Неожиданно из Белого дома пришел приказ, чтобы Ростик явился пред светлые очи начальства, оставив армию на Смагу. Антон был ранен и отправлен в Боловск, хотя Рост даже не заметил, как и когда это произошло, а Горячева, Пашу и остальных никогда не рассматривали как командиров, способных командовать всеми вооруженными силами человечества, и, может быть, зря.

У Роста было очень много работы, он должен был, пусть и не организовать преследование отходящих пауков, которых осталось еще около тридцати тысяч, — хотя и неизвестно, какой процент среди них был отравлен и неизбежно полег бы в ближайшее время, — но хотя бы проследить за их отходом. Он должен был заниматься награждением пернатых, выделением новых лидеров среди волосатиков, чтобы придать этой разношерстной — не только в переносном смысле слова — массе какое-то подобие организации, чтобы их и впоследствии можно было использовать с наибольшим эффектом. Он должен был, наконец, заниматься лазаретами, чтобы у врачей и раненых не было ощущения, что им не оказывают помощи... Но ему приказали лететь в Боловск, причем очень строго, и потому Рост полетел.

Тащила его все та же Лада, она вообще стала как бы персональным пилотом Ростика, хмурилась, когда над ней посмеивались подруги, иногда огрызалась на самые простые просьбы Ростика, но все выполняла аккуратно и точно. Летала она, по мнению Ростика, не очень хорошо, ей часто не хватало силенок, поэтому она почти всегда принимала помощь, когда Рост садился в правое кресло пилота, чтобы тоже подналечь на рычаги. Но выносливость у девочки была просто изумительная, даже всего повидавший Ростик дивился ее упорству.

Разглядывая ее во время этого перелета, он повздыхал, потому что требования к кондициям пилотов, которые предъявлял Серегин, видимо, ощутимо упали. Еще пару лет назад такую пигалицу ни за что не посадили бы в машину, которая требовала большой физической силы... Но потом как-то отвлекся, стал размышлять уже о том, что его ждет в городе, и неожиданно они подлетели к Цветной речке.

Тут Ростик не сумел удержаться, сделал озабоченное лицо и попросил заложить круг над Бумажным холмом. Для этого пришлось лететь в сторону километров на двадцать, но для Лады это оказалось не слишком сложным требованием, она полетела над рекой, лишь уронив краем губ:

— Бойцы вспоминают минувшие дни?

Рост с облегчением рассмеялся. Девушка, как бы там ни было, оттаивала. Придет время, они еще и друзьями могут стать... Если ничего очень уж страшного не произойдет, хотя в этом Рост был уже не очень уверен, все-таки они жили в Полдневье, и произойти могло все, что угодно.

На Бумажном холме даже среди построек они не заметили ни одного человека. Только пяток пурпурных гигантов, которые согласились работать на людей вместо того, чтобы сидеть в лагере для военнопленных, что-то делали у спиртогонных чанов, но и они даже не повернули головы в сторону пролетающего антиграва.

Боловск появился на горизонте уже под вечер этого первого дня, когда не было боев, когда они победили.

Сели на аэродроме, их никто не встретил, Рост отпустил Ладу отдыхать, но попросил надолго не отлучаться. Вдруг еще сегодня придется вылететь в армию... И вот тут-то произошла совершенно удивительная вещь. Когда он вышел уже за посты, ограничивающие со стороны шоссе территорию аэродрома, он понял, что шагает не один. Нет, никаких определенных звуков не было, даже ветерка, кажется, не появилось от какого-то чужого движения, но Рост был уверен, что все же он не один. Пришлось осмотреться.

Перенесенное еще с Земли шоссе тянулось, как и положено, к городу, только асфальт кое-где покрошился и обнажилась в его трещинах почему-то красная местная почва, сменившая привычный земной чернозем. Совсем недалеко по полдневным меркам виднелись дома Боловска, на небольшой возвышенности светились под вечерним солнцем оцинкованные крыши ангаров аэродрома, завод тоже лежал как ладони... Тогда он решился.

— Все-таки как тебе удалось проникнуть в гравилет? — спросил он на едином.

— А мне казалось, — капюшон откинулся, и перед Ростиком предстала голова Бастена-вар-ниса, — что ты меня не чувствуешь.

Они пошли рядом, Ростик еще раз поразился совершенной, какой-то нечеловеческой красоте алгора и заметил, что даже тени его плащ не отбрасывает.

— Из чего сделана эта штука? — спросил он, осторожно потрогав гладкую, но и слегка ребристую, какую-то чешуйчатую поверхность нузы.

— Как только аглор рождается, — Бастен был склонен, против своего обыкновения, поболтать, — у него начинают расти ногти.

— У людей тоже, — улыбнулся Ростик, чтобы разговор, так удачно начавшись, не заглох.

— Наши ногти имеют ту особенность, что они как-то воздействуют на свет, и, если их сцепить, они образуют покрытие... Я не могу объяснить. Это проще увидеть, чем рассказать. В общем, мы снимаем с определенного возраста ноготь каждого аглора.

— Больно, наверное?

— Не очень. Если хочешь иметь нузу, то любую боль можно вынести, к тому же это и тренировка не плохая... В общем, ногти растут, их последовательно снимают, сцепляют и они как-то срастаются. Годам к семи-восьми уже получают лоскуты, из которых можно сложить подобие жилета. Эти младенческие ногти не слишком прочные, поэтому их потом по возможности меняют. — Бастен снова чуть улыбнулся. — Когда плащ готов, аглор показывает, что он может в бою.

— Что-то вроде испытания?

— Испытание, которое может убить неподготовленного воина. Но, с другой стороны, кому такой воин нужен?

— Так что, у вас все — воины?

— А разве у вас не так? — удивился Бастен.

— А нас есть люди, которые только выращивают пищу, или обслуживают машины, или занимаются обдумыванием сложных проблем.

— Проблемы каждый должен решать сам, машины нам не нужны, потому что тренированному солдату все по силам, а еду тоже достать несложно, если ты по-настоящему сильный.

— Моря переплывать, как я понял, в ваших силах, пробегать по сотне километров в день — тоже, — с деланной невинностью сказал Ростик. — Но летать вы не умеете?

— Для хорошего боя летать не обязательно, — отозвался аглор. — Хотя, должен сказать, перемещаться по воздуху мне понравилось.

— Где ты все-таки находился в... антиграве? — последнее слово, за неимением аналога, Рост произнес по-русски.

— Уселся за прозрачной башенкой, чтобы было не слишком холодно от ветра.

— Попросил бы, я посадил бы тебя в башенку для стрелка.

— Все и так получилось неплохо, — небрежно ответил невидимка.

— А смысл? — спросил Рост, и аглор его понял.

— Ты дал обещание. Мы тебе верим. Но нам не нравится то, что мы ощущаем в ваших командирах. — Он помолчал. — Может получиться, что они примут решение, из-за которого ты не сможешь выполнить нашу договоренность... Чтобы этого не произошло, я решил помочь.

И он надвинул капюшон. Вероятно, это было сигналом, что беседа закончена.

Действительно, они входили в город. Появлялись уже первые прохожие, главным образом крестьяне, чьи поля находились неподалеку от Боловска. Некоторые косились на Ростика, но были и такие, что подходили и спрашивали, как там с пауками. Почему-то все уже знали, что Ростик командовал армией у Перекопа.

Рост успокаивал людей как мог, да так, с постоянными извещениями о победе, и дотопал до Белого дома. Тут ему стоило некоторого труда, чтобы не разозлиться, когда трое очень упитанных, даже толстых, по мнению Ростика, солдатика быстро и привычно разоружили его, не постеснявшись даже залезть под доспехи.

— Ну и повадки у вас, — пробурчал он, поглядывая в сторону двери, размышляя, сумел ли Бастен проникнуть внутрь. Он, конечно, придержал дверь, чтобы невидимка успел проскользнуть, как собирался придерживать и впредь или делать вид, что забыл закрыть дверь за собой... Зачем это нужно, он пока не понимал, но, раз его разоружали, это могло быть совсем не лишней предосторожностью.

Правда, оставалось загадкой, правильно ли поймет аглор то, что могло тут произойти, ведь говорить они будут по-русски... Но Ростик рассчитывал на немалый опыт и здравый смысл невидимки.

— Приказ начальства, — лениво объяснил самый пожилой из охранников, который сам не обыскивал, но приглядывал, чтобы это было сделано со всей тщательностью.

Рост поднялся по широкой, бывшей райкомовской лестнице. Тут многое перестроили, он и не обратил на это внимания прошлый раз, когда был у Мурата на приеме, но теперь с обостренным чувством опаски заново оценил и бойницы, за которыми скрывались невидимые стрелки, и даже отсутствие перил на верхней площадке второго этажа. Негромко, чтобы люди не подумали, что он совсем съехал с катушек, произнес на едином:

— Раньше такого не было, значит, что-то готовится. Вероятно, они чего-то боятся.

— Разве мы не одержали победу? — спросил едва слышным шепотом аглор, так могла бы шелестеть трава на слабом полдневном ветру.

— У нас могут наказать даже за победу, если кому-то из начальства это нужно.

В приемной Рост снова не закрыл дверь. Но одна из двух секретарш, которые, кажется, сидели тут вечно, как только мохом не обросли, недобро взглянув на нарушителя порядка, тихо, но жестко притворила ее, словно окончательно отрезала путь к свободе. Опасения Роста окрепли.

Просидев в приемной почти полтора часа, порадовавшись, что аглор ничем не выдал себя, словно шепот на лестничной площадке только почудился ему, Ростик все-таки был приглашен в кабинет.

Тут уже было немало народу, который собрался за эти полтора часа, рассевшись по стульям у стен. На возвышении, перед троном, на котором еще никого не было, толокся Калобухин, который с возрастающим беспокойством поглядывал на часы над входной дверью. Ростик тоже обратил на них внимание и засмотрелся. Это были часы с двадцатичасовой шкалой, с минутной стрелкой, которая делала оборот за сто минут, и, следовательно, не нужно было вычислять настоящее время Полдневья, используя коэффициенты пересчета с земных часов, что у Ростика всегда вызывало трудности. Ну, решил Рост, раз сделали для Председателя, теперь дело пойдет, скоро, вероятно, и часы-луковицы научатся делать для нового, здешнего времени.

Он пропустил момент, когда в комнату вошел Мурат. Сапаров был... в чем-то, похожем на мантию из темно-синего очень красивого бархата. Правда, она не гармонировала с офицерскими френчем и сапогами, но это было уже неважно.

Мурат вошел, все встали, он уселся в кресло, милостиво покивал кое-кому из самых избранных, потом вперил в Ростика немигающий взгляд. Почему-то Рост понял, что он тренировал этот взгляд перед зеркалом. Зачем-то это было ему нужно, вероятно, он полагал, что таким образом развивает в себе качества вождя.

— Рассказывай, — резко, повелительно бросил новый Председатель Боловска, хотя скорее уже полумонарх, который явственно стремился к тому, чтобы стать полным феодальным властителем города, способным править бесконечно и передать власть по наследственному принципу.

— Во-первых, здравствуй, — сдержанно отозвался Ростик. — А во-вторых...

— Тебе приказали, — проскрипел Калобухин, — а потому — подчиняйся. Нечего демонстрировать тут свое знаменитое непослушание.

— Что происходит? — удивился Ростик. — Или у вас теперь образовался двор при монархе, а не здравое, цивилизованное администрирование?

— Нам нужна информация, — мягко высказалась бывшая теща Ростика, мать Любани, Тамара Ависовна. А Ростик ее и не заметил, когда вошел.

Она поколебалась, кажется, решила все-таки поздороваться, но, бросив быстрый взгляд на Мурата, отвернулась, словно и без того слишком явно обозначила себя.

— Хорошо, — легко согласился Ростик, — посмотрим, что дальше будет.

И, похаживая от стены к стене, потому что никто ему сесть не предложил, быстро рассказал — именно что рассказал, а не доложил по форме, — как погиб Достальский, как ему пришлось командовать войсками, что он сделал во время этого сражения, как оно протекало и как они в конце концов победили.

Едва он закончил, очень тихий, но отчетливый ропот пробежал по рядам слушавших его чинуш. Все-таки такой факт, как спасение города от реальной угрозы гибели под ударами комши, не был новостью, которую даже эти холодные, почти уже бесчувственные люди могли принять без единого слова.

Мурат окинул взглядом сидящих у стены людей. Потопал по полу каблуком сапога, поправил мантию, которая довольно нелепо свисала с его плеч, мешая удобно сидеть.

— Значит, победили... Я и не сомневался, — высказался он, наконец. — Но тут дело не в победе, даже не в упущениях, которые за тобой заметили...

— Упущения, конечно, были, но... Что ты конкретно имеешь в виду? — спросил Ростик. Он не ожидал такой реакции. Что-то, как он и подозревал с самого начала, было не так.

— Не «ты», а «вы», — хищно просипел Калобухин. — Вечно тебя, Гринев, учить приходится.

— А ты не учи, — отозвался Ростик, хотя сознавал, насколько по-мальчишески это выглядит.

— Например, ты не организовал преследования противника, — задумчиво пояснил Мурат Сапаров. — А ведь враг был сокрушен, если верить твоему докладу.

— У нас не было на это сил. А кроме того, перевод за отравленный вал большого числа людей очень затруднен. Неужели это непонятно? — Ростик начинал закипать, хотя еще пытался сдерживаться.

Тут его раздражало все — и повелительность власти, и ее откровенно феодальные атрибуты, и привычка бояться Мурата, свойственная всем работающим тут людям... И работающим ли? Может, уже выслуживающим какие-нибудь вотчины, посты и, конечно, власть? Над своими же согражданами, над теми, кто кормил и защищал их ценой жизни... Это было отвратительно. И даже хуже — достойно наказания. Хотя, каким оно должно быть, Ростик еще не знал.

— До меня дошли другие слухи... — так же медленно, как и прежде, проговорил Мурат-Председатель. — Вернее, конечно, сведения. А именно, что ты силой захватил власть над армией и пытался настраивать офицеров на то, что вам необходимо решить вопрос власти данным вам для защиты города оружием.

— Что-о? — Ростик даже подался вперед. — Нет, повтори, что ты сказал?

— Он не обязан повторять, если ты плохо слышишь, — буркнул кто-то из сидящих в зале подхолуйчиков.

Почти все из сидящих на стульях людей засмеялись. Не смеялась, кажется, только теща Тамара. Она смотрела на Ростика, что-то пытаясь передать ему своим взглядом, но Рост лишь кивком поблагодарил ее, осмотрелся и снова перевел взгляд с этих крысиных, свиных и гиенистых рыл на Мурата.

А впрочем, зря он обидел почтенных хрюшек и прочих зверей. Они были куда интеллигентней и красивее тех, кто искусственно и натужно ржал над Ростиком. Тогда-то он понял, что вопрос о власти в Боловске находится в опасности и его придется решать. Возможно, очень жестко.

Если бы он не был в ссылке, если бы знал, что происходит в городе, возможно... Нет, определенно, он бы уже приложил все силы, чтобы этого сборища не было и в помине, чтобы... эти, с позволения сказать, люди остались все-таки людьми.

— Я говорю о том, что приказал, узнав о нелепой, — Мурат усмехнулся, чуть ли не радостно, — смерти Достальского, передать командование Смаге... Ты меня слышишь?!

Он заорал так неожиданно, что Ростик едва не вздрогнул. Что-то в этом было очень заученное, тренированное и... гадкое. Кажется, так же взвинчивал себя на трибуне Гитлер, мельком подумал Ростик, если верить старым, земным еще хроникам.

— А ты на меня не ори, — вдруг отчетливо отозвался он. — Ты не заслужил даже того, чтобы сидеть в моем присутствии, а туда же... орать вздумал.

Бывший кабинет первосекретаря компартии, а ныне приемный зал Председателя Боловска накрыла мертвая тишина. Только не сорваться, думал про себя Ростик, не заорать в ответ.

— Что ты сказал? — вкрадчиво спросил Мурат.

— Я же объяснял, докладывал... — с откровенной радостью засуетился Калобухин. — Все это офицерье, как один... Только и думают, как бы в Председатели пролезть. — Он обернулся к Ростику и сделал к нему два шага. — Все, Гринев, допрыгался.

— Не думал, что до такого дойдет... — Ростик, уже успокаиваясь, походил по комнате, от стены к стене, как привык еще у себя в Храме, когда размышлял. — Сволочи вы все, продажные, мелкие, трусливые сволочи... Вот что, — он решился. — Пора от вас очистить город. Загнать в те норы, из которых вы выползли. — И он перешел на Единый. — Бастен, ты готов? Я разгоняю всю эту шайку... Беру власть в свои руки.

Слабое дуновение полдневного ветра даже не прошелестело из дальнего угла, а скорее мягко надавило Ростику на сознание. Его союзник, оказывается, все понимал куда лучше, чем мог ожидать Ростик, когда раздумывал, как аглор воспримет русский.

— Это... заговор! — заорал Мурат и почему-то с ногами, путаясь в своей смехотворной мантии забрался на трон. — Взять его! — Он выбросил вперед руку, указывая на Ростика. — Забрать, растоптать, замучить!.. Чтобы духу его не осталось, чтобы память о нем выветрилась!

Калобухин с гадкой ухмылкой на физиономии прыгнул вперед. В комнату уже вбегало пять... нет, семь солдатиков, таких же откормленных, как и те, которых Ростик встретил в фойе.

А Рост тем временем продолжал расхаживать и говорил:

— Это надо же, до какой мерзости вы докатились?

Больше он ничего сказать не успел, потому что Калобухин схватил его за плечи... И тут же, словно из ниоткуда, из воздуха, который вдруг стал на миг очень плотным, появился блестящий клинок. Он прочертил странную, слегка искривленную дугу, и бывший пытатель, мастер застеночных избиений, которые полагал расследованием, с удивленным лицом... сполз вниз, обливаясь кровью. От его плеча почти до груди возникла кровавая полоса, и он умер, так и не успев ничего понять.

— Только не убивай! — заорал теперь уже Рост на Едином, но опоздал. Трое из семи солдатиков, которые успели вбежать в комнату с тем же удивленным выражением, распались на куски... Но видимый в воздухе меч, уже красный от крови, завис перед остальными. Потом он исчез резким броском по красивой и сложной траектории.

Зато все остальные солдатики вдруг поотлетали к стенам и замерли, живые, но не способные даже подняться.

— Я забыл сказать, — мирно проговорил Рост, — что к нам присоединились невидимые воины, называющие себя аглорами. Они вшестером разделали почти всю сорокатысячную группировку пауков. А пауки — противник, с которым мы вряд ли справились бы без их помощи.

Он помолчал, в комнате было настолько тихо, что стало слышно, как где-то внизу бухают сапоги и кто-то выкрикивает какие-то команды... Рост обернулся, оббитая войлоком дверь осталась открытой.

— Так что, — он помедлил, чтобы его слова дошли до каждого, — я беру власть в свои руки. Полагаю, что сил, находящихся в городе, не хватит, чтобы справиться с тем, кого я привел. И если будет нужно...

— Сколько их тут? — Мурат озирался, на его лице выступил пот.

Да он же сумасшедший, подумал Ростик, он же просто проходимец, который стал Председателем только потому, что заразил своей ненормальностью других.

— Всего один, но это то же самое, как если бы я ввел в город дивизию. — Ростик подошел к Мурату, легко, как куклу, у которой вдруг отрезали все ниточки, заставляющие ее двигаться, даже дышать, спихнул с кресла. — Мурат, никуда не уезжай, я думаю, мы расследуем, что ты тут натворил за время своего правления. Если виноват, ответишь перед законом. Если нет, ушлю тебя... например в Перевальскую крепость. Может, поумнеешь там.

Он обернулся к людям, что повскакивали со стульев. Впрочем, не все, теща Тамара улыбалась ему сидя. Еще кто-то откинулся назад, симулируя сердечный приступ...

— А вы... Ваши действия тоже будут расследованы. Теперь — брысь, я устал и спорить с вами не хочу. Да и дел много... — Он оглядел все лица, которые теперь пытались спрятаться за затылками впередистоящих. — Теща, пошли кого-нибудь за Перегудой, мамой и Кошеваровым. — Он еще раз хорошенько подумал. — Технический персонал пока оставим на местах, хотя, боюсь, его тоже придется изрядно чистить... Да, нужно будет вызвать еще Поликарпа, Дондика из Одессы, Квадратного, его почему-то в городе держали, на войну не пустили... Еще следует вызвать кого-нибудь из аймихо, лучше всего Сатклихо, знаешь такого? И конечно, отца Петра.

Он оглянулся, его слушали растерянно, но очень внимательно. Даже слишком, решил Ростик.

— Чего вы ждете? — Он хлопнул в ладоши, этот звук прогремел, как пушечный выстрел.

— Ваша власть кончилась, поэтому — вон! — Потом он еще раз посмотрел поверх заторопившихся чинуш на тещу. — И подскажи, пожалуйста, кто сможет вынести отсюда трупы и прибраться... Хотя нет, тут следует восстановить рабочий кабинет. — Он оглядел комнату, полдневный свет почему-то показался ему тускловатым, должно быть, он все-таки здорово нервничал. — Тут надо работать, а не строить... феодализм.