17
Скворцов повалился на спину. В тот же миг выгнулся дугой, двинул подкованным каблуком самого назойливого колониста — рыжебородого малого с гноящимися глазами. Вогнал стервятнику в мозг его же носовые хрящи. Кувыркнулся через голову; и сразу десять или двенадцать рук перестали тянуться к нему, скрюченные пальцы нацелились на менее верткую добычу — на ломоть вареного мяса, что упал на пол вместе со шляпой егеря. Пока стервятники пихали и кусали друг друга, распуская на волокна последний кусок несчастного Ветерка, Скворцов успел подняться на ноги и выхватить револьвер.
Реми, взобравшись на сталагмит, ощупала края горловины, отыскала точку опоры. Сквозь узкий лаз просачивался голубоватый свет — скорее всего, наверху размещался фильтрационный зал, соединенный с этой псевдолабораторией. Реми была готова втиснуться в горловину, но в последний момент ее что-то задержало, какое-то ощущение обреченности и прилив апатии: она поглядела вниз и увидела егеря.
— Эндрю! — закричала, понимая, что дело Скворцова — табак.
Последний кусок мяса исчез в мгновение ока; стервятники снова двинули на Скворцова. На перекошенных губах колонистов пузырилась слюна, грязные пальцы сжимались и разжимались, будто челюсти голодных сейсмурий.
Скворцов выстрелил в «пароварку». Один раз, второй… После третьего попадания цилиндр раскололся. Наружу хлынула кипящая вода, псевдолабораторию сейчас же заволокло паром.
Кто-то из стервятников заверещал, покрываясь волдырями, кто-то не удержался на ногах и рухнул в кипяток, кто-то поспешил дать деру в известняковый коридор. А кто-то с перепугу кинулся на егеря. Скворцов ударил рукоятью револьвера одного — так, что в стороны брызнули осколки гнилых зубов, толкнул на остроконечный вырост колонны второго, выстрелил в грудь третьему. Запрыгнул на агрегат, внутри которого продолжало биться сердце, сломал руку, что снова пыталась ухватить его за штанину, метнулся на сталагмит.
Реми потеряла егеря из виду. Она хотела перебраться на другую сторону каменной колонны, но почувствовала, что на лодыжке сомкнулись сильные пальцы, и вздохнула с облегчением.
— Эндрю… О Иисусе! Нам нужно…
Пальцы принадлежали Кемпнеру — капитану-мяснику. Людоед материализовался из пара — здоровенный, косматый, полностью сбрендивший. На латунных звездах искрились капельки воды.
Реми судорожно вцепилась в известковые наросты. Вжала голову в плечи и застыла, словно кролик под взглядом удава. Кемпнер сверкнул глазами. Не отпуская лодыжки Реми, он потянулся вверх.
— Раз! Лягушка пошла погулять! — прохрипел капитан надтреснутым голосом. Перехватился, притиснул Реми к сталактиту так крепко, что она лишилась возможности вздохнуть. — Два! Золотого сверчка захотелось поймать!
Кемпнер уже висел за ее спиной; щекотал спутанной бородой шею и плечи Реми.
— Три! Длился недолго лягухин поход! — он вынул из-за пояса обломок ножа. — Четыре! — просипел, касаясь губами волос на ее голове. — Сама забрела она к полозу в рот!
Скворцов ударил Кемпнера кулаком в ухо. Людоед скривился, будто ахнул стакан медицинского спирта; по бороде и покрытой коростой шее потекли струйки крови. И в этот момент Реми вновь обрела волю.
Завопила так громко, как только могла, оттолкнулась от сталагмита руками и ногами. Соскользнула на полметра ниже. Обломок ножа рванулся вперед, срезал с головы Реми лоскут кожи и вонзился в известняк.
Реми отчаянно взвизгнула, забилась, точно в припадке, силясь скинуть с себя капитана. Скворцов протянул руку и всадил пальцы в рану на спине Кемпнера. Сжал кулак, ощущая, как сминаются в ладони складки пропитанного кровью кителя, а вместе с ними — кожа, слой подкожного жира и мышечные волокна.
— А-а-а! — заорали в три глотки Скворцов, Кемпнер и Реми. Егерь отвел руку в сторону, неожиданно легко оторвал Кемпнера от Реми и сталагмита. Разжал кулак, стряхнул людоеда, как стряхивают с пальцев раздавленного комара. Кемпнер упал, брякнулся об каменный пол пещеры, словно мешок с навозом. В следующую секунду неподвижного людоеда накрыло клубами густого пара.
— Ты как? — Скворцов прижал Реми к себе, стараясь не пачкать ее кровью Кемпнера.
— Я… я… — Реми захныкала, по грязным щекам покатились крупные слезы. — Что он со мной сделал, Эндрю?
Скворцов осторожно раздвинул ее волосы.
— Царапина, детка. Уф! — выдохнул он так, словно с плеч свалилась непосильная ноша. — Слава богу! Всего лишь царапина!
— Точно? — Реми заморгала, ей казалось, что Кемпнер, по меньшей мере, снял с нее скальп.
— Точно-точно, — егерь вымученно улыбнулся. — Взобраться сможешь?
— Наверное. Попытаюсь.
— Давай! — Скворцов погладил ее по спине. — Здесь становится слишком жарко.
Судя по звуку, кипящая вода из расстрелянной «пароварки» била фонтаном. Из-за горячего тумана уже ничего не было видно, кроме сталагмита да трупов нескольких стервятников, что плавали в кипятке у подножия известкового столба.
Отступать было некуда. Дышать в разрушенной псевдолаборатории с каждой секундой становилось труднее.
Скворцов помог Реми добраться до горловины, а ей вновь пришлось тащить егеря за руки, выслушивая попутно поток отборной брани.
Потом они лежали вповалку, глядели на свечение свода. Из горловины, через которую они выбрались, валил пар — точно из гейзера. Неподалеку шелестело волнами озеро электролита. Из жидкости торчали ребра массивного скелета. Судя по размеру, он мог принадлежать одному из тех гигантов, что Реми видела в болотах у подножия Большого барьерного рифа.
«Как, интересно, — подумала она, — столь объемистое животное забрело в пещеры и на такую глубину?»
— Эндрю?..
— Я не знаю, как это возможно… — егерь будто читал ее мысли; он все еще не мог отдышаться и говорил отрывисто. — Разве только… оно родилось здесь…
Он повернулся к Реми, подпер голову рукой.
— Испытательный стенд. Я думаю. Оно создает и проверяет новые виды. На жизнеспособность. На эффективность. Эх, детка, поймать бы какого-нибудь говоруна из церкви Господа Вседержителя за задницу и устроить ему экскурсию. Сюда. Пусть полюбуется мастерской Вседержителя!
Реми поджала губы: ей не очень нравились миссионеры Сирены, но и богохульства были ей неприятны.
— Ты видела, как я Кемпнера, а? — егерь неожиданно рассмеялся. — Как котенка! — он пихнул ногой дружка-иглокожего, который торопился по своим делам; скинул его в курящую горловину. — Если бы узнали ребята с Немезиды… — Скворцов больше не смеялся, он сел прямо, часто заморгал глазами. — Я экзобиолог. После аспирантуры — в звездную пехоту. Сержантские нашивки сразу дали. За то, что писал без ошибок. Драться и стрелять потом научили. Если бы ребята с Немезиды знали! — он размазал рукавом слезы. — Я уделал самого Кемпнера-мясника! Ребята бы, мать их, проставились! С Немезиды ребята! Которых мы эвакуировали на тележках и в пакетах, как продукты из супермаркета!
— Эндрю, прекрати! — Реми ударила егеря кулачком по колену. — Уймись! Без тебя тошно! Зачем я полетела вместе с папа́! Идиотка я, идиотка! И чего мне дома не сиделось?..
— Реми! — тут же услышала она голос папа́. — Кроха, я же здесь!
Второй раз ее было не провести. Реми прижалась к Скворцову, а егерь обнял ее за плечи. Забубнил что-то глупое и оптимистическое. Было непонятно, кого он утешает: Реми или же себя.
— Кроха, я ведь за тобой пришел! Где ты, я тебя не вижу! Выходи, милая, вертолет долго ждать не будет!
Она не могла понять, откуда доносится голос. Из-за озера? Из-за нагромождения камней, что в десяти шагах от них? Из неосвещенного прохода в соседнюю пещеру? Из-под обжитого колониями бактерий свода?
— Твоему старому и толстому папа́ пришлось отправиться за дочкой в эдакую ослиную дыру, а ты не выходишь. Что же ты, кроха? Со мной, кстати, О’Ливи. Этот грамотей тебе действительно нравится?
— Эндрю… — прошептала Реми.
— Что стряслось, детка? — Скворцов уже взял себя в руки. Он раздвинул волосы Реми, поглядел на рану: кровь успела свернуться и застыть черной коркой. Как же ей повезло, что у Кемпнера-мясника был лишь обломок штык-ножа!
— Ты разве не слышишь? — удивилась Реми.
— Нет. — Скворцов отстранил ее от себя, нащупал рукоять пистолета. — Что? Стервятники?
— Опять это существо, — сказала она тихо, потом подняла плечи, выгнула шею, прижала руки к груди и пояснила: — На морского конька которое похоже.
— Этого нам только не хватало…
Скворцов открыл барабан револьвера. Три патрона. Всего-навсего. И еще мачете — погнутое и уже тупое. Любопытно, это та тварь, которую он угостил двумя пулями, никак не угомонится? Или их здесь — тьма-тьмущая? Вернее, табун?
— Оно не выходит на свет… — прошептал Скворцов. — Где у нас больше всего света?
— Там! — Реми указала на вход в тоннель, вдоль его ребристых стен струились флуоресцирующие трубочки.
— Поднимаемся и идем. Слышишь, Реми? Идем скорее!
Они пошли в обход озера. Стараясь не наступать на дружков-иглокожих, которых явно привлекал едкий запах электролита.
— Кроха, куда ты собралась? — звучал в голове Реми усталый голос папа́. — За кем ты идешь? Что ты знаешь об этом егере? Ведь это он трижды продал тебя симмонсам! Погоди, кроха! Или твой старик-миллионер не разбирается в людях? Егерь, только егерь во всем виноват!
Реми невольно оглянулась.
За нагромождением камней двигались тени. Щупальца! Узкие, пупырчатые, покрытые слизью! Много-много щупалец. И вытянутая лошадиная голова: осторожно выглядывает из-за глыб…
— Знаешь что, кроха? — вновь раздался голос папа́. — А ты возьми… Слышишь, милая? Возьми и убей его! Убей! И иди ко мне.
— Эндрю! — Реми взлохматила волосы, прижала ладони к вискам. — О боже, Эндрю!
— Что там? — не оборачиваясь, отозвался егерь. Вход в освещенный тоннель был уже близко. Всего несколько шагов. Всего несколько…
— Это место — не мастерские Вседержителя. Здесь правит сам дьявол! Сам дьявол! — И она разрыдалась в голос.
— Убей, кроха! Я прочитал его мысли, он — страшный человек! Столкни его в кислоту! Сделай это ради нашей семьи!
— Не останавливайся, Реми!
Они ворвались в тоннель. Побежали вдоль светящихся стен, и наперегонки с ними мчали пузырьки воздуха, которых гнали по наполненным водой трубкам невидимые сердца Большого барьерного рифа Хардегена.
— Погоди… — Реми привалилась спиной к стене. — Погоди! Оно отстало, а у меня очень сильно болит голова. Погоди же, Эндрю! Я прошу тебя!
Скворцов развел руками; ему хотелось, чтоб расстояние между ними и коньком-телепатом становилось только больше.
Со стороны пещеры, из которой им пришлось ретироваться, донесся хруст стекла. Где-то недалеко зажурчала вода, и сразу десяток трубок под сводом тоннеля стали меркнуть. Реми и Скворцов переглянулись. Снова зазвенело, и несколько трубок, что тянулись вдоль стены, потускнели.
Скворцов схватил Реми за руку. Потащил, как тащит локомотив железнодорожный состав. Вдоль плавного изгиба стен; вперед и вперед. Через сгущающийся сумрак: трубки гасли одна за другой.
— Эта тварь идет за нами! Эндрю!
Тоннель оборвался. Они очутились в зале, опоясанном многочисленными террасами. Сталактиты, обжитые флуоресцирующими бактериями, сияли, точно люстры. Среди этих люстр, прицепившись к естественной лепнине свода когтями, свисали головами вниз жаброхваты.
Сотни рыжих жаброхватов мелкой породы. С жалами, как у сколопендр-секаторов, на длинных хвостах.
Скворцов мигом оценил обстановку. Если жаброхваты поселились в этой пещере, значит, она соединена с поверхностью. То есть выход может быть где-то неподалеку. В первый раз за время многочасовой пещерной одиссеи Скворцов почувствовал, что шанс выбраться из лабиринта внутренностей Большого Хардегена все-таки есть. И это не какая-нибудь инфантильная надежда или навеянная чертовым инфразвуком галлюцинация. А настоящий шанс.
Егерь прижал палец к губам. Реми поглядела на Скворцова, отвернулась, уставилась на темноту в тоннеле.
Во тьме шевелились скользкие щупальца. Конек-телепат был тут как тут.
Под каблуком егеря что-то хрустнуло. Скворцов поглядел под ноги и мысленно хлопнул себя по лбу: пол пещеры устилали кости аксл.
— Куда намылился, патрон? — воззвало засевшее во тьме чудовище голосом Джойса. — Ты ведь знаешь, какой аппетит у этих малышек! Мимо них не пройти, патрон! По-моему, ты у нас голова, а я только на тебя работаю.
Скворцов повел Реми к нижней террасе.
— Поднимаемся, — сказал ей на ухо; Реми сосредоточенно кивнула. — И чтоб ни звука!
— Погубишь девчонку и сам отдашь концы! — не унималась тварь. — Что ты пытаешься доказать? Что живешь не зря? Что не напрасно судьба уберегла тебя от резни на Немезиде? Тебя и Кемпнера-мясника. Ха-ха! Когда ты прекратишь прикрываться именем горемычного сержанта Кумбса? Когда перестанешь наказывать себя за то, что когда-то подчинялся Кемпнеру? Ты ведь был солдатом, патрон…
Егерь помог Реми взобраться на уступ.
— Вверх! Вверх! — прошептал он.
Реми обернулась, поглядела Скворцову в глаза. Смахнула со лба пряди и принялась карабкаться. Она «слышала» все, что чудовищный телепат внушал егерю.
— Ну, раз вы молчите, то мы идем за вами! — возвестил голос Джойса.
Жуткая помесь морского конька и осьминога вырвалась из мрака. Тварь, несмотря на размеры, двигалась совершенно бесшумно.
— Да-да, замри, патрон… — продолжал тем временем Джойс. — Сейчас ты, аксла пучеглазый, поплатишься у меня сполна. И девка твоя поплатится.
Реми зажала рот обеими руками. Прижалась спиной к стене пещеры.
— Правильно! — одобрил громким шепотом егерь; он еще не успел взобраться на террасу. — Их зрение не фокусируется на неподвижных объектах…
Он выпустил последние пули в чудовище. В тот же миг пещеру огласил истошный писк жаброхватов. Они дюжинами срывались со свода и пикировали… на конька-телепата. А Скворцова и Реми, которые замерли, прижавшись к стене, летающие бестии не замечали.
Трехметровый гибрид морского конька и осьминога бросился обратно — в тоннель. Но не тут-то было: жаберные пилы уже работали во всю мощность. Жаброхваты закрутили телепата в рыжем вихре. Заметались жала, невесть каким образом позаимствованные у сколопендр-секаторов. Взлетели до «люстр» капли горячей крови.
— Ветерок! — зазвучало в головах Реми и Скворцова. — Ветерок любит хозяина! Лошадке больно! Ветерок хочет к хозяину! Спасите Ветерка, ему очень-очень больно! Ветерок хороший! Спасите, больно!
