Лис кивнул стражникам, замершим у входа в резиденцию кардинала-примаса.

– Смотреть в оба! Без моего разрешения никого не впускать. Тех, кто будет кричать, настаивать – отправлять ко мне. Подкрепление сейчас пришлю.

– А если его высокопреосвященство сам пожелает куда-либо отлучиться?

– Отлучиться он может по нужде в сортир, и то не выходя за пределы резиденции. В остальных случаях – не упускать из виду, сопровождать хоть в обнимку – мне без разницы. Главное, иметь глаза открытыми и внимательно слушать все, шо ему говорят, шо он говорит. – Сергей на секунду задумался. – Пришлю вам сюда еще писца, шоб не скучно было. Пусть фиксирует входящих и выходящих слуг, гостей и приближенных этой Красной Шапочки.

Воин дворцовой стражи, командовавший караулом, хорошо помнил безапелляционную манеру Рейнара-нурсийца. А потому даже не пробовал спорить и до подхода обещанных подкреплений, недолго думая, попросту решил не выпускать из резиденции ни одной живой души. Между тем Лис уже шагал к дворцу, на ходу отдавая распоряжения боевой группе.

– Вот просто же ж поговорил с подследственными по душам, привел резоны, и они все сразу поняли. Милейшие люди попались! И ведь как славно попались! Ладно, по делу: Женечка, проследи, чтобы старшего Дагоберта накормили чем-нибудь сытным. Хорошо бы красного вина с шоколадом для компенсации кровопотери, но с шоколадом тут пока проблемы. Так шо мясо и красное вино. Да, еще можно мед. Пусть слегка передохнет с зарядкой мечей и начнет скликать родичей. Оно, конечно, Фрейднур в своем нынешнем состоянии крут, шо альпийские склоны, но кроме него имеется несусветная толпа хмырей, которым надо устроить горячий прием. А теперь, на радость нам, появится еще и людская армия, причем с правильным железом. Так шо крылатые огнеметы нам пригодятся в самое ближнее время.

– Хорошо, сейчас займусь.

– Бастиан, шо у тебя?

– Гизелла пишет воззвание к баронам, обещает поднять все имеющееся за Луарой воинство в течение ближайших двух недель.

– Две недели – это долго.

– Учитывая местные скорости, пропускную способность дорог, необходимость военных сборов – это меньшее, на что можно рассчитывать. Но и бароны, которых собирает Пипин, вряд ли соберутся быстрее.

– Все это, конечно, так, но беда в том, шо хаммари ни собираться, ни дорог искать не должны. И они здесь могут быть довольно скоро.

– Я все же полагаю, что Пипин и тот, кто стоит за ним, спешить не будут. Иначе бы не стали раздавать мечи и формировать какие-то боевые единицы из людей. Эйа всерьез не настроен отдавать эту зеленую цветущую землю каменной своре, он сам на нее имеет виды. Зачем – другой вопрос, но для ответа на него нам известно недостаточно. Поэтому будем играть теми картами, которые у нас на руках.

Вероятно, хаммари либо опять загонят в выжженный мир, но с управлением, так сказать, в «ручном режиме», без отдельной стражи, либо отведут какие-нибудь загоны в предгорьях, чтобы угроза смотрелась реалистичней. Но отдавать им всю планету – чересчур много чести. Эйа она самому нужна, чтобы править в свое удовольствие. Ну, там, воскурения, жертвы, почитания, храмы и тому подобные детские игрушки.

У хаммари с божьим страхом и громким обожанием слабовато. Они для этого слишком тупые. А раз так, сейчас дух-паразит Фрейднура будет создавать в противовес каменным страшилищам преданную элиту из тех, кто пойдет за его ставленником Пипином, этакая затравка будущего управленческого аппарата.

И гвардию эту нужно повязать кровью – совместно выигранным сражением. Так что очень вероятно, что впереди как раз пойдут люди, за их спиной в качестве подвижной стены, заградительных отрядов, – хаммари, и уж окончательно в резерве сам Фрейднур. Но если мои предположения неверны, полагаю, расстановку сил врага мы узнаем из вполне компетентного и весьма информированного источника. Правда, Карел?

– Да я ж только за! Но пока ничего интересного нет.

– Это уже немало. Отсутствие информации – само по себе информация. Ты, главное, окажись рядом, когда будет шо-то интересное. Твои глаза и уши сейчас дорогого стоят. Их потом тут из золота сваяют и станут продавать в качестве оберегов. Так шо давай, не упусти миг славы. – Сергей небрежно отсалютовал стражу ворот дворца и продолжил военный совет: – Бастиан, ты откровения фра Гвидо слышал?

– Насчет книги?

– Нет, насчет детских страхов и насилия в семье. Конечно, насчет книги. Шо ты скажешь на тему призрака, который являлся этому юному шалуну?

– Очень может быть, что это плод детского воображения, фантом, вызванный запугиванием ребенка неотвратимостью физического наказания. Женя может подтвердить, такое случается. Мозг ребенка способен постфактум создать очень реалистичные картины того, чего на самом деле не было.

– Действительно так, – вмешалась Женя, услышав в речах Ла Валетта призывное ржание своего любимого конька. – Детская психика очень гибкая, и воображение не знает границ реальности.

– Умники и умницы, оставьте плоды воображения червям сомнения. Предположим, шо маленький Гвидо и впрямь зрил незримое, и перед ним был нормальный стопроцентный человеческий призрак. Шо это могло быть? Хочу услышать версии. Какая-нибудь зачитавшаяся родственница, вмурованная в стену при одном из ремонтов местной библиотеки, или шо путное. Как полагаешь, Валет?

– Если учесть, что сам фра Гвидо связывает призрака с золотым сиянием, исходившим от страниц, то можно предположить, что мы имеем дело с тем самым заклятием Медеи. Это, конечно, только версия, но лишь представьте: Золотое Руно дарует процветание и богатство, однако стоит теперь на него внимательно поглядеть, сквозь поражающий сознание блеск проступает облик той, кого Ясон предал и бросил.

– Там еще кардинал утверждал, что у призрака были совершенно невероятные, втягивающие, точно бездна, глаза, – напомнила Женя.

– Было дело. На свои намекаешь? Шо-то в этом есть. Но тут загвоздка, – насмешливо прокомментировал Лис, – у призраков обычно хреново с цветопередачей. Уж ты мне поверь, я их навидался выше крыши.

– Сережа, не до комплиментов, я серьезно. Что, если с глазами не все так просто, что, если призрак, так сказать, двуслойный?

– Поясни.

– Смотри, если эта Медея была вместилищем Гекаты, или как там она?

– Олх, – напомнил Бастиан.

– Вот именно. Сама дочь колхидского царя появляется с вечно молчаливым укором, сводящим с ума любого, кто слишком долго смотрит на страницы фолианта. Но сквозь нее этими невероятными глазами глядит та самая Олх-Геката.

– Ты думаешь, такое возможно? – усомнился Сергей. – Бастиан, как считаешь?

– Не знаю, никогда о таком прежде не слышал.

– Это само по себе говорит о многом.

– Может, я и не права. Однако, судя по тому, что Эйа не покинул этот мир, представляется вероятным, что и Олх где-то близко. Однако они почему-то совершенно порознь, хотя изначально были вместе. Если можно предположить, что людская психология имеет отношение и к божественной, то я склонна думать, что столь активная деятельность мужской составляющей этой дуальной пары как раз и связана с разладом, так сказать, ролевой функции по гендерному вопросу.

– Женечка, это в переводе с русского на русский звучит: «Так шо ж я – не мужик, шо ли?!»

– Да, примерно так.

– Занятная версия. Но узнать мы это можем, лишь спросив напрямую. Это, в свою очередь, приводит к сумасшествию и потере личности. Как тебе перспектива?

– Совершенно не нравится. Но если других вариантов нет, следует придумать, как максимально обезопасить этот.

 

Слова Рейнара-нурсийца «Всефранкская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрэволюцией и бандитизмом» молотами звучали в голове великого казначея. Быть может, впервые с момента назначения на этот высокий пост он пожалел, что не остался простым мастером над мастерами, поставщиком двора и любимцем госпожи Гизеллы. Звук грозных слов гулко отдавался в мозгу, будто палач уже забивал на нем колодки, и горло теснило от предчувствия сжимающих его досок.

«Надо что-то делать, – лихорадочно соображал Элигий, – и очень быстро. Этот Рейнар ни перед чем не остановится. Это для кого другого я самый богатый человек в стране и уже только потому достоин всяческого уважения. Для него же все мое золото – не дороже, чем вода в половодье. – Это ощущение ужасало его. Он метался в своей потайной комнатке, будто загнанная в угол крыса, лихорадочно стараясь придумать, как отвести беду. – Надо все валить на Шарля и Брунгильду. Это они все подстроили, в то время как я корпел над счетами, приумножая доходы обожаемого кесаря и его умопомрачительной, восхитительной, небесной, сиятельной матушки. – Спасительная мысль о Гизелле слегка приободрила его.

Как бы то ни было, она его надежная защита! Следует немедля бежать к ней, рассказать о кознях врагов, о собственных попытках хоть как-то противостоять им. Главное, опередить Рейнара. Того Гизелла тоже призовет, и здесь будет слово против слова, на чью сторону станет повелительница – одному Богу известно. – Надо спешить. И нужен достойный подарок. Золото и драгоценные каменья добавляют силы и самым слабым речам».

Элигий бросился к обитому железными полосами ларцу, снял с пояса мудреный ключ, отпер, поднял крышку. Яркоцветное сияние разлилось по скупо освещенной комнатке, драгоценные каменья в оправах и без с верхом заполняли переносную сокровищницу.

«Вот эта золотая цепь с сапфирами, пожалуй, будет хорошо сочетаться с лазурными глазами мадам Гизеллы».

Золотых дел мастер схватил драгоценный подарок и без особых церемоний запихнул в поясную суму. Затем туда же последовали украшенные бирюзовыми вставками браслеты, привезенные из далекого, почти сказочного Гюлистана. Мустафа нашел их в тороках одного из абарских всадников. Те не признавали богатства, но браслеты, видимо, были чем-то памятны убитому. Подумав, Элигий добавил ко всему еще полсотни золотых константинопольских монет-безантов: мало ли кому придется сегодня усладить жизнь этим немудрящим даром… Золотые кругляши – славные воины, они никогда не предают.

Он запер ларец и кликнул стражников – с таким грузом даже ему лучше по городу одному не ходить. Дорога к дворцу была недолгой, однако увиденное еще более испортило настроение великому казначею: у ворот резиденции кардинала Бассотури, напряженно вглядываясь в толпу, стояли воины дворцовой стражи, а не люди его высокопреосвященства, как было всегда.

«Итак, – размышлял про себя хранитель казны, стараясь вовсе не глядеть в сторону резиденции кардинала-примаса, – пока все не так плохо, как показалось в первый миг! Я с самого начала подозревал, что Шарль из Люджа причастен к побегу своего отца, но доказательств у меня не было. Затем Шарль втерся ко мне в доверие, да и не мог я с ходу, женившись на его тетке, заявить, что племянник – злодей и разбойник. Все бы тут же решили, что я пытаюсь устранить нежелательного конкурента и возможного наследника. Потом была эта история с нападением на Шарля, и я совсем поверил ему, тем более что под его словами подписался сам архиепископ Реймский. А здесь, в Париже, и не только в его стенах, всякому известна моя набожность. Разве мог я усомниться в словах человека, собственноручно возложившего на голову кесаря золотой венец? – Он печально вздохнул: – Моей работы. То же самое с книгой. Как можно было не доверять человеку, которому, безусловно, доверял святейший папа?!

Он вспомнил невзрачного казначейского писца, все последние дни ходившего в каком-то сонном оцепенении. Он слышал, видел, разговаривал и, в общем, продолжал работать как ни в чем не бывало. Однако стоило хранителю государевых сокровищ приказать, ну, скажем: «Усни!» – и бедолага валился с ног на месте. Элигий уже несколько раз проверял: наваждение продолжало действовать, хотя сам подопытный ни о чем, похоже, и не догадывался. «Это можно использовать, – лихорадочно думал казначей. – Главное, знать, как и для чего. И, конечно же, выбрать удобный момент».

Стража у ворот дворца с деланой почтительностью отсалютовала копьями, пропуская верховного казначея. Для них он по-прежнему оставался золотых дел мастером, пусть и вознесшимся, но все еще ремесленником. Впрочем, может, они даже и не вспоминали об этом, но сам новоиспеченный вельможа спиной чувствовал их высокомерное презрение.

«Не остановили, значит, никаких распоряжений насчет меня не было», – обрадовался Элигий. Он заспешил к дворцу, однако меж колонн портика нос к носу столкнулся с Бастианом.

– Рад приветствовать славнейшего из менестрелей! – стараясь придать голосу карамельную сладость, поклонился мастер Элигий. Конечно, ему не подобало первым кланяться какому-то бродячему певцу, пусть и запросто принятому во дворце кесаря. Но он был близок к хитроумному Рейнару, да и сам вовсе не так прост, как пытался показать. И этого нельзя было сбрасывать со счетов. – Мне доложили, что вы сопровождали в Форантайн мою дорогую супругу, оказали ей величайшую услугу, защитив там, где расписались в бессилии мои телохранители. Вы даже были при этом ранены.

– Да, было такое. – Ла Валетт откинул со лба иссиня-черную прядь волос, демонстрируя слегка подсохшую ссадину. – Но рана, как видите, пустяковая. Хотя я был изрядно оглушен и почти два дня лежал в полубеспамятстве.

– Какая беда! – удрученно качая головой, запричитал Элигий. – Но очень надеюсь, ваши песни от того не станут хуже, и, конечно, вы достойны хорошей награды. – Златокузнец картинно запустил руку в поясную суму и достал горсть золотых монет. – Это самое меньшее, что я готов для вас сделать. Поверьте, я ваш друг, всегда к вашим услугам. Если вдруг вам что-либо понадобится, приходите запросто, как я уже имел честь сообщить, вы всегда дорогой гость в моем доме.

– О, моя заслуга не столь велика. – Бастиан поклонился, активизируя связь. – Простите, Сергей, мне тут предлагают взятку под видом благодарности. Я должен буду указывать ее в финансовом отчете? И… потом, в налоговой декларации.

– Да за-ради Бога! Тебе просто высказывают благодарность под видом взятки, деньги всегда пригодятся. А за шо тебе бабло листают?

– Простите, что?

– Ну то самое, шо ты не будешь указывать в отчете.

– Не знаю. Официально – за помощь в спасении Брунгильды.

– Слушай, это ж надо уметь так ловко бросить нож, шоб тебе еще за это золотом отвалили! Но это, так сказать, официоз, а если зреть в корень?

– Похоже, через меня Элигий пытается как-то подольститься к вам.

– Да? Тогда хабар пополам! Разузнай, шо ему там от жизни нужно. А я тут пока Гизелле мозги вправлю. А то она вознамерилась сжечь Париж, шоб он врагу не достался. Ты часом про Кутузова с Наполеоном баллад не пел?

– Ну что вы, это же может повлиять на ход истории.

– Ага, на ее потайной ход. Ладно, крути пока казначея, может, чего толкового всплывет. Нас с Гисей не беспокоить! У нас мозговое самоокапывание.

– Не знаете ли вы, дражайший мэтр Бастиан, в добром ли настроении наша госпожа и повелительница?

– Вероятно, в добром. Ее настроение всегда улучшается, когда в трудную минуту рядом оказывается месье Рейнар.

Элигий похолодел от ужаса, но постарался не выдать себя.

– О да, конечно. Он поистине великий человек, я всегда искренне восхищался им. А кстати, – казначей заговорщицки оглянулся по сторонам и будто только сейчас заметил стражников, замерших у входной двери, взял Бастиана под руку и отвел чуть в сторону. – Не рассказывал ли вам сей достойный муж о странной книге, преподнесенной якобы от имени его высокопреосвященства монсеньора Гвидо Бассотури злокозненными абарскими соглядатаями и душегубами?

– Да, мне доводилось ее видеть.

– Сейчас государыня проявила к ней интерес, меня терзают определенные сомнения. Я бы даже сказал, опасения! Хоть на листах этого роскошного фолианта написаны священные тексты, но абарские дары сами по себе подозрительны. Быть может, пергамент, на котором написана книга, отравлен? Есть разные виды яда, не все действуют сразу, некоторые проникают в кровь через кожу, достаточно и самого легкого касания, чтобы отправиться к праотцам. Некоторые же, наоборот, убивают медленно, при вдыхании испарений. Так, скажем, действует ртуть, о которой нам, ювелирам, известно много больше, чем прочим смертным.

Я слышал, что вашему доблестному соратнику и другу мессиру Рейнару поручили выяснить, нет ли на страницах отравы. Такой, как он, несомненно, все исполнит в наилучшем виде. Однако ведомо ли ему о хитроумных персидских ядах? Поймите мое волнение, я, конечно, знаю, что для вас все эти яды – лишь повод для красивых слов в балладе. Но, может, все же что-то слышали?

– Прощупывает, прощупывает, – удовлетворенно констатировал Лис. – Хитрит, надеется, шо ты сейчас простодушно начнешь бить себя пяткой в грудь с криком: «Это я-то не знаю?! Да я все таблицу Менделеева превозмог!..»

– А что, если дать ему желаемое?

– Яду?

– Ну что вы! Он спрашивает о книге, потому что сам о ней что-то знает. Если так, следует выяснить, что именно ему известно. Быть может, в своих исследованиях он в чем-то продвинулся дальше нас?

– Хм, занятная версия. Ладно, действуй.

Бастиан поднес палец к губам, призывая собеседника к молчанию, и картинно насупил брови.

– Нас могут тут услышать.

– Да, да, – закивал Элигий. – Пойдемте ко мне, там надежно.

Спустя пару минут тяжелая дверь хранилища золотовалютных резервов закрылась за казначеем и его спутником, и бдительные стражи снова принялись внимательно оглядывать дворцовый сад в поисках затаившегося врага.

– Вы открывали эту книгу? – все с той же суровой физиономией поинтересовался Ла Валетт.

– Был грех, лишь на мгновение.

– Видели золотое сияние?

– Да, да, я обратил внимание.

– Это страшный яд, он делает человека безумным.

– Не может быть! – всплеснул руками мэтр Элигий. – Так вот оно, значит, как?! Друг мой, как мне кажется, один из моих писарей, движимый, очевидно, любопытством, заглянул в этот фолиант, и теперь отравлен, совсем отравлен! – запричитал казначей, обхватив голову руками. – О, ужас, бедняга! Неужели же ничего не сможет ему помочь?

– Он что же, бьется в конвульсиях или бросается на людей?

– Нет. Но, на днях я увидел его сидящим над счетами, будто каменный истукан. Я думал, он просто не выспался, и сказал ему в шутку: «Спи!» И он тут же уснул. Просто свалился лбом об стол. А когда проснулся, не мог понять, откуда взялась шишка.

– Да, это определенно действие яда.

– Еще он что-то лепетал про сон, будто вдруг увидел прекрасную девушку, прямо здесь, в хранилище. Сначала он было подумал, что это благородная дама Ойген.

– Они что же, похожи?

– Я не могу знать о том, это же был не мой сон. Но писарь говорит так. А потом он увидел глаза этой девушки, они будто затягивали, и лицо больше не казалось прекрасным, черты его были, как и прежде, совершенны, но это совершенство наводило ужас. Я все время тряс и тормошил его, может, именно это не позволило его сознанию окончательно покинуть тело. Но боже, какое низкое коварство, подлое, низкое коварство! Человек даже не умирает, а попросту уходит из жизни, и никаких следов. Это похоже на вечный сон…

– Месье Рейнар, – согласно кивая головой в ответ, вызвал Бастиан, – а ведь действительно получается, что чтение этого фолианта вызывает нечто вроде сна разума.

– Который рождает чудовищ. Похоже на то. И шо?

– Помнится, нечто подобное было и с Брунгильдой. Если память не изменяет, там у нее был некий талисман, еще со склепа, – та самая окаменевшая драконья кровь, что контролировала сон и пробуждение.

– Было дело. Погоди, погоди, ты хочешь сказать, шо можно выбить клин клином?

– Я могу лишь предположить это, но утверждать, к сожалению, не решился бы, и вряд ли кто-то сможет взять на себя такую ответственность. Но мне кажется вполне логичным, что зов огненной крови дракона может вырвать человека из сна.

– Или наоборот, загнать в летаргию, как было с Бруней. Зашибись, версия! Попробуем на лягушках?

– Возможно, лягушка сможет общаться с Медеей и, главное, с Олх, но, увы, вряд ли мы поймем ее рассказ.

– Если не поймем, кому-то придется с ней целоваться.

– О нет, увольте!

– Да как я тебя уволю? Тут же все по правилам: за два месяца заяву в письменном виде, обходной лист. Полный расчет, опять же – сдача материальных и нематериальных ценностей. Словом, это не ко мне.

– Я готова попробовать, – послышался на канале связи голос Женя.

– Ты? – удивился Сергей. – Целоваться с лягушкой? Франция в шоке!

– Сережа, оставь свои шуточки. Я серьезно. Книгу читать мне, кому же еще? Женщина всегда поймет женщину.

– Не факт, но допустим.

– А кроме того, мне представляется, что версия Бастиана должна сработать.

– А если нет?

– Если нет, тогда все будет очень плохо. Однако же Элигию, по его словам, удалось растормошить своего писаря. Да и к тому же вряд ли у нас есть какой-либо иной способ переговорить с Олх. Так что идти мне.