Глава 26
Перелом
Незаметно наступил октябрь. Жизнь в полку давно шла по накатанной колее. Все перетерлось, устаканилось. Даже к боевым потерям привыкли, главное, чтоб не превышали среднюю норму. А кто установил этот норматив? Да сама жизнь. Два-три экипажа при ударе по сложному объекту в условиях плотной, оснащенной радиолокаторами ПВО.
Из обычного ночного налета на большую дальность тоже, бывает, не все возвращаются. Но здесь легче, разве что самолет с экипажем из молодого неоперившегося пополнения сгорит в огне войны или промахнется при возвращении мимо аэродрома. Это и считается нормой для сплоченного, обстрелянного дальнебомбардировочного полка.
Цинично? Но такова жизнь. Даже идеально подготовленная и проведенная операция не гарантирует бескровной победы. Другое дело — потери можно снизить. Именно это и характеризует способности командира. Овсянников, его заместители и командиры эскадрилий постепенно набирались опыта, учились на своих и чужих ошибках. Командование корпуса, в свою очередь, тщательнее готовило групповые массированные удары по стратегическим объектам.
Кроме того, в конце сентября корпус получил два звена дальних ночных охотников. Те же самые «ДБ-ЗФ», но без бомбардировочного оснащения и с усиленным стрелковым вооружением: пушка ШВАК и две крупнокалиберные «березы». Неплохо для схваток с английскими ночными перехватчиками, такими же перевооруженными бомбардировщиками.
Теперь в первом эшелоне к цели вместе с осветителями и разведчиками шли ночные охотники. Истребители патрулировали район и при случае перехватывали вражеских ночников. По неподтвержденным данным даже кого-то сбили.
Жизнь идет, полк работает. Казалось бы, можно радоваться и продолжать работу. Когда-нибудь все это закончится, мы победим, и выжившие вернутся домой. Все упиралось в одно маленькое «но». Подполковник Овсянников не зря волновался, на дворе октябрь месяц, скоро наступит День Революции, а противник до сих пор не сломлен.
Мелочи? Казалось бы, еще немного, и союзники начнут форсировать Ла-Манш. Английское сопротивление ослабевает. Это хорошо видно по последним неделям боев. Да, наземная ПВО у противника сильна. С каждым днем у них все больше и больше пушек.
Вместо разрушенной в августе передовой линии радиолокационных станций лимонники строят новые радары вдали от побережья. У них уже появились мобильные радары на шасси тяжелого грузовика. Хорошо, что пока их мало и у них маленький радиус действия, но зато бороться с мобильными станциями практически невозможно.
Воздушное наступление шло медленно, перелом наметился только к середине осени. Английская авиация оказалась слишком сильна даже для хваленых люфтваффе. С большим трудом, ценой страшных потерь, союзникам удалось за три месяца завоевать господство в воздухе над южной Англией. Лишь благодаря почти ежедневным авианалетам и слаженной работе ночной бомбардировочной авиации по вражеским промышленным объектам. Антиимпериалистический пакт приблизился к победе.
Однако время было упущено. Пусть подполковник Овсянников многого не знал, пусть он о некоторых вещах только догадывался, но даже ему было ясно, что перебрасывать войска на утлых суденышках и баржах через Ла-Манш в непогоду — сродни самоубийству. Глубокая осень, время штормов. Да еще английский флот поблизости. Несмотря на заверения Геринга и Кессельринга, далеко не все были уверены, что наша авиация сможет прикрыть район высадки.
Впрочем, наступление продолжается. И союзники явно продолжают наращивать силы. Об этом и шел откровенный разговор между Овсянниковым, Савинцевым и Гайдой. На дворе глубокая ночь, аэродром спит, почти все исправные самолеты в небе. Наш корпус сегодня работает по Ковентри, Бирмингему и прилегающему промышленному району. Как обычно, полковник Судец поднял в воздух все наличные силы и настоял на том, чтоб экипажи взяли бомбы в перегруз. Цель недалеко, поэтому оружейники подвешивали по полторы-две тонны.
Глубокая ночь, на командном пункте полка тихо, настольная лампа освещает карту, полупустые кружки с чаем, раскрытый журнал дежурства. В помещении, кроме дежурного лейтенанта Гордеева, собрались командир полка, штурман и особист.
— Я думаю, наши не будут тянуть кота за хвост и настоят на десанте, — задумчиво произнес Михаил Гайда.
— Откуда дровишки? — майор Савинцев бросил на товарища ехидный взгляд искоса.
Всем было известно, что Гайда только позавчера вернулся из Реймса, куда его вызывали вышестоящие товарищи. О цели и причине поездки особист отмалчивался, но по некоторым намекам, брошенным случайно фразам, обмолвкам наблюдательный человек мог понять, что руководство особого отдела корпуса капитаном Гайдой довольно и не валит на него вину за слабую работу с местным Сопротивлением.
— Сорока на хвосте принесла. В штабе наши моряки крутятся. К чему бы это?
— Этой новости семь лет в обед, — влез в разговор Гордеев. Дежурному явно было скучно.
— Узко мыслите, товарищ лейтенант, — добродушно пробурчал Овсянников. — У моряков свое командование и свое подчинение. Они с авиацией согласовывают только время и маршруты возвращения кораблей на базы, да и то за день до срока.
— А морячок, между прочим, служит на «Марате», — улыбнулся Гайда, — какой-то там третий помощник командира. Разговорились мы с ним, пообщались. Он собирается возвращаться на корабль и интересовался, как бы найти попутный борт до Осло.
— Интересно девки пляшут, — съехидничал Савинцев. — Получается, эскадру перегнали в Норвегию? Старая галоша «Марат» не рассыпался в датских проливах?
— Доплыл, — поддержал особиста подполковник. — Семенов проболтался: дескать, с Балтики выгнали чуть ли не все, что плавает. Да ты же сам рассказывал, — комполка повернулся к Гордееву, — позавчера на обратном пути от Апон-Тайна видел в море «Кирова» и тройку эсминцев.
— А не показалось? Это точно крейсер был?
— Не на того напали, товарищ майор, я специально снизился и прошел вдоль борта. Точно, «Киров». Его ни с кем не спутать, и флаг наш. Из эсминцев два наших, типа «Гневный», и один немец.
С Гордеевым не спорили, понимали, что врать летчик не будет. Тем более кроме него корабли видели еще два экипажа бомбардировщиков. Просто немного странно, что наши моряки перебазируются на передовые позиции.
— Я понять не могу, какая польза от старичка «Марата»? — высказал общее мнение Гайда. — Отвлекающий маневр?
— Зачем так грубо? На корабле дюжина башенных орудий, войдет в пролив и перепашет все английские батареи у Дувра.
— А английский флот?
— От кораблей его пикировщики прикроют, — авторитетным тоном заявил Савинцев.
— Англичане в августе наши порты здорово разбомбили. Мюллер рассказывал, потопили чуть ли не треть десантных посудин.
— У страха глаза велики, — хмыкнул Овсянников, — лимонников в последние налеты хорошо потрепали. «Мессеры» оторвались по полной, уделали козлов, как бог черепаху.
— Так они последнее время больше аэродромы бомбили.
— Вот именно.
Что еще хотел сказать Овсянников, так и осталось неозвученным. Подполковника перебил телефонный звонок. Иван Маркович не успел изумиться — кому там еще не спится? — как ему уже передавали трубку. Звонок из штаба корпуса, на проводе сам Судец.
— Подполковник, почему не спишь? — первым делом поинтересовался комдив.
— Жду возвращения группы, товарищ полковник. Задание сложное.
— Так ты каждую ночь на КП сидишь?!
— На сердце сегодня неспокойно. Ребятам возвращаться мимо Лондона. Сами знаете, сколько там истребителей и зениток.
— Ерунда, — легкомысленным тоном заявил Судец. — Английскими аэродромами занимаются «сто десятые» и «Юнкерсы».
— Добре.
— Тебе не сообщили, потому что союзники просили сохранять секретность. Извини.
— Не за что, товарищ полковник.
— У тебя на аэродроме свободные капониры и стоянки есть? — Естественно, комдив звонил не для проверки, кто там бодрствует на КП подопечного полка, и уж тем более не ради того, чтобы проинформировать Овсянникова о налете союзников на вражеские аэродромы. Особенно учитывая, что результативность ночного удара по аэродромам близка к нулю. Максимум удастся помешать взлету ночных истребителей.
— Есть. Могу принять две штатные эскадрильи, — несмотря на постоянно прибывающее пополнение, в полку на вчерашний день был сорок один бомбардировщик. Это без учета двух учебных «ДБ-ЗФ» и разъездных «У-2».
— Озадачь своего Вайкулиса. Послезавтра примете полк транспортной авиации.
— Как это принять полк транспортной авиации? Мы ведь бомбардировщики, — не понял Овсянников. На миг Ивану Марковичу почудилось, что Судец решил дать ему в подчинение еще один полк.
— Вот так и примете. Разместите самолеты в укрытиях, позаботитесь о личном составе. Механиков предупреди, пусть вспоминают все, что знают о «ТБ-3».
— Разместим, товарищ полковник. Если подкинете технику, выроем дополнительные капониры.
— С техникой сложно. Подумаю, чем можно помочь, — пообещал комдив. — И еще: в ближайшие дни твой БАО усилят. Надо срочно строить бараки для людей. Рассчитывайте минимум на батальон пехоты. Я со своей стороны напрягу союзников, пусть освобождают дома в ближайших деревнях и в городе, но и ты разворачивай военный городок. Стройматериалы будут. Транспортники привезут армейские палатки. Работай, подполковник. Нам недолго осталось в этой дыре куковать. — На такой оптимистичной ноте разговор завершился. Полковник Судец пожелал бомбардировщикам чистого неба и положил трубку.
— Будем строить городок, — пробурчал себе под нос Овсянников, аккуратно записывая в блокнот указания комдива.
— Что строить? — поинтересовался Савинцев.
— Десантников будем принимать. Что же здесь непонятного?
Комдив прямо не сказал, кто именно прибудет на воздушную базу, но Овсянников и сам все понял. Все элементарно складывается, как дважды два. Полк транспортной авиации — это четырехмоторные, неповоротливые, тихоходные и уже порядком устаревшие «ТБ-3». БАО усиливают людьми и озадачивают строительством бараков. Вслед за этим на аэродром должны прибыть солдаты. Естественно, это будет воздушно-десантная часть. И естественно, не немцы, а наши. У союзников всего две или три дивизии. Перебрасывать на Остров их будут свои же «Ю-52».
— Готовимся к решающей битве? — развеселился Гайда.
— Нет, помогут твоих инсургентов ловить, — съязвил майор Савинцев.
— Инсургентов, говоришь. Дело хорошее, — особист не обиделся на едкое замечание штурмана. — Можно ловить, а можно не ловить. Много ли от них вреда?
Овсянников недоверчиво хмыкнул и почесал пятерней в затылке. По всему выходило — прав капитан Гайда. Ой как прав оперуполномоченный особого отдела. Что бы ни было причиной, грамотная работа особиста, усилия немецкой фельджандармерии или и то, и другое вместе, но активность подполья в последние недели находилась где-то на нулевой отметке. Даже на дорогах не безобразничали.
Правда, неделю назад в очередной партии молока и творога, купленной интендантами у местных аборигенов, обнаружилась калильная соль. Происшествие анекдотичное по своей сути. К счастью, единственными жертвами этой диверсии оказались повар и трое солдат БАО. Отпробовали парного молочка по паре кружек на брата. Примесь, естественно, сработала, и все четверо, держась руками за штаны, помчались в сортир. Первым успел красноармеец Худяков, остальным пришлось довольствоваться ближайшими кустами.
Калильной соли неизвестные доброжелатели не пожалели, солдатские желудки и кишечники прочищались, словно из пожарного брандспойта. Перепуганные, бледные от обезвоживания жертвы поплелись в медпункт. Здесь военврач третьего ранга Татаринов и поставил им диагноз. Всех четверых определили в отдельную палатку и назначили им обильное питье с марганцовкой, пока работа кишечника не восстановится.
А вот интендантом капитан Гайда занялся лично. Особист поначалу решил, что снабженец решил «сэкономить» казенные средства и купил испорченные продукты. Нет, бедняга клялся и божился, что взял все свежее у проверенного поставщика и лично порывался выпить все злосчастное молоко, три сорокалитровые фляги. Затем наступил черед самого «проверенного поставщика», крестьянина из близлежащей деревушки Балле.
Для поездки в деревню особист взял с собой отделение красноармейцев из аэродромной охраны. Люди уже успели познакомиться с манерой капитана Гайды вести допросы, поэтому заранее предвкушали незабываемое и поучительное зрелище. Михаил Иванович не обманул ожидания ребят. Первым делом он попросил водителя полуторки не останавливаться перед воротами крестьянской усадьбы, а заехать во двор прямо через закрытые ворота.
Как Гайда и рассчитывал, разевающий рот в безмолвном крике, с вылупленными глазами фермер выскочил во двор и застыл перед капотом машины. Опомниться ему не дали. Солдаты аккуратно взяли диверсанта под руки и препроводили в дом. Сам капитан Гайда прошел следом, не забыв при этом отдать приказ обыскать усадьбу и доставить для разговора всех, кого найдут. Вскоре в гостевой комнате собралось все семейство крестьянина. Не по своей, естественно, воле.
Допрос продолжался недолго. На сцене появилась банка со злосчастным молоком. Взятый на операцию интендант лично напоил крестьянина. Естественно, с помощью солдат. Ровно через три минуты молоко подействовало. Гайда не был садистом, поэтому саботажнику дали пустое ведро, на котором тот и просидел всю дальнейшую беседу. Без штанов, посреди комнаты, перед глазами своей жены, свояченицы и троих детей.
Пока крестьянин на своей шкуре познавал прелести молока с калильной солью, капитан Гайда прочел ему избранные цитаты из «Капитала» Маркса в своем переводе на французский. Те, что касались маниакальной страсти предпринимателей к росту нормы прибыли.
Крестьянин особо и не запирался, не до того ему было. Очень быстро особист выяснил все, что хотел. Слабительное во фляги с молоком подсыпал двенадцатилетний сынишка фермера Марсель. Надоумил паренька на эту подлость некий дяденька, иногда приезжавший в деревню за продуктами. Раскрасневшийся шкет буравил глазами пол и путано рассказывал, как месье Бернард расспрашивал его о покупателях в советской военной форме и как подговорил сыграть с оккупантами веселую шутку. Выяснился и метод убеждения, примененный месье Бернардом, — вульгарные три марки. По одной за флягу.
Гайда хотел было надрать уши юному диверсанту, но, глядя на перекошенное от ярости лицо фермера, понял, что шкет получит свое сразу после ухода советских солдат. Заработанные Марселем три марки не спасут честь отца семейства, вынужденного восседать на ночной вазе в центре гостевой комнаты перед глазами своей семьи. Что ж, зато урок запомнится надолго. Еще раз, подробно порасспросив обоих, как выглядит этот самый Бернард и у кого он обычно покупает творог, зелень, сыр и мясо, особист попрощался с хозяевами. Вопрос решен, в будущем можно не опасаться приобретать в этой деревне продукты. Урок пойдет впрок. Крестьяне сами трижды все перепроверят, перед тем как предлагать советским интендантам.
Этот случай характеризовал капитана Гайду, как умного, доброго человека и прекрасного специалиста, владеющего своим делом. Если вопрос не решался в лоб, особист всегда находил альтернативное решение, так или иначе приводящее к нужному результату. При этом Михаилу Гайде претило излишнее насилие, он обычно старался найти мягкое решение проблемы.
— Товарищ подполковник, — Гайда медленно потянулся, его лицо приобрело задумчивое выражение, — если через день к нам перебросят транспортную авиацию, а затем десантников, надо уже сегодня подумать над режимом секретности.
— Секретность? — усмехнулся Савинцев. — А как ее сохранить? Все же видно. Наши стоянки можно наблюдать с возвышенности у перекрестка. Десантники прибудут поездом, скорее всего. На станции куча народу. Начнем строить казармы, палаточный городок, интенданты стройматериалы привезут. Эх, какая там секретность!
— Ошибаешься, — промурлыкал особист, — видеть и понимать — это не одно и то же. Можно такое показать, так замаскировать, что англичане донесения своих шпиков примут за бред сумасшедшего.
— Ты что, собрался на аэродроме возвести Эйфелеву башню?
— Хорошо подмечено. Кто, кроме летчика, отличит старый транспортник от бомбардировщика? Кто поймет, что за люди прибыли? И сколько их вообще? — Овсянников первым догадался, к чему клонит оперуполномоченный.
— Еще один полк приняли, второй БАО появился, аэродромную охрану усилили, — продолжал Гайда. — Я упрошу командира десантников выделить людей для патрулирования окрестностей. Поможешь, Иван Маркович?
— Помогу. Вместе уговорим.
— Меня больше беспокоит другое. Люди в увольнениях общаются с аборигенами. Болтают в кафе и на толкучке. Будь я на месте лидера Сопротивления, давно бы сориентировал своих агентов на поиск контактов, — блуждавший до этого взгляд особиста остановился на лейтенанте Гордееве. — И как я раньше не додумался, — еле слышно пробормотал Михаил Иванович себе под нос.
— Так что там насчет местных? — переспросил Савинцев.
— Язык надо держать на привязи. Помнишь плакат: «Болтун — находка для шпиона»? Вот то-то и оно! — в глазах Гайды сверкнули искорки. Вспомнив все, что слышал краем уха о похождениях бравых летунов в Лa Бурже, особист решил попробовать сыграть в одну старую как мир игру.
— Младший лейтенант Антонов и стрелок Бергадзе половину местных дамочек перепробовали. Наш любимый Вайкулис дружит со спекулянтами и недобитыми капиталистами. Старлей Ливанов нашел себе зазнобушку подозрительно непролетарского происхождения, мало он ей хвастает? Сам знаю, любят летчики пустить пыль в глаза, наговорить с три короба.
Овсянников и Савинцев пристально уставились на разглагольствующего особиста, в их глазах явственно читалось горячее желание заставить его заткнуться и не возводить поклеп на летный состав. Профессиональная солидарность давала о себе знать. Пусть ты и друг, но у нас свои законы и военные летчики своих не выдают.
Сам Гайда в этот момент искоса поглядывал на спину Гордеева. По напряженной фигуре лейтенанта было видно, что он, как губка, впитывает каждое слово особиста. Вспомнилось, что он дружит с Ливановым. А значит, первым делом перескажет товарищу все, что сегодня слышал, и предупредит быть осторожнее, нет, не с француженкой, а с особистом. Гайду это, в принципе, устраивало.
Капитан лениво расстегнул гимнастерку, извлек из внутреннего кармана портсигар и поднялся на ноги. Проходя мимо Овсянникова, он как бы случайно задел подполковника ногой.
— Пойду разомнусь. Спина затекла, пока тут задницу отсиживал.
— Иди, пройдись, — неестественно ласково протянул комполка, — заодно о своей секретности подумаешь.
Выждав несколько минут после ухода особиста, Иван Маркович решил проверить готовность прожектористов. Возвращение группы Чернова ожидалось с минуты на минуту. Плотно закрыв за собой дверь, Овсянников закурил и повернулся к ожидавшему его Гайде.
