Книга: Не считая собаки (оксфордский цикл)
Назад: Глава пятнадцатая
Дальше: Глава семнадцатая

Глава шестнадцатая

Правил никаких нет, а если и есть – они не соблюдаются. Просто невероятно, до чего трудно вести игру, когда все вокруг живое.

«Алиса в Стране чудес»

Вероятность дождя – Еще лебедь – Что покупают на барахолках – Номера три, семь, тринадцать, четырнадцать и двадцать восемь – Мне предсказывают будущее – Впечатление бывает обманчивым – Я отправляюсь на Ту Сторону – Сражение при Ватерлоо – О важности чистописания – Судьбоносный день – Число пятнадцать – План – Непредвиденный визит

 

– Ты не виноват, – доказывала Верити на следующее утро. Мы раскладывали товар на барахольном прилавке, впервые улучив минуту для разговора после того «ошеломляющего», по версии миссис Меринг, известия. – Это все из-за меня. – Верити выставила фарфоровый голландский башмак с нарисованной на нем бело-голубой мельницей. – Не надо было соглашаться на столько перебросок.

– Ты трудилась для пользы дела, искала зацепки, – возразил я, разворачивая яйцеварку. – Это я оставил Тосси с Теренсом без присмотра. И подал идею. Ты же его слышала вчера. Он подождал бы с предложением, не напугай я его своими «время быстротечно» и «упущенного не вернешь».

– Ты действовал по моей указке, – вздохнула она, раскрывая японский веер. – «Поворачивай “Титаник”, Нед, ничего не случится, мы обойдем айсберг»…

– Все еще возитесь? – раздался над ухом голос миссис Меринг, и мы дружно вздрогнули. – Пора бы уже открывать.

– Сейчас закончим, – пообещала Верити, выставляя супницу в форме салатного кочана.

Миссис Меринг озабоченно посмотрела на затянутое тучами небо.

– Ах, мистер Генри, дождя ведь не будет, верно?

Разумеется, будет. Удача от нас отвернулась.

– Нет, – ответил я, разворачивая гравюру с Паоло и Франческой – еще одни страдальцы.

– И то хорошо, – сказала миссис Меринг, обмахивая от пыли бюст принца Альберта. – О, а вот и мистер Сент-Трейвис. Я должна поговорить с ним о катании на пони.

Я с интересом посмотрел вслед хозяйке, нацелившейся на Теренса. На ней было синее праздничное платье со всеми полагающимися викторианскому наряду буфами, рюшами, розетками и кружевными вставками, однако поверх него она набросила летящую мантию в красно-желто-фиолетовую полоску, а лоб ее перехватывала широкая бархатная лента с большим страусиным пером.

– Она сегодня гадалка, – объяснила Верити, выкладывая швейные ножницы в форме цапли. – И когда она будет мне гадать, я намерена спросить, где епископский пенек.

– Вполне может быть где-то здесь. – Я поискал, куда приткнуть банджо вдовы Уоллис. – Среди этого барахла ему самое место.

Верити посмотрела на пеструю мешанину вещей на прилавке.

– Да, барахолка в чистом виде, – протянула она, добавляя в общую кучу чашку для усачей.

Я окинул кучу-малу критическим взглядом.

– Чего-то все же не хватает. – Утащив с прилавка Тосси перочистку, я воткнул ее между пресс-папье и набором оловянных солдатиков. – Вот! Теперь все в порядке.

– Если не считать помолвки Теренса с Тосси, – возразила Верити. – И как только я могла поверить, что она действительно пробудет у Каттисборнов до вечера?

– Вопрос не в том, по чьему недосмотру состоялась помолвка, а в том, как теперь быть.

– И как теперь быть? – переставляя фигурки Арлекина и Коломбины, вздохнула Верити.

– Может, Теренс выспится, одумается и поймет, что совершил ужасную ошибку? – предположил я.

Верити покачала головой:

– Это нас не спасет. Помолвка в викторианскую эпоху уже почти что свадьба. Разрыв помолвки грозит джентльмену жутким скандалом. Так что Теренсу не выпутаться, если только Тосси сама не освободит его от обязательств.

– То есть встретит мистера К, – протянул я. – А значит, нам нужно как можно скорее выяснить, кто он.

– Для этого кому-то нужно явиться к мистеру Дануорти и узнать, расшифровала ли криминалистка фамилию.

– Не «кому-то», а мне, – заявил я твердо.

– А если наткнешься на леди Шрапнелл?

– Рискну, что ж поделать. А ты сиди здесь.

– Да, наверное, так лучше. – Верити потерла лоб. – Я кое-что припомнила из вчерашней околесицы, которую несла в лодке. – Она склонила голову. – Имей в виду, весь этот бред про лорда Питера Уимзи и канотье я плела исключительно из-за перебросочной эйфории и гормонального сбоя, а вовсе не потому…

– Разумеется. Я ведь тоже на «трезвую» голову не представляю тебя наядой, которая тащит меня в пучину, чтобы задушить в мокрых объятиях. И потом, – ухмыльнулся я, – меня уже обручили с Циннией Каттисборн.

– Тогда самое время выбрать ей подарок на помолвку. – Верити протянула мне отделанную золотым галуном стеклянную штуковину с мелкими дырочками, всю в розовых стеклянных левкоях.

– Что это?

– Понятия не имею. Что-то приобрести в любом случае придется. Миссис Меринг тебе не простит, если ничего не купишь.

Она взяла с прилавка плетеную корзинку в форме лебедя.

– Или вот, например.

– Нет, спасибо. У нас с Сирилом зуб на лебедей.

Верити выставила жестяную коробочку из-под засахаренных фиалок.

– Вот эту точно никто не возьмет.

– Ошибаешься, – возразил я, разворачивая покоробившуюся от воды «Старомодную девушку» Олкотт и подпирая ее с обеих сторон мраморными подставками для книг в виде Энея и Дидоны – еще одной парочки, которую постигла незавидная судьба. Есть ли в истории хоть одни влюбленные, которые благополучно поженились, родили детей и жили долго и счастливо? – На благотворительных барахолках метут все подряд. На ярмарке в пользу эвакуированных детей одна женщина купила ветку, случайно упавшую с дерева на стол.

– Не оглядывайся, – заговорщицки шепнула Верити, – сюда идет твоя невеста.

Я обернулся и увидел выросшую за спиной Циннию Каттисборн.

– О, мистер Генри, – хихикнула она. – Помогите мне, пожалуйста, устроить прилавок с рукоделием.

Она потащила меня раскладывать накидочки и вязанные крючком футляры для носовых платков.

– Вот эти я связала. – Цинния продемонстрировала мне пару тапочек, украшенных помпонами-цинниями. – На языке цветов означает: «Вспоминаю о тебе».

– Понятно, – ответил я и купил закладку с вышитым изречением: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут. Матфея 6:19».

– Нет-нет-нет, мистер Генри! – воскликнула миссис Меринг, пикируя на меня и вышитые крестиком кухонные полотенца, будто пестрая хищная птица. – Вам не здесь нужно быть. Вы мне требуетесь вон там.

Она повела меня прочь от киоска с рукоделием – мимо рыболовного аттракциона, кокосового тира и чайного шатра – на дальний конец лужайки, где обнаружилась огороженная деревянными рейками песчаная площадка. Бейн расчерчивал ее лопаткой на футовые квадраты.

– Это у нас «Поиски клада», мистер Генри, – объяснила миссис Меринг, вручая мне стопку картонных карточек. – Для нумерации ячеек. Шиллинги у вас найдутся, мистер Генри?

Я достал кошелек и высыпал наличность на ладонь.

Миссис Меринг выгребла все монеты.

– Три шиллинга на мелкие призы, – она вручила мне три серебряных кругляша, – а остальное сгодится на сдачу для киоска с шерстью.

Единственную золотую монету она мне тоже вернула.

– А это вам на бесценные сокровища барахольного прилавка.

Кто-то еще сомневался в ее родстве с миссис Шрапнелл?

– Сами выбирайте, в какие ячейки зарывать шиллинги и главный приз. Только смотрите, чтобы никто не увидел, – наставляла меня миссис Меринг. – Ни в коем случае не по углам и на не счастливые числа – тройку, семерку и тринадцать, их всегда выбирают в первую очередь, а если клад раскопают сразу, мы не заработаем денег на церковь. Номера до двенадцати тоже не стоит – дети имеют привычку выбирать ячейку со своим возрастом. И четырнадцать. Сегодня четырнадцатое июня, на дату всегда ставят. И смотрите, чтобы не копали по две ячейки за одну попытку. Бейн, где главный приз?

– Здесь, мэм. – Бейн протянул ей сверток в коричневой оберточной бумаге.

– Два пенса за ячейку и пять пенсов за три, – назначила цену миссис Меринг, разворачивая сверток. – А вот и наш главный приз!

Она выдала мне тарелку с изображением иффлийской мельницы и подписью «На добрую память о Темзе». Точь-в-точь как та, что мне втюхивали в Абингдоне.

– Бейн, где лопатка? – спросила миссис Меринг.

– Вот, мэм. – Он вручил мне лопатку и грабли. – Чтобы разравнивать, когда закопаете клад.

– Бейн, сколько времени? – не отставала миссис Меринг.

– Без пяти десять, мэм.

Хозяйка едва не рухнула в обморок.

– У нас ничего не готово!.. Бейн, ступайте объясните профессору Преддику насчет рыболовного аттракциона и принесите мой хрустальный шар. Мистер Генри, не мешкайте, зарывайте клад.

Я двинулся к площадке.

– Двадцать восемь тоже не берите. Этот номер выиграл в прошлом году. И шестнадцать. Это день рождения королевы.

Она прошествовала дальше, а я приступил к своему ответственному делу. Бейн разметил всего тридцать ячеек. Исключаем шестнадцать, двадцать восемь, три, семь, тринадцать, четырнадцать и первую дюжину, а еще углы – остается всего ничего.

Я честно окинул орлиным взором окрестности, на случай если в кустах притаился охотник за сувенирами с Темзы, и закопал три монеты по шиллингу в двадцать девятой, двадцать третьей и двадцать шестой. Нет, это угловая. Значит, в двадцать первую. А потом застыл, прикидывая, какая из оставшихся выглядит наименее вероятной и успею ли я сгонять к мистеру Дануорти до начала ярмарки.

Мои раздумья прервал звон колокола в соседней церкви. Миссис Меринг громко ахнула, и ярмарку официально объявили открытой. Я поспешно зарыл главный приз в восемнадцатую и стал разравнивать граблями песок.

– Седьмую! – раздался за спиной детский голос.

Я обернулся. Там стояла Камелия Каттисборн в розовом платье с пышным бантом. В руках у нее зеленела супница в форме салатного кочана.

– Еще закрыто, – заявил я, разравнивая соседние ячейки и раскладывая картонные карточки с номерами.

– Я хочу седьмую! – Камелия сунула мне пятипенсовик. – У меня три попытки. Первой будет номер семь. Это мое счастливое число.

Я вручил ей лопатку, Камелия поставила супницу и несколько минут увлеченно рыла песок.

– Может, попробуешь другую? – предложил я.

– Я пока не закончила, – отказалась Камелия и еще немного потыкала лопаткой.

Потом она выпрямилась и окинула взглядом ячейки.

– По углам никогда не бывает, – протянула она задумчиво, – и четырнадцать тоже не пойдет. Потому что сегодняшнее число, а в датах всегда пусто. Двенадцать, – наконец решила она. – Столько мне исполнится в день рождения.

Камелия вскопала ячейку.

– Вы точно что-то клали? – усомнилась она.

– Да. Три шиллинга и главный приз.

– А вдруг вы их прикарманили и нарочно всем говорите, что они там, а их там нет?

– Нет, я так не делал. Какой номер выбираешь третьим?

– Я пока не буду. – Она вернула мне лопатку. – Пойду подумаю.

– Как вам будет угодно, мисс.

Она протянула раскрытую ладонь.

– С вас двухпенсовик сдачи. За третью попытку.

Она, часом, не состоит в родстве с леди Шрапнелл? Может, вопреки очевидному мистером К все-таки окажется Эллиот Каттисборн?

– У меня нет сдачи, – вздохнул я.

Камелия упорхнула. Я заново разровнял песок и прислонился к дереву в ожидании клиентов.

Никто не шел. Наверное, все первым делом побежали к барахольному прилавку. Поначалу дело двигалось так вяло, что я спокойно мог бы улизнуть к сети, если бы не Камелия, крутившаяся рядом в раздумьях, на какую ячейку пустить последний двухпенсовик.

А еще надзиравшая за мной, как выяснилось, когда она в конце концов выбрала номер семнадцать и безрезультатно его вскопала.

– Сдается мне, вы перепрятываете призы, когда никто не видит, – заявила она, размахивая игрушечной лопаткой. – Поэтому я не спускала глаз с квадратиков.

– Если ты не спускала с них глаз, – резонно заметил я, – как я мог перепрятать клад?

– Не знаю, – буркнула Камелия. – Но другого объяснения нет. Семнадцатая никогда пустой бывает.

Я понадеялся, что, потратив последнее, Камелия наконец уберется, но она осталась понаблюдать, как маленький мальчик вскапывает шестую (возраст), а его мама – четырнадцатую (сегодняшнее число).

– Сдается мне, вы так-таки ничего и не клали, – заключила Камелия, проводив взглядом рыдающего мальчика, которому не достался приз. – Только говорите, что клали.

– А ты не хочешь прокатиться на пони? – предложил я. – Мистер Сент-Трейвис вон там катает на пони.

– Это для малышей, – скривилась Камелия.

– А к гадалке ты уже ходила? – уцепился я за соломинку.

– Да. Мне выпала дальняя дорога.

«И поскорее бы», – взмолился я про себя.

– На прилавке с безделушками попадались прелестные перочистки, – пошел я на сделку с совестью.

– Мне не нужна перочистка. Я хочу главный приз.

Еще полчаса она следила за мной, словно коршун, а потом явился профессор Преддик.

– Точь-в-точь раннимедская равнина. – Он обвел жестом всю лужайку с киосками и чайным шатром. – Военачальники, встав лагерем и развернув знамена, ожидают короля Якова со свитой.

– Кстати, о Раннимеде… – оживился я. – Не пора ли нам спуститься дальше по реке, а потом вернуться в Оксфорд к вашей сестре и племяннице? Они наверняка уже затосковали без вас.

– Да ну! – отмахнулся он. – Времени еще уйма. Они приехали на все лето, а полковнику завтра должны доставить серебристого тантё «красная шапочка».

– Мы с Теренсом можем отвезти вас завтра на поезде – просто проверить, как дома дела, – а потом вернетесь посмотреть на «красную шапочку».

– К чему хлопоты? Моди – расторопная девочка, у нее там наверняка полный порядок. И вряд ли Теренс захочет ехать, раз он теперь помолвлен с мисс Меринг. – Профессор покачал головой. – Не скажу, впрочем, что одобряю такие скоропалительные обручения. Как на ваш взгляд, мистер Генри?

– На мой взгляд, у кого-то тут ушки на макушке. – Я многозначительно посмотрел на Камелию, которая заложив руки за спину, с серьезным видом сверлила глазами песчаную площадку.

– Она прелестна, спору нет, но в истории совершенно не разбирается, – продолжал профессор, не уловив намека. – Утверждает, что Нельсон потерял руку в бою с Непобедимой армадой.

– Вы будете копать? – обратилась к нему Камелия.

– Копать? – удивился профессор.

– Искать клад.

– Как профессор Шлиман раскапывал древнюю Трою, – понял профессор и подобрал лопатку. – Fuimus Troes; fuit Ilium.

– Сперва нужно заплатить двухпенсовик, – вмешалась Камелия. – И выбрать номер.

– Номер? – Профессор выудил из кармана два пенса. – Хорошо. Пятнадцать – в честь дня и года подписания Хартии вольностей. – Он пересыпал монеты мне в руку. – Пятнадцатое июня 1215 года.

– Это завтра, – напомнил я. – У нас есть великолепная возможность наведаться в Раннимед в годовщину подписания. Можно телеграфировать вашим родственницам, чтобы встретили нас там, а мы с утра отправимся на лодке.

– Там туристы косяками ходят, – поморщился профессор. – Всю рыбу распугают.

– Пятнадцать – плохое число, – не одобрила Камелия. – Я бы выбрала девятку.

– Вот! – Профессор вручил ей орудие труда. – Вы за меня и покопаете.

– И тогда что найду останется мне?

– Поделим пополам, – решил профессор. – Fortuna belli semper anticipiti in loco est.

– А что мне будет за труды, если клада в пятнадцатой не окажется?

– Лимонад и пирожные в чайном шатре, – пообещал профессор.

– Пятнадцатая точно мимо, – заявила Камелия, но все же начала копать.

– Судьбоносный день, пятнадцатое июня, – протянул профессор, наблюдая за ней. – Пятнадцатого июня 1814 года Наполеон вступил в Бельгию. Если бы он двинулся дальше на Линьи, а не остановился у Флерюса, вбил бы клин между войсками Веллингтона и Блюхера и обеспечил себе победу при Ватерлоо. Пятнадцатое июня – день, изменивший историю навсегда.

– Я говорила, что в пятнадцатой пусто, – торжествующе провозгласила Камелия. – По-моему, в них во всех пусто. Когда мне дадут пирожные с лимонадом?

– Прошу вас! – Профессор взял ее под руку и повел к чайному шатру, а я наконец получил возможность сгонять к мистеру Дануорти.

Я двинулся к беседке, но не сделал и трех шагов, как меня перехватила миссис Каттисборн.

– Мистер Генри, вы не видели Камелию?

Я объяснил, что она в чайном шатре.

– Полагаю, вы уже слышали чудесную новость о помолвке мисс Меринг и мистера Сент-Трейвиса? – восторженно продолжала она.

Я подтвердил, что слышал.

– Я всегда считала июнь идеальным месяцем для помолвок, а вы, мистер Генри? Тем более когда вокруг столько прелестных девиц на выданье. Не удивлюсь, если и вы с кем-нибудь обручитесь.

Я повторил, что Камелия в чайном шатре.

– Благодарю! О, и если увидите мистера Финча, не сочтите за труд передать, что у нас в киоске с выпечкой заканчивается пастернаковое вино.

– Хорошо, миссис Каттисборн.

– Финч – изумительный дворецкий. Такой заботливый. Вы знаете, он ходил за тминным кексом для прилавка с выпечкой в такую даль – аж в Стоустер. Все свободное время тратит на походы по округе, выискивая деликатесы для нашего стола. Вчера вот прогулялся на ферму к Билтонам за клубникой. Золото, а не человек! Лучшего дворецкого у нас еще не было. Теперь днем и ночью тревожусь, как бы его не увели.

Вполне закономерная тревога, с учетом обстоятельств. Интересно, что на самом деле понадобилось Финчу в Стоустере и на билтоновской ферме? И отвяжется ли от меня миссис Каттисборн?

Она отвязалась, но сперва явились хихикающие Цинния и Лилия и вручили мне по двухпенсовику за свои счастливые номера – три и тринадцать. Пока я их спровадил, прошло почти полчаса, вот-вот могла вернуться Камелия.

Я рванул лихим спринтом через подъездную дорогу к кругу для катания на пони и попросил Теренса несколько минут присмотреть за кладоискательской площадкой.

– А что нужно делать? – уточнил он подозрительно.

– Собирать двухпенсовики и выдавать лопатку, – объяснил я, умолчав про Камелию.

– Тогда справлюсь, – согласился Теренс, привязывая пони к дереву. – По сравнению с этим – просто синекура. Меня тут все утро пинают.

– Пони? – Я с опаской покосился на копыта.

– Дети.

Я вручил ему план площадки с кладом и инструмент.

– Через четверть часа вернусь.

– Можете не торопиться, отлучайтесь на сколько понадобится.

Поблагодарив Теренса, я ринулся к беседке. И почти добрался. У самых зарослей сирени меня перехватил священник.

– Как вам ярмарка, мистер Генри? – спросил он.

– Изумительно. Я…

– У гадалки уже были?

– Нет еще. Я…

– Тогда непременно сходите тотчас же! – Он ухватил меня за руку и потащил обратно к шатру. – Гадалка и барахольный прилавок – настоящие гвозди мероприятия.

Он втолкнул меня под красно-фиолетовый полог в тесную палатку, где сидела миссис Меринг с хрустальным шаром, который она, похоже, все-таки выбила у «Фелпхема и Манкастера» к назначенному часу.

– Садитесь, – велела она. – И не забудьте посеребрить ручку.

Я отдал ей единственную оставленную мне золотую монету, миссис Меринг вернула на сдачу несколько серебряных и начала делать пассы над хрустальным шаром.

– Вижу… – завела она замогильным голосом. – Жизнь у вас будет до-о-олгая.

Если мне ее перестанут укорачивать на каждом шагу.

– Вижу… дальнюю дорогу, очень дальнюю… вы что-то ищете. Какую-то ценность? – Она прикрыла глаза и провела рукой по лбу. – Стекло туманится… не разберу, увенчаются ли ваши поиски успехом.

– А где она, вы не видите, случайно? – спросил я, подаваясь вперед и заглядывая в шар. – Эта ценность?

– Нет, – ответила миссис Меринг, накрывая шар ладонями. – Впечатление бывает обманчивым. Я вижу… хлопоты… снова все в тумане… вот, из него проступает… Принцесса Арджуманд!

Я подскочил от неожиданности.

– Принцесса! Вот негодница! – Миссис Меринг полезла рукой под складки мантии. – Нечего тебе здесь делать, шалопайка. Мистер Генри, будьте добры, отнесите ее моей дочери. Всю атмосферу губит.

Миссис Меринг коготь за когтем отцепила кошку от мантии и передала мне.

– Вечно проказничает.

Я отнес Принцессу к барахольному прилавку и попросил Верити за ней присмотреть.

– Какие вести от мистера Дануорти? – поинтересовалась Верити.

– Никак до него не доберусь. Сейчас вот миссис Меринг отвлекла. Зато она предсказала мне дальнюю дорогу, так что, может быть, уже переброшусь наконец.

– Мне она предсказала свадьбу, – пожала плечами Верити. – Будем надеяться, это окажется свадьба Тосси и мистера К.

Я вручил ей Принцессу Арджуманд, потом, скрываясь за киосками, опрометью кинулся к бечевнику, по нему пробежал в беседку и спрятался в сиреневых зарослях, ожидая, пока откроется сеть. На ожидание ушла целая тревожная вечность: сперва я опасался, что меня обнаружит Камелия или священник, а когда сеть наконец замерцала, заволновался, как бы не наткнуться на леди Шрапнелл.

В будущее я прибыл на низком старте, готовясь дать деру, если в лаборатории окажется мой главный кошмар. Однако ее там не было – по крайней мере в обозримом пространстве. Лаборатория напоминала военный штаб. Вдоль стены, у которой я когда-то – сколько дней назад? – сидел, растянулась огромная компьютерная панель. На ее фоне даже сетевой пульт выглядел крошечным. Всю остальную часть помещения, не занятую сетью, загромождали поставленные друг на друга мониторы и трехмерные экраны.

Сидящая за пультом Уордер расспрашивала новичка.

– А он мне говорит: «Еще не хватало, чтобы ты снова тут застрял», – рассказывал тот. – «Полезай, – говорит, – в сеть». И я полез.

– И Каррадерс не упомянул, собирается ли еще что-то сделать, прежде чем последовать за вами? – допытывалась Уордер. – Что-нибудь там проверить?

Новичок покачал головой:

– Сказал: «Иди, я потом».

– Кто-нибудь был поблизости?

Он пожал плечами:

– Сирена смолкла. А жильцов в той части города нет. Там все выгорело.

– Сирена? – переспросила Уордер. – То есть был налет? А не могло его бомбой?.. – Она оторвалась от пульта и только теперь заметила меня. – А вы что тут делаете? Что случилось с Киндл?

– Острый приступ перебросочной болезни, спасибо вам большое, – объяснил я, выпутываясь из занавесей. – Где мистер Дануорти?

– В Корпус-Кристи с криминалисткой.

– Передайте ему, что мне нужно с ним поговорить, – попросил я новичка.

– Я вообще-то выясняю, что случилось с Каррадерсом! – вскипела Уордер. – Нельзя же вот так вваливаться посреди…

– Но мне срочно…

– Каррадерсу тоже! – отрезала она и обернулась к новичку. – На том участке не было бомб замедленного действия?

Новичок неуверенно посмотрел на нее, потом на меня.

– Не знаю…

– А кто будет знать? – рявкнула Уордер. – Здания, стены там не шатались? Только заикнитесь, что не знаете!

– Я, пожалуй, сбегаю за мистером Дануорти, – пролепетал новичок.

– Хорошо, – смилостивилась Уордер. – И сразу назад. Я с вами еще не закончила.

Новичок спасся бегством, чуть не задев Ти-Джея, входящего со стопкой книг, визиков и дисков.

– О, и вы здесь? – обрадовался он, увидев меня. – Я хотел вам обоим показать… А где Верити?

– В 1888-м. С перебросочной болезнью по вашей милости. Вы ее совсем загоняли.

– Причем безрезультатно, – вздохнул Ти-Джей, сгружая свою ношу на стол и стараясь не обрушить стопку. – Что странно. Сдвиги просто обязаны были увеличиться. Вот, смотрите.

Он повел меня к компьютерной панели, но с полпути свернул к Уордер с вопросом:

– На переброске Неда был сдвиг?

– Мне некогда было считать. Я Каррадерса вытаскиваю!

– Хорошо, хорошо. – Ти-Джей примирительно поднял руки. – А сейчас можете вычислить? Нед, я хотел вам показать…

– Зачем считать сдвиг на моей переброске? – не понял я. – На обратных ведь не бывает сдвигов.

– У Верити в прошлый раз был.

– Откуда?

– Не знаем пока. Выясняем. Идите сюда. Вот, смотрите, что мы делаем. Вам Верити рассказывала про модель Ватерлоо?

– В общих чертах.

– Так вот, сделать точную компьютерную модель исторического события крайне сложно из-за огромного количества неизвестных факторов. Ватерлоо в этом смысле исключение. Битва проанализирована досконально, каждый эпизод исследован буквально под микроскопом. А еще, – барабаня черными пальцами по кнопкам, продолжил Ти-Джей, – там имеется несколько очагов напряжения и несколько факторов, которые могли переломить ход событий: страшные ливни шестнадцатого и семнадцатого, отсутствие маршала Груши…

– Неразборчивый почерк Наполеона, – подхватил я.

– Именно. А также, кроме прочих, послание д’Эрлону и неудачная попытка взятия Угумона.

Он пробежался пальцами по клавиатуре и, вывернув шею, взглянул на экранную стену за спиной.

– Вот, собственно, что мы исследуем. – Взяв световое перо, Ти-Джей подошел к центральному экрану. – Это модель Ватерлоо, выполненная в полном соответствии с исторической действительностью.

На экране красовалась объемная клякса – серая, с едва заметными перепадами оттенков.

– Вот сражение. – Ти-Джей включил перо и ткнул им в центр кляксы. – А здесь, – он указал на края, – прилегающие временные и пространственные области, которые оно затрагивает. – Луч метнулся обратно в центр, потом заплясал вокруг. – Вот тут у нас битва при Катр-Бра, Ваврское сражение, атака старой гвардии, отступление.

Я не различал ничего из показанного, только скопление серых пятен. Как на УЗИ, когда врач говорит: «Вот ваши легкие, вот сердце», – а ты ничего не разбираешь.

– Соответственно я ввожу в модель виртуальные диссонансы и смотрю, что меняется. – Ти-Джей перешел к левому экрану с идентичной, на мой взгляд, серой кляксой. – Здесь, например, Наполеон посылает д’Эрлону неразборчивый приказ повернуть на Линьи; тот приводит войска в тыл левому наполеоновскому флангу, и их принимают за вражеские. Я отправляю туда виртуального историка, – Ти-Джей ткнул в серое пятно, – который подменяет наполеоновский приказ разборчивым, и как видите, картина радикально меняется.

Я предпочел поверить ему на слово.

– Когда возникает диссонанс, в эпицентре образуется очаг резкого роста сдвигов. – Ти-Джей поводил пером по экрану. – Вот здесь и здесь, в прилегающей области, зона умеренного роста, а далее спад к периферии по мере самокоррекции системы.

Я вприщур посмотрел на экран, стараясь сделать осмысленное выражение лица.

– В данном случае самокоррекция совершилась почти мгновенно. Д’Эрлон вручил приказ своему помощнику, который уже устно передал его лейтенанту, а тот не расслышал из-за канонады и послал войска на злополучный левый фланг, и все вернулось на круги своя.

Перо уперлось в верхний ряд экранов.

– Я перепробовал несколько переменных разной степени серьезности. Вот тут историк отпирает изнутри ворота Угумона. В этой модели он спасает Летора от пули пехотинца. Вот здесь перехватывает переписку Блюхера и Веллингтона. – Ти-Джей по очереди показывал на экраны. – Все они сильно разнятся в плане последствий и времени, которое требуется континууму на самокоррекцию.

Он продолжил водить указкой по экранам.

– Здесь ушло несколько минут, здесь – два дня, причем степень вмешательства не определяет напрямую масштаб последствий. Вот тут, – Ти-Джей ткнул в нижний левый экран, – мы застрелили Аксбриджа, чтобы предотвратить его самоубийственную атаку, но принявший командование помощник все равно послал войска на смерть. Тогда как вот здесь, – он показал на экран во втором ряду, – переодетый в прусского солдата историк всего лишь споткнулся во время битвы за Линьи, а для самокоррекции потребовалось задействовать довольно крупные силы, включая четыре полка и Блюхера собственной персоной.

Ти-Джей шагнул к центральному экрану.

– А вот тут мы вмешивались в Ла-Э-Сент. Там от артиллерийского снаряда загорелись соломенные крыши, однако цепочка солдат с походными котелками потушила пожар. – Ти-Джей обрисовал пятно в середине. – Я внедрил туда историка, который украл один котелок. В результате образовался капитальный диссонанс, но самое интересное, что самокоррекция, помимо сдвигов тут и тут, – указка переместилась к верхушке экрана, – затронула и вот эту область, до 1814 года.

– То есть пришлось еще дальше углубиться в прошлое?

– Да. Зимой 1812 года случился буран, после которого на дороге к Ла-Э-Сент образовалась большая колдобина, из-за которой с проезжающей телеги свалилась часть поклажи – в том числе и деревянный пивной бочонок, который местный слуга отнес домой в Ла-Э-Сент. Этот бочонок и заменил котелок в пожарной цепочке, огонь потушили, диссонанс устранился.

Ти-Джей вернулся к панели, побарабанил по кнопкам и включил еще ряд экранов.

– Вот здесь, где Гнейзенау отступает к Льежу, и здесь, где историк помогает вытащить увязшую в грязи пушку, тоже представлена самокоррекция с углублением в прошлое.

– Поэтому вы посылали Верити в май? – понял я. – Вы считаете, что диссонанс мог пытаться сам себя предупредить?

– Да, хотя там нигде никаких сдвигов не обнаруживается. Только на вашей переброске, – обескураженно протянул Ти-Джей. – Повсюду, – он обвел рукой экраны, – независимо от масштабов самокоррекции, картина в целом одинаковая: резкий рост сдвигов в эпицентре, умеренный рост в прилегающих областях и отдельные очаги сдвигов на периферии.

– А у нашего диссонанса все по-другому, – кивнул я, вглядываясь в экран.

– Именно. На переброске Верити сдвиг составил девять минут, и никакого резкого скачка поблизости я не обнаружил. Единственный ближайший очаг сдвигов – в 2018 году, и он гораздо больше, чем должен быть на таком удалении от эпицентра.

Ти-Джей подошел к компьютерной панели, что-то набрал и вернулся к левому экрану, изображение на котором слегка изменилось.

– Вот одна-единственная точка, которая как-то похожа. Тут у нас историк убивает Веллингтона артиллерийским снарядом.

Ти-Джей пошарил в карманах в поисках светового пера, не нашел и стал показывать пальцем.

– Видите? Вот здесь и здесь радикальный рост сдвигов, но его оказалось недостаточно, чтобы сдержать диссонанс, поэтому вот тут и тут начинают развиваться расхождения. – Он обвел пальцем три точки неподалеку от эпицентра. – Здесь сдвиги резко падают, а вот тут аварийные меры не срабатывают, сеть начинает сбоить, и история меняется радикально.

– Наполеон побеждает при Ватерлоо?

– Да. Вот тут можно проследить параллели с вашим диссонансом. – Палец Ти-Джея устремился к более темному участку. – Это очаг роста сдвигов почти в семидесяти годах от эпицентра, а вот здесь, – он указал на светло-серое пятно, – мы наблюдаем отсутствие сдвигов в непосредственной близости от эпицентра.

– Однако в самом эпицентре резкий рост сдвигов продолжается, – заметил я.

– Да, – мрачно кивнул Ти-Джей. – Во всех устроенных нами диссонансах до единого. Кроме вашего.

– Зато вы доказали вероятность возникновения диссонансов как таковых. Это уже кое-что, – обнадежил я его.

– Если бы, – откликнулся Ти-Джей огорченно. – Это ведь всего лишь математическая модель.

– И все-таки вы продемонстрировали, что будет в случае…

Он энергично замотал головой.

– Если мы в самом деле пошлем историка в Ватерлоо перехватить приказ, или подстрелить коня, или подсказать дорогу, сеть попросту не откроется. Такие попытки ведутся уже сорок лет. К Ватерлоо невозможно подобраться ближе, чем на два года и сотню миль. – Ти-Джей сердито махнул рукой в сторону экранов. – Все эти модели построены на основе сети без ограничителей.

Значит, мы снова там, откуда начинали.

– А не могли каким-то образом отключиться ограничители на переброске Верити? – спросил я. – Или просто сбойнуть?

– Это мы проверили первым делом. Нет, все показатели в норме, самая обычная переброска.

В лабораторию вошел обеспокоенный мистер Дануорти.

– Простите, что заставил ждать. Узнавал, нет ли каких подвижек у криминалистки насчет фамилии или даты поездки в Ковентри.

– И как, есть? – поинтересовался я.

– А где новенький? – встряла Уордер, не дав мистеру Дануорти ответить. – Он должен был с вами вернуться.

– Я его послал в собор отвлечь леди Шрапнелл, чтобы та не явилась сюда и не наткнулась на Неда.

О да, у него это получится так же ловко, как он выбирался из прошлого, поэтому лучше нам тут закругляться побыстрее.

– Удалось криминалистке расшифровать фамилию?

– Нет. Разве что сократить количество букв до восьми и еще найти запись о Ковентри. Теперь она разбирает дату.

Хорошо, уже какая-то надежда.

– Нужно спешить, – сказал я. – Теренс и Тосси вчера обручились.

– О Господи… – Мистер Дануорти оглянулся обессиленно, ища, куда бы сесть. – Помолвка в викторианские времена – дело серьезное, – объяснил он Ти-Джею. – Нед, у вас с Киндл по-прежнему нет догадок насчет мистера К?

– Нет. И дневник тоже пока заполучить не удалось. Верити надеется, что мистер К придет сегодня на церковную благотворительную ярмарку.

Я стал припоминать, не собирался ли я еще что-нибудь рассказать или спросить.

– Ти-Джей, вы что-то говорили насчет сдвига на обратных перебросках?

– А, да. Уордер! – позвал он оператора, которая выбивала яростную дробь на пульте. – Вы уже вычислили сдвиг?

– Я занята…

– Знаю, знаю, вытаскиваете Каррадерса.

– Нет, перебрасываю Финча.

– Это может подождать, – заявил Ти-Джей. – Мне нужны параметры сдвига на обратной переброске Неда.

– Сейчас! – Серафима метнула молнию всей сотней своих глаз и замолотила по кнопкам. – Три часа восемь минут.

– Три часа! – поразился я.

– Лучше, чем в прошлый раз у Верити, – заметил мистер Дануорти. – Тогда вышло два дня.

Ти-Джей поднял руки, словно сдаваясь, и пожал плечами.

– Ни в одной из моделей такого не наблюдалось.

У меня мелькнула мысль.

– Какой сегодня день?

– Пятница.

– Девять дней до освящения, – задумчиво проговорил мистер Дануорти. – Пятое ноября.

– Девять дней! – ужаснулся я. – Боже! И епископский пенек, конечно, ниоткуда чудом не явился?

Мистер Дануорти покачал головой.

– Плохи дела, да, мичман Клепперман?

– Кое-что все-таки есть хорошее, – оживился Ти-Джей, бросаясь обратно к панели и щелкая кнопками. – Я тут проиграл несколько сценариев бомбардировки Берлина. – Серые пятна на экранах едва заметно сменили конфигурацию. – Промахи мимо цели, сбитый самолет, подстреленный летчик, даже пробовал устранить сразу и летчика, и самолет. Так вот, конечный исход во всех случаях получается прежним. Лондон все равно бомбят.

– Это радует, – хмыкнул мистер Дануорти.

– Да, уже кое-что, – согласился я. Самому бы еще в это поверить…

Сеть замерцала, и появился Финч. Дождавшись, пока Уордер поднимет занавеси, он направился прямиком к мистеру Дануорти.

– У меня отличные новости касательно… – Он заметил меня и осекся. – Буду в вашем кабинете, сэр.

– Мне нужно знать, что замышляет Финч, – заявил я. – Вы послали его утопить Принцессу Арджуманд?

– Утопить? – Ти-Джей расхохотался.

– Признавайтесь, – не отставал я. – И только попробуйте сказать, что вы не уполномочены.

– Мы действительно не можем открыть вам суть задания Финча, – вмешался мистер Дануорти, – но уверяю, Принцессе Арджуманд ничего не грозит, а результаты, когда задание будет выполнено, вас обрадуют.

– Если Генри планирует возвращаться, – проворчала Уордер из-за пульта, – давайте я его уже отправлю, потому что мне нужно открывать получасовые интервалы для Каррадерса.

– Данные от криминалистки нам понадобятся как только, так сразу, – сказал я мистеру Дануорти. – Постараюсь еще заглянуть сегодня вечером или завтра.

Мистер Дануорти кивнул.

– Вы что, думаете, у меня времени вагон? – поторопила нас Уордер. – Я пытаюсь…

– Хорошо, хорошо. – Я двинулся к сети.

– В какое время вас возвращать? – поинтересовалась Уордер. – Пятью минутами позже отбытия сюда?

Надежда замаячила передо мной, словно одна из бесчисленных уордсвортовских радуг.

– Я могу вернуться в любое время, какое пожелаю?

– На то и путешествия во времени, – буркнула Уордер. – Некогда мне вози…

– Тогда полпятого.

Если повезет, у меня будет двадцатиминутный сдвиг, и ярмарка уже совсем закончится.

– Полпятого? – переспросила Уордер грозно. – Вас там не хватятся?

– Нет. Теренс будет только рад подольше отлынивать от катания на пони.

Уордер, пожав плечами, начала вводить координаты.

– Идите в сеть, – велела она и нажала «отправить».

Сеть замерцала, и я, поправив канотье и галстук, бодро зашагал обратно на ярмарку. Небо по-прежнему хмурилось, поэтому определить время по солнцу не представлялось возможным, но толпа вроде бы поредела. Уж половина четвертого-то наверняка есть. Я подошел к барахольному прилавку сообщить Верити, что новостей никаких.

Верити на месте не оказалось. Прилавком заведовали Роза и Лилия Каттисборн, которые тут же начали впаривать мне серебряный молоток для колки сахара.

– Она в чайном шатре, – сказали сестры.

Увы, в шатре ее не было, зато там нашелся Сирил, судя по всему, весь день тешивший себя надеждой, что кто-нибудь обронит сэндвич. Я купил ему булочку с изюмом, а себе каменное печенье и чашку чая и понес немудреное угощение к площадке с кладом.

– Как вы быстро, – удивился Теренс. – Вовсе не обязательно было торопиться.

– А сколько времени? – У меня возникло нехорошее предчувствие. – Мои часы остановились.

– «Я же говорил, нельзя смазывать их сливочным маслом», – процитировал Теренс. – Пять минут первого. Может быть, хотите немного покатать детишек на пони? – безнадежно осведомился он.

– Нет, спасибо.

Теренс угрюмо поплелся к подъездной дорожке, а я остался пить чай, грызть каменное печенье и размышлять о превратностях судьбы.

День тянулся бесконечно. Камелия, выклянчившая у кого-то из сестер еще пятипенсовик, полдня просидела на корточках у площадки с кладом, разрабатывая стратегию.

– Мне кажется, главного приза тут нигде нет, – заявила она, просадив двухпенсовик на номер два.

– Есть. Сам зарывал, хочешь верь, хочешь нет.

– Я вам верю. Преподобный мистер Арбитидж видел, как вы зарывали. Но, может, кто-то успел выкрасть приз, когда никто не видел?

– Здесь все время кто-то вертится.

– Могли подобраться тайком, пока мы разговаривали.

Камелия вновь устроилась на корточках, а я принялся грызть печенье, которое оказалось еще тверже, чем на распродаже выпечки после молебна за ВВС, и раздумывать о епископском пеньке.

Может, кто-то выкрал его тайком, когда никто не видел? Да, я говорил, что на пенек охотников не найдется, но если посмотреть, что люди покупают на барахолках… А значит, не исключено, что какой-нибудь мародер все же выковырял его из-под обломков. Или Верити права, и его вынесли из собора еще до налета. Либо он был в соборе во время бомбежки, либо нет, рассуждал я, глядя на расчерченную песчаную площадку. Других вариантов не дано. В любом случае где-то он должен быть. Но где? В восемнадцатой? В двадцать пятой?

В половине второго священник пришел меня сменить, чтобы я «пообедал как подобает» и «погулял по ярмарке». Подобающий обед состоял из сэндвича с рыбным паштетом (половину которого я отдал Сирилу) и еще одной чашки чая, после которой я отправился обходить киоски. Выиграл кольцо с красной стекляшкой в рыболовном аттракционе, купил лоскутную накидку на чайник, ароматический шарик из утыканного гвоздикой апельсина, фарфорового крокодильчика и банку студня из телячьих ножек; сообщил Верити, что ни дата, ни фамилия мистера К пока не расшифрованы, и вернулся к площадке с кладом. Улучив момент, когда Камелия отвлеклась, зарыл в девятой ячейке крокодильчика.

День тянулся дальше. Подходящие попытать счастья вскопали четвертую, шестнадцатую, двадцать первую и двадцать девятую ячейки и в конце концов нашли два из зарытых шиллингов. Камелия впустую потратила остаток пятипенсовика и возмущенно утопала прочь. В какой-то момент пришел Бейн с Принцессой Арджуманд и сгрузил кошку мне на руки.

– Не могли бы вы за ней присмотреть некоторое время? Миссис Меринг поручила мне кокосовый тир, а я боюсь, Принцессу Арджуманд ни на секунду нельзя упускать из виду, – пристально посмотрев на нее, объяснил он.

– Снова перламутровый пучеглазый рюкин? – догадался я.

– Да, сэр.

Огромная песочница тоже показалась мне малоподходящим для кошки местом.

– Почему ты не можешь весь день проспать на прилавке с рукоделием, как та черепаховая на ярмарке Рождества Богородицы? – вздохнул я.

– Ми-ило, – мяукнула Принцесса и потерлась носом о мое запястье.

Я погладил ее, жалея, что она не утонула и не распалась на элементы, ведь тогда сеть не пустила бы меня обратно в прошлое, и я бы оставил Принцессу себе.

Нет, конечно, у меня бы не получилось ее оставить. Ее прибрала бы к рукам какая-нибудь миллиардерша, и одна кошка все равно не возродит вымерший вид, даже с помощью клонирования. И все равно, думал я, почесывая ее за ухом, она замечательная кошка. Если, разумеется, забыть о перламутровых рюкинах. И голубом двухжаберном голавле.

Ко мне подошел Финч и, воровато оглянувшись, зашептал:

– Мистер Дануорти просил вам передать, что он узнал от криминалистки – дата поездки в Ковентри расшифрована. Так вот…

– Мамуля говорит, чтобы вы дали мне еще три попытки, – потребовала возникшая из ниоткуда Камелия. – А она заплатит вам пять пенсов, когда ярмарка закончится.

Финч тревожно покосился на Камелию.

– Мы можем поговорить где-нибудь с глазу на глаз, сэр?

– Камелия, – попросил я, – ты не присмотришь несколько минут за площадкой?

Девочка отчаянно замотала головой.

– Я хочу копать. А смотрителю не полагается искать призы. Я хочу вторую.

– Прости, этот джентльмен пришел раньше. Мистер Финч, какую ячейку выбираете?

– Ячейку? – переспросил Финч.

– Где будете копать? – Я показал на площадку. – Поскольку ячеек тридцать, большинство первым делом ставят на дату. Если, конечно, это не тридцать первое. У вас есть какая-нибудь дата на примете, мистер Финч?

– А-а. – Лицо Финча прояснилось. – Дата. Тогда мне, пожалуй, номер…

– Он не заплатил! – вклинилась Камелия. – С вас два пенса!

Финч пошарил по карманам.

– Боюсь, у меня нет…

– Дворецким полагается бесплатная попытка, – нашелся я. – Так какой номер?

– Нечестно! – взвыла Камелия. – Почему это дворецким бесплатно?

– Правило церковных ярмарок.

– Но дворецкому миссис Меринг вы бесплатных попыток не давали, – протестовала Камелия.

– Он свою потратил в кокосовом тире. – Я вручил Финчу лопатку. – Называйте дату, мистер Финч.

– Пятнадцатое, мистер Генри, – поспешно произнес он.

– Пятнадцатое? Точно?

– Пятнадцатую нельзя, – возмутилась Камелия. – Ее уже выбирали. И шестнадцатую с семнадцатой. Нельзя по второму разу, это против правил.

– Пятнадцатое, – твердо повторил Финч.

– Но это невозможно, – ахнул я. – Пятнадцатое завтра.

– И шестую с двадцать второй тоже нельзя, – бубнила Камелия, – потому что их беру я.

– Она не могла ошибиться?

– Не могла, сэр, – ответил Финч.

– А месяц? Может быть, имелся в виду июль? Или август?

Нет, надеяться бессмысленно. Верити сама сказала еще в Иффли, что поездка в Ковентри состоялась в июне.

– Я бы выбрала угловую, – посоветовала Камелия. – Тридцатую или первую.

– То есть вы уверены, что это пятнадцатое? Завтра?

– Да, сэр, – кивнул Финч. – Поэтому мистер Дануорти и отправил меня к вам в срочном порядке.

– Я должен предупредить Верити. Финч, закрывайте лавочку.

– Нет, так нельзя! – захныкала Камелия. – У меня еще три попытки!

– Пусть вскопает три ячейки, и закрывайте, – велел я и, не дожидаясь возражений, помчался к базарному прилавку. Проскользнул кружным путем, чтобы меня не перехватила миссис Меринг или барышни Каттисборн.

Верити как раз продавала банджо без струн молодому человеку в котелке и с лихо закрученными усами. Взяв с прилавка непонятную штуковину с большим зазубренным колесом и двумя изогнутыми лезвиями, я до ухода молодого человека глубокомысленно вертел ее в руках.

– Некто мистер Килбрет, – шепнула мне Верити. – Но это он так произносит, а на самом деле – Гилбрет.

– Криминалистка расшифровала дату поездки в Ковентри, – сообщил я, пока никто не пришел и не прервал нас. – Пятнадцатое июня.

– Но это невозможно! – Верити побледнела. – Пятнадцатое завтра.

– Вот и я о том же.

– Как ты узнал? Снова перебрасывался?

– Нет. Финч передал.

– Он уверен?

– Да. Что будем делать? Уговаривать их прокатиться завтра утречком в Ковентри совсем бесполезно? Развеяться, посмотреть достопримечательности…

Верити покачала головой.

– После таких мероприятий весь следующий день посвящается перемыванию косточек с Каттисборнами, священником и вдовой Уоллис. Чтобы они променяли главную радость на какую-то поездку – ни за что. Это же самое сладкое.

– Тогда, может, рыба? – предложил я.

– Что рыба?

– Сказать полковнику и профессору Преддику, что там изумительные отмели или глубины или галечное дно, где ходят вот такенные лещи. В Ковентри ведь есть река? Против рыбы полковник с профессором не устоят.

– Не знаю… – протянула Верити задумчиво. – Но ты подал мне мысль. Скажи, ты, случаем, пальцами ног не хрустишь?

– Что?

– Так делали сестры Фокс. Ладно, обойдемся. – Она принялась копаться в куче-мале на прилавке. – Вот, замечательно, еще не купили. – Верити выудила металлическую коробочку из-под засахаренных фиалок и сунула ее мне. – Покупай ты, я без денег.

– Зачем?

– Есть у меня одна идея. Давай же, с тебя пять пенсов.

Я покорно отдал ей шиллинг.

– Это я ее хотела купить! – заныла невесть откуда возникшая Камелия.

– Я думал, ты клад ищешь.

– Я искала. В десятой, одиннадцатой и двадцать седьмой. Везде пусто. Мне сдается, клада нигде нет. И вы его вовсе туда не закапывали. – Она посмотрела на Верити. – Я ведь вам сказала утром, что покупаю эту коробочку.

– Не получится, – посочувствовала Верити. – Ее уже купил мистер Генри. А теперь будь умницей и позови мне миссис Меринг. Мне нужно с ней поговорить.

– Она в самый раз для пуговиц, – не унималась Камелия. – И я сказала еще с утра, что ее куплю!

– Может быть, тебе лучше вот эту милую книжечку? – Верити предложила ей «Старомодную девушку».

– Вот, возьми двухпенсовик. – Я протянул Камелии монету. – Если сходишь за миссис Меринг, я подскажу тебе, где клад.

– Это жульничество, – надулась Камелия.

– Подсказка разрешается. Битва при Ватерлоо, – прошептал я ей на ухо.

– День или год?

– А это сама догадайся.

– Где шиллинги зарыты, тоже подскажете?

– Нет. И миссис Меринг позови до того, как пойдешь копать.

Камелия убежала.

– Быстрее, пока она не вернулась. Что ты придумала? – спросил я у Верити.

Она взяла коробочку с крышкой в разные руки и хлопнула, словно музыкальными тарелками. Они глухо клацнули.

– Сеанс, – объявила Верити.

– Сеанс? Это и есть твоя идея? Ради этого я отнимал конфетку у ребенка?

– Ты сказал, что полковник с профессором не устоят против рыбы. Так вот миссис Меринг не устоит против спиритического сеанса и духов…

– Сеанс? – воскликнула миссис Меринг, выплывая в своем разноцветном плаще. – Ты предлагаешь сеанс, Верити?

– Да, тетя Мальвиния, – ответила Верити, поспешно заворачивая коробочку с крышкой в папиросную бумагу, засовывая в плетеного лебедя и вручая мне. – Похвальный выбор, мистер Генри, надеюсь, вам понравится. Мистер Генри, – пояснила она хозяйке дома, – как раз говорил мне, что еще ни разу не присутствовал на сеансе.

– Неужели, мистер Генри? – поразилась миссис Меринг. – Тогда непременно нужно провести его сегодня же вечером, специально для вас. Спрошу преподобного мистера Арбитиджа, порадует ли он нас своим присутствием. Мистер Арбитидж!

Она стремительно удалилась.

– Отдай мне коробочку, – шепнула Верити.

Я тайком передал ей завернутый в папиросную бумагу предмет.

– Что ты с ней будешь делать?

– Стучать, – ответила Верити вполголоса, убирая коробочку в ридикюль. – Сегодня духи поведают нам, что нужно ехать в Ковентри.

– Ты считаешь, получится?

– У мадам Иритоцкой получается. И у Дэниела Хьюма, и у сестер Фокс, и у Флоренс Кук. Им удалось заморочить голову ученому Уильяму Круксу и Артуру Конану Дойлю. Миссис Меринг и тебя ведь приняла за духа. Так что получится. Что может не получиться?

К нам вернулась миссис Меринг в развевающемся плаще.

– Преподобный мистер Арбитидж сейчас проводит лотерею, так что я спрошу позже. О, мистер Генри, – она взяла меня за руку, – у нас будет отличный сеанс! Я уже чувствую присутствие духов.

На самом деле это был Бейн, который подошел сзади и дожидался возможности обратиться.

– Может быть, это тот самый дух, которого вы слышали недавно ночью, мистер Ген… Что такое, Бейн? – нетерпеливо спросила она.

– Мадам Иритоцкая, мэм.

– Да, и что с ней?

– Она здесь.

 

Назад: Глава пятнадцатая
Дальше: Глава семнадцатая