3. Москва, август 2014 г

Утро выдалось чудесное. Грин мог судить об этом только по картинке на экране компьютера, но и не ощущая утренней свежести, не видя своими глазами солнца и ясного неба, Фил готов был утверждать, что сегодняшнее утро прекрасно. Приподнятое настроение не покинуло Филиппа даже в толчее метро.

По специальной ветке от Измайловской базы до секретного бункера «Глубинный-2», где трудился Грин, ходил допотопный, наверное, еще сталинских времен, поезд всего из четырех вагонов, а набивалось в него человек двести. Ехать приходилось стоя и почти не дыша. Не потому, что было совсем уж тесно. Просто от любого чиха древние вагоны грозили развалиться. Но и это получасовое мучение никак не отразилось на ощущениях.

Да, если честно, сегодня Грин никакого мучения и не пережил. Всю дорогу до бункера он был погружен в приятные воспоминания о вчерашнем вечере. Вспоминал, как было хорошо, как от счастья замирало сердце, как взрывались и гасли фейерверки эмоций. А о глупых мыслях и сомнениях не вспоминал. К чему? Да, кое-что изменилось и в Вике, и в нем. Но так ли уж это принципиально? Нет, и еще раз нет! Глупости. Как было сказано в одном из любимых фильмов Филиппа: «Ипохондрия от глупых сомнений». Утро расставило все по местам. Сомнения улетучились вместе с алкогольным туманом, а перспективы прорисовались с предельной четкостью. Жить и любить. Вот и все. А что еще нужно для счастья?

– Вот так гусь! Вы посмотрите, какая осанка, какие горящие глаза на бледном, но благородном лице! Дракула в исполнении Гэри Олдмена!

Это было первое, что услышал Фил, войдя в отсек, где трудился за стеклянной конторкой, одной из двух десятков, разделявших рабочие места. Видимо, некие признаки вновь обретенного счастья явственно проступили на физиономии Грина. Восклицал, естественно, Тупицын, штатный балагур и, вопреки фамилии, редкий умница. По крайней мере, на взгляд Грина. Он вообще был убежден, что отсек можно разогнать полностью, оставив только его самого, Тупицына и Марину Якубовну. Ни качество, ни сроки выполнения работы от этого не пострадали бы ни на йоту.

– Всем привет, – привычно проронил Фил и невольно улыбнулся до ушей.

– Мне страшно! – Тупицын, паясничая, попытался забраться под стол. – Он скалится! Он хочет нас покусать! Мы обречены, мы все станем вампирами!

– А по-моему, Филя сегодня добрый, – бархатным голосом проворковала Марина Якубовна, жгучая брюнетка без возраста. – И милый такой, просто плюшевый. Иди ко мне, сладкий, прижму тебя к груди, как медвежонка.

Она томно улыбнулась, стрельнула черными глазищами и поманила Грина ручкой, обильно украшенной золотом. Филипп, вопреки традиции, не смутился и взглянул на пышную грудь Марины без обычного восхищения. Этот факт не ускользнул от внимания сотрудницы, и она всплеснула руками.

– У Грина было свидание!

– Ага. – Тупицын сел на край гриновского стола и уставился на Фила сверху. – Я же говорил! Свидание с вампиршей! Глядите, у него укус на шее!

– Это не то, что вы подумали… – пробормотал Грин, пряча взгляд.

Ответом на смущенную реплику Филиппа стал гром аплодисментов.

– Бандерлоги, – недовольно морщась, обозвал всех присутствующих Грин.

– Только не делай с нами то, что делал ночью с вампиршей, мудрый Каа! – Тупицын вскинул руки, но, довольно скоро насмеявшись, склонился к Грину и доверительным тоном спросил: – Кто она? Надеюсь, не новая секретарша шефа?

– Тупицын, уйди в туман, – попросил Фил.

– Вика, что ли, вернулась? – Тупицын обрадовался. – Наконец-то!

– А ты-то с чего вдруг просиял? – Грин ревниво покосился на коллегу.

– Так ведь надоело на твою кислую физиономию смотреть! – Тупицын похлопал Фила по плечу. – Поздравляю, дружище, с окончанием холостяцкой жизни. Улыбнитесь, вы снова под каблуком!

– Виктор, отстань от Фили, – потребовала Марина, мечтательно вздыхая. – Дай человеку прийти в себя. Он, наверное, только под утро уснул. Да, медвежонок?

– Марина, ты делаешь неправильные ставки, – продолжая веселиться, заявил Тупицын. – Дай мне шанс, я не усну вообще!

– Не льсти себе, Витя, – фальшивым женским голоском пропищал кто-то из коллег.

Отсек снова взорвался смехом. Грин прикрыл глаза рукой, посидел так пять секунд и, наконец, включился в рабочий режим.

– Кофемат кто-нибудь включил?

– Юля, чашку кофе графу Дракуле! – хлопнув в ладоши, крикнул Тупицын. – Остальным работать!

– Прошу, мой господин. – Юля, самая молодая и симпатичная из коллег, поставила перед Грином чашку. – Что-нибудь еще? Пончик, свежую газету, литр крови?

– Ничего не надо, барышня. – Грин отхлебнул кофе и вооружился мышкой. – Подите все. Мне пора править Трансильванией.

Оживление в отсеке понемногу улеглось, и рабочий день наконец-то начался. Для Грина он всегда начинался с так называемой разминки, просмотра новостей в сети, и Филипп не нашел повода изменять привычке.

Повод нашелся у Постникова, как обычно опоздавшего, хотя приехавшего в том же поезде, что и все. Где пропадал этот благообразного вида старичок первые пятнадцать минут рабочего дня, считалось в коллективе главной загадкой. Как-то раз инициативная группа под предводительством неугомонного Тупицына даже провела эксперимент. Попыталась проследить за Постниковым от входа в бункер до рабочего места, но потеряла старичка из вида в районе туалетов. Каково же было удивление доморощенных филеров, когда они не обнаружили Постникова ни в одной из кабинок туалета, но ровно через десять минут он, как ни в чем не бывало, материализовался за своим рабочим столом! По версии Михнова, большого любителя мистики, топологии и прочих невозможностей, Семен Григорьевич входил в бункер не через холл, а по некоему внепространственному коридору. В свете событий последних двух лет версия Михнова могла считаться вполне состоятельной, ведь каким образом на Землю попали чужаки, тоже никто толком не знал, поэтому коллеги сочли за благо отложить изучение «феномена Постникова» до лучших времен. Шутки шутками, а загреметь под фанфары старичок мог запросто. У контрразведки всегда были проблемы с чувством юмора.

Сегодня Постников опоздал на рекордные тридцать минут, да к тому же не прошел с умным видом на рабочее место, а остановился рядом с конторкой Грина и вежливо покашлял.

– Семен Григорьевич, – Фил поднял вопросительный взгляд на коллегу, – доброе утро.

– Доброе, – старичок снова откашлялся. – В сети?

– Как обычно, зарядка. – Грин кивнул.

– Бросьте это дело, товарищ Грин, – Постников неожиданно понизил голос до громкого шепота. – Самые интересные новости сегодня не в сети! Нашему проекту дали зеленый свет! Оказывается, еще три дня назад в войска отправили первую серийную партию «Пилигримов», тридцать единиц! Достоверные сведения из производственного отсека!

– У-у! – изобразил паровоз Тупицын и зааплодировал.

Его вновь поддержал весь бункер.

– Более того! – Довольный эффектом, Постников снова повысил тональность: – Более того, товарищи, есть секретные сведения, что началась подготовка к операции «Возмездие»!..

– Она две недели как началась, – усмехнулся Тупицын, – вся база в курсе, тоже мне секрет!

Постников пропустил замечание мимо ушей.

– …И пока подготовка идет вполне успешно. Первые шаги в соответствии с планом выявили, что расчеты наших коллег-аналитиков, которые смоделировали все возможные варианты оборонительной тактики змеевиков, верны. Динамический взлом защитных систем информационного пространства чужаков тоже проходит успешно. Буквально вчера был перехвачен какой-то важный документ на имя руководителя местного отделения клана. Кроме того, с целью координации действий мобильные группы программистов обеспечивают постоянный шифрованный контакт между штабами Сопротивления. И чужаки при всей своей прогрессивности не могут этому помешать!

– Чем хакеры наверняка чрезвычайно гордятся, – опять вмешался в торжественную речь Постникова все тот же Тупицын. – Извините, Семен Григорьевич, продолжайте.

– Пока это все, Виктор Евгеньевич. – Старичок укоризненно взглянул на Тупицына. «Кто вас воспитывал, юноша?»

– Продолжить нетрудно, – задумчиво поигрывая мышкой, сказал Грин, – даже не зная штабного плана. Пока, если все сказанное Семеном Григорьевичем правда, штаб действует по классической схеме. Следующим этапом будет дезинформация противника. Сетевая либо непосредственно в инфопространстве серпиенсов, если хакерам удастся состряпать продукт по стандартам клана.

– Дезинформация? – Тупицын хмыкнул. – Какая?

– Любая. Например, о том, что Сопротивление якобы готовит серию терактов в Азии. Или о подготовке народного восстания где-нибудь в Сахаре. Любой бред. Поверят серпиенсы или нет, вопрос десятый. Они будут обязаны отреагировать, это главное. Рассредоточат силы, ослабят контроль над крупными городами, сконцентрируют внимание на ложных целях. Тогда и наступит время последнего этапа. Уверен, штаб думает примерно так.

– Так, не так, важно другое! – воскликнул Тупицын. – Началось!

Всеобщее воодушевление вылилось в возбужденный гул. В стороне от обсуждения стратегических новостей не остались даже равнодушные к военному делу женщины.

Остался один только Грин. Озвучив свою версию, он почему-то погрузился в глубокую задумчивость, выудить из которой его не смогли ни хлопки по плечу, ни прямые вопросы в продолжение темы. В конце концов Фила оставил в покое даже Тупицын.

Способность Грина полностью концентрироваться на задаче и через какое-то время выдавать неожиданный, иногда парадоксальный результат считалась в отсеке загадкой номер два. Только, в отличие от «феномена Постникова», этот факт никто не пытался скрыть. Наоборот, его считали визитной карточкой отсека. Безучастный Грин, выдающий на-гора гениальные решения, как Стаханов уголь и два десятка рабочих, этот «уголь» сортирующих, – именно так обрисовывалось то, что происходило в коллективе. И, что примечательно, никого из коллег эта схема не напрягала. Грину, конечно, завидовали, но беззлобно и не пытаясь занять его место.

Кому оно нужно, это место? Пахать днями и ночами, как пашет Грин? За что, за усиленный паек? Увольте! Лучше уж на «сортировке». За принципы и победу? Все равно увольте, таких мозгов, как мозги Филиппа, не найти во всей Москве. Нет, не таких гениальных, а таких вывернутых наизнанку.

Грин незаметно усмехнулся. Так ведь и думают, бандерлоги, слово в слово, к бабкам не ходи. И они правы. Вика об этом говорила еще год назад. «Все на тебе ездят, а ты и рад стараться, возишь! А надорвешься, вытрут об тебя ноги и забудут. Притормози, побереги мозг, пока полушарие за полушарие не зашло».

«Зашло, Викуля, давно зашло. Еще в юности это обнаружил, когда музыкой и фильмами увлекся. Чтобы нормально слушать стереозвук, постоянно приходилось колонки местами менять и надевать наушники наоборот. А иначе смотришь: в кадре машина проезжает слева направо, а звук идет справа налево. Так себе, казалось бы, нестыковка, а кайф испорчен. И руки с детства путал. То левой ложку брал, то правой. А потом ручку, и когда подрос – джойстик, а когда совсем вырос – оружие. С какой руки стрелять, зависело только от настроения. Хорошее – с левой, плохое – с правой, просто устал или заработался – с двух, чтобы уж от души. Чтобы нервное напряжение, как пуля в мишень, ушло. Так что, береги не береги, мозг уже испорчен, с рождения».

Грин вернулся к теме и попытался понять, что же его зацепило. Что в пафосной и анахроничной речи Постникова показалось Филу настолько нелепым, что он даже завис? «Динамический взлом», «мобильные группы программистов», «руководитель отделения клана», «шифрованный контакт для координации»? Нет, к бездарным формулировкам Семена Григорьевича «товарищ Грин» давно привык. Слух резануло что-то другое. Нелепость не по форме, а по содержанию.

Если мысль не идет к Магомету… Нет, самому идти необязательно. Нужно просто отвлечься. Хотя бы на несколько секунд. Но при этом держать тему, так сказать, в поле зрения. Это – как видеть в полумраке. Смотришь прямо, ничего не видишь, нацелил взгляд чуть левее или правее объекта – он твой. Грин открыл-таки сетевые новости и пробежал взглядом по заголовкам.

«Биржа «Фортекс» объявила о своем закрытии. Не то. Концерн «Джей Эм» сокращает производство до исторического минимума. Тоже не то. Цены на зерно снова поднялись и преодолели психологически важную отметку… Важно, но не в тему. Надо копнуть глубже. Пройтись по блогам.

Что же такое цепляющее озвучил, сам того не понимая, почтеннейший Семен Григорьевич, да не окрепнет его маразм в ближайший год?»

В блогах, разрешенных цензурой журналов, как обычно, рассуждали обо всем и ни о чем. Чужаки чистили сеть – пыль столбом и дым коромыслом. Особенно хороши в этом деле были кошатники. Модерировали народное творчество юзеров во все щели, кромсали даже самые безобидные посты.

«Ну, вот чем кому-то из чужаков не понравилась дискуссия на тему «Новый мир, прогресс или деградация?». Им на самом деле следовало самим такую тему вбросить. Да на убедительных примерах развить мысль в пользу прогресса. Запретами ничего не добьешься. Людей убеждать надо, воспитывать. Пусть вы и хозяева, высшие существа, что с того? Люди для собак тоже хозяева, но ведь воспитывают питомцев, не ленятся и не считают это занятием ниже своего достоинства. А собаки им за это служат верой и правдой».

Грин ухмыльнулся. С человеческой точки зрения, сравнение с собаками было не очень. Несколько обидным. Зато верным.

Взгляд почему-то вернулся к теме дискуссии. «Прогресс или деградация». Грин почти физически ощутил, как в подсознании замкнулись воображаемые контакты. Вот оно! «И чужаки при всей своей прогрессивности не могут этому помешать!» Именно так выразился Постников. Ключевое слово – «прогресс». Будь Постников лет на сто моложе, он сказал бы, что чужаки «продвинутые», сказал бы «при всей своей продвинутости не могут этому помешать». Чему? Работе хакеров, которые успешно гадят в инфопространстве чужаков и обеспечивают надежную сетевую связь между базами Сопротивления. Связь! Вот где нестыковка.

«Нагадить чужакам в виртуальности могут любые остолопы. Не так уж сильно отличаются иноземные принципы программирования от человеческих. А вот потягаться с пришельцами в серьезных вопросах… хм… вряд ли во всем Сопротивлении, даже если взять оба штаба, и Северный, и Южный, найдется хотя бы десяток настолько реальных хакеров.

Впрочем, допустим, они существуют и успешно работают. Их система связи надежна, а координация между штабами настолько безупречна, что чужаки нервно курят в сторонке. Допустим».

Грин потер виски.

«Но ведь на самом деле это не так! Откуда такая убежденность? А пес ее знает! Все из той же сети, наверное».

Фил снова вышел в сеть. На этот раз все внимание он сосредоточил не на заголовках, а на деталях, часто мелькающих словечках и незаметных на первый взгляд цифрах. Поначалу разум отказывался даже принять эту информационную мешанину, затем некоторое время вяло протестовал, не желая ее прожевывать и переваривать. Потом сдался, проглотил не жуя, усвоил и, скрыв, как мстительный отличник, решение, выдал сразу результат.

План штаба Сопротивления не годился ни к черту! Более того, он провалился, не начав действовать. Нет, хакеры были молодцы, сомнений нет, но все их ухищрения разбивались, как стакан о бетонный пол, столкнувшись с примитивным предательством.

Кто-то сливал серпиенсам информацию о действиях людей! И делал это в режиме онлайн!

Грин давно привык к аналитическим выкрутасам собственного мозга, но на этот раз просто отказался принять без доказательств сделанный им вывод. Голые ответы не принимаются. Решение на бочку!

Мозг нехотя уступил натиску и открыл все секретные файлы сознания и подсознания. А куда бы он делся из черепной коробки?

Змеиный клан реагировал буквально на каждое новое телодвижение Сопротивления так, чтобы у людей не возникло подозрений, что за ними следят, но в то же время очень грамотно.

Вот, к примеру, о чем постил в закрытом режиме блогер под ником «Базз». Новая кондитерская технология: леденцы заливают шоколадом и для усиления вкуса вводят в рецепт добавку ЕС-41. Первая опытная партия отправлена в торговую сеть Северо-Запада Москвы.

Ну, не идиот ли, хвастаться такими вещами в сети, пусть в закрытом режиме и эзоповым языком? Ведь любому человеку с мозгами (а почему бы и не любому серпиенсу?) понятно, что Базз толкует о минировании северо-западных куполов с применением «Пилигримов» модификации «Ф» и нового взрывчатого вещества.

«Но главное не в этом. Читаем дальше».

Наблюдения «Народного дружинника»: серпиенсы доставили в Тушинский купол новый генератор силового поля, даже начали какие-то монтажно-наладочные работы, однако старый, якобы сломанный генератор вывозить не спешат.

«Теперь складываем два и два. Серпиенсы знают о минировании, знают о том, что фугасы защищены от «распыления», но могущественность зарядов все-таки ограничена. А еще они знают, что если попробовать обезвредить мины, это подтолкнет Сопротивление к соответствующим выводам. Поэтому серпиенсы тупо усиливают защиту».

Дальше на глаза Грину попался пост очередного добровольного агента разведки, «Наблюдателя из пригорода». Он мониторил ситуацию на складе, где серпиенсы, экономя на куполах, просто под усиленной охраной держали какие-то стратегические запасы, то ли шмоток, то ли запчастей. Люди скрытно подтягивали к складам бригаду опытных бойцов. Это было понятно из сообщения о туристском слете (бред какой-то, откуда туристы в двадцать первом веке, да еще в центре оккупированной территории?), на который приглашались все желающие.

«Теперь смотрим, как реагируют серпиенсы. Все тот же «Наблюдатель из пригорода» сообщает, что серпиенсы (как бы не зная о сгущающихся тучах) урезают личный состав охраны до минимума, и бойцы разъезжаются по ближайшим куполам. Странно? Конечно, странно, если только со склада уже давно не вывезли все ценное, превратив его в простейшую западню».

И так далее, и тому подобное попадалось сплошь и рядом. Причем не только в Москве. По всей Евразии. От запада до востока.

Англичане выводили из секретных доков подлодки и занимали позиции на траверзах портов, у чужаков внезапно начинался приступ деловой активности, грузооборот резко возрастал, но на поверку оказывалось, что прибывающие в порты суда загружены малоценными грузами, а все приличное сейчас в море, на дальних трассах и под конвоем боевых коконов.

Японцы готовили какое-то особое шоу с применением боевых роботов, серпиенсы тем временем незаметно перебрасывали тяжелую технику именно туда, где предполагалось направление главного удара.

В Китае шла скрытая мобилизация и раздача, под видом распродаж, холодного оружия, чужаки отменили пешие патрули, оставили одни коконы, направили в Шанхайский купол-терминал несколько больших транспортов с шоковым оружием увеличенного радиуса действия и перенацелили боевые спутники.

«На каждое действие – противодействие. Все, как в природе. А значит, все делается правильно. А раз правильно, шансов на успех у Сопротивления практически нет. Аминь».

Грин вытер взмокшие ладони о джинсы. А если все не так плохо? Или это вообще параноидальные фантазии «вывернутого» ума? Как проверить?

Филипп попытался упорядочить промелькнувшие в голове варианты и остановился на одном, самом простом и надежном. Визуально! Именно так. Подняться на грешную землю и окинуть взглядом окрестности. Получится субъективно, зато полно. Ведь то, что увидит собственный глаз, не отразит никакая информационная подборка, никакой пост в блоге. Даже видеорепортаж отражает едва ли половину того, что можно увидеть собственными глазами. А уж сколько малозаметных, но важных деталей выделит из увиденного мозг, зависит вообще только от способностей наблюдателя.

В голосе извне угадывались нотки иронии.

«Спасибо. Чего надо?»

«Выразил? До свидания. Не мешай работать».

«Справлюсь, не беспокойся!»

Решено! И не потому, что свое одобрение выразил мистический голос извне. Нет. Хватало и объективных причин.

Филипп закрыл все активные окна, резко поднялся и, провожаемый удивленными взглядами коллег, направился в холл. Оставалась одна сложность – убедить охрану, что неотложные дела требуют присутствия Грина наверху.

– Пропуск, – потребовал охранник.

– Вот. – Грин показал карточку.

– Не этот. – Боец даже не взглянул на болтающийся у Грина на шее кусок пластика. – На выход.

– Забыл на столе, дурья башка. – Фил сокрушенно вздохнул. – Ну что мне теперь, туда-сюда мотаться?

– Цель? – пока явно не проникнувшись сочувствием к Грину, спросил охранник.

– Десинхронизация перехваченных спутниковых сигналов противника с помощью фазоинверторного транскодера-усилителя, – выпалил Грин, не задумываясь.

– Что за чушь? – Охранник поморщился. – Все у вас, ученых, не по-человечески. Даже русский язык будто и не русский вовсе.

Тут он угадал, Филипп нес несусветную чушь. Да и насчет русского языка Грин был полностью согласен с бойцом. Но признаваться во всем этом он, понятное дело, не собирался.

– Работа, – многозначительно поиграв бровями, сказал Фил и вздохнул, дескать: «Сам чуть язык не сломал».

– Ладно. – Охранник жестом подозвал напарника. – Сходи с ним.

– Обед же. – Второй охранник укоризненно посмотрел на товарища, а затем на Грина. – Через час нельзя?

– Спутники за горизонт уйдут, – честно глядя на бойца, сказал Грин. – Ребята, да что вы меня, как маленького, опекаете? Я ведь и сам все понимаю. Дальше пруда ни шагу! Я в беседке буду, пообедаете, приходите.

– Оружие есть?

– Всегда со мной. – Грин похлопал по карману.

– А этот… усилитель где? – все еще сомневаясь, спросил первый охранник.

– Вот. – Грин вынул из другого кармана коммуникатор и показал бойцам издали. – Сам собирал. Показать, как работает?

– А с виду телефон, – удивился второй охранник.

– Конспирация! – Грин округлил глаза. – Ну, я пошел?

– Только не подведи, – сдался первый охранник. – В беседке!

– Вы же меня знаете. – Грин отсалютовал бойцам и скрылся в лифте.

Первый этап эксперимента прошел как по маслу, это воодушевляло. Бойцы наружной охраны вообще не обратили на Грина внимания, и это еще больше убедило Филиппа, что он действует правильно. А уж когда ему удалось беспрепятственно добраться до шоссе Энтузиастов, он окончательно решил для себя, что сегодня удача на его стороне, потому что выбранный им путь – единственно верный.

В интонациях голоса извне снова сквозила ирония.

«Посмотрю, отвечу».

«Что началось?»

Грин остановился в зарослях почти у обочины шоссе и прислушался. Шумели деревья, пели птицы, ворчали моторами и шуршали шинами автомобили, где-то вдалеке что-то постукивало, позвякивало, негромко гудело. Обычный городской шум. Ничего особенного. Впрочем, нет. Был еще какой-то звук, даже звуковой ряд, протяжный, заунывный, гнетущий, но в то же время достаточно музыкальный. Он не перекрывал ни одной из составляющих городского фона, но и не терялся среди них. Отдаленно странный напев походил на горловое пение какого-нибудь бурятского шамана, только в электронной обработке.

Филипп повертел головой, но определить, откуда льется странная мелодия, не сумел. Смена позиции тоже ничего не дала. Напев звучал с той же громкостью и по-прежнему будто бы отовсюду.

«Что это за музыка?»

«Рыбалку не понимаю, красотам природы предпочитаю красоток, а огорода у меня не было, нет и не будет, сто процентов. Но я тебя понял. Чужаки применяют психотронное оружие?»

«Странно. Почему об этом никто не упомянул в сети?»

«Чума! Есть защита?»

«А начался этот концерт две недели назад, говоришь? Как раз, когда штаб запустил план в действие. Занятное совпадение. Что еще подскажешь?»

«Зачем?»

«То есть был распылен».

«Тогда это не диверсия Сопротивления, а провокация змеевиков. Но зачем? Что было в вагонах?»

«Правильный вопрос, – в голосе послышалось удовлетворение. – Один состав перевозил уголь, лес и мазут. Другой – сельскохозяйственную технику, машины и компактные дизельные генераторы «Штайр». Последних было около тридцати единиц».

«Дьявол! Это же были «Пилигримы»! Первая партия!»

«Три дня назад? То есть их только загрузили в вагон, и поезд сразу же сошел с рельс? Еще более занятное совпадение! Что еще? Добивай».

«Динамический взлом программистами Сопротивления защитных систем информационного пространства серпиенсов… – с замиранием сердца предположил Филипп, – и утечка информации о принципах оборонительной тактики клана?»

«Стиль изложения аховый, согласись, – усмехнулся голос. – Но чужакам простительно».

«Откуда эти сведения?»

«Подстава!»

«Дезинформация, – уточнил голос. – На самом деле прежний приор стражи вовсе не разжалован, а переведен за океан с ощутимым повышением. Добил?»

«Просто размазал! Но это и требовалось. Теперь я все понял!»

Грин резко сдал назад, развернулся и припустил ко входу в бункер. До него дошло главное. Дело было не в онлайне! Серпиенсы не просто знали обо всех телодвижениях Сопротивления, они знали о его намерениях. То есть имели перед глазами подробный план действий. Тот самый, по которому работал штаб Сопротивления. Но, что особенно важно, серпиенсы учитывали и все корректировки плана! Получалось, что неведомый шпион передал змеевикам не первоначальный вариант плана, а, грубо говоря, код доступа к нему. Доступа скрытного и в любое время. Почему же постороннего присутствия в системе до сих пор не заметили «программисты Сопротивления»? Да потому, что на самом деле предатель слил чужакам даже не мифический код, а всю программу секретной связи!

Вот так. Как гласит один из законов Мерфи: «Компьютеры ненадежны, но люди еще ненадежнее». Большая операция против чужаков не просто провалилась, не начавшись, а грозила обернуться большими неприятностями для самого Сопротивления.

С такой информационной бомбой медлить было нельзя. Грин влетел в бункер, как неуправляемый реактивный снаряд, едва не сбив с ног охранника. Того, который должен был сопровождать «сумасшедшего ученого» на прогулке.

– Явился, не запылился! – радостно крикнул охранник. – А мы хотели тревогу объявить. Ты где был?

– Бабочек ловил. – Грин махнул рукой и помчался дальше.

– Бабочек? – озадачился боец. – Эй, погоди, каких еще бабочек?! Стой, разбираться будем!

– Некогда! – отмахнулся Грин.

– Да плюнь ты, – посоветовал второй охранник коллеге. – Вернулся, и ладно. Рапорт напишем, пусть начальство с ним разбирается.

– И что в рапорте укажем, что выпустили без пропуска?

– Ну, значит, не будем ничего писать. Авось пронесет.

«Вот именно, все на авось полагаются, отсюда и результат», – с сожалением отметил про себя Грин, одновременно лихорадочно соображая, как лучше сформулировать проблему.

Пока что в голове крутились два коротких варианта: «план операции слит врагу» и «серпиенсы нас разводят». В принципе, ничто не мешало их соединить. Получалось не совсем то, что хотел донести до начальственного разума Грин, но в качестве затравки годилась и такая фраза. А дальше уж как получится.

Начальник лаборатории был на месте, но попасть к нему оказалось непросто. На пути у сверкающего взглядом Грина встала упрямая и опасная, как противотанковый еж, Наташа, секретарь Сергея Михайловича. То есть, образно выражаясь, прорваться, как тот танк, Филипп мог, но рисковал продырявить днище и, лишившись механика-водителя, заглохнуть в дверях. Решимость и непреклонность Наташи подчеркивала открытая кобура с упрятанным в нее «ПСМ», пистолетом небольшим, но вполне боевым. Особенно на таком расстоянии. Нет, стрелять в Грина ей не пришло бы в голову, но чисто психологически оружие поддерживало непоколебимость Наташи на самом высоком уровне.

– Нельзя! – отрезала она, сурово глядя на Фила.

– Наташа, я не чай пить примчался, ты же видишь! – Грин попытался обезоружить секретаря улыбкой. – Срочное дело государственной важности!

– У тебя всегда срочные дела. – Наташа кивком указала на кресло. – Сядь и жди.

– Не могу я ждать! Пропусти, пожалуйста, будь человеком!

– Грин, еще намек – и стреляю. – Наташа делано нахмурилась.

– Какой намек? – удивился Филипп.

– На то, что я змея. – Секретарь указала на кресло еще и рукой. – Сядь!

– Я ничего такого не имел в виду. – Филипп потоптался на месте, словно устраивающийся на ночевку ослик, и все-таки сел в кресло. Правда, тут же вскочил. – Нет, нельзя тянуть! Время не ждет! Пропусти!

– Только через мой труп!

– Вот ты упрямая! Шоколадку хочешь?

– Сядь или вообще выгоню из приемной! Работать мешаешь!

– А вечером что делаешь? – не унимался Грин. – Хочешь, кино посмотрим, винца выпьем. У меня приятель склад держит, у него французского целый подвал.

– Хочешь, чтобы меня твоя спецназовская подружка поколотила? – Наташа усмехнулась. – Или тебя?

– О, а ты откуда знаешь?

– Весь бункер знает, что ты сегодня пришел счастливый и весь в засосах. Короче, поезд ушел, Грин. Раньше надо было клинья подбивать. Сиди, жди. Кофе налить?

– Ага, налей. – Грин снова сел и воровато покосился на дверь в кабинет начальника.

Едва секретарша отвернулась к кофеварке, он вскочил, но, услышав оглушительный вопль Наташи, был вынужден снова сесть.

– Грин, еще раз дернешься, колбой запущу! Напьешься кофе на всю жизнь!

– Наташа, что за шум? – ожил внутренний телефон.

– Грин бушует, Сергей Михайлович, – нехотя ответила секретарша. – К вам рвется… не порвался бы до самой макушки.

– Грин? Что у него?

– Дело государственной важности! – крикнул Филипп. – Сергей Михалыч, это срочно!

– Потерпеть никак?

– Срочниссимо! Молния! Воздух! Газы! Вспышка справа!

– Впусти этого малахольного, – недовольно произнес начальник. – И кофе сделай, пожалуйста. На троих, раз уж Грин со своей луны на наши головы рухнул.

Причина, по которой Грина не впускали в кабинет к шефу, была банальной. В гостях у начальства сидело еще более высокое начальство. Сам начштаба генерал Алексеев. Мужчина угрожающих пропорций, с чертами лица, словно вырубленными топором, но слывший даже среди мобилизованных довольно грамотным и неглупым человеком. Так что Грина факт присутствия генерала вполне устраивал. Робости перед высокими чинами, как и всякий мобилизованный, он никогда не испытывал, поэтому мяться и запинаться не собирался. А то, что информация дойдет до представителя штаба (грамотного и неглупого) напрямую, без пересказов и неизбежных в этом случае искажений, было вообще замечательно.

– Газы у него со вспышками, – недовольно проворчал Сергей Михайлович. – Чего бузишь, Грин?

– Добрый день, товарищ генерал. – Грин без приглашения уселся за стол для совещаний. – Здрасьте, Сергей Михалыч. Я вам сейчас изложу, а вы сами решите, чего я бузю… бужу… э-э…

– Нарушаешь распорядок, – подсказал генерал.

– Можно и так сказать, – согласился Грин. – Хорошо?

Шеф вопросительно взглянул на Алексеева. Тот снисходительно усмехнулся и кивнул.

– Говори, только коротко, Грин, – разрешил начальник. – Не до твоих изложений нам сейчас.

– Ошибаетесь. – Грин мотнул головой. – Слушайте…

…Как и опасался Филипп, поначалу изложение получалось сумбурным, слушатели морщились, но потом Грин чуть успокоился, и все пошло как по маслу. Теория стелилась, будто шелковая скатерть, гладко и красиво. Михалыч, правда, продолжал морщиться, а вот Алексеев сменил гримасу со скептической на заинтересованную. Заметив, что начальство слушает внимательно, шеф тоже прислушался к словам Грина. Да так прислушался, что в конце концов во взгляде у него не осталось ни капли скепсиса. Одна растерянность.

– Это же… – Сергей Михайлович нервно сглотнул, – крах!

– Пока нет, – без энтузиазма возразил Алексеев. – Не собираюсь ставить под сомнение незаурядные умственные способности товарища Грина, только… Вы ведь не аналитик, верно?

– Нет. Я конструктор. Но ведь и вы не аналитик, товарищ генерал. И Сергей Михайлович в этом деле тоже не специалист. Однако нам всем ясно, что факты складываются именно так, как я сказал.

– А если мы все трое ошибаемся? Знаете анекдот, как два студента-медика поспорили, чем болен ковыляющий враскоряку прохожий, геморроем или радикулитом? Спросили, а он им отвечает: «Вы все трое ошиблись, я просто хотел пукнуть и обделался». Как бы и нам не обделаться, товарищ Грин.

– Давайте отправим мои выводы аналитикам, пусть проверят!

– Аналитики, Грин, на то и аналитики, чтобы все варианты просчитывать. Вы что же думаете, они зазря паек получают? Думаете, они не видят того, что увидели вы?

– Увидеть мало, надо еще и сопоставить!

– Так ведь в этом и заключается их аналитическая работа.

– Значит, зря паек лопают! – Грин начал заводиться. – Почему вы думаете, что они семи пядей во лбу, а мы с вами только трех с половиной?

– Прошу не обобщать. – Генерал усмехнулся. – Защищать аналитиков не собираюсь, но и в лужу садиться не намерен. Излагали вы убедительно, выводы сделали тревожные, с половиной согласен. Остальные выводы считаю вполне вероятными, но этого мало, Грин. Дайте мне хотя бы десяток улик, неопровержимых доказательств, и я лично отнесу ваш рапорт командующему, а копии отправлю аналитикам и особистам.

– Время же уйдет!

– Уйдем мы, Грин, рано или поздно. – Генерал легонько хлопнул по столу. – А время будет всегда. Доказательства на стол, тогда и продолжим эту беседу. Вопросы?

– Утром. – Грин встал.

– Что утром? Вопросы будут утром?

– Ответы. – Филипп рубанул воздух ладонью. – Доказательства!

– Ты не забудь, что у тебя и по основной специальности работы выше крыши, – напомнил Сергей Михайлович.

– К черту! – Филипп ринулся к двери.

– Что значит к черту?! – возмутился шеф. – Грин, что ты себе позволяешь?!

– Вы же ни пуха пожелали. – Грин на ходу отдал начальникам честь и скрылся за дверью.

– Обормот, – буркнул побагровевший начальник лаборатории. – Но очень уж талантливый. Еще не распылялся бы.

– Талантливый… – Генерал Алексеев задумчиво взглянул на дверь. – А талантливый человек, говорят, талантлив во всем. В нашем случае от «Пилигрима» до аналитики. И это тревожно…

…Все время поездки от бункера «Глубинный-2» до Измайловской базы генерал Алексеев провел в глубокой задумчивости. Усевшись в вагончик короткого поезда спецметро, он положил перед собой на столик папку с текущей документацией, но не прочитал ни слова. Мысли постоянно сбивались на выводы Грина. Этот молодой гений буквально открыл генералу глаза. Безоговорочно поверить во все его слова Алексееву мешал богатый профессиональный опыт, однако тот же самый опыт подсказывал, что наплевать на все и забыть будет в корне неверно. Даже более того, выводы Грина следовало проверить, не дожидаясь, когда доморощенный аналитик добудет пресловутые доказательства. Так сказать, по параллельным каналам. Для надежности.

И бог с ней, с репутацией. Если Грин ошибается, историю можно будет замять, обозначив ее как вводную учебную. После инцидента с утечкой списков Сопротивления сменилась половина контрразведки, так что «учебно-боевая проверка» компетентности новых особистов вполне укладывалась в рамки. А почему вводную дал сам начальник штаба? А кто? Особый отдел теперь в его непосредственном подчинении. Да и самому Алексееву не грех поучиться, ведь контрразведка для него дело новое. Как бы.

На самом деле генерал отлично знал этот раздел работы, поскольку на протяжении нескольких лет, вплоть до вторжения чужаков, возглавлял контрразведку целого округа. И не какого-нибудь, а Северо-Кавказского. Там работы было по уши, да еще какой. Не в штабные игры там играли, все было по-взрослому.

Алексеев вынул из кармана коммуникатор и, еще немного подумав, вызвал начальника контрразведки. У полковника Рублева, известного товарищам под псевдонимом Дед, забот было предостаточно и без измышлений Грина, но никому другому генерал такую скользкую тему доверить не мог.

– Подумай, что можно сделать, – вкратце изложив «теорию заговора», попросил генерал.

– Подумаю, Дмитрий Павлович, – пообещал особист. – Лично эту тему прокачаю. А откуда, позвольте полюбопытствовать, такая информация? Компьютерщики с повинной пришли? И почему к вам?

– Придут они, как же. – Генерал невесело усмехнулся. – Кишка тонка. Нет, полковник, это умник один объявился. Из «Глубинного-2».

– Из бункера? – удивился Дед. – Странно. Там вроде бы другими темами занимаются. Что за самодеятельность?

– Вот именно, самодеятельность, – недовольно согласился генерал. – Но проверить надо. Больно уж этот гений убедительно излагал.

– Вы уверены? – Дед на секунду замялся. – Я имею в виду…

– Понял, что ты имеешь в виду, – успокоил его генерал. – Думаешь, что парень слегка чокнулся от подвальной жизни?

– Необязательно чокнулся. Просто немного потерялся. Выпал из реальности. Ничего странного не заметили? Блеск в глазах, расширенные зрачки, несоответствующая словам жестикуляция, застревание в деталях…

– Вроде бы ничего такого. – Алексеев засомневался. – Предлагаешь для начала его самого проверить?

– Было бы логично.

– Хорошо, полковник, но тогда уж лично. Справишься?

– Не психиатр, конечно, – Дед хмыкнул, – но кое-чему обучен, справлюсь. Кто пациент?

– Лады, – решился Алексеев. – Филипп Грин. Ты вряд ли его знаешь. Он из «Глубинного» почти не вылезает, допуск у него слишком высокий, светиться нельзя. Но к тебе выберется. Утром. Сгодится?

– Так точно. Сегодня бумажные завалы разгребу, утром будет в самый раз. Только лучше не у меня. Сами понимаете, Особый отдел… стены давят даже на невиновных. Лучше в неформальной. В «Глубинном» отсвечивать не резон, так, может, прямо на базе? Он ведь не в бункере ночует?

– На базе так на базе. – Генерал спохватился. – Хотя не знаю. Он собирался до утра еще с три короба новых фактов нарыть. Может и в бункере заночевать.

– Тогда по обстановке.

– Добро, полковник, будь. – Алексеев отключил телефон и снова уткнулся в бумаги.

На этот раз мысли потекли в нужном направлении. Генерал сосредоточился на изучении документов и забыл о Грине. По крайней мере, как считал Алексеев, до утра.

Итак, возвращаясь к затронутой выше теме, что все-таки нужно современному человеку для счастья? Жить и любить? Да, но это в глобальном масштабе. А если чуть конкретнее?

Пожалуйста. Три «К». Компьютер, кресло и кофе. Три «W». Расшифровывать нет смысла. И три «С». Спиртное, сладкое, секс. Причем последние три буквы желательны, но не обязательны. У кого есть свои варианты, предлагайте, но вряд ли они существенно расширят список.

В бункере «Глубинный-2» было полно компьютеров, кресел и море кофе. Запредельно быстрый Интернет и относительно безопасный выход в информационное пространство чужаков тоже имелись. А вот со всем остальным предлагалось обломиться. Даже тем энтузиастам, которые задерживались на работе сверхурочно и, пусть отказываясь от секса, теоретически сохраняли полное право промочить горло и компенсировать потерянный ужин, допустим, шоколадкой.

Грин отхлебнул кофе и скривился. Сахар закончился две чашки назад.

Разве это правильно, так обламывать энтузиастов? Где индивидуальный подход к ценным работникам, где поощрение творческой инициативы и высокой производительности труда? Где все это?

Филипп, как бы в ответ на свои мысли, заглянул под стол, под кресло, даже приподнял салфетку на столе и пожал плечами. Нет этого нигде!

А все почему? Да потому, что энтузиастов в бункере мало, а производительность их труда и без поощрений запредельна. Так что хочешь работать сверхурочно – работай и не ной. А хочешь отдыхать со спиртным, сладким и прочими составляющими счастья – отдыхай, но дома.

Филипп отодвинул чашку, устало потер глаза и потянулся. Хотелось есть и спать, но больше всего хотелось увидеть Вику. Сегодня свидание у них не намечалось, Вике нужно было решить массу бытовых и служебных вопросов, но в глубине души Грин надеялся, что они все же увидятся. Что Вика постарается быстренько разобраться с делами и вернется домой, а не заночует в казарме. Надеялся он ровно до восьми вечера. До того момента, когда понял, что и сам сегодня заночует на рабочем месте, а не в теплой постели.

Затребованные генералом Алексеевым железные доказательства отыскиваться никак не желали, но Грина это не огорчало. Зато ему удалось существенно пополнить список косвенных улик, которые обнаруживались буквально на каждом шагу. Сможет ли количество компенсировать качество, должно было показать утро, а пока… Филиппу доставались три «Р». Работать, работать, работать. Без нытья и оглядки на поздний час.

Грин зевнул и все-таки покосился на часы. Полночь. Половина суток пролетела, как одна минута. Не привыкать, конечно…

С мысли сбил незначительный на первый взгляд инцидент. Погасла настольная лампа. Грин постучал пальцем по разболтанному выключателю, но лампа не отреагировала. А еще стало как-то слишком тихо. Фил поднял взгляд к потолку. Так и есть, за компанию с лампой сдох кондиционер. Даже индикатор не светился. До Грина, наконец, дошло, что дело не в приборах, а в сети. В подтверждение догадки под столом пронзительно запищал источник бесперебойного питания.

Сомнений не осталось, в бункере вырубился свет. Компьютер мог работать на аккумуляторе несколько часов, да и все прочие важные приборы были хорошо защищены от подобных проблем, но Грина озадачил сам факт прекращения электроснабжения важного стратегического объекта. Когда такое было? На памяти Филиппа – никогда.

«Переключись на систему видеонаблюдения, – вдруг зазвучал в голове голос извне, – увеличь окно камеры номер один, в холле над постом охраны».

– И снова здравствуйте, – пробормотал Грин, поступая так, как советует голос. – Что за ерунда? Охрана где?

Грин увеличил новое окно. Кадр был пугающим. По ту сторону бронированной двери двое типов в черных комбинезонах и таких же шапочках-масках колдовали над электронным замком. Еще трое стояли в сторонке с оружием наизготовку.

Сначала Грин испугался, что бункер засвечен и в него проникли серпиенсы, но секундой позже он отбросил версию в связи с явной несостоятельностью. Неизвестные были, как на подбор, лосями, вроде генерала Алексеева, то есть габаритами вполне могли сойти за чужаков, но экипировка и оружие у них в руках были явно человеческими. Серпиенсы до такого не опустятся.

Да и не стали бы возиться змеевики с замком. Жахнули бы из своего оружия – и весь разговор. Отсечка мигом превратилась бы в пыль или в стекловидную массу, сквозь которую любой серпиенс проходил, как сквозь банный пар.

Фил проверил другие камеры и вернулся к картинке с третьей. В бункере, судя по изображениям системы, находились только шесть человек. Пятеро неизвестных и сам Грин.

Филипп лихорадочно пошарил в столе, выудил из ящика пистолет, два запасных магазина и складной нож, рассовал все это добро по карманам, встал и… завис, не зная, что делать дальше. Из отсека, где трудился Грин, имелись два выхода: в главный коридор, где сейчас находились неизвестные, и в так называемую резервную штольню – длиннющий наклонный тоннель, который заканчивался на поверхности, километрах в двух от главной шахты, ведущей в бункер. Получалось, что смываться Грину следует через штольню, но вот беда – он не знал код от замка.

Грин оглянулся. Если забаррикадировать первую дверь, смываться, возможно, и не потребуется. Подтащить столы, шкаф, подпереть стульями…

«И скончаться от газа, пущенного через вентиляцию, – закончил мысль голос. – Не дури, Филипп, ищи код».

«Да почему ты решил, что они хотят меня убить? Может, это группа немедленного реагирования. Вырубился свет, сработала сигнализация, они и примчались».

Грин и сам понимал, что его версия хромает. Люди в масках и с бесшумным оружием, которые шли явно по цели, прямиком к отсеку Грина, не тянули на бойцов ГНР при всем желании. А значит, голос извне, как всегда, был прав. Оставалось найти код. Вот только где? В компьютере? В секретной папке? Что-то не верится. В сейфе? Единственный сейф стоял в кабинете у шефа – в противоположном конце главного коридора.

Фил в легкой панике оглянулся на запасную дверь. Не на двери же этот код написан!

«Вот именно, – голос извне хмыкнул. – У тебя случайно нет ультрафиолетового фонарика?»

– Слишком просто, – вслух усомнился Грин. – Хотя…

Он снова открыл стол, пошарил в нем, затем вынул ящик целиком и вытряхнул его содержимое на пол. Получилась приличная гора всякого хлама, от конфетных оберток и сломанных сигарет до патронов и всевозможных электронных безделушек. В частности, до брелока в виде искомого синего фонарика.

Надпись на двери действительно имелась. Только это был не цифровой код, а грозное предупреждение. «Погулять здесь не выходят! Часовой наверху стреляет в обе стороны! О.».

– О! – Грин раздраженно фыркнул. – Дать бы тебе в дыню за такие шутки, О! Что мне теперь, застрелиться, пока черные не застрелили?!

«Ты не разоряйся, а думай, – посоветовал голос. – Букв на замке нет?»

«В том-то и дело, что цифры. – Филипп в который раз изучил замок. – Прошлый век. Никаких сканеров сетчатки или хотя бы отпечатков пальцев. Стальные кнопки и бронированная рамка. Может, из пистолета?»

«Откуда я… – Грин оборвал себя на полуслове и замер. – Вот блин! Это же элементарно, как о-овсянка! Буквы «о», их порядковые номера!»

Он снова подсветил скрытую надпись и набрал на замке код: 2, 19, 27, 29, 47, 52, 54, 58. Замок не отреагировал.

«Слишком длинный, – подсказал голос. – Опусти десятки».

Грин набрал код заново: 2, 9, 7, 9, 7, 2, 4, 8. Красная подсветка кнопок замка сменилась на зеленую, и в глубине двери лязгнули ригели.

У Грина сразу же отлегло от сердца. Вот еще бы дверь за ним снова закрылась и, желательно, с новым кодом.

Филипп заглянул в штольню и поморщился. В тоннеле воняло плесенью и аммиаком. Возможно, погулять через этот тоннель никто не выходил, а вот помочиться сюда явно забредали. И не раз. Грин сделал пару медленных вдохов, вроде бы привык, и решительно двинулся вперед, освещая себе путь игрушечным фонариком.

Штольня, как и рассказывали старожилы бункера, была длинной, имела приличный наклон, градусов в двадцать, но это не сильно затрудняло движение. Мешало быстрому продвижению неимоверное количество барахла, сваленного вдоль стен и без того неширокого коридора. Чтобы оценить масштабы захламленности, не хватало света, но если полагаться на все прочие ощущения, тоннель был забит под завязку. Грин сделал едва ли три десятка шагов, а уже набил дюжину синяков, да не таких, какие оставались от страстных покусываний Вики, а настоящих. Если на колене, то уж во все колено, а на голени, так с мишень для пневматики. Что за цинковые ящики и металлические конструкции занимали всю импровизированную кладовку, Грин так и не понял, зато быстро сообразил, что нет худа без добра. Фортуна предлагала Грину сыграть в орлянку и поставила синяки против пули в спину. И Филипп ставку принял.

Он остановился, попробовал сдвинуть с места один из металлических ящиков, но силенок не хватило. Тогда Филипп сдернул с вершины стопки из неведомых конструкций один экземпляр. Железяка с грохотом рухнула на пол. Грин сдернул еще одну, затем еще… Грохот, несомненно, выдавал беглеца с потрохами, зато где-то после седьмой обрушенной конструкции в коридоре образовалась непроходимая «засека».

– ЧТД, – удовлетворенно пробормотал Грин. – Что и требовалось доказать. Теперь ноги!

К тому моменту, когда преследователи проникли в штольню (Грин, обернувшись, уловил отсветы нормальных фонариков), он успел протиснуться вперед метров на сто. Когда же они начали разбирать баррикаду, беглец умудрился оторваться и вовсе на недосягаемую для пистолетного огня дистанцию. Для верности Грин попытался припомнить, каким оружием бряцали перед дверью неизвестные. Кажется, у двоих были «хеклеры» «МР-5», а еще у двоих «Бизоны». Да, точно. А вот чем был вооружен пятый? Что-то тоже компактное, но явно не под пистолетный патрон. И с оптикой. Нет, не с оптикой. Фил внутренне похолодел. Прицел у того оружия был не просто оптический, а еще и ночной. И патроны к оружию полагались даже не автоматные, а еще мощнее, винтовочные да со стальным сердечником. «СВУ»! Вариант знаменитой снайперской винтовки Драгунова, только компоновки «булл-пап».

Если Грин не ошибся, то, несмотря на множество укрытий, тоннель снова становился довольно опасной зоной. Не будь он хотя бы таким прямым, дело другое, а так…

Не раскисать! Грин смахнул со лба обильный пот и ускорил шаг. Штольня наклонная, значит, шанс остается. Чем дальше уйдешь, тем меньше вероятность поражения! Ходу, дохляк, ходу!

Ох, как был прав инструктор по боевой подготовке, когда стыдил Грина за прохладное отношение к тренировкам! Пусть ты хороший стрелок, но в реальном бою этого мало! Надо еще иметь силы, чтобы двигаться, менять позиции, хитрить. Ведь подавить толпой одну неподвижную огневую точку – что проще?

Фил запнулся об очередное препятствие и рухнул на колени. Сил почти не осталось. А между тем грохот позади стих. Это означало, что преследователи разобрали баррикаду и двинулись дальше.

Грин прикинул, какая у него фора. Выходило, что не больше тридцати секунд. Меньше, чем рекламная пауза.

Он достал пистолет и отполз к стене. Между железными ящиками нашлась узкая щель. Филиппу она оказалась как раз впору.

«Это оружейные, – слегка запаниковав, возразил Грин. – Сил нет».

«Чем помогут? Пулей в лоб?!»

«Они на светлой стороне Силы, – голос усмехнулся. – Беги!»

В отличие от голоса, Грину было не до смеха. Конечно, легко рассуждать, в чем сила человека, сидя непонятно где, но явно в безопасном и теплом местечке! А когда ты с мишенью на спине, без сил и всякого там духа застрял в тоннеле, взгляд на всю эту философию совсем другой.

Филипп тяжело вздохнул и попытался сделать шаг. Ноги, как ни странно, послушались. Они вообще вдруг стали легкими, словно и не было никакого забега по наклонной трубе.

Может быть, голос прав? Грин снова протиснулся в коридор и побежал дальше. Именно побежал, хотя полминуты назад это казалось нереальным.

А затем и вовсе помчался, как пришпоренный рысак. В роли воображаемых шпор выступили несколько выстрелов, прозвучавших сзади. Ни щелчков пуль, впивающихся в ящики и стены, ни жужжания рикошетов Грин пока не слышал, но для спурта ему хватило звуков самих выстрелов. Нет дыма без огня. Пока сухо потрескивали пистолеты-пулеметы, не все было потеряно. А вот когда начнет тявкать «СВУ», ускоряться будет поздно.

Голос не то чтобы соврал, но явно слукавил. Выход оказался совсем не близко. Метрах в четырехстах. Если трусцой по кругу стадиона, минуты три, ну, для особо начинающих – пять. Фил пробивался к свету все десять, не меньше. Рекорд среди улиток. Впрочем, его оправдывали два обстоятельства: ближе к выходу завалы стали вовсе непотребными, кое-где приходилось буквально ползти, а еще ему пару раз все-таки пришлось огрызнуться неприцельным огнем. Попал, не попал, но неизвестным такой поворот событий пришелся явно не по вкусу, и они слегка притормозили.

В общем, Грин добрался до внешней двери, практически сохранив прежний запас времени. Около тридцати секунд. Оставалось не потратить фору впустую. Филипп направил луч сдыхающего фонарика на дверь и негромко выругался. Никаких надписей на отсечке не было. Грин изучил замок. Такой же, как и на двери в бункере. Фил торопливо набрал прежнюю комбинацию цифр, но замок не отреагировал.

Как глупо! Грин опустил руки и прислонился лбом к холодной броне.

«Столько потрачено сил, и такой бесславный конец! Разве это справедливо? Разве так фортуна поступает с героями? Разве так?! Что молчишь, бронированная дура?! Не открываешься, так хотя бы ответь, где справедливость?!»

Грин в отчаянии врезал по толстенной двери кулаком (она даже не загудела), зачем-то боднул, а затем сделал шаг назад и бросился на дверь, будто бы намереваясь высадить ее плечом. Бронеплита осталась глухой и холодной.

Ах, так?! Грин снова сделал несколько шагов назад, но не для того, чтобы разбежаться и на этот раз убить себя о бронированную стену, а чтобы отмерить рубеж. Выхватив из кармана пистолет, он прицелился в замок и всадил в него все оставшиеся пули. Затем перезарядил и опустошил еще один магазин. Как не задело ни одним рикошетом – Филипп впоследствии только гадал и содрогался.

Красная подсветка замка погасла, несколько кнопок вылетели из гнезд, по холодной поверхности двери пополз дымок, запахло окалиной и горелой проводкой, но и только. Дверь так и не открылась.

Грин снова перезарядил любимый «Глок» и мысленно с ним попрощался. Из глубины тоннеля уже слышались шаги. Преследователи двигались осторожно, видимо, их озадачила устроенная Филом канонада, но теперь это не имело значения. Плюс-минус пять секунд, и они будут у Грина в зоне поражения. И Грин у них тоже.

Филипп встал спиной к двери, на самом пороге и поднял оружие.

Что конкретно произошло в следующую секунду, Грин понял гораздо позже. В затылок дохнуло свежестью и ночной прохладой, шею сдавил крепкий захват, а рука с пистолетом будто бы сама собой поднялась вверх. Запястье пронзила острая боль, и оружие выпало из руки. Одновременно Филиппа дернули назад, заставив попятиться, и мягко уложили на землю.

– Тук, тук, слышу, тук, тук, – проворчал обезоруживший Грина человек. – Что за дятел, думаю? А это вот, оказывается, кто. Тролль из подземелья. Ты зачем дверь испортил, очкарик?

Фил не мог ответить, после жесткого захвата горло перехватил спазм. Но никаких пояснений и не потребовалось. Из просвета штольни донеслись звуки выстрелов, и в каких-то сантиметрах над головой у допрашивающего Грина бойца просвистели несколько пуль.

– Ох ты, епть! – проронил еще один часовой, притаившийся справа от двери. – Колян, ложись! Отползай!

– Дверь! – Колян, спасибо ему, сердешному, не только отполз, но и, ухватив за шиворот, оттащил в сторонку Грина.

Второй боец навалился на массивную створку и захлопнул дверь. Подпереть ее было нечем, и солдат просто придавил дверь своим весом.

– Сейчас! – Колян вскочил на ноги и бросился на помощь товарищу. – Слышь ты, очкарик! Помогай!

– И объясни заодно, что за дела? – добавил второй боец. – Что ты натворил?

– Сам не знаю. – Филипп тоже навалился на дверь. – Долго не удержим, подпереть надо.

– Не умничай, да? – Колян оглянулся. – Там, на берегу, кусок трубы валяется, только как его притащить?

– Я принесу, – вызвался Грин.

– Куда с добром! Стреляешь ты классно, видел в тире, но железо тягать не по тебе. И Боб не допрет. А если я пойду, вдвоем не удержите.

– Привет, бойцы, о чем грустим? – донеслось из темноты.

– Пароль! – грозно потребовал Колян.

– А то что, стрельнешь? – Невидимый в темноте человек усмехнулся. – А дверь кто будет держать, пока ты стреляешь?

– Учитель, ты?

– Да, Колян, я. А пароль сегодня «Абакан».

– Это вчерашний, – возразил Колян. – На время посмотри, полпервого скоро.

– Тогда не в курсе, я только с задания. Так что у вас тут за игры?

– Какие игры! – возмутился Боб. – Чем подпереть принеси! Там… труба.

Учитель скрылся в темных зарослях, минуту где-то пропадал и вернулся с обрезком здоровенной трубы. Грину такую бы действительно не утащить. Бойцы надежно подперли дверь и сдали назад, готовясь на всякий случай к бою.

– Ну, так что, очкарик? – утирая со лба пот, спросил Колян. – Рассказывай.

– Караул вызвал? – спросил Грин.

– Само собой. Но пока примчатся, время есть. Хочется разобраться, кого караулу в наручниках сдавать, тебя или тех, в штольне.

– Никого не получится сдать. – Фил помассировал ноющее запястье. – Меня не за что, а тех, наверное, уже и след простыл.

– А кого тех-то? – спросил Боб. – Змеевиков, что ли?

– Своих, похоже.

– Своих?! – Колян присвистнул. – Надо же! А ты ничего не путаешь? А ну, карманы покажи. Может, ты спер чего, и тебя охрана догоняла?

Боец направил на Грина оружие.

– Обыщи. – Грин поднял руки.

– Боб, обыщи, – приказал Колян.

– Ножик, пропуск и курево, – быстро обшарив карманы Грина, сказал Боб. – Брелок еще… не работает. Больше ничего, даже телефона нет.

Колян немного расслабился, но оружия не опустил.

– Ты Грин, да? – вдруг спросил Учитель.

– Он самый. – Филипп опустил руки. – Давайте покурим, а, мужики?

– На посту нельзя. – Колян помотал головой.

– Ладно, и я не буду. – Грин вздохнул. – Чтоб не дразнить. А ты откуда меня знаешь? – Он обернулся к Учителю.

– Откуда и все. – Боец пожал плечами. – В прошлом году я тебе полторы штуки в тире проиграл. На последнем этапе ты меня срезал. До сих пор не понимаю, как такой… как ты этому научился?

– Как-то так. – Грин неопределенно помахал рукой. – Если честно, долго не получалось, чуть не лопнул от злости. Но не зря время потратил, как выясняется.

– Все равно не въезжаю, – заявил тугодум Боб. – Почему свои-то в тебя палили?

– А я, кажется, догадываюсь, – сказал Учитель. – У меня сегодня похожая фигня приключилась. Стреляли не свои, но корректировал кто-то из людей. Еле ноги унес.

– Во, дела! – удивился Колян. – Один, что ли, ушел? А остальные?

– Пока не знаю.

– Мы знаем, Учитель. – На полянке перед дверью в штольню появился офицер и с ним десяток бойцов караула. – С возвращением.

– Спасибо. – Учитель встал и недоверчиво взглянул на офицера.

Недоверие во взгляде бойца, как выяснилось, было вполне оправданным.

– Обоих под конвой, – приказал начальник караула солдатам, а затем смерил взглядом Учителя и Грина. – Ведите себя прилично, ОК?

– Ес итыз, – спокойно ответил Грин.

– Чего там, – буркнул Учитель, сдавая оружие конвоирам. – Не впервой.

– А штольню… – заикнулся Колян. – Там же… эти… стрелки.

– Не наш уровень допуска, – ответил офицер. – Там уже особисты работают.

– Особисты? – У Грина внутри что-то кольнуло. Будто бы зародилась какая-то скверная догадка.

– Да, контрразведчики, если вам так понятнее.

– И что, успешно работают?

– А это они сами вам расскажут через полчасика. Когда сдадим вас обоих им с рук на руки.

Вряд ли кому-то придет в голову поставить под сомнение необходимость и важность такого подразделения, как военная контрразведка. Однако, думая одно, говорят все другое. Называют особистов дармоедами, перестраховщиками и злыднями. Почему? Традиция, наверное. Раньше Грину не приходилось сталкиваться с этой категорией военных напрямую, и он не особенно задумывался, откуда пошла эта странная традиция.

Обществу нужны изгои, считал Грин, без них очень трудно понять, что такое хорошо и что такое плохо. На каждом уровне, в каждом слое общества изгои свои, но они обязательно существуют. Среди бойцов – это те, кто постоянно тянет подразделение назад: хиляки, мазилы, неряхи, короче – вечные залетчики. Среди офицеров – это туповатые подхалимы или, наоборот, чересчур хитрые прохиндеи. Среди мобилизованных – амбициозные чиновники, особенно из бывших федералов, до сих пор хранящие свой прежний гонор как зеницу ока. Среди мирного населения (по классификации Сопротивления – инертного) – это «белые повязки»: ренегаты, служащие в марионеточных органах власти. Среди самих ренегатов – «именная» когорта прихлебателей. То есть предатели, получившие за особые заслуги от серпиенсов персональные позывные на языке хозяев. Не «эй, человек», а какой-нибудь Питон, или Питон-2, или Жаба-66.

Так вот, возвращаясь к армии Сопротивления, общими изгоями для всех, от солдат до штаба, всегда были и будут особисты. Их нередко хвалят, зачастую даже искренне, если им удается поймать настоящего шпиона или пресечь какую-нибудь провокацию врага. Их побаиваются даже честные воины, так, на всякий случай. Им почти никто не перечит, им оказывают содействие (если потребуют), им всячески демонстрируют уважение, но…

В действительности их никто не уважает и не любит, несмотря на все их успехи и достоинства. Потому что контрразведка сражается не на реальном фронте, а на невидимом. И относительно обычного фронта она стоит не лицом к врагу, а спиной. А лицом она повернута к своим и вынуждена подозревать этих своих в измене. Всех подряд. Ну, и кому это приятно? Только убежденным мазохистам, коих мало.

Вот почему и укоренилась традиция хаять особистов вслух, не любить их в душе, но разумом понимать, что без них никуда. Раньше Грин обо всем этом только догадывался, но теперь он знал это наверняка. По собственному опыту.

Два часа, проведенные в камере, неспешная беседа с Учителем, кстати сказать, бойцом из группы Воронцова, то есть с будущим коллегой Вики (если его выпустят), весомые реплики еще троих сокамерников, и Филипп составил для себя примерную картину взаимоотношений армии, и Особого отдела в целом, и разведки и контрразведки в частности. Картина получалась абстрактная (слишком уж много в ней было личного, а у каждого ведь правда своя), но яркая. Впрочем, она мало отличалась от гражданских картин на ту же тему. В этом Грина убедил Учитель, который в прошлом был участковым милиционером. Вместо особистов на тех картинах рисовались менты, а вместо подозреваемых в шпионаже – подозреваемые в уголовных преступлениях. Вторые не любили первых и агитировали за свою позицию простых граждан. И граждане «велись», хотя не все. В основном – поклонники шансона. Сам Учитель, правда, на той картине рисовался в стане обидчиков, а не обиженных и угнетенных, но это лишь добавляло его мнению весомости. Побывал и тем, и другим, выходит, знает человек, о чем говорит.

В общем, когда дверь камеры открылась и Грина попросили на выход с вещами, Филипп был уже достаточно подготовлен к встрече с мучителями, которые сейчас посадят его на табуретку, направят в глаза яркую лампу и начнут допрашивать, периодически избивая толстым томом «Комментариев к Уголовному кодексу».

К счастью, до этого дело так и не дошло. Оно вообще ни до чего не дошло. Прямо за порогом камеры Грина мягко взял под руку вежливый молодой мужчина среднего роста, «типичной» внешности, в форме без знаков отличия. Он кивком отпустил надзирателей и повел Филиппа к выходу из режимной зоны. Молча и, как говорится, без шума, без пыли.

Только когда тюремный отсек остался позади, а впереди открылся вольный простор тоннеля, ведущего к станции метро, мужчина отпустил Грина и расщедрился на комментарий:

– Капитан Рабинович, контрразведка. Уполномочен принести вам извинения за это задержание и проводить к месту проживания. Во избежание, так сказать, новых инцидентов.

– Премного благодарен. – Грин удивленно взглянул на капитана. – И что, это все?

– Вы хотите, чтобы я подежурил у вашей двери до утра?

– Я имел в виду… происшествие. Вы не будете расспрашивать, что произошло?

– Мы не расспрашиваем, а допрашиваем, Филипп Андреевич. – Рабинович снисходительно посмотрел на Грина. – Но если это вас волнует, отвечу. Это не в моей компетенции. Утром за вами придет посыльный и проводит лично к начальнику Особого отдела.

– Какая честь. – Грин усмехнулся. – А для вас я, значит, не по Сеньке шапка?

– Скорее, не по макушке кипа, – парировал капитан. – Или не по прицелу мишень. Пока.

Выражение лица у офицера стало таким, что Грин невольно умолк и не проронил больше ни слова до самого порога родного кубрика. Да и на пороге он только и сумел, что выдавить из себя: «Спасибо, до свидания».

Очень уж нехорошо посмотрел на него этот особист. Нет, не с подозрением, а с каким-то сарказмом, что ли? Хотя, наверное, с сарказмом можно только говорить, а не смотреть, но другого слова Фил подобрать не смог. Капитан смотрел на Грина, как смотрит удав на кролика, как смотрит охотник на жертву, как высшее существо – на червяка, которого непременно раздавит, но не сейчас, а чуть позже, когда для этого наступит благоприятный момент.

«А чего ты ждал? – проснулся голос извне. – Что тебя облобызают и наградят? Нет, Фил, теперь ты на крючке. В черном списке».

«Но почему? Я ведь не сделал ничего плохого».

«Штаб».

«Но почему нет? Ведь если они не направят нас по другому пути, они обделаются еще сильнее, вообще по уши».

«Черных подослал Алексеев? Не верю! Скорее это сделал тот шпион, планам которого могут помешать мои выводы».

«Может быть, и шпион, – согласился голос. – Мои предвидения избирательны и краткосрочны, час-два вперед. Я не могу подсказать, кому не понравилась твоя деловая активность и чем это обернется. Придется тебе самому шевелить мозгами».

Грин без сил рухнул на койку, но вместо того чтобы мгновенно уснуть, вновь крепко задумался. Генералы или шпион? Кому выгодно, чтобы Грин умолк? Желательно – навсегда. В принципе, получалось, что всем. Для генералов Филипп ценный научный кадр, но заноза в копчике, если говорить о плане операции «Возмездие». Для шпиона он мишень номер один по обоим пунктам. Куда ни кинь, всюду клин. И как теперь выкручиваться – непонятно. Хотя…

Грин сел на кровати и задумчиво уставился на противоположную стену. Выкрутиться было реально. Для этого следовало всего-то вычислить шпиона и на живом примере убедить генералов, что Грин был прав и его «теория заговора» не фантазия, а настоящая угроза и плану большой операции, и всему Сопротивлению.

Но это легко сказать – вычислить шпиона! Да еще, судя по всему, засевшего не где-нибудь, а в самом штабе. Особый отдел не справился, только сам погорел, а какой-то мобилизованный справится? Я вас умоляю! Бред!

С другой стороны, целый аналитический отдел не сумел увидеть того, что увидел все тот же мобилизованный. Чем не прецедент? «Почему вы думаете, что у них семь пядей во лбу, а у нас только три с половиной?» Чьи слова? Ну, так и нечего себе противоречить. Свежий взгляд, свобода от штампов и авторитетов плюс цепкий аналитический ум – разве недостаточный набор для подвига еще и на ниве самодеятельной контрразведки? Грин воодушевился.

«С чего начать? Да вот хотя бы с предпосылок. Ночной инцидент организовал некто, кто был в курсе теории Грина. Факт. Теперь составим список».

Фил бодро переместился за столик, включил компьютер и открыл свежий «вордовский» файл.

Первым в списке он поставил Алексеева. Генерал был подозрителен по всем пунктам: знал о теории, мог подослать карателей, имел прямое отношение к составлению штабного плана.

Вторым – своего начальника. Сергей Михайлович знал о теории, мог о ней рассказать шпиону (конечно, не ведая, что тот шпион), который впоследствии взял инициативу в свои руки.

Третьим мог стать некто, подслушавший разговор. Наташа? Сомнительно. Вероятнее, что кто-то зашел в приемную, посидел, якобы ожидая аудиенции, а потом сделал вид, что ему некогда, и ушел. Надо будет расспросить Наташу, не забредал ли кто к ней в гости, пока начальство гоняло с Грином чаи.

Четвертым…

Филипп откинулся на спинку кресла.

«Нет, так не годится!»

Список можно было расширять до бесконечности, только это ничего не давало. Организовать покушение на теоретика, а значит, оказаться шпионом, мог кто угодно из любой цепочки, по которой ушла информация о «теории заговора». Михалыч рассказал одному, тот другому, другой третьему… или Алексеев приказал кому-то подумать над выводами «одного умника», а тот привлек к делу группу товарищей. Слишком много неопределенности.

По сути, реально можно было подозревать всего одного человека: генерала. Да и то с натяжкой. Стал бы он действовать настолько прямолинейно, даром что военный? Вряд ли. А вот прикрыться генералом – это грамотно, это по-злодейски. Но кто им прикрылся?

Грин покосился на холодильник, но и только. Любимое виски сейчас не было помощником. Думать Филипп умел только на трезвую голову. На хмельную он исключительно развлекался, да и то частично, если не за рулем и не в тире. Пощупать руля Грину, по понятным причинам, не светило, а вот в тир сходить никто не запрещал, даже в столь поздний час. Стряхнуть напряжение, а заодно и выкинуть из головы сумбур. Обычно после такой разрядки думалось гораздо продуктивнее.

Филипп невесело усмехнулся. Вообще-то за ночь успел и пострелять, и побегать, и посидеть. К умственной деятельности ничто из перечисленного отношения не имело, так что сетовать следовало не на загруженность мозга, а скорее на переоценку собственных аналитических способностей. Шерлок Холмс нашелся!

Грин потер слипающиеся глаза.

«Нет, самоуничижение делу точно не поможет. Проблема не в способностях. Просто надо отдохнуть. Утро вечера, как известно, мудренее. К тому же утром можно будет пополнить базу данных, если не фактами, то хотя бы наблюдениями и выводами. Например, проанализировав вопросы, которые станет задавать начальник Особого отдела. А что! Это, между прочим, может оказаться довольно полезным опытом.

Вот утром и посмотрим, кто самодеятельный контрразведчик, а кто реальный. Кто дармоед, перестраховщик и злыдень, а кто молодец, умница и герой всея Земли. Или как-то так».