Глава восьмая
– Блин! И до вечера далеко… – Максим повалился на землю. Никаких сил больше не было. Сколько же можно гонять человека? Да и какой вечер, когда еще обеда не было?
По жизни Максим часто ждал завершения дня. Зачастую самое интересное наступает вместе с сумерками и продолжается добрую половину ночи. Всякие клубы, ночные кафе, гулянки с приятелями, девочки… Днем могут быть какие-то скучные дела, от которых никуда не деться, зато ночью – свобода!
На сей раз вечер был нужен совсем для другого. Никаких клубов в лагере не было и не могло быть. Да и энергии на похождения не было тоже. Добраться бы до койки, завалиться спать, и чтобы никто не тревожил до самого подъема!
Какой садист только придумал вырывать людей из постели ни свет ни заря?
– Ничего, боец, терпи. Тяжело в учении, легко в гробу, – Николай усмехнулся своей незамысловатой шутке.
Он-то сквозь это уже проходил, да и сейчас, спустя годы, был покрепче многих пацанов. Но и повод для сожаления у Николая имелся. Пошел бы добровольцем, сейчас наверняка бы оказался в одной из формируемых десантно-штурмовых бригад среди таких же бывших десантников. А то и в какой-нибудь группе спецназа. Стыдно же – представитель самых крутых войск, и вдруг в ополчении посреди необученных великовозрастных салаг.
Имелась и иная сторона. Демонстрировать слабость десантнику стыдно. Приходилось выкладываться полностью, чтобы показать прочим, что такое десантура. Несмотря на сравнительно спокойные годы на гражданке и даже на наметившийся живот.
– Построиться! – Взводный возник, как черт из табакерки.
Пришлось отрываться от земли, кое-как становиться в две неровные шеренги.
Вопреки обыкновению, лейтенант даже не набросился с извечным: «Как стоите?» Он обвел глазами подчиненных, а затем без всяких предисловий произнес:
– Довожу до вашего сведения. Сегодня ночью при попытке самовольно оставить расположение части были застрелены часовыми двое ополченцев из третьего батальона. Предупреждали же вас… Все. Разойтись. Через пять минут приступить к занятиям по расписанию.
– Ни хрена себе!
– Так часовой в своем праве. Военное положение, а тут – нарушение периметра, – вздохнул Денис. – Что они ночью, разбираться станут? Увидели: лезут, и дали очередь. Еще и наградят.
– Точно, – согласился с пулеметчиком Николай. – Мотайте на ус, пацаны. Вам говорили…
– Блин! Мы что? В зоне? – выдохнул Максим. И почему-то покосился на Комарова.
– В зоне, в зоне, – подтвердил тот, спокойно закуривая. – В зоне военных действий.
– А ты говорил, убежим, – шепнул на ухо Сергею Сынок. – Говорю: момента ждать надо. Они тут все перекрыли по приколу… Сволочи…
– Худойбердыев, живой? – Максим выполз из превратившегося в некое подобие дзота окопа. Дерево рухнуло так, что прикрыло сверху, но на счастье, не придавило солдата. Зато теперь можно было не опасаться осколков сверху.
– Живой, мал-мал, – отозвался Худойбердыев.
С утра Максим обратился бы к Серанцеву, однако теперь что-то не очень хотелось иметь дело с товарищем по несчастью. Чурка, и тот вел себя намного лучше. Стрелял, не бегал, вообще, явно не собирался ни расставаться с жизнью, ни рисковать ею. Идут в атаку, значит, надо остановить. Хотя бы для того, чтобы выжить. Главный закон войны, ты или тебя, усваивается быстро.
– Взводного убило! – раздалось справа.
Оттуда показался Денис. Вид у пулеметчика был бледен. Он даже не обращал внимания на ссадину на щеке, и кровь стекала редкими капельками, пачкала без того грязную форму.
– Как?
– Разорвало!
Странно, большинство бойцов недолюбливало командира, извечный антагонизм между начальниками и подчиненными, а сейчас вдруг испугалось. Как же без него? Пусть лейтенант зримо не проявил себя, вроде Александра, однако он был офицером, знал, что и когда надо делать, а без него хоть пропадай.
Максим не удержался. Сходил, посмотрел на укороченное снарядом тело. Было жутко смотреть, во что может превратиться недавно здоровый человек. Ног нет, вообще ничего ниже грудной клетки. Лицо стало сплошной кровавой маской, тело разворочено, и даже пресловутый бронежилет ничем не помог.
– Что стоите? Соберите на плащ-палатку. Еще потери есть? – Ротный словно чувствовал, появился на позиции взвода. – Где замо́к?
Он имел в виду заместителя командира взвода.
– Еще во время атаки ранен. Эвакуирован первой партией.
Подразумевалось: сейчас будет вторая. А там, может, и третья.
– Кто из сержантов остался?
– Я! Командир первого отделения сержант Синицын.
– Принимай взвод, – старлей посмотрел на столпившихся бойцов. – А ты, десантура, будешь отделенным. Рука-то не болит?
– Ерунда, товарищ старший лейтенант. Жить можно, – усмехнулся Николай.
– Ты зря не геройствуй. В госпиталь бы надо…
– Что там делать? Сестричек кадрить? Так я вроде женат. Действительно, не ранение – ерунда. Поцарапало слегка. С таким на койке валяться стыдно.
Серанцев невольно посмотрел на десантника, как на идиота. Нормальный человек радовался бы, что удалось легко отделаться. И, разумеется, ни секунды не оставался бы на передовой.
Канонада на передовой окончательно стихла. Зато гремело где-то далеко в тылу и где-то впереди. Словно обе стороны обошли друг друга и теперь активно громили чужие коммуникации. Хотя, в действительности все обстояло гораздо проще. Артиллерия включилась в контрбатарейную борьбу и пыталась уничтожить неприятельскую. А так как располагалась она далеко от импровизированной линии фронта, то и снаряды с ракетами рвались где-то вдали. Даже результатов отсюда не узнать.
Пока боги войны выясняют свои отношения, царица полей может какое-то время отдохнуть.
– Лес горит, – встретил на командном пункте ротного Александр. – Далековато, в тылу.
– Так… Сильно?
– Отдельными очагами. Подожгли, самки собаки. Хотя, особо разгореться не должно. Ветерок слабый, дожди не так давно прошли… Не каждый очаг обязательно фатальное пожарище. Вот если бы напалмом или каким-нибудь объемным взрывом, тогда еще…
Ротный лишь кивал. Он меньше всего думал о лесных пожарах. Просто никогда не сталкивался с ними, да и вообще, мало ли на любой войне стреляли? И что, после каждого раза все вокруг выгорало?
– Васюкова убило…
– Знаю, – капитан помрачнел. – Если бы только его!
Он привычно закурил непонятно какую по счету сигарету.
– Знаешь, два года за речкой, и никогда таких потерь не было. Впрочем, там необстрелянных в бой не посылали. Да и противник был оснащен похуже. Вот сейчас артиллерия друг друга кроет, а ведь методы разные. У них – беспилотники, летают, рыщут, корректируют. А у нас… У нас наверняка обычная разведка. Передавал же мне кто-то о продвижении колонны! Не знаю только, войсковая эта группа, а то, может, какие-нибудь старички-патриоты. Благо, им даже легче не привлекать внимания. Скорее всего – комбинированная. И мирные жители, и профи. Единственное – это же наша земля.
Выражение лица Александра было усталым. Любой человек может позволить себе слабость. Даже офицер – пока не видят подчиненные. Рота уже потеряла убитыми и раненными треть первоначального состава. Такими темпами к темноте здесь не останется никого.
– Слушай… Давно хочу тебя спросить, – ротный хоть на секунду захотел отвлечься от мрачных мыслей. – Что было в Египте?
– Беспредел, – усмехнулся Александр. – Полнейший. Мы просто попали как кур в ощип. Самым элементарным образом. Торчали в отеле, когда вокруг такое началось! И как всегда, наше славное государство умыло руки. Прочих-то вывезли. Пришлось выбираться самостоятельно. Тем, кому повезло и кто нашел в себе силы. А там еще какой-то спецназ нас все пытался догнать да изничтожить… В общем…
Дальше говорить капитан не стал. Долго рассказывать, если все подряд, а коротко – не имеет смысла. Да и вспоминались ему отнюдь не тяготы пути, а одна миловидная попутчица. Они сидели вечером, ожидали основную группу, и Александр между делом учил девушку пользоваться автоматом Калашникова. Не самое банальное занятие для двух представителей противоположных полов, особенно учитывая чувства Александра. Чего таить, немолодой мужчина сам не представлял, что можно вдруг так увлечься в его возрасте! Даже ощутил себя если не мальчишкой, то юношей, словно не было груза лет, давней контузии, ранения, долгой жизни, в которой было все хорошее и все плохое…
Помнят ли его? Хотелось бы верить. Хотя для всех уцелевших они с Володей наверняка погибли при последнем отчаянном рывке к морю. Остались прикрывать, да так и не смогли догнать группу.
И почему так и не решился навестить запавшую в душу девушку в те пару дней, что провел в Москве? Ведь даже адрес узнал, а дальше – как мальчишка. Даже обрадовался командировке, мол, сразу по возвращении обязательно первым делом отправлюсь к одному весьма притягательному дому. Что такое трое, пусть даже – четверо, суток? Откуда взялась странная робость? Или это всего лишь понимание: не нужен Дине старый хрыч. Да, в какие-то моменты с ним могло быть интересно, да, в определенных ситуациях, хочется верить, смотрелся он неплохо, но это же не повод тешить себя иллюзиями! Молодость тяготеет к молодости. Дело даже не в неведомом парне, такие девушки не могут быть одинокими, соперник – ерунда, дело в разнице лет. Два человека – и словно выходцы из разных вселенных. Он же в отцы годится! И что такой может дать молодой девушке? Иные интересы, иные запросы… Смешно… Роман, не имеющий никаких перспектив. Можно сколько угодно хорохориться, однако возраст берет свое. Всякие болячки, следы прежней жизни… Да и сколько той жизни осталось? Даже если сегодня не убьют? Красавица и чудовище вместе остаются лишь в сказках, в жизни все обстоит иначе.
Честнее не искать встреч. Так и остаться мимолетным воспоминанием, если ей вообще захочется вспоминать бесконечную дорогу, кровь, грязь, опасности, смерти…
Захотелось тихонько взвыть от отчаяния. И почему все случилось именно так? Разминулись не в пространстве, а во времени. Столько лет искал, а когда нашел, оказалось: жизнь уже прошла, и все напрасно… Хоть бросайся под пули. Только обязанность любого солдата на войне не погибать, а выжить. Чтобы уничтожить возможно больше врагов.
– Товарищ старший лейтенант! Обед доставлен! – В своих не то мыслях, не то мечтах Александр не заметил возвращения старшины.
– Кухня? – уточнил ротный.
– Никак нет. Сухим пайком, – Сурен был немного обескуражен. Не сумел выбить положенное, а ведь бойцов кормить надо.
– Ладно. Сухим, так сухим, – махнул рукой Громов. – Сейчас вызовем людей от каждого взвода, выдашь им рационы…
Желудок напомнил, что ему тоже срочно требуется пища, только ведь первым делом надо накормить личный состав.
А артиллеристы все пытаются накрыть друг друга. Судя по канонаде, не очень-то это и получается. Пока, по крайней мере…
– Что-то на этот раз они опасно идут. – Ротный в бинокль следил за опять вышедшей из леса неприятельской цепью.
Солдаты не шли, перемещались перебежками, одно звено прикрывает другое, просто на опушке не маячили броневые машины.
– Надеются, что мы уже смотались после всех обстрелов, – отозвался Александр. – Да и проучили их артиллеристы порядочно. Ничего, откроем огонь, пехота заляжет, а нас обработают минометами или еще чем. Не тот народ, чтобы просто так жизнями рисковать. Тут другое радует: раз по-прежнему в лоб прут, значит, с обходами у них не сложилось. Держатся наши. Кстати, опасаются пиндосы нашей мифической противотанковой обороны. Иначе могли бы рискнуть. Подскочили бы на полной скорости на броне, а там бы взялись за зачистку. Сомневаюсь, что наши бойцы выдержали бы подобную атаку.
Громов едва заметно передернулся. Он тоже сомневался в роте. Тут бы обычное нападение как-нибудь отбить!
– Подпускаем поближе! Без команды не стрелять! – Николай торопливо перемещался вдоль позиции отделения.
Эх, были бы здесь те, с кем довелось служить! Никаких проблем бы не было. А эти… Одно слово: ополчение.
Максим сгрыз галету и извлек следующую. Руки тянулись к автомату, хотелось нарушить тишину, разорвать ее очередью, но раз командиры говорят не стрелять, то что делать? Однако неплохо бы и подготовиться. Сынок упаковал остатки пайка в мешок, одной рукой взялся за «калашников», но во второй все еще держал еду. Мелькнула мысль: вот бы пошарить по убитым врагам! Пусть не сейчас, пусть когда будет отбита вторая атака! Наверняка у них имеется что-нибудь интересное. И не только в плане съестного. Хотя неплохо бы сейчас какую-нибудь шоколадку. Это же не мы, цивилизация, их кормить обязаны намного лучше и разнообразнее.
Комаров был спокоен. Он деловито наметил себе первую мишень, прикинул, кто будет следующим в списке. Главное – спокойствие. Не мельтешить, тщательно целиться, плавно нажимать на спусковой крючок… Напрасно в последнее время стали хаять «СВД». В умелых руках – прекрасная вещь. Разумеется, на соответствующих дистанциях, не надо требовать от нее невозможного. Штука не для спецназа, для обычного боя.
Серанцев тоже переводил автомат с одной приближающейся фигурки на другую. Он был зол на все. На обстоятельства, на новое правительство, не пожелавшее жить в мире, на вояк, присвоивших себе право решать за свободных людей, на вражеских пехотинцев, на себя… Едва не впервые было стыдно за собственное поведение. Все-таки предстать в чужих глазах трусом неприятно. Тем более сейчас никто не стрелял, и Сергей был готов убивать, чтобы потом иметь право на похвальбу. Мол, я тоже убил десяток-другой солдатиков. На расстоянии не страшно. Как в какой-нибудь компьютерной игрушке, берешь да нажимаешь на курок… Страшно, когда стреляют в тебя…