчастного индейца он не стал, потому что ему за это не заплатили, а вот за Лукаша, Джонни и Петровича подписался, несмотря на то… На что, собственно? Если ему верить, то он бесплатно не работает, если он работал, значит – ему заплатили. Из этого следует, что кто-то заплатил за спасение трех неразумных бледнолицых? Следует.

– Воды в машине нет? – спросил Лукаш.

– Извини, – не поворачивая к нему голову, сказал Краузе. – Тут недалеко, потерпишь…

– Ясное дело – потерплю, – кивнул Лукаш. – А если бы я отлить захотел – остановил бы машину?..

– Отлить хочешь?

– Нет, я в принципе…

– Вот если захочешь, то и решим… – Краузе даже чуть улыбнулся, кажется. Уголок рта еле-еле отошел в сторону, раздался скрип плохо выделанной кожи… или Лукашу это показалось.

– А куда мы, собственно, едем? – поинтересовался Лукаш.

Самое время пьяненькому журналисту начинать трезветь и проявлять если не признаки беспокойства, то хотя бы любопытства. Нет, понятно, что машина сделала петлю, его провезли мимо Юнион Стейшн к Стентон-Парку. И вот только что проскочили Индепенденс-авеню… Но ведь не на экскурсию по ночному городу его везут.

– Ведь не на экскурсию меня везете? – повторил вслух Лукаш.

– Нет, не на экскурсию, – подтвердил Краузе. – С тобой хотят пообщаться.

– О как… – глубокомысленно изрек трезвеющий журналист. – А похищать ночью – обязательно? У меня секс с пресс-секретарем Белого дома сорвался в результате… Не очень хотелось, конечно…

– Я не спрашивал. Был заказ, мне заплатили за то, чтобы я доставил тебя в определенное место в определенное время. По возможности – вежливо и без повреждений. Пока мне удается выполнить условия заказа, не находишь?

– Нахожу, – энергично закивал Лукаш, потом гулко сглотнул. – Что-то меня начинает это… не сблевануть бы в машине…

– Предупреди, если решишь, – спокойно сказал Краузе.

Водитель, за спиной которого сидел Лукаш, немного напрягся. Это неплохо. Никто не хочет, чтобы его облевали с ног до головы, посему, если вдруг громко предупредить, что вот, что пошло, то водитель отреагирует. Этот – отреагирует, брезгливый попался. Лукаш пока не собирался бежать, но на всякий случай неплохо набросать парочку вариантов выхода.

Ведь его везут убивать.

Все эти штуки с вежливостью и заказанной неповрежденностью – для детей. Или для дебилов, таких, как Миша Лукаш. Это он поверит, что раз уж не с мешком на голове везут и без кляпа во рту, значит, действительно просто хотят поговорить. Поболтать за жизнь. Значит, бояться нечего и можно не дрожать…

Если бы его хотели пытать-убить, то начали бы, наверное, сразу. Мешок на голову, шокером в ребра… Да просто резиновой палкой или рукоятью пистолета по голове. Камеры на улицах, конечно, это непотребство зафиксировали бы, но… А так – вежливый немец… если судить по фамилии, или француз, если по имени… или какой-нибудь южный африканец, если по отношению к неграм… Или просто интернациональный урод, которому все по фигу, если не платят денег.

А еще он в Бриджтауне архивом генеральским интересовался.

Лукаш оглянулся назад, повернувшись всем телом и зацепив Краузе плечом.

– За нами едет машина, – сказал Краузе, не повернув головы. – Это – охрана. На всякий случай. Этой ночью может произойти все, что угодно, а тебя я должен доставить…

– Я помню. Целым и невредимым.

– По возможности, – напомнил Краузе. – По возможности.

– А… Ну да, по возможности…

Машина свернула в какой-то переулок и остановилась.

– Раздевайся, – скомандовал скучным голосом Краузе.

– Не понял? – соврал Лукаш. Все он понял. Сейчас с него нужно содрать одежду, чтобы не оказалось на теле никаких датчиков и передатчиков. Вряд ли на Лукаше может быть что-нибудь подобное, но убедиться стоит, раз уж все так серьезно и по-взрослому. – Это зачем мне раздеваться? Это что – сейчас последует насилие? Я против, если что…

– Просто сними всю одежду.

– И трусы?

– И трусы, – сидевший на переднем кресле возле водителя парень повернулся к Лукашу и продемонстрировал электрошокер. – Мы можем тебя и сами раздеть, но зачем?

– Действительно, – кивнул Лукаш. – Я сам, ладно…

Он стащил с себя футболку, изогнувшись, содрал с себя джинсы, которые, естественно, застряли на ступнях.

– Это ничего, что я голой задницей буду тереться о сиденье? – спросил Лукаш.

– Ничего, – спокойно сказал парень с электрошокером и вроде бы случайно нажал на кнопку. Весело затрещал разряд.

– Хорошо-хорошо, – Лукаш стащил трусы и протянул их парню. – Держи. Пользуйся.

Тот не обиделся. Отложил электрошокер, взял трусы, ощупал швы, потом забрал остальную одежду и тоже ее проверил. Кроссовки.

– Что дальше? – поинтересовался Лукаш.

Машина, которая следовала сзади, подъехала и остановилась рядом с ними.

– Выходи из машины, остановись, подними руки и сделай несколько оборотов вокруг себя, – сказал Краузе. – Когда я тебе разрешу – сядешь в ту машину и оденешься – вещи на заднем сиденье.

– Какие вы забавные, мальчики, – вздохнул Лукаш и вылез из машины.

Начинаем утреннюю гимнастику, сказал себе Лукаш, руки вверх, и начали танцевать. Один оборот – очень медленно, чтобы они успели убедиться, что ничего такого на его теле нет – второй…

– Хватит, – сказал Краузе, выключая фонарик, – садись в машину.

– Спасибо, барин! – Лукаш опустился на заднее сиденье, обнаружил пакет. – Что же тут у нас? Сволочи, вы зачем по моим вещам в номере лазили?

Они принесли его собственную одежду. И запасные кроссовки. Шарили по его вещам, хотя, с другой стороны, все вполне логично – не пришлось ничего подыскивать да еще размер вычислять.

Лукаш успел одеться, когда Краузе сел рядом с ним.

– Не кажется, что все это уже переходит границы приличия? – поинтересовался Лукаш.

– Не кажется, – отрезал Краузе.

– Ну и ладно. Теперь куда?

– Увидишь. Все – увидишь.

Машина тронулась.

Номер с брезгливым водителем можно забыть, снова заводить разговор про блевотину сейчас будет неуместно и подозрительно. Да и не собирается Лукаш бежать. Он очень даже хочет попасть на встречу с этим неизвестным. И журналист Лукаш хочет, и тайный агент Лукаш хочет, и даже Петрович хочет – все хотят, чтобы встреча состоялась.

Петрович – так тот вообще с самого начала планировал эту встречу.

Все, блин, как всегда. Вот есть операция – пойти и убить. Простая, понятная, отягощенная, правда, некоторыми недоразумениями… но все равно – доступная даже для Лукаша. Он пошел и убил. Великолепно.

На первый взгляд все это для того, чтобы убрать, наконец, предателя и продемонстрировать всем, что у нас – очень длинные и умелые руки.

Продемонстрировали.

«Ты там еще между делом его припугни, – сказал Петрович. – Так, для профилактики. Эти уроды всегда что-то держат на крайний случай. Этот – вряд ли, но ты все равно поспрашивай. Припугни и поспрашивай…»

Лукаш припугнул. Поспрашивал. И тут – на тебе, и вправду что-то есть у бродяги за пазухой. Какая неожиданность! Целый архив! Мы не ожидали, Миша! Мы, честное слово, не ожидали! Мы просто хотели запустить информацию о якобы архиве, чтобы потом ловить на эту приманку всяких нехороших людей, желающих нашей родине и Америке плохого. Мы бы им обещали поделиться информацией, а на самом деле…

Вот как после развала Союза. Сколько разных-всяких было изловлено и уничтожено при покупке-продаже атомных чемоданчиков и красной ртути. Это потом все пришли к убеждению, что не бывает таких компактных ядерных устройств, да еще и полностью экранированных… Ну и то, что красная ртуть как бы и не существует вовсе. Но пока до этого додумались – как здорово пополнили наши постсоветские секретные службы свои бюджеты да почистили ряды международных террористов!

Вот и здесь – тот же номер. Не с ядерными чемоданчиками, а с архивом… Выдуманным архивом… Что, не выдуманным? И на самом деле такой архив существует? И там даже есть информация о действиях США в случае грядущей оккупации? Ты смотри, как совпало! Ну ничего, Миша, все нормально. Ноутбук у тебя отобрали и теперь, если кто и вправду заинтересуется архивом – настоящим архивом, не придуманным – то рано или поздно он придет и засветится. И его возьмут.

А ты, Миша, отдыхай. Тебе Петрович, сердобольный и заботливый Петрович, даже предложит поехать в отпуск. Ты не захотел? Решил, что сможешь принять участие в чем-то важном? Или не захотел возвращаться домой, испугавшись того, что тебя там может ожидать? Как хочешь, Миша, это твой и только твой выбор.

Ты не спрашивал, а мы тебе не говорили, что кто-то обязательно заинтересуется, а не было ли еще одной копии архива. На флешке или на внешнем накопителе… И кто может дать информацию по этому поводу? Конечно, только тот, кто последним видел генерала живым. И кто мог проверить его вещи, прежде чем выйти из дома под доброжелательный взгляд местного шерифа.

Логика? Очень простая логика. Кто попытается плотно пообщаться с Лукашом? Правильно, только тот, кто точно знает, что архив существует. Генерал ведь ждал человека. Ждал, он и Лукаша воспринял как посланца. И здорово разочаровался, обнаружив, что это просто – тупой журналюга.

Вот те, кого Колоухин ждал, и попытаются разобрать Лукаша на мелкие детали в поисках информации – а куда, собственно, подевался второй экземпляр. Или чтобы убедиться, что Лукаш ничего по этому поводу не знает, и флешка сгорела в пожаре…

Супостат выслеживает Лукаша, потом его изымает из свободного обращения, везет куда-нибудь в укромное место, а там его накрывает Петрович. Ну не сам накрывает, его команда накрывает… И уже наши разбирают злоумышленника на мелкие детали в поисках ответов на множество болезненных вопросов…

Тут тоже все понятно и просто.

Лукаш об этом не подумал изначально. Просто даже в голову не пришел такой вариант. А потом уже было поздно соскакивать. В его конторе не принято учитывать мнение исполнителей о полученном приказе.

Лукашу завидовали, когда он получил командировку в Америку, а он все удивлялся, чего это ему простили ту странную выходку на Востоке. Должны были наказать, хвост отрезать по самые уши, а его всего лишь тщательно опросили, сунули к психологам на обследование и отправили за океан… почти на курорт.

«Это такая хитрая казнь», – подумал Лукаш и понял, что даже не обиделся на свое начальство. Он ведь действительно не выполнил приказ. Решил, что может себе такое позволить. Если честно, то просто даже и не думал в тот момент ничего, не взвешивал и не отмерял. Посмотрел вокруг, заглянул в подсобные помещения той лаборатории… и начал стрелять. И его группа присоединилась к старшему, у них нельзя сомневаться в решениях командира…

Машина снова сделала петлю, проехала мимо Библиотеки Конгресса, свернула налево к Гарфилд-парку. Конспираторы хреновы. Ведь понятно, что никто не висит на хвосте, убедились, что нет на Лукаше датчиков, но все равно выполняют обряд уклонения и запутывания следа. Так скоро светать начнет. С другой стороны… С другой стороны – от Лукаша все равно ничего не зависит.

От Лукаша что-то зависело после разговора с Петровичем. С печальным Петровичем, который, кстати, не врал, который, кстати, и на самом деле был ужасно огорчен тем, что все так обернулось. Все, сказал он, операция свертывается. На любом этапе, хоть на финальном. Про флешку подтвердил. Это по его просьбе фэбээровец с дурацкой фамилией спрашивал Лукаша, а не брал ли тот чего-нибудь чужого…

Это ведь Петрович предупреждал, что у Лукаша проблемы. Прямо он сказать не мог, наверное, постоянно писал этот разговор для отчета начальству. Или для подтверждения, если понадобится, что на смерть Лукаша начальство не посылало, что было ему объявлено о свертывании деятельности до дальнейших указаний.

То есть Лукаша привели к самому моменту похищения. Подставили, оформили все чисто и красиво. Мотивированно, черт бы их всех побрал. Оставалось только оснастить его маячком и подготовить группу для вызволения… Но маячком не оснастили – операция-то свернута на любом этапе – и группы не будет. Петрович ясно сказал: максимум – обратятся к местным властям с протестом и требованием.

Тебя предупредили, Лукаш, а ты, пьяный дурак, все пропустил мимо ушей и попался. Теперь тебя будут немножко мучить и немножко убивать, ты расскажешь все, что знаешь… Про Петровича расскажешь, только про него наверняка и так все всё знают, про свой прокол на Востоке расскажешь… в общем, еще раз подтвердишь, что архив в надежных руках и что лучше всего с обладателями этих надежных рук договариваться.

А ты – не договорился. Сам дурак.

А машина упорно движется к реке. В крайнем случае, к Вашингтонскому каналу. Через реку они все равно не поедут, там мосты, на мостах – чеки, а на чеках – доблестная американская армия, воскресшая из мертвых. Нет, не станет Краузе рисковать и тащить похищенного журналиста через контрольно-пропускной пункт. Где-то здесь его выгрузят, на этом берегу.

Лукаш учил карту Вашингтона, но этот район как-то не слишком хорошо отложился в его памяти. Дома-дома-дома… Канал и река Анакостия. Оказывается, есть в Вашингтоне такая река, не только Потомак. Где выгрузят? Чего тут гадать – привезут, покажут. Дорогу можно и не запоминать – обратно выбираться все равно не придется. Тут тебя оставят.

Зачем?

Это главный вопрос, на который Лукаш не мог ответить. Зачем он решил играть в эту игру и дальше, хотя все было понятно после разговора с Петровичем в машине? Даже еще раньше все было понятно, там, в доме генерала. И Лукашу было понятно, и генералу.

А Лукаш даже и не спорил с Колоухиным, он и сам все понял в тот момент, когда генерал заговорил об информации. Такое не могло совпасть случайно. Просто – не могло. И это значило, что генерал прав. И также значило, что нужно искать выход.

Выход.

Куда? Как?

Проще всего было – исчезнуть по дороге в Вашингтон. Вывести Джонни из машины пописать на брудершафт и оставить его где-нибудь… притрусить землицей… прикрыть ветками… И рвануть подальше от того места…

Самое простое – убить Джонни. Потом сбежать? Куда бежать? Как бежать? Границы – перекрыты. А куда это вы, господин Лукаш, собрались? В Канаду? А пропуск? А виза? Нету? А не пошли бы вы назад, господин Лукаш. И, кстати, вас тут уже хватились, ищут, переживают.

Исчезнуть? Легко сказать. Да еще, чтобы не искали. Вот сейчас хороший момент? Удобный?

Наверняка кто-то видел, как Лукаш уезжал от «Мазафаки» и с кем уезжал. Заказчик похищения так наверняка знает, кого посылал за Лукашом. Если сейчас вдруг Краузе и водитель умрут? Они ведь не ожидают от Лукаша особой прыти. Зря, что ли, Лукаш изображал из себя все это время практически безопасного при личном общении человека? И с неграми возле клуба подставлял всякие болевые точки под удары, рискуя вообще стать инвалидом – зря? Там ведь всей работы было на пару ударов. И, кажется, Лукаш произвел нужное впечатление на Краузе, которое потом еще и дополировал в туалете, совершенно непрофессионально пиная беднягу ирокеза.

Станет агент вести себя так? Обиделся бы за Джонни? Однозначно – нет. Значит, сейчас Краузе не готов… не слишком готов к внезапной активности похищенного. Даже тот парень с электрошокером не слишком снижал шансы Лукаша на удачный исход потасовки. Инструкторы, в общем, оценивали таланты Лукаша в этой области довольно высоко. Хороший у тебя удар, говорили они. Безжалостный. И соображалка работает быстро.

Значит, если вырубить… да что он сам с собой словами играет? – не вырубить, а убить, свидетелей нельзя оставлять в живых. Убить, машину сжечь. Для своих – он исчезнет наверняка. Для заказчика похищения…

Вот этот продолжит искать, и никуда от него не денешься. Значит, стоит вначале выяснить, кто заказал. Если привезут к какому-нибудь простому исполнителю, то можно, в зависимости от обстоятельств, либо требовать встречи с САМИМ, либо валить этого исполнителя к чертям собачьим и переходить к варианту «Б», вступать в игру, делать ставки… хотя, ставки уже сделаны. Жизнь Лукаша уже поставили на кон, теперь нужно предъявить свои карты и доказать, что Лукаш полезнее живьем, чем мертвый. Вот так вот…

Что-то грохнуло. То ли недалеко и не слишком сильно, то ли далеко и громко. Скорее, далеко и громко. Рвануло конкретно, вон эхо раскатистое, многократно отраженное от домов. Даже в машине слышно.

– Что это? – вскинулся журналист Лукаш.

Он ведь уже минут пятнадцать как дремал, расслабленно откинувшись на спинку сиденья, неудобно запрокинув голову, как могут только изрядно поддатые люди.

– Я же говорил – сегодня может произойти всякое, – пояснил Краузе. – Может что-то взорваться, например… И не один раз, – добавил он, когда снова громыхнуло. – Понимаешь, Лукаш, в стране… в этой стране, такой хаос, бандиты распоясались, тюрьмы вон штурмуют при полной бездеятельности миротворцев, а в самом Вашингтоне почти ничего и не происходит… Как полагаешь, разве это справедливо? Хотя черт с ней, со справедливостью. Это нелогично. Совершенно нелогично. Никто не пытается свалить, наконец, этого колосса на глиняных ногах… Подтолкнуть падающего. Вот, кажется, и началось…

«Сговорились они, что ли, все, – подумал Лукаш. – То Петрович затеял разговор о тишине, то этот рассуждает о нелогичности… Видать, и вправду момент назрел».

Над машиной с ревом пронесся вертолет, Лукаш наклонился и вывернул шею, пытаясь рассмотреть вертушку, но ничего не увидел, только дома и деревья.

– Спокойно, Лукаш, это не за нами. Нас никто не ищет… и искать не будет. Пока. А там что-нибудь да и произойдет…

«Например, меня убьют, – меланхолично подумал Лукаш. – Черт, для того чтобы все это прекратилось, чтобы не везли меня ни к кому на встречу, всего-то нужно два удара. И все! Не исключено даже, что удастся просто сбежать и не умереть в ближайшем будущем. Есть же у меня козырь? Есть! Нужно всего два гребаных удара. Один Краузе, он так и напрашивается на тычок в шею, а второй – охраннику на переднем сиденье. В основание черепа, не жалея ни руки, ни черепа. А потом заняться водителем. Это в кино мертвые водители продолжают жать на педаль газа, в жизни все чуть-чуть иначе.

Два удара и захват. И все. И можно валить отсюда. Связаться с Петровичем, сказать, что у меня есть кое-что для торга. Мне много не нужно, мне нужна жизнь. Моя собственная, ношеная и потертая жизнь. Станет Петрович торговаться? Станет? Да нет, согласится, наверное. Он не такой уж и гад, этот Петрович. Работа у него сволочная, начальство – не подарок. А так – очень даже приличный человек. Если ему напрямую не прикажут убить меня, то он и не станет это делать.

Ему ведь сейчас запрещено вести активные действия на территории Америки, но разговаривать со своим подчиненным и выслушивать его предложения никто не запрещал? Это вариант, сказал себе Лукаш. Хороший вариант, устойчивый. Какого хрена ты не стал его отрабатывать там, в клубе? Или даже раньше, в тот момент, когда вернулся из своей судьбоносной поездки в Бриджтаун? Что-то тебя удерживало?

Нет, понятное дело, тебя ведь собирались подставлять в качестве живца, какой тут торг с живцом на крючке? Но потом, когда тебе объяснил Петрович, что жизнь изменилась, что ты теперь просто журналист… Почему ты не пал ему на грудь и не рассказал все? Понимал, что из клуба ты уже никуда не денешься, что тебя уже пасут… Машину эту видел неподалеку от клуба, явно неслучайную машину… Да и время подходило. Начали уже федералы ту проклятую флешку искать.

Опять-таки не могли федералы официально предъявить Лукашу обвинения, значит, готовились к неофициальному общению. Готовились? Наверняка. Только им нужно было дождаться повода, просто так задержать иностранца и допросить с пристрастием они сейчас не могут, им за это международная общественность пообрывает все, что висит, и позапихивает оторванное в самые неожиданные места организма.

Вот если бы удалось все провернуть как-то так… неофициально, чтобы никто ничего не мог предъявить…

Машина уперлась светом фар в ворота и остановилась.

Приехали, кажется. Можно уже не уговаривать себя бежать. Можно просто рассматривать все вокруг с детской непосредственностью и чистым любопытством. Как новогоднюю сказку. Убьют или не убьют… И что там за дверью? Лукашу так интересно, так волнительно! Насколько глубока кроличья нора? Достаточно, чтобы сломать шею?

Ворота медленно сдвинулись в сторону, и машина въехала во двор.

– Не торопись, – сказал Краузе, увидев, что Лукаш собрался открыть дверцу. – Успеешь.

– Как скажешь, – немного вибрирующим от волнения голосом ответил Лукаш.

Знобит, блин, как при простуде. Руки не трясутся, а вот под кожей… Холодок бегает под кожей, толкается мелко-мелко, словно боится, что Лукаш забудет о высоком напряжении ситуации.

«Тебя будут убивать, – пропел тонкий голосок в голове у Лукаша, – ну и так тебе и нужно. Сам виноват! Не убежал, гордый? Или стало интересно? Любопытство сгубило кошку, ты помнишь? Что ты планируешь узнать? Что ждет эту страну в ближайшее время? Задница ее ждет, полная, грязная задница. Если начнется заваруха в Вашингтоне, если президент не сможет навести порядок в своей собственной столице, то за каким хреном он нужен остальным штатам? Совершенно не нужен. Даже мешает…

Кто первым заявит об уходе? Техас? Вот как бы да, самый главный претендент на независимость. В Техасе даже специальная армия есть, независимого Техаса, в лучшие времена признанная террористической организацией, а сейчас… Сейчас – хрен ее знает…

Техас?

У Техаса под боком Мексика, между прочим. И Мексика активно делает вид, что Техас уже давно самостоятелен и должен сам отвечать за все, что происходит на границе, виновен Техас или не виновен. Если Техас и вправду объявит о независимости, то мгновенно огребет массу неприятностей. Оккупация – не оккупация, а война вполне может начаться.

Нет, никто из серьезных товарищей первым отделяться не станет. Попробуют на каком-нибудь штате поменьше. На Вермонте каком-нибудь. Или Гавайи. Вот. Это – настоящий кандидат. До континента неблизко, войска так сразу и не перебросишь… Да и не позволят войска перебросить…

«Так, – приказал себе Лукаш, – а не сосредоточиться ли тебе на выживании, Михаил? Не отложить ли геополитические рассуждения на другое, более спокойное время, а сейчас смотреть и слушать, прикидывать и намечать».

Двор какого-то промышленного… или складского типа. Слева и справа – забор. В глубине двора двухэтажное здание, нечто среднее между складом и ангаром с примыкающей конторой. По периметру горят фонари. Светильник над входом в здание. Людей не видно.

Смешно будет, если сейчас откуда-то из тени ударит крупнокалиберный пулемет. Во-он из-за тех ящиков. Сколько тут? Метров десять? С десяти метров тут даже и обычный пулемет прекрасно справится. Пули будут пролетать сквозь машину и тела, даже почти не теряя скорость. И смешается кровь бедняги Лукаша с кровью урода Краузе.

А урод – спокоен. Молодец, это у него здорово получается – выглядеть спокойным. Или и вправду не боится? С его профессией, в общем, нужно иметь крепкие нервы. С твоей профессией – тоже, напомнил себе Лукаш, но ведь внутренне ты вибрируешь, Лукаш. Интересно, со стороны это заметно?

– Не нужно так нервничать, – сказал Краузе. – Все будет хорошо.

– Ага, – кивнул Лукаш. – Я и не нервничаю… С чего ты взял? Мы же поговорить приехали?

– Именно. Поговорить.

Открылась дверь в здании, на фоне освещенного прямоугольника появился темный силуэт. Оружия не видно, уже хорошо.

Человек подошел к машине, стекло опустилось.

– Почему не заезжаете вовнутрь, в ангар? – спросил подошедший. – Договаривались же…

– Я передумал, – спокойно сказал Краузе. – Я зай-ду с господином Лукашем, а моя машина подождет меня за воротами. Или есть возражения?

– Нет возражений, – человек хмыкнул и медленно побрел назад, к двери.

– Пошли, Михаил! – сказал Краузе по-русски и вышел из машины.

– Сейчас – пошлю, – пообещал Лукаш. – Вот сейчас все брошу…

Под ногами захрустел гравий.

А еще начал дико чесаться старый шрам на груди. И на спине – тоже. Лукаш почесал на всякий случай и шрам на голове. Это на погоду? Или шрамы радуются грядущему пополнению своего количества?

– Прошу, – Краузе остановился перед дверью, посторонился, пропуская Лукаша.

Машина задним ходом выехала со двора, ворота за ней закрылись.

– А ты им не доверяешь? – пробормотал Лукаш.

– А я никому не доверяю, – так же тихо ответил Краузе. – Я слово держу, требую этого же от своих партнеров, но никому не доверяю. И тебе не советую.

– Да я особо и… – начал Лукаш, не закончил фразу и вошел в здание.

Их ждали на втором этаже.

Может, другие комнаты в здании более обжиты, но тут обитателей давно не было. Только мебель принесли пару-тройку часов назад. Ждали прибытия Лукаша. Зал для переговоров – так себе. Довольно большое пустое помещение, лампы, свисающие на проводах с потолка, стол посреди комнаты и четыре стула вокруг стола. Старый обшарпанный и местами порванный линолеум, пыльные жалюзи, закрывающие все окна.

– Сейчас придут, – сказал человек, который выходил к машине. – Присаживайтесь.

Ничего такого в нем не было. На вид – обычный работяга из какой-нибудь мастерской. Оружия не видно. Убийцы обычно мало похожи на убийц. На кого угодно, но не на убийц. Вот Лукаш, например, похож на кого угодно.

Краузе садиться не стал, отошел к стене, расположился так, чтобы видеть дверь в соседнее помещение и выход на лестницу. Гарантии безопасности это особой не дает, но выглядит куда взрослее, чем поведение Лукаша. Журналист подошел к столу и сел на стул, идиот. А с другой стороны, что ему остается? Краузе привез его, доставил прямо к столу и уйдет, Краузе можно изображать из себя осторожного профессионала, а у Лукаша… Лукашу предстоит долгий и напряженный разговор… до самой смерти, возможно, а в ногах – правды нет.

– Добрый вечер, – произнес знакомый голос. Его обладатель немного запыхался, видно, поднимался на второй этаж из того же ангара, в который должен был заезжать Краузе. Пожилым толстым людям трудно ходить по ступенькам, одышка, сердце, знаете ли. А еще он курит…

– А нельзя было просто поболтать в отеле? – спросил Лукаш. – Или это такой тонкий британский розыгрыш?

Джон Смит обошел стол и сел напротив Лукаша.

– Нельзя было, Майкл, – сказал британец и достал из кармана трубку и кисет. – Не то место, не то настроение…

– Я выполнил заказ, – сказал Краузе.

– Да-да, спасибо, – кивнул Смит.

Краузе еле заметно улыбнулся, глядя в глаза англичанину.

– Успокойтесь, Андре, вот ваши деньги.

В помещение вошел тот самый работяга, положил на стол толстый конверт.

– Будете пересчитывать? – спросил Смит.

Краузе взял конверт, открыл его, заглянул вовнутрь.

– Посчитайте, не стесняйтесь, – подбодрил его Смит. – На слово верить никому нельзя…

– Мне – можно, – сказал Краузе и спрятал конверт во внутренний карман куртки.

– Рад за вас, – усмехнулся Смит. – Что-то еще?

– Я выполнил заказ? – спросил Краузе.

– Да, а что? Что-то не так?

– Вы подтверждаете, что заказ выполнен точно и вовремя?

– Вы намекаете на премиальные?

– Нет, я хочу услышать от заказчика, что он полагает взаимные обязательства выполненными, и согласен со мной в том, что мы больше друг другу ничего не должны.

– Совершенно точно! – кивнул Смит, раскуривая трубку. – Вы очень верно сформулировали. Вы мне больше ничего не должны, и я вам тоже. Мы совершенно посторонние люди, и если вы когда-нибудь скажете, что мы имели с вами какие-то отношения, то я очень удивлюсь…

– Но если мои услуги вам снова понадобятся…

– Спасибо, они мне в ближайшее время не понадобятся, – Смит выпустил клуб дыма и зажмурился от удовольствия. – Можете отдыхать.

– Или взять новый заказ у других лиц?

– Да, конечно. До свидания, – сказал Джон Смит, не подавая руки для прощания.

– До свидания, – сказал Краузе и вышел.

Похоже, Джон Смит невнимательно отнесся к разговору. Похоже, Джон Смит так старательно настраивается на беседу с Лукашом, что пропустил странные перепады в интонациях Краузе. Последние фразы, по мнению Лукаша, прозвучали как-то слишком многозначительно. Вот как в кино «За НАШУ победу!». «Или взять новый заказ у других лиц?». Ударение на «новый заказ». И «до свидания» прозвучало не как просто форма вежливости, а словно обещание скорой встречи. Именно – обещание.

Лукаш побарабанил пальцами по столу. Все такие непростые, многозначительные. Британец сидит с видом вполне уверенным и даже самодовольным. И делает это совершенно напрасно. Получается, он ни в грош не ставит умственные способности Лукаша. Ведь если он сейчас засветился, значит, точно уверен, что Лукаш никому ничего не расскажет, не выдаст, что под личиной старомодного журналиста из Великобритании скрывается… непонятно, кто именно, но явно не слишком приятный человек. Теперь, что бы он ни говорил, любой нормальный человек должен понимать, что живым его отсюда не выпустят. А ведь разговор еще даже не начался.

– Вы мне симпатичны, Майкл, – Джон Смит выпустил струйку дыма, потом – кольцо.

– Надеюсь, вы меня похитили не для того, чтобы признаться в любви? – мило улыбнулся Лукаш. – Английский писатель Олдингтон утверждал, что англичане предрасположены к гомосексуализму… Так вот, я не англичанин. Я русский.

– Вот, у вас даже чувство юмора есть. Олдингтона читали. Это у него где такое сказано?

– В романе «Смерть героя», – с готовностью пояснил Лукаш. – Страницу назвать не смогу, но где-то вначале. Во вступлении даже. Так прямо и написано.

– Я женат, Майкл, счастливо женат уже сорок лет, имею трех детей и шесть внуков, поздновато мне начинать ухлестывать за молоденькими мальчиками. Тут уже и девочками особо не интересуюсь… Я готовился уходить на пенсию, между прочим. Если бы не Америка, не эта свинья, которую Соединенные Штаты подложили всему миру, я бы уже поливал цветы в своем саду и высаживал рассаду, – Смит говорил мягким голосом, легкая улыбка блуждала на его губах, а глаза… Глаза были холодными и безжалостными. Очень красноречивыми были у него глаза.

– Я рад за вас, – заявил Лукаш. – Я вам больше скажу – я рад за нас обоих. Вы никогда не сталкивались с реакцией отвергнутых влюбленных? В вашем исполнении это наверняка было бы еще ужаснее. И опаснее.

Если дедушка хочет откровенного разговора – пусть сам его и начинает. Журналист Лукаш вначале перепугался, когда его сажали в машину, потом успокоился, а тут еще милый и хорошо знакомый Джон Смит, с которым вместе было выпито немало водки и переговорено… о чем только не переговорено. Прикажете его бояться? Да ну вас, в конце концов. Сейчас все встанет на свои места.

Ведь встанет же?

– Ладно, – протянул Смит. – Начну я. Вы брали флешку у генерала Колоухина?

Лукаш засмеялся – искренне, весело, как могут смеяться только дети и идиоты.

– Далась вам всем эта флешка, – сквозь смех сказал Лукаш. – Кто ко мне только не цеплялся по ее поводу… И фэбээровец цеплялся, и даже, кажется, Сара Коул цеплялась… Какая, на фиг, флешка? Вы о чем?

– Небольшая такая, – спокойно пояснил Смит. – На шестьдесят четыре гигабайта, простенькая. Вот такая.

Смит показал пальцами, какая именно по размеру должна быть флешка.

– Да хоть вот такая! – Лукаш развел руки в стороны. – Не видел я никакой флешки. Мне было не до того. Я даже вещи его из дома не забирал. Мне все вынесли люди шерифа. Его помощник… имя которого я, к сожалению, забыл. Но шериф скажет. Такой высокий худощавый парень…

– Тим Свенсон флешку не брал, – сказал Смит. – Это совершенно точно.

– Ну кто-то другой…

– Сразу после того, как вынесли тело и вещи, дом был опечатан. Да и без свидетелей в помещении оставался только один человек – вы, Майкл.

– Этот… Тим Свенсон, вы сами сказали… Он что, не мог взять и не сообщить вам?

– Не мог. Поверьте, не сообщить нам об этом он не мог, – Джон Смит потер подбородок. – Он не мог не ответить на те вопросы, которые мы ему задавали. Убедитесь сами… Дэн! Дэн! Принеси, пожалуйста.

Вот сейчас этот самый Дэн принесет голову несчастного помощника шерифа. С выколотыми глазами, разорванными ноздрями и отрезанными ушами. И добрый дедушка Джон Смит скажет, вы мне нравитесь, Майкл, но с вами я сделаю то же самое…

А ведь еще не поздно уйти. Вырубить Смита и попытать счастья через окно. Или уже поздно?

Дэн подошел к Лукашу и ударил. Не сильно, но со знанием дела, Лукаш вырубился. Ненадолго, но когда пришел в себя, то оказалось, что руки и ноги у него скованы наручниками. Не очень туго, но вполне надежно. То есть да-а, можно самостоятельно убедиться в серьезности намерений Джона Смита. А там и в их специфических талантах. Все просто мечтают в последнее время продемонстрировать Лукашу свои специфические таланты. Вон даже Сара Коул собиралась… Нужно было сразу сваливать с ней из «Мазафаки», не дожидаясь драки и других развлечений. Сейчас бы лежали в постели с Сарой и курили… Ну или спали бы…

– А все могло пройти значительно спокойнее, – с какой-то даже жалостью в голосе произнес Джон Смит.

Голос так и сочился состраданием, а вот глазки… глазки продолжали излучать ледяное спокойствие и как бы препарировать сидящий напротив образец. Насквозь фальшивый и лживый дед… Как с ним только жена прожила сорок лет? И чему он может научить своих внуков…

– По-моему, вы не до конца осознаете серьезность своего положения.

– Да. То есть нет. А что, все так серьезно? Краузе сказал, что только поговорить… Он врал?

– Вряд ли он врал, я ему за ложь не платил, а бесплатно он ничего не делает, такой характер. Мы действительно планировали поговорить, получить от вас нужную нам информацию в спокойной беседе, а потом расстаться… – Джон Смит сосредоточенно чистил свою трубку каким-то хитрым металлическим приспособлением. – А вы начинаете все усложнять…

– А вы меня ударили, – с обидой в голосе заявил Лукаш. – Я вообще с вами не хочу ни о чем разговаривать после этого… Этот ваш козел…

Не переигрывай, предупредил себя Лукаш. Ты дурак, но не полный кретин. Пора уже нервничать и бояться. Не прекращать хамить, но делать это неуверенно и даже с истерикой.

– Вы кого из себя корчите? Джеймса Бонда? У вас тоже номер с двумя нолями? Право на убийство? И право нести чушь? – журналист потихоньку начал сползать к истерике.

– Знаете, Майкл…

– Не знаю и знать не желаю! – сорвался Лукаш. – И до тех пор, пока меня не освободят от этих железок, я ни о чем говорить не буду… Слышали? Не буду!

А сзади у него стоял тот самый Дэн. И ничего нельзя было с этим поделать. И блокировать удар этого Дэна тоже было нельзя. Черт!

Хорошо бьет. Толково и со знанием дела. Больно. Ничего пока не сломано, но боль пронзила все тело, заставила Лукаша закричать не притворяясь. Наверное, он смог бы вытерпеть эту боль и молча, но туповатый журналист – нет. Да и нет журналисту особого смысла терпеть и играть в молчанку.

– Я вам поясню, Майкл, – сказал Джон Смит. – Вы, похоже, просто не в курсе. Разговор может проходить в несколько этапов и разными способами. Вначале я просто поставил вам вопрос и предложил поступить разумно. Вы, как большинство людей на вашем месте, отказались. Почему? Очень просто. Вы не поверили в серьезность происходящего. С вами ведь ничего не может случиться, вы ведь главный герой этого фильма, а главные герои почти всегда доживают до финальных титров. Вы взяли флешку, даже не зная, что на ней. Просто сунули в карман, походя, без задней мысли…

– Я не брал никакой флешки…

Удар, крик, тишина.

– Не перебивайте меня, пожалуйста, – попросил Джон Смит. – Иначе Дэн вас просто искалечит. Так вот, вы сунули флешку в карман, просто так. И поехали в Вашингтон. Но в городе на вас напали и отобрали ноутбук. И вы поняли, что во флешке может быть что-нибудь важное и ценное. И вы решили флешку утаить…

«Господи, как все эти пенсионеры-убийцы похожи друг на друга… Угрозы произносят ласковым, доброжелательным тоном, используя контраст между формой и содержанием. На некоторых это действует, на русского простака должно подействовать. Смит ведь не знает, чем именно закончилось подобное упражнение в Бриджтауне».

– Можно, я скажу? – тихо попросил Лукаш, с видимым усилием сдерживая дрожь в голосе.

– Да.

– Мне это уже говорил специальный агент Шейкмен. И про флешку, и про то, что я ее утаил… Только он так и не смог понять, где я ее спрятал. Они, сволочи, меня обыскивали в клинике. Пока я был в отключке, они меня до нитки обшмонали…

– Простите, что?

– Обыскали. Может, даже рентгеном просвечивали и в задницу заглядывали… И ничего не нашли. И в машине – тоже не нашли.

– И в отеле – тоже, – добавил Джон Смит.

– Ну?

– Вот вы мне и скажите – куда дели чужую вещь? Нехорошо себе оставлять чужое.

– Я ничего себе не оставлял! – повысил голос Лукаш, оглянулся на Дэна и втянул голову в плечи.

– Без физического воздействия вы в серьезность происходящего не поверили, – вздохнул Джон Смит. – Значит, придется перейти ко второй фазе. Вам станут причинять боль, но так, чтобы это не отразилось на вашей внешности. Без синяков и ссадин. Допрос – это форма сотрудничества. У вас есть шанс выйти отсюда. И этот шанс есть до тех пор, пока мы не перейдем к третьей фазе. К сожалению, в этой фазе вам придется наносить повреждения и травмы, и выпускать вас в таком виде на свободу будет неосмотрительно с моей стороны. Это только в кино и книгах при допросах бьют по лицу и кричат: «Будешь говорить?» Нет, при настоящих допросах человека ломают… в прямом и переносном смысле так, что он просто сам захочет рассказать все, что от него хотят услышать. Вначале он может надеяться на скорое прекращение экзекуции, потом – на то, что его не очень сильно покалечат. Ну и в самом конце он все скажет для того, чтобы побыстрее умереть. Это для него будет единственным способом прекратить мучения. Но умрете вы только тогда, когда я вам это позволю… Может, остановимся на первом этапе? Дело в том, что только положительный результат может прекратить допрос. Вы говорите, что взяли флешку и сообщаете мне, где она спрятана… Флешку находят, привозят, а вас – отпускают. Я даже готов рассмотреть возможность вашего поощрения некоей суммой денег.

– Но я не брал этой флешки… – выдохнул со всхлипом Лукаш. – Не брал…

Было бы неплохо закрыть лицо руками, голос от этого звучит глуше и как-то безысходнее, но наручники не пускают.

– Может быть. Но тогда это для вас совершенно безвыходная ситуация. Мы будем продолжать допрос, причиняя вам боль. Вы упорствуете, мы работаем. И так до тех пор, пока мы не убедимся, что вы и вправду не брали ничего, и только тогда вы умрете. Я это вам объясняю, чтобы все встало на свои места. Если вы и вправду взяли – у вас есть возможность все исправить. Если не брали – вам не повезло. А флешка действительно сгорела в доме.

– Да с чего вы вообще решили, что это флешка была? Почему вы так решили?

Джон Смит встал со стула, со стоном выпрямил спину.

– Я точно знаю, что она там была. Генерал приготовил ее для меня. По моей просьбе…

Увлекся англичанин… Это ж какого он мнения о Лукаше, все болтает и болтает, вместо того, чтобы просто перейти к делу. Ну не объяснять же ему, что если он слишком много расскажет Лукашу, то потом нельзя будет журналиста отпускать на свободу. Это ведь и Лукаш поймет. Не сразу, конечно, но рано или поздно – поймет. И запаникует, впадет в истерику. Его придется приводить в чувство, а это – потеря времени. Еще какая потеря. Небрежность в сценарии допроса снижает его продуктивность. Ведь пустячок, а может все испортить. Оба первых этапа допроса, рассчитанные на то, что пациент будет надеяться выбраться отсюда живым, просто слетают на фиг. Нужно переходить сразу к третьему, а психика еще не раскачана, еще не разогреты нервы и не расшатан инстинкт самосохранения… На спецкурсе больше тройки Смит бы не получил.

А Лукаш его сдал на отлично.

Это ж сколько времени можно было бы сэкономить… С другой стороны – пусть тянет. Время вроде бы работает на Лукаша, может, и появится в голове хоть какой-то план, позволяющий выжить… получить информацию и выжить…

– Да, – сказал Джон Смит. – Он приготовил ее для меня. Когда Олег Данилович уходил на Запад из Советского Союза, то работал он не на Америку… не только на Америку. Мы успели завербовать его первыми, потом рекомендовали завербоваться еще и к американцам. Денег в два раза больше и, если что, это на американцев обидится СССР, а не на нас. Побег ему обеспечивали мы… Я обеспечивал, если хотите. И Олег Данилович почти год находился в Англии, прежде чем американцы вытребовали его к себе.

Смит снова набил трубку, не прекращая размеренно шагать вокруг стола и сидящего возле стола Лукаша.

– Мы его, конечно, отдали американцам, но перед этим позволили генералу несколько… э-э… своеобразно проводить время. У него были специфические вкусы по части общения с женщинами… Не то, чтобы он был садист, но… К тому же мы попросили его провести несколько практических занятий по ведению допросов с пристрастием… – Смит усмехнулся. – И записывали на видеокассету то, как генерал работает с людьми. И что потом от этих людей остается. Генерал приехал в Штаты, рассказал все, что знал, выторговал себе гражданство и стал жить… неплохо жить. Наверное, ему не хватало адреналина, у меня, если честно, возникло подозрение, что время от времени он позволяет себе съездить куда-нибудь подальше, в глубинку, и выпустить пар, но вести слежку я не мог. Мы бы его и не потревожили, честно. Высокое начальство решило, что генерал потерял всякую ценность для нас, те самые кассеты было приказано уничтожить…

– Вам? – спросил Лукаш.

– Мне, – спокойно ответил Смит.

– Понятно…

– Конечно, понятно. Я по натуре своей коллекционер. Отложил кассеты туда, где держал весь подобный материал, и стал ждать. У меня приближалась пенсия, деньги небольшие, как вы понимаете… А тут возможна небольшая прибавка. Не захочет же генерал, чтобы эти записи всплыли на Ютубе? Никакая Америка не станет скрывать у себя подобное чудовище. Никакая… Я на него вышел, аккуратно, я все-таки профессионал. Мы поговорили, обсудили сложившуюся ситуацию. Выяснили, что могли бы стать полезными друг для друга… Сами посудите, его уже искали русские, американцы не простили бы ему то, что он работал на нас, ну и общественность в приступе гуманизма никогда не простила бы ему тех замученных людей. Кстати, американцев. Они числились среди пропавших без вести, но на самом деле… Вы понимаете. И ведь что забавно – если бы не начался этот кризис, толку от Колоухина не было бы для меня совершенно. Так бы он и дожил приглашенным профессором в университете. А так… Американцы его привлекли к разработке и подготовке ряда проектов, рассчитывая потом устранить, идиоты, он понял, что терять ему нечего, и по самые локти засунул руки в секретные архивы… И внезапно приобрел невероятную ценность для заинтересованных служб, стран и даже частных лиц. Ладно, это все лирика. Важно то, что он связался со мной недавно, прислал мне образец информации на продажу плюс небольшой презент и назвал свою цену.

– И ваше начальство…

– Мое начальство никогда не дало бы таких денег. Никогда. К тому же зачем мне с кем-то делиться? Знаете, сколько народу в мире желает получить то, о чем говорится в материалах вашего генерала? Он умудрился сорвать банк, этот великий ублюдок. Я не знаю как, каким способом он получил все это, но…

– Да врал он все! – и ты врешь, Джон Смит, врешь бессовестно и безоглядно. Ты кому эту историю на уши вешаешь? Лукашу, который не имеет шансов ее кому-то рассказать, или своему человеку, этому самому Дэну… Или просто так врешь, по привычке. Прислал вам образец настоящий, а потом… Туфту какую-нибудь сбросил бы…

– Нет, я потребовал гарантий, он мне эти гарантии предоставил. Есть вещи, которые нельзя придумать… Например, то, что случилось со статуей Свободы. Мы договорились, что мой человек прибудет к нему после того, как… ну вы поняли. Человек отправился в точку ожидания, это в пятидесяти милях от Бриджтауна. Накануне расстрела скульптуры отправился, еще не зная, что этот расстрел состоится. После происшествия он должен был выйти в Сеть, выставить сообщение на одном сайте, потом получить указание и отправиться за той самой флешкой. Генерал собирался покинуть гостеприимную страну как раз перед тем, как все рухнет окончательно. Ему нужны были средства. Потом обычное упражнение с многоступенчатым перечислением денег на указанные счета, мой человек доставляет мне флешку, и…

– Но тут появился я?

– Вы… Вы не просто появились, вы приехали вместо моего человека. То есть до последнего момента я получал от него сигналы о том, что все в норме, а потом вдруг оказалось, что генерал убит каким-то идиотом, который и сам не понял, что произошло. В лучшем случае, флешка все еще у вас… или вы знаете, где она находится. В худшем – она попала к кому-то… и мне нужно знать, к кому именно она попала, – Джон Смит докурил трубку и выбил ее о каблук. – Так что – ничего личного. Я просто должен знать наверняка.

Лукаш вздохнул.

– Что? – спросил Смит.

– Я не знаю… я не знаю, что мне делать… у меня нет флешки. Нет у меня флешки, Смит! Сука ты поганая – нет у меня флешки! – Лукаш дернулся, завыл, забился, звеня наручниками. – Нет у меня ничего, нет ничего, ничего…

– Плохо, – сказал англичанин. – Очень плохо. Я теряю деньги, вы теряете жизнь… Обидно, правда?

Сзади на Лукаша обрушился удар. Лукаш рухнул на пол вместе со стулом, больно приложился плечом, чудом уберег голову от встречи с полом.

– Надеюсь, вы понимаете, что мы все равно будем работать с вами… – Джон Смит присел возле Лукаша на корточки и заглянул в лицо. – Это не я придумал, это кто-то умный сказал: настоящее богатство делается либо при строительстве империи, либо при ее разрушении. Сейчас настал момент такой – крушение империи. На падении Союза мне заработать не удалось, там было слишком много своих, расхватывающих все, до чего можно было дотянуться. Но здесь… Мне ведь много не нужно…

– Ага, внучатам на подгузники…

– И это тоже. Сегодня начался новый этап в истории Соединенных Штатов. Темные силы, наконец, решат начать действовать в открытую, миротворцы в ужасе шарахнутся в сторону, миротворцы обычно не горят желанием жертвовать своей жизнью ради каких-то там идеалов… или пиндосов… Вы, кстати, не в курсе, откуда такое слово появилось?

– Не знаю. Не интересовался.

– Не важно. Сегодня война выплеснется на улицы Вашингтона. Завтра…

– Это вам Колоухин сказал?

– Да, представьте себе. Он сказал, что будет отыгран один из вариантов, либо установление военной диктатуры на территории США, либо полная балканизация страны, с началом гражданской войны, естественно. А это – поставки продовольствия, это – торговля оружием, это – разграбление складов, приготовленных в свое время на случай ядерной войны. Вы ведь слышали о запасах опиатов для облегчения мучений больных лучевой болезнью? Слышали? Так это не выдумка, это правда. Еще со времен «холодной войны». Тогда решили их складировать, как лекарство, а потом, как запас валюты, которая никогда не обесценится. Я знаю о трех таких закладках на территории Штатов. Это более трехсот тонн наркотиков. Но даже это – мелочь по сравнению с тем, что еще есть в этом архиве…

– Ага, – засмеялся Лукаш. – А еще Зона пятьдесят один, немецкая база в Антарктиде, обломки летающей тарелки и трупы инопланетян…

– Он вам рассказал… – разочарованно протянул Смит. – Он вам рассказал…

– Да вы что, одурели? Это я сейчас придумал. Самые бредовые россказни вспомнил и перечислил. Идиот старый, какие пришельцы? Ты что?

– Ладно, – Смит выпрямился, упершись ладонями в колени. – Значит, вы просто человек, попавший не в то место и не в то время… Я вам верю, но дело всегда нужно доводить до конца.

«Это плохо, – подумал Лукаш. – Это совсем плохо. И дурак ты, Лукаш, что надеялся на очередное чудо. Полный идиот. С тайным желанием подохнуть. Ну да, конечно, ты что-то узнал. Тебе стало легче? Ты руки свои из наручников вытащил? Нет? Что ж так? А в кино вытаскивают…

Идиот-идиот-идиот… Нужно что-то делать. Когда начнут резать пальцы и уши – будет поздно. Совсем поздно. А еще по полу тянет сквозняком, запросто можно простудиться».

– Слышь, Смит, – прохрипел Лукаш, откашлялся и повторил: – Слышь, Смит?

– Что? – спросил Смит.

– Флешка у меня. Только это не флешка ни фига, а внешний накопитель. На терабайт. Если тебе генерал обещал флешку, то, значит, у меня ее нет… а терабайтник – есть.

– Хорошо, – сказал Смит, просветлев лицом. – То, что ты заговорил про терабайтник – очень хорошо. Про флешку я бы тебе не поверил, носитель мы с генералом оговаривали… Именно – терабайтник. Как ты его нашел?

– А можно меня поднять с пола? – спросил Лукаш. – Пожалуйста! Мы же еще не перешли на вторую фазу? Мы еще договариваемся без членовредительства? А мне даже смотреть на тебя неудобно и шея затекает.

– Ну… – протянул Смит.

– Подожди, Джон, ну что ты… Я же ничего плохого не хотел. Я только хотел немного заработать… Я даже не успел ничего там посмотреть – некогда было. Все время Джонни возле меня околачивался, нес всякую ерунду про деньги, про пистолеты… Пришлось спрятать накопитель под куртку, а потом, когда мы ехали… Нет, ну поднимите меня с пола, уроды! Давайте договариваться!

– Зачем? – спросил Смит. – Ты заговорил всего лишь при угрозе пыткой, а если мы продолжим, то ты все расскажешь… все-все-все…

– Расскажу, конечно… Я жить хочу, я уже один раз умирал, мне хватило… Ты меня можешь запытать, но накопитель не в Вашингтоне… Я как знал… Как знал, черт возьми, что меня перехватят эти арабы…

– Арабы? – насторожился Смит.

– А ты что, не слышал? Я так думал, что все в этом гребаном городе уже знают – нападавшие говорили по-английски, но с арабским акцентом. Джонни распознал. Я лично ни черта не услышал, а он говорит – арабы. Из Залива, кажется… Поднимите меня! – крикнул Лукаш. – Без меня вы не найдете. Просто – не найдете. Мы остановились, чтобы отлить, Джонни по-быстрому на левое заднее колесо оправился, а я сказал, что мне нужно… по-большому нужно. Я взял бумагу и пошел в лес. Это не очень далеко, это всего милях в шестидесяти от Вашингтона. Но я – помню, я ориентир запомнил… И там не просто так положил, а спрятал… Не найдете без меня, даже если в клочья порвете. А я… я отведу… Найду. Только если мы с тобой вдвоем – ты и я. Да?

Смит недоверчиво покачал головой.

– Ну что ты смотришь, придурок из-за Ла-Манша? Ты мне говорил про накопитель? Говорил? А кроме тебя и генерала о нем кто-то знал? Знал кто-то, я спрашиваю?

– Нет, только мы с Колоухиным.

– Вот… Вот видишь? Поднимите меня, – Лукаш несколько раз дернул ногой. – Поднимите! Поднимите!..

– Дэн, – велел Смит, – подними.

Дэн легко поставил стул на ножки вместе с пристегнутым Лукашем.

– Говори, – сказал Смит.

– Сам-то понял, что сморозил? – ощерился Лукаш. – Сам понял? Возле дороги. Федеральная трасса там, эта… номер… блин… нужно на карте глянуть, не помню я их номеров… Попить дайте, сушит меня… сушняк у меня, дайте воды… слышишь, хриплю я? Воды дайте!

– Дэн! – сказал Смит. – Принеси. А ты забавный, Лукаш, очень забавный…

– Сам хохочу с утра и до вечера. В зеркало гляну – и в хохот. До истерики, честное слово… – Лукаш потер ладони. – Даже странно.