Глава 11

Проснулся я с тяжелой головой и онемевшей шеей — непросто спать в кресле, подставив под ноги стул, да еще и одетым. Открыв глаза, я увидел, что из-за штор пробивается розовый свет, и застонал. Отнюдь не бредовым сном оказался вчерашний день. А жаль.

Писателя в квартире уже не было — как понимаю, ушел кормить кота. Мне бы его заботы… Я вспомнил Сэра Лиса, как кормил его утром яичницей, и меня передернуло. Нет уж, увольте!

С минуту я стоял перед входной дверью, тупо уставившись на замок «с секретом» — как Валентину Сергеевичу удалось его открыть? Но потом махнул рукой — удалось и удалось. После вчерашнего в то, что писатель пришелец, я не верил еще больше, чем раньше. Чего ему таиться, тем более теперь?

В ванной комнате я долго стоял, упершись руками в умывальник и глядя на себя в зеркало. Опухшее синюшное лицо с темными мешками под глазами, красные белки, унылый взгляд… Отвратительное зрелище.

В противовес холеным лицам недавних алкоголиков, превратившихся вчера за столиком кафе в ученых мужей, я выглядел большим пришельцем, чем они..

Содрав с себя одежду, я почистил зубы, побрился, затем забрался под душ и долго плескался под холодной водой. Полегчало, но ненамного.

Растираясь до красноты полотенцем, вышел на кухню, где увидел на заваленном объедками столе записку.

«Все-таки человек, — удовлетворенно подумал я. — Сам признался. Пришелец так бы не написал…»

Насчет похмелиться — это писатель хорошо придумал. А насчет того, что допил весь коньяк, — ошибался. Никогда раньше не пил столько, как вчера, и никогда не похмелялся. Но тут почувствовал — надо. Вернулся в комнату, достал из бара бутылку, налил полстакана и выпил залпом.

Минуты три меня корежило, как на электрическом стуле, настолько активно организм сопротивлялся насилию, и я метался из угла в угол комнаты, пытаясь не допустить отторжения «лекарства». Но наконец организм утихомирился, тело охватила истома, кожа покрылась потом. Ничего себе метод! Варварский, прямо сказать… Но помогает.

Я вытер пот полотенцем и направился на кухню. Заварил кофе, выпил. Стало совсем неплохо, и розовый мир за окном уже не казался таким отталкивающим. При любом режиме можно жить — главное, приспособиться. Вон писатель и при коммунистах жил, и при демократах… Попробуем при пришельцах.

Есть не хотелось, да и вид продуктов на столе, которые вчера не удосужился убрать в холодильник, не вызывал доверия. Взяв пластиковый мешок для мусора, я сгреб в него со стола объедки вместе с посудой (а чего церемониться, когда на дворе коммунизм и новая посуда ничего не стоит?) и на том посчитал уборку законченной. Затем оделся, прихватил мешок с мусором и вышел из квартиры. Хочешь не хочешь, а новый мир обживать надо.

Выйдя из подъезда, я выбросил мешок в мусорный бак и огляделся. С бледно-зеленого неба светило оранжевое солнце, и розовый мир вокруг призывал веселиться. Но мне веселиться не хотелось.

Во дворе никого не была, и не ждал меня возле крыльца рыжий пес. Вот бы кого сейчас взять за шкирку и откровенно поговорить. Так нет же, когда надо — не дозовешься…

Странные метаморфозы происходят с человеческой психикой — стоит вокруг чему-то кардинально измениться, как тут же меняются и личные ориентиры. То, что еще вчера казалось пресным и неинтересным, вдруг приобрело первостепенное значение. Захотелось вдруг созвониться со Славкой и Лешкой, встретиться, выпить сухого вина, сыграть в преферанс, рассказать несколько анекдотов, послушать новые…

Рука потянулась за сотовым телефоном, но я вовремя спохватился. Нет у меня больше друзей. То есть Славка, Лешка, Наташка, Ленка никуда не делись, но, боюсь, им теперь со мной будет неинтересно. Видел я вчера лица бывших пьянчуг, и узреть в таком виде друзей не хотел. Не напрасно, в конце концов, никто из них мне вчера не звонил. Один товарищ в этом мире у меня остался — писатель Валентин Сергеевич Бескровный. Товарищ по несчастью.

В желудке забурчало, и я почувствовал, что хочу есть. Видимо, организм окончательно пришел в себя после потрясения алкоголем. Я с тоской посмотрел на вывеску Кафе напротив и направился к Нюре. Как-то она меня встретит? В последнее время Я старался избегать Нюру из-за ее матримониальных поползновений, но сейчас ноги сами несли в кафе «Наш двор». Ближе, чем родственная душа, была для меня сейчас Нюра. Та Нюра, которую я знал.

Против обыкновения, все столики были заняты: кафе наполнял Приглушенный гул голосов, перестукивание столовых приборов, негромко играла умиротворяющая музыка. Нюра металась за стойкой, стараясь быстрее всех обслужить, выставляла на поднос блюда, которые тут же подхватывал невесть откуда взявшийся официант и разносил по столикам.

— Здравствуй, Нюра, — тихо сказал я, усаживаясь у краешка стойки, как бедный родственник. Не по себе стало от наплыва посетителей, и я уже жалел, что зашел.

— Привет, Артемушка! — отозвалась Нюра. — Погоди пару минут, освобожусь и тебя обслужу.

— Мне как всегда, — сказал я и от нечего делать начал рассматривать посетителей.

В основном в кафе обедали молодые люди, но за одним столиком сидела пара постарше, лет сорока. Что-то знакомое показалось мне в лице моложавой женщины, я вгляделся, и мурашки пробежали по спине. Переведя взгляд на сидевшего рядом с ней мужчину, я узнали его. Это была чета пенсионеров Моргачевых, моих соседей по лестничной площадке. Николай Александрович и Софья Ивановна. Но, бог ты мой, как изменились оба! Тучные старики, вечно чем-то недовольные, постоянно брюзжащие, они сбросили каждый килограммов по тридцать, помолодели, посвежели, и я впервые видел их улыбки. Ни сединки не серебрилось в ранее белых волосах — Софья Ивановна неожиданно оказалась русой симпатичной женщиной с замысловатой прической, а лысую голову Николая Александровича покрывал бобрик каштановых волос. И это был и не парики — настоящие волосы.

Что-то тревожное шевельнулось в сознании, и я вспомнил, как «ученый муж» в кафе на месте пивного ларька сказал, что занимается проблемой продления жизни таким, как я. Это что же он имел в виду?

— Вот я и свободна, — сказала над ухом Нюра.

Я повернулся. Нюра изменилась. Изменилась, как все и всё вокруг. Не было в ее взгляде былой тоски по замужеству, а была ставшая уже привычной затаенная жалость. Уж не за мою ли жизнь, продление которой до сих пор не решено, они все меня жалеют?! Чушь какая-то. Парень я молодой, мне еще жить и жить…

— Извини, — сказала она, — щпикачек сегодня не завезли. Попробуй это — тебе понравится.

Она поставила передо мной тарелку, на которой лежали толстые белые стебли.

— Что это?

— Бакамарсту, обжаренные в масле. Можно есть и сырыми, но так вкуснее.

Я взял нож» отрезал маленький кусочек, наколол на вилку и опасливо отправил в рот. Таинственное бакамарсту, явно растительного происхождения, как вчерашнее «паториче к пиву», по вкусу напоминал сочный телячий лангет.

— Я же говорила, что тебе понравится, — оценила мою реакцию Нюра. — Кофе?

— Да.

— Без кофеина? Я вздернул брови.

— Нюрочка, за кого ты меня принимаешь? Я пью только натуральный. Нюра смешалась.

— Хорошо, есть еще немного… — со вздохом произнесла она. — А потом придется отвыкать. Поставок натурального кофе больше не будет. Только без кофеина.

Я ничего не сказал, но настроение испортилось окончательно. Предвидел нечто подобное после вчерашнего сообщения Валентина Сергеевича о прекращении поставок сигарет.

Нюра поставила передо мной чашку кофе, а затем ее отвлекли новыми заказами. И я был рад, что не пришлось продолжать разговор. Не было той Нюры, которую я знал, над которой незлобно подтрунивал… Будь она прежней, наверное, в пароксизме чувств на полном серьезе предложил бы ей прямо сейчас, не отходя от стойки, руку и сердце. А так… Тягостно мне среди этих людей, ох и тягостно…

Давясь растительными лангетами и обжигаясь горячим кофе, я наспех поел и поспешил к выходу.

— Спасибо за обед! — излишне эмоционально сказал на ходу Нюре. — Было очень вкусно.

— Заходи еще! — крикнула она вдогонку. — Кто тебя, бедолагу, горячим накормит?

«Бедолагой» Нюра сразила меня окончательно. Буркнув под нос: «Непременно…» — я выскочил вон.

Все изменилось в розовом мире, в котором я, похоже, из везунчика превратился в парию.

Часы показывали десять утра, до назначенного срока, когда я должен забрать в автосервисе отремонтированные «Жигули», осталось еще два часа, делать было нечего, и я неприкаянно побрел по улице. Город не отторгал, но и не принимал меня, и я чувствовал себя на его улицах этаким новым бомжем, который у людей ничего, кроме жалости, не вызывает. Отвратительное, надо сказать, чувство. Вроде бы и чисто одет, умыт, побрит, и квартира есть, и внешне ничем не отличаюсь от остальных горожан… Ан нет. Никоим образом я не вписывался в новое общество, смоделированное кем-то и зачем-то под циклопическим колпаком. Я попытался уцепиться за слово «смоделированное» и начал внимательно осматриваться по сторонам, пытаясь заметить какие-то штрихи, указывающие на искусственность окружающего. Но ничего такого «персонажного», как привиделось вчера Валентину Сергеевичу, не обнаружил. Конечно, поражало, что никто не курил, не сорил, це видно было ни одного не то что пьяного, подвыпившего человека, И как под землю провалились настоящие бомжи. Грязные, заросшие, копающиеся в урнах и мусорных баках. Даже бездомных кошек и собак я нигде не заметил. Переловили их, что ли, или перестреляли? Вот бы и Сэра Лиса заодно… Но нет, в одном из окон первого этажа я увидел сидящего на подоконнике дымчатого кота, а чуть позже встретил и двух сенбернаров в ошейниках, разлегшихся на газоне на солнышке. Домашние животные имели место наличествовать.

Что касается прохожих, то вели они себя вполне естественно, и их поведение ничем не отличалось от обычного, когда Холмовск был рядовым заштатным городишкой, не накрытым таинственным куполом. И только твердое внутреннее убеждение, что люди вокруг сильно отличаются от прежних, низводило меня до уровня отщепенца.

Розовый свет начинал раздражать, и я нацепил солнцезащитные очки. То ли оттого, что свет потускнел, то ли оттого, что глаза мои теперь были прикрыты от окружающих, но я испытал облегчение. Будто степень жалости ко мне уменьшилась. Пройдя пару кварталов, я свернул на улицу Адмирала Макарова и вышел к казино «Монте-Карло». Не знаю, кто додумался разместить казино с таким названием именно на улице Адмирала Макарова, но получилось весьма остроумно. Хотя хозяин вряд ли об этом догадывался.

Несмотря на ранний час, двери в казино были распахнуты, однако швейцар на крыльце отсутствовал.

«Убирают, наверное, зал проветривают…» — подумал я. Секунду раздумывал, затем вошел в казино. Выгонят так выгонят.

Выгонять меня никто не собирался, И уборки в игорном зале никто не проводил. Точнее, проводили, но какую! С десяток рабочих в одинаковых оранжевых комбинезонах разбирали рулеточные столы и выносили составные части в подсобное помещение.

«Вот те на!» — удивился я, но сразу все понял. Пришел конец игорному бизнесу. О каком, спрашивается, бизнесе может идти речь, когда все бесплатно? Подо что в рулетку играть?

Нельзя сказать, что я расстроился — и не такое за два дня перевидал, — но чувство легкой грусти испытал. Любые перемены, что к лучшему, что к худшему, всегда вызывают ностальгию по уходящему привычному образу жизни. Народ не любит перемен. Разве что в застолье.

Никто не обращал внимания на меня — ну зашел человек, смотрит, и пусть себе. Я огляделся и прошел в угол к игральным автоматам. Автоматы еще не обесточили, и они призывно перемигивались разноцветными огоньками. Несмотря на их призывы, желающих сыграть не было. И уже никогда не будет.

Я вздохнул и тут на полу, под ногами, увидел жетон. Поднял, щелчком подбросил на ладони, поймал… А почему бы и не сыграть последний раз?

Опустил жетон в щель автомата, дернул за рычаг. Барабаны закрутились, затем начали замедлять ход. «Ваг» — остановился первый, «Ваг» — второй, «Ваг»! Заиграла бравурная мелодия, и в поддон дождем хлынули жетоны.

— О, счастливчик! — рассмеялся проходивший мимо рабочий, неся перед собой ломберный столик.

Я криво усмехнулся и вдруг осознал, что мой дар в розовом мире бесполезен! Что мне тут делать с моим умением вписывать выигрышные цифры в купон тотализатора или открывать любые цифровые замки? Да и моя реакция, знание боевых искусств тут тоже вряд ли пригодятся. Трудно представить, что в столь интеллигентно-слащавом мире, где никто не пьет, не курит, конфликты могут доходить до драки. Если вообще в этом мире возможны конфликты.

Зачем тогда, спрашивается, меня «прощупывал» на предмет необычных способностей Ремишевский? Чего хотел от меня странный налетчик в салоне «Жигулей»? Чего добивался Сэр Лис? Оказывается, вовсе не мои способности их интересовали… Что же тогда? Я прокрутил в памяти все события, связанные с заместителем генерального директора холмовского филиала банка «Абсолют», таинственным налетчиком, в «Жигулях» и говорящей псевдособакой, и вспомнил, чего они хотели. Двое из них напрямую высказали желание, чтобы я не вздумал бежать из города. Да и Ремишевский, наверное, желал того же. Обещание поездки в Москву — отвлекающий маневр. Билет в столицу был бы датирован числом, исключающим мой отъезд из города до установки купола.

Значит, я нужен им здесь, под колпаком… Но зачем? В качестве подопытного кролика?

Жетоны переполнили поддон и начали сыпаться на пол. Я взял из поддона жетон, хотел бросить его в соседний автомат и дернуть ручку, но тут ко мне подошел один из рабочих и положил руку на плечо.

— Не надо больше мусорить, — попросил он. — Убирать-то нам.

Я рывком освободил плечо, сунул жетон в карман и, ни на кого не глядя, пошел прочь. И, только выходя из казино, понял, что рабочий знал о моих способностях, почему и попросил больше не мусорить. Многое они знали обо мне, я же о них — ничегошеньки.

Рядом с казино располагался кегельбан, некогда переоборудованный из стеклянно-алюминиевой коробки универсама. Плотные шторы, обычно занавешивающие огромные окна, были раздернуты, и я увидел, что заведение пока никто закрывать не собирался — несмотря на столь ранний час, на средних дорожках двое парней и одна девушка катали шары. Им было весело, они дурачились, смеялись, бросали шары, хлопали друг друга по ладоням, поздравляя с удачным броском.

Задержавшись у окна, я некоторое время наблюдал за веселящейся компанией. Настолько там было весело и настолько они раскрепощенно себя вели, что захотелось к ним присоединиться. В конце концов, чем я хуже их и почему не смогу вписаться в компанию? Однако, присмотревшись, я понял, что вписаться не получится. Все, исключительно все броски достигали цели и сбивали все кегли. Такое впечатление, что не обычные ребята развлекались, а разминались чемпионы мира по кегельбану. Ошибся я и здесь — при такой точности бросков, а я был уверен, что любой из теперешних жителей города ни в чем не уступит этим ребятам, недолго существовать кегельбану.

Отвернувшись, я побрел дальше. Кажется, сегодня вечером я опять напьюсь. Все-таки прав Валентин Сергеевич — человек вне общества превращается в животное. Я бы только уточнил — вне общества себе подобных. Впрочем, до вчерашнего дня на Земле иных не было, разве что в каком-нибудь диком племени где-то на островах Океании. Но одно дело цивилизованному человеку оказаться среди дикарей, и совсем другое — дикарю в городе. Именно таким дикарем я себя сейчас и ошушал.

Возле «Интернет-кафе» я увидел киоск с мороженым, но продавец отсутствовал — как и подавляющее число киосков, этот находился на самообслуживании, чему я уже не удивлялся. Подошел, открыл холодильную камеру и, к своему удивлению, обнаружил в ней, кроме мороженого, баночное пиво. Что еще более удивительно, пиво оказалось обыкновенным, а не безалкогольным. То; что мне сейчас представлялось гораздо более приятным, чем мороженое.

Взяв пару банок, я посмотрел на часы. Четверть двенадцатого. До автосервиса оставалось не более десяти минут ходьбы, и я огляделся, где бы присесть. На длинной скамейке между двумя старыми пирамидальными тополями сидели двое мальчишек лет двенадцати-тринадцати, пили баночную кока-колу и о чем-то спорили. Я подошел, сел с краешку и, открыв банку пива, выпил, не отрываясь. Пиво оказалось неплохим, резким, но, как и любое баночное, пастеризованным и с консервантами. То есть без аромата и привкуса, характерных для живого пива. Ну и черте ним. Жажду утоляет, тонус после вчерашнего возлияния поднимает — и ладно. Выбросив пустую банку в урну, я открыл вторую, но ее пил не торопясь, маленькими глотками.

Поначалу я не обращал на мальчишек никакого внимания. Сидят себе и пусть чинные отпрыски благовоспитанных родителей. Давно ли такими стали? Мне только жалости мальцов неизвестно за что и не хватало. И все же ухо непроизвольно ловило обрывки разговора. Чернявый мальчишка с нагловатым лицом забияки сквозь зубы костерил на молодежном сленге какого-то Димку из «Интернет-кафе» за то, что он убрал из компьютеров все «убойные» игры командос и оставил только интеллектуальные, в которые разве что некий Аркашка обожает играть. Мало того, Димка и связь с другими «Интернет-кафе» вырубил, так что теперь по «электронке» ни с кем не поиграешь… Второй парнишка, светловолосый, с по-детски пухлыми губами и щеками, но уже ломающимся голосом, только поддакивал. Явный тихоня.

Я вспомнил, что мне вчера показал компьютер в Интернете, и пожалел мальчишек. Мне бы их заботы… Внезапно я уловил запах табачного дыма и покосился на ребят. То, что увидел, поразило как гром с ясного неба. Мальчишки украдкой курили, после каждой затяжки пряча сигареты в рукава и пуская дым в сторону от меня. И пили они отнюдь не безалкогольный напиток, а такое же пиво, как я, только обернув банки в топорщащиеся бумажные наклейки от кока-колы. Конспираторы!

Радость, что не только мы с Валентином Сергеевичем являемся изгоями в розовом мире, захлестнула сознание, но я не бросился к мальчишкам с объятиями. Еще за извращенца примут — перепугаю до смерти.

— Ребята, вы никак курите? — поинтересовался я, с трудом сдерживая эмоции.

— А твое какое дело? — нагло ответил чернявый. Второй мальчишка стеснительно покраснел, пряча

глаза, загасил сигарету о скамейку и сунул окурок в карман куртки.

— И пиво пьете… — продолжал я.

— Ну и что? Воспитывать собираешься? Или подзатыльники отвешивать?

— Это пусть с вами родители разбираются. Уши крутят или ремнем секут…

— А вот это теперь — дзуськи! — неожиданно рассмеялся мальчишка.

— Что так? — поинтересовался я, и тень странного предположения закралась в голову. Настолько странного, что я даже не мог определить его суть.

— А вот так! Еще позавчера отец драл за дело и без дела. Пил здорово, никогда не просыхал. А вчера бросил пить и начал со мной нравоучительные беседы. То двух слов связать не мог, а тут такую речуху, как по писаному, закатил, что уши завяли. Училка литературы позавидует. И маманю словно подменили. То меня не замечала, где я и что со мной, а сейчас только и слышу: «Сю-сю, Санек, то, сю-сю, Санек, это…»

— Н-да… неопределенна протянул я, повертел в руках банку с пивом, отхлебнул. — Ну и как тебе все это?

— А че — как? Нормально. Нищак, когда все бесплатно. Только взрослым на глаза лучше не попадаться, когда пиво берешь. Тут же начинают ныть, на путь истинный наставлять. Уж лучше бы связь с другими «Интернет-кафе» наладили, а то в городе ни одной стоящей игры не осталось. Не с кем ни на мечах сразиться, ни пострелять.

— Санек… — задергал словоохотливого парнишку за рукав его стеснительный друг. — Пойдем отсюда, Санек…

— Че ты заладил, пойдем, пойдем? — возмутился Санек. — Дай мужику мозги вправить, не все же они — нам. К тому же мужик вроде, нормальный, вишь, тоже пиво пьет. Не то что все эти…

И тут наконец я понял, в чем заключалось мое предположение.

— А остальные ребята как к этому относятся? — с замиранием сердца спросил я, словно боялся ошибиться в своей догадке.

— Аче — остальные? Тоже нормально. — Парнишка уже курил не таясь. — Вчера в школе как только узнали, что все бесплатно, уроки сорвали и на радостях киоск со «сникерсами» возле школы перевернули. Во как! Сегодня уже поспокойнее, но девки шоколадом обжираются до прыщей.

— Идем, Санек… — продолжал канючить приятель.

— Ладно, идем, — согласился Санек, допил пиво, бросил окурок в банку и поставил ее на скамейку. — Обертку из-под кока-колы не забудь, — сказал он приятелю. — Не все мужики такие понятливые, как этот.

Они встали и направились в сторону «Интернет-кафе». Санек шел уверенной походкой подростка, вступившего в краткосрочную пору осознания собственной исключительности, а его приятель семенил рядом и опасливо оглядывался на меня.

«Значит, вот как, — думал я, глядя им вслед. — Оказывается, психологическая перестройка личности коснулась не всех горожан. Только взрослых. А дети как были, так и остались теми же. Тогда почему нас с Валентином Сергеевичем это не коснулось? Допустим, я недавно миновал юношеский возраст, но как быть с Бескровным? Ему-то за пятьдесят перевалило…»

Я допил пиво, посмотрел на часы. Пора идти в автосервис. Не скажу, что я заядлый автолюбитель, но пешком ходить уже отвык. Чувствуешь себя без машины как без штанов.

Подходя к автосервису, я увидел, что из ворот гаража выруливают бежевые, такие же, как мои, «Жигули» с тонированными стеклами. Новенькая машина, вероятно, только с конвейера, не чета моей потрепанной старушке — как ее ни ремонтируй, как ни крась, все равно первозданный вид не придашь. Машина остановилась на парковке у автосервиса, я обошел ее и направился к гаражу.

— Привет, Артем! Меня ищешь? — услышал я из-за спины и обернулся.

Из машины выбирался Толик Вахрушев все в том же белом халате, блестя просветленной оптикой золоченых очков.

— Привет! — сказал я, подходя и пожимая ему руку. — Как мой заказ?

— Принимай! — Толик похлопал рукой по капоту. Я оторопело уставился вначале на него, затем неревел взгляд на «Жигули».

— Спасибо, — пробормотал я, — но это не моя машина…

Толик отступил на шаг, поманил пальцем. Я подошел:

— Номера твои? — указал он. Я посмотрел.

— Мои…

— Значит, и машина твоя.

Теперь я посмотрел на «Жигули» придирчивым взглядом. Новый капот, стекла, новенькие шины высокой проходимости… Ничего от моей машины; кроме номеров, не осталось. И тут я увидел, что капот составляет с кузовом одно целое. Не было видно не то что щели — даже шва.

— А… А как же это?

Слов у меня не хватило, и я потрогал капот, сделав движение, будто открываю его.

— Нечего тебе там делать! — рассмеялся Толик. — Все равно в моторах не разбираешься… К тому же заправлять ее не нужно, не на бензине работает. Почаще на солнышке оставляй… Гараж есть?

— Нет.

— Вот и ладненько… Значит, никаких других забот не будет. — Он вдруг поморщился и помахал возле лица ладонью. — Ты что, пил?

— Пиво… — смутился я, отстраняясь. — Немного… Толик строгим взглядом окинул меня снизу доверху, затем махнул рукой.

— Садись, — сказал он.

Я забрался в салон. Здесь тоже все изменилось. Мягкие удобные сиденья с ворсистой обивкой… Но больше всего меня поразило отсутствие рычага переключения скоростей и новая приборная панель, с которой исчезли многие циферблаты, зато появился дисплей компьютера.

— Включай зажигание. Видишь тумблер?

Поискав глазами на приборной панели, я нашел переключатель, нажал, но привычного фырчанья мотора не услышал. На панели вначале загорелся красный глазок, затем через пару секунд сменился зеленым.

— О! — фыркнул Толик, заглядывая в салон через опущенное стекло. — На пределе… Здесь установлен анализатор алкоголя. Выпьешь еще сто граммов пива, и машина никуда не поедет, пока не протрезвеешь и не загорится зеленый сигнал.

— А… А как же? — У меня опятьне нашлось слов, и я подергал правой рукой, будто переключал скорости.

— Внизу две педали. Левая — увеличить скорость, правая — уменьшить, вплоть до торможения. Переключатель задней скорости рядом с тумблером зажигания: И все. Как рулем пользоваться, надеюсь, объяснять не надо?

Я помотал головой.

— Да, здесь установлен компьютер с программой системы безопасности. Так что не дави понапрасну на педали, если машина вдруг остановится, а посмотри в лобовое стекло. Увидишь перед собой либо перекресток с красным сигналом светофора, либо какое-то препятствие.

Я одарил механика сумрачным взглядом. Он еще и шутил!

— Ладно, езжай! — отстранился от машины Толик и напутственно поднял ладонь. — Счастливо.

Я надавил на правую педаль, и машина мягко тронулась с места. Звука работающего мотора я опять не услышал — такое впечатление, будто отпустил тормоза, и «Жигули» покатились с крутой горки, увеличивая скорость. Выехав на дорогу, я вдруг вспомнил, что даже не поблагодарил Вахрушёва. Конечно, о деньгах не могло идти и речи (кому они сейчас нужны?), но все-таки… По-свински получилось.

Нажав до упора левую педаль, я остановил «Жигули» и выскочил из машины. Толик как раз открывал дверь в гараж.

— Спасибо, Толик! — крикнул я. Он повернулся, посмотрел на меня.

— Не за что! — махнул рукой и скрылся в гараже.