Башня оказалась намного дальше, чем виделось и леса. Вдобавок идти оказалось жутко неудобно: ноги за плетались в колосьях, и очень скоро желтая поросл стала восприниматься как каменная стена. Ветер дави со всех сторон. Я не мог понять, откуда он дует. Пол колыхалось беспорядочными черными волнами, плот ные порывы воздуха ударяли то слева, то в грудь. Был ощущение, что от башни исходят спирали урагана. Небо сильно потемнело. Звезды еще не проступили, если, конечно, их тут вообще видно, но смеркалось все больше и больше. Оставленный позади лес слился в черную полосу, накатывающая в шуме бури темнота подавляла.

Ари плелась позади меня, по уже проложенному следу. Я постоянно оглядывался, боясь ее потерять. Вдобавок меня не покидало опасение, что она может повернуть и двинуться назад к кладбищу животных.

Колени продирались сквозь рожь, кроссовки сминали согнутые стебли. Я устал, но не хотел останавливаться. Мне нужно было спастись от той страшной участи, что поджидала меня. Да, я знал, что нужно спасти тех несчастных, прекратить их страшные мучения. Но от одной мысли об этом кидало в дрожь. Сколько лет они пролежали вот так, в неподвижности и полном сознании? Сто? Двести? А если тысячу, десять тысяч? Невозможно представить. Что произойдет с разумом за такое время, во что он может превратиться? Я вспоминал свой сон про толпу сумасшедших на пляже. Что это было? Предчувствие? Или же те несчастные способны как-то контактировать с сознанием на расстоянии? За тысячу лет бездействия и не такому научишься. Нет уж, избавьте меня от кладбища сумасшедших!

В самом конце идти стало почти невозможно: ураган хватал за плечи и рвал тело туда-сюда. Ари в страхе схватилась за мою куртку и семенила позади, прижимаясь. Голова гудела, как пустой колокол, бешеный ветер вынес все мозги. Глаза слезились, капли размазывало по щекам. Резкие толчки воздуха не давали выдохнуть, а на вдохе давили в рот мощным поршнем. Прижав руки к груди, я продавливал дорогу вперед.

Перед самой башней рожь закончилась. Ступив на черную землю, я вдруг словно оказался в невесомости. Вокруг башни царило спокойствие, хотя в двух метрах позади колосья гнул ураган. Напряженные мышцы тела начали расслабляться, блаженное облегчение оглушило, в ушах зазвенело. Я измученно опустился на землю. Ари упала рядом.

— Дьявольское место, — прошептал я, ощущая тепло прижавшейся ко мне Ари. А глаза уже цеплялись за неровную поверхность уходящего вверх камня.

Одно и то же, везде одно и то же. Вавилонская башня, пирамиды, Эмпайр-стейт билдинг, небоскребы. Люди всегда стремились воздвигнуть что-то высокое, уходящее прочь от земли в бесплодной попытке добраться до бога или же победить бога в себе, доказав свое превосходство над неведомым. Уж не знаю, каковы были мотивы истантов, но их циклопические корабли вызывали то же самое чувство. Масштаб, конечно, не равнялся с земным, но торчащие вверх стержни их кораблей, их постройки — огромные цилиндры — напоминали о том же. И здесь история повторялась. Башня из рваного камня взмывала в темное небо, и мы с Ари казались мелкими жучками, ползающими по обшлагу исполинского гиганта-вседержителя. Неужели везде во Вселенной звучит этот мотив — песня маленькой личности, рвущей жилы в построении великого?

Я поднялся и огляделся. Беснующееся поле окружало башню, не задевая и не тревожа ее. Кусок голой земли вокруг основания, казалось, точно очерчивал границу циклона. Здесь было спокойно, и даже шум ветра звучал будто приглушенно. При мысли, что нам, возможно, придется возвращаться назад, я вздрогнул. Это выглядело как прыгнуть с причала в штормовое море. Но, может, это и хорошо? Ари не рискнет идти обратно, и мы останемся здесь. Пусть так, лишь бы не изображать из себя спасителя, раздалбливая головы несчастному зверью.

Я подошел к башне поближе. Неровная поверхность неприятно намочила ладонь холодной сыростью. Не разглядеть, то ли это цельный кусок, то ли обычная кладка из отдельных камней. Стена уходила в обе стороны западающим полукругом: в основании башня, наверное, метров сто. Пока окончательно не стемнело, нужно обойти ее вокруг и все осмотреть. Ближайшую ночь мы волей-неволей проведем здесь, в центре циклона, а сколько эта ночь продлится — одному Исгенчилю известно. Надписи «Гостиница «Интурист» с противоположной стороны мы точно не встретим, но упускать шанс обнаружить хоть что-то до наступления темноты нельзя.

Ари сидела на земле, обхватив колени. Девочка, похоже, устала напрочь. Эмоциональное потрясение и долгий путь по полю вытянули из нее все силы. Я присел рядом, тронул за руку.

— Ты как? — спросил я осторожно.

Она подняла на меня бездонные глаза. Ничего не сказала.

— Идем, — сказал я. — Осмотримся.

— Зачем мы здесь? — устало спросила Ари. — Я не хочу здесь быть.

— А кто хочет? — вздохнул я. — Будь моя воля, я бы смотался отсюда на первой попутке. Знаешь, такие места не входят в круг моих любимых. Мы застряли здесь как пробка в бутылке. Но нужно что-то делать… Я не знаю, что… Что-нибудь. Вот сейчас обойдем эту водонапорную башню, осмотримся, потом устроимся как-нибудь на ночь. Не пропадем! Ты не переживай!

— Здесь ничего нет. — Ари обреченно опустила голову. — Зачем ты все идешь куда-то? Зачем? — Голос ее становился все тише и тише. — Я не могу больше ходить. Я поняла свою судьбу. — Она легла на землю, отвернувшись от меня и обхватив колени, стала похожа на котенка, свернувшегося в клубок. Черт бы все побрал! Что мне делать? Оставить ее здесь? Выхода не оставалось. Будем надеяться, что неведомые хозяева парка уничтожили действительно всю живность в округе и сами не гуляют здесь по вечерам.

Я погладил Ари по шершавым волосам.

— Ты только никуда не уходи, — тихо сказал я, — хорошо?

Она промолчала.

Над черной дырой высокого входа, уходящего в чрево башни, вывески «Интурист» действительно не было. Как, впрочем, и других вывесок. Просто черный провал в каменной стене, высотой метра три, ведущий внутрь. Я обнаружил его почти сразу, не успев пройти и ста шагов. Насколько сумрачно и тревожно было снаружи, настолько (и еще сильнее раз в двадцать) это ощущалось внутри башни. Я топтался снаружи, не решаясь переступить порог. Оглядывание по сторонам в надежде, что вдруг возникнет кто-то и разрешит мои сомнения, изгонит страхи, не помогало. Безбрежное поле шумело перекатами ржи, чернеющее небо грозило скорой ночной темнотой, и вокруг не было никого, кто бы поддержал меня.

Из дыры несло холодом и сыростью. Вся башня точила ледяную испарину непонятного происхождения, словно ее остужали изнутри.

Тьма внутри кромешная. Стоило засунуть голову чуть подальше внутрь. — и глаза слепли, заливаясь чернилами темноты. Я тронул ногой пол — пол присутствовал, по крайней мере вначале. Но гарантии, что дальше меня не ждет яма или пропасть, выдать никто не торопился. Эх! Будь у меня огонь! Можно было бы связать сноп колосьев и бросить его, подожженный, внутрь. Или даже соорудить мало-мальски пригодный факел.

Тут меня озарило. Сотик! Мой сотик, который все еще со мной, на котором я проводил сеанс межкосмической связи! Я вытащил его из узкого кармана джинсов. Техника на грани фантастики! Если космическое излучение и свертывание пространства не нарушили его микросхем и не разрядили батарейку, то у меня оставался шанс проникнуть внутрь бащни, не переломав рук и ног.

Тревожная секунда ожидания после нажатия кнопки включения закончилась радостным жужжанием: телефон блеснул заставкой и принялся искать сеть. Н всякий случай подождав (кто поймет эту связь? вдр опять?), я выбрал в меню нужный пункт и включил встроенный в сотик фонарик.

Лестница. Она начиналась почти сразу. Высоки ступеньки, ведущие внутрь и вверх. Спиральная лестни ца в коридоре из камня. Свет выхватил неровные сырые стены, плачущие холодом, каменный пол, занесенный трухой, но довольно гладкий. Я посветил подальше — лестница уходила ввысь и загибалась влево, свет терялся во мраке.

Выйдя наружу, я задрал голову. Черт! Понастроили останкинских телебашен! Если это путь наверх, то будь ты хоть трижды бессмертным, легкости это не прибавит. Что за мир! Предоставив нескончаемую жизнь, он вынуждал использовать ее на страшные вещи. Хотел бы я увидеть владельца этого мрачного места! Увидеть и расспросить, почему он родился таким уродом.

Выключив сотик, чтоб экономить батарейку, которой оставалось совсем чуть-чуть, я задумался. Похоже, выбора не оставалось. Я так долго хотел что-то найти — и вот, пожалуйста! Двери открыты, просим в гости! Триста миллионов ступенек только и ждут, как я легко взбегу по ним до самой вершины.

Ругнувшись, я решил довести обход вокруг башни до конца. Оставив проем позади, я направился дальше в призрачной надежде отыскать с противоположной стороны такой же вход, но только с лифтом.

Минут через пять я вернулся к Ари. Ни лифта, ничего другого я не нашел.

Ари все так же лежала на земле, обхватив руками колени. Я испугался. Что мне с ней делать? Если она погрязнет в пучине отчаяния, мне придется не сладко. Нужно, чтобы со мной был помощник, а не обуза. Если случится, что мне придется целиком заботиться о ней, то шансов выбраться или хотя бы продержаться как можно дольше останется не много.

Я опустился рядышком с ней, погладил по плечу.

— Ари! — позвал я.

Она не шелохнулась. Я ощущал ее дыхание.

— Ари! — позвал я снова. Ноль реакции. Дьявол!

— Ари, слушай, — начал я. — Я нашел вход в башню. Это то, что нам нужно. Понимаешь? Это наш шанс. Я пойду туда, посмотрю, что там есть. Слышишь? Пойдем, это недалеко. Я хочу, чтобы ты была поближе ко входу на всякий случай. Ари?

Она не двигалась. Я закусил губу. Бедная ауаника! Похоже, силы совсем оставили ее. Неудобно согнувшись, я просунул руки под ее тело и поднял. Все такая же легкая. Неведомое создание, не вынесшее пережитого. Осторожно я понес ее к обнаруженному входу и опустил неподалеку от черного отверстия. Рука безвольно соскользнула с моей шеи. Полузакрытые глаза не давали понять, спит она или нет. Вздохнув, я накрыл ее курткой и повернулся к башне. Триста миллионов ступенек ждали меня, и я не заставил их ждать ни секундой дольше.

Раз- два, три-четыре… Ступеньки были жутко неудобные. Высокие, длинные. Шаг сбивался, приходилось постоянно то семенить, то вытягивать ногу, и это раздражало. Вдобавок шел я в кромешной темноте. Начало подъема я прошел под свет фонарика, но потом решил его выключить, он мог еще мне пригодиться. Лестница поднималась спиралью внутри башни, однообразно круг за кругом. Придерживаясь рукой за мокрую стену, я нащупывал очередную ступеньку и поднимался все выше и выше. Очень скоро потерял всякое чувство времени и пространства. Мир сузился до двух ощущений: гадкой мокроты под левой ладонью и напряжения в ногах. Вперед и выше, вперед и выше. Тишина и мрак. Тишина и мрак. Я не представлял, как буду спускаться, мне казалось, это выше моих сил. Все чаще я останавливался отдохнуть, судорожно опирался о стену, боясь темноте потерять неустойчивое равновесие и скатиться вниз. Голова начинала кружиться, и я продолжал путь ощущая себя более уверенно в движении.

В одну из таких остановок ладонь вместо стены ухнула в пустоту. Испугавшись, я неловко упал, больно ударившись коленкой об угол ступеньки, ободрал руку! Скрючившись, прижался к камням, стараясь унять головокружение. Дрожащие пальцы чуть не выронили со тик — белый свет разрезал мрак башни.

Все так же, как внизу: неровные стены, ступени Дыхание понемногу успокоилось, сердце перестало исполнять танец с саблями.

На внутренней стене, опираясь о которую я шел виднелось темное отверстие. Я поднялся на ступеньку й заглянул туда. Толстая стена почти метровой толщины-обрывалась темнотой. Похоже, башня внутри полая, свет фонаря упирался в мрак черной сердцевины. Из нутри веяло прохладой. Потратив пару минут на прислушивание, я не различил ни звука.

Оставалось только вздохнуть, с сожалением выключить сотик и продолжить путь.

Когда ступеньки вывели меня наверх башни, мне было наплевать на все: на башню, на всю эту чертову планету, на истантов, которые устроили человечеству и лично мне такое увлекательное приключение, на Крас ных Зед, гори они в аду. Почему-то вспомнился полков ник ФСБ Владимир Алексеевич Резвых, похожий на Ленина. И подумалось, что сейчас я легко и непринужденно послал бы на хрен и его, вместе со всеми ФСБ, КГБ и прочими заведениями.

Мое обессиленное тело распласталось на камнях и хотело одного — быстрей умереть. И мысль о том, что я бессмертный, добивала вконец. А ведь я помню, в новостях по телеку показывали, что даже чемпионаты такие устраиваются — кто быстрей забежит по ступенькам на крышу небоскреба. Идиоты. Пристрелить бы их всех…

Нет, лучше привезти сюда и заставить бегать вниз-вверх всю их нескончаемую жизнь…

Холодный камень давил щеку — и я, кряхтя как пожилой японец, перевернулся на спину. Уф! Перед глазами плясали черти, противно подташнивало, и растрескавшееся горло болело от сглатывания. Пришла мысль: нужно осмотреть здесь все очень тщательно. Потом сесть, сосредоточенно подумать, не забыл ли чего, и осмотреть еще раз. А потом снова сесть и снова подумать. Потому что если я здесь что-то пропущу, спущусь вниз, а потом как вспомню, — то второй раз я сюда не поднимусь, даже если вспомню, что пропустил здесь кнопку мгновенного катапультирования на Землю.

На небе начали проступать первые звезды. Оно еще не потемнело окончательно, не налилось чернилами, но маленькие, самые яркие искорки уже прорывались сквозь остатки угасающего света в разрывы туч.

Тишина. А ведь внизу ветрище в пятьсот баллов! Но нет, здесь его не слышно. Здесь только звезды и тишина.

Постепенно я приходил в себя. Начал вертеть головой, любопытствуя, а что же здесь интересного.

Интересного нашлось немного.

Лестница выходила на пустую каменную площадку. Круг с неровными краями, без бортиков, без ограждений. Посередине — высотой мне по плечи — круглый блин возвышения. И ничего больше. Поднимаясь в темноте по бесконечным ступеням, я много чего ожидал здесь увидеть. Но это была лишь вершина каменной башни — и ничего, более.

Оставалось только вздохнуть. Вздохнуть и хотя бы полюбоваться открывающимся отсюда видом, — как минимальная награда за проделанный путь.

Встав на четвереньки, я потащился к краю. За метр до обрыва бухнулся на пузо и осторожно дополз оставшееся расстояние.

Кру- у-у-то! На несколько минут я забыл об усталости и дрожащих ногах. Вид сверху впечатлял. Воронка Циклона бурлила вокруг страшным месивом. Громадина башни и впрямь была центром шторма, сохраняя вокруг себя неестественную зону спокойствия, а все вокруг шевелилось и кипело.

Я попытался разглядеть внизу Ари, но подошва башни тонула в сумраке, да и неизвестно, с какой стороны находился вход. Простирающийся вдаль лес пропадал в безликости надвигающейся ночи. Лишь в то? части неба, где зашло солнце, облака еще светил тускло-красным маревом.

Бездонный огромный мир. Пустой. Страшный. 3аброшенный.

Упершись подбородком в камень, я завороженно наблюдал за происходящим внизу кипением.

Интересно, зачем все это? Если лес — это парк, ее местность стерилизовали, то какой смысл в башне, ржаном поле? По парку гуляют, в парке отдыхают. А ржаное поле? Его же надо сеять, пахать, собирать урожай Какой в нем смысл? Вдобавок эта дурацкая башня, которая оказалась банальной и простой, без всяких секретов. Ну скажите на милость, какой идиот построил эт сооружение, на которое нужно взбираться пешком, для того лишь, чтоб полюбоваться видом сверху? Совершенно непонятно. Будь это колокольня, тоща понятно а так? Смотровая площадка?

Может, нам с Ари стоит забраться сюда и переждать ночь здесь? От этой мысли я тяжело вздохнул. Вряд ли Ари будет в силах сюда дойти. А мне что? Спускаться вниз за ней, а потом снова вверх? Нет уж! Хоть здесь и безопаснее, чем внизу, и спокойнее, но к подвигам Геракла я не готов.

Осторожно я отполз от края (не люблю высоты) и поднялся. Так, что же делать? Спускаться вниз? Черт возьми, дернуло же меня сюда переться! И все зачем? Полюбоваться на окрестности с высоты птичьего полета!

Я тоскливо огляделся по сторонам. Пустая, совершенно пустая площадка. Возможно, конечно, что это место для посадки космических кораблей, да только расписание рейсов тут забыли повесить.

Обреченно вздохнув, я решил напоследок забраться на центральный блин, который тоже был простой каменной площадкой, метров пятнадцать в диаметре. Подпрыгнув, я закинул локти на возвышение и стал скрести кроссовками по стенке, пытаясь забросить ногу наверх. С трудом это у меня получилось, и после минуты пыхтения и возни я оказался царем горы. Теперь я был на самом верху, и весь мир простирался у моих ног.

Вид вокруг по-прежнему был фантастический. Незнакомая планета стелилась подо мной безбрежным океаном. Огромная планета в далеком космосе, и я — единственный ее обитатель, не считая Ари. Странник, который совсем не искал этого места и не стремился сюда. И теперь я стою на вершине мира и чувствую себя чуть ли не его хозяином.

Я прошелся по площадке. Неровные стыки камней змеились причудливым узором. В центре круга я заметил черное пятно — оно оказалось маленькой дыркой (даже рука не пролезет) в каменной толще площадки. Опустившись на колени, я попытался вглядеться вниз. Похоже, это была вентиляция: дыра, скорее всего, вела в полую центральную часть башни. Не удержавшись, я выдавил остатки слюны, плевок нырнул в бездну. Вот и все, на что способен человек! Плюнуть в подходящую дырку, расписавшись в собственном бессилии.

Я шагнул в центр площадки, раскинул руки в стороны.

— Э-э-э-э-э-эй! — заорал я, задрав голову в темное небо. — Э-э-эй, вы! Я здесь! Я здесь!

Небо клубилось почти неразличимыми в темноте тучами и игнорировало меня с непрошибаемым безразличием.

— Люди-и-и-и-и!! — заорал я, почувствовав тоску и одиночество. — Люди-и-и-и!!

И небо обложило рваным трескучим громом. Первый раскат не успел затихнуть, как грянул второй, а его обогнал еще один. Гром не затих, не прекратился, раскаты слились разодранными пятнами в нависающий над всей землей шум.

А я не мог сдвинуть ступни, они будто приклеились к камню. И руки застыли в распятии. И горло в открытом рте зияло дырой в запрокинутой голове. Я будто

окаменел. Башня вдруг дрогнула — я ощутил, как она шевельнулась под ногами, и холод тянущим страхом пронзил живот. В ужасе я пялился в темноту, не в силах сдвинуться с места.

Гром докатился до горизонта, вернулся обратно и, не прекращаясь, надавил сверху тяжелым скрежетом. И небо вдруг прорвалось на землю изломанными столбами множества молний. Они пронзили лес: впереди, слева, справа. Тучи блеснули белым всполохом, ослепленная тьма окружающего пространства высветилась мертвенными белым светом.

Труба в моей глотке вдруг исторгла рев, исходящий от самой земли, ищущий сквозь всю башню и сквозь меня. Он вознесся к грозовому небу, в котором нарастал грохот и треск. И мучительно сладко стало в груди, когда вся окружающая местность вдруг стронулась с места и ожила.

Башня высосала из меня черноту — и я стал прозрачный, как алмаз. Весь мир отражался во мне, а точнее, сливался со мной в стеклянной прозрачности моего тела. Сквозь меня было видно и беснующееся небо, и бушующий лес, и освещаемое фотовспышками молний поле.

— Жа-а-атва! — Стотонный гудок тепловоза разодрал мои легкие. И я потерял сознание.

Раз- два! Раз-два!

Ступени башни летели под ногами мелькающей чередой. Как будто снова я был в школе, и звонок на перемену сорвал орущую толпу вниз, в столовую. И я несся вниз, скользя по лестницам мельтешением ног.

Раз- два! Раз-два!

Словно это не я кружился вокруг центра башни, а сама башня горбатой змеей лестницы вилась вокруг меня.

Только бы успеть! Только бы успеть! Раз-два! Раз-два!

Ноги не успевали за взглядом, взгляд не успевал за мыслью. Ноги делали шаг, глаза выхватывали следующие ступени — все дальше и дальше, — а мысли были уже внизу, там, где я оставил беспомощную Ари одну. ц где развязавшаяся Жатва сожрет ее и смелет, не заметив и не почувствовав чужеродной песчинки, попавшей ей на зуб. Раз-два! Раз!..

Ари сидела внутри башни, сжавшись в комок у стены, спрятавшись под мою куртку. Я чуть не закричал от облегчения. Умница! Она просто умница!

Я рухнул перед ней на колени и схватил за руки.

— Ты жива?! Господи! Ты жива!

Она подняла на меня очумевшие глаза.

— Что это, Гри-и-ша? — прошептала она и перевела взгляд за мое плечо.

Я невольно оглянулся, хотя прекрасно знал, что там увижу.

За проемом — входом в башню — бесновалась Жатва.

И я был самым главным чертовым Жнецом, который ее запустил.

Хотя нет, это был не я. Стоя парализованный на верху, в центре возвышения, я видел, я слышал, я чувствовал происходящее. Мой разум отдавал приказы, мое тело струилось энергией, перераспределяя ее и модифицируя. Но я был всего лишь человеком, а человек не в состоянии быть тем, кем был я.

Всю энергию, сосредоточенную вокруг башни, которая до этого мига лишь изнывала от бездействия, сбрасывая излишки нервного напряжения в ураганах и грозах, я освободил и направил на Жатву. Огромное поле стронулось с места. Все сразу, вплоть до границ леса, разрывая метровой толщины корни, за время бездействия успевшие пронзить его плоть. Кратер ложбины забурлил жаром и влагой. Небеса рыдали потоками ливня, оргазмируя от наслаждения пролиться наконец в полную силу. Жуткие толстые столбы молний пробивали ослепленную землю насквозь. Земля взбычилась, набухла, вскипела, стала с хрустом пожирать мясистые стебли колосьев. Снизу поддало теплом, будто разверзся кратер.

Дьявольское место превратилось в бурлящую клоя ку, которая пожирала рожь, перемалывала и сбраживала ее. Во мраке ночи кипящий котел поля не мог показаться не чем иным, как адом. Как демиург этого мясного кипения, я источал восторг и сумасшествие. Даже сейчас тело гудело от пережитого преобразования. Я видел что у меня по-прежнему те же руки, пять пальцев, болим содранная коленка, но я помнил себя в миг слияния с силой башни, я помнил себя всесильным, прозрачным и могучим.

Не знаю, как долго бы продолжалось мое пребывание на посту Жнеца, если бы вдруг я не заорал: «Ари!» И тут же рухнул на камни, освобожденный от неподвижности. Остекленевшие мозги еще не могли понять, признать и принять произошедшее. Тело гудело и сочилось густой прозрачной слизью энергии. А я полз к краю каменного блина, движимый последней оставшейся у меня родной человеческой нервной клеткой, которая вспомнила, что я оставил Ари внизу, у подножия башни, и что за Ари пришла смерть.

Я тупо перевалился через край блина и тяжелым кулем плюхнулся на камень площадки, но мои кости даже не заметили такого пустяка, до сих пор пораженные случившейся со мной переменой. Контроль над телом восстанавливался с каждой миллисекундой. К лестнице я уже подошел в позе гомо эректус, а через минуту спуска несся вниз как метеор: раз-два! раз-два!..

— Какая же ты умница, что заползла сюда! Ты представляешь, я думал, что все! Конец! Я думал, ты погибла! Представляешь?

— Почему это происходит? Мы уходим?

— Что? Уходим? — Я не понял ее. — Да нет, нам сейчас лучше и ногтя туда не высовывать! Чертова пивоварня! Я тут такое замесил, ты не представляешь! Нам сейчас отсидеться тут по-тихому, а там посмотрим… Черт! Как же все-таки хорошо, что ты заползла внутрь!

Ари глядела то на меня, то на творившийся снаружи ад. Я сел рядышком с ней, прислонившись к стене, обнял за плечи.

— Не бойся, все будет хорошо, я обещаю.

Мясной шторм за стенами башни только хрюкнул в ответ на мои слова. Под вспышками молний мы видели сочащуюся густую массу. Все колосья к этому моменту были смяты, перемолоты, переварены. Чача начинала пухнуть и вскипать пузырями, плюясь протуберанцами комковатой слизи. В проем башни проталкивались целые контейнеры гадостного запаха. Вонь ударяла по лицу фанерой, но на удивление не вызывала рвотных позывов. Или я был уже не в силах блевать.

Утомившись от вспышек молний, вызывающих рябь в глазах, я прикрыл веки. Ари сидела рядом, вцепившись рукой в мою футболку. Я чувствовал, как изредка вздрагивает ее тельце. Все будет хорошо, подумал я, все будет хорошо. Когда-нибудь мы вернемся домой. Я — на родину, и ты — на свою планету. Я снова буду чертить чертежи на компьютере, играть в «Квейк». Квартиру надо будет снова снять, эх, проблема! Жалко, от Любовь Сергеевны съехал, хорошая была квартирка, и недорого. Будем надеяться, что никто на нее за это время не покусится… Хотя как же, размечтался! Нет, придется опять по объявлениям вызванивать, мотаться туда-сюда по городу… А может, мне жениться? М-м… Неплохая мысль! Мыслишка, так сказать, как разогретое маслице на бутербродик ложится. Хватит холостяком промышлять. Вон и в космосе побывал, чего еще? Каких еще приключений надо? Круче все равно не будет. Хватит, погулял, побесился, кровь разогнал дурную… Как вернусь, обустроюсь — так и конкурс невест устрою. Выходи в ряд, красавицы, перед космическим героем, мать его! В шеренгу, коленки ровные! Будем выбирать из вас супругу для ветерана межпланетных войн… Тут же Маринка вспомнилась… М-да… С Маринкой что-то ничего не понятно. Как-то быстро получилось. Да и по пьяни… Сволочь я, а не ветеран! М-да… Жениться, дом, работа… Хорошая жизнь, и что люди не ценят? Куда больше? Ну куда еще больше? Чтобы вот так, как сейчас, сидеть в заднице у космоса, на бездушной плане смотреть, как гноится и сочится погибшая в дьявольском месиве рожь-пшеница? Да чтоб вам пусто было!

— Гри-и-ша! Гри-и-ша! — Тихий голос мгновенн заставил раскрыть глаза. — Гри-и-ша, что это?

Я вперился в проем. Лучше бы мне кто «пусто» пожелал! В сверкании молний над забродившим «соляри-сом» раскачивалось что-то непонятное, большое и темное…

Мы с Ари подползли поближе.

— Что за хрень? — Я ничего не мог понять во вспышках света. Слепые всполохи выхватывали из мрака отдельные кадры, и никак не получалось сложить их в целую картину. Недалеко от башни над полем что-то висело в воздухе, неясное, массивное, струящееся потоками ливня по черной поверхности. Я не отрывал взгляда-и скоро различил в мельтешении бури еще одну такую штуку, и еще одну поодаль. Их было несколько — гигантских яйцеобразных, и они, будто грибы, росли из кипящей массы, связанные с ней черными щупальцами отростков.

— Зачем они? — прошептала Ари. Я ничего не ответил и подполз еще ближе к выходу. На лицо упали капли дождя, пальцы вляпались в разбрызганную у проема брагу.

Черное яйцо медленно передвигалось по направлению к башне. В мертвенном всполохе молний я вдруг явственно различил воронки на поверхности жижи вокруг отростков ближайшего к нам гриба. Выпучив глаза, я перевел взгляд на яйцо. Я понял, что это такое, хотя еще не верил сам себе. Но догадка не нуждалась в подтверждении, зависшие над полем черные кули стали ясны и понятны.

— Они брагу собирают! — Я повернулся к Ари. — Они засасывают в себя эту хреновину! — объяснил я радостно. Я не видел ее лица, видел лишь контур ее фигурки, лежащей на камнях пола, не знал, понимает она меня или нет. — Ползи сюда, смотри! — Я протянул к ней руку- Ари поползла вперед.

Мы прижались друг к другу и, ловя губами брызги, смотрели, как толстенные трубы, торчащие из яиц, сосут чмокающую и чавкающую жидкость. Я разглядел, как одна из фиговин вдруг рванула отростки вверх, взметнулась, — и в свете следующей вспышки ее уже не было. «Собрали — улетели», — подумал я. Мысль застряла в голове. «Собрали — улетели, собрали — улетели…»

— Ари! — Я повернул голову к ауанике. — У меня есть план!

Не знаю, должен был я ей что-то объяснять или нет. Наверное, она согласилась бы со всем, что бы я ни сказал. Но я до сих пор боялся, что она заупрямится, не дай бог опять вспомнит про тех животных или просто, обессиленная, откажется от чего бы то ни было.

— Ари, слушай. — Я наклонился совсем близко к ней, чтобы не мешал шум бури. — Смотри, эти штуки сосут брагу. Они собирают ее и, похоже, куда-то увозят. Они улетают с ней, видела? — Она наверняка не видела, но это было неважно. — Кто-то на планете собирает эту штуку, кто-то послал бочонки сюда, как только тут началась заваруха. Мы не знаем, кто это и где он сидит, но мы можем узнать. Короче, суперплан такой: ныряем в поле, нас засасывает трубой в летающую цистерну, и она доставляет нас прямо к хозяину. А? Как тебе?

Она молчала.

— Ари, ты слышишь? — Я наклонился еще ближе и постарался разглядеть ее глаза. — Ари, ты идешь со

мной?

— Я не брошу тебя, — раздалось еле слышно. Я опешил от таких слов, но думать было некогда, я сразу поднялся. Ари встала следом.

— Значит, смотри! — сказал я. — Как только ныряем, задерживай дыхание. Нужно будет надолго задергать, приготовься! Черт знает, сколько времени нас будет засасывать. Но ты не бойся! Я буду держать тебя, мы будем вместе. И я помогу, если что. Ты поняла? Не бойся, я тебе помогу! — Я говорил и был абсолютно уверен, что и сам выживу в вонючей жиже, и Ари спасу. Я ощущал, что это будет очень просто: не дышать, ориентироваться в липкой трясине, помогать Ари. Так же легко, как сходить в магазин, вынести мусор, поиграть в волейбол. Понятное и несложное действие, не требующее почти никаких усилий. В глубине души пищало сомнение, что это ненормально, так не бывает, и мне хотелось подумать и разобраться, почему, но не было времени: парящие над полем цистерны могли улететь с минуты на минуту. Я вдруг вспомнил, как бежал вниз по ступенькам: будто это происходило дома, в подъезде, а не во мраке гигантского сооружения.

Мы шагнули вперед и вышли из башни. На узкой полоске вокруг нее еще сохранялась твердая земля, но кроссовки уже безвозвратно утонули в теплой, почти горячей жиже. Она была горячая! Затекала меж пальцев ног, пропитывала носки и джинсы. Ливень ударил по лицу тяжелыми каплями. Резкий, как хлопок, ветер рванул в сторону. В нескольких метрах от нас заизвивался ослепляющий ствол молнии, с шипением утонул в глубине биомассы. Ари вцепилась в меня изо всех сил. В мертвой вспышке я увидел впереди нас болтающуюся толстую кишку. Она с чмоканьем поглощала взбухающее варево. В воздухе висел огромный черный гриб.

Ари вдруг сама потянула меня вперед. Земля ушла из-под ног. Мы плюхнулись в обжигающую смесь.