Книга: Человек-Т, или Приключения экипажа «Пахаря»
Назад: Глава тринадцатая
Дальше: Глава четырнадцатая

Эпизод седьмой 

Репортёрский хлеб нелёгок (впрочем, как и хлеб любого трудящегося человека), но хорош, в частности, тем, что добывая его, ты встречаешься с массой людей, с которыми ты никогда бы не встретился в обыденной жизни и становишься участником большого количества разнообразнейших событий, которые также, скорее всего, прошли бы мимо тебя, избери ты иную профессию. Если же репортёр не просто передаёт информацию, так сказать, с места действия, а ещё и пытается её время от времени анализировать (хотя бы для себя лично) да ещё и оценивает людей, с которыми его сталкивает работа, то он волей-неволей получает бесценный жизненный опыт. Опыт, который практически безошибочно подсказывает ему как поступить в той или иной затруднительной ситуации. Впрочем, ошибки не исключаются. Вот и сейчас, не успел, наверное, папа мальчика Кости по имени Михаил вместе со своим телохранителем Димой спуститься на лифте к подъезду, как я сообразил, что до сих пор не знаю фамилии этого самого Миши. Ошибка почти непростительная для репортёра отдела происшествий весьма уважаемой и влиятельной газеты. Впрочем, легко исправимая.
Следующие два с половиной часа ушли у меня на сбор информации. И эта информация меня никак не порадовала.
Игорный бизнес (около 65% московских казино плюс ещё полтора десятка в самых населённых и богатых регионах страны). Проституция (не уличная – подпольные бордели высшего класса и девочки по вызову. Тоже высшего класса). Наркотики (по слухам, господа, исключительно по слухам!). Прикормка депутатов, префектов, глав районных управ и милиции (опять же, разумеется, по слухам). Финансирование сомнительных с точки зрения закона и просто человеческой морали проектов и предприятий. Ну и ещё куча всякой дряни по мелочам. В общем, традиционный набор джентльмена удачи. Но только очень крупного джентльмена и очень крупной удачи. М-да, прав был друг Витька – не обошла меня вниманием организованная преступность….
Так. И что нам подсказывает в данной затруднительной ситуации наш репортёрский и просто жизненный опыт? А подсказывает он нам, к сожалению, то, что ребятки эти, раз прицепившись, уже не отстанут. Уж кто-кто, а они, действительно, хорошо знают какое полезное применение найти моим способностям. Человек, умеющий мгновенно и незаметно перемещаться на любые расстояния и преодолевать любые стены и преграды – золотое дно для преступников. Даже для преступников такого высокого полёта как Михаил. Вернее, особенно для них. Потому что денег и власти для того, кто хоть однажды распробовал их вкус, как известно, много никогда не бывает. Но что же делать…. Решительно и безоговорочно отказаться? Можно, конечно, но тогда сразу встанет остро вопрос безопасности родных и близких. Да и собственной, честно говоря, тоже. Конечно, физически меня заставить сделать для них что либо невозможно, но, вот, просто тихо убрать в назидание, так сказать, остальным (пусть знают, что отказываться от сделанного по-хорошему предложения нельзя, если хочешь остаться в живых) – это легко. Ну, не то чтобы очень уж легко, но возможно. Снайпер на соседней крыше – и все дела. Конечно, если часто менять города и страны, то вряд ли достанут, но жизнь вечного беглеца – это не жизнь, а именно вечное бегство.
Так что же, соглашаться?
Тоже нельзя. Знаю я эту публику. Коготок увяз – всей птичке пропасть. Один раз согласишься – потом всю жизнь не отцепишься. И не отмоешься. Так и будешь до смерти у них на побегушках. То подай, это принеси. Деньги, конечно, будут. И хорошие деньги. Но на фиг они при таких условиях нужны? Нет. С души воротит. Извините, не могу и не хочу.
Так что же тогда?
Может, убежать в прошлое?
Самому. Прямо сейчас – взять и смыться в царское, например, время. В начало двадцатого века или в конец девятнадцатого. Там-то уж точно не найдут. Но ведь не выдержу – вернусь узнать, как мама, сестра, Маша, Витька… И если с ними что-то нехорошее без меня случится…. Взять их с собой? Так ведь не согласятся и правильно сделают. Прошлое заманчиво только в книгах и в кино, а на деле…. Трудно, знаете ли, жить без горячей воды, тёплого туалета, электричества, телевизора, компьютера, мобильного и просто телефона, автомобиля, самолёта и ещё тысяч и тысяч прочих удобств и мелочей. Я уже не говорю, что это даже не эммиграция, в которой всегда есть шанс встретить на чужбине хорошего знакомого – там старых знакомых и друзей знакомых не может быть по определению. Да и прошлое наше, как таковое… не сахар, прямо скажем. То революция, то война, то снова революция. Коллективизация, индустриализация, уничтожение врагов народа. Сплошная кровь. Но вообще, это мысль. На самый, так сказать, крайний случай – сойдёт. Не обязательно ведь в российское прошлое бежать, верно? Например, Соединённые Штаты Америки конца девятнадцатого – начала двадцатого века меня вполне бы устроили. Полная свобода предпринимательства, ближайшая война – за океаном и до неё полтора десятка лет, а сухой закон примут, насколько я помню, только в 1919 – м. Опять же, что мне до того сухого закона? Смешно. И про золото на Аляске я знаю, и много про что ещё. Если как следует подготовиться, литературу почитать, биржевые сводки того времени посмотреть или, например, те же результаты спортивных матчей (зря, что ли, я в своё время несколько раз смотрел знаменитый фильм «Назад в будущее»!), то можно вполне неплохо прожить, не нуждаясь практически ни в чём. Конечно, всё равно будет очень скучно. Жить и все знать о том, что будет дальше… Нет, действительно, этот вариант приемлем только на самый крайний случай. Чтобы уж точно быть уверенным – не достанут.
Н-да, но я замечтался. На самом деле куда ни кинь – везде клин. Что ж, остаётся только одно – идти под защиту родного государства. Оно хоть тоже и бандитское во многом, но ведь не настолько же… Опять же, как известно, можно утешить себя тем, что период первичного накопления капитала всегда связан с беспредельным криминалам и это – рано или поздно – пройдёт. Да и люблю я родину, не смотря ни на что. А вот бандитов, наоборот, не люблю. Не знаю, почему. Мама, наверное, так воспитала. Кстати, о маме. Свинья ты, Лёня, и больше никто. За всё это время первый раз в голову мысль пришла, что можно и нужно родной город навестить. Маму, сестру, друзей немногих оставшихся. Тем более, что отпуск и денег за билет на паровоз или самолёт платить не надо…
И тут мои размышления прервал звонок в дверь.
Так. Очень интересно. И кто это? По законам жанра должны быть какие-нибудь конкуренты папы мальчика Кости. Со своим, как вы понимаете, предложением, от которого трудно отказаться. Что ж, это было бы смешно. Жене скажу, что пошёл к любовнице, любовнице, что встречаюсь с женой, а сам – в библиотеку, и заниматься, заниматься…
Я загасил сгоревший до фильтра окурок в пепельнице и пошёл к входной двери.
– Кто там? – спросил, машинально прижимаясь к стенке. Раз уж мою тайну раскрыли, то лишний раз поберечься не мешает, – кто знает, что на уме тех, кто по ту сторону двери, сработанной из деревянного каркаса и двух кусков фанеры (давно хотел железную поставить, но все как-то руки не доходили), легко пробиваемой насквозь, пожалуй, даже из малокалиберного спортивного «марголина», не говоря уже о боевом огнестрельном оружии.
– Врать не будем – ФСБ! – ответил чей-то весёлый молодой голос. – Вам привет от Саши Ковригина. Откройте, пожалуйста, Лёня, дело не терпит отлагательства, и никто, кроме вас, не в силах помочь.
Я молча думал.
Что-то частенько мне сегодня передают приветы от Саши Ковригина…. Чёрт, опять проблема выбора. И так всю жизнь.
– Откройте, Леонид, – сказал другой голос. Старше, ниже и серьёзнее. – Нас только двое. Я и мой напарник. Не бойтесь. Там, на Ростовской АЭС, вы ведь не боялись, верно?
При чём здесь Ростовская АЭС, подумал я. Совершенно разные вещи – ситуация там и то, что происходит сейчас и здесь. Ладно, хрен с ними. Сам же решил, что бегать – не годиться, не стоит такая жизнь гроша ломаного. А раз не бегать – значит, надо открывать. Исчезнуть, если что, всегда успею.
– Сейчас открою, – сказал я. – Оденусь только. Вы меня с постели подняли.
Я прошёл в комнату и, сбросив халат, быстро оделся. Носки, рубашка, джинсы. Сунул в один задний карман пачку долларов, (вдруг действительно срочно исчезнуть придётся), обулся в старые растоптанные мокасины (обувь уличная, но вполне сойдёт за домашние тапочки) и пошёл открывать нежданным гостям дверь.
Их действительно за порогом оказалось двое. Один молодой, второй постарше. Один (тот, что постарше) высокий – выше меня, второй пониже. Один – молодой – улыбчивый, широкоплечий и круглолицый, чем-то напоминающий известного актёра кино Галкина, и одет в джинсы, майку и коричневую лёгкую куртку. Второй – абсолютно серьёзный и даже где-то хмурый, не похож ни на кого из известных актёров и одет в строгий тёмно-серый костюм и галстук.
– Можно войти? – осведомился серьёзный.
– Входите, – я вздохнул. – Раз уж пришли.
Они вошли, и я провёл их на кухню.
– Чай, кофе? – второй раз за это утро спросил я.
– Чай, – одновременно выбрали гости.
Я налил всем чаю (самому тоже – кофе уже не лез) и сел.
– Итак, – спросил, закуривая, – чем обязан?
– Леонид Владимирович, – сказал молодой. – Меня зовут Валерий, можно просто Валера, а это мой напарник Григорий. Времени мало, поэтому мы не будем ходить вокруг да около. Дело в том, что нам стало известно о ваших э-э… новых способностях. Не отрицайте, не надо. Да мы и не за этим пришли. Главное, что мы знаем и знаем совершенно точно. Опять же и нельзя долго хранить подобную тайну – рано или поздно она всё равно бы стала известна. А если учесть, что вы и не были слишком уж осторожны, то… сами понимаете. И ещё. Нам, ФСБ, от вас ничего не нужно. То есть, мы бы с радостью вас использовали, но только с вашего добровольного согласия. Точнее даже по вашему доброму желанию. Но такого желания, как я понимаю, вы не испытываете. Ведь не испытываете?
Я подтвердил, что не испытываю.
– Ну вот, – кивнул он. – Живите, как хотите, пишите свои статьи, путешествуйте по миру или занимайтесь другими делами. Ради бога. Лишь бы они не вредили родине. Но случилось так, что вы сейчас нужны именно родине, и мы от её лица просим вас помочь.
Он замолчал, и они оба стали ждать моего ответа.
Я молчал тоже. Мочал и думал. Прямо не утро, а экзамен какой-то. На проверку мыслительных способностей Житинева Леонида Владимировича. Впрочем, думал я недолго. Как-то сразу понял, что упираться бессмысленно и надо идти на сотрудничество. Тем более, что каких-то десять минут назад и сам приходил к выводу, что нужно сдаваться родному государству. А оно – вот оно, тут как тут. Опять же хорошо то, что не я к ним пришёл, а они ко мне. Интересно, знают ли они о недавнем визите Михаила?
– Незадолго до вас ко мне приходил Михаил… – я назвал фамилию. – Вы знали об этом?
Они переглянулись.
– Чего он хотел? – спросил хмурый Григорий.
– Знали или нет?
– Нет. Мы за вами не следим.
– Откуда же вам тогда было известно, что я дома? Никогда не поверю, что зашли наугад.
– Есть масса способов установить это и без слежки, – Григорий пожал плечами. – Он хотел, чтобы вы на него работали?
– Да, – сказал я. – Но я этого не хочу.
– Он вам угрожал?
– Напрямую – нет. Но я подозреваю, что, если не соглашусь, у меня могут быть крупные неприятности.
– Хорошо, что вы нам об этом сообщили, – улыбнулся Валера. – Теперь это наша забота. Разумеется, если вы захотите нам помочь. И даже, повторяю, не нам, а людям, которые попали в беду.
– И здесь шантаж… – пробормотал я.
– Ни в коем случае! – запротестовал Валера. – Просто есть такое понятие, как статус человека. Особенно у нас, в России. Не мне вам объяснять, Лёня. Одно дело защитить просто гражданина и совсем другое – гражданина, которого родина просит об оказании серьёзной услуги. Звучит цинично, понимаю, но такова жизнь.
– То есть я могу на вас рассчитывать? Не получится так, что я пойду навстречу, как вы говорите, родине, а родина в вашем лице от меня отвернётся в тот самый момент, когда помощь потребуется уже мне?
– Обижаете, Леонид Вла…
– Бросьте, – махнул я рукой. – Вам привести примеры? К сожалению, их слишком много. Слишком часто наша родина, а точнее, якобы, представляющая её интересы ваша контора платила чёрной неблагодарностью за добро. Увы. Но я рискну. Рискну и поверю. Может быть, я ошибаюсь и ошибаюсь жестоко, но поверю.
– Вы не ошибаетесь, – твёрдо сказал Григорий.
– Тогда рассказывайте, – предложил я и снова потянулся к сигарете. – Я, конечно, не доктор Айболит, но, если смогу – помогу.

 

Хочется прерваться. То ли для себя, то ли для неизвестного мне читателя (неизвестно также, будет ли он вообще когда-нибудь, читатель, у этой рукописи). Перечитывая написанное, я понимаю, что получаются не мемуары, а нечто вроде романа, художественного произведения. Впрочем, так я и задумывал в самом начале. Но возникает вопрос. Если когда-нибудь эти записки всё же увидят свет… Ведь чуть ли не двести лет прошло от тех событий, что я здесь описываю, до сегодняшнего дня Земли! Поймёт ли современный житель нашей планеты или – не будем брать так широко – просто современный русский человек эти записки? Отзовётся ли на них его сердце? Или они будут интересны лишь немногим специалистам-историкам, изучающим период развития человечества в конце двадцатого – начале двадцать первого веков? Вот оно, пресловутое авторское честолюбие! А, может, я просто и сам не знаю, чего хочу? Если писательской славы и признания, то нужно возвращаться на Землю навсегда, заканчивать рукопись, нести её в издательство и следить за тем, примет ли книгу читатель. Но я не могу жить на Земле постоянно. Я давно отравлен бродяжничеством по временам и пространствам. Я слишком много знаю и слишком долго живу, чтобы принять судьбу обычного человека. Пробовал уже – не получилось. Раскрыть инкогнито и признаться, что Человек-Т – это не миф и не легенда, а вполне реальное человеческое существо? Да, конечно, на Земле сейчас уже не те жестокие порядки, что были в пору моей молодости. Практически исчезли войны (мелкие и крайне редкие вооружённые межэтнические и религиозные стычки – не в счёт), поутихли в своих амбициях крупные дельцы и политики, подросли в цивилизационном отношении обычные граждане. И вообще, Земля состарилась и поскучнела. Космос же молод, велик, богат и вполне доступен. Чего же делить на планете-матери, если всё, что нужно, можно взять за её пределами? Но я уже, наверное, привык жить вне Земли. Так старый холостяк отвергает саму возможность женитьбы на любимой женщине из-за того, что не в силах поменять сложившийся годами и десятилетиями образ жизни. Вот и я, наверное, не могу. Или устал. Или боюсь. Или просто не знаю, что мне делать дальше и как дальше жить. Прошлое известно, будущее предсказуемо, настоящее неуютно. Господи, я стольким помог в этой жизни, но кто поможет мне…

 

– Значит так, – сказал Валера и впервые за всё время нашего общения с его губ сошла неизменная полуулыбка. – На Международной комической станции «Альфа» сегодня ночью случилась беда. Вы новости утром смотрели?
– Нет, – покачал я головой. – Когда бы? Сначала господин мафиози пришёл, потом вы…
– Ваш брат-журналист во всех информационных мировых агентствах, газетах, на телевидении и прочих средствах массовой информации уже в курсе, – он посмотрел на часы. – Без трёх двенадцать. Можно включить телевизор, и вы все узнаете. А мы потом дополним.
Я протянул руку, взял со стола пульт и включил свой древний южнокорейский «Дэо», стоящий на холодильнике.
Да, такая новость действительно должна была стоять на первом месте во всех информационных блоках. Она и стояла.
Как сообщила симпатичнейшая дикторша Первого канала, сегодня в ноль часов одиннадцать минут с МКС «Альфа» неожиданно была прервана связь. Последними словами космонавтов, которые услышали на Земле, были слова командира российско-американского экипажа Руслана Уланова: «Это метеоритная атака! В нас попали! Пожар на борту! Срочно…» И всё. С тех пор ни одна из многочисленных попыток связаться с МКС не принесла успеха. Судя по всему, станция частично разрушена… живы или нет трое российских космонавтов и четверо американских астронавтов… если живы, то сколько они ещё могут продержаться в условиях… хватит ли предположительно оставшихся ресурсов жизнеобеспечения станции до прихода спасательной экспедиции… сможет стартовать с мыса Каннаверал на американском «челноке» не раньше, чем через трое суток… земляне с тревогой и надеждой смотрят в небо, где сейчас, возможно, борются за жизнь семь человек, посланных своими странами в космос ради нужд и чаяний всего человечества… комментарии специалистов…
– Всё ясно, – я выключил телевизор. – Точной информации мало, эмоций много. Что там случилось на самом деле?
– Вы будете смеяться, – у Валеры откуда-то прорезался совершенно неуместный пародийно-одесский акцент, – но это, действительно, судя по всему, метеоритная атака. Я понимаю, что звучит одновременно банально и невероятно, но других более-менее приемлемых версий на данный момент не существует. Вероятность подобного, ноль целых ноль, ноль, ноль… В общем, очень маленькая вероятность. Но ни нам, ни американцам от этого не легче. Там сейчас гибнут люди, и людей надо спасать. Сначала людей, а уж потом, если получится, и станцию.
– Что это вдруг наше государство так озаботилось о людях? – не удержался я. – Подумаешь, одним космонавтом больше, одним меньше…
– Зря вы так, – с едва заметной укоризной вмешался высокий Григорий. – Вы же можете помочь. Неужели допустите, чтобы они умерли?
– Может, они уже давно умерли, – пробормотал я. – Впрочем, извините. Давайте конкретно. Что вы предлагаете?
– Мы предлагаем вам самому отправиться на станцию и посмотреть, что там случилось. Если космонавты живы, то, судя по обстановке, надо или помочь им восстановить связь и наиболее важные узлы, чтобы они смогли принять дежурный «шаттл» или наш «Союз» или, если все совсем плохо, эвакуировать их на Землю. Насколько нам известно, вы вполне способны это сделать.
– Рад, что хоть кому-то это известно, – усмехнулся я.
– То есть? – изящно приподнял бровь весёлый чекист Валера.
– Я вообще не знаю, могу ли я перемещаться в космосе. В пределах Земли – пожалуйста. И даже одного человека, как вы знаете, могу с собой прихватить за раз. Но вот космос… Не знаю, не пробовал.
– Отлично. Заодно и попробуете. Но надо торопиться, Лёня, время уходит… Машина внизу. Сейчас мы с вами спускаемся на улицу и мчимся в Звёздный городок. Там уже все нужные специалисты предупреждены и нас ждут. Они введут вас в курс дела, научат пользоваться скафандром… ну и всё прочее. Вы готовы?
– Не совсем, но это малосущественно. Поехали.
Машина фэсбэшников – тёмно-зелёный «Форд Скорпио» (по виду трёхлетка, не старше) был оборудован и проблесковым маячком, и сиреной, а севший за руль Григорий крутить баранку и жать на педали умел вполне профессионально, и поэтому мы долетели до Звёздного городка меньше чем за час…
Нас, действительно, ждали.
В большом зале без окон, куда меня и моих спутников ввели двое сопровождающих местных охранника, собралось, наверное, человек восемь. Все в белых халатах и очень серьёзного вида. Сам зал производил впечатление полной стерильности – настолько там всё блестело и отсвечивало чистыми отполированными плоскостями стен, незнакомых приборов, экранов, пола и потолка.
Впрочем, я плохо рассмотрел окружающую меня обстановку, – моё внимание сразу же привлёк космический скафандр, закреплённый на специальной стойке возле левой – от входа в зал – стены.
Да, крепко иногда въедаются в человека мальчишеские мечты….
Отец мне рассказывал, что во времена его детства, которые пришлись на начало шестидесятых годов прошлого века, все мальчишки без исключения хотели быть космонавтами. Оно и понятно, – когда пределы Земли впервые покинул первый человек – Гагарин, отцу исполнилось девять лет. Он умер, когда мне тоже исполнилось девять. В то время эйфория по поводу покорения (слово-то какое – «покорение», а?! Впрочем, тогда мы покоряли всё, до чего только могли дотянуться: тайгу, вечную мерзлоту, пустыни, горы, океаны) космоса несколько в значительной степени прошла. Но и мальчишкам моего поколения всё-таки досталась изрядная доля той самой первой, ещё ничем не замутнённой космической романтики. В конечном счёте все это большей частью выливалось в чтение запоем любой попавшейся в руки фантастики и научно-популярной литературы на заветную тему (тем, кто никогда не испытывал книжного голода, никогда этого не понять в полной мере) – и уж в крайнем случае попытками поступить в лётное училище. Самое смешное, что один из моих школьных друзей всё-таки почти исполнил детскую мечту. В космонавты он, правда, пока ещё не попал, но стал очень – по слухам – неплохим лётчиком-испытателем.
Да, скафандр внушал уважение.
Было в нём что-то такое, что сразу становилось ясно, – в этот предмет лучшие умы страны вложили все свои знания и умения, все своё вдохновение и изобретательность, весь свой энтузиазм и терпение. Белый, с ярко-красным поясом и лампасами, с откинутой на спине системой жизнеобеспечения, он словно приглашал войти внутрь себя: не бойся, мол, я надёжный, со мной не страшно, я все выдержу и от всего уберегу.
Ну, может, и не от всего, но от многого, подумал я и сразу почувствовал, что страх мой и неуверенность улетучились куда-то безвозвратно, а на их место пришла спокойная ясность цели и сдержанный кураж.
– Здравствуйте, – сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь и, махнув рукой в сторону скафандра, осведомился. – «Орлан-М», если не ошибаюсь?
– Здравствуйте, – вперёд шагнул седоватый мужчина лет сорока пяти с худощавым, изрезанным глубокими, но редкими морщинами лицом. – Да, это «Орлан-М». Вы с ним знакомы?
– Отнюдь. Просто я интересуюсь космонавтикой в меру сил и свободного времени. Да и профессия обязывает знать понемногу обо всём.
– Да, – кивнул седоватый. – Вы ведь журналист, как мне сказали?
– Именно, – теперь пришёл мой черёд кивать. – меня зовут Леонид. Леонид Житинев, к вашим услугам. Простите, с кем имею честь?
– Сергей Вадимович, – едва заметно усмехнулся седоватый и протянул руку. – Сергей Вадимович Давыденко. В некотором роде начальник всего этого бардака.
Мы пожали друг другу руки, и Сергей Вадимович представил мне остальных.
Всех имён я сразу не запомнил, справедливо полагая, что внимание и память в самое ближайшее время нужно будет тратить на совершенно другое. И оказался прав.
– Нам сказали, Леонид, что вы обладаете некими феноменальными способностями, – сразу взял быка за рога господин Давыденко, – которые могли бы существенно помочь в преодолении возникших трудностей. Это так?
– Насчёт помочь пока не знаю. А способности… да, обладаю.
– Может быть, вы нам продемонстрируете? – предложил он. – не сочтите за проявление недоверия, но, сами понимаете, мы, учёные и инженеры, привыкли доверять только фактам. Не в обиду доблестным представителем службы плаща и кинжала будь сказано, – и он покосился на стоящих неподалёку Валеру и Григория.
Валера весело фыркнул, Григорий же только перенёс тяжесть тела с одной ноги на другую и продолжал взирать на окружающее с самым невозмутимым видом.
– Продемонстрировать… Что ж, можно и продемонстрировать.
Я огляделся.
Как бы это поэффектней…
Небольшое, уже до автоматизма отработанное за все эти дни усилие, и я оказался за дверями зала. В коридоре.
Он, к счастью, оказался пуст, и я, помедлив пару секунд, распахнул дверь и вернулся к совершенно ошарашенному обществу.
– Ловко, – озадаченно погладил бритый подбородок Сергей Вадимович. – То есть, я хотел сказать… Фу-ты, черт, даже как-то и слов подобрать не могу. Вы что же, на любое расстояние так умеете?
Я вкратце поведал о своих путешествиях на озеро Лох-Несс в Париж, Сан-Франциско и десятки иных мест на планете. О том, что мне удалось побывать в таёжном посёлке 1974 года и Москве 1912-го, я благоразумно промолчал. Незачем это им знать – пусть хоть какие-то козыри на руках останутся. Валера, конечно, со своим напарником Григорием и вышестоящим начальством наверняка что-то подозревают (если уж следили, то факт взятия мною напрокат костюма начала прошлого века наверняка не упустили). Но одно дело – подозревать и совершенно другое – знать точно. Нет, не признаюсь. Пусть хоть с ножом к горлу пристают. Скажу, что решил провести эксперимент. Неудачно. И хватит с них. Пока во всяком случае.
– Что ж, глазам своим я пока доверяю, – сказал Сергей Вадимович, выслушав мой рассказ. – Очень бы хотелось с вами поработать с вами. Потом, разумеется, потом. И с вашего согласия, конечно. Всё это звучит настолько феноменально, что… Но сейчас у нас очень мало времени. Станция, скорее всего, частично разрушена, и мы не знаем, живы ли космонавты. Скажите, вы готовы туда отправиться?
– Да, готов. Только не совсем понимаю, каким образом. Видите ли, дело в том, что мне для того, чтобы попасть в определённое место, надо или очень хорошо его представлять или наблюдать, так сказать, визуально. Помните, я говорил, что пользовался в своих путешествиях веб-камерами? Потому и пользовался, что они показывают окружающую их местность в режиме реального времени. Будь это запись, ничего бы не вышло. Вы можете показать мне станцию или то, что от неё осталось в режиме реального времени?
– Можем, – кивнул Сергей Вадимович. – Как раз это мы можем. Не прямо сейчас, но через… – он посмотрел на часы, – пять часов и десять минут покажем. Наш спутник пройдёт над «Альфой» по более высокой орбите. На нём достаточно хорошая аппаратура, и он вполне управляем. Слава Богу, пока не все достижения мы растеряли и продали ни за грош…. А то, что вы нам поведали – впечатляет. Очень впечатляет… Впечатляет и захватывает. Но все – потом. Перед нами стоит очень трудная задача, коллеги, – обратился он к окружающим. – Меньше чем за пять часов научить совершенно неподготовленного человека пользоваться космическим скафандром «Орлан-М» и вбить ему в голову хотя бы самые основные сведения о Международной космической станции «Альфа». Я не знаю… – он обернулся к Валере и Григорию. – В принципе вы можете пока где-нибудь погулять, а мы, когда закончим…
– Мы на службе, Сергей Вадимович, – мягко перебил Давыденко Валера. – И обязаны за всем проследить. Это во-первых. Ну, а во-вторых, нам просто интересно. Не каждый день случается узнать как пользоваться космическим скафандром! Не правда ли, Гриша?
Гриша молча наклонил голову.
– Хорошо, – согласился Сергей Вадимович. – Как вам будет угодно. Итак, дорогой Леонид, сначала краткая лекция. Прошу вас, Виталий Анатольевич.
Виталий Анатольевич, чуть выше среднего роста густоволосый и рыжеватый и ещё относительно молодой человек, откашлялся и, подойдя к скафандру, заговорил быстро и чётко.
Оказывается скафандр, в котором мне предстояло через пять часов предпринять попытку спасения экипажа МКС, являлся модификацией знаменитого скафандра «Орлан-М», которым пользовались в своё время экипажи легендарной станции «Мир». А тот, в свою очередь, был модификацией скафандра «Орлан – ДМА».
– Впрочем, эти подробности вам ни к чему, – вовремя сообразил и прервал сам себя Виталий Анатольевич. – А вот основные параметры знать, пожалуй, необходимо.
И я узнал, что основные параметры «моего» скафандра – те же, что и у «мировского» «Орлана-М»: рабочее давление внутри скафандра – 0.4 атм, атмосфера – кислородная. В костюме водяного охлаждения, надеваемом космонавтом (в данном случае – мной) на тело, температура может регулироваться в интервале 8-25°С, температура вентилирующего газа 15-20°С. Для удаления углекислого газа используется литиевый поглотительный патрон ЛП-9 – это даёт возможность находиться в скафандре в течение 9 часов. В теменной части шлема расположен иллюминатор, что увеличивает площадь обзора. Кроме того, шлем снабжён опускаемым противосолнечным фильтром. Для работы в тени на шлеме имеются светильники.
Данный «Орлан-М», который специально предназначен для работы на МКС и в открытом космосе, не надевают – в него входят сзади, со спины, через отверстие, образуемое при откидывании системы жизнеобеспечения, и в этом скафандре могут работать люди ростом от 165 до 190 см. То есть мои метр восемьдесят два легко в него влезут. Причём женщины-космонавты, оказывается, также испытывали скафандр, и представительницы прекрасного пола, даже довольно хрупкого сложения, нашли его весьма удобным для работы. В местах сгибов рук и ног (плечи, локти, колени) стоят гермоподшипники; перчатки – съёмные и изготавливаются индивидуально (мне, разумеется, в силу известных причин, придётся пользоваться теми перчатками, что есть). Для «продувки» ушей при изменении давления в скафандре имеется специальное устройство Вальсальва, которое можно использовать и для почёсывания носа, где при длительной непрерывной работе возможно скапливание пота. Ведь дотронуться рукой до лица в скафандре невозможно.
Вес «Орлана-М» – 110 кг, и все основные его системы дублированы: гермооболочки, вентиляторы, водяные насосы, регуляторы давления, радиопередатчики, имеется запасной аварийный кислородный баллон, кираса и шлем дублированы резиной, стекло шлема двойное…
Лекция Виталия Анатольевича была короткой, но ёмкой. И ещё она была эмоциональной. Чувствовалось, что человек знает и любит предмет, о котором говорит. И если до его рассказа я всё же испытывал некие сомнения и опаску, то после немедленно готов был отправится внутри этого чуда человеческого гения чуть ли не в любую точку вселенной.
Преувеличиваю, конечно, но что-то подобное я действительно тогда чувствовал. Эдакий щенячий энтузиазм пополам с мальчишеско-романтическим восторгом. Впрочем, людей-то всё равно надо было спасать, верно?
А затем восторг кончился и начался адский труд.
Вы когда-нибудь пробовали научиться за четыре часа вполне прилично водить автомобиль?
Так вот, смею вас уверить, что пользоваться скафандром гораздо сложнее. То есть не просто в нём находиться и, дыша кислородной смесью из баллонов, индифферентно наблюдать за окружающей действительностью, а совершать различные действия. Активно шевелить руками и ногами, включать и выключать всевозможные полезные, а зачастую и жизненно необходимые устройства, говорить с находящимися по ту сторону гермошлема людьми по радио…
А ведь ещё нужно было оставить время для ознакомления с самой станцией!
В общем, к началу пятого часа я был полностью выжат. И физически, и умственно, и эмоционально.
– Все, – скомандовал Сергей Вадимович, когда меня в очередной раз извлекли из скафандра и бережно усадили на ближайший стул. До связи со спутником осталось шестьдесят две минуты. Двадцать минут вам на отдых, потом примете лёгкий стимулятор, вкратце познакомитесь со схемой станции и – вперёд. Что успели, то успели. Дальше вас натаскивать нет смысла – в таком темпе, что мы взяли предел восприимчивости наступает гораздо быстрее. Сами-то как себя чувствуете.
Я объяснил в двух словах как себя чувствую.
– Понятно, – хмыкнул он. – Запомните главное. Никакого геройства и никакой излишней спешки и суеты. При малейшей опасности тут же возвращайтесь назад. Но очень желательно всё-таки выяснить, что там происходит.
– В общем, как в армии, – пробормотал я. – Иди сюда – стой там.
– Что?
– Нет, ничего, всё в порядке. Не волнуйтесь, Сергей Вадимович. Главное – суметь переместиться к станции, а всё остальное тогда получится тоже. Вы ведь гарантируете абсолютную надёжность скафандра?
– Абсолютные гарантии сами знаете кто только может давать. Но в человеческих пределах – да, гарантирую.
– И то хорошо. Будем надеется, что сила, ведающая тем, что находится за человеческими пределами, сегодня на нашей стороне.
Оставшийся час пролетел, словно электричка мимо полустанка.
Напрягая остатки внимания, я постарался как можно чётче запечатлеть в памяти схему МКС и уяснить где именно могут быть люди.
– Перед тем, как связь оборвалась, – втолковывал мне Сергей Вадимович, тыча курсором в схему на большом плоском экране монитора, – все находились здесь, в Service Мodule «ЗВЕЗДА» – это служебный модуль, обеспечивающий коррекцию орбиты станции на всех этапах её развёртывания, ориентацию в пространстве и постоянную работу экипажа. Вот он, с краю, видите? К нему ещё «Прогресс» пристыкован.
Я видел. Service Мodule «ЗВЕЗДА» (именно так было указано на схеме) и формой и цветом напоминал учебную гранату весом 400 г., которую, помнится, мы бросали на курсах молодого бойца.
– Теоретически да и практически, – продолжал Сергей Вадимович, поглядывая на часы, – в случае разрушения или крупного повреждения «Звезды» люди могли перебраться вот сюда, в DC «Enterprise» – российскo-американский модуль. Видите, он пристыкован как бы сверху, под углом в 90 градусов? Или дальше, через FGB «ЗАРЯ» – функционально-грузовой блок, обеспечивающий стыковку и сборку, в LAB «DESTINY»– американский лабораторный модуль или в НАВ – модуль для размещения экипажа в американском сегменте… В общем, они могут быть практически где угодно…
– Хорошо, – перебил его я. – А как я попаду внутрь?
– Сейчас я покажу вам интерьеры основных модулей. Постарайтесь запомнить. В крайнем случае, если что-то забудете, вернётесь назад и освежите память. Насколько я понял, вам достаточно один раз побывать на месте, чтобы потом вернуться туда без проблем?
– До сих пор было так.
– Ну и отлично.

 

Нет, никогда тому, кто не побывал на орбите, не понять всей захватывающей красоты Земли, величия космоса да и, в конце концов, самого себя и всего человечества. Хотя, возможно, что я и ошибаюсь.
В первую минуту, а, возможно, и дольше я вообще не мог думать о поставленной передо мной задаче, потому что единственная задача, которую мне нужно было немедленно решить, была совершенно иной. А именно. Как справиться с хлынувшими внутрь меня впечатлениями, с рванувшимися им навстречу изнутри меня эмоциями и с собственным сердцем, готовым, казалось, пробить грудную клетку и скафандр, вырваться наружу и, подобно, искусственному спутнику отправиться нарезать круги вокруг породившей его матушки-Земли? Да. Сергей Вадимович, Виталий Анатольевич и все остальные их коллеги сделали все, чтобы я смог хоть как-то овладеть скафандром и, пусть очень и очень вчерне, но ознакомиться с внешним видом и интерьерами модулей МКС «Альфа». Не успели они лишь одного – психологически подготовить меня к встрече с открытым космосом. Правда, на прощанье, когда я уже практически влез в «Орлан-М» и готов был окончательно отгородиться от мира его белоснежной гибкой броней, кто-то из помощников Сергея Вадимовича негромко произнёс мне в спину:
– Лёня, запомните. Самое главное – это то, что вы можете вернуться сюда в любой момент. А наши ребята на орбите и американцы этого сделать не могут.
Не знаю, что он этим хотел сказать. Возможно, пытался воззвать к моему чувству долга. Но именно эти его слова помогли мне, когда пульс достиг запредельной частоты, и я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание.
Действительно.
Я ведь могу вернуться в любое мгновение!
Хоть сейчас!
Отдохну немного, приду в себя… Это будет похоже на то, как мама в детстве лечила меня от простуды с помощью горячих ножных ванн, добавляя предварительно в воду горчицу. Вода, помниться, – чуть ли не кипяток и было очень страшно совать в ведро ноги… Но мама стояла рядом и деваться было некуда.
Постепенно и не сразу.
Окунул – вынул. Окунул – вынул. Но с каждым разом все глубже и дольше. И вот уже ноги полностью в ведре и понимаешь, что терпеть вполне можно, а через десяток секунд даже начинаешь испытывать от процедуры нечто вроде удовольствия. И здесь нужно действовать также, наверное…
Пока я вспоминал мамины противопростудные процедуры и осознавал тот факт, что в моей полной власти вернуться в любой момент, моё бешеное сердце как-то само собой успокоилось, и я с удивлением понял, что начинаю привыкать. А когда появляется привычка, то есть способность к автоматическим поступкам или даже ощущениям, то у мозга высвобождаются ресурсы для решения других задач. В данном случае такая задача парила непосредственно подо мной и называлась она Международная космическая станция «Альфа».
Красивое всё-таки сооружение, должен вам заметить. Особенно, когда рассматриваешь его на не схеме, – пусть даже трёхмерной – а вот так, непосредственно, на фоне облаков и морщинистой голубовато-серебристой кожи Великого Тихого океана.
Да, станция была красива. Своеобычной технически конструктивной красотой. Но я сразу заметил (то есть сразу, как только пришёл в себя и вгляделся), что с ней не всё в порядке. И даже все совсем не в порядке. Солнечные батареи левого «крыла» зияли многочисленными крупными и мелкими брешами, японский экспериментальный блок «КИБО», входящий в «американскую» часть станции, был оторван начисто, равно как и НАВ. В американском лабораторном модуле виднелись пробоины, также был пробит и ESA – европейский исследовательский модуль. «Российская» часть тоже пострадала, но не так сильно. Впрочем, похожий на учебную гранату Service Мodule «ЗВЕЗДА», выглядел неповреждённым. А так как экипаж станции перед самой потерей связи должен был находиться именно в нём, то шансы на спасение оставались.
Я вытащил всех семерых. И, надо сказать, моё появление было как нельзя кстати, потому что системы жизнеобеспечения были уже на «нуле». Космонавты и астронавты – люди с крепкой психикой. Никто из них при моём неожиданном появлении внутри модуля не стал впадать в истерику, дико хохотать или, наоборот, рыдать навзрыд. Они удивились – это точно. Они даже, пожалуй, удивились очень сильно, и кое-кто попытался протереть глаза. Но я быстро объяснил им в чём дело, и они поверили. С другой стороны, куда им было деваться? Или верить или погибать. Они выбрали первое и спаслись.
А потом, когда всё закончилось, и я, мокрый, словно вытащенный из бочки с водой котёнок, покинул «Орлан-М», было много разных слов. Слов благодарности, восхищения и веских предложений к немедленному сотрудничеству. Я понимал, что деваться мне уже некуда и потому соглашался, но хотел только одного – упасть на любимый диван и как следует выспаться. Никогда до этого (позже – да, приходилось) я так тяжко не трудился и теперь мне требовался полноценный и всеобъемлющий отдых.
Назад: Глава тринадцатая
Дальше: Глава четырнадцатая