– Зачем же вламываться? Я бы и сам открыл.

Сухопарый мужчина предпенсионного возраста повертел в руках вырванный с мясом замок и снизу вверх посмотрел на Петра. Жилец имел белые пушистые бакенбарды, и Петр сразу понял, что винтовку он не брал.

– Водопроводчика пускать не желаете, а ФСБ – пожалуйста, – с укором сказал он.

– Так это вы звонили. Я догадался, что там подвох какой-то.

– Неужели?

– Я в ЖЭКе восемь лет проработал. Никто этой профилактикой не занимается. Только по факту прорыва.

Жилец находился в квартире один, да Петр и не представлял, как здесь поместится кто-то еще. В коридорчике можно было разойтись, только втянув животы, а выкуренная на кухне сигарета вмиг задымила и комнату, и санузел.

– Где вы были утром?

– Утром… э-э…

– В десять – одиннадцать.

– Кхе, кхе, хорошее у вас утро. Здесь я был. В половине девятого заплатил за два месяца вперед, получил ключи и остался.

– Кто может подтвердить?

– Даму я, естественно, не назову, я человек порядочный. Соседей спросите, они нам покоя не давали. В стену долбили, как оглашенные.

Петр недоуменно поднял бровь.

– Видите ли, моя девушка достаточно темпераментна… А здесь такая слышимость…

Бровь поднялась еще выше.

– Прописались, так сказать, – смущенно потупился жилец. – Любят меня молодые, что с ними поделать!

Петр недоверчиво посмотрел на его плоские, словно нарисованные губы и подумал, что такого и старые-то любить не должны.

– Вы ведь не из полиции нравов. И потом, она уже совершеннолетняя. Все по закону. К соседям пойдете?

– Нет. Где у вас телефон?

Жилец показал на китайскую подвесную трубку и тактично отошел в сторону, хотя в условиях малогабаритки это выглядело чисто символически.

Два номера молчали. Петр переложил бумажки в карман и набрал третий. Абонент ответил почти сразу, и сразу же Петру не понравился.

– Да-а! – Недовольно протянули на том конце.

– Вы дома? Не уходите никуда, к вам скоро слесарь придет.

– Да-а?

– Трубы обследует, – пояснил Петр.

– А че их обследовать-то? – Развязно проговорил абонент.

Петр вопросительно глянул на жильца. Тот назидательно развел руками и шепотом подсказал:

– Замена центрального вентиля.

– Вентиль меняем, – объявил Петр. – У вас какая квартира? Двадцать третья? В девятнадцатой, прямо под вами, музыкант проживает, у него одно пианино десять тысяч стоит.

– Баксов? – С нездоровым интересом спросил абонент.

– Короче, через полчаса. – Петр перечитал адрес. – Вернее, через пятнадцать минут. Слесарь уже здесь.

– А деньги ему надо платить?

– Это бесплатно.

– Тогда пусть идет.

Отключив трубку, Петр щелкнул пальцами и не прощаясь устремился к выходу. Судя по разговору, человек был не очень уравновешенным и не слишком добропорядочным.

Как бы, правда, не попер в девятнадцатую, обеспокоился Петр.

– Успехов в службе, – сказал ему в спину жилец.

– И вам. Успехов.

Квартира находилась на той же улице. Поднявшись на шестой этаж, Петр остановился у двери и разочарованно присвистнул. Стальная, наскоком не взять. Можно было предъявить красную книжицу, но внутренний голос строго отсоветовал. Человек, хранящий под шкафом винтовку, да еще добытую кровью, с ФСБ общаться не пожелает. А на водопроводчика Петр в своем костюме ну никак не тянул.

Он бегом спустился на улицу и сел за руль. Домчав до ближайшего хозяйственного магазина, Петр купил черный халат и самый дешевый набор инструментов в фанерном чемодане. Отнеся все это в машину, он вывалил железки под сидение, оставив себе лишь отвертку. Подумав, Петр добавил к ней молоток и, придавая ящику рабочий вид, пошкрябал его напильником. Насчет пятнадцати минут он, конечно, погорячился, но в полчаса укладывался.

Петр нажал на звонок и, услышав, как откидывается крышка глазка, сделал лицо простым и светлым.

– Вас предупреждали.

По ту сторону раздалось какое-то невнятное ликование – довольно странное для встречи с работником ЖЭКа.

Обкурился клиент, сообразил Петр. Это хорошо. Чувство боли притуплено, но и реакции никакой. Лишь бы впустил.

– Сейчас, сейчас! – Торопливо крикнули в квартире. – Замок, блин, заело! Ух ты, сука! Заперся, блин!.. Ты только не уходи! Я его, сука, сейчас…

Дверная ручка бешено задергалась, но толку от этого не было. Чем больше внутри бились и изрыгали проклятий, тем меньше Петр верил в их искренность. Кажется, ему пудрили мозги, тянули время. Непонятно зачем: шестой этаж, балкона – он проверял – нет. Разве что уничтожают какие-то улики. Сколько канители из-за несчастного слесаря!

Клиент продолжал активно радоваться его приходу, и Петр постепенно припоминал голос. Это было не совсем нормально – найти знакомого таким вот образом, да и не сильно ему хотелось кого-то находить. Разумеется, кроме обладателя винтовки.

– Не открывается, тварь!.. Слышь, не уходи! Я его сейчас. Я его, суку… Бычок тебе в ноздрю…

– Ренат? Ты?

– А то кто же?! – Весело отозвался Зайнуллин. – Все, сука, не могу. Заклинило ее. Уйди в сторонку, Петя.

Петр пожал плечами и шагнул влево.

– Отошел? Ну, щас я ей!..

С той стороны раздался грохот отбойного молотка. Чем Ренат ремонтировал замок, определить было трудно, но слышали его, без сомнения, во всем доме.

– Ух, машинка! – Сказал он, раскрывая объятия и вешаясь Петру на шею.

Троекратно облобызавшись, они пожали друг другу руки, и только после этого Петр увидел на полу слегка дымящийся «Штайр».

– Зверь у меня машинка! – Похвастал Ренат.

– Оптику нафига поставил? Разобьешь, неровен час.

– А чтоб не промазать. А ты будешь знать! Будешь знать, сука! – Он врезал по двери кулаком, но, не удовлетворившись, принялся избивать ее ногами.

Петр еле вытащил его из прихожей и силой усадил на табуретку.

А Ренатик совсем плох, отметил он. В больнице за ним таких всплесков не водилось.

– На что ж ты боезапас тратишь, чудик? Я за этим стволом с самого утра гоняюсь!

– Разве патрон не стандартный?

– Если б мы жили в Австрии, я бы сказал, что стандартный. Натовский патрон, ясно тебе?

– НАТО, суки, маму их под поезд! Ненавижу.

– Ты, Ренат, если можешь, пореже, хорошо? Про поезд, про маму… Еще, помню, ты вот это любил: «в глаз напильником». Тоже не надо. Ты, кстати, когда выписался?

– Выпишут, дождешься от них! После того концерта нам такое небо в алмазах устроили! Я-то не допер, что ты в побег намылился, а то бы с тобой… Посадили нас на сульфу – всех, поголовно. А потом у меня началось… Склероз. Как у тебя, в точности. Вот, суки! Медицина, называется! Потом обратно все вспомнил. Так перемешалось… Крышу срывает! И то, и это… В одном мне – две жизни! Прямо как шампунь. Если б рассортировать, где какая… Где первая, где вторая… В общем, полежал я немножко – и ноги. На складе труба вентиляционная, а вместо решетки рабица. Оттуда – в подвал. Заблудился, наткнулся на какую-то нору, там три недели…

– Три недели? – Ужаснулся Петр. – Что же ты ел?

– Так, всякое… По ночам вылазил…

– А сегодня? Диггера ты положил?

– Кого?

– Этого, в резиновых портках.

– Да полез он ко мне, а я…

– Не надо, не оправдывайся. Что сделано, то сделано. Оружие сразу нашел?

– Да если б сразу! Зачем мне тогда под землей сидеть! Я все надеялся – очухаюсь от таблеток, разберусь. Нет, ну врачи, а?! Ну, суки!

– Это не таблетки, Ренат, – спокойно сказал Петр. – Это мы сами. Две жизни, да. И обе – твои. Только не спрашивай ничего, я сам в этом ни хрена не смыслю. У тебя две жизни, как шампунь, а у меня одна – как сплошная галлюцинация. Вот и живем… Ты хоть квартиру снял. У меня без документов не получилось. Деньги-то откуда?

– Из кассы, – скромно ответил Зайнуллин. – Ружьишко, пистолетик… Я теперь не пропаду.

– Беда у тебя с мозгами, – проговорил Петр.

Он поднял винтовку и отстегнул магазин. Ни шиша. Один патрон в стволе – это все, что осталось после очереди по двери. Петр передернул затвор и, подкинув патрон, спрятал его в карман. С чокнутым Зайнуллиным связываться совсем не хотелось. Гораздо проще было бы подсечь табуретку и, пока он падает, сверху, по макушке… Но на это Петр был не способен. Теперь, когда выяснилось, что Ренат – перекинутый, у Петра не хватило бы духу. Зайнуллин его раздражал, но так, как раздражает младший брат. А брата убить нельзя.

– Собирай шмотки, быстро. Мы отваливаем.

– Куда? Не пойду. Я суп варить поставил. С курицей.

– Ты так вскрывал дверь, что соседи могли спецназ вызвать.

– Я же не по людям стрелял. А дверь – что? Сейчас слесарь придет. Дам ему бабок, пусть он ее починит.

– Слесарь?! Зря ты из психушки удрал, тебе там самое место.

– Слесарь, – заржал Зайнуллин. – Ты посмотри на себя. Да шучу я, шучу. Чего ты напрягся-то?

Петр заглянул на кухню – никакого супа на плите не было. Выразительно вздохнув, он сдернул с окна занавеску и завернул в нее «Штайр». Пустой магазин Петр бросил в свой чемодан. Слесарь, так слесарь.

Выходили на всякий случай врозь. Петр остался дожидаться лифта, а Ренат пошел пешком. Когда кабина доехала до первого этажа, Зайнуллин еще топал где-то в районе второго.

В подъезде Петр нос к носу столкнулся с милиционером. Веснушчатый паренек в бронежилете и каске на ходу поправлял автомат и слегка задел его стволом.

– Не боись, на предохранителе, – осклабился он.

Петр и не боялся. А если и боялся, то не за себя.

– Мастеровой! – Оборачиваясь, окликнул его веснушчатый. – Это не ты долбил?

Ренат уже был внизу.

– Нет, а что? – Спросил Петр.

Ренат остановился за спиной милиционера.

– Соседи вызвали. Вроде, у вас стрелял кто-то.

– Я стрелял, – признался Зайнуллин, втыкая ему в ухо пистолет. – Падай на пол.

Веснушчатый перевел растерянный взгляд на Петра, и тому ничего не оставалось, как размотать винтовку.

– Ну ты и дура-ак! – Сказал он Ренату. – Зачем он тебе?

– Ты за ствол переживал. Пожалуйста, забирай.

– Как мы отсюда выберемся? Там же еще один, в тачке!

– Да? Я не подумал… Пойдем назад. Слышь, боец? В лифт заползай! – Он перехватил автомат и пнул милиционера ногой. – Ползти, я сказал! Все делать лежа. Будешь низенький, зато живой.

Втроем они поднялись обратно к квартире, и Ренат заволок пленника в ванную.

– Где твои браслеты? На поясе? Давай сюда. Сначала с напарником свяжись. Передай, типа все в порядке и так далее. Что вы там обычно?..

– У них условный знак, – предупредил Петр. – Какое-нибудь слово.

– Гм… Ну и как мы его?..

– Нет у нас знака, – заскулил веснушчатый.

– Тебя не спрашивают, – бросил Ренат. – Как мы его вычислим? Сейчас скажет свое слово, и все.

В ту же секунду, будто нарочно, пискнула рация.

– Раньше надо было! – Обозлился Петр. – Теперь гадай – скажет, не скажет!.. Отвечай, черт с тобой. Но учти!..

– Нет! – Зайнуллин в последний момент схватил рацию и выкинул ее в коридор. – Не доверяю я ментам. – Он приковал паренька к ножке ванны и, схватив за подбородок, запихнул ему в рот мочалку. – Так лучше.

Петр, уже не в силах возражать, уложил автомат в чемодан и гневно зыркнул на Рената. Тот добавил к автомату свой «Вальтер» и погрозил веснушчатому пальцем.

– Сначала идешь ты, – распорядился Петр. – И хватит самодеятельности.

Перед тем, как спуститься на нижнюю площадку, Ренат наклонился вбок, свел колени вместе и, скривив губы, пустил обильную слюну. Сержант, заходивший в парадное, посторонился и придержал дверь. Зайнуллин ковылял так натурально, что принять его за симулянта было бы кощунством.

– Сотрудника нашего не видели? – Почему-то вполголоса спросил милиционер.

Ренат что-то прошепелявил, и Петр с сержантом обменялись сочувственными взглядами.

– Видел, – сказал Петр. – Он там, на последнем этаже.

В патрульной машине, белых с синим «Жигулях», сидел еще третий, и Зайнуллин был вынужден поддерживать образ паралитика до самого угла.

– У меня такое ощущение, что сегодняшний день не кончится никогда, – сказал Петр.

– У меня сегодня тоже много событий, – заявил Ренат. – Это тебе не в больнице околачиваться.

Они проехали два перекрестка и повернули на проспект. У кинотеатра, помахивая жезлами, трепались два инспектора. Но старый запыленный «Форд» их не интересовал.

– Спокойно, – сказали за дверью. – Шаг назад, и стоишь. Руки спереди.

Теплый ствол толкнул Костю в горло, и он, поперхнувшись, отступил. В квартиру прошмыгнули две женщины: одна, с пистолетом, – совсем худенькая, другая, без оружия, – покрепче, но все же не мужик.

Костя озадаченно выглянул на лестницу – больше никого.

– Вы что, девочки, так и грабите вдвоем?

Первая, не убирая пистолета, грациозно отвела ногу и прихлопнула пяткой дверь. Вторая сняла выгоревшую бейсболку и кинула ее на вешалку. Тряхнув головой, она собрала волосы в хвост и лишь потом посмотрела на Константина.

У него отвисла челюсть.

– Настя?!

– Вот ты где, пес паршивый, – сказала она, и Константин не узнал ее голоса.

На ней были темно-серые брюки «милитари», тяжелые ботинки со стальными набойками и черная кожаная жилетка – кажется, на голое тело.

– Ты один?

– Как ты меня нашла?

– Чего тебя искать? Сам позвонил. Мы номер засекли.

– Я? Тебе? Вот, черт!

– А, раздваиваешься? У Людмилы такая же ерунда. По четным – академиком, по нечетным – рыбу ловит, – хмыкнула Настя.

– Проницательная ты моя.

– С тобой станешь… Когда пришли с обыском, я сначала не поверила. Потом эти барбосы решили засаду устроить. В моей квартире! Три дня просидели, все продукты сожрали, да еще трахаться агитировали.

– Сама-то давно проснулась? Воскресла давно?

– Что, так заметно?

Он покатился от смеха.

– Моя жена со стволом не шлялась. И лесбиянкой тоже не была.

– Не твое собачье дело.

– Теперь конечно.

– Ну, вы разобрались? – Спросила Настина спутница. – А то, может, я мешаю?

Пистолет она так и не убрала, но враждебности в ее взгляде поубавилось.

– Людмила, да? Очень приятно. А я Костя. Располагайтесь. Места полно, хозяин не придет. Я его зарезал.

– Ой-ой-ой, какой ты экстремальный! – Ехидно произнесла Настя.

– Меня ваша семейная драма уже достала, – заявила Людмила.

– И то верно. Чего мы разводим?

Костя направил женщину в комнату и, пропустив вперед, ткнул ее костяшками пальцев под лопатку. ПМ выскочил из руки и, сделав в воздухе сальто, плюхнулся в кресло. Настя рванулась за пистолетом, но Константин стоял ближе.

– Вон туда, – скомандовал он, указывая стволом на окно.

Приковав обеих дам через трубу, Костя сладко потянулся и прилег на диван.

– Теперь потолкуем.

– Видела? Муженек! – Бросила Настя подруге.

Она нисколько не струсила, и Костю это насторожило. Его супруга на отчаянный поступок была не способна, но то – супруга. Женщина, сидевшая на корточках у батареи, имела такое же отношение к Насте, какое он – к географии.

– Ментов не привели? Или вы сами из этих, из добровольных помощников?

– Тащился один. Отделались

– Бритвой по горлу, и в колодец? – Иронично осведомился он.

– Слушай, муж… Хватит, а? Надоело. Сидим тут, выясняем, кто круче.

– Сидите вы, – возразил Костя. – А я лежу. Зачем приперлись? За любимой цепочкой? Она у барыги на Курском вокзале.

– Да можешь ее себе намотать!.. «Цепочка»! Я принципиально. Чтоб какой-то козел меня опускал!..

– Понятненько…

Он вдруг поймал себя на том, что пытается заглянуть в глубокую пройму ее жилетки. Константин знал, что ее грудь далека от идеала, но теперь Настя была другой – грубой, циничной, какой-то бой-бабой, и ей это очень шло.

– Настюх, а ты, вообще, кто?

– Человек…

– Насть, чего тупить? Сами же пришли, – сказала Людмила. – Друг друга мы разыскали, а больше никого из наших нет.

– «Ваши» – это какие?

– Мы с ней тоже не совсем свои. Из разных кланов. Но здесь считаться глупо, территория ничья.

– Так вы бандитки? – Хохотнул Константин. – Разбойницы? Вы что, девки, серьезно?

– Не надо переспрашивать, – жестко сказала Настя.

– Вы откуда свалились? Что же у вас там за жизнь?

– У нас, Костенька, веселуха.

– Значит, все-таки не два слоя, больше. Про Нуркина слышали что-нибудь? – Спросил он скорее для очистки совести и, получив отрицательный ответ, успокоился.

– Костя, дал бы ты нам поесть чего-нибудь…

– С пушкой, и голодные?

– Она у нас всего час. Говорю же, увязался один крендель.

Прежде, чем расстегнуть наручники, Константин долго и тяжело думал. В голове крутилось три варианта. Либо женщин снарядили опера, и цена их словам – плевок. Эта версия не годилась, так как Настя – та, что была его женой, при виде пистолета залезла бы под кровать. Да и ботинки солдатские ее одеть не заставишь. Как у нее ноги не потеют? На улице жара адская…

Второй вариант: менты ни при чем. В этом Костя почти не сомневался. Так сыграть нельзя, это надо собственной шкурой прочувствовать. Девчонок действительно перекинуло, но явиться они могли и с недоброй целью. С какой? Если хотели убить – возможность была. За деньгами? Да ну, чушь.

Оставался вариант номер три: они не врали. Не кривили душой. Просто пришли. Почему? А почему он искал сотника? Потому, что в одиночку невозможно, каким бы волком ты себя не мнил. Без стаи тебе хана.

Несмотря на недостаток женственности, в кухонном хозяйстве Настя разобралась довольно быстро. Выдернув нож из двери, она дочистила картошку и проинспектировала холодильник. В морозилке нашелся каменный кусок мяса, а в отделении для овощей – вялая луковица с пышной бородой и желтым стебельком на макушке. Настя сполоснула руки и принялась стряпать.

– Есть будешь? – Спросила она как-то по-старому, по-семейному.

– На четверых готовь, – сказал Константин.

– Ты, случайно, не бабу ждешь?

– Командира.

– Конечно. Ты всегда при ком-то. Слюнтяй ты, Костенька.

Людмила села в углу. Положив на стол лакированную сумочку, она заглянула в нее так, словно сумка была бездонной. Людмила последовательно извлекла из нее пачку «Вог“ с ментолом, пачку «Стиморол» и позолоченный «Ронсон». Следом за ними оттуда выполз хромированный кастет, не менее изящный, чем дамская зажигалка.

На вид Людмиле было тридцать – тридцать с небольшим. В отличие от простоватой Насти она производила впечатление классической стервы. Ее лоб закрывали тонкие смоляные локоны, а красивые губы постоянно двигались в какой-то таинственной полуулыбочке. И еще она не смотрела в глаза.

Людмила сделала три затяжки и щелчком отправила сигарету в окно.

– Вода горячая есть? Пойду помоюсь, – объявила она, и Костя поразился тому, с какой скоростью эти женщины осваивали чужое жизненное пространство.

– Ты правда это сделал? – Спросила через плечо Настя. – Что они о тебе говорят. Четырнадцать человек.

– Больше.

– Да-а… У нас ты был бы на троне.

– Заманчиво. А ты почему здесь?

– Не повезло.

– А эта вамп? Ей тоже не повезло?

– Вот сам у нее и узнаешь.

Косте послышались нотки ревности. Кажется, экс-благоверная полагала, что имеет на него права. Странно, но он тоже не считал ее посторонней. Вот ведь, психология! Были мужем и женой – никакого взаимопонимания. А сейчас разошлись, причем разошлись так, что дальше некуда, – и…

Что «и»? Мне еще с лесбиянкой спутаться не хватало, одернул себя Костя.

– Настя. Давай без дураков. Какого черта? Чего тебе от меня надо?

– Смысла, – невозмутимо сказала она, продолжая возиться со сковородкой.

– Ты за кого меня принимаешь? Пророки в соседней палате.

– У тебя началось намного раньше. И ты до сих пор не проглотил пулю. А следовало бы. Всем нам.

Она обернулась и почесала нос – этот жест Константин помнил хорошо.

– Как можно жить, если все, что было важным, оказалось фуфлом? – Сказала она. – Работа, подруги, сапоги… Хорошо хоть, детей не завели. И что дальше? Делать вид, что ничего не происходит?

– Придумать себе новое фуфло. Устраиваться как-то.

– Как ты? Как ты устроился, да? Четырнадцать человек. Больше. Они тебя доставали? Трогали? Нет. Значит, есть у тебя какая-то цель?

– Меня об этом уже спрашивали. Я ответил, что есть. Потом объяснил, какая именно.

– Ну?

– Теперь его квартира пустует.

Настя прочистила горло и отвернулась к плите.

– Цель у каждого своя, – изрек Константин. – Не будем смешивать водку с кефиром. Ешьте и отваливайте. Денег я подкину.

– И на том спасибо.

– А ствол не отдам.

– Подавись, он мокрый.

О прежней Насте можно было бы сказать, что она обиделась, но Настя нынешняя умела только злиться. Просить и плакать она не станет. Заточку в бок и кастетом по кумполу.

– Расскажи мне про ваши кланы. Что там у вас за ерунда? Прямо Сицилия…

– Итальянские кланы родовые, как на Кавказе, – проговорила Людмила, выходя из ванной. – А у нас – отраслевые. Мой контролирует добычу угля, Настин – легкую промышленность.

– Олигархи, что ли?

– У нас все олигархи.

– Что-то я не усеку вашей экономической системы.

– Система получше, чем здесь. У нас хоть старики по помойкам не таскаются. Мы о них заботимся.

– И кто вы в этих своих кланах?

– Бригадиры, – не без гордости ответила Настя.

– Значит, бригадир закройщиц и бригадир шахтеров. Компания…

– Ты, Костик, говоришь очень много, – заметила Людмила. – Можно бы и через раз.

– Он нас выгоняет, – равнодушно объявила Настя.

– Я и сама не останусь.

– Вот и славно. – Константин поднялся и пошел в комнату. Ему уже не терпелось избавиться от боевых подружек. Сделать это лучше было еще до прихода Петра. – Эй, слабый пол! Помогите мебель толкнуть!

Втроем они отодвинули неподъемный диван от стены и, пока Костя простукивал паркет, женщины сходили за тарелками.

– Есть на кухне – это плебейство, – заявила Людмила, включая телевизор.

– Там на сковородке, – сказала ему Настя. – Вам на двоих. С командиром.

– Спасибо.

– Тебе спасибо.

– На здоровьичко. – Константин бесцеремонно отобрал у нее вилку и поддел вставную паркетину.

В узкой прямоугольной нише покоились два плотных свертка.

– Во! – Оживилась Людмила. – Наш новый клоун.

По телевизору говорили о Нуркине.

– Сегодня утром новоиспеченный политик Владислав Нуркин в очередной раз шокировал общественность, – сообщил диктор. – На Комсомольской площади начал функционировать так называемый пункт моральной поддержки для лиц без определенного места жительства. Моральная поддержка заключалась в раздаче футболок с изображением Президента России в обмен на верхнюю одежду. При этом к каждой футболке помощники Нуркина прилагали одну бутылку водки. От желающих поменяться не было отбоя. Спустя несколько часов на Комсомольской площади и в ее окрестностях разгуливало около двухсот человек с портретами Президента на груди, а поскольку полученная в нагрузку водка, как правило, употреблялась немедленно, и из-за того, что большинство указанных лиц пренебрегает личной гигиеной…

– Дает! – Восхищенно воскликнула Людмила.

– Погоди, не мешай, – бросил Костя.

– …что данное мероприятие подпадает под определение «благотворительность», и никакие специальные разрешения для него не требуются. Прибывший отряд муниципальной милиции был вынужден ретироваться, и действо продолжалось, пока у организаторов не кончились футболки. Между тем партия Нуркина обещает в ближайшее время стать массовой…

Пьяных бомжей в одинаковых маечках сменили счастливые пенсионеры с пластмассовыми подносами.

– Всех, кто решил вступить в партию Прогрессивного Порядка, Нуркин обеспечивает бесплатным питанием. Но так как закон подобное вознаграждение запрещает, Нуркин нашел оригинальный выход. В местах раздачи обедов появились уведомления о том, что члены партии обслуживаются вне очереди. Формально обвинить Нуркина в подкупе нельзя, однако, если человек обзавелся партбилетом, он пообедает в течение пятнадцати минут, если нет – может простоять на улице до вечера. Вполне естественно, что очереди за бланками заявлений в первичных организациях ППП превосходят очереди за бесплатным горячим обедом…

– Прикольный дядька, – подытожила Людмила.

– Прикольно будет, когда он до власти доберется, – сказал Константин, играя желваками.

– А ты что, будущее видишь?

– Прошлое.

– Там? – Она сделала пальцем какое-то чрезвычайно извилистое движение, но Костя ее понял.

– Он перекинутый, как и мы.

– Чем он так страшен, твой Нуркин?

Константин замялся, подбирая наиболее красноречивые примеры, но его прервал звук открывающегося замка. Сотник держал в руках ободранный деревянный ящик и цветастый моток, в котором Костя узнал «Штайр», но главное – сотник был не один. Вместе с ним зашел худой чернявый парень с острым кадыком и любознательным взглядом мучителя кошек.

– Ренат, Костя, – буркнул Петр и начал разуваться, но обнаружил на вешалке бейсболку и, медленно выпрямившись, посмотрел в комнату. – Зачем ты их вызвал? Гормоны лютуют?

– Это не шлюхи.

– А кто тогда?

– Да хрен их разберет. Сестры. По несчастью. Та, что в жилетке, раньше была моей женой.

– Интересно…

Женщины выплыли в прихожую и представились. Костя почувствовал себя неловко – особенно от того, что Петр и Людмила долго не сводили друг с друга глаз. Гораздо дольше, чем могут себе позволить незнакомые люди.

– А я тебя знаю, – улыбнулась Петру Настя, и Константину стало совсем не по себе. – Ты приходил. Помнишь, я рассказывала? – Спросила она у Кости.

– Ты была в таком халатике… в дырках весь. Так я не ошибся? Костя, а?! Я же был у тебя! Что же мы…

– Чего уж теперь? Ну проходите! – Крикнул он. – Столпились, как овцы. Места полно, Бориса я зарезал, – шутливо повторил Константин свое приглашение.

По московскому обычаю все вперлись на кухню. Петр галантно придвинул женщинам табуретки, но Людмила, вместо того, чтобы сесть, полезла в сумочку. Достав сто долларов, она плюнула на купюру и с размаха прилепила ее Петру на лоб.

– Я это делаю не за деньги. Ясно, Женя? Он знает, о чем я, – пояснила она остальным.

– Мы о своем, – подтвердил Петр. И тихо добавил. – Извини.

– О, картошку едите, – молвил Ренат, ковырнув пальцем Настино блюдо. – У нас в дурке такую же давали.

– Я прихожу к выводу, что людей кротких и положительных не перекидывает, – заключила она.

– Кроткие помирают реже, – вздохнул Петр. – Ну что, полку антиобщественных элементов прибыло?

– Борис сказал бы: полку расторможенных, – уточнил Костя.

– Хозяин квартиры? – Спросила Людмила. – А сам-то он какой был?

– Этого мы выяснить не успели, – признался Петр.

– Видел я его сегодня, – буднично произнес Константин.

Кроме Петра никто почему-то не удивился. Но Петр удивился так, что хватило бы на всех пятерых.