Азаста Риэг, пожилая, но бодрая дама, была эмиссаром Ратона в Ханде. В этом городе купцов, мореходов и лесорубов она занимала высокое положение, являясь главой храма Ири – так называли здесь Ирассу, богиню удачи и судьбы. Под властью Азасты были жрецы и жрицы, послушники, челядь и собственная стража – сотни четыре народа, жившего и кормившегося при храме. Это святилище напоминало не церковь или собор, а процветающий монастырь, ибо, кроме молитвенных залов, тут имелись госпиталь, библиотека, храмовая школа, поварни и трапезные, конюшни и мастерские, кельи и просторные дворы. Все это было обнесено пятиметровой стеной, над которой возвышались две высокие башни: в северной обитала Ири, в южной – Азаста Риэг, верховная жрица. Она толковала волю богини, и ее советы были мудры, а пророчества всегда сбывались. Неудивительно! Ибо Азаста Риэг обладала ментальным даром, столь же редким в этом мире, как и на Земле.

Они с Одинцовым сидели в уютном чертоге северной башни. Сгущались сумерки, но с высоты еще открывался вид на городские стены, крыши домов, извилистые ущелья улиц, пятачки площадей и лес корабельных мачт в порту. Постоялый двор, где Одинцов едва не зарезал бар Кейна с подручными, был недалеко от храма, и, выглянув в узкое окно, он смог разглядеть лазутчика. Бар Кейн бродил по двору среди фургонов и телег, о чем-то заговаривал с возчиками и торговцами, а Хор и Поун тенью следовали за ним. Должно быть, они выясняли подробности насчет вампиров и морских чудовищ.

– Что вы с ними сделали? – спросил Одинцов, обернувшись к Азасте.

– Погрузила в краткий сон. – По суровому лицу женщины скользнула скупая улыбка. – Еще подправила кое-что в их головах. Они не помнят о ссоре с вами, думают, что вы уже отправились в Тагру. Это лучший выход, чем кровопролитие.

– Но мой тарх! Он в конюшне постоялого двора!

– Уже нет. Мои слуги отвели его сюда и заодно прихватили ваши вещи и оружие. Впрочем, тарх вам не понадобится.

Тон у нее безапелляционный, отметил Одинцов. Так мог говорить генерал со своим адъютантом, распекая его за нерадивость.

– Как вы меня нашли, Азаста?

Она коснулась лба и вытянула руку к окну. Жест был красноречив – ментальный поиск или что-то в этом роде. Не дай бог, если она еще и мысли читает, подумалось Одинцову.

– Мы нуждаемся в ваших услугах, Эльс, – произнесла женщина. – К счастью, вы оказались в нужное время в нужном месте… почти в нужном – от Ханда до Катампы можно добраться за полтора фара.

Три часа, перевел для себя Одинцов. Они беседовали на ратонском – этот язык больше подходил для деловых переговоров.

– Возьмете мою летающую лодку, – все тем же командным тоном молвила Азаста Риэг. – Сейчас я вас проинструктирую, потом загримирую и…

– Не так быстро, уважаемая, – проворчал Одинцов. – Похоже, вы все решили за меня, а я не давал согласия на какие-то акции. Я не ваш штатный агент.

Женщина прожгла его суровым взглядом. Возможно, она, как остальные ратонцы, не была способна на убийство, но ее взгляд разил не хуже клинка. Одинцову казалось, что он насекомое, пришпиленное к стене.

– Вы обещали Залару, что поможете нам, а ситуация нынче такая, что мы нуждаемся в ваших услугах. Возникли сложности в Катампе… – Голос Азасты дрогнул. – Имя Ар’каст вам что-нибудь говорит?

Одинцов покачал голой.

– Наш резидент на севере Ксама. В эдорате он выполняет ту же работу, что ваш покойный отец делал в империи. Кажется, с ним что-то происходит, что-то нехорошее… Связь внезапно прервалась, а его ментальное излучение изменилось – похоже, он перенес болевой шок.

– Он не остановил сердце? Не погиб? – нахмурившись, спросил Одинцов. Видение умирающей Найлы мелькнуло перед ним. Ради нее и старого Асруда он должен помочь… просто обязан! Дьявол с этим бар Кейном и его гориллами! Есть вещи поважнее мести.

– Ар’каст еще жив, я в этом уверена, – сказала Азаста. – Но дело не терпит отлагательств. Вы нам поможете, Эльс? Я не знаю подробности произошедшего в Катампе. Возможно, чтобы спасти Ар’каста, придется…

– …убивать, – закончил Одинцов.

Женщина опустила глаза.

– Да. Добавлю, что не только Ар’каст нуждается в помощи. Он провел в Ксаме тридцать лет, и у него есть дочь. Он там большой человек, советник ад’серита, служит эдору верой и правдой… Может быть, он в чем-то провинился или попал под подозрение… Я думаю, его пытают. Случается, наши агенты сталкиваются с такими проблемами.

Одинцов кивнул. История Асруда повторялась: все искусство ратонских разведчиков не спасало их от мук.

– У него дом в Катампе. Это крупный порт и военная база эдората… собственно, самый большой их город. Рядом, в горах – рудники, центр производства оружия, а в городе – верфи и мастерские. Там же находится ад’серит.

Про Катампу Одинцов кое-что знал. Фактически она была вторым столичным городом, что подтверждалось размещением в ней ад’серита, правящего совета, со всеми его службами. Формально первенствовал Тиллосат, лежавший много южнее, и там пребывал эдор – средоточие светской и духовной власти, царь и первосвященник, который, однако, не вмешивался в практические дела. У него имелись задачи поважнее – молитвы светлому Эдну. Всем прочим занимался ад’серит, прибегая к помощи эдора лишь в спорных случаях, к которым относилась и вечная дилемма – казнить или миловать. Впрочем, министры и генералы ад’серита казнили направо и налево и без подсказки эдора, но не посягали на его прерогативу милосердия. Но, по слухам, эдор был суров и милость являл не часто.

– Мне нужно описание дома Ар’каста, – сказал Одицов. – Где находится его жилище, что там вокруг – в общем, все, что вам известно. И потом, придется спрятать летающую лодку…

– Вы получите подробные инструкции. – Азаста сложила на коленях маленькие сухие руки. – У Ар’каста оборудован пункт связи в скалах, на самом побережье, недалеко от города. Там стоит его машина, так что у вас будет два аппарата. Я запрограммировала летающую лодку, она приземлится рядом с убежищем. Когда отправите Ар’каста в Ратон, позаботьтесь о его дочери. Затем можете лететь в Тагру. Вашего верхового зверя я при случае переправлю в Айден.

– Сможет ли Ар’каст пилотировать машину? – с сомнением произнес Одинцов. – Если его пытали, он, должно быть, не в лучшем состоянии.

– Это неважно, Эльс. Усадите его в кабину, нажмите опознаватель, и через четыре фара лодка приземлится в Ратоне. Теперь насчет его жилища…

Он вылетел, не дожидаясь ночи.

Солнце садилось, и с медно-красного диска Одинцову улыбался сам пресветлый Айден, а Семь Священных Ветров Хайры неслись рядом с флаером – быстрой птицей, сиявшей золотым оперением в последних лучах заката. Впереди мчался Алтор, покровитель путников, за ним – Ванзор, раздувающий огонь в кузнечных горнах, и Грим, яростный вихрь битвы и мести. Они словно намекали, что дело не обойдется без сражения; но хитроумный Шараст и ловкий охотник Найдел, подпиравшие мощными спинами крылья машины, пели, гудели, свистали о своем – о знании и умении, о твердости и сноровке, о выдержке и удаче. Сзади парили еще двое, золотогривый Майр, ветер любви, и основательный Крод, ветер благополучия и богатства, напоминая, что именно их дары венчают усилия героев. Окруженный этой призрачной свитой, Одинцов скользил в темнеющих небесах над плоскогорьями и равнинами, реками и лесами, сам подобный ветру.

Поймав взглядом свое отражение в гладкой поверхности фонаря, Одинцов довольно усмехнулся. Ксамит, сущий ксамит! Азаста Риэг потрудилась на славу! Его смуглая кожа стала еще темней, волосы отливали цветом воронова крыла, нос сделался шире, подбородок и скулы заострились. Состав, который она подкачала ему под кожу на лице, должен был рассосаться через пять-шесть дней; вполне достаточное время для проведения операции.

Что двигало им, что заставило согласиться? Ответственность? Может быть… Подсознательно он уже не рассматривал Айден как чуждый мир, но принимал на себя всепланетное зло и добро, грехи и радости, жизнь и смерть на этой гигантской сфере, плывущей неведомо где, рядом со своим светилом, так похожим на земное. На Земле он не брал такого груза, ибо там его функции были обозначены четкими приказами. Здесь, в Айдене, все было по-другому. Ему казалось, что он в ответе за весь этот мир, за то, чтобы в нем сохранилась и варварская наивность Севера, и мудрая зрелость Юга. Нельзя допустить, чтобы сила и мужество Хайры превратились в жажду завоеваний, чтобы империя и эдорат перегрызли друг другу глотки, сделав кладбища из своих земель, чтобы орды солдат опустошили Перешеек, Катраму, Сайлор и остальные страны. Воистину он стал пэром Айдена и в этом качестве отвечал за всю планету! Это чувство, новое и непривычное для Георгия Одинцова, не угнетало его – наоборот, казалось неизбежным и естественным.

Приземлился он еще до рассвета, и с первыми лучами солнца отправился в город. На нем был легкий доспех ксамитского сотника, прочные сандалии и кривой короткий ятаган, которым его снабдила Азаста. Слишком приметные чель и арбалет пришлось оставить в пещере, зато он прихватил с собой кинжал Асруда и дротик. У бедра, скрытый плащом, топорщился кошель с золотыми и серебряными монетами, еще один такой же мешочек Одинцов сунул за пазуху. В потайном кармашке на поясе хранились две ампулы болеутоляющего и опознаватель, которым он запечатал вход в тайник.

Узкая тропа, что начиналась у пещеры, круто шла к вершине утеса, а затем петляла среди камней и осыпей, спускаясь к равнине, переходившей ближе к морю в усыпанный крупной галькой пляж. Ар’каст выбрал подходящее место для убежища; карниз, с которого открывался вход в пещеру, нависал над морем и заметить его с берега казалось невозможным. Тропинка, тянувшаяся между пропастью и скалистыми стенами утеса, кое-где была метровой ширины, и Одинцов прикинул, что тащить по ней израненного человека будет нелегко. Впрочем, строить гипотезы на этот счет не стоило; вдруг Ар’каста всего лишь прижгли пару раз под мышками, и он сможет двигаться сам.

Спустившись вниз, он внимательно огляделся. Тропинка терялась в осыпях, и он сложил в самом ее начале приметный столбик из плоских гранитных обломков. Утес, вздымаясь отвесной стеной, уходил к морю, до которого было шагов двести; Одинцов убедился, что тут хватает каменных глыб, и малых, и больших, и совсем огромных, чтобы спрятать целую роту. Заблудиться здесь было невозможно – прохода на запад вдоль берега просто не существовало.

Он повернулся к морю спиной и зашагал по равнине, пробираясь вдоль скалистой гряды. Минут через сорок Одинцов очутился на ровном широком тракте, обсаженном деревьями и ведущем к городу. В этот ранний час дорога была безлюдна; путник прошел километров восемь, пока его не нагнали полуголые крестьяне с тележкой овощей. Эту двухколесную колымагу тащила пара животных, похожих на мулов, и Одинцов тут же отяготил их своим изрядным весом. Крестьяне, которым выпала честь довезти сотника до рынка Катампы, остались довольны серебряной монетой и, не задавая лишних вопросов, разъяснили ему, где тут торговый порт, цитадель ад’серита, храм светозарного Эйда, городская тюрьма, самые богатые дворцы, лучшие кабаки и бани с голыми девушками. На девушек Одинцов не соблазнился, зато тюрьму и цитадель осмотрел со всех сторон, после чего нанял паланкин с шестью носильщиками и велел доставить себя в Сады Радости на южной городской окраине.

В Садах, являвших собой симбиоз варьете, ресторана и отеля для состоятельных путников, он отобедал. Место было приятное: парк, в котором стояли дома для постояльцев с полным комплектом средневековых услуг. Тут нашлись прачечная, множество лавок, кузня, где ковали лошадей и точили клинки, конюшня и, разумеется, великолепные бани с девочками.

Одинцова потчевали в павильоне, увитом виноградной лозой; прямо перед ним журчал фонтан и три стройные танцовщицы услаждали взор ритмичным покачиванием бедер. Стоили все эти удовольствия золотой.

Покончив с завтраком и увернувшись от девушек, жаждавших теперь потанцевать с молодым сотником в постели, Одинцов отправился на конюшню и выбрал себе лошадь. В его воинском ранге считалось унизительно ходить пешком; к тому же один тяжелый кошель давил ему в ребра, а другой бил по бедру. Оставив в залог десять золотых, он велел оседлать резвую гнедую кобылку и отправился на поиски жилища Ар’каста.

Сразу за Садами Радости начинался пригородный район, в котором обитали самые богатые и благородные жители Катампы. Занятия у них были разные – попадались тут купцы, хозяева судов, мастерских и верфей, чиновники ад’серита, знатные офицеры, землевладельцы и даже князья. Эти большие шишки предпочитали жить во дворцах, окруженных садами, и всюду при въезде торчал столб с бронзовым или серебряным щитом, где угловатой ксамитской вязью перечислялись титулы и заслуги господина. Щиты упрощали поиск, но территория каждой усадьбы была велика, и весь аристократический район Катампы тянулся километров на двадцать. Спрашивать дорогу Одинцов не хотел, чтобы не выдать интереса к опальному вельможе, и полагался лишь на ориентиры, полученные от Азасты, – где-то к западу от Садов Радости, между поместьями адмирала П’телена и лесоторговца Ин’топура. Скоро он нашел нужный дом. Дворец не хуже прочих; хотя эта вилла не могла тягаться с замком бар Ригонов, ее ухоженный вид говорил, что положение Ар’каста, военного советника и стратега, было почетным и прочным. Что же с ним приключилось?

Одинцов дважды проехал мимо столба с серебряным щитом, разглядывая увитый лианами фасад, маячивший за деревьями. Там царила полная тишина; не бегали слуги, не появлялись всадники и паланкины, окна и двери были затворены. Имения соседей, адмирала и торговца, как и прочие, что попадались по дороге, выглядели куда оживленнее; здесь же все казалось погруженным в глубокий траур. Но щит с титулами Ар’каста не сняли, и Одинцов счел это хорошим знаком.

Он вернулся в Сады Радости, снял домик неподалеку от въезда, заплатив за три дня вперед, велел поставить кобылку рядом с верандой и подавать ужин. На этот раз ему прислали пятерых девушек – с фруктами, вином, жаренной на вертеле птицей и свежими лепешками; последняя из красавиц тащила лютню. Одинцов оставил все, кроме девиц и лютни, и приказал не беспокоить его до следующего полудня.

Разочарованные девушки удалились. Он поел, скормил лошади лепешки и остаток фруктов и вздремнул пару часов. Когда в небесах зажглись звезды и круглый диск Баста взошел над горизонтом, он был свеж и бодр, словно проспал целую ночь.

Спрятав в седельную сумку кошельки и плащ, Одинцов проверил оружие. Ятаган у него был отменный, но слишком короткий; может, в доме Ар’каста найдется что-то более подходящее? Все же он военный советник и стратег… Странное занятие выбрал ратонский разведчик! – подумалось Одинцову. Что южане знают о войнах и битвах? Впрочем, Ар’каст провел в Ксаме десятки лет… возможно, он и в самом деле стал великим стратегом и тактиком. Но чисто в теоретическом плане; без сомнения, войск Ар’каст не водил. Все равно странно… Для ратонского агента было бы естественным избрать какое-то мирное занятие вроде торговли…

Размышляя на эту тему, он повесил ятаган через плечо и сунул за пояс кинжал. Увесистый мешочек с золотом болтался у бедра, и Одинцов подвязал его сзади на поясницу. Теперь он приготовился к любым неожиданностям; золото, клинок и конь позволяли разыграть любой вариант, от подкупа до сражения и бегства.

Тихо ступая в своих мягких кожаных сандалиях, он вывел кобылку на дорогу, вскочил в седло и неторопливо двинулся в объезд уснувших Садов Радости, стараясь держаться в тени деревьев. Прилетел Шараст, ветер хитроумия и обмана, ободряюще потрепал его волосы; потом раздался негромкий посвист Грима, призывавшего держать наготове клинок. Одинцов усмехнулся и ударил пятками в бока своего скакуна.

У столба с серебряным щитом он беззвучно спрыгнул на землю, завел лошадь в сад и привязал неподалеку от дома. Его окна были по-прежнему затворены, но кое-где на первом и втором этажах виднелся свет. Сначала Одинцов осмотрел нижнее окно – вернее, целых три, находившихся в дальнем конце левого крыла. Стекол тут, ввиду теплого климата, не было, и окна прикрывали только массивные бронзовые ставни. Приникнув к щели, он выяснил, что здесь находится кухня, весьма обширная и достойная такого богатого поместья. В кухне, за длинным столом, сидели пять-шесть мужчин, повара да охранники с саблями; вид у них был невеселый.

Хмыкнув, Одинцов отступил в тень деревьев и направился к другому крылу. Тут вдоль второго этажа тянулась галерея, на которую выходили три или четыре двери – все, кроме одной, закрытые. Опробовав прочность лиан, подымавшихся до самой галереи, он довольно кивнул и полез наверх. Корявые плети толщиной в руку раскачивались под его тяжестью и чуть слышно шуршали, однако падение ему не грозило.

Преодолев каменный парапет, он очутился на широком балконе. Здесь, под плотной завесой листвы, царила полная темнота, и лишь бледный луч, пробивавшийся в щелку между штор, высвечивал кусочек расписного пола величиной с ладонь. Одинцов не сомневался, что тут, подальше от кухни, находятся женские покои. Ар’каст провел много лет в Ксаме, и дочь его могла быть ровесницей Арраха бар Ригона. Впрочем, даже от девочки двенадцати лет удалось бы получить немало ценных сведений; с маленьким ребенком дело осложнилось бы, и тут Одинцов полагался лишь на какую-нибудь верную служанку или дуэнью.

Беседуя с Залором на воздушном судне, он узнал, что агенты Ратона, снабжавшие южан информацией о северных делах, становились на удивление немногословными, когда шла речь об их личной жизни. Почти никто не говорил о своих туземных возлюбленных, о женах или о возрасте детей – возможно, они стыдились этого? Или считали недостойным внимания координатора? Поразмыслив, Одинцов решил, что все они, включая Асруда бар Ригона, были в трагической ситуации. Плоть требовала своего, сердце нуждалось в женской любви, появлялись женщины и, разумеется, дети. Но их потомки принадлежали иному миру, не цивилизованному Югу, а варварскому Северу, и, вырастая, впитывали большинство его пороков. Они могли убивать! Даже нежная Лидор, будучи крепкой и ловкой девушкой, сумела бы проткнуть кинжалом не одну глотку! Кем же был в глазах своего отца Аррах бар Ригон, сардар гвардии, забияка и дуэлянт? Профессиональным убийцей?

По словам Азасты, лет пять назад Ар’каст сообщил, что у него есть дочь, и больше никого. Вероятно, его возлюбленная умерла либо покинула его дом. То есть ребенку никак не меньше пяти. Многое ли сможет рассказать пятилетняя девочка?

Одинцов подкрался к двери, присел на корточки и заглянул в щелку. Это была спальня, вся в коврах и зеркалах, с большим мягким ложем, низенькими столиками и разбросанными повсюду подушками; девушке, сидевшей спиной к нему, было явно не пять лет. И не десять!

Затаив дыхание, он разглядывал смуглые лопатки, тонкий стан, перехваченный золотистым пояском, стройную шею, что едва угадывалась под водопадом черных локонов, хрупкие плечи. На руках девушки выше локтей сверкали браслеты, волосы были убраны под диадему, а юбка, прикрывавшая бедра, казалась облаком газовой ткани. Комната выглядела богато, а ее хозяйка была в роскошном наряде, пусть даже он сводился к украшениям и лишь намеку на одежду. Возможно, она собиралась спать?..

Нет, не собиралась! Минуты проходили за минутами, а дочь Ар’каста по-прежнему сидела неподвижно. Казалось, она погружена в глубокое раздумье, и Одинцов, желавший взглянуть на ее лицо, решил набраться терпения. Люди, особенно девушки, пугаются, когда кто-то лезет к ним в спальню; в таком состоянии женщина может вскрикнуть или лишиться чувств. Первый контакт с этой девушкой являлся слишком серьезным делом, чтобы забыть о таких мелочах.

Пока что он осматривал опочивальню. Знаменитые ксамитские ковры, розовые, золотистые и палевые, покрывали стены и пол; у изголовья ложа высились шандалы из темного дерева, и в каждом горела дюжина толстых свечей; у дальней стенки, по обе стороны двери, выстроились в ряд ларцы и ларчики – высотой по колено и совсем маленькие, с ладонь величиной; два столика в комнате были пусты, на третьем поблескивал хрустальный кувшин с каким-то напитком. Наконец он заметил, что на самом большом ларце, на расстоянии протянутой руки от девушки, лежит сабля.

Внезапно дочь Ар’каста вздохнула, опустила напряженные плечи и повернулась к балконным дверям. Одинцов затаил дыхание. Девушка была красива и вряд ли встретила свою двадцатую весну; ее смуглое лицо и тело источали влекущую прелесть женщин Востока – земного Востока, по которому ему пришлось постранствовать. Пожалуй, золотистым оттенком кожи и стройным станом она напоминала цыганку, но ее черты были тоньше, мягче, совершенней, и заставляли вспомнить женщин счастливой Аравии.

Неисповедимы пути господни! – подумал Одинцов, вздохнул и, отдернув занавесь, шагнул в комнату.

– Здравствуй, Р’гади, – негромко произнес он.

Миг, и кончик сабельного клинка уперся ему в живот. Как она только успела! Еще секунду – нет, четверть секунды назад! – девушка скорчилась на ковре, уставившись пустым взглядом в стену; теперь она была на ногах, напряженная, как пружина. Левая рука чуть отведена в сторону, правая выставлена вперед; губы твердо сжаты, глаза сверкают боевым огнем, смуглые груди застыли на вдохе. Выпад последует с выдохом, понял Одинцов, уже ощущая у себя в желудке шесть дюймов стали. Не двигаясь с места, он произнес:

– Не убивай меня, великая воительница. Чтобы найти тебя, безутешный принц из Сибири странствовал много месяцев и прошел длинный путь. И каждый день он вспоминал шорох твоих ресниц, запах кожи и вкус губ.

Это была ложь, но что еще оставалось делать? Он выполнял непростую миссию и предпочел бы встретиться с незнакомым человеком, а не с таким, с которым мог разделить сладость воспоминаний. Что он скажет этой девушке? Как объяснит свое странное появление?

Но Р’гади, казалось, это не волновало. Она отвела оружие, не выпуская его из рук, и глухо произнесла:

– В черный день пришел ты сюда, мой степной дьюв. Ты выглядишь иначе, не так, как в ту ночь, но я узнаю тебя. – Отступив на шаг, девушка окинула гостя внимательным взглядом. – Ты сильно загорел с тех пор… волосы стали темнее… и одежда другая… наша одежда. Где же твое большое копье, которым ты перебил моих воинов?

– Большое копье пришлось спрятать, – пояснил Одинцов. – С ним нельзя шататься по Катампе, выдавая себя за ксамита.

– Ты действительно пришел сюда ради меня? – Ее темные зрачки оставались настороженными.

– Нет… не только, – произнес он после секундной заминки.

Один раз он уже солгал этой девушке; теперь же настало время сказать правду – или хотя бы ее половину.

– Тогда зачем ты здесь?

Показалось ли ему, или в глазах Р’гади блеснули слезы? Но голос ее оставался спокойным.

– Меня послали друзья твоего отца Ар’каста. Кажется, с ним случилась беда?

Девушка, не глядя, бросила свой изогнутый меч на сундук и скрестила руки на груди. Теперь она не смотрела на Одинцова; ее взгляд бесцельно блуждал по комнате, не останавливаясь на ярких красках и изысканных узорах ковров. Наконец она сказала:

– Кто же ты, воин? Принц из Сибь-ири, о которой ничего не ведомо даже моему отцу, дьюв, научившийся делать свою кожу теплой, или просто враль и безродный бродяга?

– Я не могу сказать тебе, кто я и откуда, – тихо произнес Одинцов. – Но спроси свое сердце, Р’гади, спроси свои глаза – разве я похож на безродного бродягу? Даже если мне пришлось однажды чуть приврать красивой девушке?

Она медленно, задумчиво покачала головой:

– Нет, ты не бродяга… Я помню, как погибли мои разведчики… Т’роллон, М’тар и другие… помню, кто пощадил меня и чем я расплатилась за это…

– Ты жалеешь?

– Нет, мой дьюв. Я была счастлива… – Она улыбнулась в первый раз с той минуты, как Одинцов по-явился в комнате. – Я жалею о другом – что ты пришел не ко мне.

– Я пришел помочь твоему отцу.

– Хорошо, если так. Сейчас это куда важнее.

– Ты мне веришь?

Р’гади пожала тонкими смуглыми плечами:

– Верю, не верю, какой в том смысл? Все отвернулись от нас… Так что в моем положении не отказываются от помощи, которую послал милостивый Эдн.

– Не Эдн, Р’гади. Я не лгал тебе, рассказывая про далекую страну Сибирь. Она существует! Правда, она называется совсем не так и лежит не в Западном океане, но она существует.

– И там знают имя Ар’каста, моего отца? Трудно поверить, мой хитроумный дьюв.

– Знают, Р’гади. Когда-то, очень давно, он пришел из этой страны в Ксам и стал здесь большим человеком, советником ад’серита.

– Мой отец родился здесь! И моя мать – пусть будут легки ее дни в чертогах Эдна – тоже!

– Мать – да, отец – нет. – Девушка упрямо молчала, и Одинцов, подождав с минуту, добавил: – Но ты права, Р’гади, – какой смысл сейчас разбираться с родословными? Я могу помочь, и неважно, кто меня послал, светлый Эдн или люди с родины твоего отца. Скажи, что с ним случилось?

Она смерила Одинцова недоверчивым взглядом.

– Разве друзья моего отца не знают об этом?

– Нет. Знают, что произошло что-то плохое. Они это чувствуют – здесь и здесь. – Он коснулся лба и груди.

– Не слишком же быстро они почуяли беду! – Девушка покачала черноволосой головкой. – Что бы тебе явиться раньше, дьюв, пока Х’раст не наложил лапы на отца…

– Кто такой Х’раст?

– Тоже стратег и военный советник ад’серита… первый и старший среди советников. Он ненавидит отца, потому что эдор уже не раз собирался поменять их местами.

– Но не поменял?

– Род Х’раста более знатный. – Р’гади презрительно скривила губы. – Но сам он не стоит и ногтя Ар’каста!

– Значит, твой отец – великий стратег, – задумчиво произнес Одинцов. – Чем же он занимался? Водил войска?

– Войска водили другие – те, кому положено махать мечом. Отец вычислял и рисовал карты. Едва рыжие псы из Айдена затевали поход на Юг, как ему становилось известно об этом. Он говорил, сколько солдат надо послать, с каким обозом и какой дорогой… он чертил карты с горами, реками, лесами, местами привалов… он говорил, когда должно выступить войско, чтобы перегородить путь рыжим собакам… Он никогда не ошибался!

– Никогда? – Одинцов приподнял брови.

– Ну, только один раз… последний…

Одинцов подвинул ногой подушку и сел; Р’гади осталась стоять перед ним. Он потянулся к кувшину, плеснул в бокал, выпил. Это был фруктовый сок.

– Скажи, Р’гади, откуда твоему отцу было известно про айденские дела?

– Точно не знаю. – Девушка повела плечами. – Он говорил, что имеет там надежного человека…

Уж точно не покойного бар Гайта и его придурков, решил Одинцов. Был информатор, был! Надежный, дальше некуда…

Так вот как они работали, пэр империи Асруд бар Ригон и штабной стратег эдората Ар’каст! Сообщали друг другу о всех готовящихся экспедициях, чтобы Ксам успел придержать руку Айдена, а Айден – Ксама… Вероятно, Асруд ухитрился переправить коллеге все данные о последнем походе – ведь ксамитская армия ждала в холмах на выгодной позиции и как раз там, куда пришли айденские орды и хайритские всадники… Там бы все воинство и полегло, включая тысячу Ильтара, если бы не выдумка с возами. Не это ли поражение хотят сейчас повесить на Ар’каста?

– Что ты делала в степи в тот день, когда мы встретились? – Он посмотрел на Р’гади. – Разве в Ксаме принято, чтобы девушка командовала отрядом воинов? Кто тебя послал?

– Отец, разве не понятно? – Она с вызовом прищурилась. – А командовать я могу хоть сотней, и не хуже любого мужчины!

– Я знаю, что ты не только красива, но и отважна, как божественный Грим, хайритский ветер битвы. Ты поймала в степи дьюва и покорила его…

По губам девушки скользнула улыбка: видно, эти воспоминания не относились к числу самых неприятных. Одинцов, уже догадываясь, что произошло, спросил:

– Не разгневался ли эдор на Ар’каста за то поражение в холмах? Когда хайриты расправились с вашими копьеносцами?

– Я расскажу. – Р’гади опустилась на ковер и сложила руки на коленях; лицо ее помрачнело. – В тот раз, последний, отец все узнал вовремя. Когда рыжие псы пойдут на юг, сколько их будет, сколько наймут всадников из Хайры… Он все подсчитал, и войско выступило в нужный срок… большое войско, сильное… Оно должно было раздавить собак! Отец говорил, что хайритов слишком мало, чтобы справиться с нашими копьеносцами. Может, они бы и ушли на своих шестиногих зверях, но только не на юг! – Девушка разволновалась, лицо ее порозовело.

– Да, я видел ту битву, – коротко заметил Одинцов. – Ваша тяжелая пехота была великолепна.

– Войско ушло, – продолжала Р’гади, – и не вернулось. Потом стали доходить странные слухи с южных рубежей, будто в сторожевые крепости приходят голодные воины, полумертвые, израненные, без оружия… Ад’серит велел Х’расту выслать лазутчиков. Отец подумал, что должен отправить и своих людей – надежных, проверенных, преданных только ему. Тайком, разумеется… Вот их я и повела.

«А я уничтожил», – закончил про себя Одинцов, стараясь не встречаться с девушкой взглядом.

– Нас было двадцать человек, – сказала Р’гади. – Часть ты убил, но я дождалась остальных, круживших около айденского лагеря, и мы прошли по следам до самых холмов. Трупы там лежали горами – разложившиеся, обглоданные зверьем… Я повернула людей в Ксам. Мы возвратились раньше разведчиков Х’раста, да что толку? Никто не знал, как рыжие собаки одолели наше войско, даже отец! Ну, великий эдор велел это расследовать. Сюда, в Катампу, переправили всех уцелевших воинов, чтобы снять с них допрос. Сначала Х’раст, отец и еще два советника допрашивали их вместе, потом оказалось, что нашу пехоту разбили всадники из Хайры, и Х’раст во всем обвинил отца… сказал, что послали мало войска…

Одинцов кивнул; да, если бы ксамитских фалангистов было тысяч на шесть побольше, его выдумка с возами не помогла бы. Сила силу ломит.

– Делом занялись важные люди из ад’серита. Отцу велели сидеть дома, приставили соглядатаев… Но он не унывал! Говорил, что вины его нет, что он оправдается… Но пять дней назад его взяли, и теперь все в руках Х’раста, и сам отец у него по обвинению в измене… – Голос Р’гади прервался, и она едва слышно прошептала: – Боюсь, Х’раст велит его пытать…

– Уже, – сказал Одинцов.

– Что – уже? – Девушка подняла на него непонимающий взгляд.

– Будь мужественной, Р’гади. Его уже пытают.

– Откуда ты знаешь?! – Теперь она почти кричала.

– Знаю.

С минуту они сидели молча, потом Одинцов произнес:

– Ты сказала, что отец у Х’раста. Где это?

– Неподалеку. В его дворце.

– Там много охраны?

– Х’раст первый советник… у него с полсотни людей… Не все из них стражи, есть помощники, гонцы… но все – сильные, владеют и мечом, и луком.

– А у тебя здесь сколько народа?

Р’гади угрюмо помотала головой:

– Нисколько.

– Я видел воинов внизу, в кухне. Они… – начал Одинцов.

– Нисколько! – с отчаянием выкрикнула девушка. – Как ты не понимаешь, глупый дьюв, что Х’раст допрашивает отца по велению эдора и князей из ад’серита! Кто же пойдет против них? Свои бы головы наши люди не пожалели, но за такое… – она задохнулась, – за такое их прикончат с женами, детьми и стариками!

Одинцов полез за пазуху, вытащил увесистый кошель и побренчал монетами.

– Это поможет?

– Ты думаешь, у меня своего золота мало? – Р’гади презрительно сморщилась. – Говорила я отцу, бежим! На Перешеек, в Кинтан, куда угодно! Пока его не схватили, еще стоило бы попытаться… – Она вдруг всхлипнула.

Одинцов взвесил в одной руке кошель, другую положил на ятаган. Похоже, Грим, ветер битвы, был прав, а хитроумный Шараст ошибался: это дело решит сталь, а не золото.

– Вот что, Р’гади, – твердо сказал он, – одевайся, бери свою саблю, дротики и тихонько выводи коней. Двух, я думаю, хватит. Съездим к этому Х’расту, поглядим, что да как… И вот еще что: не найдется ли у тебя секиры? Или, на худой конец, длинного меча?