Книга: Приют ветеранов
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая

Глава третья

«Таймс оф Индия», вторая полоса:
"Как заявил нашему корреспонденту высокопоставленный представитель Министерства внутренних дел, ведется широкая проверка всех средств воздушного транспорта, прибывших в Индию на протяжении последних четыре* дней (иными словами, после нападения на лабораторию «Братья Симе» в Африке, которое подробно освещалось в нашей газете). Все до сих пор проверенные самолеты — это можно утверждать со всей определенностью — не имеют никакого отношенкя к совершенному преступлению, их владельцы, а также обслуживающий персонал вне подозрений. Пока не найдены еще три самолета, пересекшие в эти дни воздушную границу страны. При этом есгь основания предполагать, что они связаны с сепаратистским движением в Кашмире и занимаются перевозкой оружия и боеприпасов для кашмирских боевиков и террористов. Представляется, однако, малоБероятным, что эти самолеты могут быть замешаны в деле о похищении «матовых алмазов» хотя бы потому, что кашмирские сепаратисты весьма далеки от обладания ядерным оружием.
На вопрос нашего корреспондента, не рассматривается ли в министерстве возможность использования похитителями минерала в качестве разменной монеты при закупке вооружений, представитель министерства ответил, что совершенно исключить такую версию нельзя, однако он не располагает какими-либо конкретными сведениями об этом.
Таким образом, вопрос о возможной переброске 5ета-углерода на территорию Индии пока остается открытым. Нам, однако, представляется куда более вероятным, что стратегический материал был переправлен в Пакистан, чьи захватнические планы давно и хорошо известны".

 

* * *

 

В Лондоне, в малоприметном доме на узкой Харви-стрит, в кабинет Фэрклота, негромко постучавшись, вошел Докинг.
— Потери, сэр.
— Кто доложил?
— Спутниковое слежение. Восемьдесят седьмой погас.
— Это… помнится, в Африке?
— В Раинде.
— Его звали…
— Томпсон Одинга, сэр.
— Да, помню. Значит, его раскрыли.
— Не обязательно. Мог быть просто несчастный случай. Тропические леса… Мало ли что.
— Он успел дать информацию?
— Странную. Что напал на след, совершенно неожиданный, он даже сказал — неправдоподобный, но не было условий для продолжительной связи. Что он, по-вашему, имел в виду?
— Однако хоть что-то членораздельное он успел сказать?
— Он успел произнести: «Приют Ветеранов», и гут передача прервалась.
— Приют Ветеранов? — медленно повторил Фэр-оют. — Вот, значит, как.
— Да, сэр. Раинда, северо-восток, на самой границе с заповедником Кагера. Мы когда-то интересовались этим районом, но безрезультатно. Все так и осталось на уровне подозрений.
— Знаю, знаю. Очень печально, Докинг. Я надеялся на него. Его предметом была контрабанда тканей. Мы перехватили информацию, позволявшую предположить…
Докинг перебил его:
— Туда все равно придется послать кого-то; вы не сочли бы возможным поручить этот поиск мне? Вы знаете, сэр, что проблема контрабанды тканей интересует меня с момента ее возникновения Фэрклот кивнул.
— Разумеется, Докинг. Я знаю, что вы немного-не обижайтесь, пожалуйста, — помешались на идее о контрабандном провозе человеческих органов для трансплантаций. Поэтому и выбрал вас. Но в Африку я вас не пошлю. Или, во всяком случае, не сразу.
Докинг еле слышно вздохнул.
— Я слушаю вас, сэр.
— Мне стало известно, что Берфитт появился… Где бы вы думали? Вы ведь не забыли Берфитта?
— Разумеется, я помню, сэр. Но мне казалось, что он уже несколько лет как отстранился от всякой деятельности такого рода.
— Возможно, и отошел. Но так или иначе он уехал вчера, затем был замечен в Калерии, а вот теперь появился… в Москве. Признайтесь, вы удивлены.
— Не сказал бы, сэр. Визит деловою человека в Москву — не редкость в наши времена.
— Да, но если у этого чело-века столь захватывающая биография… Чего только в ней не было, не так ли, Докинг? Так вот, меня очень интересует: зачем он полетел в Москву, с кем будет там встречаться, на какие темы разговаривать и так далее. Кстати, вам известно, где Берфитт обосновался вскоре после отхода от прежних дел?
— Этого я не знаю, сэр.
— В фонде «Лазарет». Вы о нем, безусловно, слышали достаточно много. Медицинский межнациональный фонд -хорошие клиники, первоклассная хирургия, широкая благотворительность…
— И при всем этом немалые прибыли.
— А, я вижу, вы в курсе. Хотя я слышал, что в последнее время у них возникли финансовые затруднения и они вынуждены принимать какие-то меры… Кроме этого, Докинг, в последнее время Берфитт устанавливал деловые связи и с другим фондом — «Призрение». А фонду этому, между прочим, принадлежит сеть филантропических заведений, которые в Африке и Азии носят название «Приют Ветеранов», а в Европе подобные именуются «Пристанью Ветеранов». И вот теперь именно в Москве предстоит создание еще одной клиники фонда «Лазарет», а возможно, и новой Пристани Ветеранов. Поразмыслите над этим совпадением в свете того, что успел сообщить вам Томпсон Одинга.
— Крайне любопытное совпадение, сэр. А нельзя ли попросить наших московских коллег?..
— В данном случае нет, Докинг. Потому что у меня нет ничего, кроме чисто интуитивных подозрении, а такими я не вправе делиться с кем бы то ни было за пределами нашей службы. Полагаю, вы уже поняли: надо последить за Берфиттом и деликатно выяснить все. И если вам покажется, что эти дела как-то соприкасаются с африканскими… что ж, в таком случае продолжите свои путь по следам Одинги.
— Не проявим ли мы в этом случае некоторой бестактности по отношению к московским службам?
— Ничуть. Вы поедете туда официально и будете контактировать с их институтами, не ставя их в известность об основной цели вашей поездки. Формальным поводом будет… ну, мы найдем его. Конечно, вам не возбраняется намекнуть, если представится возможность, на то, что Берфитт сам по себе — фигура любопытная, с прошлым, хотя к его настоящему у нас явных претензий нет. А официальный повод — ну, хотя бы поинтересоваться, как у них поставлен контроль над точками казахстанской тропы: нет ли там какого-то шевеления. Кстати, это тоже достаточно серьезно, и мы будем рады любой информации. Так что идите и собирайтесь.
— Будет сделано, сэр.
— М-да… Бедный Томпсон Одинга…
— Он подавал большие надежды.
— Это молодое поколение… какое-то малоза-щищенное, вам не кажется? Мы в наше время держались куда крепче. И, как видите, до сих пор живы. Говоря о молодых, я не имею в виду лично вас, Докинг. Насколько мне известно, вы всегда справлялись с задачами.
— Благодарю вас, сэр. Однако я не так уж молод.
— Зависит от того, с кем сравнивать. А вообще молодость — понятие не возрастное. Да, вас не пугают московские холода? Одевайтесь потеплее.
— Я плохо переношу жару, сэр, я ведь северянин.
— Значит, все в порядке. Итак, доброго пути. Как сказано: путешествия развивают юношество. Так что укладывайте чемодан. Не бойтесь, говорят, у них все сильно изменилось с тех пор, когда там бывал я. И они, кстати, неплохо работают. Судя по результатам.
— Да, сэр. Неплохо.
Докинг вышел. Зашагал к лифту. Все-таки старик прав. Чутье у него пока еще острое. Мгновенно понял, что у торговли человеческими тканями большая перспектива с точки зрения доходности и постоянного расширения спроса. Контрабанду надо выявить и пресечь в самом начале. Тот, кто это сделает, разумеется, сразу же будет замечен и… ну, и так далее.
Пора бы тебе распрощаться с честолюбием, не очень жестко упрекнул себя Докинг. И тут же ответил: пока дышишь — надеешься.
Мерцалов, с недавних пор уже генерал-лейтенант, в своем недавно отремонтированном кабинете — два окна на площадь — принимал гостя из Великобритании. Сидели в креслах — третьим был Надворов, заместитель — за кофейным столиком. Разговаривали негромко, понимая друг друга с полуслова; иногда, впрочем, нужны были более подробные объяснения. Переводчика не требовалось только генералу, Надворов порой затруднялся с пониманием. Разговор шел спокойно, лишь изредка Мерцалов на секунду-другую задерживался в поисках точного слова. Зато говорил без акцента, что в России встречается не так уж редко. Их не прерывали: Мерцалов приказал звонки на него не переводить, а телефоны прямой связи пока что не беспокоили.
— Так вот, мистер Докинг, — сказал Мерцалов в самом начале беседы, помешивая ложечкой в кофейной чашке (гость по достоинству оценил качество фарфора), — пока никаких телодвижений в раскрытых нами пунктах мы не наблюдаем. Но контроля не снимаем. Если это единственный интересующий вас вопрос, то можете доложить вашему руководству, что тут, по нашим данным, все в порядке. Более подробно может вам рассказать мой заместитель — он занимается этой проблематикой вплотную.
Надворов кивнул и улыбнулся. Докинг склонил голову в поклоне.
— Благодарю вас, сэр.
— Однако если вы позволите мне высказать одно предположение…
— О, разумеется!
— Благодарю. Предположение мое заключается вот в чем. Недавно в наших краях появился некто Берфитг. Полагаю, человек этот вам известен.
Докинг постарался сохранить полное спокойствие.
— Я наслышан о нем, сэр.
— Когда мы разговаривали с людьми, замешанными в работу тропы, эта фамилия всплывала не раз и не два. Могу ли я предположить, что ваш приезд как-то связан с визитом этого джентльмена?
— Мы не располагаем данными о его противозаконной деятельности в последние годы.
— У нас это называется «завязал». Что ж, вы прекрасно не ответили на мой вопрос, но настаивать я не буду. Вероятно, у вас есть основания. Хотя если вас интересует какая-то связанная с ним информация…
— Мы никогда не забываем старых знакомых, — сказал Докинг. — Тем более из числа наших соотечественников.
— Это очень правильно, — согласился Надворов.
— Еще один прекрасный ответ. Однако ничего компрометирующего: живет в отеле «Империум», намерен встретиться с работниками Министерства здравоохранения. Прибыл к нам в качестве полномочного представителя международного медицинского фонда «Лазарет». Приходилось слышать?
Докинг покачал головой.
— Лишь в самых общих чертах. Кажется, фонд объединяет несколько хирургических клиник в разных частях света?
— Совершенно верно. Клиник, специализирующихся на имплантации внутренних органов неизлечимо больным людям, а в последние годы — и на восстановлении утраченных конечностей за счет донорских. Дело весьма благородное, и ни в каких комбинациях они не замешаны. Во всяком случае, нас об этом никто не информировал. Вас, надо полагать, тоже?
Докинг кивнул. Надворов внимательно слушал.
— Так вот, насколько мне известно, Берфитг прибыл в связи с реализацией соглашения между нашей страной и названным фондом. Полгода тому назад наши партнеры предложили в порядке гуманитарной помощи и развития отношений приспособить для подобной деятельности одну из наших клиник. Фонд взял на себя поставку оборудования и обучение врачей их методикам. У нас пересадками занимаются достаточно давно, но не в таких масштабах, как, скажем, в Америке. Поставка оборудования и монтаж его ведутся, но, как обычно в таких случаях, возникают какие-то мелкие неувязки. Вот поэтому ваш Берфитт и прибыл сюда — своего рода чрезвычайный эмиссар. Мы не стали бы обращать на него внимания, да личность уж больно интересная, не правда ли? Сейчас мы никакого криминала в этом не усматриваем. Напротив, есть хорошие сдвиги: по его словам, через день-другой прибудет новый главный врач — весьма опытный хирург и организатор. Он возглавит клинику, пока все не наладится должным образом.
— Несколько неожиданная для Берфитта роль, — отметил Докинг. — Но, видимо, он на самом деле покончил с прошлым.
— Мы, конечно, наводили справки, насколько успели. Не только по поводу Берфитта персонально, но и вообще об этом контракте. Чисто. Уже известно, что наши врачи — есть договоренность — будут проходить стажировку во Франции, а пока их там будут натаскивать, у нас тут начнут работать специалисты одной из клиник этого фонда. Называется она «Гортензия» и находится под боком, в соседней стране. Слышали о ней? Новый главный врач, кстати, должен прибыть именно оттуда.
Докинг слегка нахмурился и, похоже, колебался — высказать ли то, что само просилось на язык. Генерал сделал вид, что не заметил этого.
— Итак, «Гортензия», — молвил Мерцалов, поставив чашку на блюдце и откидываясь в кресле. — Разумеется, мы о ней информированы — клиника известная, весьма. Ничего такого, что их компрометировало бы, у нас нет; никакого шума не возникало ни в печати, ни в судах, а знаете, как бывает, когда в клинике оступятся и разъяренные родственники…
Надворов усмехнулся. Британский гость, моргнув, откликнулся с обычной лаконичностью:
— Да, нам это известно.
Похоже, он старался расходовать как можно меньше слов, не имевших прямого отношения к его делу.
— И тем не менее?..
Произнося эти слова, Мерцалов на миг глянул в зрачки своего визави и тут же опустил взгляд пониже, а именно на галстук Докинга. Галстук был скромный, однотонный, и у генерала возникло подозрение, что его собственный, вполне отвечавший моде высших слоев московского общества, гостю кажется слишком пестрым и безвкусным, может быть, даже смешным. Мерцалов очень не любил выглядеть смешным. Сам виноват. Оделся, как для американца, а это все-таки британец.
Однако Докинга, кажется, занимал сейчас не мер-цаловский убор.
— Дело в том, сэр, — сказал он неторопливо, решившись наконец, — что у меня тоже не имеется к клинике «Гортензия» ничего, кроме интереса, а с недавних пор даже пристального интереса.
Это «меня» он намеренно подчеркнул, выделив голосом.
— Понимаю, — кивнул Мерцалов. — Я вас внимательно слушаю.
— С точки зрения профессиональной — медицинской, там действительно все обстоит благополучно. Клиника, как вы сами уже сказали, занимается почти исключительно трансплантациями. Диапазон ее в этой области чрезвычайно широк. Сердце, легкие, печень, поджелудочная, половая сфера, конечности… Сейчас, пожалуй, трудно назвать пересадку, какой тамошние хирурги не занимались бы.
— Я вижу, вы серьезно разрабатывали их деятельность. Почему?
— Мне трудно ответить на этот вопрос. Самым правильным, наверное, будет сказать: для души. Видимо, мой кругозор настолько узок, что я могу всерьез увлечься только раскрытием особо сложных случаев. Хотя бывало — попадал в неудобное положение: интуиция подводила.
— Ну что же, я вас прекрасно понимаю. И что же вы выяснили?
— «Гортензия» — ведущая среди подобных клиник. С нее, собственно, все и началось. Понемногу они собрали у себя едва ли не лучшие силы в этой области. Со всего света — от Аляски до Южной Африки. Если не ошибаюсь, там уже сейчас работают врачи из вашей страны.
— Совершенно верно, — согласился Мерцалов. — Там, насколько мне известно, созданы прекрасные условия — работа, вознаграждение. Страна приятная — маленькая, уютная, уровень жизни — из самых высоких в Европе, да и в мире, наверное. Меня только удивляло, почему клиника эта появилась не в Штатах: мы привыкли думать, что все лучшее — в Америке, если только не успела перехватить Япония. Так было в прошлом веке, так началось и третье тысячелетие, первая его декада. И вот вместо этих обетованных стран — Европа, причем не центр, а, так сказать, ближе к окраине: Калерия. Вы об этом не задумывались?
— Задумывался, и очень серьезно. Особенно когда у меня вообще возник интерес к «Гортензии».
— Как же вы объясняете себе такой выбор места? Я понимаю, если бы клиника там появилась, так сказать, на родной почве: талантливый хирург-трансплантолог, своя школа, институт — ну, нечто подобное эффекту Нильса Бора в Дании в свое время. В таких условиях создается центр притяжения для заинтересованных специалистов, они начинают съезжаться — одни едут сами, других приглашают персонально… Да, тогда бы это выглядело естественно. Но ведь на самом деле, если не ошибаюсь, все произошло не так?
— Совершенно иначе. Не было ни отечественного таланта, ни института. Появились организаторы и, разумеется, средства, стартовый капитал. Как мы теперь уже знаем точно, основатели «Гортензии», прежде чем сделать выбор, достаточно внимательно исследовали несколько стран Восточной Европы и только после этого остановились на Калерии.
— Еще чашечку?
— M-м… С удовольствием. Черный, с сахаром.
— Извольте. Я думаю, мистер Докинг, раз уж вас заинтересовала эта клиника и ее история, вы наверняка проанализировали те параметры, по которым выбиралось место.
— Ну конечно же.
— А вы откровенны.
— Это ведь мое личное дело. Не Службы.
— Быть может, вы ожидаете от нас какой-то помощи?
— Было бы глупо скрывать это. Но я хотел бы, с вашего позволения, прежде всего обрисовать обстановку детально. Если у вас есть время, разумеется.
— Нам везет: видите, меня пока не беспокоят.
— Итак, параметры. Прежде всего, конечно, я обратился к налоговой системе. Клиника была задумана как весьма прибыльное предприятие, какой и стала на самом деле. Естественно, владельцы заинтересованы, как и любой человек в мире, платить как можно меньше налогов. Поэтому, кстати, Америка должна была отпасть почти сразу. А в Калерии налоговая система достаточно мягкая.
— Понятно. Могу им только позавидовать.
— Сначала мне тоже все было понятно. За исключением одного: в соседней Виландии налоги еще ниже.
— Климатические особенности?..
— Они практически совершенно одинаковы. Если говорить о климате, то в Европе можно было бы найти десяток стран, гораздо более благоприятных в этом отношении.
— Может быть, в Калерии строительство обошлось дешевле?
— Вполне вероятно, если бы строительство клинического центра велось какой-либо из местных фирм. Однако была приглашена шведская — не самая дешевая, скажу вам откровенно.
— Чем дальше, тем интереснее. Видимо, дешевле стоила земля?
— Да, она обошлась недорого. Но то же самое можно сказать о соседних государствах: каждое из правительств было готово на немалую скидку, понимая, каким источником доходов и поводом для рекламы станет клиника. Речь идет не только о налогах: в страну приезжают будущие пациенты и, как правило, не в одиночку, а следовательно, гостиницы, магазины, туризм, транспорт… «Гортензия» существует четыре с лишним года, и, поверьте мне, Калерия на ней зарабатывает совсем неплохо. Я уже не говорю о рабочих местах: весь низший персонал, разумеется, местный, а его немало, потому что комфорт и сервис в клинике воистину первоклассные.
— Значит, и не стоимость земли…
— Она, кстати, не куплена. Лишь арендована на девяносто девять лет. Но без права пересмотра условий.
— Весьма разумно.
— Уверяю вас, в создании клиники участвовали не только высокопрофессиональные медики, но и адвокаты, крупнейшие рекламисты, проект создан американской фирмой, оборудование — японское, американское, германское.
— А охрана?
— Что?
— Я спрашиваю: из кого набирали охрану?
— Что-то наподобие интернационального легиона. Крутые профессионалы. Ваши соотечественники тоже принимают в этом участие — не только у операционных столов.
— Я в этом и не сомневался. Кстати, Виталий Владленович, этими людьми стоит поинтересоваться.
— Будет сделано, — ответил Надзоров.
— Но мы отклонились. Итак, к каким же выводам вы пришли, пытаясь разобраться в проблеме «Гортензии» — если такая проблема существует, разумеется? Если да, может быть, мы перейдем непосредственно к ней?
— О, конечно же. Что касается выводов, то я смог найти лишь одно преимущество, которым Калерия владеет в отличие от своих соседей.
— И это?..
— Географическое положение.
— Любопытно.
— Сначала это и мне показалось не очень убедительным. И все же… Я обратил внимание на два обстоятельства. Калерия обладает морским побережьем, на суше же граничит с пятью государствами. В то время как Виландия — лишь с тремя.
— А второе?
— Самый крупный в этом регионе международный аэропорт. Цдва ли не следующий после Франкфурта.
— Иными словами, все виды транспорта: морской, сухопутный, воздушный. Что же, очень удобно для больных, нуждающихся в услугах «Гортензии». Похвальная забота со стороны владельцев… Кстати, вы еще не коснулись весьма существенного вопроса: кто хозяин7 Каково происхождение стартового капитала? Деньги ведь были, надо полагать, немалые. Кто создал этот самый фонд?
— Он создан семь лет тому назад по инициативе и на средства трех крупных промышленно-финан-совых групп. Репутация их не подлежит сомнению. Были, правда, подозрения, что там отмываются деньги, но не подтвердились. Однако сейчас меня интересует не это.
— Чем же, в частности, клиника привлекла ваше внимание? Не считая общих предположений.
— Разрешите мне излагать по порядку.
— Именно этого я и жду.
— Как правило, трансплантация в «Гортензии» стоит в среднем на пятнадцать процентов дороже, чем в других тоже прекрасных, но не столь широко разрекламированных клиниках.
— Ну и что? Они ведь не страдают от недостатка пациентов?
— Напротив. Кроме этого, они ежегодно делают определенное количество операций по незначительным ценам, а некоторым — вообще бесплатно.
— То есть чистая филантропия?
— Именно.
— И опять-таки вряд ли в этом можно найти какой-то криминал.
— Ну конечно же, нет. Однако..
— Да?
— Как, по-вашему, что нужно для того, чтобы провести успешную трансплантацию?
— Наверное, очень многое.
— Например?
— Ну… Хирург. Персонал. Помещение. Аппаратура…
— Конечно. Но вы забыли главное.
— Ну разумеется! Пациент!
— А кроме него?
— Зависит от того, ставят ли там естественные органы или искусственные.
— Только естественные. Вы не видели рекламу «Гортензии»?
— Нет. Наше телевидение ее не показывает. Видимо, приток пациентов из России не столь велик, чтобы тратиться на такую рекламу.
— Так вот. В рекламе подчеркивается: только натуральные органы. И мало того: органы доноров, ведших правильный, здоровый образ жизни. То есть не курильщиков, не алкоголиков, даже не жителей больших и крайне загазованных городов. Доноров, правильно питавшихся и не позволявших себе никаких излишеств.
— И реклама соответствует действительности?
— Насколько мы смогли установить — да. Большая часть этих тканей, подлежащих имплантации, поступает из-за рубежа.
— Я пока так и не понял, что здесь может интересовать вас. Бизнес — да, типичный бизнес двадцать первого века, достаточно прибыльный, если даже вычесть деньги, идущие на борьбу с рекламой искусственных органов. Где и в чем вы тут усматриваете нарушение закона, какое потребовало бы вмешательства?
— Вот сейчас я и подхожу к этому, сэр. («Если ты возвращаешься домой с работы в таком же темпе, то наверняка оказываешься там лишь назавтра», — невольно подумал Мерцалов, но на лице его это никак не отразилось.) — Сколь ни странным это покажется, но за вывоз трансплантатов из любой страны взимается пошлина. Я не сказал бы, что очень маленькая.
— Об этом я не слышал. Хотя… Обождите, дайте вспомнить… Совершенно верно, было такое решение Евросовета, к которому потом присоединились и другие заинтересованные регионы. Когда же это было? Ага, если не ошибаюсь — четыре года тому назад.
— У вас великолепная память.
— Гм… Да, там ведь было и о ввозных пошлинах, не так ли?
— Установление таких пошлин признавалось законным, трансплантаты тем самым приравняли к любому другому товару, учитывая, что оборот их стал выражаться в весьма крупных цифрах.
— Так-так.
— Из этого следует простой вывод: донорские ткани экономичнее заготавливать в той стране, в которой располагается сама клиника. Отпадают все таможенные расходы. Однако если, допустим, в той же Калерии наладить такое внутреннее обеспечение невозможно по чисто статистическим причинам, то о России этого не скажешь. Надеюсь, это замечание вас не очень обидело?
— О, нисколько. Наша статистика известна мне достаточно хорошо.
— Так что, казалось бы, параллельно с подготовкой собственно клиники устроителям надо было бы уделить внимание и проблеме снабжения. Тем не менее таких действий не предпринималось. Следовательно, по каким-то причинам выгоднее необходимые органы ввозить из-за рубежа, а поскольку это дороже, то можно предположить, что такой способ снабжения таит в себе существенные преимущества.
— Готов согласиться с вами. Теперь я начинаю понимать. Где пошлины — там и контрабанда, а это уже область если и не наших интересов, то, во всяком случае, интересов близкой нам Службы. Вы это имели в виду?
— Совершенно верно. И у нас набралось уже немало фактов: такая контрабанда фиксировалась и изымалась. Мы полагали, что все идет на лад, их тропы полностью или почти полностью перекрыты. Однако в последнее время стали подозревать, что это никак не повлияло на количество производимых клиниками трансплантаций. А значит, существуют пути снабжения, о которых мы ничего не знаем. Вот это нас и интересует.
— Да, пожалуй, такого надо было ожидать. Мы все слишком замкнулись, может быть, на наркотиках, антиквариате, на фальшивомонетчиках, упустив мгновение, когда возник новый вид выгодной контрабанды.
— Ну, нас извиняет то, что произошло это сравнительно недавно. Что же касается выгоды…
Докинг не стал продолжать, только слегка развел руками. Мерцалов понимающе кивнул.
— Впору создавать фермы ДДЯ производства… Черт, невозможно даже выговорить вслух, настолько противоестественно звучит. Да, занимательно. Раз уж такая клиника создается и у нас, мы будем интересоваться этим вопросом. Хотя Россия — страна обширная… Вряд ли им понадобится ввозить много органов сюда. Разумеется, мы попытаемся заинтересовать их таким предложением: создать донорскую компанию тут, на месте, беспошлинную. Посмотрим. Во всяком случае, я очень благодарен вам за информацию. Пока не вижу, чем мы могли бы помочь вам сию минуту.
— Присмотрите за филиалом «Гортензии», это и будет помощью.
— В будущем. А сейчас?
— Сейчас… собственно, мне ничего не нужно.
— Тем не менее мое обещание остается в силе. Да, любопытно вы начали копать… Хотя, откровенно говоря, я не очень представляю себе возможности контрабанды в этой области. Тут ведь не камушки, или валюта, или наркотики. Одно дело провезти несколько килограммов, допустим, героина, кокаина или другой пакости — они поддаются любой фасовке… да что я вам говорю, вы и сами лучше меня все это знаете, и совсем другое — контейнеры с трансплантатами, заполненные жидким азотом, требующие умелого обращения… Их вы не запрячете за облицовку потолка, допустим, или во второе дно чемодана. Да их вообще невозможно спрятать, если уж говорить серьезно!
— Совершенно с вами согласен, сэр. Здесь нужна совсем другая механика. Однако у меня, в частности, нет ни малейшего сомнения в том, что эта непостижимая система провоза существует. И я хочу докопаться сам.
— Одному человеку это не по силам. Исключено.
— Может быть, со временем найдутся другие энтузиасты. Мне встречались такие. У вас, например, был, помнится, мистер Милф. Когда-то мы с ним…
— Увы, он уже некоторое время в отставке.
— Однако я слышал, он и в отставке выполнял некоторые задания Службы…
— Да, был такой эпизод. Но нынче его все равно тут нет. Свободный человек, он решил побывать там, куда его не заносило по служебным делам. Умчался неожиданно, даже не попрощавшись.
— Так что сейчас он далеко?
— Честно говоря, я даже не знаю, где. То ли в Африке, то ли где-то в Бразилии… Просто не знаю.
Мерцалов сказал совершенно искренне: он на самом деле не знал. Не до Милова ему было в последнее время и вообще не до отставников. Получают пенсию, живут как живется, чего еще?
— Не беспокойтесь, — утешил он британца, который, правда, и не выказывал особого волнения. — Найдутся люди… если понадобится.
— Уверяю вас, это серьезно. Такие процессы лучше пресекать в самом начале.
— Догадываюсь. Кстати, само происхождение этих сверхпрограммных трансплантатов тоже представляет интерес.
— Я отдаю себе отчет в этом. Однако полагаю, что разумнее найти нить и по ней добираться до клубка, чем искать в первую очередь клубок, который может оказаться где угодно. Даже у меня под кроватью, — пошутил гость.
Мерцалов кивнул.
— Что ж, примем к сведению.
— Благодарю. А теперь вот о чем: могу ли я доложить моему шефу, что ваша Служба продолжает контролировать ситуацию с рынком и наркотропами?
— Разумеется. Мы напишем официальное письмо. Все конкретные данные предоставит вам полковник Надворов.
Хозяин кабинета сделал движение, словно собираясь подняться.
— В любое время, — подтвердил его заместитель.
— Господин генерал, еще одна просьба — личная. Мне хотелось бы задержаться в Москве на несколько дней. Просто я здесь никогда не был…
— Это уже не моя компетенция, а мидовская. Виза ведь у вас в порядке?
— Виза — в абсолютном. Я предупредил вас ради того, чтобы вы не отвлекали слишком много сил на мое сопровождение…
Мерцалов улыбнулся.
— Не больше чем положено. Поскольку вы не премьер, не король и вообще не V.I.P., мы не станем уделять вам особого внимания.
— Вы позволите позвонить вам, если возникнет такая необходимость?
— О, конечно. Правда, я далеко не всегда бываю в кабинете.
— Буду надеяться, что мне повезет.
— Желаю вам того же. Хотите совет на прощание?
— Выслушаю с удовольствием.
— Эта клиника… Она уже ощутила на себе ваше внимание?
— О, вряд ли. Я умею, когда нужно, работать достаточно тонко.
— Пусть она почувствует.
— Зачем?
— Чтобы люди там занервничали. Тогда они скорее начнут суетиться и совершать какие-то, пусть маленькие, ошибки.
— Я понял вашу мысль.
— Вот и воспользуйтесь ею. Докинг улыбнулся.
— Непременно. Я очень рад совпадению наших мыслей. Дело в том, что мною задумана подобная операция, и вскоре я займусь ею. А может быть, ее уже начал проводить один мой коллега — такой же маленький сыщик, как и я.
Мерцалов, пожалуй, покраснел бы, если бы умел краснеть.
— Ну конечно же, — пробормотал он. — Кстати, раз уж вы решили задержаться в Москве, вероятно, вы нуждаетесь в рекомендациях? Что и где посмотреть?.. Если вам понадобятся дефицитные билеты, в Большой театр, например… Хотя вы, наверное, воспользуетесь услугами посольства?
— Возможно, я и загляну туда… А что касается Москвы, то меня интересуют не театры; прежде всего Берфитт. Не можете ли вы облегчить мне задачу, сообщив его точные координаты?
Мерцалов усмехнулся.
— Могу. Смотрите только, чтобы вас не приняли за шпиона. Или за гостиничного вора, что более вероятно.
— О, скорее всего они будут не так уж далеки от истины, — со всей серьезностью ответил гость. — Но в таком случае я снова прошу вашей помощи. Мне хотелось бы получить номер в той же гостинице, где остановился он.
— Вы настолько богаты?
— Я одинок, — признался Докинг, — и не предаюсь дорогостоящим порокам. Только дешевым.
— Надеюсь, вам не изменит чувство меры.
— Ну, до сих пор не случалось.
— Номер в «Империуме» для вас полковник Надворов закажет немедленно. Это все?
— Теперь, видимо, да.
— В таком случае разрешите последний вопрос. Вот эти ваши предположения и поиски — они никак не связаны с похищением бета-углерода?
Докинг выдержал взгляд Мерцалова, не дрогнув.
— Мы не участвуем в этой операции.
— Ах, так! М-да… Ну, желаю вам успехов.

 

* * *

 

Когда оперировал доктор Юровиц, наверху, за стеклом, на смотровой галерее всегда собиралось немало зрителей. Специалистов, разумеется, для которых это было еще одной формой учебы.
Только что сестра в очередной раз промакнула бумажной салфеткой проступивший на лице хирурга пот; в операционной и так было нехолодно, но ему казалось, что бестеневые лампы еще повышали температуру. Увы, без них обойтись было невозможно. Особенно в возрасте, когда зрение едва заметно начинает сдавать.
Сейчас обе берцовые кости были после соответствующей обработки и подгонки совмещены и скреплены и шла кропотливая, ювелирная работа сращивания нервов. Операция проводилась под местным наркозом, и доктор Юровиц временами бросал взгляд на лицо пациента; делал он так по старой привычке: между ним и головой оперируемого был установлен экран, и виднелась только верхняя часть его головы, а точнее — густые черные волосы чемпиона мира по автогонкам «Формулы-один», на последних соревнованиях потерпевшего (не по его вине, впрочем) аварию. Кости правой ноги оказались раздробленными настолько, что проще было отнять ее и поставить новую — с девяностопроцентной гарантией успеха. Лучше Юровица в клинике «Гортензия» никто этого не делал (а может быть, и во всем мире).
После нервотрепки с внешними слоями мускулатуры было уже значительно легче, и пот не досаждал до такой степени. Эту работу Юровиц доверил ассистенту, отошел от стола и аккуратно снял маску. Переведя дыхание, он почувствовал, что изрядно устал. Но это была предпоследняя операция, на последнюю сегодня его хватит, должно хватить. Однако нужно хорошо отдохнуть, медитируя: предстояло заменить кишечник; и это было хотя и не Бог весть как сложно, но возни достаточно. Пациент — не какой-нибудь гонщик, а известный писатель, автор нескольких бестселлеров, его обращение в «Гортензию» делало клинике хорошую рекламу, но зато требовало стопроцентного успеха.
Он прошел в свой кабинет и был неприятно удивлен: его ждал посетитель, хотя всем давно известно, что в свои операционные дни доктор никого не принимает. Однако Юровиц привык сдерживать свои отрицательные эмоции.
— Господин главный врач…
— Я к вашим услугам, но не более чем на десять минут. Мне нужно готовиться к очень серьезной операции.
— Как я слышал, у вас других не бывает?
— А где они бывают? Несерьезных операций в медицине в принципе не существует — во всяком случае, если говорить о хирургии. Даже простое грыжесечение может привести к печальному результату, если не помнить каждую секунду о том, что всякое вторжение в человеческую плоть — действие рискованное и ответственное. Но, простите, насколько я понял, вы ведь не журналист, чтобы разговаривать на общие темы? Или я неправильно расслышал?
— Вы совершенно правы. Я в данный момент представляю страховое общество «Тысячелетие», смею сказать, самое крупное в Республике Калерия. И все остальные мои вопросы, кроме уже заданного, будут касаться, обещаю вам, только этой весьма далекой от медицины, но существенной для каждого человека темы — страхования жизни. Вот…
Главный врач мельком взглянул на удостоверение посетителя, потом на него самого и вернул документ его владельцу.
— Боюсь, что по этому поводу вам надо разговаривать не со мной. Я не занимаюсь финансовыми делами. На то есть специальные служащие. Если бы у вас были претензии по лечебным вопросам, я внимательно бы выслушал вас. Страховая компания имеет замечания к уровню нашей работы?
— О, что вы! Репутация вашей клиники во всем мире стоит необычайно высоко — настолько, что о «Гортензии» даже складывают легенды. Порой весьма любопытные.
— В самом деле? — Профессор Юровиц улыбнулся. — Признаюсь, мне не доводилось их слышать.
— В частности… У меня есть несколько минут?
— Ваше время еще не исчерпано.
— В таком случае… Вы знаете, разумеется, — хотя вряд ли вам приходилось сталкиваться со спецификой страховой деятельности, — так или иначе, когда мы занимаемся страхованием жизни, то при определении суммы, которую предстоит выплачивать застрахованному, мы принимаем во внимание многие обстоятельства. Такие, как возраст клиента, род его занятий, вернее — процент риска для жизни и здоровья, связанного с его занятиями, ну и, разумеется, состояние здоровья. Мы стремимся помочь людям, которые могут оказаться… ну, скажем, в критической ситуации. Однако наша компания, как и любая другая, существует для того, чтобы получать прибыль и обогащать своих акционеров. Кстати, акции наши котируются очень высоко…
— Не сомневаюсь. И что же?
— Наводя необходимые справки о состоянии здоровья потенциальных клиентов, мы нередко сталкиваемся со случаями, когда человек по той или иной причине подвергался хирургической операции.
— И вы хотите выяснить, насколько такое вмешательство понижает шансы вашего клиента на долголетие? Мы способны делать различные предположения, вполне обоснованные в каждом отдельном случае. Возможно, вам следует создать собственную медицинскую службу?..
— Она у нас давно уже существует. Но я ведь говорил о легенде, профессор… Так вот, среди подвергавшихся операциям имеются клиенты с трансплантированными органами… И, разумеется, большинство — бывшие пациенты вашей клиники.
— Ничего удивительного. Мы стараемся не отказывать в помощи никому, а в наше время люди, особенно жители мегаполисов, существуют в таких, я бы сказал, противоестественных условиях, что органов, данных каждому природой, многим хватает ненадолго.
— Да, несомненно. И, скажу вам сразу, мы готовы на минимальное увеличение страховых взносов тем, кто пребывал на излечении в «Гортензии».
— Думаю, при этом вы ничем не рискуете.
— Да. Но тут-то и возникает легенда. Поскольку ваша клиника тоже является акционерным обществом…
— Ну, не совсем так, хотя в известном смысле ее можно назвать и так, если не углубляться в частности.
— Во всяком случае, фонд, чьим, так сказать, детищем вы являетесь, ежегодно публикует свои отчеты. И в них, кроме всего прочего, указывается количество сделанных в вашей клинике пересадок.
— У нас принято говорить — трансплантаций.
— Вы уж простите, я не специалист. Так вот, подобные документы у нас изучаются достаточно тщательно.
Юровиц медленно перевел глаза на круглые часы на стене.
— Боюсь, что у меня больше не остается времени…
— Я уже заканчиваю, профессор. Скажу вкратце: многие наши клиенты, называющие себя пациентами клиники «Гортензия», на самом деле ими не являются.
— Почему вы так решили?
— Мы, естественно, заинтересовались этим, но не хотели тревожить вас и задействовали наших агентов. Получилось странно: да, у людей имеются, казалось бы, все необходимые доказательства, подтверждающие, что они оперировались у вас. Более того, многие до сих пор состоят на контроле — у вас или в кооперирующихся с вами госпиталях. Но общее число их, профессор, — вот это и есть, видимо, загадка, — заметно превышает цифру, указанную в ваших отчетах.
— Сомневаюсь, что результаты ваших поисков можно принять всерьез. Хотя бы потому, что к нам приезжают пациенты буквально со всего света, вы же копаете только в пределах крошечной Калерии и при этом делаете еще какие-то выводы! Да на Калерию приходится хорошо если двадцатая часть наших трансплантаций! Да что двадцатая — пятидесятая, может быть! Нет, ваши выкладки совершенно неубедигельны. Совершенно! А теперь прошу извинить меня…
Профессор встал. Его собеседник тоже.
— Вы совершенно правы, профессор. Однако страховые компании имеются во всем мире, кроме разве что Антарктиды, и мы находимся в тесных отношениях с ними. Так что эти данные — вовсе не плод нашего воображения, можете быть уверены.
— Не понимаю, чего вы, в конце концов, от меня хотите?
— Ясности, профессор. Мы не хотим рисковать большими деньгами. Видимо — я, кстати, именно так и думаю, — тут просто какие-то несообразности в отчетности. Но ведь это легко проверить. Надо полагать, у вас ведется учет трансплантатов, и он должен совпадать с числом пациентов и операций, не так ли? Вам нужно лишь распорядиться о проведении соответствующей проверки. А мы будем очень благодарны, если по ее окончании вы сочтете возможным ознакомить нас с результатами. Это кажется мне самым простым и достойным выходом. Пока, к счастью, до этих проблем еще не докопались журналисты. А представляете, какой шум поднялся бы, какой удар по репутации нашей компании и, разумеется, вашей клиники тоже! Так что, я полагаю, в наших общих интересах…
— Обещаю вам, я подумаю. И, вероятно, приму к сведению ваш совет.
— Очень вам благодарен. И простите за то, что отнял у вас столько времени. Надеюсь, я не очень разволновал вас перед операцией?
— Ну что вы, нисколько!
Проводив посетителя, профессор Юровиц вынул из кармана белейший носовой платок и вытер ладони. На лбу у него пот проступал лишь в операционной, а вот руки потели при сильном волнении. Теперь ладони были сухи, но едва уловимо дрожали. Закрыв глаза, задержав дыхание, он постарался успокоиться, однако остался недоволен собой.
Хозяин кабинета подошел к письменному столу и позвонил.
— Соедините меня с доктором Минком. — Он сегодня свободен, профессор. — В голосе телефонистки прозвучало едва заметное удивление: прекрасная память Юровица была известна давно и всем.
— Значит, позвоните ему домой.
Минк отозвался не раньше, чем через минуту.
— Вальтер? Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, как и всякий человек, собирающийся на корт…
— В другой раз. Сейчас прошу тебя приехать.
— Что-то стряслось?
— Я должен оперировать на первом столе Милнера. Помнишь, кишечник из Оклахомы?
— Хочешь, чтобы я ассистировал? Горбах заболел?
— Похоже, что немного прихворнул я. Горбах проассистирует тебе.
— Гм… Анестезиологом Цой?
— Как всегда.
— Мы с ним не очень ладим.
— На сей раз придется. Садись в машину… Нет, я пришлю свою — тебе сейчас ни к чему хвататься за руль. Уже высылаю.
— Как же ты попадешь домой?
— Я пока не собираюсь. В клинике полно дел. Да у меня ничего особенного — просто небольшой тремор. Скоро пройдет, но Милнер уже подготовлен, бригада в сборе и в настрое…
— Все ясно. Одеваюсь.
А Юровиц уже вызвал гараж.
— Передайте Айгару: пусть немедленно едет к доктору Минку и привезет его сюда. Быстро, но осторожно. Так, как возит меня.
Профессор положил трубку, сел, закрыл глаза: так лучше думалось. Ничего, решил он, обойдется, хотя меры надо принять немедленно.
Юровиц позвонил Менотти. Его советы никогда еще, пожалуй, не были нужны так, как сейчас.

 

* * *

 

Докинг не сомневался, что за ним пустят хвоста-и, возможно, не одного. Он на это не обижался: всякая Служба должна выполнять свои функции и быть начеку, даже имея дело с дружественными вроде бы системами. Гость вовсе не пытался установить, ведут ли его на самом деле: ничего противозаконного он совершать не собирался, кражи чертежей его не интересовали — на то есть другие люди, и шел он не на явку, а в первоклассную гостиницу, номер в которой забронировал для него русский генерал. Тот самый, что под конец разговора все-таки нащупал у Докинга некую болевую точку.
Британский сыщик не соврал Мерцалову, сказав, что его учреждение не участвует в «углеродной» операции. Однако поиски похищенного вещества были, несомненно, самым серьезным и громким делом, занимающим ныне работников всех секретных и полусекретных служб. Пусть ты официально в этом деле не задействован, но тебя так и тянет, в значительной мере подсознательно, каким-то образом оказаться причастным к поиску и тем самым сразу подняться на ступень выше если не в табели о рангах, то, во всяком случае, в негласном рейтинге, существующем у профессионалов. А в наше время неожиданных поворотов и исчезнувших расстояний след можно обнаружить совершенно нечаянно, в той же Москве, к примеру. Тем паче если придерживаться ближневосточной версии, которая самому Докингу представлялась вполне убедительной. Чем больше он верил в такую возможность, тем меньше собирался делиться своими размышлениями, особенно с местными властями, которые могли (полагал он) бросить на отработку вариантов великое множество людей. Нет, Докинг по-прежнему будет действовать в одиночку, он как-нибудь обойдется без посторонней помощи, даже если перед ним и вправду забрезжит какой-то свет…
Так, размышляя, он добрался до гостиницы.
Стоимость номера британца не очень удивила, но и не обрадовала: вряд ли в Службе примут как должное такие расходы на проживание в городе, где можно устроиться и подешевле. В оправдание он выставит оперативные интересы: гораздо удобнее быть поблизости от объекта наблюдения, имея на то полное право. Докинг был уверен, что Берфитт не знает его в лицо; сам он видел наблюдаемого только на фотографиях. Номера их находились в одном и том же коридоре — спасибо полковнику; одним словом, пока все складывалось наилучшим образом.
Номер гостю понравился: он действительно стоил своих денег. Докинг принял ванну, отдохнул с таким расчетом, чтобы к пяти часам выйти к чаю: Берфитт старался блюсти старую традицию файф-о-клока — возможно, как раз потому, что не был настоящим англичанином, а происходил из Штатов. Так что имелись все шансы впервые поглядеть на него именно в ресторане и — как знать — сделать небольшой шаг к знакомству. Берфитт, разумеется, понимал, что его может пасти здешняя контрразведка, но вряд ли предполагал, что его личности придается такое значение и по его следам пустят агента из Лондона. Хотя, наверное, догадывался: его можно было назвать как угодно, но только не простодушным.
Однако никого похожего на Берфитта за чаем Докинг не обнаружил. Что ж, ничего особенного Б том, что Берфитта задержали дела, которых у него в Москве, как предполагалось, было достаточно много. Не показался он и вечером, в обеденный час. Но и это можно было объяснить теми же причинами; вполне вероятно, что он приглашен на обед одним из своих контрагентов: иначе в наши дни дела не делаются. Докинг, отобедав, вернулся в свой номер и приготовил к работе акустический аппарат, привезенный с собой. Проходя по коридору, он заранее вымерял шагами расстояние, отделявшее его^от апартаментов Берфитта, и теперь отрегулировал на шкале соответствующую фокусировку. Прибор, которым он пользовался, отличался от большинства подобных тем, что фиксировал звуки только на заданном расстоянии и в установленном направлении; других параметров для него просто не существовало. Как не существовало стен или иных препятствий. Докинг полагал, что такой моделью другие службы еще не обладали. Внешне аппарат выглядел как небольшой кассетник, который и на самом деле мог писать, воспроизводить записи. Так что не было ничего опасного в том, если официант, горничная либо случайный гость увидят это устройство.
Сыщик включил аппарат и принялся терпеливо ждать, время от времени чуть изменяя фокусировку: номер у Берфитта был, надо полагать, не менее просторным, чем этот. Но там стояло полное безмолвие. Только тикали часы: видимо, Берфитт возил с собой механический будильник или комбинированный; Докинг и сам пользовался таким. Однажды зазвонил телефон, но никто не подошел, и после четырех трелей аппарат умолк. В ванной редкие капли падали в раковину умывальника; в прихожей изредка включался и тихо урчал холодильник. Вот и все, что удалось услышать.
Британец дремал, откинувшись в кресле, не снимая наушников. Берфитт не появлялся, да и никто другой тоже. Докинг терпеливо ждал, хотя давно уже понял, что хозяин прослушиваемого номера этой ночью вряд ли появится. Может быть, он успел завести романтическое знакомство, но еще более вероятно, что его пригласили в какое-нибудь загородное поместье — или как это здесь называлось… Эти русские обычаи: охота, баня и, разумеется, выпивка, часто безудержная. В конце концов, Берфитг мог просто перебрать, стараясь не отставать и произвести на московских партнеров приятное впечатление; и сейчас он храпел где-нибудь, даже не в Москве.
В четыре часа утра Докинг снял наушники и встал. Сделал несколько движений, разминая затекшее тело. Из чемодана извлек электронно-механическую универсальную отмычку, настроил на исходные параметры, с удовлетворением глядя, как на глазах меняется профиль тонкой узкой пластинки. В халате и домашних туфлях сыщик вышел в коридор. Ночное освещение было неярким, кругом стояла тишина. В объемистые карманы халата Докинг уложил все, что, по его мнению, могло ему понадобиться. В баре он выбрал из множества бутылок водку, немного плеснул в стопку, прополоскал, морщась, рот и выплюнул в умывальник. То была страховка на всякий случай: выпил, сунулся не туда, ошибся дверью… Неспешной, неуверенной походкой Докинг приблизился к двери Берфитга. Отмычка сработала хорошо — уже на третьей секунде замок открылся. Гость вошел в номер и запер за собой дверь.
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая