Как ни странно, это в общем-то не очень эффективное заседание привело к довольно неприятным для Ростика последствиям. К нему на прием стали приходить люди, и в таком количестве, с такими мелкими и в общем-то странными просьбами, что он только диву давался. Казалось бы, почти каждое из подобных дел можно было решить и без его участия, но в целом почему-то получалось, что без его согласия дело не двигалось.

Беда была даже не в отсутствии инициативы и ответственных решений тех чиновников, которые должны были по долгу службы ими заниматься. А в том, что очень уж многие из этих чинуш не понимали, что же, собственно, является их делом. И это мешало Росту заниматься той работой, которую он теперь решил считать своей, — опекой над заводом, оружием, армией и летунами, контактами с другими расами, согласованием решений с Одессой, алюминиевым заводом, подпиткой всех вынесенных из города крепостей, постов и производств, расстановкой людей на ключевые должности. Вместо этого ему приходилось ломать голову, как какому-нибудь мелкому диспетчеру... Потому что именно в этом и заключалась председательская работа по представлению очень многих людей.

Если бы у него не было опыта, приобретенного в решении подобных хозяйственных дел в Храме, если бы у него на это не ушло четыре года, он бы, наверное, не справился. А так все выходило почти нормально, хотя, конечно, кое-какие ошибки случались. Но у него не было желания демонстрировать собственную непогрешимость, свойственную предыдущим Председателям, поэтому исправлять эти ошибки удавалось вовремя, не затягивая.

И все-таки в конце сентября Ростик не выдержал. Он подговорил свою Ладу, она приготовила один из гравилетов, и Рост, почти торжественно объявив, что отправляется с инспекцией на север, улетел в Одессу.

Тут его не ждали, даже, как показалось, немного растерялись, когда он прибыл, но устроили в той же гостинице, которую он еще в первые дни открытия Одессы выбрал как главную казарму и центр местной власти.

Одесса разрослась. Почти с полтысячи ферм окружили город, особенно много их было вдоль местной речки, да и сама речка чуть не в десятке мест оказалась перегорожена плотинками, дающими энергию разным мельницам, механическим кузницам и каким-то прочим мастерским. Только так Ростик и вызнал, что одесситы научились отлично выращивать пшеницу, которая была куда питательнее, чем надоевшая всем фасоль, и одновременно сумели наладить разведение в мельничных запрудах какого-то рыбоподобного существа, похожего на карпа со слабыми, вырожденными ногами. Эти ноги придавали рыбе почти лягушачий вид, но Ростик, отведав ее, понял, что, возможно, никакая морская живность с ней не сравнится. Что было еще более ценно, этих «карпов» очень легко было высушивать на солнышке, и тогда они хранились несколько лет. К тому же за сушеного «карпа» трехноги предлагали невероятное количество своих порошков для каменного литья, а Махри так даже массовые побеги устраивали в Одессу, чтобы поднаняться на фермы, где расплачивались этой рыбой.

Оставалось загадкой, почему Пестель не рассказал Росту об этой местной достопримечательности, тем более что следовало подумать — не вызывает ли эта рыба у трехногих и червеобразных что-то вроде наркотического привыкания? Но в общем это было не очень серьезной проблемой.

Еще в Одессе появилась небольшая, но влиятельная компания пернатых бегимлеси. Жили они неприметно, по улицам расхаживали редко, еду доставляли с полуострова на северо-востоке, но при желании их всегда можно было найти у трех-четырех больших складов в дальнем районе порта, которые они обвили своими гнездами, вынеся их, как всегда, наружу. Здания эти приняли после перестройки совершенно неузнаваемый вид, но одесситы к ним уже привыкли и даже ходили к пернатым в гости, впрочем, со своим угощением. За это бегимлеси помогали фермерам отгонять стаи панцирных шакалов и устраивали облавы на гиеномедведей, если тех в округе становилось слишком много.

Это был совершенно другой, чем в Боловске, малознакомый Ростику мир, с которым он в общем-то был не прочь познакомиться, но... Дондик очень ревниво относился к интересу и желаниям Роста, а испытывать его дружелюбие таким необязательным образом не хотелось.

Помимо пернатиков и временами, как говорили, довольно значительного числа обеих рас Гошодов, в городе появлялись двары. Вот зачем проходили ящеры, похоже, не знал даже Дондик, но с ними мирились, потому что они располагали тремя очень важными ресурсами — ковким деревом, латексом и, конечно, молоком ящерокоров. Впрочем, это Рост знал и сам.

Что Ростика расстроило, так это отсутствие торговли с викрамами. Рыболюди вообще не любили появляться в районе Одессы, хотя чем это было вызвано, никто не брался даже угадывать. Рост подозревал, что те несколько бочек дизтоплива, которое они как-то вылили в море, чтобы отогнать Фоп-фолла, кстати, по его же, Ростика, предложению, каким-то образом изменили качество воды, ставшей рыболюдям неприятной.

Решив, что теперь он знает достаточно, на третий, кажется, день пребывания в прибрежном городе Ростик отправился почти на официальный прием к Дондику, главному тут распорядителю. Он нашел его в какой-то мастерской, где бывший капитан госбезопасности с кучей измазанных чем-то зеленым ребят отстреливал причудливое по форме ружье, отличающееся от обычного оружия пурпурных тем, что у него подача патронов была устроена через пистолетную рукоять, что увеличивало и емкость магазина, и общую надежность при стрельбе, потому что деревянные рамки в таком случае не ломались от не очень осторожного обращения. Дондик, заприметив Ростика, поспешил к нему.

— Ага, Гринев, все высмотрел, чем мы тут живем?

Дондик смеялся, но глаза у него оставались настороженными. Рост быстро перечислил, что он тут «высмотрел», и спросил с деланой, но никого не обманувшей наивностью:

— А я-то думал, что у тебя новые поселенцы и не водятся, а их вон сколько — и пернатые, и двары... Кстати, волосатых в городе гораздо меньше, чем я ожидал.

Дондик вытер руки ветошью и, как бы невзначай увлекая Ростика за собой, вывел из мастерской.

— А их и не было до этой весны. — Он посмотрел на небо и попробовал рассказывать что-то совсем не обязательное.

Вот от подобных разговоров Рост устал настолько, что спросил в упор:

— Как собираешься зимовать? Продуктов хватает?

Они пошли по узким улочкам, похожим на средневековые европейские, как это было нарисовано в земных учебниках истории.

— Собираешься помогать? — Дондик взглянул искоса, его лицо постепенно теряло напряжение, которое возникло, когда Рост ввалился в мастерскую.

— При необходимости и по возможности.

Дондик поздоровался с девицами, дружно прошагавшими мимо с граблями на плечах, словно при исполнении песни «А ну-ка, девушки, а ну, красавицы...» Девицы ответили начальству весело, их голоса высоко отозвались эхом между стенами, похожими на запутанные коридоры.

— Спасибо за заботу, Председатель, но нам... не нужно. Мы на Боловск не рассчитываем. — Было ясно, что думает Дондик не совсем о делах хозяйственных.

А ведь разговор не получится, вдруг понял Ростик. Слишком далеко ушла Одесса от Боловска, и даже не из-за гордости, а просто потому, что неправильное хозяйствование в центре вызвало это вот самое нежелание принимать помощь... и оказаться в долгу.

— Хорошо ты тут хозяйствуешь, — признал Рост, — даже завидно.

— Чему же завидовать? — Дондик насторожился.

— Работаешь с удовольствием, люди к тебе неплохо относятся, перспективы у Одессы... отличные — как тут не позавидовать?

— Только-то? — спросил Дондик. — Ну договаривай, после этой фразы почти наверняка последует про должение со словами «только вот».

— Только вот непонятно, почему ты столько усилий на оружие тратишь?

Ему показалось, что бывший капитан ГБ ожидал чего-то другого.

— Во-первых, мы, по сути, пограничный город. Во-вторых, я не хочу, чтобы мои люди проспали восстание бакумуров или что-то подобное, если такое случится. В-третьих... — Он посмотрел на Ростика, внезапно остановившись. — Сам не знаю — почему.

— Значит, ты тоже ощущаешь? — мельком, словно и не заметив этого взгляда, спросил Рост.

— Что значит «ощущаю»?

— Если бы знал, — вздохнул Ростик, — непременно сказал бы.

— Ага, я давно ждал этого разговора, — вздохнул капитан. — Ну что же, давай поговорим и об этом — о разъединении городов, о внутренней конкуренции, о специализации, которая у каждого поселения сложилась, об этих...

— А давай не будем? — прервал его Рост. — Многое и так понятно, а то, что непонятно, не имеет смысла уточнять.

Они вышли на главную площадь города. Вот ведь молодцы, уже в который раз подумал Ростик, даже некогда сбитую неудачной посадкой гравилета статую над центральным фонтаном восстановили или им все-таки местные трехноги помогли? Так или иначе, статуя находилась там, где ей и полагалось, в центре круглого бассейна с чистой, пресной, питьевой водой.

— Нет, ты не понимаешь... — Капитан, как ни странно, был теперь настроен кое-что довести до логического завершения. — Мы действительно осознаем, что главная тяжесть войны с пауками легла на Боловск. Мы благодарны вам, чтим героев, которые погибли в сражении... Но видишь ли, у нас есть стены, и мы как-то иначе воспринимаем то, что творится за ними.

— Ваши стены не задержали бы пауков и на четверть часа, — буркнул Ростик. — Они лазают по башням высотой более трехсот метров... Вернее, лазали, сейчас башни разрушаются. Так что отсидеться не удалось бы.

— Не бросили мы вас, — сердито буркнул капитан (на людях он пытался вести себя, как и подобает ответственному лицу, со стороны никто бы не заподозрил, что он с Ростиком, по сути, ссорится). — Мы... мы не успели.

— При том, что подготовка к обороне велась почти три месяца? — не поверил ушам Ростик. Снова вздохнул и решился: — Куркуль ты, Дондик. Как всегда, со стороны это выглядит правильно, и даже красиво. Народ живет — засмотришься. А по сути — это возможно только тогда, когда есть Боловск и ребята, которые, жизни не щадя, остановили даже пауков... — Он по морщился, дернул плечом, стряхивая злость. — Ладно, все вышло, как вышло, — закончил Ростик и понял, что больше оставаться в Одессе не хочет.

Как-то они тут в самом деле очень хорошо и удобно для себя устроились. Брали из Боловска то, что им было нужно, но сами ничего толком не предлагали и считали, что так и должно быть всегда. Или в этом сказывался какой-то неистребимый рефлекс колониста, когда метрополия всегда кажется обязанной давать, а вот колония... Трижды подумает, не является ли ее вклад в некотором роде данью, и если это будет похоже на дань, то вполне может и об оружии усиленно задуматься... Грустно.

— Дашь какой-нибудь экраноплан, чтобы до Храма добраться?

— Конечно, — почти с облегчением согласился Дондик, — бери лучший... Когда собираешься отбыть?

— Как можно скорее.

— Тогда я распоряжусь.

Экраноплан действительно оказался очень хорошим, с двумя пилотами, с очень мощными антигравитационными блинами. Рост был уверен, что на такую машину можно было бы усадить до отделения стрелков. Когда Рост в гордом одиночестве в нем располагался, Дондик стоял рядом и почему-то многословно рассказывал, что вот он, Рост, в какой-то своей записке спрашивал о волосатых, но вот ведь какое дело, бакумуры куда-то все в последний месяц исчезли, осталось едва ли с десятую часть. Это уже и на производительности у фермеров сказывается.

— Они на юг подались, в район алюминиевого завода, как мне говорили, — закончил свою необязательную речь капитан.

— Спасибо за гостеприимство, — отозвался Ростик, пожал капитану руку, и экраноплан понесся прямо через залив в сторону Храма.

Тут все было по-прежнему. Винрадка очень обрадовалась, она уже едва выходила из дома. Со странной смесью гордости и чисто женским удивлением перед чудом скорого рождения новой жизни она оповестила, что скорее всего у нее будет двойня. Рост потолкался немного около жены, потом обошел ферму, дом. Потом вместе с Кирлан, которая заметно оттеснила от Ростика Ждо, младшую жену Винторука, они вышли к заливу.

Рост полюбовался морем, видом отдаленной Одессы, в сторону которой, торопясь успеть до того, как выключится солнце, ушел доставивший его сюда экраноплан, вспомнил, как он смотрел на это же море прежде, в годы ссылки.

Все было очень красиво и спокойно, даже на юге, где удалось усмирить нелепую, малопонятную попытку пурпурных вернуть себе заметное в человеческой цивилизации положение. Но что-то оставалось тревожное в самом этом спокойствии.

Кирлан быстро исчезла, причем Рост даже не понял когда. Зато он понял, что уже очень долго сидит в позе медитации аймихо и пытается вызвать Фоп-фолла. Зачем ему это нужно — он и сам не знал. Единственно, в чем он был уверен, когда медитационная отстраненность ушла, что «мечтающий мускул» где-то поблизости, но таится, или, как это следовало бы выразить на Едином, — молчит.

Последующие два дня прошли в совершенно блаженном ничегонеделании. Рост попытался даже развлечь себя чтением проекта Боловской конституции, в которой переписал раздел о том, что деятель, имеющий право влиять на чиновников, какой-нибудь распорядитель, обязан отказаться от частнопредпринимательской деятельности. И усилил раздел о свободе слова, чтобы гражданам было легче контролировать чиновника любого ранга вплоть до Председателя. Еще он много медитировал, слонялся вдоль берега, собирал ракушки и загорал, кормился у Кирлан и любовался Винрадкой. И лишь к вечеру второго дня аймихоша неожиданно сказала ему, что в этом его состоянии «отключенности» и состояла помощь, которую ему оказал Фоп-фолла, вызванный той, первой еще медитацией.

Рост попробовал выяснить, как и почему это вышло, но Винрадка довольно быстро положила неинтересному ей разговору конец, а сам Рост был так расслаблен, что не стал настаивать.

Они сидели за ужином, обильным и вкусным, когда над их головами вдруг взревели моторы гравилета. Рост вышел за дверь, прихватив по давней привычке пистолет пурпурных. Но это оказались лишь Ким и Ева на уже знакомом Ростику крохотном антиграве. Пилоты выглядели такими усталыми, что сразу разговор не получился. А загребного, бородатого верзилу из людей, пропыленного и пропотевшего так, что его сразу пришлось отправить купаться в море, принялась обхаживать Ждо, и на этот раз Кирлан не протестовала.

Кима с Евой усадили за стол и стали впихивать в них еду. Ким жевал, глядя перед собой остановившимися глазами. Ева оценивала Винрадку, но не явно, вероятно, стеснялась проявлять слишком пристальный интерес.

— Какие новости? — спросил, наконец, Рост, когда первый голод гостей был утолен.

— Пестель слетал к Катериничеву и высказал мнение, что по некоторым признакам этой зимой будет жуткий борым, — сообщила Ева. Устало пожевала, продолжила: — Пауки дерутся, не переставая, их убежища «тают» уже в отдаленных районах. Пестель считает это подтверждением догадки, что они переносят «замазку» на ногах.

Выключилось солнце, пришел загребной, взбодренный и чем-то тайным очень довольный. Рост зажег несколько факелов, чтобы столовая была хорошо освещена, видеть лица пилотов показалось ему очень важным. Когда напряжение стало невыносимым, Ким вдруг выпалил:

— Рост, как всегда, черт тебя подери, ты оказался прав... — Он поднял голову, встретил взгляд Ростика и стиснул зубы. — Я их видел. Это что-то очень большое, в океане, недалеко уже, не дальше тысячи километров.

— Что ты видел? — Рост изо всех сил постарался не выдать волнения. Волноваться-то уже было поздно. Или еще рано — как рассудить.

— Какие-то огромные дрейфующие плоты...

— Кажется, это целый плавающий город. Или остров... — сказал загребной с бородой. Он жевал так, что его щеки вздулись как у хомяка.

— Придется тебе на них взглянуть, — выговорила Ева.

— Да, — согласился Ростик и даже сумел улыбнуться, уж очень она стала похожа на ту девушку, которую Ростик когда-то знал. — Нужно лететь на разведку.

— Только не сегодня, — вскинулась Ева.

— Конечно, — кивнул Рост. — Завтра все и начнется.