Глава 27
Друзья и подруги
Второй вылет за ночь. Октябрь не каждый день радовал летной погодой, но зато когда метеорологи давали добро, корпус выкладывался по полной. Тем более что командование в последние дни выделяло полкам цели в южной и средней Англии. Полетное время меньше, в небе больше наших ночных истребителей, и вражеская ПВО уже не та, что в августе. Чувствуется, английская оборона понемногу расшатывается.
После приземления старший лейтенант Ливанов спустился из кабины на землю по лестнице, подставленной механиками, со стоном сбросил наземь парашют и расстегнул реглан. Хорошо-то как! Отдать самолет в руки механиков и можно немного отдохнуть, прийти в себя после горячки боя.
Стрелки и штурман вскоре присоединились к своему командиру. Макс сдержанно курил, прислонившись к стойке шасси. Фролов и Зубков возбужденно рассказывали ребятам, как лихо они отбивались от «хариков» и «спирей» на отходе. Второй удар наносился под утро, и домой самолеты возвращались при свете солнца.
Слушая похвальбу стрелков, Владимир сдержанно усмехнулся. Вражеских истребителей было мало, атаковали они нехотя, стреляли издали и сами старались не лезть под пулеметы бомбардировщиков. Пара минут волнений, и на помощь бомбардировщикам пришли две эскадрильи «эмилей», быстро разогнавшие англичан.
Докурив сигарету, Ливанов затоптал окурок и направился к собравшимся на краю летного поля летчикам, штурманам и стрелкам 4-й эскадрильи. Все на месте. Все живы, здоровы. Владимир намеренно садился последним, выждав, пока приземлится последний самолет его эскадрильи. Кроме ведомых, естественно. Паша Столетов и Семен Загребущий предпочитали даже над своим аэродромом держаться в хвосте ведущего. Что ж, это их право. Зато в бою обоих никакими силами не заставить покинуть свое место в строю.
— Ну, что скажете, мужики? Кто сегодня поле пахал?
— Все точно по цели отбомбились, комэск, — первым отозвался Сергей Широв, штурман в экипаже Столетова.
— Точно все? — вопрос звучит привычно. Возглавив эскадрилью, Ливанов быстро приучил своих людей к таким вот коротким разборам полетов сразу после приземления.
Дело хорошее, сразу после полета легче вспомнить, как там все было, кто где ошибся, а кто, наоборот, отличился или придумал что-нибудь интересное, достойное подражания. Сегодня полк в утреннем рейде работал по Рэдингу, как обычно — заводы. Цель несложная, расположена близко, зенитчики стреляют энергично, но все больше мимо, английские истребители появились к шапочному разбору.
Все удачно, но Владимир Ливанов успел заметить, что как минимум треть бомб с самолетов его эскадрильи легла за пределами заводской территории. Следовало разобраться, выяснить, почему мимо?
— Да, был грех, — признался Володя Земсков, — задержались на пару мгновений и сыпанули не тудыть.
— Эх, тудыть тебя растудыть, — насупился Ливанов, копируя манеру речи лейтенанта Земскова под дружный смех товарищей. — Твой экипаж на полигоне в яблочко отбомбился! Почему над целью мух не ловите?
— Шли замыкающими, — вступил в разговор штурман, — высота небольшая, когда первое звено отбомбилось, мы только поравнялись с целью. На земле взрывы, корпус, в который хотели засадить, дымом закрыло, да еще самолет Гордеева шел в нижнем горизонте, стабилизатором обзор закрывал. Вот и замешкались.
— Нечего виноватого искать, если сам ни фига не видишь, — при упоминании своего имени Дима Гордеев буквально взвился на дыбы.
— Тихо. Виноватых нет. Кто еще промахнулся? — Владимир примиряющим жестом положил руку на плечо Димы.
Экипаж Гордеева тоже отбомбился не лучшим образом. Стрелки видели, что самолет с номером «33» отклонился правее курса. Похоже, на совести лейтенанта и его штурмана несколько халуп рабочего прифабричного поселка.
Разговор продолжался минут десять. Разобравшись, кто и почему мазал, Ливанов оставил ребят обсуждать достоинства бомбометания с разных курсов, а сам направился в штаб полка. Подполковник Овсянников будет проводить свой разбор полетов, на этот раз только для комэсков. Скорее всего, разговор коснется штурманской ошибки, занесшей эскадрилью капитана Иванова на полсотни километров в сторону от цели. Так что десятка «ДБ-ЗФ» пришла к Рэдингу последней и отбомбилась по уже полуразваленным корпусам.
В сотне метров от домика штаба Владимира догнал чуть запыхавшийся Дима Гордеев.
— Подожди, разговор есть. Помнишь, я позавчера рассказывал?
— Если ты о Гайде, то нечего беспокоиться, как заподозрил, так и отстанет. — В душе Ливанов лукавил, но не мог себе позволить выдать свои опасения.
— Не боишься? А если что с девушками случится?
— Слушай, какое отношение наш особист имеет к Элен и Саре? — раздраженно буркнул Ливанов.
В действительности он понимал, что Гордеев в первую очередь опасается за свою любимую Сарочку. Влюбленные слепы, но при этом не безумны. Дмитрий пытался сыграть на естественных чувствах товарища, убедить его действовать совместно. Другое дело, сам Ливанов не хотел играть роль наживки. Потому что в случае чего пострадать может Элен, а Владимир этого не хотел.
Это он только перед Димкой заявлял, что особиста местным бояться нечего. В действительности у Гайды хорошие контакты с немецкой военной полицией. Пусть такие вещи не афишируются, но слухи ходят, парни из аэродромной охраны много чего видели.
— Сегодня в увольнение пойдем?
— Надо отпроситься. Ты предлагаешь предупредить девушек?
— Нет, Володя, ты неправильно понял, — замялся Гордеев, — если удастся выбраться в город, надо быть осторожнее, смотреть по сторонам. Ну, ты понимаешь.
— Ну, ты даешь! За нами следят?! — Владимир от изумления аж присвистнул. С сомнением оглядев товарища, он продолжил: — Давай не будем загадывать. Уж извини, но Гайда мужик нормальный, с пониманием.
— А если не наши, а немцы?
— И что с того? Какое им дело до советских летчиков и их девушек? — Продолжать разговор не хотелось. Гордеев явно обеспокоен судьбой своей возлюбленной и сейчас волнуется, как наседка на яйцах. Смотреть противно.
Отвязавшись от приятеля, старлей поспешил в штаб. Командиры подтягивались один за другим. Последним в комнату ввалился капитан Иванов. Его эскадрилья только что приземлилась, и раскрасневшийся капитан рванул на совещание, даже не заглушив моторы самолета. Андрей Сергеевич справедливо полагал, что комполка начнет разбор полетов с ошибки штурманов первой эскадрильи. Ошибка для опытных, изучивших Англию вдоль и поперек авиаторов, по мнению комэска, постыдная.
Нет, Иван Маркович даже не коснулся промахов и конфузов прошедшей ночи. Подполковник коротко подвел итоги вылетов и удовлетворенным тоном заметил, что, судя по всему, на Рэдинг их больше не пошлют. Механический завод приказал долго жить, и надолго.
Главным, ради чего Овсянников собрал старших специалистов и комэсков, было запланированное на сегодня прибытие гостей. Впрочем, все уже и так знали, что к нам перебазируется военно-транспортный полк. Тем более, что развернутая майором Вайкулисом бурная деятельность по расширению стоянок, насыпке валов новых капониров и сооружению временного жилья просто не могла остаться незамеченной.
У людей появлялись вопросы. Помполит отметил, что среди рядового и младшего начальствующего составов со вчерашнего дня распространяются сплетни о переформировании полка в дивизию. Некоторые поговаривают, будто полк перевооружат на «ТБ-7» или даже на немецкие «Хейнкели».
Недостаточная информированность всегда порождает самые нелепые и фантастичные слухи. Такова человеческая природа. Присутствовавший на совещании капитан Гайда обратился к командирам с просьбой довести суть происходящего до сведения личного состава и при этом не забывать о секретности. Все все понимают, все знают, что мы не у себя дома, но, тем не менее, некоторые несознательные бойцы и младшие командиры могут сболтнуть лишнего. Отвечать же придется непосредственным командирам.
— Надеюсь, вместе с самолетами подкинут людей, — пробурчал военинженер вторанг Селиванов.
— Будут люди, не беспокойся, Аристарх Савельевич, — успокоил инженера Овсянников, — транспортники будут со своими ремонтниками и механиками. Матчасть тоже обещают подкинуть.
— И еще одно, — особист поднялся на ноги и, заложив руки за пояс, произнес по слогам: — Все, абсолютно все должны знать, что к нам перебрасывают бомбардировочный полк. Усекли?
— Кто должен знать? — прищурился капитан Иванов. Комэска неприятно поразила резкая перемена манеры разговора оперуполномоченного.
— Это означает, что я разрешаю аккуратно «проболтаться» местным, если вдруг кто-нибудь будет навязчиво любопытен и неприлично дружелюбен.
— Интересно девки пляшут, — буркнул себе под нос Ливанов.
Старлея меньше всего волновала обеспокоенность Гайды соблюдением секретности, спать не хотелось, а вот взять увольнение и вместе с Максом и Димой махнуть в город — дело стоящее. Главное — вернуться домой до ужина, Владимир чувствовал, что следующая ночь будет загруженной. Иван Маркович опять назначит два вылета, один за другим. Благо ночи длинные, цели в последнее время назначают в Южной Англии, полетное время невелико. А спать будем после ужина и между боевыми заданиями, пока механики баки заливают и бомбы подвешивают.
* * *
На следующий день после приезда Владимир отправился гулять по родному городу. Выходить на морозец с утреца не хотелось, но все Ливановы сразу после завтрака собрались на работу. Сидеть дома в гордом одиночестве и слушать радио Володе тем более не хотелось. Не для того отпуск даден.
Впрочем, выбравшись на улицу и вдохнув полной грудью морозный воздух, курсант Ливанов не пожалел о своем решении. Чистый свежий воздух, сыплющий с неба снежок, пытающиеся разогнать утренний сумрак ранние фонари и свет окон — красота-то какая! Вчера он еще ничего не понял, только сейчас дошло, дом — это родной дом, тот город, где прошло детство.
Стоило выйти со двора и сделать пару шагов по мостовой тротуара, как на Володю нахлынули воспоминания. Все случившееся с ним в этом городе, на этой улице, на той скамейке под рябиной, ожило и отозвалось в сердце болью.
Такое все близкое, родное, стоит только протянуть руку, пробежаться по дворам и задворкам, застегивая на ходу потертую шубейку, скатать снежок и со всей дури зашвырнуть его в стену школы, так, чтобы хлопнуло под окном завуча, и все оживет и вернется. Старые друзья набегут на разбойный свист в два пальца. Учительница опять укоризненно качнет пальцем при виде оседлавших старую вербу озорников. Дворник Митрич постарается вытянуть метлой поперек спины пацанов, затеявших сооружать краснопресненскую баррикаду из дворовых скамеек и старых бочек.
Нет, все это прошло, было и уже не вернуть. Детство осталось позади. Никто не прибежит на озорной свист, на бегущего со всех ног человека и не обернутся, решат: опаздывает куда-то. А ежели баррикаду сооружать, при этой мысли Владимир многозначительно хмыкнул, да Митрич первый поможет скамейки переставить, еще скажет, что давно собирался старые бочки на свалку оттащить, да все руки не доходили. Нет, все кругом осталось таким же, как прежде, просто Владимир изменился, повзрослел, вырос из вихрастого паренька Володи.
Первым делом курсант Ливанов направился в военную комендатуру зарегистрировать документы. Это в двух кварталах от дома, старое здание за парком Ильича, рядом с гастрономом. Отметиться следовало бы еще вчера вечером, сразу по приезде в город. Но жизнь, как всегда, расходится с установленными нормами и правилами, на то она и жизнь. Володя надеялся, что военком не будет придираться к мелочам. Так и вышло, военком был мужиком понимающим. Он только хитровато прищурился, окидывая Ливанова оценивающим взглядом.
— Правильно, что утром прибыл. Полдня отпуска лишними не будут.
— Так точно, товарищ старший лейтенант! — о такой мелочи Володя и не подумал. Отпуск начинается с момента прибытия к месту назначения.
Выставив на штампе сегодняшнее число и время 8.00, военком ударил им по отпускному удостоверению.
— Отдыхай, курсант, и смотри — патрулю пьяным не попадайся. — С этим отеческим напутствием Ливанов выскочил из кабинета, не забыв поблагодарить седовласого старлея.
— Молодежь, молодежь, — покачал головой военком, глядя в окно на сбегающего по лестнице зеленого курсантика.
Сколько таких юнцов повидал на своем веку старший лейтенант Иевлев, и не сосчитать. Всю жизнь в армии. Пятый сын малоземельного крестьянина служить ушел добровольцем, только чтобы без куска хлеба не остаться. Да так и прикипел душой к армии. При старом режиме выслужился в унтер-офицеры. Затем революция. Красная армия. Бросать службу Иевлев не хотел. Он и не умел в этой жизни ничего. Только когда все сроки службы прошли, незаметно подкралась отставка по возрасту, пришлось уходить из армии, но недалеко. Военная комендатура — это тоже военная часть, пусть нестроевая.
Разобравшись с документами, Ливанов решил пройтись по городу, постараться найти старых друзей и осторожно выяснить, что же произошло с Настей и какое отношение к этому имеет тот проклятый Назмиев. Никакого плана в голове не было, Владимир даже не знал, что будет делать, когда найдет убийцу любимой.
Вчерашний порыв пристрелить урода, как бешеную собаку, так и остался порывом. Сегодня ему на смену пришел трезвый расчет. Убью, и что дальше? Сдаваться в милицию? Ждать, когда за мной придут? Отстреливаться от погони? Все это мальчишество, не больше. Повзрослевший за прошедший год, а еще больше за вчерашний вечер, Владимир Ливанов не собирался делать глупости. Сначала выяснить, что почем, а уже потом принимать решение.
Ноги сами принесли Ливанова на рынок. Здесь, неспешно прохаживаясь между рядами, можно было послушать последние сплетни, поторговаться с колхозниками, привезшими мясо, свежее молоко, сметану, деревенскую птицу, вязаное белье, крупы. К тому же именно на рынке был неплохой шанс встретить кого-нибудь из бывшей дворовой шпаны. Слухами земля полнится. Старых знакомых даже расспрашивать не надо, сами все расскажут, да еще наплетут с три короба, только успевай фуфло просеивать.
Пару часов Владимир потолкался у лотков, послушал местные сплетни, задержался у двух кумушек, увлеченно обсуждавших смерть Насти Соколовой. Владимир в это время как бы невзначай отирался рядом, придирчиво перебирая выложенные на прилавке пуховые шали, отпуская многозначительные комментарии в ответ на целый поток словоизлияний продавца. Торговец ему не понравился, взгляд нехороший, и покупать ничего Ливанов не собирался, денег мало. Зато можно было послушать треп бабы Маши и тети Лампы.
Впрочем, ничего особенного из разговора товарок выловить не удалось. Все это Владимир узнал еще вчеpa вечером. Обычные сплетни и перемывание косточек милиции с НКВД. Правда, баба Маша обмолвилась, что «молодой, красивый, черноглазый», оказывается, целую неделю ходил сам не свой и под окном «бедной девушки» его частенько видели. А после убийства он в страшный запой ударился, видать, совесть чернявого замучила. И то хлеб.
В дальнем углу рынка Володя повстречал Симку Косого. Почти ровесник, всего на год старше. Симка ушел из школы после восьмого класса, с тех пор ничем определенным не занимался, не работал. Его частенько видели на рынке и у пивных, да еще в скорняжной мастерской старика Ефимыча. Там Сима Косой при случае помогал скорняку и ночевал иногда в мастерской вместо ночного сторожа. Участковый регулярно напоминал пацану, дескать, не дело так жить, смотри: что замечу, быстро загремишь по накатанной, но все это было ему, как с гуся вода. Да и не попадался Косой на крупном, на мелочи тоже не попадался.
Покалякав со старым знакомым о том о сем, Владимир потащил обрадованного халявой кореша в пивную. Там, за столиком, после второй кружки, разбавленной предусмотрительно прихваченным с собой самогоном, Сима и выложил все, что знал и о чем фартовые пацаны калякали. Сам Ливанов ерша не пил, ограничившись пивом, сказал, что дела есть, и нехорошо ему поддатым являться. Отговорка была принята, тем более что самогона взяли с собой не так уж много.
Спиртное развязало язык. Попытавшегося было развести зеленого курсанта на какую-то авантюру Симку Косого Володя аккуратно подтолкнул к «событиям дней недавних и знаменательных», как говаривала школьная учительница русского языка и литературы Ирина Зиновьевна. Да, в полууголовных кругах, где крутился Симка, знали гораздо больше, чем простые обыватели. Старший лейтенант Назмиев Ильяс Рахмонович был переведен в усиление местного НКВД. На прежнем месте службы в Хорезмской области он хорошо себя показал в борьбе с басмачами и бывшими ханами. Даже имел пару правительственных наград.
На новом месте службы дело, раскрученное Назмиевым, оказалось фуфлом. Шендерович и Гаймашев давно нарывались, не по чину тянули и делиться с начальством забывали. Если бы не Назмиев, и так обоим был обеспечен столыпинский вагон до строек коммунизма. Другое дело, что мудрый энкавэдэшник догадался обоим припаять политическую статью и связь с троцкистским подпольем.
— Может, оно и так, но ведь это особый момент, — пьяно улыбаясь, протянул Симка, плеская самогон в очередную кружку пива. Володя заранее дал продавщице червонец, чтоб затем за каждую кружку в карман не лезть, а закусь брать не стал, невыгодно так Симку поить. Вечно неопрятная, растрепанная Марина все поняла и наполняла кружки без разговоров.
— Ту самую девчонку, о которой все говорят, точно Назмиев хлопнул. Не дала ему по-хорошему, а он все равно решил добиться. Подкараулил после смены, растянул со всем прилежанием да и прибил, чтоб молчала. Кореша бают, у них там, в Туркестане, так принято. Украсть смазливую девку, испортить и заделать женой. Той-то все равно, домой уже дороги нет, родня не целку на порог не пустит.
— А зачем убил? — равнодушно поинтересовался Владимир, скулы свело, кулаки сами сжались, но он держался. Нельзя было показывать интерес. Симка хоть и пьяный, а все одно потом своим корешам расскажет, если что подозрительное заметит. Гад он, хоть и свойский, с нашего района.
— Так обычное дело. Назмиев, хоть и с малиновыми петлицами, но за изнасилование по головке не погладят. Порешил девку, чтоб самому не сесть.
— А правда, что поп Гаврила из Сибири вернулся? — Владимир вовремя перевел разговор на другую тему.
Симка радостно подхватил беседу и вывалил все, что знал о Гавриле Кудряшове, и почему его вдруг раньше срока выпустили, да еще разрешили службы вести. Не виноват он оказался, зря загребли под общую гребенку.
— Ну, ты же кент образованный, газеты читаешь. Знаешь, что с церковниками перегиб вышел, вот товарищи Сталин и Ежов и восстанавливают справедливость.
Слушать Симкины рассуждения о текущем политическом моменте было неинтересно, Володе еще в училище хуже горькой редьки приелись политинформации и беседы, якобы случайные, проводимые комиссаром Забродским. Но пришлось выслушивать, главное, чтобы дать приятелю выговориться и забыть, с чего встреча началась.
Наконец, отделавшись от в дупу стеклянного Симки, Ливанов покинул пивную. Уже отойдя от заведения на полсотни шагов, он заметил глазевшего на свежую афишу дядю Степу. Тоже сослуживец гада, мать его за ногу. Останавливаться не хотелось. Разговаривать с энкавэдэшником тем более. Степан Анатольевич мужик хоть и мировой, да глазастый, и мозгами его бог не обидел. По лицу, как в раскрытой книге, читать умеет. Может догадаться, допереть, по Володиным глазам все понять.
Остаток этого и следующие три дня отпуска Владимир потратил, как и положено уважающему себя курсанту. Навестил всех друзей, целый вечер провел в гостях у Наговицыных. Да, хорошо вместе с Васей и Аленой посидели. Друзьям было о чем вспомнить.
Глядя на счастливую семейную пару и округлый животик Алены, Владимир неожиданно почувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Друг женился, счастлив, они любят друг друга. Достаточно только взглядов, изредка бросаемых молодыми людьми друг на друга, и сразу все становится понятно. Василий молодец, нашел свою судьбу, а я?! Владимир гнал прочь эту дурную мысль, но тщетно. Радоваться за Васю и Алену он мог, хорошо, когда у друга все путем, другое дело — самому Ливанову до такого счастья ой как далеко или уже поздно, это как посмотреть.
Впрочем, завидовать нехорошо, и на следующий вечер Владимир опять заглянул в уютное и тесное семейное гнездышко Наговицыных. На этот раз он прихватил с собой не только сладости, но и подарки посущественнее. Специально прошелся по магазинам и рынку, взял ситцевые платки и отрезы хорошей материи Васиным сестрам, неплохой, почти новый бритвенный станок Василию и настоящий оренбургский платок Аленке. Сколько он на это потратил, Владимир благополучно умолчал, как его Наговицыны ни пытали. Главное, дело хорошее — Вася живет очень скромно, и девчонкам платки понравились.
Днями Владимир гулял по городу, зашел в свою школу, тепло побеседовал с учителями, не забыл наставника из аэроклуба. Петр Сергеевич страшно обрадовался, узнав, что его выпускник учится на военного летчика. Намекнул, что не грех при оказии заглянуть летом в гости, побеседовать с мальчишками в аэроклубе. Ребята будут в восторге, не каждый день к ним настоящий летчик приезжает.
Попал Владимир и на постановку в Доме культуры. Как раз на гастроли ленинградский театр приехал. Играли артисты просто великолепно. И народу в клуб набилось, как сельдей в бочке. Это ленинградцы и москвичи могут, почитай, каждый день в театр ходить, у нас своего пока нет, приходится самодеятельностью обходиться и гастролей ждать.
Пять дней отпуска пролетели незаметно. Жаль уезжать, а надо. Училище не ждет. Придется по приезде впрягаться и наверстывать упущенное, тем более сейчас товарищи проходят матчасть новых дальних бомбардировщиков. Машина хорошая и сложная. А не сдашь зачет, летом до полетов не допустят.