Огромный плот покачивался на морских волнах, ветер срывал с волн соленые брызги, бросая их в лицо Одинцову. Утром было прохладно, но в полдень солнце палило во всю, и когда оранжевый ослепительный шар поднимался в зенит, Аррах бар Ригон сбрасывал плащ, оставаясь в легкой тунике, перепоясанной ремнем с медными бляхами. К поясу были подвешены меч и кинжал, с которыми он не расставался ни днем, ни ночью; в каюте, под деревянным топчаном, хранились чель, хайритский арбалет и два колчана, набитых стальными стрелами.

Плот неторопливо полз к проливу, за которым лежал эстуарий Внутреннего Ксидумена. Море было спокойным; шел весенний месяц, когда в империи, и в эдорате Ксам, и в княжествах Перешейка, и в далеком Кинтане люди начинали взрыхлять почву сохой, забрасывая в нагретую солнцем землю семена; когда окапывали фруктовые деревья, выгоняли на луга, покрытые первой травкой, скот, палили старую стерню, удобряли виноградники. Хорошее время! Ксидумен, Длинное море, что протянулось на тысячи километров от Западного до Северо-Кинтанского океана, лежал перед плотами-стагартами и крутобокими парусниками ровной дорогой, блистающей по вечерам изумрудом, а по утрам – сапфиром. И Алтор, ветер странствий, один из Семи Священных Ветров Хайры, нес корабли на все стороны света.

Георгий Одинцов, Аррах Эльс бар Ригон, плыл на восток по воле императора и казначея бар Савалта. Плыл вместе с двумя сотнями мореходов и солдат Береговой Охраны, с вороным Баргузином и десятком лошадей, с грузом серебра и золота, что пригодится экспедиции в далеком Ханде.

Одинцов со своим экспедиционным отрядом занимал три каюты в нижнем ярусе кормовой надстройки. Впрочем, вряд ли он мог считать отряд своим: ему принадлежал лишь Кайти, парнишка лет семнадцати, взятый в услужение из замковых челядинцев. Волосы у него походили на медную проволоку, носа и щек под веснушками не было видно вовсе, но слугой он оказался расторопным. Три остальных члена экспедиции: лазутчик бар Кейн и его помощники, Поун и Хор – не столько подчинялись Одинцову, сколько присматривали за ним. Бар Кейн, дворянин из мелкопоместных, был полицейским чиновником, мужчиной крепким и опытным, из тех, кого на мякине не проведешь. Поун и Хор являлись, по земным понятиям, боевиками.

Кряжистые парни с мощной мускулатурой, рубаки и стрелки; кроме того, оба отлично метали кинжалы, в чем Одинцов убедился, понаблюдав за их тренировками на палубе. Видно, бар Савалт не хотел рисковать и отправил с ним лучших своих людей. По прибытии в Ханд бар Кейну полагалось написать записку щедрейшему; передав ее в руки казначея, Одинцов получал свободу, свои поместья и титул пэра.

В начале плавания не обошлось без эксцессов – Поун и Хор решили, что юный Кайти должен им прислуживать. Для парня было нетрудно сбегать за едой к очагам в центре плота и вымыть посуду, но его старания не нарваться на скандал успеха не имели. Вскоре рожицу Кайти украсили синяки, а взгляд стал затравленным, как у приблудного котенка. Увидев это, Одинцов не замедлил навести порядок.

Для намечаемой экзекуции он выбрал обеденный час. Они с бар Кейном ели вместе, за столиком, который Кайти расставлял прямо на палубе, у кают. Благородные господа, посланные в дальние земли по государственному делу, общались без лишнего дружелюбия, но и без враждебности, глядя друг на друга, словно пара недоверчивых псов. С точки зрения бар Кейна, его спутник хоть и являлся родовитым нобилем, но был сыном преступника, хотя ему повезло избегнуть темницы, плетей и каленых клещей, но за таким подозрительным типом полагалось присматривать. Что до Одинцова, то его совместные трапезы и беседы с бар Кейном развлекали, помогая справиться с тоской. Он снова покинул Лидор, но юная супруга снилась ему каждую ночь.

– Вчера мы миновали побережье Стамо, – заметил бар Кейн, откладывая обглоданную ножку цыпленка. – Приходилось ли тебе, достойный, бывать в этих краях?

Он произнес это с некоторым высокомерием, так как по делам службы объездил всю империю и считал себя опытным путешественником.

– Приходилось, – ответствовал Одинцов. – Чтобы добраться в Ксам и Ханд, надо проехать через Стамо. Но был я тут недолго, день или два.

– Прекрасный город, – снисходительно произнес бар Кейн. – Советую в нем задержаться на обратном пути. В Стамо отличные вина.

Он покосился на кувшин, где уже виднелось дно. Напиток из розового винограда, произраставшего под Тагрой, был взят Одинцовым в изрядном количестве. Они его пили как воду; вино было ароматным, чуть кисловатым и не очень крепким.

– Кстати о вине. – Одинцов повернулся к Кайти, стоявшему за его походным стулом: – Ну-ка, парень, тащи еще кувшин!

Кайти как ветром сдуло.

– Сегодня к вечеру войдем в пролив у оконечности Дорда… слышал о таком? – сказал бар Кейн.

Одинцов покачал головой, хотя география этих мест была ему известна лучше, чем собеседнику. Дорд являлся огромным полуостровом Хайры, северного континента, и лежал слева по курсу, а справа вдоль побережья шли горы, естественная граница империи с эдоратом Ксам. Между этими горами и полуостровом тянулся пролив, соединявший западную и восточную части Ксидумена; восточный эстуарий, похожий на неровный круг, обычно называли внутренним Ксидуменом. Чтобы добраться до Ханда, плоту предстояло пересечь его из конца в конец.

– Когда мы пройдем пролив, наступит беспокойное время, – заметил бар Кейн, придвигая к себе засахаренные фрукты.

– Неужели?

– Конечно! Разве ты не понимаешь? – Кейн пренебрежительно хмыкнул. – День или два придется плыть вдоль берега ксамитов, проклятье Шебрет на их головы! Сейчас весна, но их галеры уже рыщут в море!

Одинцов кивнул, разглядывая громаду парусов, заслонявших горизонт. Их посудина несла пять мачт, но двигалась не слишком быстро; такие плоты предназначались для перевозки грузов и не могли соперничать в скорости с настоящими кораблями.

– Ничего, отобьемся, – заметил он. – У нас на борту ала Береговой Охраны и двадцать катапульт. Хватит, чтобы разделаться с любой галерой.

– А если их будет две или три? – Бар Кейн наморщил лоб. – Ты ведь знаешь, что мы везем! – Он покосился на дверь своей каюты, где хранились сундуки с монетами, затем пробормотал: – Где же этот бездельник, твой слуга? В горле пересохло…

Но Кайти, с кувшином в руках, уже спешил к ним, ловко балансируя на покачивающейся палубе. Повинуясь кивку хозяина, он наполнил вначале кубок Кейна, затем склонился над чашей своего господина. В этот момент Одинцов взглянул в лицо Кайти, ловко разыграв удивление:

– Эй, парень! Кто тебя так разукрасил? – Прищурившись, он оценил размеры синяка. – Здоровым же кулаком тебя приложили! Кто-нибудь из Береговой Охраны? Они такие забияки!

– Да, – выдавил Кайти, пытаясь отвести взгляд в сторону.

– Ну и как ты ответил? Надеюсь, у драчуна осталась на память пара таких же фингалов?

Кайти покраснел; по молодости лет он еще не научился складно врать.

– Нет, мой господин… я… я не ответил. Парень попался уж больно здоровый…

Еще бы, подумал Одинцов, что Поун, что Хор могли бы переломить его слугу пополам. Продолжая спектакль, он гневно нахмурил брови.

– Не ответил? Как не ответил? Ты посмел нанести урон фамильной чести бар Ригонов? – Одинцов потянулся к мечу, прислоненному рядом к переборке. – Теперь по всем алам и ордам Береговой Охраны пойдет слух, что слуги Ригонов – трусливые псы и их хозяин ничем не лучше! Ну-ка, пойдем, покажешь мне этого драчуна!

Он поднялся, прицепил к поясу меч и в три глотка опорожнил свою чашу.

– Э-э… достойнейший… – Бар Кейн тоже встал. – Что ты собираешься делать?

– Сначала сверну забияке шею, а потом выпорю слугу, чтобы знал, как отвечать обидчикам!

– А если парня ударил не ратник Береговой Охраны? Может, твой слуга врет… – Кейн выглядел смущенным; ему-то было хорошо известно, кто приложился кулаком к физиономии Кайти.

– Кто-то же его ударил! – До половины обнажив клинок, Одинцов со свистом вогнал его обратно в ножны. – По мне, хоть сам капитан-сардар! Я и ему сверну шею!

– Послушай, не надо затевать ссор и драк. Мы с тобой сидели тихо-мирно за вином, беседовали… Стоит ли благородному нобилю связываться с простолюдином? Давай лучше выпьем и забудем про твоего слугу. Слугам тумаки только на пользу.

Он потянул Одинцова за рукав туники, но тот резко заявил:

– Моим слугам я раздаю затрещины сам! Ну, веди! – Это уже относилось к Кайти.

Парень потупился.

– Мой господин, то был не ратник Береговой Охраны…

– Как? Ты осмелился мне солгать? – Одинцов угрожающе занес кулак, и слуга в ужасе съежился, пролепетав:

– Прости, хозяин…

Кулак не опустился.

– Кто? Говори кто, недоумок! Или, клянусь клыками Шебрет, я швырну тебя за борт!

Это было неприятное наказание – как всегда, рядом с плотом суетились саху, двухметровые ксидуменские акулы. Кайти вздрогнул и прошептал:

– Хор… это Хор, мой господин…

Бар Кейн многозначительно хмыкнул.

– Вот что, достойный Аррах, давай замнем это дело. Я приношу извинения за своего помощника… И подумай, стоит ли тебе тягаться с Хором? Ему так просто шею не свернешь.

– Извинения не принимаются, – ответил Одинцов. – Я полагаю, бар Кейн, что каждый в империи должен знать свое место. И если Хор ударил слугу благородного человека, он понесет наказание.

– Ну, смотри, – Кейн пожал плечами. – Можешь его звать, но я тебя предупредил.

– Принято к сведению. – Одинцов отвернулся от него и рявкнул: – Хор! Эй, Хор!

Через пару минут дверца в крайней каюте приоткрылась, и Хор высунул наружу заспанную физиономию.

– Чего?

– Сюда! И приятеля своего прихвати! Бар Кейн зовет!

Будучи людьми военными, Хор и Поун собирались недолго; миг, и они уже стояли перед начальством в полном снаряжении, с клинками у пояса и перевязями с метательными ножами поперек груди. Одинцова оба старательно не замечали, поглядывая на бар Кейна с невысказанным вопросом.

– Ты, вонючий шерр, – палец Одинцова уткнулся Хору в живот, – думаешь, что мой слуга принадлежит тебе? Что ты можешь хлестать его по роже? Ну, отвечай!

Хор пожал плечами и вызывающе огладил ладонью рукоять меча.

– Большое дело, господин! Может, я разок и съездил парню в ухо, чтобы бегал побыстрей!

– Этот парень должен бегать лишь тогда, когда я прикажу, – наставительно произнес Одинцов и отодвинулся в сторонку. – Эй, Кайти! Съезди-ка ему по скуле, да покрепче!

Кайти бросил взгляд на хозяина и, повинуясь его кивку, ударил. Драться он не умел, ибо вырос в месте тихом и мирном, при замковой кухне, где разве что главный повар мог слегка потаскать за волосы. Кулак его скользнул по гранитной скуле Хора, парень тут же скривился и начал дуть на костяшки.

Хор захохотал:

– Славно! Сразу почесаться захотелось!

Он и почесался – только в заднице.

– Я тоже хочу, – заявил Поун приятелю. – Не тебе ж одному все ласки!

Одинцов покосился на бар Кейна, который глядел на него с издевательской усмешкой. Затем, огорченно покачав головой, сказал:

– Да, Кайти, придется тебя поучить… Смотри, как надо!

В следующий миг Хор лежал на палубе, держась за щеку; вид у него был ошеломленный. Он попытался встать, но новый сильный удар опять сбил его на гладкие доски. Одинцов задумчиво поглядел на свою жертву.

– Вот так это надо делать, Кайти. И тебе тоже предстоит отведать моего кулака, если снова соврешь! Ну, – он кивнул слуге на Хора, – желаешь сам попробовать?

Хор, покачиваясь, поднялся.

– Не был бы ты благородным господином… – с нескрываемой злобой процедил он.

– А ты забудь, что я благородный господин, – посоветовал ему Одинцов. – Тебе и Поуну положено охранять бар Кейна на опасном пути в Калитан… Предположим, я хочу удостовериться, как это у вас выйдет.

Хор поглядел на начальника, и тот снова усмехнулся.

– Давай! Докажи благородному Арраху, что я под надежной защитой!

– Пожалеешь, мой господин. – Хор уже не качался, а твердо стоял на палубных досках, и пальцы его сжимали рукоять меча. – Я слышал, что ты из гвардии… Но в нашем ведомстве все же фехтуют получше!

– Много болтаешь, – заметил Одинцов. Его левая рука метнулась вперед, и Хор, получив сокрушительный удар в челюсть, опять растянулся на палубе. Он замер, боясь пошевелиться, ибо меч Одинцова уже щекотал его горло, а нога, обутая в кожаный сапог, давила на грудь. – Много болтаешь, – повторил Аррах бар Ригон, – но медленно шевелишься. – Он отвел острие клинка от горла Хора и повернулся к бар Кейну: – Вот так, милейший, это делают у нас в гвардии.

Бар Кейн нехотя выдавил улыбку, но теперь она больше походила на злобный оскал.

Плот, пугливо прижимаясь к северному берегу, миновал пролив. Здесь, между оконечностью Дорда и Ксайденом, он был неширок – километров пятьдесят, не больше. На карте полуостров Дорд вытягивался к югу, словно целил в противоположный берег, где лежала Катампа, крупнейший порт и самый большой ксамитский город. За этой узостью открывался обширный эстуарий Длинного моря, уходивший к востоку, к торговым городам Ханд, Ири и Ганла. Этот бассейн имел овальную форму, и его дальнее побережье было для айденитов столь же загадочным, как Камчатка для европейцев в Средние века. Край мира, предел обитаемых земель!

Одинцов знал об этих местах из учебной ленты южан. Вместе с языком Ратона и инструкцией по управлению флаером он усвоил и другую информацию, дополнявшую рассказы Найлы о Калитане и княжестве Хаттар, торговавшем с Хандом. Вероятно, он являлся самым знающим географом в северном полушарии планеты.

Сейчас, дожидаясь завтрака, он отдыхал после утренней разминки на палубе и старался не замечать Поуна и Хора. Эта парочка смотрела на него волчьими глазами. Они прекратили помыкать Кайти, но парень был по-прежнему невесел: видимо, жизнь в тесной каюте с двумя здоровенными мерзавцами не доставляла ему удовольствия.

– Готово, хозяин. – Кайти, сервировавший стол, разложил походные сиденья и поклонился.

– Ну, зови бар Кейна. – Одинцов уселся и показал глазами на дверь лазутчика щедрейшего. Потом он оглядел стол и решил, что купит Кайти кабачок в Тагре. Достойная награда за все труды и муки! Кайти был отличным поваром – из вымоченной в воде солонины он приготовил жаркое с овощным гарниром и соорудил рулет из сухарей и сушеных фруктов. Вероятно, в это кулинарное изделие пошли шесть свежих яиц, которые ежедневно выдавались знатным путникам по приказу капитана-сардара.

Бар Кейн появился из своей каюты, холодно поприветствовал Одинцова и сел напротив. Его пристальный взгляд скользнул по яствам, задержался на лице сотрапезника и замер на полированном лезвии челя. Чель, вместе с мечом, был прислонен к переборке у сиденья Одинцова.

– Удивительно, что ты владеешь этим варварским оружием, – заметил бар Кейн, прожевав первый кусок. Он одобрительно кивнул и положил на тарелку еще жаркого.

– Ты ведь, должно быть, знаешь, что я наполовину хайрит, – сказал Одинцов. – А хайриты – великие воины!

Лазутчик хмыкнул, но ничего не возразил. Некоторое время они сосредоточенно жевали, потом бар Кейн осторожно поинтересовался:

– Где же ты освоил такое редкостное искусство? Ведь не в императорской гвардии?

– В последнем южном походе.

– И это… это странное копье…

– …я выиграл в кости у одного хайрита. Только это не копье, почтенный, им обычно рубят, а не колют.

Бар Кейн покачал головой.

– Не представляю, как этой штукой можно рубить… Такая длинная рукоять! Она же мешает!

– Не мешает, если знаешь, где взяться и как махнуть, – возразил Одинцов. Ему не хотелось говорить о воинских секретах хайритов; чель был страшным оружием, более эффективным, чем меч или копье, и он желал, чтобы это как можно дольше оставалось тайной для Кейна и его подручных. А потому на своих тренировках работал в полсилы.

– Но как же… – начал бар Кейн, потянувшись к рулету, и тут громкий крик с мачты прервал его. Вопил матрос, сидевший на самой верхушке в «вороньем гнезде», и голос у него был встревоженный. Одинцов приподнялся, но ничего не разглядел; с юга и востока простиралось море, на севере тянулся скалистый берег Дорда, а западное направление было закрыто кормовой надстройкой, у которой они сидели.

– Что там?.. – встревожился Кейн.

– Что бы ни случилось, это не помешает нам закончить завтрак, – невозмутимо произнес Одинцов. Он налил себе розового вина и принялся за рулет.

– Дивлюсь я тебе, бар Ригон! – Лазутчик отодвинул тарелку. – Это же наверняка ксамиты! Их галера! Или две, или три!

Его сотрапезник отхлебнул вина.

– А какая, собственно, разница?

– Как какая! Одна галера – отобьемся, две – почти смерть, а три – верная смерть!

Одинцов повернулся к бледному Кайти:

– Ну-ка, парень, сбегай наверх и взгляни, сколько за нами галер. И есть ли они вообще!

Слуга исчез. Через три минуты он вернулся и доложил, что за стагартом идут два корабля, какие – не разобрать, ибо до них еще далеко, но капитан-сардар велел на всякий случай готовить катапульты.

Впрочем, это Одинцов видел и сам: моряки уже суетились у метательных орудий, а воины Береговой Охраны с грохотом и лязгом натягивали панцири и разбирали оружие. У них были небольшие мечи и щиты, приспособленные для абордажного боя, и по три дротика на брата; кроме того, в каждой окте имелась пара арбалетчиков.

– Ешь и пей, – сказал Одинцов бар Кейну. – Раньше полудня они нас не догонят. – Он подлил себе розового, наблюдая за суетой на палубе. На море царило затишье, и, хотя плот полз на восток со скоростью всего в четыре узла, ксамитским галерам – если то были галеры! – требовалось не меньше трех часов, чтобы его настигнуть.

Большую часть этого времени Одинцов провел в беседе с откровенно нервничавшим бар Кейном, который то и дело прикладывался к вину. Наконец он забрал у лазутчика кувшин, заметив, что благородному нобилю будет трудно орудовать мечом, и велел натягивать панцирь. Поун и Хор были уже готовы, оба – в кольчугах до колен, в глухих шлемах, с топорами и длинными мечами; вдобавок у каждого на перевязи – десяток метательных ножей с тяжелыми лезвиями и короткими рукоятями. Одинцов тоже натянул добрую хайритскую кольчугу, прицепил меч и взял чель. Свой арбалет он вручил Кайти. Затем повернулся и зашагал к трапу, ведущему на верх кормовой надстройки. Три воина в доспехах, лязгая металлом, двинулись за ним; Кайти, сгибаясь под тяжестью хайритского арбалета и колчана со стрелами, тащился сзади.

Поднявшись по лестнице, он оглядел крышу надстройки и остался доволен. Есть где развернуться! Все-таки плот – не корабль; плывет медленнее, зато места гораздо больше. Одинцов перевел взгляд на море. До чужих кораблей оставалась половина километра, и уже было ясно, что их преследуют ксамитские галеры. Они шли под парусом и веслами, а их палубы, от одного борта до другого, полнились вооруженными людьми. Легкая пехота, определил Одинцов опытным взглядом, по полторы сотни на каждом корабле.

Капитан-сардар, окруженный помощниками, раздавал приказы, кому куда идти и что защищать. Ксамиты, конечно, полезут на абордаж, и тут приходилось беспокоиться не о людях и дорогом грузе, а о мачтах. Плот не потопишь, но если срубить мачты и уничтожить паруса, он превратится в игрушку волн и ветров. А посему капитан назначил к каждой мачте по офицеру с тремя солдатами и полудюжиной моряков. Для отражения атаки оставалось еще пятьдесят ратников Береговой Охраны и двадцать катапульт, у которых уже суетились матросы палубной команды.

– Мы готовы сражаться, высокородный, – произнес Одинцов, дождавшись, пока офицеры разбегутся по местам. – Укажи, где нам встать.

– О, мой господин! – Капитан-сардар, окинув взглядом их отряд, довольно усмехнулся. – Ты, без сомнения, опытный воин, и сам знаешь, где тебе встать и кого рубить. Если хочешь, держись со своими людьми поблизости от меня… Мне будет спокойней.

Одинцов кивнул.

– Хочешь совет? – произнес он, всматриваясь в ксамитские галеры. Они шли параллельными курсами и явно собирались взять стагарт в клещи.

– Да? – Капитан, довольно рослый для айденита мужчина средних лет, склонил голову к плечу.

– Вели перетащить сюда шесть или семь катапульт. Похоже, они зайдут с кормы.

– В самом деле. – Капитан, прищурившись, взглянул на галеры и, шагнув к трапу, выкрикнул приказ. Внизу засуетились моряки, поволокли громоздкие орудия, потащили тяжелые каменные ядра.

Одинцов с минуту наблюдал за ними, потом махнул рукой туда, где ратники уже поднимали большие плетеные щиты, предохранявшие от стрел.

– Мы встанем здесь! Кайти, мой арбалет! И подержи это! – Он сунул чель слуге.

– Да в них еще из катапульты не попадешь! – воскликнул бар Кейн. – Восемьсот локтей, клянусь молниями Шебрет!

– Из катапульты не попадешь, – согласился Одинцов и спустил тетиву. Вражеский солдат взмахнул руками и исчез.

– Хрр… – Кейн издал какой-то неясный звук, не то рычание, не то вопль торжества, и с изумлением уставился на Одинцова. Тот, напрягая мышцы, быстро оттянул затвор и вложил новую стрелу. Лязг рычага, звонкий щелчок тетивы, свист стального болта, ушедшего в цель… Гррум-ацц-ссс… гррум-ацц-ссс… гррум-ацц-ссс… Галеры приблизились уже на сотню метров, и на правой, где Одинцов сшиб пятерых воинов, поставили обтянутые кожей щиты. Он начал стрелять по левому судну, успев прикончить троих, пока и там не огородились щитами. За его спиной собралась небольшая толпа – моряки и ратники Береговой Охраны, которые громкими воплями приветствовали каждый выстрел.

– Стрелы у него заговоренные… – пробормотал Хор.

– Не иначе, – поддержал Поун. – Проклятое хайритское колдовство!

– Для гвардейца ты на редкость ловко орудуешь этой штукой, – выдавил бар Кейн, кивая на арбалет. – Тоже в южном походе научился?

Проигнорировав его вопрос, Одинцов спустил тетиву, и стальной болт, скользнув над краем щита, пробил висок неосторожного ксамита. В следующее мгновение враги ответили ливнем стрел. Пять или шесть матросов, возившихся у катапульт, упали; широкоплечий ратник с проклятьем обломил стрелу, пробившую предплечье. Заработала айденская артиллерия, послав в галеры семь увесистых снарядов. Этот залп оказался не особенно удачным, но все-таки одно из ядер сбило три весла, а другое опрокинуло тяжелый щит. Погоня была близка, и с галер доносился мерный рокот барабанов, задававших темп гребцам; потом паруса поползли вниз, и ход ксамитских кораблей замедлился.

В воздухе теперь непрерывным потоком мелькали стрелы и камни, и почти каждое ядро попадало в цель, дробя кости ксамитов, ломая щиты, фальшборт и весла. На галерах не было метательных машин, зато лучников хватало, и они принялись расстреливать прислугу из катапульт. Через четверть часа капитану пришлось вызвать людей с нижней палубы, где моряки маялись без дела: противник явно собирался атаковать с кормы, не желая подставлять борт под ядра.

Одинцов послал еще три-четыре стрелы, потом, сунув Кайти арбалет, потянулся к челю. Вражеские корабли приближались, дело шло к рукопашной, и он не хотел расходовать свои драгоценные боеприпасы. У ксамитов погибло уже с полсотни человек, и на стагарте было три десятка трупов и раненых, но исход боя решал абордаж.

Еще немного, подумал он, и галеры нагонят тихоходный плот, и сотни смуглых дьяволов обрушатся на алу Береговой Охраны… Но, несмотря на численный перевес, он ставил на айденитов; их доспехи, тяжелые мечи и привычка биться в строю были большим преимуществом. На сей раз им противостояла легково-оруженная пехота, без панцирей, с кривыми кинжалами и дротиками, а еще со времен южного похода Одинцов помнил, какую резню учинили айденские солдаты в рядах такого воинства.

Он посмотрел на тройную шеренгу рыжеволосых бойцов, уже приготовивших копья, и капитана-сардара, стоявшего вместе с алархом за строем ратников. Враг настигал; до галер оставалось тридцать метров, и барабаны на их гребных палубах грохотали как сумасшедшие.

– Эй, аларх! – крикнул Одинцов, махнув челем.

– Да, мой господин? – Аларх повернул голову; глаза из-под стального забрала смотрели твердо и уверенно.

– Удержишь левый фланг? Пока я разделаюсь с теми? – Он вытянул руку к галере, приближавшейся справа.

Аларх оглядел строй своих воинов.

– Удержу, господин. А ты, – он перевел глаза на Одинцова, – собираешься один перебить сотню воинов?

– Почему же один… Нас четверо! Ну, можешь дать в помощь еще две окты.

– Хорошо. – Аларх повернулся к капитану-сардару: – Пусть твои люди уйдут от катапульт, мой господин, и берутся за дротики и ножи. Сейчас начнется!

Поток стрел и камней прекратился. Одинцов видел, как на носу галеры – его галеры! – сгрудилась плотная масса воинов в полосатых туниках. Они раскачивали метательные ножи и копья, смуглые лица под кожаными легкими шлемами казались высеченными из темного дерева.

– Забери арбалет и иди вниз. – Он подтолкнул Кайти к трапу. – Засядешь в каюте, и носа оттуда не высовывай.

– Я… я лучше с тобой, хозяин! Я не трус!

– Кто говорит, что ты трус? Просто когда хозяин сражается, слуга должен стеречь хозяйское добро… Ну, иди! Сейчас…

Борт галеры надвинулся, раздался треск, глухой стук абордажных крючьев, и лавина смуглых воинов хлынула на палубу. Одинцов прыгнул вперед, успев заметить, как его слуга метнулся к трапу, а трое остальных шагнули за ним, обнажив мечи. Хор внезапно сделал резкий выпад, но этот жест проскочил мимо сознания Одинцова – три метательных ножа ударили его в грудь, не прорвав кольчуги, над головой свистнул дротик.

В следующий момент он был уже среди ксамитов, с челем в правой руке и длинным мечом в левой. «Руби!» – заревел он, подавая эту команду то ли самому себе, то ли Кейну, Поуну и Хору, и разом опустил клинки. Свистнула сталь, толпа смуглокожих бойцов раздалась, и Одинцов перемахнул на палубу галеры.

Его оружие с резким свистом рассекало тела. Он держал чель за самый конец рукояти, увеличив зону поражения до трех метров; меч в левой руке бил на два, протыкая тех, кому удалось ускользнуть от лезвия челя. Шлем и хайритская кольчуга с накладными пластинами на груди и спине были надежной защитой; пожалуй, лишь копье фалангита смогло бы прорвать стальные кольца, но гибкие клинки легковооруженных лишь бессильно скользили по его доспеху. Одинцов прошел до мачты, оставляя за собой кровавый коридор, оглянулся и довольно кивнул: Поун и Хор работали мечами и топорами, как два автомата, а бар Кейн был по крайней мере еще жив.

Следом за тремя его бойцами двигались две окты Береговой Охраны, завершая дело; их короткие клинки ходили вверх-вниз, точно зубья гигантской сенокосилки. С передовым отрядом ксамитов было уже покончено, но на корме толпились еще десятков пять бойцов; казалось, они набираются храбрости, боясь приблизиться к воину в непроницаемой для их оружия кольчуге.

Одинцов ткнул Поуна локтем в бок.

– Ты и Хор! Отложите-ка мечи! Рубите мачту, а я прикрою!

– Зачем?

Он яростно оскалился.

– Рубите, я говорю! Обрушим на них!

Поун кивнул – видимо, понял. Две боевых секиры с хрустом врезались в прочное дерево, полетели щепки, мачта дрогнула. На высокой корме галеры какой-то человек с серебряным обручем в волосах – не иначе как капитан – махнул кривым клинком, посылая солдат в атаку.

Но было поздно. Мачта покачнулась; Одинцов, бросив оружие, оттолкнул Поуна и Хора, навалился на гладкий толстый ствол, и дерево не выдержало, переломившись с грохотом пушечного выстрела. Затем мачта с двумя реями и свернутым парусом рухнула на корму, ломая кости людям. Ограждение по бортам судна разломилось, не выдержав удара, рулевые весла вместе с массивными упорами были снесены в воду, доски палубы разошлись и просели. Секунду-другую Одинцов смотрел на окровавленных ксамитов, барахтавшихся в обломках, потом поднял оружие и устремился обратно на плот.

– За мной! Туда! – Он вытянул меч к шеренге ратников Береговой Охраны, сдерживавших натиск воинов со второго корабля. Схватка шла с переменным успехом; айдениты уже метнули дротики и теперь отбивались мечами от увертливых смуглых бойцов. Доспехи и шлемы защищали их, и за каждого ратника ксамитам приходилось платить двумя жизнями. Но нападающих было втрое больше, а запас метательных ножей и копий у них казался неисчерпаемым. Айденские моряки, окружившие капитана-сардара, не могли помочь солдатам – их медленно, но верно теснили к лестнице, и вскоре вся эта толпа, непривычная к правильному бою, должна была посыпаться на нижнюю палубу как спелые орехи.

Одинцов, с Поуном и Хором по бокам, ударил с фланга. За этой троицей в кольчугах, непроницаемых для ксамитских сабель, напирали еще полтора десятка человек – бар Кейн, вошедший во вкус драки, и две окты, полные сил. Высвистывал похоронную песню чель, сверкали длинные клинки, без устали работали топоры; молодецки ухал Кейн, во всю мощь луженых глоток ревели ратники, лязг железа заглушал тяжкое надсадное дыхание сражавшихся.

Ксамиты, что блокировали моряков, были уничтожены первыми.

Капитан стагарта знал свое ремесло: он рявкнул приказ, вытянул руку к разгромленной галере, матросы ринулись к ней и стали сбрасывать абордажные крючья. Вскоре полоса воды отделила полуразбитый корабль от плота и второго судна.

Ксамиты отступали. Их оставалось еще с полсотни, и боевой дух этих смуглых бойцов был еще крепок, но айденские ратники упорно теснили врага к краю палубы, а Одинцов со своим отрядом отрезал дорогу к трапу. Наконец воины в полосатых туниках начали перебираться на борт своего корабля, потом зазвенели, падая, крючья, и галера осталась за кормой. Стагарт, залитый кровью, заваленный трупами, неторопливо удалялся на восток.

– Мой господин! – Крепкая рука легла на плечо Одинцова, и он обернулся. Аларх, вытирая ладонью лоб, стоял перед ним; его лицо раскраснелось, из царапины на шее сочилась кровь. – Мой господин! Клянусь гневом Шебрет! Если бы не ты, нас уже скормили бы саху! – Он нерешительно коснулся лезвия челя. – Это… это хайритское оружие?

– Да. Не встречался с хайритами?

– Не встречался. – Аларх покачал головой. – И спаси меня Айден от этой встречи, если они сражаются так, как ты!

Одинцов усмехнулся, похлопал аларха по затянутой в панцирь спине и, сунув чель под мышку, шагнул к трапу.

– Кайти! – позвал он. – Кайти, бездельник! Все кончилось, вылезай! Прими оружие!

Его слуга не появлялся. Заснул, что ли? – раздраженно подумал он, свесившись над перилами и разглядывая сверху дверь своей каюты.

– Кайти! Ты где?

– Вон валяется, – произнес бар Кейн и, обогнув Одинцова, сопровождаемый Поуном и Хором, начал спускаться по лестнице. Внизу, у первой ступеньки, нелепо вывернув шею, лежал рыжеволосый слуга, и в спине у него торчала рукоять ножа.

Спрыгнув на палубу, Одинцов склонился над Кайти, приподнял веко, поднес ладонь к губам. Все было кончено; парень не дышал. Скорее всего, он умер за долю секунды – лезвие тяжелого ножа воткнулось под левую лопатку и поразило сердце. Метательный нож… Такими пользовались ксамиты и Хор с Поуном… Этот клинок, несомненно, отправила в полет рука мастера!

Одинцов поднял голову и встретил равнодушный взгляд бар Кейна. Лазутчик смотрел на Кайти как на дохлого таракана, которого смахнули со стола и припечатали к полу сапогом; Поун ухмылялся, а глаза Хора горели нескрываемым злорадством. Он выпятил грудь с перевязью: все ножны для метательных клинков были пусты, все они воткнулись в чьи-то тела. И в спину Кайти?.. Как это докажешь?

Но Одинцов не нуждался в доказательствах. Он скрипнул зубами и дал себе слово, что в Ханде, при первом же удобном случае, проучит бар Кейна и его горилл.

К сожалению, Ханд оказался для этого неподходящим местом.

То была купеческая республика с весьма строгим кодексом законов, гарантировавших безопасность торговли и торговых гостей; тут тщательно следили за порядком, пресекая любые поползновения к дебошам, воровству, грабежам либо насильственному лишению жизни.

Лежал Ханд в юго-восточном углу Внутреннего Ксидумена, у моря, между холмом, где торчали башни цитадели, и гаванью, защищенной длинным гранитным молом. Город был довольно велик, выстроен из камня, дерева и кирпича; его окружало широкое полукольцо возделанных земель. Дальше к северу стояла Ганла, еще один торговый порт, а за нею – Ири; по слухам, эти поселения ничем не отличались от Ханда. На запад от них плескалось море, на восток уходили дремучие леса, в которых можно было странствовать месяц, пока не доберешься до Зохта, одного из кинтанских королевств на берегу океана. Примерно столько же занимала дорога на юг, в Рукбат, но оттуда до Калитана было ближе, чем из Зохта.

Ханд, Ири и Ганлу населяли не кинтанцы. Эти три порта лет триста назад основали выходцы из Тронгара, самого северного княжества Перешейка, изгнанные с родины во время религиозных смут. Не успели беглецы возвести дома, как на них нагрянуло войско тронгарского владыки, но уничтожать под корень их не стали: князю требовался строевой лес. Целое столетие они сплавляли плоты в Тронгар вдоль морского побережья, потом, разбогатев на торговле с Кинтаном, наняли пару тысяч всадников из Хайры и указали князю на порог. Хайритские наемные гарнизоны до сих пор стояли в трех городах, но то были не воины Двенадцати Домов, а длинноусые, их восточные соседи и злейшие враги.

Сами уроженцы Ханда тоже казались бравыми воинами. Проезжая городскими улицами к постоялому двору, Одинцов видел рослых солдат, охранявших все стратегические пункты, от гавани, пирсов и складов до ратуши. Они были вооружены алебардами, туники усеивали бронзовые бляхи, а на груди у каждого висел рожок. Службу они несли истово и смотрели по сторонам в четыре глаза, не отвлекаясь на запах вина из припортовых кабаков и таверн.

Постоялый двор выглядел настоящей крепостью. То было бревенчатое строение с внутренним двором, имевшее форму квадрата; в одной стене – ворота, обитые железными полосами, у другой – жилые помещения, а у двух остальных – конюшни и склады. Еще здесь находились кузница, таверна и лавка, в которой путник мог купить абсолютно все, от муки и солонины до фургонов, коней и походных шатров; здесь же нанимали проводников и охрану. Что до жилья, то были каморки попроще и флигель для благородной публики, дворян и богатых купцов. Там бар Кейн занял лучшие апартаменты и собирался провести в них месяц. Ему предстояло закупить снаряжение, набрать погонщиков и воинов и разузнать дорогу.

Вселившись в господский флигель, Одинцов заглянул на конюшню, удостоверился, что вороному Баргузину насыпали отборного зерна, потом вернулся в свою комнату и принял ванну. Вымывшись, он уже не расставался с кинжалом и мечом до вечерней трапезы, когда вся компания расселась в общей зале: господа – у графинов с крепким вином, Хор и Поун – у кувшинов пива. Они словно что-то почуяли и тоже остались при оружии.

– Ну, – заметил бар Кейн, отодвинув блюдо с мясом и сыто рыгая, – вот мы и добрались до Ханда.

– Вот и добрались, – согласился Одинцов. – Теперь дай мне письмо, почтенный. Надеюсь, ты его приготовил?

– Разумеется, разумеется. Но куда нам спешить? Стагарт отплывет не раньше чем через пятнадцать-двадцать дней. Пока его разгрузят и починят, пока…

– Мне стагарт не нужен, – оборвал лазутчика Одинцов. – Я отправлюсь домой на своем шестиноге. Через пятнадцать дней я буду в Катампе, а через двадцать – в Стамо.

– Не боишься ксамитских псов? Пешая дорога опаснее морской.

– Это мои заботы. Письмо!

Лазутчик хитро прищурился.

– А может, отважный Аррах бар Ригон отправится со мной на южный остров? Ты могучий боец и был бы мне весьма полезен… Хочешь стать моей правой рукой и послужить империи?

– Империи я послужу в другом месте, – сказал Одинцов. – А ты, бар Кейн, не забывайся! Я из рода Ригонов, Стражей Запада! Нет мне чести быть твоей рукой, ни правой, ни левой!

Бар Кейн оскалился в усмешке и стал ковырять в зубах кинжалом.

– Нет так нет… Щедрейший казначей велел мне сделать это предложение, и я исполнил его волю. Но ты обязан дождаться, пока я не выйду в путь. Ты скажешь об этом щедрейшему… м-да… скажешь, какую я выбрал дорогу, сколько у меня повозок и наемников, и еще скажешь, что сундуки с золотом я в целости и сохранности довезу до Калитана… Поэтому жди!

– О том, как ты вышел в путь и сколько у тебя повозок, расскажет бар Савалту капитан-сардар. А я тороплюсь и ждать не буду. – Одинцов выдвинул меч на ладонь и с лязгом загнал обратно в ножны. – Ищешь ссоры, бар Кейн? Только я все равно уеду – или с письмом, или с твоей головой. А на юг отправятся Хор и Поун и возьмут с собой золото. С золотом везде хорошо, особенно в Калитане! Какие там женщины! Какое вино! Какие мягкие перины!

Глаза у подручных бар Кейна алчно сверкнули. Лазутчик бросил на них строгий взгляд, полез за пазуху, вытащил пергамент и бросил его Одинцову.

– Вот твое письмо! Все как полагается… день, месяц, год, подпись и оттиск моего кольца… Можешь проверить!

Одинцов проверил и, бережно сложив лист, спрятал его за пояс. Затем наполнил чаши вином и поднял свою.

– Так-то лучше. Пью за то, чтобы вам понравилось в Калитане!

Бар Кейн с кислым видом пригубил.

– Туда еще добраться надо… Я расспросил торговых людей в гавани и здесь, на постоялом дворе. Путь хоть известный, но дальний!

– Что же тебе рассказали торговые люди?

Лазутчик Савалта допил вино и, наморщив лоб, уставился в потолок.

– О, много интересного! – Он помолчал, припоминая. – Можно плыть через Зохт, но это долгая дорога. Корабли идут до Ганлы и Ири, потом выходят в океан, где полно всяких морских чудовищ…

– Ненавижу морских чудовищ! – заметил Поун.

– Чтоб Шебрет подпалила им хвосты своими молниями! – поддержал приятеля Хор.

– Там не только хвостатые чудища. – Бар Кейн снисходительно усмехнулся. – Есть такие… – он пошевелил пальцами, – с множеством длинных лап… и каждая толщиной с бревно… Словом, вместо Калитана можно угодить им в пасть.

– Запросто, – согласился Одинцов, снова наполняя чаши.

– Есть дороги по суше, – продолжал бар Кейн, – но тогда нам придется пересечь весь Кинтан. Если идти через южные леса, попадем в Рукбат, а восточным путем – в Зохт. Ну а там опять на корабль. – Отхлебнув из чаши, он подумал и сообщил: – На остров без корабля не попадешь.

– Никак не попадешь, – подтвердил Хор и присосался к кувшину с пивом.

– А леса тут, что на юге, что на востоке, неприятные, – вздохнул бар Кейн. – Чудищ поменьше, чем в океане, зато есть разбойники. С Перешейка и беглые из Ксама.

– Ну, разбойники! – пожал плечами Поун. – Мы и сами при случае…

Тут Хор толкнул его локтем в бок, и Поун замолчал.

– С разбойниками еще можно справиться, как и с большими кошками, змеями и другой мерзостью, – сказал бар Кейн. – Но обитает в лесах совсем уж жуткая тварь, вампир, охочий до крови путников…

Одинцов приподнял брови; это было что-то новенькое. Про таких зверей не говорилось в учебной ленте южан.

– Сколь велик этот кровопийца? – поинтересовался он.

– Не очень-то велик, – Кейн отмерил руками около половины метра, – но в Ханде его боятся больше гнева Шебрет. Он усыпляет человека, сосет кровь, а вместо нее пускает в жилы отраву. Так что путники умирают в страшных судорогах.

– Это кто тебе рассказал?

– Один купец в гавани. Он торгует снадобьями и бальзамами и обещал продать мне зелье, что отгоняет вампира.

– А про морских чудовищ рассказывал тот же купец?

Бар Кейн кивнул.

– Тот. На редкость разговорчивый человек попался.

– Хмм… А я думаю, что он тебя пугал. – Одинцов усмехнулся. – Или решил подшутить над тобой, почтенный.

– Подшутить? Ты так полагаешь? – Бар Кейн насупился. – Тогда я с мерзавца шкуру спущу!

– Спусти. Никто не смеет издеваться над имперским нобилем!

– А если окажется, что он не врал? – Чаша лазутчика опустела, и он потянулся к кувшину. – Если все эти россказни верны, то какую дорогу лучше выбрать? С морскими чудищами или с вампирами? Посоветуй, достойный!

Бар Кейн уставился на Одинцова налитыми кровью глазами – видно, хмельное ударило ему в голову. Хор с Поуном дружно сосали пиво.

– Не важно, какую ты выберешь дорогу, – сказал Одинцов. – Важно другое: отправляясь в путь, рассчитайся со всеми долгами. Тогда, если попадешь в царство светлого Айдена, будешь чист перед богом.

– Не понимаю, о чем ты толкуешь, бар Ригон! Путь наш начался не сегодня и не здесь, а в Тагре. Там и полагалось рассчитаться с долгами.

– Но по дороге в Ханд успели накопиться новые, – возразил Одинцов, чувствуя, как бушует в жилах вино. Он отодвинул чашу и мрачно уставился на Хора, потом ткнул в него пальцем: – Ты! Ты, ублюдок! Ты зачем убил моего слугу?

Над столом повисло мрачное молчание. Хор и Поун схватились за клинки, а бар Кейн, вроде бы протрезвев, буркнул:

– Какие тому доказательства? Теперь ты ищешь ссоры, бар Ригон? Ну, так знай, есть у меня приказ достопочтенного бар Савалта! Если будешь дерзить и бунтовать, я, по его повелению, наложу на тебя кандалы, и поплывешь ты в Айден закованным в железо.

– Закованным в железо?! – прорычал Одинцов. – Так тебе велено бар Савалтом, подлой тварью? Мало ему замученного Асруда, он хочет всех Ригонов под корень извести? Ну, в одном ошибся негодяй: на всякое железо найдется острая сталь!

Навалившись на стол, он опрокинул его, но Хор и Поун оказались быстрее – оба успели вскочить, отшвырнули лавку и стояли с обнаженными мечами. Одинцов прыгнул к двери, успев по дороге ткнуть бар Кейна в бок кулаком. Он перекрыл выход во двор, и было похоже, что экспедиция на Калитан закончится в этом зале, среди разбросанной посуды и луж вина и пива.

Лазутчик поднялся, растирая ребра.

– Ну, молодой Ригон, – зловеще процедил он, – плыть тебе в Тагру в железе… Конечно, ты умелый боец, но мы трое – не шайка голозадых ксамитов!

Его клинок с лязгом покинул ножны.

– Хор, Поун! – Бар Кейн скосил глаз на подчиненных, одновременно наблюдая за Одинцовым. – До смерти не бить! Сечь по ногам! Потом – плашмя по голове!

Они надвигались на Одинцова с трех сторон, и тот шагнул навстречу, чтобы выиграть пространство для маневра. Зал был невелик, челем тут не помашешь, но для меча и кинжала места хватит. Хора он убьет – это Одинцов знал точно. Не такая уж шишка этот Хор, чтобы бар Савалт из-за него разгневался… Что до Поуна и Кейна, то их он пощадит. Возможно, пощадит… если бросят оружие… А сейчас надо рубануть Хора. Как следует рубануть, от души!

– Эй, следите за его клинком! – предупредил своих бар Кейн, с опаской поглядывая на длинное лезвие меча.

– Сейчас ты познакомишься с ним поближе, – пробормотал Одинцов и размахнулся.

Он едва сумел сдержать удар, отступив на шаг и задохнувшись от изумления, ибо клинки его противников вдруг глухо звякнули об пол, а сами они застыли, словно каменные статуи.

– Не надо их убивать, Эльс, – раздался за его спиной женский голос, говоривший на ратонском.

Одинцов стремительно повернулся к двери.