Глава 30

Говорят, утро вечера мудренее. Чаще всего так и есть. Но бывают случаи, когда утро не приносит ни мудрости, ни облегчения. И даже наоборот. Становится ещё хуже. Именно таким паршивым и выдалось для Ирины Москвитиной следующее после посещения кладбища и беседы с охранниками утро. За ночь решение не пришло, и вчерашние проблемы казались теперь ещё более неподъемными. Главным образом потому, что Ирина чувствовала: самой ей не справиться, нужна помощь. Но не имела ни малейшего понятия, у кого данной помощи попросить. Вот с этим ощущением растерянности она проснулась у себя в квартире и поплелась под душ. Настроение было отвратительным. Ко всему прочему, она ещё и не выспалась. Легла около трёх часов ночи, а сейчас часы показывали девять утра. Добрать бы ещё часок-полтора, но Ирина себя хорошо знала. Раз уж сон отлетел, то теперь не вернётся. И единственный способ вернуть его вместе с боевым настроением — это придумать хоть какой-то вменяемый план действий. Вчера этот план был, и она его выполнила. Но вот сегодня…

Отпечатки пальцев на бутылке из-под крымского вина принадлежали Сыскарю, это несомненно. Дактилоскопия не врёт. Значит, получается, охранник по имени Геннадий тоже не врёт? Не-не-не, Ириша, ты умом поехала, какие, нах, отверстые могилы и ожившие мертвецы? Ищи другое объяснение. Какое? Не знаю пока. Ищи.

И она принялась искать. Сначала под контрастным душем, потом за чашкой кофе и бутербродами с колбасой. После первой чашки кофе и бутерброда стало не то что повеселее, но как-то полегче. Не особо, но всё-таки.

«Ага!» — сказала она себе, сварила вторую чашку и сделала ещё один бутерброд.

Ладно, представим себе следующую ситуацию. Мой ненаглядный начальник и любимый человек Андрей Владимирович Сыскарёв надумал исчезнуть. Пропасть для всех с концами. Не понятно, зачем ему это, к тому же накануне собственной свадьбы, но всё же. Блажь нашла, моча в голову ударила и всё такое прочее. Задумал он, значит, исчезнуть и… Что? Приехал на кладбище, напоил, а затем подговорил или уговорил за деньги охранника Гену разыграть всю эту интермедию? Потому что иначе как интермедией назвать бред, который вчера нёс этот Гена, невозможно. Комическая пьеска, исполняемая между актами драматического представления. Только вот смеяться что-то не сильно хочется. Или смех предполагается после того, как Сыскарь объявится и с обычной своей кривоватой брюсуиллиевской ухмылкой спросит: «Ну что, как я вас разыграл, а?» Розыгрыши он любит, не без этого. Ирина вообще заметила, что бывшие военные, равно как и сотрудники правоохранительных органов, склонны к грубоватому подшучиванию и немудрёным розыгрышам. В основном на так называемом казарменном уровне. Но опять же. Зачем, зачем и ещё раз зачем? Из чистой любви к искусству? Как-то не похоже это на Андрея. Он, понятное дело, тот ещё пацан и безбашенный идиот, но не до такой же степени! Или до такой? Нет, не до такой. В любом случае получается, что хоть какой-то ответ надо искать в Кержачах. В этой долбанной русской деревне. Там вся херня с неожиданной на всю жизнь любовью и смертью началась, значит, туда нужно и ехать. Посмотреть на эту Светлану, поговорить с ней, с другими жителями. С фермером этим, которому они помочь хотели поймать волка, в результате чего погиб Иван. Про колдуна ещё какого-то местного Сыскарь упоминал. Может, и с ним повидаться. На всякий случай. Между прочим, то, о чём рассказывает охранник Гена, — чистое колдовство из сказки. О! Вот и малюсенькая зацепочка. В том смысле, что, возможно, есть с кем посоветоваться по данному поводу. Если, конечно, это не какой-нибудь шарлатан, обирающий доверчивых деревенских жителей. Так оно и есть, скорее всего, но чем чёрт не шутит…

Телефонный звонок на служебный мобильник оторвал её от размышлений о том, варить третью чашку кофе или нет.

— Алло!

— Здравствуйте, — густой раскатистый мужской голос как-то сразу располагал к себе. — Это частное детективное агентство «Поймаем.ру»?

— Здравствуйте. Оно самое.

— Меня зовут отец Николай. Скажите, могу я поговорить с Андреем Сыскарёвым?

— В данный момент нет. А… как вы сказали вас зовут, простите?

— Отец Николай. Я воинский священник. С Андреем и Иваном мы когда-то вместе служили. Правда, службы у нас были несколько разные. Они Родину защищали, я же окормлял их духовно. В меру своих невеликих сил. Сразу скажу, про кончину Ивана мне известно, поэтому примите мои самые искренние соболезнования. Он был хороший человек, и, уверен, Господь принял его душу и определил ей достойное место в своём Царствии Небесном.

Ты хотела помощи? Вот она. Я помню, как Сыскарь с Лобаном рассказывали об этом отце Николае. С восторгом и любовью. Вроде он ещё в Афганистане воевал, снайпером, потом в 90-х чуть ли не бандитствовал, на жизнь зарабатывая, и в конце концов стал православным священником. И не простым, а воинским. Удивительная судьба у дядьки. Ну что, обращаемся? Обращаемся. Больше не к кому. Раз уж тут у нас со всех сторон колдовство замешано, то самое время священника на помощь звать.

— Спасибо, отец Николай, — сказала она искренне. — Да, я вспомнила, извините, Андрей и Ваня о вас много хорошего рассказывали. Меня зовут Ирина, я секретарь агентства.

— Очень приятно, Ирина. Так где Андрей?

— Он… он пропал.

Какое-то время в трубке молчали, после чего отец Николай с каким-то твёрдым и непреклонным участием осведомился:

— Ирина, моя помощь нужна? Не стесняйтесь. Я сейчас в Москве и располагаю свободным временем.

Они встретились возле офиса «Поймаем.ру» через час.

Отец Николай оказался чуть выше среднего роста, тяжелым и крепким на вид мужчиной лет около пятидесяти, с явно видавшим разную еду и напитки животом, каштановой гривой волос, забранных в хвост, усами и бородой, в которых постепенно брала своё седина, и ясными карими глазами. Одет он был в обычные джинсы, светло-серую майку с изображением божественной красоты церкви Покрова на Нерли на груди и джинсовую же безрукавку с множеством карманов. На ногах батюшки красовались удобные кроссовки известной западной фирмы, через плечо висела на ремне небольшая чёрного кожзама сумка, в которой городские мужчины обычно таскают что угодно — от важных бумаг и всяких электронных гаджетов до бутылок с водкой, виски и коньком, сигарет и денег.

Слушать он умел. Ирина предложила гостю чаю, от которого тот не отказался, и сама не заметила, как вскоре поведала отцу Николаю чуть ли не всю жизнь за последний год детективного агентства «Поймаем.ру» и заодно свою собственную.

— Если честно, я теперь не знаю, что делать, — закончила она. — Проснулась утром в ужаснейшем настроении и полном унынии. И тут вы позвонили… — Ирина умолкла.

— Уныние — большой грех, — заметил отец Николай.

— А если я не крещена? — не удержалась она. — Тоже грех?

— Как же не крещена, если крещена, — усмехнулся священник.

— Откуда вы знаете?

— Вижу. Тебе бы, дочь моя, в церковь не мешало сходить, исповедоваться да причаститься, но это так, совет, не более того. Хоть ты его и не просила, извиняться не стану, не за что извиняться. — Он умолк, сделал глоток чаю. — Да, вижу, позвонил я вовремя.

— Так… что же делать?

— Действовать. Для начала давай-ка заедем в Сретенский монастырь. Ничего, что я на «ты»? Мне так привычнее.

— Ничего. Не чувствую от этого никакого неудобства. А зачем нам в Сретенский монастырь и где он находится?

— Метро «Чистые пруды» или «Тургеневская», — усмехнулся отец Николай. — А там я покажу. Что же касаемо первой части вопроса, то не в этой же одежде мне отчитку совершать. — Он оглядел себя. — На каковую отчитку ещё неплохо бы разрешение у архимандрита получить. Думаю, даст. Он сейчас как раз в монастыре.

— Понятно, — сказала Ирина и подумала, что ничего не понятно. Сретенский монастырь, отчитка какая-то, на которую ещё разрешение архимандрита требуется. И кто такой этот архимандрит?

— Живу я там, в монастыре Сретенском, пока в Москве нахожусь, — пояснил отец Николай с улыбкой. — Понятно ей… Отчитка же — изгнание бесов, если коротко. Молебен специальный. Не всякий священник может её совершать, отчитку, потому и нужно, чтобы архимандрит благословил. Начальство церковное.

О как, подумала Ирина, изгнание бесов, значит. Приплыли.

— А… из кого мы будем изгонять бесов? — с опаской осведомилась она.

— Я буду изгонять, — поправил её отец Николай. — Ты рядом постоишь, посмотришь. Не повредит. Изгонять же будем из могилы Ивана. Мне кажется, охранник этот правду сказал. Ежели так, то без нечистого тут не обошлось. Не встают мертвецы из могил сами по себе. Вот мы и проверим. Поехали, времени у нас не так много, как кажется, — он поднялся со стула и направился к выходу.

Точно приплыли, решила Ирина и, ощущая себя героиней какой-то мистической киноленты, последовала за отцом Николаем. При всей своей самостоятельности и довольно ершистом характере она чувствовала, что на этого большого и сильного, хоть уже и не совсем молодого человека можно положиться.

Заброшенная церковь венчала невысокий холм километрах в четырёх от Кержачей и пользовалась у жителей окрестных сёл недоброй славой. Когда-то давно рядом с церковью жила большая деревня Горюновка, но, говорят, пришла в упадок и опустела ещё в прошлом веке, до Великой Отечественной войны, в голодные тридцатые годы. То ли тридцать второй, то ли тридцать третий. Что точно в Горюновке случилось с населением, Григорий не знал. Равно как и плохо был осведомлён о голоде и самой войне. К чему? На своём веку повидал он на Руси столько лихолетий, что знания об очередных, к тому же тех, свидетелем которых он лично не был, ничего ему не давали. Разумеется, в общем и целом ему было известно и о двух мировых войнах прошлого двадцатого века, и о революции семнадцатого года, и о частичном распаде великой Российской империи в одна тысяча девятьсот девяносто первом, но только лишь потому, что без этих сведений трудно было бы жить в данном времени и общаться с людьми. Даже при всех его талантах и умениях. А жить было необходимо. Как всегда, впрочем. Сбежав от смертельного преследования Якова Брюса в будущее, он быстро убедился, что возвращаться (само по себе это было довольно трудно, но возможно) нет резона — дел полно и здесь. Их просто непочатый край. А уж удобного материала человеческого и вовсе море. Семь десятков лет фактического забвения русским народом христианства — это чистый подарок судьбы, по иному и не скажешь. Проживи Григорий ещё тысячу лет, вряд ли смог бы сам добиться хотя бы отдалённо похожих условий. В этом удивительном времени, когда люди укротили неведомые ранее силы природы и заставили их работать на себя, духовно они оказались гораздо мене защищёнными, чем даже в годы, когда Русь затопила татарская тьма. Ну или так Григорию казалось. В любом случае время было как нельзя более удачное — на стыке двух эпох. Люди готовы верить во что угодно и управлять ими, лепить из них то, что тебе нужно — чистое удовольствие. И чем больше народу придёт за утешением, советом и помощью не к попам христианским, а к нему, Григорию, и тем, кого он здесь научит и воспитает, тем лучше. А уж если удастся заполучить в жёны ту, кто воплощает в себе душу России (в каждом поколении есть несколько таких, только найти их трудно), и она родит ему трёх-четырёх сыновей… Прочь мечты. На время — прочь. До вашего воплощения в реальность осталось совсем чуть-чуть, но он слишком часто видел, как из-за какой-нибудь ерунды и случайности рушились в последний момент самые великие замыслы. Вчера получилось всё сверхудачно. Светлана пришла к нему сама за помощью. А когда вышла, то была уже совсем другим человеком. Его человеком. Готовой для него на всё и не понимающей, как она ещё утром могла думать и беспокоиться о каком-то там Андрее Сыскарёве. Залётном частном сыщике, пьянице и никчёмном пустозвоне, который получил своё и уехал далеко-далеко, не поставив её в известность. Очень далеко и надолго. Он, Григорий, видит аэропорт и взлетающий самолёт… Нет, о звонках, телеграммах, письмах, эсэмэсках и всём прочем можно забыть. Их не будет.

Увы, но так всегда и случается с честными девушками, которые излишне доверчивы и падки на широкие улыбки и посулы столичных искателей любовных приключений. Искателю — прекрасный сорванный бутон, ночь, полная волшебных удовольствий, возможность похвастать ещё одной лёгкой победой в кругу таких же прохиндеев и грязных ловеласов. Девушке — долгие горючие слёзы, а то и беременность с дальнейшей жесточайшей альтернативой: убийство плода или жизнь матери-одиночки.

Нет, выбирать нужно таких мужчин, как Григорий. Надёжных, сильных, ответственных, обеспеченных. И совсем ещё не старых. А главное — верно и преданно любящих. Любящих с самого первого дня, когда Светлана только появилась в Кержачах и Григорий её увидел. С самой первой минуты. Да что там минуты — с самого первого мгновения он понял, что Светлана — его судьба и любовь на всю жизнь. И не просто жизнь, а жизнь очень долгую и счастливую. Он, Григорий Самовитов, может быть, последний настоящий колдун (белый колдун, белый, это особо подчёркивается!) России, торжественно ей такую жизнь обещает. Ни в чём Светлана не будет знать нужды, любые хвори и несчастия будут обходить их дом стороной все эти бесконечно долгие годы, полные самого настоящего женского счастья, счастья, счастья, счастья…

Вот так вчера Светлана Русская и перешла от Андрея Сыскарёва к нему, Григорию Самовитову. Если бы он захотел, она бы ему немедленно и отдалась. То есть если бы он настоял, сделал такое предложение. Потому что хотеть-то он, несомненно, хотел. Только было не время. Оно наступит сегодня ночью. Здесь, в заброшенной церкви, когда их обвенчает Бафомет. Только нужно всё тщательно проверить и подготовить, дабы никакая досадная случайность не смогла помешать этому великому и долгожданному событию. Надо же, даже сердце при мысли о предстоящем вечере сладко замирает. Когда подобное случалось с ним последний раз? И не вспомнить, пожалуй. Или вспомнить, но с трудом и не сейчас.

Не спеша он обошёл кирпичный остов церкви по кругу, против часовой стрелки, зашёл внутрь через пустой дверной проём и притвор в храм, поднял голову. Купол давно обвалился и сквозь круглую дыру в барабане был виден другой — вечный и неповторимый купол неба. Расшвыривая ногами обломки кирпичей и штукатурки, прошёл к алтарю, повернулся, поднял руки, развёл руки в стороны ладонями вперёд, закрыл глаза, прислушался.

Да, то, что надо.

Святой христианский дух, слава Велесу, давно покинул эти останки. Теперь здесь всё устроено правильно, как в былые далёкие времена — сходятся невидимые силовые линии окружающего пространства на много вёрст вокруг, кипит под спудом реальности нужная энергия. Ну а наличие призрака мёртвой деревни с едва заметными ямами на месте изб и заросшим крапивой, борщевиком да осинами кладбищем, на котором давным-давно сгнили все кресты и могильные холмики почти сравнялись с землёй, делало это место уникальным для его целей. Потому как он явственно ощущал, что большинство мертвецов, лежащих на кладбище, умерли злой, насильственной смертью. К тому же и не упокоены, как должно, никто их не отпевал. Такие всегда удобны для колдуна его уровня. Получается, не зря ходит среди местных дурная слава об этой церкви. Что ж, кому дурная, а кому в самый раз. Можно было бы даже постараться и увидеть, как именно умерли эти люди, да силы и время тратить неохота. И так ясно, что без власти тут не обошлось. Пришли опричники — не те, царя Ивана Васильевича лихие слуги, другие, но суть от этого не меняется — и всех убили. А кого не убили, того с собой увели. Вот и опустела деревня.

Он ещё раз глянул на обнажившиеся до кирпича стены, на которых кое-где ещё сохранились островки штукатурки с едва заметными следами росписи, удовлетворённо кивнул и вышел.

— Яже, припадая к Тебе, Господи, молю и прошу святое имя Твое: во всяком доме и на всяком месте наипаче на православном христианине яже имеется чародейство кое от лукавых человек или от бесов…

Со стороны, вероятно, это выглядело довольно странно. Свежая могила, ещё даже без креста или какого-никакого памятника, и над ней, помахивая кадилом, бормочет молитву поп. Рядом с ним — молодая девка в очках, джинсах и майке. Стоит, не знает, куда руки девать и в какую сторону смотреть Хорошо хоть, народу на кладбище почти нет. Кому какое дело, конечно, но всё-таки.

— …Да разрешится от связания злыми духами в зависти, лести, ревности, ненависти, злопомучении, злоустрашении, действенном отравлении, от языческаго ядения и от всякаго заклинания и клятвы…

Надо же, а ведь почти всё понимаю, что отец Николай бормочет. Не такой уж он, церковно-славянский, и трудный, если вслушаться.

— … Защити, заступи и сохрани нас, Боже, от всякого лукаваго действа и чародейства злых человек…

Слушай, Ириша, слушай. Когда ещё доведётся послушать вот так близко и рядышком, как батюшка православный молитвы читает. Разве что в церкви. Но в церковь я не хожу. Или и впрямь сходить, как отец Николай советует?

— …Да разрешится всякое диавольское наваждение в ходу, или в стану; или в горах, или в вертепах, или в претворах домовых, или в пропастех земных; или в корене древа, или листиях растений; или в нивах, или в садах; или в траве, или в кусте, или в пещи, или в бане, да разрешится!

Кто б спорил. Пусть и впрямь разрешится. В пропастех земных… Надо же. Красиво глаголет. О как. Ещё чуть-чуть, и я сама на этом языке заговорю.

— …Да разрешится всякое диавольское действо и наваждение содеянное; или на злате, или на сребре; или на меди, или на железе, или в олове, или в свинце, или в меду, или в воске; или в вине, или в пиве, или в хлебе, или в явствах; во всем да разрешится!

О шпарит! И ведь наизусть, вот что удивительно. С ума сойти можно. В жизни бы не выучила, хоть ты меня режь… Погоди-ка, Ириша Алексеевна, а это… это что такое?!

— … Елизду и диавола от раба Божьего Ивана, силою Честнаго и Животворящего Креста Господня со всеми небесными силами пред Высоким и Страшным Престолом Божиим, твори слуги Своя огнь палящь. Херувимы и Серафимы; Власти и Пристоли; Господства и Силы.

Могильный холм зашевелился. Казалось, десятки каких-то мелких существ то ли толкаются, то ли дерутся, то ли играют под рыхловатой землёй в непонятную игру, и дрожь от этой быстрой возни передаётся через обувь в ноги и дальше — к самому сердцу. Ох…

Ирина глянула на отца Николая. Глаза батюшки сузились, по вискам тёк пот, но голос был твёрд:

— …Проливших кровь свою за Тебя Христа Бога нашего и всех святых от века Тебе угодивших, Господи, помилуй и спаси раба Твоего Ивана, да не прикоснется к нему ни к дому его ни кое зло и лукавство ни в вечерний час, ни в утренний, ни во дни, ни в нощи да не прикоснется.

Из могильного холма повалил чёрный дым. Как будто там, под землёй, горела автомобильная покрышка.

Мамочка родная, да что же это делается…

— Господи! Ты един Всесильный и Всемогущий, сохрани по молитве Священномученика Киприана раба Твоего Ивана! — возвысил голос отец Николай.

Дым повалил гуще. Высокий ледяной вой, от которого шевельнулись волосы на голове и остро кольнуло в груди, возник ниоткуда, заложил уши, затмил мысли. Господи, прекрати это, пожалуйста!!!

— Вси святии и праведнии, молите Милостиваго Бога о рабе Иване, да сохранит и помилует мя от всякаго врага и супостата. Аминь, — закончил отец Николай, после чего широко перекрестился сам, перекрестил могилу и брызнул на неё специально припасённой святой водой из фляги.

И тут же вой оборвался, как не было. Исчез и развеялся чёрный дым. Перестала шевелиться, замерла кладбищенская земля.

Ирина перевела дух и осторожно огляделась. Рядом с ними не было ни единого человека. И на том спасибо. Ещё не хватало объясняться с кем бы то ни было. Ну-ка, охрана кладбища не бежит? Не бежит. Наверное, решили, что какая-нибудь противоугонка взвыла. Вот и ладушки.

— Видела? — спросил отец Николай. Не было заметно, что он ошеломлён или напуган. Скорее встревожен.

— Видела, — кивнула она. — И слышала. Жуть. Что всё это значит, отец Николай?

— Это значит, что нужно нам с тобой ехать в Кержачи. Там ответы на наши вопросы. И чем скорее мы там окажемся, тем лучше.

— Я готова, — сказала она. — Домой только за деньгами заскочим, пообедаем да посмотрим по карте, как туда добираться, в Кержачи эти. Навигатора у нас нет, не пользуемся. Будете за штурмана, отец Николай?

— Легко, дочь моя. Если нужно, я и за руль сесть могу, — ответил отец Николай.

И ободряюще подмигнул.