Чертовых дорог и вправду не оказалось. Ни одной. Ни дорог, ни тропинок, никаких признаков живых существ. Лес тянулся вокруг поля, не собираясь заканчиваться или меняться. Чем дальше мы шли, тем мрачнее я становился. Надежда умерла и не оставила после себя ни завещания, ни наследства. Два раза мы останавливались на длительные стоянки, чтобы выспаться, а сколько раз отдыхали по пути — и не вспомнить. Я потерял ориентир места, где мы вышли к полю по долине. Похоже, мы уже обошли намного больше половины периметра. И ничего! Ни малейших признаков жизни!

Я не ждал больше чудес, просто шел вперед, тупо намереваясь дойти до конца и снова выйти к месту, откуда начали. Ари тоже не выглядела счастливой. Но ее самочувствие постепенно улучшалось, и она радовалась хотя бы возвращению здоровья. Мне же радоваться было нечему.

Похоже, поле выросло здесь само по себе. Что ж, не фиг мечтать! Кто вообще мне сказал, что это рожь? Да я ржи от пшеницы не отличу, что я понимаю! Скорее всего, это обычная местная трава, обычное дикое поле. Ну да, трава похожа на наш земной хлеб, но не более того. Выросло все само по себе.

Оставалась только башня. В искусственность ее происхождения я еще верил, хотя уже не на сто процентов. Во-первых, к ней не вело никаких дорог. И это значит, что даже если она построена кем-то, то этот кто-то триста лет сюда не хаживал. Да и вообще, башня могла оказаться каким-нибудь термитником. Или скалой, несмотря на правильность своей формы. И значит, «хранилище мертвой плоти» могло стать нашим домом навсегда. От бессилья сводило скулы.

Шаг за шагом мы приближались к точке начала пути. Вот достигнем ее — и я постучу себя по голове. Не плоди необоснованных надежд! Иначе горечь разочарования съест тебя за милу душу.

Пришла пора устраиваться на новый привал. Даже я порядком устал, не говоря уж об Ари. Мне нравится ходить, но когда путь однообразен и вдобавок лишен всякого смысла, утомление приходит очень быстро. Последние часы я еле волочил ноги. Кроссовки при каждом шаге загребали шуршащие листья. За мной оставался след — темная полоса потревоженной листвы. Ари, не в пример мне, шагала легко, и ее путь был почти незаметен.

Оглядываясь по сторонам, я искал подходящее место для стоянки. Невысокий холм, по которому мы шли, заканчивался, спускался вниз пологим склоном. А вот противоположный край ложбины намного круче. Правая часть возвышенности обрывалась каменной изрезанной стеной, оставляя нам лишь крутой подъем слева. Но карабкаться туда сил не оставалось, я решил остановиться прямо под скалой.

— Все, Ари, приехали! — крикнул я ауанике. — Спа-а-ать! Хочу спать! — Я побежал вниз по склону, набирая ускорение. Мешок, брошенный мной на бегу, снарядом шлепнулся в скалу. Равновесие от броска пошатнулось — и я вспахал девственное лиственное поле, кувыркнувшись с разбегу через голову. Шуршащая куча накрыла меня с головой. Выглянув, я посмотрел, где там Ари. Она не спеша спускалась следом за мной и повторять мои акробатические номера явно не намеревалась. Выудив за лямку мешок, я устроил его под головой.

— Спокойной ночи! Точнее, спокойного дня! — крикнул я подошедшей Ари и, глубоко вздохнув, закрыл глаза.

— Как хорошо, что ты пришел! — Стоило провалиться в сон, как ко мне обрадованно кинулся темный человек. Он шустро подбежал, обхватил рукой вокруг шеи. Стальной локоть сжал горло. Другой рукой он тут же залез мне в мозги. — О! Да! Хорошо, хорошо! Новенькое! Это очень хорошо!

Я даже не успел разглядеть его лица. Мне лишь показалось, что оно очень сложное: там были не просто глаза, рот, нос, улыбка, — а целая симфония чувств, мыслей, переживаний. Сеть морщин расчертила его физиономию и танцевала в дерганой пляске: радость, облегчение, злость, усталость — все смешалось в этой гримасе. Охнув от ужаса, от ощущения проникнувшей в голову руки, я ослаб и повис.

— Как интересно! Сколько новенького! Я так долго ждал! — суетился неведомый черт. Я ощущал прикосновение его пальцев к мозгу, как он копошится там. А вокруг стояли еще тени. Много теней. Я очутился на огромном бесконечном побережье океана. Тусклый пляж простирался влево и вправо. Впереди мерно накатывали маленькие волны. Тени возвышались темными столбами на песке, бесконечное множество, уходящее вдаль во все стороны. И большинство из них суетилось, двигалось, говорило. Не в силах вырваться из плена, я в ужасе разглядывал адскую армию. Это были сумасшедшие. Целый пляж сумасшедших. Стоило вглядеться повнимательней — и в сумраке размытых черт проступали лица, руки, искаженные таким же хаосом эмоций, как у державшего меня урода.

Прямо рядом со мной девушка тянула руки к морю и умоляла взять ее туда. «Пожалуйста-пожалуйста-по-жалуйста, — повторяла она быстро-быстро. — Я очень хочу, заберите меня, заберите, заберите…» Не двигалась с места, просилась в воду, просилась утонуть. Чуть поодаль еще один мрачный человек тупо долбил пяткой песок: удар за ударом, удар за ударом, сосредоточенно, сильно, непрерывно. Делая редкие паузы, он не отрывал взгляда от песка — и тут же принимался снова долбить. Кто-то улыбался, тупо, застывше, неподвижно. Еще один что-то рассказывал. Ни к кому не обращался, смотрел пустыми глазами в море и изливал в пространство нескончаемый поток слов. Я попытался понять, что он говорит, но это был набор несвязных бессмысленных звуков. Несколько человек стояли, сгорбившись от ужаса, сдвинув колени, прижав руки к телу. Один даже закусил кулак, и по руке текла струйка крови.

— Нам так одиноко, так одиноко! — причитал мой черт. — Уж мы так исстрадались. А тут гляжу — новенький, дай, думаю, познакомлюсь, выпотрошу…

Я понял, что это такой же сумасшедший, как и все остальные, и что мне никогда от него не вырваться. От ужаса этой мысли я вздрогнул и заорал.

И проснулся.

Холодная испарина покрывала тело, футболка напрочь отсырела. Очумевший, я поднялся. Ворох листьев зашуршал под руками. Боже, ну и сон! Голова не могла избавиться от увиденных образов, ощущений прикосновения чужих пальцев. Я стер пот со лба, с трудом разжал стиснутые зубы. Надо же! Второй кошмар снится. Сон у меня всегда был хороший. Если и снилось что-то необычное, то скорее напоминало приключенческий боевик, чем фильм ужасов. А тут… Не знаю, что и подумать. То ли планета влияет, то ли психика у меня повредилась после всех испытаний.

Я потянулся за вещмешком и выудил бутылку с водой. Пара глотков освежила и придала ясности голове. И только тогда я сообразил, что ясности в окружающем пространстве как раз не хватает. Царивший все время темно-желтый насыщенный день погас, теперь вокруг простирались коричневатые сумерки. Света еще было достаточно, но видимое пространство заметно уменьшилось. Сколько же я спал? Деревья придвинулись ближе, сомкнули дырявые рады. Солнце, так медленно передвигавшееся, все-таки завершило путь по небу, скрылось из вида.

Я еще не успел сообразить всех последствий наступления здешней ночи, а тело уже напряглось, и тревога разлилась по рукам и ногам. День длился чертовски долго, значит, столько же продлится и ночь. Значит, нас ожидает темнота ближалшую неделю… точнее, не неделю, а просто ближайшее довольно продолжительное время. А в темноте жизнь совсем другая и…

Ари! Мысль сверкнула молнией. Я огляделся. Ауаники не было. Вскочив, я рванулся сначала влево, потом вправо, но тут же осадил себя. Метаться в сумерках — не слишком удачная затея. Здесь в два счета потеряешься. Да и что я всполошился? Может, она отошла?

— Ари! — заорал я.

«Аи!» — эхо выплюнуло в меня короткий отзвук.

— Ари! — заорал я снова. Тишина. Черт! Черт! Куда ее унесло?

И тут же мысль: «А почему унесло? Может, унесли?» На тело навалилась слабость. Неужели кто-то следит за нами? И пока я спал… Но нет, это вряд ли. Какой смысл похищать только одного из нас? Мы оба — гости издалека. Разница между нами не так уж велика, чтобы предпочесть только одного. Разве только неведомый похититель действовал в одиночку.

Догадок полна голова, но они не успокаивали. А если она ушла сама? Может, она действительно отошла, а потом заблудилась в наступающих сумерках?

— Ари! — заорал я опять. — Ари! — Лес хранил молчание.

Ладно. Нужно успокоиться. Будем искать. Если подумать логически? Ей понадобилось отойти. Куда она пойдет? Назад, вверх по склону? Вряд ли. Вперед, на этот крутой обрыв? Еще маловероятнее. Оставалось два пути — влево и вправо. Но с правой стороны — поле, и вряд ли она сунется в «обитель Исгенчиля». Значит — налево.

Пустые догадки. Но, кроме них, не на что опереться. Я подхватил мешок и двинулся вдоль скалы.

Наступающий сумрак тревожил. Ночь — не самое удобное время суток для человека. А здешняя ночь будет очень долгой. Вдобавок на ум приходили многочисленные фильмы ужасов, где как раз ночью начиналось все самое интересное. Проблема только в том, что в отличие от фильмов у меня не было с собой ничего, чем бы я мог защищаться. Пистолеты, пулеметы, самодельные копья и пращи — ничего. Голый кусок мяса, нападай — не хочу! Черт! Мне даже нечем разжечь костер! Да и не из чего. Разве только из листьев, но они будут дымить, а не гореть. А до веток не добраться. Будь у меня зажигалка, можно было бы попробовать поджечь целое дерево, но ни спичек, ни зажигалки…

— Ари! Ари! — кричал я на ходу.

Дьявол! Куда она могла исчезнуть? Почему не разбудила меня? Может, ее предчувствия насчет дурного места неспроста? А что, если ее все-таки похитили? Некто, живущий на ржаном поле? Дьявол не дьявол, но, может, ауаника и вправду почувствовала его? Может, кто-то живет в башне? В таком случае я иду не в ту сторону. Я остановился в нерешительности, не зная, что делать. Идти дальше или возвращаться? Чувство одиночества и потерянности захватило разум. Не у кого спросить, некому пожаловаться, не у кого попросить помощи. Что мне делать?

Окружающая природа безмолвно наблюдала за моими мучениями. Бесполезно всматриваться в тени стволов, бесполезно ждать от вымершего леса подсказок. Все-таки я решил идти назад. Возможно, Ари уже вернулась. А если ее все-таки похитили, то искать нужно в поле.

Но не успел я сделать и шаг, как из леса донесся отголосок протяжного тяжелого стона. Я замер. Тишина резала уши. Где? Откуда? Я ждал, что звук повторится. Черт! Ясно было одно — звук шел со стороны, противоположной от поля. Только вот откуда именно? Но лес больше не желал мне подсказывать. Черт с ним! Я побежал вдоль скалы.

Вших! Вших! Вших! Листва под ногами шуршала смятым покровом. По спине били бутылки с водой, кувыркающиеся в мешке. Я бежал, оглядываясь по сторонам, в бесплодных попытках увидеть хоть что-нибудь. Кто стонал? Где?

Лес кончился внезапно, я словно стукнулся об открывшуюся пустоту, резко затормозил. Бесконечно далекий горизонт сиял красно-коричневым закатом. Солнца уже не было видно, но из-под земли оно освещало большой полукруг неба угасающим мрачным сиянием. Вдаль простиралось нескончаемое черное плато, неровное, какое-то странное. Каменная поверхность у меня под ногами уходила к горизонту, утопая в чернилах темноты. Контраст с блеском заката не давал рассмотреть лучше. Я услышал шум справа. В сумерках кто-то копошился. Что-то белое…

— Ари? — пробормотал я, не смея поверить. — Ари! — крикнул я уже на ходу, рванувшись к ней.

Ауаника стояла над бесформенной тушей и била камнем по ее голове.

— Ари! — Я было кинулся помочь ей, спасти от этого непонятного зверя, но затормозил.

Зверь не шевелился. Здоровая, словно бегемот, туша не подавала никаких признаков жизни. Длинные мягкие конечности бессильно разбросаны по камням. Ауаника тонкими дрожащими руками поднимала камень и ухала его вниз, на голову бегемота. Чмок! Из последних сил поднимала камень снова. Чмок!

— Ари! — прошептал я в ужасе. Сощурившись, я вдруг разглядел, что позади нее виднеется еще какое-то тело, тоже неподвижное. И рядом с бегемотом тоже кто-то лежал. Я сделал шаг вперед.

Ауаника отбросила камень. Тяжело дыша, она секунд пять не двигалась, а потом зашагала к плато. Наклонилась, выхватила тонкую шею, рванула на себя. Упала, но тут же поднялась. Подобрав ближайший камень, тяжело опустила его на голову мертвому существу. Хрустнула кость.

— Что ты делаешь? — прошептал я, но тут же забыл про вопрос. Я вдруг разглядел это плато. Глаза привыкли к темноте, и я увидел, куда попал.

Все пространство вдаль было завалено тушами мертвых существ. Гигантское кладбище. Оцепеневший, я шагнул ближе, разглядеть, поверить в то, что вижу. Головы, лапы, натянутая кожа, мохнатые хвосты, перья. Груда. Большие, длинные, мясистые, придавленная тушами мелочь, какие-то носатые уроды, будто пеликаны с толстенной шеей, — масса теряла очертания и сливалась вдали в единое черное месиво. Планетарный скотомогильник…

Ари раздолбила голову бесформенному страусу. От звука ее надсадного дыхания в сумраке пробирала дрожь. Она снова шагнула к куче.

— Ари! — Она не слышала меня. — Ари! — Я подбежал, схватил ее за руку. Она устало попыталась вырваться.

— Надо убить, — проговорила она. — Надо убить… — Она вдруг заметила меня, глаза расширились. — Гри-и-ша! — Сама вцепилась мне в руку, подобралась губами к лицу. — Надо убить всех! Они лежат… Так больно! Я не могу вынести! Они все сошли с ума! — шептала она, повиснув на мне всем телом. — Помоги! Надо убить!

Я потерял дар речи. Ее лицо с черными дырами глаз искажалось надсадным безумием. Судорожно я стал отцеплять ее от себя.

— Гри-и-ша! Надо убить! — умоляла она.

Я оттолкнул ее маленькое тело, она упала. Тут же забыв про меня, поползла к трупам, начала копошиться. Меня затошнило. В отчаянии я огляделся по сторонам. Сияние красно-коричневого заката заливало могильник чернотой. Лес высился сзади мертвой стеной. «Нам конец», — вдруг подумал я.

Я подошел к ней, нагнулся и рванул вверх. Легкое тело чуть не взлетело. Она цеплялась руками за что-то внизу. Я рванул еще раз. Перехватившись, закинул на плечо, замычал — было жутко неудобно. Зашагал обратно в лес, желая как можно быстрее заслониться от могильника стволами. Ауаника что-то говорила, дергалась, но я был не в силах слышать ее и понимать — быстро, проседая под грузом тела, шагал вперед.

Вернувшись на место стоянки, я скинул ее на землю. Ноги подгибались. Я устало опустился возле неподвижного тела. Даже голова кружилась, настолько вымотал меня марш-бросок.

Тронул ее за плечо. Она не прореагировала.

— Ари?

Я опасался, что она повредилась рассудком. Вид гигантского скотомогильника до сих пор стоял в голове тошнотворным воспоминанием. Бедная ауаника же совсем съехала с катушек, раз принялась всем животным головы разбивать. Лишь бы она опомнилась. Психбольниц тут поблизости нет, а роль медбрата мне не по зубам. Я снова тронул ее за плечо.

— Ари, ты как? Ты в порядке? Хочешь водички? — Я достал бутылку.

Она подняла голову. Листья застряли у нее в гриве, темные глаза сливались с вечерним сумраком.

— Мы вернуться и убить их, — негромко произнесла она.

Я покачал головой:

— Ари, ты испугалась. Не бойся, я с тобой. Мы туда больше не пойдем. Все хорошо. Нам надо идти дальше.

— Ты не понимаешь. — Лицо скривилось в непонятной гримасе. — Они все живые. Они живые там. Мы должны убить.

— Ари, ты испугалась, у тебя шок. Нет никого живого. Там кладбище. Свалка. Все мертвы. Я не знаю, кто это сделал, но нам лучше и не знать. К черту это место. Сейчас пойдем дальше, нам все равно в другую сторону…

— Ты не понимаешь… — прошептала она.

— Да все я понимаю! — крикнул я. — Очнись уже! — Я вскочил. — Идем! Не фиг тут рассиживаться. Скоро ночь. Меня задолбало это место! Я понятия не имею, чего нам ждать ночью, как мы переживем ее. Возвращаемся к началу пути, если дорог так и не найдем — хрен с ними, значит, нет тут никого. Хотя, наверное, есть, но мы про него ничего не знаем. Делаем стоянку возле поля и тупо ждем рассвета. Будем жрать эти колосья и надеяться, что никто не выползет к нам из леса в темноте. Как тебе такой план? Хреновый? А другого нет! Так что вставай и пойдем дальше.

Она изогнулась и стала шарить вокруг себя, запуская руки под шуршащие листья.

— Что ты делаешь? — спросил я. — Хватит! Она вдруг резко бросила в меня что-то.

— Убей его! — крикнула она.

Темный комок ударился мне в грудь. Он был небольшой, мягкий, даже долетел до меня с трудом. Я машинально схватил его руками, не давая упасть, — мягкая бесформенная масса, покрытая шерстью; пальцы запутались в длинных конечностях, — я заорал от ужаса и отбросил его от себя. Но он зацепился за пальцы, как липучка. Я бешено затряс ладонями — и комок соскользнул вниз, прилепился к джинсам. Подпрыгнув от омерзения, я стал смахивать его на землю. Минута кошмарных беснований — и комок плюхнулся в листву.

— Убей его! — прошептала снова ауаника.

— Сволочь! — еле вымолвил я, содрогаясь от ужаса. — Сволочь! — Сердце прыгало, как олимпийский чемпион на батуте, в голове стучало. Ненавижу пауков, всех шерстяных тварей со щупальцами. Я отступил назад, чтобы не наступить на эту гадость. — Что это? — крикнул я ауанике. — Какого дьявола ты делаешь? Ты спятила совсем?! Больная!

Ари встала. Ступила шаг ко мне, подняла с земли тварь.

— Он живой. — Она протянула его мне. Я отшатнулся. — Он живой, — повторила она. Держа существо на ладошке, она накрыла его сверху рукой. — Прикоснись! Ты можешь ощутить! — Она шагнула ближе.

Дыхание прерывисто вырывалось сквозь зубы. Я не хотел бояться, но это было выше моих сил. Ее руки коснулись моей груди. Я видел болтающиеся мохнатые лапки.

— Потрогай, — совсем тихо прошептала Ари и открыла ладонь. Шерстяной комок с отросшими кусками мягких конечностей. Жуть. Он был неподвижен. Я медленно поднял руку и дотронулся до тельца.

— Они все живые! — Глаза Ари широко раскрылись. — Они все живые там!

Шерсть цеплялась крючками за кожу. Существо не дышало, не шевелилось. Но оно было теплым. Я молчал.

— Они все живые. — Ари подошла еще ближе. — Я видела их! Их заперли здесь. Они не могут идти дальте! Они все сошли с ума! Их так много, так много! Это место убить, надо убить все! Это самое страшное я видела. Это место дьявола. Здесь ауаника уйдут навсегда. Ты помоги мне! Надо всех убить! — Она вдруг резко развернулась и швырнула мохнатый комок об скалу. Он шмякнулся сырой лепешкой и упал в листья.

Она все- таки помешалась. Ее глаза горели настоящим безумством. Похоже, зрелище стольких трупов оказалось слишком сильно для ее рассудка. Вот только… Этот колючий клубок и вправду был теплый…

— Ты притащила его оттуда? — спросил я. — Да.

— Но ведь это бред! Как они могут быть все живые?

— Они живые! Прикоснись к ним! Они не могут умереть! Они лежат сотни лет, они не могут идти дальше!

— Да что за бред! Куда идти? Как они лежат сотни лет? Они что, бессмертные? И как ты собралась их убивать?

— Ты не понимаешь! Здесь нет смерти. — Она обвела рукой вокруг. — Здесь убили смерть. Нельзя умереть. И ты не умрешь, я не умру. Здесь чисто. Навсегда. Их сделали без движения и собрали в одно место! Они не могут! Ты можешь убить меня, я убью тебя. Они — не могут! Они не могут двигаться! Так долго! Они сошли с ума. Мы должны убить…

Я отступил, пораженный. В ее словах был смысл. Я вдруг начал понимать.

Пустой лес. Ни птички, ни зверя. Голые деревья, пустая земля. Парк. Меня озарило. Вот что мне напоминал лес все это время! Парк! Выхолощенный парк. Не знаю, сажали его специально или работали с существующим лесом, но результат налицо. Не осталось ничего живого, кроме деревьев. А все живое сгребли в кучу и скинули на плато. «Здесь чисто». Что это значит? Дезинфекция? Тотальная стерилизация? Нечему гнить, нет бактерий… Но ведь без бактерий нельзя, я помню из школы. Может, здесь особенные бактерии?

Я опустился на колени и запустил руку в мятую бумагу листьев. Листья просто высыхали. Под верхним слоем ощущалась влага недавнего дождя, но гнили не было. Вечная жизнь. А еда? Ведь надо же есть! Или не надо? Чем я питался последнее время? Зерном? Крошками паштета? И протащил на себе ауанику пару километров?

Я выпрямился и посмотрел в ту сторону, где плато.

Значит, всю живность просто собрали и обездвижили. Не убили, не пустили на колбасу, не отдали в цирк, зачем возиться? Хозяин парка, похоже, сильно не замо-рачивался. Свалил всех животных в одном месте — не мешают, и ладно. Оставил на вечное забвение. Они побочный продукт, не вписались в план…

У меня аж в глазах помутилось. Это даже не Гитлер, это… Я не мог выразить в словах ощущение от такого поступка. У Гитлера была ненависть к живому. А тут — безразличие. И это казалось еще страшнее. Я вспомнил уходящую вдаль неровную поверхность плато, неровную от сваленных в кучу тел. Живых тел… Все то место — живое кладбище… Тысячи животных, парализованные, они живут, их сердце бьется, голова работает, но они не в силах даже моргнуть. Проходит год, другой, бесконечность неподвижности… Океан живого мяса…

Омерзение всплеснулось волной ужаса, желчь рванулась из желудка. Огромные кучи живой страдающей плоти задавили рассудок. Я скрючился, выплевывая из себя это переживание, его невозможно было носить в себе.

Отплевавшись, я вытер рот.

Исгенчиль, блин… Кто бы он ни был, я бы убил эту сволочь, не задумываясь. Сделал, гад, себе парк. Гуляет он здесь, что ли? Я встретился взглядом с ауаникой. Так вот что она делала. Убивала этих парализованных несчастных, чтобы прекратить мучения… Черт!

Я отвернулся от нее.

Бред, это походило на бред. Что нам сейчас делать? Идти мозжить головы этому зверью? А что, есть заняться чем-то другим? Есть не надо, пить, наверное, тоже. Свободного времени — вечность. Иди, спасай мир! На ближайшие десятилетия миссия тебе уготована. И кто бы назвал ее плохой!

Черт!

Я зло посмотрел на Ари. Она ждала. Что она хочет? Готова отдать себя на спасение сумасшедших? А я, значит, не так хорош?

— Мы пойдем дальше, — хрипло сказал я.

— Ты будешь помогать? — спросила она.

— Ты не поняла. Мы идем дальше вокруг поля. Мы не пойдем… туда…

— Я иду к ним. Надо освободить…

— Дура! Что ты собралась делать? Их там миллионы! Ты всем будешь голову разбивать?

— Да.

— Дура! Это же вечность! Вечность! Я не пойду туда! Я не могу видеть эту кучу…

Ари развернулась и зашагала прочь.

— Идиотка! Стой! — Я подбежал и рванул ее за плечо. Она оступилась, плюхнулась на попу. Но сразу стала подниматься. Я сжал ее запястье.

— Ты никуда не пойдешь, ясно? Стой! Ари! Успокойся! Стой! — Мысли роились в голове осатаневшим пчелиным роем. — Слушай! Понимай правильно! Мы поможем им, мы обязательно поможем. Но не надо кидаться сразу. Ты слушай! Мы ничего не знаем. Мы не знаем, кто это сделал, зачем, где он сейчас. Мы ничего не знаем! Ты говоришь, мы не умрем? Вот и хорошо! У нас впереди вечность! Ты хочешь им помочь? Тогда лучше это сделать быстрее. Ты понимаешь? Ты триста лет будешь по головам им долбить. Понимаешь? Триста лет! И еще половину не спасешь. Мы должны найти что-то. Тут все равно что-то должно быть! Какой-то след. Да, ты оказалась права, тут нет дорог. Черт с ними, с дорогами! К дьяволу! Пойдем к башне! Ты видела башню? Там должно быть хоть что-то! Понимаешь? Не может не быть… Все это, — я махнул рукой, — весь этот сраный парк, его сделали — понимаешь? — сделали. Мы должны узнать. Если мы будем знать, то лучше сможем помочь. И мы обязательно всех спасем. — Я прикоснулся к ее щеке. — Ари, я с тобой. Но дай мне шанс Узнать все до конца.