Глава 28

Ожидание растянулось минут на десять, показавшихся парой часов. Довольно быстро нашли, если попытаться вспомнить наш случайный и прихотливый путь. Три варианта на выбор – им кто-то помог, они знали этот район, их просто достаточно много, чтобы выслать разведку по нескольким направлениям сразу. И единственный вопрос – зачем мы им так нужны? Мы знакомы, и потому необходимо отправить нас к праотцам? Или так нынче принято встречать всех проезжающих?

Толку от вопросов…

Дома вокруг нас молчали, точно вымерли. Я понимаю жителей – им-то какое дело до чужих свар, за которые можно расстаться со своей жизнью?

Не так врагов и много, десяток человек. Пока. Вполне вероятно, за авангардом следуют другие, и числом поболее. Автоматы, один пулемет. Никаких гранатометов, даже подствольных, не видно. И, действительно, коричневые береты на некоторых бойцах.

– Все. – Я торопливо затянулся последний раз и затушил наполовину выкуренную сигарету.

Солнце било противнику в глаза, следовательно, мы находились как бы в темноте – до первых выстрелов.

Смерть от пули – хорошая смерть. Особенно когда удается прихватить с собой некоторое количество врагов.

Первой моей жертвой пал пулеметчик. Надо бы убрать командира, но я так и не смог определить, кто же из них главный? В наш век внешнего обезличивания… А затем понеслось.

Преимущество было на нашей стороне. Уцелевшие после первых очередей даже не сразу нащупали нас, но когда нащупали!..

Если бы у врага было в избытке укрытий! Весь выбор – несколько застывших у тротуаров автомобилей, теперь быстро превращавшихся в негодный хлам. Стены вокруг нас тоже щербенели, если так можно выразиться. Я сильно пожалел об отсутствующей каске, когда кусочки штукатурки или камня несколько раз довольно чувствительно ударили меня по голове. Афганка – слабоватое прикрытие от подобных подарочков судьбы.

В целом первый раунд был нами выигран почти всухую. Больше половины преследователей отправились догонять Володю с его ребятами сразу. Еще парочка – чуть погодя. Зато следующий тур марлезонского балета грозился стать более затяжным. Просто насчет авангарда я оказался прав, и к залегшему за машинами противнику уже спешило подкрепление.

Надо было все-таки настоять на уходе ребят. Хоть какой-то шанс, а так…

Становилось все жарче и жарче. Враг отнюдь не являлся дураком, и скоро другая группа объявилась в противоположном конце улицы. Теперь нас поливали огнем с двух сторон. Один мой боец был ранен тяжело, другой – легко. Общий счет был в нашу пользу, а вот конечный итог должен был остаться за ними. Пусть с тыла к нам не зайти, так при превосходстве в силах не надо гадать, какая сторона возьмет вверх.

Еще подумалось – хорошо, что у противника нет бронетехники, и как сглазил. Сквозь грохот очередей послышался характерный гул, и вдали замаячил тупорылый силуэт бронетранспортера. Бороться с ним было нечем. Пять сорок пять – не тот калибр против брони. Сейчас подъедет поближе да как вдарит!

Оставалось отступить во внутренний двор, туда бронированное чудовище не втиснется, но сколько мы там продержимся?

Страха не было, лишь азарт. Крышу снесло, и только какая-то часть сознания отстраненно анализировала происходящее.

Я даже не сразу понял: кажущаяся гибель обернулась нежданной подмогой. Пулеметы бэтээра заработали, и отнюдь не по нам. А за первым бронетранспортером уже появился второй, и под прикрытием брони шли солдаты с белыми повязками на рукавах…

– Нам сразу передали ваше донесение, – втолковывал мне какой-то майор, которого я видел на вокзале в числе прибывших. – Они хотели идти на помощь сами, просто мы оказались ближе. Только сняли часть техники с платформ…

Простые фразы доходили до сознания с большим трудом. Переход оказался чересчур резким даже для меня. Бойцы вообще находились в полной прострации. Я курил, хотя, когда успел, понятия не имею. Лишь вдруг осознал, что в пальцах зажата сигарета.

– Кто хоть на нас напал? – С трудом выдавил то, что подсознательно не давало покоя, но не могло всплыть под плотным внешним воздействием.

– Разбираемся. Бои вспыхивают по всей Москве. На той стороне – часть внутренних войск, часть армии, кантемировцы с таманцами, какие-то непонятные ополченцы, в общем, полный винегрет. За что выступают – понятия не имеют. Выполняют приказ правительства, как говорят. Но правительство открещивается, мол, подобных приказов не отдавало. Вернее, те из министров, кого мы смогли найти. Короче, еще разбираться и разбираться. Плюс – вообще доморощенные формирования, кстати, не так плохо вооруженные.

Интересно, а мы выступаем под какими лозунгами? Тоже оправдываемся приказом свыше? Истинные цели знает руководство, а чем объясняют действия солдатам и простым офицерам? И будет ли лучше в результате нашей победы или нашего поражения? Власть ради власти, как было в результате Февраля и Октября, или власть ради Родины? Сколько крови уже пролилось и еще прольется?

Проливать ее еще пришлось. День выдался бесконечный. Мы продвигались вдоль улиц, как положено – броня, и цепочки пехоты вдоль стен, временами вступали в бой, потом продвигались дальше…

Москва превратилась в одно сплошное поле боя, если слово «поле» подходит к гигантскому мегаполису. Кое-где полыхали пожары, по счастью, весьма редкие. Почти повсюду шла стрельба. Стекольщикам предстояло столько работы, на год точно хватит. А уж сколько автолюбителей в момент остались «безлошадными» – подсчитать невозможно. Повсюду стояли бывшие транспортные средства, изрешеченные, исковерканные, сгоревшие…

В конце пути, или на каком-то из его ответвлений, я все-таки повстречал Линевича и доложил об исполнении поручения, а особенно – о последующем возвращении.

– Знаю, – кивнул Константин. – Остается вопрос – с какой стати вас так упорно пытались уничтожить? Не иначе кто-то им сообщил о вашей миссии или же вас просто приняли за других. Более важных. После победы обязательно надо будет разобраться.

Угу. Война все спишет.

– Как вообще ситуация?

– Знаешь, гораздо лучше, чем в обед. Мы потихоньку зачищаем город. Реальная власть перешла к чрезвычайному комитету, и объявление с минуты на минуту уйдет в эфир. Плохо лишь, президент с ближайшими приближенными успел удрать. Предположительно – на самолете. Мы же не знали, что его ждет заправленный и готовый к взлету борт. Скоро где-нибудь всплывет и начнет вещать на всех «голосах», обещая и кары, и милости. Заодно обвинит нас в фашизме, коммунизме, тоталитаризме, волюнтаризме, национализме, сталинизме…

– В анархизме, в антиглобализме, в кретинизме… – охотно продолжил я список. – Милости при существующем строе получали лишь избранные, а кары давно не страшны. Насколько понимаю, у всех хватает своих забот, чтобы беспокоиться о наших правах и свободах.

– Правильно понимаешь. Пока все, что знаем: для западного обывателя случившееся – лишь некоторая приправа к происходящему у них. Наверняка еще злорадствуют: не только в европах такое. Проглотят, куда они денутся в нынешнем бессилии?

Отдохнуть мне приятель не дал. Правильно сделал. Самое главное – не задумываться и переть вперед. Лучше пусть голова будет забита сиюминутным. Глобальные проблемы здорово ухудшают настроение и заставляют колебаться даже в самом очевидном.

Меня послали аж к Останкино в сопровождении небольшой колонны. Как понял – для охраны всевозможных комментаторов, обязанных запустить телепрограмму для всех мест, где сохранились древние телевышки. Обещало правительство восстановить прежние, да руки у него, разумеется, не дошли.

Здесь перед нами шел нехилый бой. Десятка два единиц различной бронетехники ощетинились стволами на все стороны. В промежутках виднелись залегшие люди в камуфляже. Несколько бронетранспортеров стояли сожженными, и пара танков – тоже, причем одному досталось так, что башня валялась далеко в стороне. Боекомплект рванул, дело нередкое.

Сейчас было уже тихо, однако сразу возникла мысль – а ну как нам придется быть следующими, кто захочет разгромить защитников телевышки! В том смысле, что защитники не захотят допустить нас к вещанию. Ничего личного – у нас приказ, у них – тоже.

Обошлось. Правда, нервов это стоило, опять-таки переговоры, но обосновавшиеся тут солдатики уже не знали, кого им слушать, а мы вроде были своими.

Командовавший обороной майор совсем очумел от неопределенности и был только рад, что наконец-то появилось Лицо, Облеченное Доверием. Уже молчу о приведенном мной подкреплении.

Оборону я, как мог, укрепил, наметил кое-какие меры, проследил, чтобы комментаторы отправились вещать, но дальше меня сдернул с места очередной приказ Линевича.

Потом я оказался возле Кремля, потом носился по его территории, отыскивая то одного, то другого. Навестил парламент, вновь передал кому-то из охраны предназначенный для него пакет. Опять Кремль, а в промежутках – стрельба, правда, небольшая, свист пуль, маловразумительные бои…

Как-то незаметно огонь в разных частях города стал стихать. Повлиял ли подход воздушно-десантной бригады, устали ли воюющие или просто решили – а во имя чего? Кого-то уничтожили, кто-то предпочел потихоньку затесаться в ряды победителей, совсем как в приснопамятном девяносто первом году, когда каждый гордо вспоминал о защите лично им Белого дома…

Я даже успел поесть прямо у техники какие-то консервы с сухарями. Не то обед, не то ужин…

А ночка выдалась еще та! Начальство заседало, я же, вкупе с прочими адъютантами, референтами, секретарями, носился взад-вперед с мелкими поручениями и проклинал судьбу на чем свет стоит. Нет, вот закончится горячий период – и все. Повторная окончательная отставка. Меня давно Виктор ждет. Не люблю сельскохозяйственные работы, только на фоне происходящего сейчас они кажутся раем. Своего рода отдыхом от суеты.

В городе иногда еще постреливали. Просто основной накал страстей явно спал, и продолжали воевать лишь самые упертые и увлекающиеся. Где-то кто-то страдал бессонницей и с маниакальной настойчивостью не давал спать окружающим.

Все приходилось узнавать мимоходом, когда Линевич отрывался от трудов праведных. Он мне – задание, я ему – столько вопросов, сколько успею за отведенное краткое время. Выходило, в провинции дела намного лучше. За исключением нескольких областей, где социальная напряженность была чересчур высока до Катастрофы, дополнительно усилилась вследствие ее и теперь обернулась бунтом, как водится, бессмысленным и беспощадным. Оставалось надеяться, что известие о перемене власти несколько успокоит чувства. Человек так устроен – в каждой перемене ему хочется видеть хорошее. Особенно если перемены сопровождаются соответствующими словами и обещаниями.

Прошлая власть была далека от народа, но нынешняя перещеголяла ее и в этом. Два пересекающихся лишь в день очередных выборов мира, словно существующих в разных странах. А кто готов защищать правительство чужой страны? Разве что истые либерасты обязательно выйдут на улицы прокричать излюбленные фразы о перевороте и уничтожении демократии. Просто как раз либерасты у нас всегда были людьми исключительно слова. Да и сами они были недовольны существующим положением вещей – но с другой, ненародной стороны. В России все революции традиционно проходили главным образом в столицах и лишь крайне редко выплескивались на периферию. Зато последствия порою чувствовали все.

Я настолько замотался, что обращение к народу так и не услышал. Думаю, ничего не потерял. Стандартный набор призывов и обещаний. Гораздо важнее реальные дела, а про них что-нибудь сказать можно лишь по прошествии некоего времени. Но уж хуже все равно не будет. Куда хуже-то?

– Втравил ты меня… – в очередной раз выслушивая поручение, упрекнул я приятеля. – Вот уж никогда не относился с любовью к разным революционерам.

– Обалдеть! Извини, не знал. Я-то думал, хочешь продолжить начатое самостоятельно дело, перестрелять виноватых уже не розницей, а оптом… – Константин еще нашел силы иронизировать. Лишь глаза у него были усталыми до последнего предела.

– Сами же их упустили. Пока я по улицам в войнушку играл.

– Раньше. Гораздо раньше. Кстати, о войнушке… Нас поджидали по дороге, потом весьма целеустремленно пытались перехватить тебя… Следовательно, крот где-то рядышком, и явно не один.

– Если учесть, что с базы нас было всего трое, и все вне подозрений, то… Нет, на базе крот несомненно имеется. Целая колония подземных животных. А вот меня подставили уже другие. Как вариант – кто-то из вокзальных. Или же – свои, из колонны. Но вокзальные скорее. В строю все на виду, а там… Да и кто из своих знал, куда мы направились? Умчались, и все.

– Кого-нибудь подозреваешь?

– Кого? Я же не контрразведчик. Виделся с несколькими людьми, с каждым – не более пяти минут. Не мое это дело.

– Ладно. Разберемся.

– Только не откладывайте. Мне уже надоело без конца влипать в весьма похожие истории, в каждой из которых некая группа лиц жаждет моей кровушки. Хоть бы что-нибудь новое придумали. Плен там, допросы… Нет, первым делом грохнуть норовят, а разговоры – потом.

Линевич толкнул меня кулаком в плечо, мол, все будет в порядке. Обязательно – вовремя.

Натворили делов…

– Это обязательно сработает, папа. – Валерка смотрелся довольным, как человек, сумевший справиться с абсолютно неразрешимой задачей.

Но она и была абсолютно неразрешимой! Я и пожелание выдвинул как недостижимую мечту, но не как практическое задание. Кто ж знал, что два оболтуса за какой-то месяц сумеют не просто наметить пути, но и завершить работу. Что-то мне подсказывало – успешно.

Или это просто безумная надежда на спасительное, пусть и не спасающее, чудо?

– Не понимаю. Я, разумеется, не спец. Более того – вообще ничего не понимаю в таких делах, но даже самого скромного уровня хватает на некие несоответствия. Ладно, общая сеть. Тут нет вопросов, но существует множество локальных, наконец, есть компьютеры, вообще не подключенные к каким-либо линиям. С ними как? Они ведь уцелеют при любом раскладе.

– Потому и нужен такой длинный инкубационный, так сказать, период, – вставил Макс.

Долговязый, нескладный, в очках, этакий типичный юноша не от мира сего.

Второй компьютерный гений. Или – первый. Не знаю, кто из парней круче. Кажется, они работают дуэтом, и результат резко повышается, словно достиг его один человек.

– Понимаешь, папа, тут очень долго объяснять, но продукт проникает первоначально в общую сеть, тут ты прав, но затем через нее выходит на спутники, от них попадает в локалки, в общем, распространяется так, что нигде не останется ни одного компьютера, который оказался бы свободен от…

Дальше договаривать он не стал.

– Самое же интересное, согласно моделированию процесса, выходит – возобновить работу или создать новые устройства невозможно минимум лет пять. Может – десять. Погрешность велика, и точный срок подсчитать мы не смогли, – опять дополнил сына его приятель. – Тут получается какой-то запредельный эффект, и даже непонятно, откуда он берется, равно как его вообще объяснить, с точки зрения чистой науки. Но он есть, и от него не избавиться. Надо минимум Эйнштейна, чтобы хоть что-то понять. А уж чтобы описать формулами – и не представляю. Такое впечатление, что по достижении определенной сложности Инета вокруг Земли возникло некое новое поле, скажем, информполе, и любая электроника прямо или косвенно взаимодействует с ним. Но почему и как?.. Наверно, что-то вроде биосферы, но для неживых устройств, вдобавок еще более общее и взаимосвязующее.

– Так, целых два Эйнштейна сейчас передо мной, – подмигнул я. – Тому, классическому, подобное в голову бы не пришло.

– Эйнштейнами мы были бы, если бы смогли понять, – вздохнул сын. – А так – просто способные хакеры.

– Иногда способные практики гораздо важнее, чем гениальные теоретики.

– Угу. Создатели очередной бомбы, – грустно улыбнулся Валера.

– Но создатели же.

Как-то подумалось – два симпатичных парня не просто сумели справиться с моим фантастическим заданием. Они же тем самым ставят крест на всей дальнейшей жизни. Если под жизнью понимать профессиональное совершенствование. Но мальчишки сами подписали приговор собственной профессии. Я-то не пропаду в любые времена и при любых условиях, а чем займутся они?

Ладно, вначале имелся интерес, сумеют ли, и все множилось на молодой задор и врожденные способности. Но сейчас… Ведь наверняка задумывались о дальнейшей судьбе. Никакой прибыли они не получат, напротив – мир изменится, уж не знаю, к лучшему ли, но теперь приятелям придется искать в нем места. А что они еще могут, кроме писания хитроумных программ, взлома чужих компьютеров и тому подобных дел, которые в ближайшие пять, а может, десять лет, по их же словам, никому не понадобятся?

В наш насквозь меркантильный век, когда большинство уже неспособно на обычный бескорыстный поступок, – откуда у мальчишек такая способность к самопожертвованию?

Бомба что? Тьфу! Любая, даже самая страшная, локальна по действию, а здесь случившееся неизбежно затронет всех. Иначе, даже я понимаю, быть не может.

– А вы как?

– Папка, не переживай, – отмахнулся Валера. – Мы, напротив, сразу резко вырастем в цене. Государство поневоле обязано будет пытаться восстановить утраченное. Создаст исследовательские группы, вложит огромные средства… Так что не пропадем. Еще и олигархами станем.

– Угу. Куда ни брошу взор – везде ученый-олигарх. Диплом получил – уже богат. Вместе с диссертацией дают ключи от загородной виллы и персональный самолет, а уж академики тратят время между крейсерской яхтой и поместьями на Гавайях, Багамах и прочих лакомых частях света.

Парни заржали. Очень уж развеселила их описанная мною картина. Если представители компьютерного мира далеко не бедствуют, то еще вопрос – насколько в том виновато государство, а насколько – частный бизнес. Он ведь тоже насквозь пропитан современными средствами информатики и связи.

Но, справедливости ради, в данной области и государство не стоит совсем уж в стороне. Потребовали новые Хартии о правах человека проведения всеобщей чипизации – пожалуйста, и средства нашлись. Слава богу, вороватые чиновники, как всегда, присвоили некую их часть – а то избежать процедуры обэлектронивания не удалось бы никому.

– Олигархам-то как раз придется несладко, – отсмеявшись, заметил Макс. – Что будет с банками – не представляю. Обратная сторона прогресса – уязвимость созданного человеком мира. И работы, и – удобств.

– Только не говорите, что унитазы тоже откажут, – хмыкнул я.

До парней дошло, что подразумевается под удобствами, и они заржали опять.

– Но телевизоры точно сдохнут. Их же полностью на цифровую систему перевели.

– Телевизоры как раз не жалко. Одним средством оболванивания меньше станет. Вдруг люди опять книги читать начнут? За неимением альтернатив.

– Мобильников не будет, – Валерка извлек свой из нагрудного кармана и взглянул на экран. – Слушай, папа, как вы раньше без них жили?

– Знаешь, хорошо. Умудрялись друг друга находить без всякой связи. И встречались не в пример чаще. Это уж потом вместо слова «встретиться» стало употребляться – «созвонимся». И потом, стационарные телефоны ведь останутся.

Тут дошло – давно нет АТС, едва не как мифических барышень, соединяющих лысого злодея со Смольным институтом благородных девиц.

Наверно, доступных женщин там искал, а нарвался на штаб готовящегося восстания. Услыхал об имеющейся там проститутке, побежал, а оказалось – это Троцкий.

Чем не версия давних загадочных событий? Гораздо более реалистичная, чем кинематографический штурм под аркой Генштаба и пулеметным огнем.

Имеется у меня идиотская привычка – думать о чем угодно буквально в любой момент. Даже когда надо поразмышлять о главном.

– Вот именно, – кивнул Валерка.

Ему не дано было знать о возникших ассоциациях, зато мое грядущее понимание катастрофы уловлено было мгновенно.

Не слишком я верил в идею, даже когда ребята заявили о готовности ее осуществить.

Проблема предстала несколько в ином свете – нарушенная связь, обрушенные финансы, и ведь не только где-то в мире, у нас тоже. В общем, очередная невесть какая по счету катастрофа. Собственно, не прекращающаяся с момента перестройки, если не с Февральской революции.

Но был ли выбор? А так появлялся хоть маленький шанс, крохотная надежда на то, что все изменится.

И оставались неизбежные жертвы, те, кто погибнет в результате технических катастроф, вроде пассажиров оказавшихся в воздухе самолетов. Как быть с ними?

Ребятам хорошо, для них погибшие предстают в образе абстрактных фигурок, как бывает в многочисленных компьютерных игрушках. А мне каково?

И чем виноваты многие, над чьими головами уже навис неотвратимый рок?

– Зато как все гробанется! – подтверждая мои мысли, хохотнул Макс. – В один момент!

Дети, радующиеся решению принципиально нерешаемой задачи! Гениальные дети.

– А если не получится? Есть же всевозможные антивирусы. Вдруг обнаружится раньше, чем начнет действовать? Срок-то большой.

– Папа, мы же тебе объясняли – до самого последнего момента наша программа остается совершенно незаметной. Словно бы ее вообще нет, – терпеливо повторил Валера.

У меня не было оснований не доверять словам сына. В таких делах он знал, что говорил. Это не я, относящийся к компьютеру как к чему-то совершенно непонятному и то и дело творящему в нем всевозможные безобразия. Просто случайно, нажимая не на те кнопки.

Валерка-то с Максом с подобными устройствами были на «ты».

Что значит юность, врожденные способности и привычка с детства иметь дела с хитроумной электроникой!

– Если срок будет меньше, то часть устройств избежит общей участи, – добавил Макс. – Поэтому мы выбрали минимально возможный, дающий гарантию.

– Все очень просто, папа. Достаточно вставить диск и запустить программу. А дальше ее уже не остановить.

Угу. Переигрывать будет поздно. Если бы еще точно знать – подобное поможет избежать худшего!

Диск лежал здесь же, на столе. Обычный компьютерный диск, и только мы втроем знали – это самое страшное оружие на Земле.

Намного страшнее любой существующей бомбы. В сущности, атом весьма локален в своем опустошающем действии. Здесь же бомба была, так сказать, всеобъемлющей и действовала настолько глобально…

Если бы имелась хоть малейшая возможность сделать программу избирательной, так, чтобы она не затронула территории страны!

Увы! Или – или.

Тут даже моих скромных познаний хватало на понимание – иначе наша игрушка вообще не могла бы работать.

Не было в моем распоряжении иного оружия! И не только в моем. Власть по недомыслию или преступности сделала все, чтобы страна стала беззащитной, и теперь передо мной лежал последний шанс.

Похоже, иногда, чтобы хоть что-то спасти, надо многое погубить…