01 июля 2015 года
Россия. Москва
Не клевало…
Мне надо было что-то, за что можно зацепиться. Что-то, что я услышу в разговорах и что имеет отношение к взрыву. Что-то, чем я смогу потом козырнуть в разговоре с Мирзаевым — который состоится не по доброй воле Мирзаева, конечно. Чтобы показать ему, что я все знаю, и молчать дальше — бессмысленно. Но ничего не было. Бабки, б…ди, кого-то надо на хор поставить, кого-то — на родину отправить самолетом, для похорон, уважаемый человек. Этому надо дать столько — а этому ничего не давать.
В общем — мрак. Конкретный.
Начало подкрадываться ощущение, что я иду не в ту сторону. Такое может быть, если Мирзаева использовали один раз и вслепую. И он ничего не знает. Тогда действительно — пустышка…
Я вдруг осознал, что я очень голоден. Такое бывает — когда чем-то занимаешься так плотно, что забываешь обо всем на свете. Холодильник в квартире был — но отключенный. И я его включать не собирался. Надо купить пожрать…
Собрался, вышел. Погода испортилась, накрапывал мелкий дождик… для июля скверно, но в Москве погода переменчива. До магазина идти было совсем ничего. Когда-то обычный продмаг теперь принадлежал «Пятерочке». Привычные красно-белые тона, очередь в пару человек у кассы — середина рабочего дня. Взял корзинку, пошел мимо полок, набирая привычный набор командированного. Кроме водки.
— …я могу с вами поговорить?
Оп-па…
Я метнулся глазами вправо. Никого… но первое впечатление обманчиво.
Обнаглел я… обленился. Утратил бдительность… хотя и это не передаст, что произошло на самом деле. Это называется — понизить уровень. Когда боксер постоянно боксирует с теми, кто заведомо слабее его — он и сам становится слабее. Чтобы становиться сильнее — надо боксировать с теми, кто сильнее тебя. Да, и по башке получать. А как иначе?
Я просто расслабился. И не заметил, как попал под контрнаблюдение. А у американцев оно есть, это у ваххабитов его нет, примитивность они компенсируют фанатизмом и жестокостью. А вот чем компенсировать технологическое превосходство…
— Что нужно? — спросил я, выбирая сыр.
— Поговорить.
— Уже поговорили. Мало?
Вместо ответа американец указал на плавленый сыр в ломтиках.
— Не желаете? У нас продают такой же.
Я взял обычный сыр, передвинулся немного — и американец был вынужден сделать то же самое.
— Нет. Предпочитаю отечественного производителя.
— Вы патриот? И это понятно — но почему вы отказываете в патриотизме нам?
— Я ни в чем и никому не отказываю…
За полками — ход в служебные помещения. Но он наверняка перекрыт, и для меня лучшее — оставаться в зале. В конце концов — это они в чужой стране. А не я. Они должны бояться провала…
— У нас погибло больше двухсот человек. Бомба прибыла из вашей страны. Вам не кажется, что мы имеем право знать правду?
— Когда кажется — я крещусь.
Бутылка. Кетчуп «Балтимор». Дать, что ли, по башке…
— Не понял.
— Вижу, что не поняли… — Я говорил, не поворачиваясь, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию. — Вы уже получили урок. Вам мало? Если бы не я, вас бы закопали на том карьере, и, возможно, живым. Когда я посоветовал вам уезжать, я не кривил душой. Убирайтесь отсюда. Пока вас опять не запихнули в багажник…
Я начал продвигаться к кассе. Американец пошел следом.
— Послушайте. Вы убили гражданина США — но я понимаю, что вы сделали это для самозащиты. Я знаю, что вас вынудило стать таким, как есть, и поверьте, понимаю вас…
Я резко повернулся к американцу:
— Понимаешь? Да ни хрена ты не понимаешь! Ты здесь — все равно что жирный баран посреди волчьей стаи. И когда тебя разорвут — даже тогда ты не поймешь, в чем твоя ошибка. Ты ни хрена не знаешь о том, кто я такой. И еще меньше — о том, что здесь происходит. Знаешь, как у нас говорят? Сделай, чтоб тебя искали. Это лучше для всех.
Мы уже были у кассы.
— Мирзаев вас интересует?
— Кто?
— Мирзаев, за которым вы следите. Он интересует и нас.
— Выложите, пожалуйста…
Я начал выкладывать покупки из корзины.
— Прочтите это…
Может, и не стоило брать этот измятый листок. Но я — взял. И прочитал…
— Мужчина, вы оплачивать будете?
Черт, даже забыл оплатить. На нас пялился охранник, подошедший к самой кассе. Я бросил две тысячных, уставился на охранника вызывающим взглядом. Тот не выдержал, отошел.
— А вы покупаете что-то?
Американец мотнул головой. Мы вышли из покупательской зоны, перед нами были ряды шкафчиков и несколько ярко оформленных небольших торговых мест, продававших в основном туры за границу, парфюмерию, косметику и живые цветы. Охранник продолжал за нами следить, не знаю, за кого он нас принял. Может, за *censored*ов?
Еще вызовет ментов.
— Здесь не будем говорить. Выйдем.
Мы вышли. Дождя не было, ветер гнал кнутом по небу табун серых туч. По тротуару спешили прохожие, стараясь избежать луж.
— Мы знаем, что взрывчатка была в гробу, — сказал американец. — Мы знаем, что гроб заказали здесь и в него здесь же заложили взрывчатку. Мы знаем, что за всем за этим стоит Мирзаев, похоронное агентство принадлежит ему.
— Почему взрывчатку не могли заложить в посольстве?
Американец выпучил на меня глаза.
— Вы же читали распечатку переговоров.
— Дайте мне час — и у вас будет еще одна, не хуже.
— Черт, нам надо выяснить истину! Это вы пытаетесь ее скрыть…
— Истину…
— И что в этом такого смешного?
— Что? Да то, что она никому не нужна, эта ваша истина. Вы что, совсем идиоты? Вы ничего не поняли, даже допросив Царнаева? Это вас интересует истина. Их она ни капельки не интересует. Им наплевать, когда вы говорите им, зачем вы пришли в Афганистан, в Ирак или куда-нибудь еще. Им плевать на 9/11, это не их взорвали. Они хотят, чтобы все было так, как они хотят. Вот и все.
— И как это соотносится с Мирзаевым?
— Да никак. Я говорю что ваши поиски истины доведут вас до беды. Вот и все. Уезжайте — пока можете.
— Я не уеду.
— Тогда готовьтесь к смерти.
Американец заступил мне путь.
— Почему мы не можем работать вместе?
— Почему?!
— Да, почему?
— Да потому что мне не нужны выпускники колледжа, которые думают, что знают, как изменить мир к лучшему. Поверьте, будет лучше, если вы будете держаться от этого подальше. Мы сами справимся.
— У вас нет таких систем перехвата, какие есть у нас. Я же дал вам прочитать реальный материал перехвата.
— Спасибо за сотрудничество. Обязательно использую.
— Вам может понадобиться еще. Вам нужен напарник, черт побери.
— Спасибо. Если он мне понадобится — я дам вам знать.
Американец опять заступил мне дорогу.
— Вам известно мое имя?
— Ты начинаешь мне надоедать, парень…
— Дэниэл Ефимофф. Но бабушка звала меня Даниилом. Мой прадед эмигрировал в США с пароходом из Владивостока…
Американец резко махнул рукой.
— И можешь мне поверить, мне не все равно, что будет с Россией. Иначе — я бы подчинился приказу и убрался на хрен отсюда…
— Твой прадед…
— Да. Он — русский.
Американец назвал город, откуда он был родом. Смешно — но это стало последней гирей на чашу весов. Это был мой родной город…
Черт…
— Ты здесь незаконно?
— Скажем так — на птичьих правах…
Я огляделся. Вон тот «Шевроле» на стоянке… но там только один человек.
— Ладно. Поехали, поговорим…
На квартиру я его не повез. Дурак я, что ли?
Вместо этого мы заехали в «Макдоналдс». Взяли по бургеру. Сразу вспомнилось… это было два года назад — но я помню. И мщу…
— Что ты намерен делать? — спросил американец, жуя бургер.
— А ты?
— Не знаю. У меня есть информация, но и все.
Понятное дело.
— Расскажи, как ты попал в тот карьер.
Американец рассказал. Обстоятельно — и, на мой взгляд, правдиво. Гневная сентенция по поводу продажного полицейского заставила меня улыбнуться.
— Что тут смешного? — в который раз спросил меня американец.
— То, что ты видишь, как обычный полицейский ездит на джипе «Мерседес». Но при этом ожидаешь, что он будет честен по отношению к тебе.
— Но я заплатил ему деньги!
— И что?
— У нас полученные деньги принято отрабатывать, по крайней мере. Даже если он нечестен по отношению к государству — по крайней мере, он может отработать те деньги, которые он получает, или нет.
— Взятку?
— Да, черт возьми! Это тоже форма работы!
— Дай-ка я тебе кое-что объясню. В России есть понятие «по жизни должен». Так живут далеко не все — но вот такие подонки, как этот мент, живут именно так. По жизни должен — означает, что кто-то имеет право брать с кого-то другого плату не за что-то, а просто по факту своего положения в обществе. За то, чтобы тебя не избили, не арестовали, позволили продолжить существовать. Но я не про этого мента и про твою взятку. На самом деле он такая же жертва, как и ты. Когда его поставили на то место, на котором он находится, — он стал по жизни должен тем, кто это сделал. А поставили его на место скорее всего кавказские диаспоры, они в последнее время большой вес набрали. И сколько бы ты ему ни заплатил — он не имел права предать тех, кому он был по жизни должен. Твои деньги — это просто деньги. Деньги пришли — деньги ушли. Они же давали ему право продолжать быть тем, кто он есть. Это сложно понять такому, как ты. Поэтому ты и оказался в карьере. Здесь не все купишь за деньги.
Американец доел гамбургер. Начал вытирать руки.
— Бред какой-то.
— Для тебя — да. Но здесь так живут.
— Так нельзя жить. Это просто пи…ц какой-то.
— Оглянись вокруг. Так живут. Так живет целая страна, и не только одна она. Открою тебе маленький секрет — так живет две трети человечества. Знаешь, не знаю, как у вас, но у нас в стране профессиональному убийце нельзя заказать того, кто выше тебя по положению. Криминальному, конечно, — но это важно. Если ты так сделаешь — убийца возьмет с тебя деньги, а потом отвезет тебя к заказчику.
— И что делать?
— Та распечатка, которую ты показывал, — подлинная?
— Да, черт возьми.
— Не психуй. Значит — самое время наведаться к Мирзаеву и выяснить кое-что. Теперь мы знаем достаточно, чтобы надавить на него.
— Надавить?
— Да, ты же говорил, что тебе не все равно.
Американец поежился.
— Мне это ни хрена не нравится. ФБР может потребовать его выдачи.
— Его не выдадут. Он тоже по жизни должен. Но не конкретным людям, а общине. Если он не будет играть по правилам — он погибнет. Правило только одно: есть свои — а есть — чужие. Где ты служил?
— Флот. Служба внутренних расследований, это военная полиция.
— Владеешь оружием? Бывал в горячих точках?
— Конечно, — с оскорбленным видом сказал американец. — У нас все владеют оружием. Что это за армия, которая…
— Неважно. Стрелял в людей?
— Да.
— Нет, не так. Не с пары сотен метров? Глаза в глаза.
Ефимофф скривился.
— Было дело.
— А подробнее?
— Ты что, социопат? Кайф от этого ловишь?
— Нет, хочу послушать эту историю. Понять, насколько она правдива…
Вспоминать это было нелегко.
— Это было в Штатах. Не в земле неприятностей, в Штатах. Один парень, вернувшийся… оттуда, короче, у него крыша поехала. Парень жил в домах для младших офицеров… он захватил в заложники всю семью и что-то орал. Потом он ударил жену ножом, и мне… пришлось стрелять. Я выстрелил… и он упал. Ясно?!
— Ясно, — сказал русский. — А если тот, в кого придется стрелять, не будет представлять опасности? Ты выстрелишь?
— Почему бы тебе что-нибудь не рассказать о себе, а? Давай, поделись. Может… ты не такой крутой…
— Крутой… нет, я не крутой. Но кое-что я тебе расскажу. Это было много лет назад. В месте, где родились те, кто вас взорвал. Нам приказали… убрать за собой. Это значит — берешь несколько килограммов взрывчатки и тела. Если все правильно сделать… следов просто не остается и ублюдок так и останется без вести пропавшим. Мы выполнили это задание — и поехали обратно. Дорога шла через село, и те, кто ехал впереди, — вот они были крутые. Но они заблудились. А когда толпа окружила машины… они не смогли открыть огонь. И наш… командир тоже не смог приказать нам открыть огонь.
Русский доел свой гамбургер.
— Нас вернули. Один офицер приказал выставить на прямую наводку гаубицы и сказал, что если нас не вернут, гаубицы снесут село с лица земли. Нас вернули. Кого живого, кого — уже нет. Тем парням, которые были в первой машине, первым делом отрезали яйца. Потом — выковыряли глаза. И все это делали женщины.
— Ладно,*censored*ня все это. Поехали…
Если ты хочешь любить меня — полюби мою тень.
Открой для нее свою дверь, впусти ее в дом.
Тонкая длинная черная тварь прилипла к моим ногам.
Она ненавидит свет, но без света ее нет.
(«Наутилус Помпилиус»).
Мирзаев был уязвим. Он был уязвим тем, что не мог жить, как бандиты, и жил, как обычные олигархи и лица, к ним приближенные. У него был дом в охраняемом коттеджном поселке, машина с водителем и один охранник. И все. Он полагал, что его защищает авторитет, но мне на его авторитет было плевать.
Пока есть время — скажу то, чего я недоговорил американцу. Есть только один способ расколоть и подчинить себе таких, как тот мент, который сдал этого благонамеренного придурка ни за понюх табаку. Надо дать им понять, что ты готов их убить. И убьешь их быстрее, чем те, кого они боятся. Вот тогда они твои с потрохами. Кстати, именно поэтому все эти крутыши (которые круты только бабу на хор ставить) — как только к ним обращаются ваххабиты, они им чуть ли не ноги целовать готовы. Они не радикальные исламисты, нет. Просто они понимают, что если они вступят в конфликт с государством, то государство будет их наказывать, вызывать повестками, надо будет искать адвоката, заносить следаку… мерзкий, долгий и нудный процесс. А вахи не наказывают — они карают. Голову отрежут без лишних базаров, и все. Поэтому вахов боятся, их постоянная готовность к беспределу пугает.
И меня — боятся…
Винтовку, которую я обычно применял, я вынужден был отдать американцу, для него она привычнее. Сам — вооружился обычным «АКМ» с глушителем, переделанным на автоматический огонь. На него поставил двухдиапазонный лазер — и этого хватит. Прицел на таком автомате особо и не нужен.
Два ночных монокуляра я купил в интернет-магазине. Шестнадцать штук каждый, поколение 1+ (прим. автора — основой прибора ночного видения служит преобразователь, он бывает трех основных поколений — 1, 2 и 3. Есть еще 2+ и 1+. По ценам они отличаются кардинально, на момент написания поколение 1 можно было купить за 9 тысяч рублей. Поколение 3 — хорошо за сотню, его если и покупают, так за счет бюджета). Дешевые и с недостатками — но нам не воевать, тем более что 1+ для своей цены неплохое. У лазера есть режим для ночного видения, с монокуляром в самый раз — в прибор видно, а невооруженным глазом — нет. С обмундированием ничего мудрить не стали — немного модифицированное для охранника, черное, купленное в «Сплаве», подошло. Сумку на спину, то есть тактический рюкзак, — и пошли…
Машину мы загнали в лес и отметили ее местонахождение по GPS — он был и у меня, и у Дэна… так его проще называть, и он не против. Примерно прикинул расстояние… довольно далеко тащить. Больше километра. Ну да… Бог не выдаст, свинья не съест…
— Как насчет молитвы? — поинтересовался Ефимофф.
— Ты что, каждое дело с нее начинаешь?
— Ага. Научили родители.
— Помогает?
— Жив до сих пор.
— Ну, читай. Тихо только…
Пусть читает. А мне неохота. И не потому, что я не верю. Верю… на войне все верят. Остался же я в живых. Значит — для чего-то.
Я знаю, что меня ждет — там. Я знаю, что я недостоин ни прощения, ни милости. Я только надеюсь на то, что Он выслушает меня там. Просто — выслушает перед тем, как взвесить на весах мои деяния и определить мне место.
И потому я не молюсь.
А Ефимофф — молится. Мне даже жаль его. Я мало его знаю, но думаю, что это неплохой человек. И среди американцев много неплохих людей. Вот только в нашем мире это ничего не значит…
И мы пошли…
Дождя не было долго, почва была сухой, поэтому шлось легко. Мы шли так, чтобы нас не видно было с дороги. Но чтобы дорога немного подсвечивала нам. Для поколения 1+ хватало за глаза…
Так мы прошли метров триста, а потом — американец подал команду «опасность». И начались наши неприятности…
Тут раньше был колхоз… наверное. До того, как колхоз развалился, земли продали по десять штук гринов за сотку и застроили коттеджами. Остались дороги — полевые. Они шли теперь в никуда — не было полей, не было полевых станов — но они были. И вот на одну эту дорогу съехал… кажется, внедорожник.
Как назло. Этого только не хватало.
Мы как раз собирались пересечь дорогу, но вместо этого вынуждены были залечь. Я молил всех святых, чтобы машина проехала мимо — но она не проехала. Остановилась сразу после нас — метрах в десяти.
Гадство.
Вспыхнули и погасли стопы. Хлопнула одна дверь, потом другая…
— Где это, а?
Кавказский акцент. Аварцы.
— Тут тихо. Помнишь, на прошлой неделе к моему дяде ездили…
— Дальше проедем…
— Не, там есть яма. Я помню. Где фонарь?
— Я…
— Где фонарь, ишак?!
— Там, в багажнике есть! Аварийный, да…
Дверь оставалась открытой. Играла дагестанская эстрада, какой-то певец пел про свои любовные страдания. Кстати — а вы знаете про дагестанскую эстраду? Нет? Напрасно. Бывают хорошие вещи…
— Лопату взял?
— Да, брат, взял…
Включился фонарь. Луч света пробил темноту…
— Шайтан, где яма…
Не дожидаясь, пока эти твари нащупают лучом фонаря кого-то из нас, я открыл огонь. Короткая очередь — остановка. Фонарь падает в траву… останавливается, луч безжизненно светит куда-то назад.
— Сафар! — И тут же, более истеричным и испуганным тоном: — Сафар!
Урод. С бейсбольной битой на автомат. В монокуляр ночного видения мне было отлично его видно — он пытался обойти машину, держа на замахе бейсбольную биту.
Очередь — в монокуляр видно, как от головы — ее лучше видно на фоне более светлого звездного неба — отлетает кусок. Человек… хотя какой, к черту, это человек — падает, бейсбольная бита стукает о кузов машины.
Дагестанская эстрада продолжала играть.
— Какого… хрена!
Идиот. Хоть и Ирак прошел — а полный идиот. Интересно — все американцы такие идиоты? Я бы лежал без движения, без звука еще минут десять-пятнадцать как минимум. И то потому, что времени не хватает. Кто сказал, что в машине только двое? Может, еще один — въехал, что происходит, лег между сиденьями и лежит. С помпой. Или травматом, переделанным на боевые. Всякое может быть.
— Иди. Проверь.
К счастью для него самого — американец спорить со мной не решается. Идет к машине — довольно грамотно, кстати, идет. Я смещаюсь, чтобы эффективнее прикрывать его…
— В машине чисто!
Уже лучше.
Пока я поднимаюсь на насыпь — американец успевает сделать очень многое. Заглянуть в багажник, проникнуться ужасом, отбежать на сторону и избавиться от остатков ужина. Говорил я ему, кстати, не жрать…
Бросаю взгляд в багажник и я. Так и есть — девчонка. По немудреному платьицу — скорее всего, из средней полосы. Таких полно в этих местах. Какие-то уже покоряют Москву, какие-то — только об этом мечтают. Маленький, высосанный Москвой до капли городок, из которого все, кто мог, уже уехали, нищенская зарплата, тяжелая работа… и тут появляется принц на подержанном, купленном на деньги дяди внедорожнике, готовый и комплименты говорить, и звиздюлей навешать местным пацанам на танцах. Нож в кармане, необычная эстрада в колонках машины, красивые слова… от него даже водкой не пахнет, как от местных. Эти водку не пьют — эти сразу на дурь переходят. И это — единственный шанс убежать из постылого и мрачного городка… вот только истории эти так обычно и заканчиваются — багажник машины и безымянная могила. Потому что для него это — русский б… Со своими нельзя, только попробуй — родственники замочат. А эти…
И нет у меня сил кого-то судить или винить… да и не судья я. Всего лишь — исполнитель приговора…
Мой американский друг, избавившись от остатков ужина, подходит ближе. Даже через ПНВ видно, что цвет лица у него… совсем нездоровый.
— Кто… это?
— Это? Убийцы, друг. Просто убийцы. Помоги, ладно…
— Что ты собираешься делать?
— Увидишь…
Вместе мы затащили в салон и положили между сиденьями сначала одного убитого, потом — другого. Я их обшмонал, забрал их документы и документы на машину, мобилы, часы. Потом избавлюсь от них. Потом сел за руль, проехал несколько десятков метров и свернул с дороги. Остановил машину. Вышел, выключил музыку, закрыл двери, поднял стекла, закрыл багажник. Все. Здесь мало кто ездит, а если и ездят — то вряд ли обратят внимание на просто стоящую, закрытую и запертую машину. Стекла еще тонированные… мало ли. Может, трахаются, может, в лес ушли. Сейчас народ отучили интересоваться чем-либо и вмешиваться в не свои дела. Таким образом, у меня будет три-четыре дня до того, как их найдут. Если повезет, то больше. Найдут, потом будут долго опознавать — процесс затруднится тем, что трупы уже сильно распухнут. Это еще неделя или больше. Диаспора, конечно, начнет искать и, может, даже найдет — но меня это не сильно беспокоит. Такие дела почти никогда не раскрывают.
Пешком вернулся к исходной точке. Хорошо бы еще гильзы собрать… но это уже невозможно.
— Двинули!
Всегда поражаюсь тем, кто живет в коттеджах и думает, что это безопасно. На самом деле это как раз опасно. Коттедж стоит в сельской местности, рядом наверняка лес — и твои соседи не вмешиваются в твои дела, ожидая, что ты не будешь вмешиваться в дела их. Это тебе не дом в городе, где есть и соседи, и камеры, и консьерж, и просто куча зевак на улице. Присутствие людей — самая лучшая гарантия безопасности, я это уже говорил. Конечно, такому человеку… как я, к примеру, и в коттедже можно жить — но то зависит от человека. Есть одна поговорка, малоизвестная — но очень точная. Страшно — не когда ты один. Страшно — когда ты ноль.
Этот коттеджный поселок был не «тематическим», обычным. Тематические — объясню — это когда все дома строят по типовым проектам и под какую-то тему. Например — маленькая Швейцария в Подмосковье. Или — маленькая Англия. А это — порождение еще девяностых… просто хапнули земли, поделили на участки, продали, застроились. Где-то высокие заборы, где-то их нет. Кто-то воспроизвел кремлевскую стену. Ну-ну… Интересно, неужели они и в самом деле думают, что достаточно построить себе швейцарское шале — и можно будет жить, как в Швейцарии?
Я посмотрел на часы… больше медлить нельзя. Показал на пальцах — вперед…
Уязвимым местом коттеджного поселка была дорога. Сам он не был огорожен забором, но какие-то системы безопасности наверняка были. Вариантов было два. Первый — площадка, на которой стоят три больших мусорных контейнера, вряд ли она серьезно охраняется. Но рисковать я не хотел. Второе — сама дорога. Дорога — это место, где датчиков гарантированно не будет, потому что теоретически она находится под присмотром охранников. Сами охранники находились в высоком, поднятом примерно на метр от земли жилом вагончике — и это было ошибкой, потому что из вагончика, поднятого на такую высоту, плохо видно. Шлагбаум был не усиленным — обычным, автоматическим. Такие приводятся в действие электронными ключами, какие есть на каждой машине, которая имеет сюда доступ. Он бесконтактный — то есть, когда машина подъезжает, шлагбаум автоматически открывается после того, как получит ответный сигнал с ключа. Если у кого ключа нет — открывают охранники. Охранники, судя по звукам, раздающимся из сторожки, были весьма довольны жизнью, где-то подобранной б… и нести службу как положено не собирались.
Тем хуже для них.
Один за другим мы проползли прямо под шлагбаумом, рядом со сторожкой. Никто и усом не повел, никакая сигналка не сработала. Нет, конечно, можно было пойти и через забор. Но… я не рискую. Совсем.
Потом мы поднялись и двинулись вперед. Я первым. Американец — вторым. Улицы были довольно узкими, только в некоторых местах были деревья — а так ничего, кроме заборов, многие из которых были выше человеческого роста. Но скрыться было легко: услышал машину — просто упади на землю у самого забора и замри. Сами водили машину ночью? Ну и что можно разглядеть за пределами конуса фар?
Где-то было тихо. Где-то из-за забора доносилась громкая музыка — шла вечеринка. А какие-то дома стояли пустыми, и для нас было главное — найти именно тот дом, который нам был нужен. Который был на плане.
Где я взял план? Ну… это же элементарно. Зашел и заказал информацию о всем имуществе, которое есть на такого-то человека. Обычно такие люди на себя мало что регистрируют. Но тут я оказался прав — участок под дом он зарегистрировал на себя. А зная его кадастровый номер, зайти в Публичную кадастровую карту и по кадастровому номеру вызвать спутниковый снимок местности — это и вовсе элементарно, Ватсон.
Место, несмотря на темноту, мы нашли. Забор был невысоким… средним, я бы сказал. Метра два с небольшим…
В хозяйственном супермаркете я купил плотный, диэлектрический коврик ремонтника. Осмотрев забор, я не нашел признаков электрозащиты — изоляторов, но все равно набросил коврик сверху.
— Первым или вторым?
Американец поежился. Ему было не по себе, я буквально чувствовал, что он хочет сказать. Мы вторглись на чужую собственность, и это очень хреново. Но мне плевать. А может, это его мандраж взял после того, как мы этих двух дятлов приговорили. Я даже не исключаю, что в Ираке он перебирал бумажки, и это — первый раз.
Пусть учится.
— Иди первым.
— Тогда становись.
— Что?
Я показал, что надо делать.
— Иногда я не верю, что ты из морской пехоты.
— Я с флота, на хрен… — огрызнулся американец, но встал, как я показал. Спиной к стене, руки в замок на уровне паха. Живая лестница. Первая ступенька руки, вторая — плечи. Надеюсь, выдержит…
Выдержал! Я взобрался с помощью американца на забор, осмотрелся. Собак не видно и не слышно. Упал вниз, перебросил через забор веревочную лестницу, которую связал сам на досуге. Подождал, пока переберется американец.
— За мной, и не шуми…
Перебежали к дому. Между забором и домом должен быть газон — но тут он заросший, какие-то деревья…
Сколько человек в доме?
Максимум пятеро должно быть. Убивать никого лишних не хочется. Но придется, если что. Придется…
Тишина. В приборе ночного видения — зеленый океан и черные тени. Горит фонарь перед домом, и это очень хреново — светит прибор. Но разбить нельзя — мало ли кто смотрит в окно.
Я показал рукой — за мной, и начал обходить дом по периметру, пытаясь понять две вещи — есть ли охрана и есть ли способ проникнуть в дом иначе, нежели через парадную дверь…
И на тот и на другой вопрос ответ — отрицательный. Никакого признака охраны, нет гостевого домика, нет сторожки… впрочем, когда этот дом строился, ни то ни другое строить было не принято. Не распробовали еще тогда…
Меня заинтересовал гараж. Он был немного заглублен по сравнению с первым этажом… вообще, дом был построен так, что у него было не три, а как бы пять уровней — гараж был на уровне -0,5 — если за -1 брать явно обитаемый подвал. И там была форточка, неширокая, где-то на уровне моих коленей — и по виду совсем без сигналки.
Решил идти этим путем — достал, развернул кусок толстой садовой пленки, вырезал нужный по размерам, выдавил на нее пару тюбиков быстросхватывающегося клея, приклеил, повозил, подождал. Потом долбанул кулаком. Как в том фильме — бить буду аккуратно, но сильно. Стекло сухо треснуло, клей не дал разлететься осколкам. Хорошо, что дом старый, тогда еще везде стекло ставили, в недавно построенном был бы стеклопакет.
Пленку с осколками вытащил наружу, аккуратно положил рядом. Достал торчащие, как ножи, осколки… автомат под рукой, но никто не бежит, не кричит — и это хорошо. Образовалось отверстие, как раз чтобы одному пролезть. А больше мне и не надо.
Пролез, присмотрелся. Гараж просторный — но только на одну машину. Мне нужна была дверь, ведущая в дом… вот она. Замок на ней должен был быть слабым — или его вообще не должно было быть.
Замок открылся за минуту — и я двинулся по лестнице, ведущей с небольшим уклоном вверх, на первый этаж. Фонаря не нужно — в монокуляр видно хорошо, сочащегося через окна света с улицы в самый раз, ни много ни мало.
На первом этаже — большой холл, лестница — по старой моде, очень крутая, сразу не пройдешь. Прислушался — никого. Очень опасно в доме — пространства никакого нет, даже автомат тут может не сыграть…
Целый дом. Лезть в каждую комнату?
Ищите дураков в другом месте…
Показал американцу — остаешься здесь. Сам поднялся на полуторный этаж, затем на второй. Тихо.
Остановившись между первым и вторым, достал сотовый телефон. Номер азербайджанского «папы» мне был известен — в конце концов, сколько я его прослушивал. Набрал номер, прикрывая телефон платком.
— Алло!
…
— Алло!
Я внимательно слушал. Где?
— Алло!!!
…
— Атову сиким…
Похоже, на этаже один и пять ловить нечего…
Послушал гудки, переместился на второй. Снова набрал номер.
— Алло!
Близко.
— Алло! Слушай сюда, бозбашник (прим. автора — отсталый, недалекий, глуповатый (азерб. сленг). Еще раз позвонишь — я тебя вы…бу, понял?
Номер, похоже, знают только свои. А «папа» шуток не любит…
— Салам, Мирза-ага.
— Алло! Алло, кто говорит?!
— Салам, Мирза-ага.
Чем тупее — тем меньше шанса, что сразу положит трубку.
— Ты кто такой, а?
Кажется, здесь…
— Смерть твоя…
— Кто? Ты кто такой, козел?!
Вместо ответа я пнул дверь и врубил фонарь. Фонарь хороший, галогенный, да еще на максимальном режиме. А чтобы вырубить клиента — я воспользовался «Тазером». Купить его не проблема — в Интернете все продают. Действует он на несколько метров, вырубает конкретно с гарантией.
Мирзаев спал один. В спальне чем-то воняло… даже невозможно понять, чем именно, но воняло преотвратно. Хотелось открыть окно… или даже выбить, только бы не чувствовать этого запаха.
Уже когда «паковал» — услышал снизу крик… точнее, не крик, а разъяренный рев. Бросился туда…
Помощь моя уже не требовалась. Фонарь высветил американца, у самой стены, около него — тушу в халате. Похоже, водитель, он же телохранитель. Спустился, проверил… помощь уже не требовалась.
Ну, что, друг. С полем…
Если ты хочешь любить меня,
Приготовь для нее кров.
Слова ее все ложь,
Но это мои слова.
От долгих ночных бесед
Под утро болит голова.
Слезы падают в чай,
Но чай нам горек без слез.
(«Наутилус Помпилиус»).
Выехали из коттеджного поселка мы очень просто — на машине, которая принадлежала Мирзаеву. Бесконтактный ключ — охрана даже не вмешивается. Куда, зачем поехал хозяин одного из коттеджей под ночь — никого не касается…
Машину тупо бросили там, где нас дожидалась своя. Открытой. Кто первый найдет — того и черед, как говорится…
Не выходя на Третье транспортное, окольными путями двинулись к цели. Окольные пути есть, надо их только знать.
По левую руку от нас тяжело дышал, светился огнями не спящий никогда город. Город, который я так и не смог полюбить. Хотя знал его, как мало кто другой. Работа такая…
В гараж с двумя дверьми — одни вовне Москвы, другие в Москву — мы въехали со стороны области. Американца проняло уже в гараже… весь пол изгадил. Но я молча протянул ему чистый платок. Он взял, с неожиданной ненавистью посмотрел на меня.
— Тебе плевать, да…
— На что — на пол?
— Ты знаешь, о чем я.
— Первый раз, что ли?
— Нет. Только — привыкнуть… не получается. Свой первый раз — помнишь?
Свой первый раз… А знаете — я его не помню. Долго, очень долго я мечтал его забыть. И теперь я вдруг осознал, что ничего не помню.
К добру ли…
Вместо ответа я взял два ведра и вручил их американцу.
— Пойдешь вправо — наткнешься на бочку. Набери два ведра…
Американец взял ведра и вышел. А я спустился вниз, включил свет. Яма хорошая, отделанная кирпичом. Просторная. Потому и купил. Гараж этот братковский — тут братки раньше заложников держали. И мне такая яма пригодится…
