В кабинете на некоторое время повисла тишина. Сидящие в креслах мужчины серьезно и основательно рассматривали Элизабет Колхауэр, словно размышляя, стоит ли им начинать разговор. Затем они переглянулись, и старший, еще раз с сомнением посмотревший на ноги Элизабет, чуть заметно улыбнулся и кратко произнес:

– Мы из Лэнгли, миссис Колхауэр.

– Можете называть меня Элизабет, а лучше просто Лиз. И потрудитесь объяснить, какого черта понадобилось от меня ЦРУ?

Заметив легкое облачко недовольства на лице журналистки, Салливан после небольшой паузы продолжил:

– Миссис Колхауэр, как я уже сказал, мы из Лэнгли. Я занимаю должность заместителя директора ЦРУ, а мой коллега – начальник отдела аналитических исследований и стратегического планирования. На данной стадии операции именно мы уполномочены провести с вами первую подготовительную беседу.

– Операции? Вы сказали «операции»? Но какое я имею отношение ко всему этому?

– Самое непосредственное, миссис Колхауэр… простите, Элизабет. И если вы наберетесь терпения, мы вам все объясним. Но я заметил по вашему лицу, что вы не очень высокого мнения о нашей организации, не так ли?

– Макс… Можно я вас буду так называть? Так вот, Макс, вы достаточно проницательны. Но я готова выслушать вас, правда, в основном из уважения к боссу, Чаку Уитмору и тому расстоянию, которое вам пришлось преодолеть.

– А вы большая язва, мэм, – вступил в разговор Сампрас. – И это делает вас еще более привлекательной в наших глазах.

Сампрас весело засмеялся и повернулся к своему коллеге:

– Можно я скажу пару слов, Макс? Кажется, мы начали разговор не с той стороны.

Элизабет отметила про себя, что улыбка сделала его лицо почти мальчишеским.

– Вы не одиноки в своем чувстве, Элизабет. Так думает добрая половина американцев, особенно после провала планов ЦРУ в России и возникновения там смуты и массовых беспорядков. Так думал и я до того момента, пока мне не дали прочесть закрытый доклад специальной комиссии Сената по расследованию деятельности Агентства. Я ведь в ЦРУ работаю меньше года. Нет, нет, Элизабет, это не тот доклад, который был обнародован в печати и привел к событиям, которые мы между собой называем «большим стриптизом». Вы, очевидно, что-то читали или слышали об этом?

– Конечно, Стив. Я считаю, что в катастрофе виноваты не только бездарные действия ЦРУ, но и те, кто неумело воспользовался этим инструментом. Я уж не говорю об этих странных русских.

– Браво, Элизабет! Наши мнения совпадают почти полностью. Если честно, то я тоже недолюбливаю ЦРУ, – он с улыбкой посмотрел на коллегу, – хотя и занимаю в Агентстве ответственный пост. Мой бизнес – системный анализ и сверхсложные компьютерные программы – в основном пользуется популярностью у военных и разведчиков, но я человек мирный по складу своего характера. И все же, когда после основательной чистки мне предложили работать в ЦРУ, я, взвесив тщательно все «за» и «против», ответил согласием. Мы вам доверяем, Лиз, и кратко введем вас в курс последних событий. Это поможет вам лучше понять, чего мы хотим от вас. Когда вы были в последний раз в России?

– Я думаю, вы это знаете не хуже меня, – Элизабет недовольно поморщилась. – Впрочем, это не секрет. Последний раз я была там полтора месяца назад, в декабре прошлого года. Моя поездка совпала с очередным всплеском «дворцовых» интриг и массовыми беспорядками на улицах. А уехала я за несколько дней до введения в Россию войск ООН.

– У вас была какая-нибудь конкретная цель? – вступил в разговор Салливан.

– Конечно. Эта цель – наркобизнес и все, что с ним связано. Россия всегда стремилась догнать и обогнать Америку. В отношении распространения наркотиков ей это удалось сполна. За последние годы там был создан мощный наркобизнес. По масштабам своей деятельности, уровню организованности и жестокости русская мафия вышла на первое место в мире.

Я не думаю, что открыла вам Америку, господа. Все это вы прекрасно знаете и без меня, вернее, обязаны знать. То, что я увидела в России, – ужасно! Мне пришлось встречаться с некоторыми ведущими специалистами в этой области, в том числе и с начальником Управления МВД России по борьбе с распространением наркотиков. Все они в один голос утверждают, что ситуация не просто вышла из-под контроля – она стала безнадежной. Я была просто в отчаянии от увиденного там. Опять же этот чудовищный ПР… Не приведи господи, если этот наркотик просочится к нам.

– Уже просочился, – мрачно заметил Салливан. – Первую партию сотрудники УБРН взяли два месяца назад, это случилось на канадской границе. Но узнали мы об этом новом наркотике еще раньше, примерно полгода назад, от наших русских коллег. Поначалу мы им не поверили, но когда наши эксперты поработали с образцами, любезно предоставленными русской стороной, мы без всякого преувеличения схватились за головы. Эти сведения немедленно засекретили и отрядили большие силы на поиск изготовителей ПР. И сразу же подключили ЦРУ и ФБР.

– А почему этим занимаетесь вы, а не УБРН?

– Проблема переросла возможности УБРН, – ответил Салливан. – Если этот наркотик появится у нас в достаточно больших количествах, он, бесспорно, будет представлять из себя одну из самых больших опасностей, с которыми только приходилось сталкиваться нашей стране за всю ее историю. За эти два месяца мы уже пресекли полтора десятка попыток контрабандного ввоза ПР в нашу страну. Кто-то настойчиво пытается нащупать брешь в нашей границе. Я повторяю, Элизабет, до недавних пор это была абсолютно секретная информация.

– Не понимаю, как мне тогда удалось опубликовать статью о ПР? – удивленно спросила Элизабет.

– О, это целая история, – скупо улыбнулся Салливан. – Решение принималось на самом верху. Слава богу, здравый смысл победил, и эта проблема стала достоянием гласности. Другое дело, что большинство обывателей пока не воспринимает ее всерьез. Кстати, Элизабет, вам можно только позавидовать: у вас хороший босс. Донован сражался за вашу статью так, как будто речь шла о его собственной жизни.

Элизабет благодарно улыбнулась и ждала продолжения.

– Да, проблема ПР существует, и мы еще к ней вернемся, но это не единственная и, пожалуй, не главная проблема, которая беспокоит нас в настоящий момент. Речь идет о России, Элизабет…

Увидев недоумение в глазах журналистки, он утвердительно кивнул и продолжил:

– Вы достаточно точно обрисовали положение в этой стране, но в вашей картине не хватает некоторых красок. Стив упоминал здесь о «большом стриптизе». Я бы назвал это по-другому – тотальной чисткой. Такого позора ЦРУ не знало за всю свою историю. Хотя поначалу, казалось бы, все складывалось как нельзя лучше. На протяжении последних десятилетий ЦРУ имело перед собой несколько целей, совпадающих с интересами Америки и свободного мира. И мы достигли этих целей. Коммунистический монстр, всегда казавшийся таким могучим и незыблемым, рухнул в считаные годы. Сначала развалился коммунистический блок, потом приказала долго жить и советская империя. Конечно, на это имелись веские внутренние причины, но и мы постарались на славу. Нам удалось выиграть психологическую войну, заполонив Советы нашими теле– и радиопередачами, видео– и печатной продукцией. Мы наводнили их ублюдочный рынок жевательной резиной, бананами, презервативами и ржавыми автомобилями. Наша массовая культура тяжелым молотом прошлась по их головам, выбивая остатки патриотической и большевистской морали и вдалбливая наш образ жизни. Нам удалось произвести тотальное сокращение их вооружений. Молодежь в России готова спрятаться хоть в преисподнюю, лишь бы не служить в армии. Мы переманили к себе лучших ученых и заставили их работать на нас.

Но уже в начале девяностых появились первые тревожные симптомы. Постепенно на это стали обращать внимание некоторые эксперты, а затем и трезвомыслящие люди. Они пытались поднять тревогу, но их голос оставался гласом вопиющего в пустыне. Многочисленные локальные конфликты и межэтнические войны, дикий рост преступности и насилия, невиданная доселе коррупция среди государственных чиновников, поразительные бесчестность и скудоумие политиков – все это считалось просто невинными болезнями роста. Вместо реальной помощи в Россию со всего мира ринулись дельцы с сомнительной репутацией, в стране началась эпидемия воровства, коррупции и темных афер. Западные банки с распростертыми объятиями встретили новую буржуазию и любовно хранят в своих сейфах ее грязные ворованные деньги.

Богатейшая по своим потенциальным возможностям страна вынуждена ходить по миру с протянутой рукой. И это в то время, когда причалы и склады Роттердама, Нью-Йорка и Иокагамы забиты скупленными по дешевке русским металлом, русской нефтью и русским лесом. Мы пьем русскую водку, закусываем икрой и красной рыбой, носим сибирские соболя, а взамен посылаем гуманитарную помощь, которую даже уважающая себя собака есть не будет.

Нет, никакого заговора против России не существует, во всяком случае, мне об этом ничего не известно. Все произошло как бы спонтанно, ненароком, какое-то трагическое и необъяснимое совпадение целого ряда непредвиденных событий. Но мы так привыкли видеть в России мощного конкурента и опасного противника, что до сих пор никак не можем избавиться от этого стереотипа. Россия уже давно катится в пропасть, а мы продолжаем злорадствовать и радоваться неприятностям в стане заклятого врага. И никто не удосужился задать себе простой вопрос: А ЧТО ДАЛЬШЕ? Кто победит или что победит? Что будет на месте нынешней России? Когда рушился СССР, мы смогли предсказать его будущее только в общих чертах, и во многом, кстати, ошиблись. Сейчас никто из нас даже не рискует заниматься подобными предсказаниями. Может статься, что мы узнаем ответ, когда уже будет поздно что-либо предпринять. И если в России сейчас к власти придет какое-нибудь чудовище, вроде Сталина или Гитлера, я нисколько этому не удивлюсь. Может быть, это будет меньшее из всех возможных зол…

В итоге, Элизабет, мы проспали кризис, который собственными же руками тщательно готовили.

Салливан замолчал и кивком попросил своего коллегу продолжить разговор.

– Высказанную Максом точку зрения можно считать спорной, и не все ее разделяют. Еще несколько месяцев назад такие слова выглядели бы просто кощунственно. К тому же говорить на эти темы было небезопасно. Но я полностью на стороне Макса и именно по этой причине оказался в организации.

Легкая улыбка, блуждавшая на лице Сампраса, куда-то исчезла, и он пристально посмотрел на молодую женщину:

– Элизабет, вы достаточно информированный человек, поэтому я могу несколько сократить свой «доклад». Итак, начнем с России. То, что там происходит, мы называем Смутой, по аналогии с известными историческими событиями. Начиная с декабря прошлого года ситуация в этой стране окончательно вышла из-под чьего-либо контроля. Идет непримиримая грызня между несколькими политическими кланами, которые еще продолжают существовать на останках российской государственности. Армия раскололась между враждующими группировками, ее личный состав деморализован, и мы будем недалеки от истины, утверждая, что она практически прекратила свое существование. Экономика и управление полностью деградировали, в стране небывалый голод, эпидемии и чудовищный разгул насилия. Ни одна политическая сила не смогла взять бразды правления в свои руки и навести в стране элементарный порядок. А потом стало еще хуже…

– Еще хуже? – удивленно переспросила Колхауэр. – Разве такое может быть?

– Может, Элизабет, – веско произнес Сампрас. – Может, хотя в это верится с трудом. Как такое могло случиться, спросите вы? Ответ далеко не прост. Формулировки вроде «В России к власти пришла мафия» нам ни о чем не говорят. У любой организации, в том числе и у мафии, имеются определенные цели, задачи, в конце концов, своя идеология и своя система ценностей, но в данном случае ничего подобного обнаружить не удается. Кстати, о мафии. Первого декабря российские спецслужбы предприняли беспрецедентную силовую акцию, направленную против организованной преступности. В операции приняли участие спецслужбы двух десятков государств, в том числе и мы. Знаете, чем закончился этот крестовый поход?

– Да, я как раз была в это время в Москве, – кивнула Колхауэр, – мафию так и не удалось уничтожить.

– А ее и не пытались уничтожить, – уточнил Сампрас. – Нам понадобился месяц кропотливой работы, чтобы прийти к такому странному на первый взгляд выводу. Основной удар пришелся по правоохранным органам и силовым структурам. Но не только…

– Стив, мы поговорим об этом позже, – мягко перебил его Салливан.

– Конечно, Макс. Вернемся в Россию. 1 декабря – начало операции «Удар грома». Она прошла в сжатые сроки и обошлась без особых эксцессов. Часть работ была заблаговременно выполнена силами самих русских, кроме того, наши специалисты и охранявшие их коммандос работали исключительно в закрытых зонах и на территории военных объектов, и не мозолили глаза гражданскому населению.

Легкость, с которой Россия была лишена статуса великой ядерной сверхдержавы, сыграла злую шутку с западными политиками. Работы уже подходили к концу, когда было принято это идиотское решение – ввести в Россию стотысячный корпус ООН. Высадка «миротворцев» здорово смахивала на оккупацию страны, и терпению русских пришел конец. Наши хваленые вояки получили хорошего пинка под зад, и остается только удивляться, как политикам хватило ума воздержаться от дальнейшего применения силы.

С этого момента, Элизабет, у нас и начались проблемы с получением информации из России. И чем дальше, тем хуже. Даже то немногое, чем мы сейчас располагаем… – Сампрас тяжело вздохнул. – Нам никто не верит. Да что там говорить, порой мы и сами себе не верим.

– Постойте, Стив, – перебила его журналистка. – Но у вашего ведомства поистине неограниченные возможности. В России полно наших шпионов и множество симпатизирующих нам людей.

– То же самое нам говорят в Белом доме, – краешком губ улыбнулся Сампрас. – На нас давят со страшной силой. Впрочем, мы сами в этом виноваты. Стоило им в прежние времена только посмотреть в нашу сторону, и необходимая информация тут же оказывалась на их столах. В настоящий момент мы пытаемся убедить президента и администрацию, что ситуация кардинально изменилась и нам нужно время, чтобы во всем этом основательно разобраться.

Никто не понимает, Элизабет, что там сейчас происходит, в том числе и мы. Это не похоже на очередной путч. Это даже не гражданская война. Вспомните Руанду. У нас было мало шансов повлиять на эти события, но по крайней мере мы хоть знали причины катастрофы. О России даже этого нельзя сказать.

Россия сейчас похожа на огромную вымершую пустыню. Судя по разведданным, поступающим с военных спутников и систем дальнего электронного слежения, в стране парализованы основные системы жизнеобеспечения, остановился транспорт, прекращено теле– и радиовещание, в некоторых городах отключены электричество, газ и вода. Россия напоминает мне человека, которого разбил паралич. Нам остается только догадываться о причинах этой болезни.

– Страх…

– Да, Элизабет, страх, – кивнул Сампрас. – И не просто страх, а дикий первобытный страх, настоящий ужас перед лицом надвигающихся событий. Страну покинули почти все иностранцы, а от тех, что остались, нет никаких известий. Связь с внешним миром практически отсутствует. Россия стала вещью в себе. Она полностью ушла в свою раковину. Створки захлопнулись, и мы сейчас можем только гадать, что там творится внутри. Мы ожидали большого наплыва беженцев из России, но по какой-то причине этого не произошло.

– Створки захлопнулись, – тихо повторила журналистка. – Теперь я понимаю, почему вас так беспокоит Россия. Что собирается предпринять в этой связи администрация?

– Белый дом занял выжидательную позицию и ждет от нас сведений по России. Не исключен и силовой вариант, хотя мы ярые противники поспешных и непродуманных действий. Нельзя забывать, что мы – не единственные, кто занимается внешней разведкой в интересах страны, и другие родственные ведомства далеко не всегда разделяют нашу точку зрения.

Сампрас сделал небольшую паузу, дав время журналистке подумать над его словами.

– Ситуация в еще большей степени усугубилась с возникновением небывалой остроты кризиса в отношениях со странами третьего мира. Мы сейчас сталкиваемся с огромными трудностями при закупке сырой нефти у стран – членов ОПЕК и минерального сырья у развивающихся стран. Отношения с Японией и ЕЭС быстро превратились из дружеских в прохладные, им надоело, что мы повсюду суем свой нос и стремимся диктовать всем свои условия. Кроме того, они находятся в более выгодных экономических условиях, чем мы, а это, в свою очередь, грозит нам кризисом почище пресловутой «Великой депрессии». Внутри страны у нас также не все благополучно, вы сами заметили, как резко активизировалась в последнее время преступность.

В такой ситуации администрация не нашла ничего лучшего, как свалить всю вину на спецслужбы, и в первую очередь на ЦРУ. Именно поэтому была предпринята тотальная чистка, сопровождавшаяся обвальной пропагандистской кампанией против организации. В открытом докладе сенатора Хартса ЦРУ прямо обвинили в последовательном распространении дезинформации, возникновении Смуты в России и предательстве интересов США в странах арабского мира. Нас сделали козлом отпущения – или, если вам нравится другое выражение, мальчиками для битья. Это позволило администрации, истинной виновнице случившегося, уйти от ответственности.

– Я сейчас заплачу от жалости к бедным церэушникам, – съязвила Колхауэр. – Не будете же вы отрицать, что ЦРУ основательно наломало дров в России?

– Все обстоит не так просто, Лиз, как это может показаться на первый взгляд, – потускневшим голосом ответил Сампрас. – Я уже упоминал о закрытом докладе. Так вот, в нем отражена истинная картина деятельности ЦРУ. И если бы этот доклад стал достоянием гласности, нынешняя администрация получила бы хорошего пинка под зад. Да, глупо отрицать, что у организации не было промахов. Но пока только считаные единицы знают, что ЦРУ всеми силами пыталось предотвратить этот кризис, но ему не позволили этого сделать. Администрация и главные боссы возомнили себя полубогами, у ног которых распростерт весь мир. Когда Агентство раз за разом в своих донесениях и докладах пыталось сказать трагическую правду, его больно щелкали по носу. Зато АНБ и военная разведка ходили в фаворе, потому что исполняли нужную администрации мелодию. За несколько месяцев до Смуты ЦРУ ударило во все колокола, предумышленно допустив утечку секретной информации, но Белый дом продолжал раскрывать свои объятия сонму новых царьков и князей, место доброй половины из которых – за тюремной решеткой. Кровавое колесо насилия и террора уже катилось по огромной территории от Балтики до Курил, а наши политики все еще продолжали покровительствовать своим новым друзьям, чувствуя себя в роли доброго дядюшки, который снисходительно корит расшалившегося ребенка за невинные проделки. И когда уже стало поздно бить тревогу, когда даже самый безнадежный тупица понимал, что время для активных силовых акций упущено, наши Великие не придумали ничего лучшего, чем послать в Россию стотысячный корпус ООН…

Элизабет Колхауэр во время этого затянувшегося разговора внимательно наблюдала за лицами симпатичных и сравнительно молодых еще людей. Она обладала проницательным умом и сумела рассмотреть за внешне бесстрастной манерой их поведения тщательно скрываемую боль и тревогу. Какая-то часть из услышанного не была для нее новостью, кое о чем она догадывалась сама, с чем-то она просто не могла согласиться, но все новые и новые факты, приводимые по очереди Салливаном и Сампрасом, убедили ее, что ситуация действительно сложилась тревожная, если не сказать трагичная.

Элизабет по-прежнему терялась в догадках, почему эти люди проявляют такой интерес к ее особе и отчего они не торопятся с объяснением причин своего визита. Но молодая журналистка интуитивно догадывалась, что весь этот разговор, больше смахивающий на обстоятельную лекцию, является лишь прелюдией к какому-то делу. И это дело обещало быть достаточно серьезным и необычным, если такие занятые и умные люди вначале покрыли расстояние в две тысячи миль, а затем тратят свое время на чтение лекций, словно не решаясь сразу приступить к главному. Элизабет Колхауэр, верная своей профессиональной привычке, решила не торопить события. Тем более что разговор вскоре принял совершенно другой оборот.