01 июля 2015 года
Вашингтон. Округ Колумбия. Белый дом
Пенсильвания-авеню 1600

Все было как всегда — и все-таки не так, как надо.

Пробитая чудовищным взрывом в здании Контртеррористического центра в Лэнгли дыра в системе национальной безопасности быстро заткнулась. В конечном итоге — на встрече присутствовали в основном высшие руководители, а их нельзя назвать подлинными лидерами, они скорее политические представители своих агентств в жестком, изобилующем многочисленными опасностями мире Вашингтона. Те, кто непосредственно занимается работой, на ступеньку ниже, и если расценивать ущерб с таких позиций, то больше всего пострадало ЦРУ, в здании которого и произошел взрыв. В том проклятом зале было немало представителей среднего офицерского звена, пришедших на церемонию потому, что это было рядом, и потому, что они действительно уважали бывшего директора, сумевшего на пике своей политической карьеры оказаться в Белом доме — а потом подло убитого в Москве. Но это было только одно агентство, другие продолжали работать, в том числе собирающее информацию АНБ и дальновидно созданное Разведагентство Министерства обороны, во многом перехватившее сейчас лидерство у ЦРУ. Все работало… проблема была в другом. Точнее — две проблемы, одна вытекающая из другой.

Первая — неуверенность и страх. Взрыв в самом сердце американской политической машины, опустошивший Олимп, привел к тому, что появилось и укоренилось чувство, которое никак не может быть в столице самой сильной в мире страны, отвечающей за положение дел во всем мире. Это чувство — отчаяние и страх. Отчаяние — потому что четырнадцать лет жестокой войны с террором, обескровившей американский бюджет, пополнившей военные кладбища по всей стране, привели только к нарастанию террористической угрозы. Сейчас уже все понимали, что ситуация развивается во многом бесконтрольно и любые их ходы только усугубляют ее. Их ненавидели. А когда кто-то ненавидит — с ним бесполезно разговаривать, ему бесполезно посылать мешки с гуманитарным рисом, бесполезно приводить какие-то аргументы. Ненависть — это чувство, это не порождение рассудка, это то, что у тебя в душе. Ненавидящего тебя можно только убить. И они убивали — но на их место вставали все новые и новые, все больше и больше. К четырнадцатому году даже самым закоренелым оптимистам стало понятно, что их ненавидит не Аль-Каида, не мелкие группы отщепенцев — а миллиард человек. Они пользуются мобильными телефонами, автомобилями, Интернетом, они могут одевать одежду, сделанную в Америке, но они Америку ненавидят.

Вторая — русофобия.

Давняя и во многом тоже иррациональная реакция американского политического истеблишмента, имеющая глубокие корни в том, что значительная его часть представляла собой выходцев из Европы, в том числе Восточной Европы, в первом или втором поколении — а там Россию не любили. Россия, впрочем, и сама ничего не делала для того, чтобы ее любили. Отношения между Россией и США были напряженными и до взрыва, после взрыва наступил настоящий шок, а вот после того, как в газеты просочилась история о разгромленной станции ЦРУ и высланных американцах, шок перерос в настоящую ненависть. Ненависть, которой было столь много, что она грозила затопить и Белый дом вместе со всеми его обитателями.

В отличие от предыдущего его обитателя — человека во многом иррационального, руководствующегося комплексами, обидами, предположениями, мнительностью, — нынешний президент был человеком рациональным. Конечно, не столь рациональным, как сухие и холодные немцы, но все же в своих решениях он привычно руководствовался логикой, отодвигая эмоции на второй план. Ему не следовало заботиться о своем политическом выживании — этот срок был вторым и третьего быть никак не могло. Но вопрос был в том, кто займет это место после выборов, при том, что предвыборная кампания уже шла. И даже гибель основного кандидата от Республиканской партии дела не меняла — скорее она его усугубляла, открывая путь откровенным радикалам. Президентская кампания от обсуждения дефицита бюджета и все никак не запускающегося механизма экономического роста моментально свернула на внешнюю политику и конкретно — на Россию. Республиканские кандидаты соревновались в экстремальности высказываний в отношении России — и кандидат демократический, уже стоящий одной ногой в Белом доме, вынужден был не отставать, чтобы не потерять рейтинг. И партия, точнее, ее исполнительный комитет давил на него, чтобы и он высказался и что-то сделал, чтобы не показать слабость демократов и не подорвать их шансы на новые четыре года. Давление было такое, что иногда он жалел, что в том проклятущем зале было так мало демократов. Его собственная партия рухнула на него, как тонна кирпичей.

На него давили. А он не мог сделать то, что они требовали.

К концу своего восьмилетнего срока, тяжелого и неоднозначного, он наконец-то стал настоящим лидером и был в шаге от того, чтобы стать государственным деятелем. Не великим — как Рузвельт, — но все же государственным деятелем, достаточно компетентным, чтобы сделать что-то хорошее для страны. Он тихо, но последовательно, в течение всего второго срока, выстраивал каркас политики, следуя которой Америка могла бы выпутаться из гибельной ловушки, в которую она попала на Востоке, и остаться там влиятельным игроком. По крайней мере — одним из многих.

Катар и Саудовская Аравия стали проводниками новой американской политики, но одновременно с этим он все больше и больше перекладывал на них всю тяжесть тех или иных действий, прежде всего финансовую. Ему удалось заставить их финансировать Пакистан — этот маневр отсрочил почти неизбежный социальный взрыв и попадание ядерного оружия в руки фанатиков. В обмен он закрыл глаза на то, что Пакистан продал Саудовской Аравии двадцать ядерных боезарядов с носителями тактического класса — пригодными для ударов по Ирану и Ираку. Одновременно с этим он как смог закрыл вопрос об американском ударе по Ирану и саботировал как мог возможное американское вмешательство в Сирии — дело почти решенное. Тем самым он вывел Америку из непосредственного участия сразу в нескольких кровавых конфликтах в статус наблюдателя и поставщика развединформации. Обстановка на Востоке была накалена настолько, что в любой момент там могла начаться катастрофическая региональная война с ядерным обменом — но американских войск в сколь-либо значимом количестве там не было. Лично он был бы рад, если бы эти твари просто перебили друг друга. А американский флот присутствовал в регионе с одной только задачей — если начнется, не дать конфликту выплеснуться дальше и ограничить его рамками региона. А так — хоть потоп.

С Европой удалось заключить если не всеобъемлющее торговое соглашение, как хотели до этого, то, по крайней мере, что-то значимое. Отношения с Китаем удавалось держать на некоей пограничной точке, не давая свалиться в конфронтацию. Оставалась Россия.

Он не мог никому этого сказать — но его как нельзя более устраивало то, что происходит в России. В девяностые годы иногда казалось, что эта громадная страна вот-вот рассыплется и туда придется вводить войска ООН и проводить операцию по изъятию ядерного оружия с непредсказуемым результатом. Любому, кому эта мысль покажется здравой, не помешало бы прикинуть хотя бы на коленке, сколько такая операция может стоить. Если вспомнить детективы и триллеры девяностых, многие из них содержали в сюжете оружие массового поражения, купленное или украденное в Москве. Сейчас Россия каким-то образом прошла через все это, значительно усилилась и была способна, по крайней мере, отвечать за себя саму. Он был уверен, что в Москву завтра не придется посылать гуманитарную помощь, не придется эвакуировать посольство или ловить ядерного террориста. Москва адекватно вела себя с радикальным исламом — они были уверены, что ни разу с 9/11 Москва не помогла ни одному радикальному экстремисту. Если вспомнить, как в СССР проходили обучение коммунистические террористы со всего мира, как шли поставки оружия, как на московские деньги вооружались целые армии… просто мороз по коже, как подумаешь, если бы Москва стала тайно помогать Аль-Каиде, чтобы ослабить их. Русским удавалось что-то продавать, у русских покупали газ и нефть, русские вкладывали деньги в американские гособязательства, даже русские олигархи как-то попритихли и не выделялись буйными выходками. Из минусов — Россия продавала самое современное оружие тем, у кого его не должно было быть, и перевооружалась сама. Перевооружалась так, что территория России была единственной, где американцы не могли высадиться в случае войны — почти без вариантов. Да и в России были еще проблемы с правами человека, с усыновлением детей и с геями. Но все это искупало то, что у него не болела голова насчет России. Это было главным (прим. автора — не помню, кто из американских аналитиков во время крайней антироссийской истерии в Вашингтоне сказал: хорошие отношения с Россией и есть тот главный геополитический актив, который есть сейчас у Америки. И он, кстати, был прав: противостояние одновременно с Россией, Китаем и Аль-Каидой Америка не выдержит).

Но теперь…

Он держал паузу сколько можно — но теперь надо было решать. На утро он вызвал Кейпса и Мадда в Овальный кабинет. Он не стал вызывать главного специалиста по России Роберта Гейтса — ему казалось, что тот занимал слишком пророссийскую позицию. Во всем.

Стивен Кейпс, назначенный исполняющим обязанности директора национальной разведки — смысла проводить новые назначения в Конгресс не было до выборов, принес с собой утреннюю пташку (прим. автора — совершенно секретный аналитический отчет, ежедневно изготавливаемый в нескольких десятках экземпляров для высшего эшелона американской управленческой элиты). Президент отложил ее в сторону, не читая.

— Что произошло в Москве, — спросил он, — кем были эти люди?

Кейпс, бывший начальник московской станции, недовольно скривился.

— Координационной группой. Мы вывели ее за пределы станции и за пределы посольства вообще, посадили ее под коммерческую «крышу» с тем, чтобы не сильно тратиться на прикрытие. В конечном итоге — Москва сейчас свободный город, попасть в нее легко, в городе десятки тысяч экспатов, в том числе и американцы. Любое прикрытие стоит денег и сокращает возможности. Мы решили поработать по-новому.

— Чем занимались эти люди?

— В основном сбором информации. Из легальных и полулегальных источников. Например, через взятки. Серьезных оперативников там не было ни одного — имею в виду тех, кто занят активными действиями.

— Почему же русские ударили по нам?

— Не знаю, сэр. Думаю, дали нам понять, чтобы мы не вмешивались. После взрыва станция, конечно же, активизировалась. И попала на монитор к русским.

— Что к ним попало?

— Ничего.

— Вы уверены?

— Да, сэр. Начальник станции все уничтожил.

Президент задумался, чтобы задать следующий вопрос.

— Что все-таки могло послужить причиной разгрома? Конкретнее — могли ли они узнать что-то такое, что русским не понравилось. О произошедшем.

Теперь вынужден был подбирать ответ Кейпс.

— Сэр… — сказал он — ситуация такова, что одна из служб вывела своего оперативника, посланного в Москву, на нашу станцию. Конечно же, ему оказали помощь, вывели на одного из информаторов. Информатор… он оказался двойным агентом, сэр. Завел нас в ловушку, и мы потеряли парня из прикрытия. А агент… у нас нет информации, сэр, но, похоже, он вышел на правильный след. Его вывезли за пределы Москвы на строительную площадку, с тем чтобы убить. Но какой-то неизвестный помог ему и убил тех, кто пытался убить нашего человека. Его он не тронул и приказал возвращаться в Москву.

— Похоже на телесериал про шпионов.

— Мы ведем расследование, сэр. — Кейпс решил не упоминать, что агент, которого спасли в подмосковном карьере, вышел из-под контроля и сейчас обретался неизвестно где. — Пока что информации очень мало. Мы предполагаем, что неизвестный — ликвидатор спецназа. Профессиональный убийца на службе государства, истребляющий неугодных режиму.

Президент удивленно поднял брови:

— Даже так?

— Да, сэр. Позвольте напомнить, что я был начальником станции в Москве в девяностые. Ходили слухи про «Белую стрелу» — тайную группировку внутри армии, или полиции, или спецслужб, физически уничтожающую криминальных авторитетов. На тот момент они и в самом деле приобрели такое влияние, что угрожали государственности. И в самом деле — почти все они были убиты, но по официальным данным — в криминальных столкновениях. Теперь же для русских главный враг ислам, и они борются с ним теми же методами. У нас есть достоверные доказательства того, что на Кавказе действуют эскадроны смерти.

Президент подумал — не стоит ли развить эту тему. Нет, не стоит. Однозначно не стоит. Царнаева еще все помнили — а произошедшее только что и вовсе подтвердило, что кавказцы ничем не отличаются от арабов в плане злонамеренности. Кампания по защите гражданских прав кавказцев может поставить их в очень дурацкое положение. Тем более, если произойдет еще что-то. А это — нельзя исключать.

Нельзя…

— И что теперь? Каковы наши возможности в Москве?

— Позвольте мне, сэр, — вступился Филипп Мадд, специалист по борьбе с терроризмом, исполняющий обязанности директора ФБР.

— Конечно.

— Наша оперативная группа уже в Москве. Официально. Двадцать восемь человек, лучшие из лучших. Специалисты из отдела по борьбе с организованной преступностью и отдела по борьбе с терроризмом. Мы официально запросили сотрудничество у России по линии Интерпола и по линии наших прямых контактов. И получили его.

— Насколько? — спросил президент.

— Довольно неплохо, сэр. Десять человек от нас включены в состав объединенной следственной группы. Мы наняли переводчиков, и они переводят все материалы уголовного дела для нас. Русские заявили, что при поимке террористов они подлежат суду по их законам — но трудно было ожидать иного.

— Что им грозит? — спросил президент. — Я имею в виду террористам.

— Пожизненное заключение без права на досрочное освобождение, сэр. Они отменили смертную казнь.

— Похоже, они просто сделали ее внесудебной, — сказал президент, — от русских трудно ждать иного. Есть какие-то результаты?

— Да, сэр. Удалось установить, что взрывное устройство было собрано в Москве в похоронном бюро. Там найдены следы взрывчатки. Они пытались скрыть операции со взрывчаткой — но следы все же остались. Удалось также установить истинного владельца похоронного заведения.

— И кто же он?

— Криминальный авторитет, — Мадд положил на стол тонкую папку, — Сафар Мирзаев, по национальности азербайджанец, житель Москвы. Мусульманин. Материалы на него у нас уже были, въезд в США ему запрещен по представлению ФБР как возможному участнику организованного рэкета. Есть данные, что он участвовал в криминальных аферах с земельными участками. Никаких данных о возможной его принадлежности к террористам у нас не было.

— Криминальный авторитет, — президент, сам начинавший в не самых лучших районах Чикаго, задумался, — не слишком похоже на правду. Такие ребята не склонны оказывать услуги.

— Да, сэр. Русские проморгали с его задержанием — и он пропал.

— Пропал?

— Да, сэр. Русские объявили его в розыск — но больше это похоже на похищение.

Взрыв произошел в результате активации очень сложного технически детонатора. Мы считаем, что детонатор активировался от голоса бывшего президента США Джорджа Буша. И не просто от голоса — а от довольно продолжительной речи. То есть детонатор содержал в себе систему распознавания голоса, систему определения продолжительности речи и механизм активации устройства, завязанный на определенный алгоритм. Ничья другая речь активировать его не могла.

— Это очень сложный механизм, — сказал президент. — Я слышал, что голос каждого человека уникален, верно?

— Да, сэр. Верно. Только нужна сложная аппаратура для его опознания.

— Но у террористов она была.

— Верно, сэр.

— Вы консультировались со специалистами? Насколько доступна такая аппаратура? Кто ее может сделать и как? Ее можно сделать в гараже, купив компоненты по Интернету?

— Да, сэр. У нас есть заключение двух специалистов, одного из МИТ (прим. автора — Массачусетский технологический институт, одно из лучших в мире учебных заведений по инженерным специальностям), второго из Йеля. Это технически сложная аппаратура, по крайней мере часть ее компонентов в свободном доступе отсутствует. Для сборки такого устройства нужна аппаратура, навыки и очень сильный специалист — намного, на порядок сильнее тех, кто делает пояса шахидов. Такие специалисты наперечет. Необычно все — способ установки, компактность и надежность устройства, использованная взрывчатка — очень мощная, она не вытоплена из снаряда. И еще, сэр. Группа сотрудников ФБР вместе с русскими спецслужбами ведет работу на месте первого взрыва, в отеле. Им удалось обнаружить компоненты, использованные при изготовлении пояса шахида. Мы считаем, что этот пояс тоже необычен — он был изготовлен в виде папки или женской сумки и не содержал ни грамма металла. Вероятно, у террористов что-то пошло не так, и их первоначальный план предусматривал для террористки-смертницы возможность просочиться в холл через металлоискатель и пройти досмотр. Вместо металлических поражающих элементов использовалась прочная керамика. Вместо проводов с использованием металла — новейшие провода из материала, представляющего собой нечто среднее между металлом, стеклом и керамикой… он отлично проводит ток, и при этом на него не реагирует ни один металлоискатель. Эти провода — самое серьезное из того, что удалось получить в Москве. Они только пару лет назад вышли из лабораторий, они очень дороги, их производят только несколько стран. Мы, Россия, Китай, некоторые страны Евросоюза. Ни разу до этого они не использовались в террористических атаках.

— Достаточно, — президент поднял руку. — Я ошибаюсь или вы пытаетесь донести до меня, что спецслужбы России могли организовать эти атаки?

— Или не России, — сказал Кейпс.

— Что это значит, о чем вы?

— Я полагаю, сэр, что найдется немало желающих похлопать в ладоши, следя за тем, как мы сцепились с русскими.

Президент какое-то время сидел, нервно барабаня пальцами по столу.

— Найдите Мирзаева, — сказал он, — любой ценой найдите Мирзаева и вывезите из Москвы. Мы должны докопаться до истины…