Глава девятнадцатая
Городок был типичным для всего мусульманского Востока. Близкая пустыня напоминала о себе песком на улицах, однако имелись неподалеку и оазисы, собственно, благодаря которым люди вообще смогли поселиться в этом месте. Глинобитные дома, дувалы, паутина узеньких улиц, возвышающиеся минареты мечетей и пыль, пыль, пыль… Даже одежда на жителях какого-то позапрошлого века, если не тысячелетия. Словно время навеки застыло здесь, остановилось где-то в районе «Тысячи и одной ночи» в качестве компенсации за его неумолимый бег в иных краях.
Следов войны тоже не видать. Бомбить здесь нечего, не кустарные же мастерские или многочисленные лавочки! Глупо тратить на них драгоценные боеприпасы! Вот если дойдут сюда враги, тогда начнется заваруха. Очень не любят аборигены, когда кто-то пытается изменить их привычную размеренную жизнь. Неважно, в какую сторону и с какими целями. Не изнеженная Европа, с готовностью ложащаяся под всякого, кто чуть сильнее. Здесь мыслят категориями Вечности, а что в них одинокая человеческая жизнь? Песчинка. Дунет ветер из пустыни, и улетит, не заметишь. Зато гостям мирным, пришедшим с добром, обычно бывали рады. Хотя по-всякому…
– Не нравится мне здесь, – тихо сказал Виктор.
Был он немного моложе Александра, невысок, полноват и лысоват, впечатления человека отважного не производил, однако идти вызвался сам, добровольно. Добавил, мол, торговаться любит и умеет, вообще, частенько путешествовал туристом по Востоку, да и все равно надо кому-то дело делать. Ничего на одном месте не высидишь, а тут – шанс.
– Да уж…
«Калашников» пришлось оставить, ни к чему привлекать внимание горожан, и все оружие отставного капитана заключалось в «парабеллуме» Вояки да паре гранат. Все равно воевать безнадежно, да и с какой стати аборигенам нападать на двух мужчин? Пришли пешком, всех вещей – небольшой рюкзак у Виктора да невеликая дорожная сумка через плечо у его напарника. Если подумать – полный абсурд. Откуда и куда могут брести два человека, когда вокруг пустыня? Экстрима захотелось? Но аборигены слова такого не знают. И описывай им злоключения, начиная с пребывания на курорте, если кто поверит. Да еще непонятно, на каком языке. Арабского вообще никто в группе не знал, Виктор владел английским, только тут не Европа и не какой-нибудь популярный в проспектах центр. Обычная глубинка, где иностранцы вряд ли бывают с более-менее постоянной регулярностью.
Абсурдным ситуациям – абсурдные решения. Смерть уже обосновалась за плечами, дышит в затылок, а может, того и гляди забежит откуда со стороны или встретит прямо на пути.
– Нет, я понимаю – Восток. Всегда любил всякие сказки, хотел вживую посмотреть на мечети, города, дворцы… Тут же застывшая вечность. Почему бы не вообразить, будто в каком-то из этих домов, запыленном и всеми позабытом, стоит лампа с джинном? Главное – найти ее, потереть и…
– А что? Джинн – неплохо. Потер – и все проблемы решены, – кивнул Александр. У многих людей в минуту опасности появляется желание говорить непрерывно, и приходилось терпеть разглагольствования спутника. Лучше уж слушать краем уха, поддакивать в нужных местах, чем волноваться самому. Напряжение – врагу не пожелаешь. Сейчас горожане мирные, только Александр хорошо помнил, как быстро в другой, но тоже мусульманской стране они становились враждебными и во что враждебность порою выливалась. Восток – дело тонкое, не поймешь, когда лопнет. – Только на базаре не забывай за карманами следить и за рюкзаком. Сопрут – заметить не успеешь. Пока поймешь, что происходит, уже нет ничего. Штаны на голое тело. И то – на такие никто не позарится. Будет тебе самая настоящая восточная сказка.
– Жаль, мы не в сказке, – робко улыбнулся Виктор. И как только Руслан решился на вояж в чужой город? Понятно, чеченец. Отправился один. Так больше шансов раздобыть хоть что-нибудь. Руслану полегче – вокруг единоверцы, на него-то по-всякому не нападут.
* * *
Разумеется, ни Виктор, ни Александр не могли слышать разговор накануне, когда всех путников переправили в ложбинку у города. Проблем с размещением не было и быть не могло, каждый устроился там, где пожелал. Кто-то – выбрав соседей, кто-то, напротив, чуть наособицу. Лишь разговаривать не хотелось никому. Люди вымотались до предела, пережили жуткий стресс, чудом остались живы и теперь мечтали поскорее забыться, заснуть. Но получилось это не у всех, и большинство ворочались на песке, кое-кто попыхивал сигаретами, кое-кто приподнимался, тревожно оглядывался по сторонам, словно что-то можно разглядеть в глухой ночи.
– Спасибо за помощь, Руслан. – Совершающий обход Вояка остановился у сидевшего чеченца.
– Не за что. Я не тебя, я себя защищал. Остальных лишь заодно.
– Все равно спасибо. Уйдешь или останешься с нами?
– Почему уйду? – чуть делано возмутился Руслан.
– Город рядом. Тебя там не тронут, а с нами опасно. – Вояка чиркнул зажигалкой, прикуривая. Огонек на секунду осветил его спокойное, бесстрастное лицо.
– Обидеть хочешь, да? Потом меня на родине спросят – ты почему сбежал, Руслан? Там были твои сограждане. Среди них почти не было настоящих мужчин, но те, кто был, разделили общую судьбу. Я остаюсь.
– Спасибо, – повторно поблагодарил Вояка.
– Ты думаешь, я забыл свои слова? У нас с тобой мир, пока вокруг война. Потом мы выясним наши отношения.
– Твое право, – спокойно заметил собеседник. Докурил, поднялся и пошел дальше, огибая место привала…
* * *
Базар оглушал непривычного к нему человека. Бывшая одна шестая часть суши в не столь давнем прошлом тоже представляла собой сплошной торг, да только это уже почти забылось, да и те торги были сравнительно тихими, одни люди стояли с товаром, другие искали что-то, и все говорили негромко, без восточной жестикуляции и уж тем паче – криков. А здесь кричали едва ли не все. Кричали торговцы, зазывая покупателей, кричали покупатели, отчаянно сбивая цену, в свою очередь, опять орали хозяева, мол, по миру пойдут, если уступят хоть немного. Но уступали и даже находили явное удовольствие в самом процессе спора. В довершение иногда начинали трубно вопить ишаки, где-то сигналил клаксон, сохранившийся с начала позапрошлого века, словом, какофония стояла такая, что разобрать отдельные фразы было почти невероятно даже для знающего местный язык. Что касается Александра и Виктора, их словарный запас был практически нулевым. В спокойное время не пришло в голову озаботиться изучением арабского, вроде не было в том необходимости, если можно договориться без него, пользуясь родным русским, начальным английским и универсальным языком жестов, а теперь уже не успеешь овладеть чужой, насквозь непривычной речью.
Виктор вначале больше присматривался, словно надеялся обнаружить в числе многочисленных рядов автомобильный, затем стал спрашивать, но вместо желанного средства передвижения ему немедленно предлагалось все от сладостей до ковров, однако последние, вопреки сказочным традициям, отнюдь не были самолетами, а из прочего перемещаться получилось бы разве на ишаке.
От ишака Виктор решительно отказался, от ковров и сладостей – тоже. Какие сладости, если путников не прельстил даже ароматный плов? Но чем поможет ишак, когда вряд ли положение исправил бы и караван верблюдов? Бензина бы не требовалось, а вот как своенравными животными управлять, а главное – каким образом придать им приемлемую скорость? Вряд ли преследователи воспользуются гужевым, или как тут вернее сказать, транспортом.
Время шло, оставалось надеяться, что Руслану повезет намного больше, хотя и обидно было бы возвращаться несолоно хлебавши. Чеченца нигде видно не было, да даже если бы он и находился буквально рядом, не очень-то разглядишь нужного человека в сплошной людской толчее. Самим бы не потеряться, разлучит толпа – и ищи друг друга в десятке метров. Это не пустыня за городом, здесь – базар.
– Ничего мы не найдем, – вздохнул любитель Востока. – Ни джинна, ни ковра-самолета…
– Ковер-самолет собьют легче легкого, – хмыкнул Александр. – Да и летать на нем, думается, удовольствие из последних. Нам просто нужна большая машина, и даже марка ее не имеет значения. Лишь бы ехала, да какой-нибудь кузов был бы.
Мужчина рядом, обычный мусульманин, на взгляд Виктора, в халате, с чалмой, седая борода несколько заострена книзу, повернулся к путникам, стал прислушиваться к разговору.
– Понимаешь, нам нужна машина, автомобиль, кар, – немедленно попытался объяснить ему мужчина.
– Барбухайка, ну, бари бухай, – машинально добавил Александр на дари. От «бари бухай», то есть «поехали» солдаты когда-то образовали слово «барбухайка» – машина. Благо назвать те развалюхи более благородным словом язык ни у кого не поворачивался.
Глаза аборигена чуть расширились, а затем губы дрогнули в некоем подобии улыбки.
– Шурави?
– Шурави, падар, – серьезно ответил капитан.
Афганец что-то спросил, и Александр по наитию догадался о смысле.
– Шинданд, Герат, Кандагар, – он перечислил основные места, в которых прошла почти забытая личная война. – Туран Исмаил, – подумав, присовокупил к списку основного противника в западных провинциях, за которым охотились, против которого воевали, да так и не смогли победить до конца.
– Шурави. – Афганец протянул руку, и Александр ее с чувством пожал. – Ахмет, – это представился уже он.
– Александр. Туран, – перевел звание на дари бывший интернационалист.
Новый знакомый сразу повлек путников за собой, и Виктор поинтересовался:
– О чем говорили?
– Он из Афгана. Беженец, наверное. Оказывается, они еще помнят наше пребывание там.
– Постой. Так, может, это опасно? Сейчас заманит да и припомнит ваше вторжение да все прочее. Нарвались, нечего сказать! Влипли по самое не балуйся!
– Во-первых, не вторжение, а ввод войск по просьбе законного на тот момент правительства. Во-вторых, раз беженец, то новые власти ему тоже не по вкусу, – в отличие от напарника, Александр выглядел спокойным и даже радостным. – Не все там были врагами. Хватало и друзей, и нейтралов. Да и менялись они порою. Сегодня враг, завтра – друг. Потом опять. Но по сравнению с нынешним мы – самый лучший вариант. Не только воевали, еще и строили. Если бы таил на нас зло, не подошел бы.
За разговором пришли к типичному местному дому. Если вдоль берега моря взоры туристов радовали отели европейского вида, то сюда по причине отдаленности никакие веяния цивилизации не добрались. Все тот же знакомый по другим краям дувал, такое же скромное жилище с небольшими подслеповатыми окнами, такой же дворик с несколькими чахлыми кустами.
– Все будет хорошо, – подмигнул напарнику Александр. Однако не забыл проверить, быстро ли сумеет дотянуться до гранатного кольца.
Внутри их встретил еще один мужчина, Хафизула. Кем он доводился первому, сказать затруднительно, да и не слишком сейчас интересовали беглецов чужие родственные связи. Гораздо важнее другое. Тут же выяснилось: Хафизула служил в царандое и даже успел окончить школу милиции в тогда еще советской Риге. Было это, разумеется, очень давно, однако худо-бедно русский язык царандоевец помнил. Александр на деле дари не знал и тогда, хватало в ротах таджиков, умевших договариваться с местными, а теперь произнесенные на базаре слова составляли едва не весь запас капитана.
Рассказ о случившемся был недолгим. Александр утаил многое. Сказал лишь, что отдыхал здесь, а затем началась война, некоторые страны забрали своих туристов, зато прочие государства промедлили. Вот он с несколькими людьми и решил выбираться самостоятельно. Но пешком далеко не уйдешь, транспорт купить на месте не удалось, поэтому они ищут нечто подходящее здесь, в более спокойном районе.
– Куда потом? – спросил царандоевец. Ответ понравиться ему не мог, только умолчать никак не получалось.
– В Израиль. Оттуда выберемся на родину. Тут нам оставаться не стоит. Не наша война. Нам с арабами воевать не с руки, а мало что может случиться? Начнут бить всех европейцев подряд. Нам надо?
– Не надо, – согласился Хафизула. – Посольство надо.
– Посольство на другом берегу. Переправиться не на чем. Был бы катер, вопрос бы не стоял. Вдобавок один катер на наших глазах отошел, а его тут же с воздуха долбанули ракетой.
– Кто? – равнодушно спросил Хафизула.
– Понятия не имеем. Мало ли кто здесь может летать? Местные вряд ли, что им, ракеты девать больше некуда, но в море наверняка есть и американцы, и европейцы.
– Тогда – да. Кроме Израиля некуда. Евреи примут. Если доберетесь.
– Потому барбухайка нужна. Машина. Побольше. Деньги есть, сколько надо заплатим.
– Хорошо. Поищу. Ждите здесь.
После чего оба афганца ушли. Вместо них в комнату вошел молодой парень с едва намечавшейся бородкой. Чей это сын, Ахмета или Хафизулы, никто не сказал. По-русски юноша не понимал ни слова, по-английски – от силы десяток. Зато гостям была предложена вода и кое-какие фрукты. Наверняка в доме имелись женщины, только они не появлялись перед европейцами. Тут явно чтили мусульманские обычаи и знать не желали о всяких эмансипациях, толерантностях, равенстве полов и прочих изобретениях либерализма. Немудрено: или религия, или новые веяния. Третьего не дано.
– Ты уверен, что они не наведут на нас кого-нибудь? – Виктор постарался, чтобы голос звучал беспечно. Мало ли какой вопрос можно задать приятелю во время вынужденного ожидания?
– Кого?
– Какая разница? Войска, полицию, американский спецназ, дружков-головорезов… Зачем продавать нам товар, когда деньги можно просто отнять? Кому мы пожалуемся? Скорее всего чиркнут по горлу, и опять-таки, родная мама не узнает, где могилка моя.
– Уверен, – спокойно ответил Александр.
– Почему? Думаешь, честные?
– Откуда я знаю? На Востоке не понять, честный человек или нет. Но зато они опытные. Знают: шурави живыми в плен не сдаются. Гораздо выгоднее нам что-нибудь продать. Не бойся, внакладе они по-любому не останутся. Сдерут три шкуры, как бы мы ни торговались. И потом, где и когда ты видел, чтобы на Востоке сильно торопились? Сам же твердил: здесь застыла вечность, здесь застыла вечность. Разве вечности пристало спешить? Куда, когда в запасе века?
– Вы философ, капитан.
– Практик. Военные – самые практичные люди на земле. Никакой романтики. Обеспечить питание, вещевое довольствие, боевое снабжение, проверить и подготовить личный состав, технику… Даже туалеты, которые необходимо рыть не ближе двадцати пяти метров от окопов. Не из-за запаха, просто навозные мухи, переносящие инфекцию, летают на двадцать от… гм, основного питалища. И к людям относиться каждый раз в соответствии с национальным менталитетом. Про наше миролюбие уже молчу. Нет, серьезно. – Александр уловил улыбку на лице собеседника. – Умирать-то не политикам, а нам. Мы знаем, как выглядит смерть. Плюс – самое главное – нас учили всегда и везде сохранять полное спокойствие. Человек нервничает, теряет голову, принимает неправильные решения…
Виктор смотрел на повидавшего так много напарника и пытался понять, насколько серьезно тот говорит. Но так и не смог. Попробуй разбери, когда сквозь кажущуюся серьезность проглядывает улыбка или через кажущуюся улыбку – серьезность.
В отличие от предельно шумного базара, на остальных улочках города царила относительная тишина. Во всяком случае, в подавляющем большинстве европейских и русских городов звуковая палитра намного богаче. Потому шум мотора услышали сразу.
– Вот и барбухайка приехала, – улыбнулся Александр. – Кто тут переживал?
Выставленное на продажу транспортное средство на гордое название автомобиля не тянуло никоим образом. Даже марку было не распознать, невесть как сохранившийся ездящий раритет на колесах, с кабиной водителя и довольно большим, крытым брезентом кузовом. Лет ей было явно побольше, чем даже не слишком молодому Александру. Пусть не ровесница последней Мировой войны, но уж первых космических полетов – наверняка. Оставалось поражаться, как сей памятник давно прошедшей эпохи вообще в состоянии ездить, однако ведь добрались на нем до двора Ахмета! Против подобного весомого аргумента не возразишь.
Аргумент аргументом, но Александр долго осматривал машину, немного прокатился по близлежащей улочке, потом еще погонял мотор на разных оборотах, затем осмотрел его же и, наконец, выдал вердикт:
– Сойдет.
Последующий час целиком ушел на торг. Хозяин диковинной машины упирал на ее скрытые достоинства, очевидно, имея в виду музейную ценность, утверждал, мол, по миру пойдет, призывал в свидетели пророка и говорил еще много чего в том же духе. Виктор и изредка помогавший ему Александр пытались указать на недостатки товара, его ветхость, выражали сомнение, что на нем вообще реально куда-то уехать, если цель лежит чуть подальше местного базара, и вообще, древняя рухлядь интересует их лишь как сугубо исторический предмет, к тому же изредка, очень изредка еще способный перебираться куда-либо своим ходом.
Итоговая цена оказалась раз в десять ниже первоначальной, однако это были едва не все имеющиеся при себе у туристов деньги. Не считая, разумеется, тех, что взял на аналогичные цели Руслан. Осталось поблагодарить судьбу и чужих спецназовцев-убийц, успевших награбить, да не успевших спрятать где-нибудь добычу. Зато к автомобилю добавлялась бочка бензина и можно было не думать о заправках по пути. Судя по довольному виду бывшего владельца, внакладе от сделки он не остался, напротив, неплохо выиграл. Что ж, для многих важен сам процесс торга, иначе даже удовольствия от прибыли не получишь.
Где-то, едва не на бреющем, пронеслась пара самолетов. Чужих, раз уж здешние сбиты или сожжены на земле.
– Слухи ходят. – Хафизула отвел Александра чуть в сторону.
– Какие? – невольно насторожился бывший капитан.
– Говорят, отдыхающие в отелях были уничтожены. Непонятно кем. То ли с самолетов, то ли какой-то бандой, то ли кто-то высадился с моря. Не знаю.
– Последнее. Американская спецгруппа, – пусть афишировать раньше факт не собирались, Александр вдруг подумал: есть в слухах и сплетнях весьма полезный момент. Аборигены возмутятся, выступят невольными союзниками, уже не говоря о том, что к единственному на свете мировому жандарму советский офицер не испытывал никаких добрых чувств, даже когда это не касалось его персоны.
– Даже так… Они могут пойти по вашим следам. – На малоподвижном лице царандоевца не отразилось ничего.
– Прорвемся. Спасибо за помощь, падар.
– Удачи, шурави!
Барбухайка уехала, а два афганца еще долго смотрели ей вслед. Что они думали, о чем вспоминали? Разве заглянешь в чужую душу? Да и вообще, Восток – дело тонкое…
