Глава вторая
Лондонская «Таймс» на первой полосе: "Находится ли похищенный материал еще в Африке?
Известно, все живое, передвигаясь, оставляет следы. Похитители «матовых алмазов» не явились исключением. Как выяснили лучшие следопыты Англии и Южно-Африканской Республики, оказавшиеся на месте происшествия через семь часов после вооруженного ограбления, преступники скрылись на автомобилях; это было возможно, поскольку похищенный груз является достаточно компактным и легким. Используя современные приборы, а также немногочисленные полицейские вертолеты Уганды, машины эти удалось обнаружить уже через три часа поисков, к сожалению, пустыми. Автомобили найдены на краю летного поля для частной легкомоторной авиации; это дает основания думать, что груз был помещен на самолет. Опытные специалисты считают, что более чем сорок килограммов бета-углерода уже вывезены за пределы Африки и ждут погрузки на другие транспортные средства, для чего будут использованы новые приемы. По имеющимся сведениям, наиболее оживленное движение самолетов частной авиации, помимо Карачи, зафиксировано в районах, близких к месту преступления, в направлении Индостанского полуострова, хотя предполагалось, что скорее всего груз следует искать в пределах другого полуострова — Аравийского. Так или иначе, сейчас считается весьма вероятным, что поиски похищенного на Африканском континенте не приведут к успеху".
«Известия»:
"Как сообщили нашему корреспонденту в Институте прикладной физики, закупка некоторого количества бета-углерода имела своей целью тщательное исследование минерала в лабораторных условиях для создания методики его искусственного производства. Вряд ли нужно напоминать о значении этого вещества в повышении надежности ядерной энергетики, не говоря уже о его оборонном значении.
Представитель отметил, что правительство России, по имеющимся у руководства института сведениям, намерено продолжать переговоры, выдвигая новые, более убедительные аргументы в пользу продажи".
* * *
Беседа заняла не более часа, после чего Урбс пригласил гостя поужинать.
— Да, с удовольствием. Но прежде скажите… Перед тем как войти в дом, я видел встречавших нас людей. Кто они?
— Это персонал.
— Все?
— Разумеется. Хотя… Ах да, там, кажется, был и один из наших постояльцев. Сейчас их вообще двое: он и женщина. Они живут в одном номере, прибыли в один день. По-моему, просто любовная история, типичная для людей этого возраста. Он заинтересовал вас?
— В определенной степени. Скажите, — Бер-фитт повел рукой, указывая на десяток экранов, — вы просматриваете только служебные помещения?
Урбс чуть заметно улыбнулся.
— Не только. В случае необходимости…
— Считайте, что она возникла.
— Вас интересуют эти люди?
— Вот именно.
— Что же, посмотрим…
Урбс включил один из экранов и тут же, усмехнувшись, выключил, поскольку двое в постели в этот миг вели себя весьма непринужденно. Звуко-шй канал, правда, продолжал работать, и можно было слушать все, что доносил микрофон из восьмого номера:
— Ты так и не рассказал мне, как ты добрался.
— Без приключений. Ну а ты как доехала? Все спокойно?
— Очень приятная поездка, если не считать…
— Понимаю, о чем ты: видел твою машину. Был только один выстрел?
— По-моему, да. Собственно, я и этого не слышала. Увидела вдруг дырку в стекле. Немного испугалась. А больше ничего такого. Как ты думаешь, кому понадобилось стрелять в меня?
— Наверное, ты тут ни при чем. Кто-то позарился, может быть, на «ровер» или на имущество путника, или на все вместе.
— Здесь это возможно?
— Тут не самые спокойные места в мире. Не так давно шла драка… да и сейчас, по слухам, продолжается. Местами. Не зря ведь существует этот Приют. Сюда не возят ветеранов из Европы или Америки. Хватает своих.
— Но мне помнится, что он принадлежит не местным властям…
— Какая-то благотворительная организация или фонд, не знаю точно. Из Европы. И персонал их. Своего рода миссия.
— Может быть, «Врачи без границ»?
— Нет, не они, я бы запомнил. Какое-то неизвестное мне название. Да неважно, как зовут того, кто делает доброе дело.
— Конечно. Спасибо им за то, что приютили нас. Какая здесь стоит приятная тишина, правда?
— Боюсь, что сейчас мы ее снова несколько нарушим.
— Попозже, Дан, хорошо? Мне надо отдохнуть, привести себя в порядок. У нас еще немало времени.
— Не так-то уж и много. Боюсь даже, что нам придется ввести в нашу программу какие-то коррективы.
— Я прекрасно помню, что мы собирались делать. Через Майруби добраться до Нонбасы, сесть на пароход и насладиться плаванием до Бомбея, а уже там разделиться. Какие у тебя могут быть возражения?
— Из Кисангани мне удалось позвонить в Нонба-су и выяснить расписание. Рейс на Бомбей будет хорошо если через две недели. А это значит, что времени у нас остается больше, чем мы рассчитывали.
— Но это же прекрасно!
— А я и не говорю, что плохо. Именно поэтому мы можем изменить наши планы, в смысле — расширить. Мы собирались катить в Нонбасу прямым путем, через Майруби. Но столиц мы и так с тобой навидались, мне кажется, достаточно, они были наверняка получше этой.
— До сих пор я с тобой согласна. А что ты предлагаешь конкретно?
— Многое. Отсюда недалеко до озера Киву — тут же, в Раинде. Там можно всласть накупаться — в этом благословенном водоеме не водятся крокодилы, мне это представляется большим достоинством.
— Кто нам помешает?
— Оттуда спуститься южнее, нанять лодку и сплавиться по озеру Танганьика — по всей его длине. Представляешь, какой кайф будет?
— М-мм… Звучит прекрасно. А что же станет с машиной?
— Возьмем с собой, только и всего. Высадимся в Мпулунгу. Там начинается шоссе. Доедем до На-конде, оттуда дорога идет на восток, а потом на север. Не доезжая Аруша, кладем руль на ост и спокойно доезжаем до Нонбасы, где нас уже будет ждать пароход.
— Если только достанем билеты.
— За кого ты меня принимаешь? Я был уверен, что ты со мной согласишься, и заказал билеты по телефону.
— Я всегда знала, что ты молодец. И я не зря полюбила тебя.
— Кроме всего прочего, мы делаем крюк и объезжаем Майруби. Там как-никак наше посольство, вежливость потребовала бы от меня явиться туда, а чиновники у нас, поверь на слово, ничуть не лучше африканских. Зато в Нонбасе нет даже нашего консульства. Ну, уговорил я тебя? Или еще надо доказывать?
Милов смотрел на Еву в упор, выражением глаз досказывая то, чего не хотел произносить вслух. И она поняла; она достаточно давно уже привыкла понимать его, как и он ее, впрочем.
— Ну, хорошо. Три недели до Александрии мы провели вовсе не так плохо, и если предстоящие две будут хотя бы не хуже…
— Они будут еще лучше, ставлю двадцать против одного!
— Принимаю. Мало того, считаю — просто чудесно. Спасибо тебе за этот замысел. Мне никогда бы не пришло в голову что-то подобное.
Последовала небольшая пауза.
— Знаешь, мне кажется, я уже отдохнула…
Снова пауза. Протяжно скрипнула деревянная кровать: это Милов опустился на нее всем своим весом.
— Пожалуй, я погашу свет, — проговорил он перед тем,
— О, конечно же!
В дверь деликатно постучали. Берфитт поднял брови. Урбс протянул руку и выключил звук.
— Войдите!
В дверях показалась женщина — молодая и далеко не уродливая. На ней был медицинский халат.
— Шеф, извините за беспокойство. Я только хотела сказать…
— Минутку. Мисс Кальдер — мистер Берфитт.
Мисс Кальдер из нашей медицинской команды. Заслуживает всяческих похвал. Берфитт улыбнулся.
— Видимо, я оказался здесь не вовремя?
— Ничуть, сэр, — ответила женщина сухо. — Я хотела лишь сообщить, что охотники вернулись, но без дичи.
— Вот как, — проговорил Урбс недовольно. — Хорошо, благодарю вас. Вы можете идти, мисс Кальдер. Она кивнула и вышла.
— Приятная девушка, — сказал Берфитт, все так же улыбаясь. — Вы тут, похоже, не скучаете?
— Разумеется. Но она, к сожалению, не имеет к этому никакого касательства. Так что вы скажете относительно услышанного?
— Да, это он, — ответил Берфитт. — И не очень, надо сказать, сдал за эти годы. Паренек хоть куда. И дама его тоже весьма мила… на слух. Можно только позавидовать. Он неплохо прикрылся. Правдоподобно. Но никто на свете не заставит меня поверить, что эта старая ищейка оказалась тут просто так, по стечению обстоятельств. Урбс, вы уверены, что нигде нет никаких проколов? Только откровенно. Вы знаете, к чему приводит неискренность, не так ли?
— Насколько я понимаю, наш постоялец не из ваших друзей? — уточнил Урбс. — И не добрый знакомый?
— Добрым я бы его не назвал… Самое смешное, что лет десять тому назад я встретился с ним именно здесь. Тогда еще не существовало Приюта, а место это называлось просто Фермой.
— Ищейка?
— В те времена он котировался достаточно высоко. Был хорошо натаскан.
— Однако, судя по тому, что я о вас знаю, он не добился успеха, иначе в вашей биографии возникли бы серьезньде пробелы.
— Разумеется, он ничего не нашел. И не мог, кстати. Здесь ничего не было. Но все же несколько позже им удалось перегородить тропу — правда, в другом месте.
— Гм, он все еще на службе? — спросил Урбс.
— Его имя мне уже некоторое время не встречалось среди активных деятелей.
— Может быть, его упрятали за ширму? Раз уж вы полагаете, что он оказался туг не случайно.
— Я еще не пришел к выводу. Так или иначе, если он даже не на службе, надо обращаться с ним, как с активным сыщиком. Он, насколько мне известно, из таких же, что и я: подобные люди не уходят в отставку, их выносят в гробу. Таким характерам, дорогой Урбс, можно только завидовать.
— Черта с два! — хмуро усмехнулся собеседник. — Завидовать ему, если он приехал сюда, чтобы что-то вынюхать, может только последний дурак. Или тот, кому хочется поскорее умереть без особых хлопот. Что касается отношения к нему, то мы чисты перед любым законом, как новорожденные младенцы. Конечно, бывают накладки даже в самой лучшей системе. Но у меня все благополучно, а если говорить о проколах, то их в принципе в мое время не было. Правда, как-то раз хотел уйти один из сотрудников. Хотя это, по сути, не прокол: он ушел недалеко.
— Понимаю. У вас по-прежнему твердый характер.
— Иначе здесь нельзя.
— Пожалуй. Ну а этот, сегодняшний? Я имею в виду пациента, о бегстве которого вам доложили сразу после приземления. О, я услышал этот доклад чисто случайно — свойство моего слуха. Вам не кажется подозрительным такое совпадение: пациент бежит, а через несколько часов тут появляется наш старый знакомец да еще с дамой? Вы верите в такие случайности, Урбс?
— Я вообще ни во что не верю. Кроме того, что вижу собственными глазами. Возможно, это совпадение, возможно, нет. Однако если наши гости вас волнуют, то мы можем разобраться с ними без хлопот.
— Не стану возражать. Но мне было бы куда спокойнее, если бы мы расстались с ним по-хорошему.
— Как прикажете вас понимать? Хотите отпустить его?
— Маршрут их нам теперь известен. Было бы неплохо какое-то время повести парочку на поводке, а потом, достаточно далеко от нас, устроить им внезапное и пристойное расставание с жизнью, например, поставить им в машину часы с «кукушкой»… До утра у нас уйма времени. Они, я полагаю, еще долго будут заняты друг другом.
— Неплохо было бы проверить.
— Вот и проверьте. Кто вам мешает?
Урбс включил звук. Несколько секунд оба настороженно прислушивались. Ни единого слова, разве что какие-то обрывки. И стоны. И скрип кровати.
— Видите, — сказал Урбс, выключая. — Недвусмысленные звуковые эффекты. Итак, они заняты. Оборудуем машину?
— Мне все-таки не совсем понятно… — медленно проговорил Берфитт. — На что он рассчитывал, снова появляясь здесь? Что у нас короткая память? Что сменился персонал? Конечно, он вряд ли ожидал увидеть тут меня… Хорошо, если он не связан с моими делами. Но на сей раз они раскидывают сети очень широко.
— Вы уже второй раз, если не третий, говорите о вашей миссии. Меня терзает любопытство. Видимо, речь идет не о нашем обычном товаре? Если так, то у меня возникают сомнения, могу ли я подвергать нашу систему какому-то дополнительному риску? Уровень моей ответственности…
— Пока я здесь, забудьте о ваших уровнях, Урбс. У меня все полномочия. Вам если и придется отвечать за что-то, то лишь за скрупулезное выполнение моих приказаний. А волнения и тревоги оставьте на мою долю.
Урбс усмехнулся.
— Охотно. В таком случае буду ждать указаний. Что же касается нашего постояльца… вы полагаете, он узнал вас?
— У полицейских тоже хорошая память.
— Да, расчет, мне кажется, был неплохим. Если, конечно, это на самом деле расчет. Ведь, не окажись вы сегодня здесь, никто бы не опознал его. Я-то никогда с ним не встречался.
— Это верно. Вот вам еще одно совпадение — или случайность, если угодно. Ну что же, на этот раз ему крупно не повезло.
— Значит, готовим машину?
— Обе, для верности.
— Будь по-вашему. Я вызываю Вернера. Это мой помощник по технике.
— Да. Пусть делает. А у нас еще есть о чем поговорить.
В дверь негромко постучали.
— Открыто!.. Вошел мужчина.
— Вы прямо-таки читаете мысли, Вернер, — сказал Урбс. — Я только что хотел пригласить вас. Впрочем… Что с вами приключилось? Живот схватило? Примите таблетку…
— Шеф, — обратился к нему Вернер, — группа вернулась.
— Уже знаю. Под ручку с черным, я надеюсь?
— В том-то и дело, что нет. Они не нашли его.
— Не понимаю. С собаками — и не найти сбежавшего негра? Будь он птицей или хотя бы летучей мышью, я бы еще понял. Но он ведь передвигается по земле, как все мы, грешные. Машины, насколько известно, ему никто не предоставлял, мой вертолет на приколе… Объясните мне, Вернер, раз все было так хорошо организовано, как беглецу удалось ускользнуть?
— Темно. Новолуние. Он оказался отменным бегуном. Первым добрался до воды. Собаки сбились.
— А вы все стояли разинув рты и смотрели вдогонку?
— Меня там не было, шеф, вы это знаете. Наши заметили и, по словам Костера, обстреляли его, когда он был еще на этом берегу. Скорее всего ранили. Найдены следы крови. Но он ушел — рана, видимо, легкая.
— Да уж наверное — если человек мчится, как лошадь на «Гран-При»… Как далеко он может уйти до утра?
— Разве что в глубину парка. Дороги мы контролируем. Люди с собаками.
— Да, вы меня огорчили, Вернер, очень огорчили. А у меня сложилось о вас хорошее мнение… Так вот, с рассветом надо отыскать его и взять. Если получится — живым, но не обязательно. Теперь слушайте внимательно. Я вам объясню, что вы должны сделать немедленно. Возьмите двое часов с «кукушкой» и оборудуйте обе машины, что стоят за забором. Наших постояльцев. Установите… ну, скажем, на два часа после включения мотора. С обычной дозой. Надеюсь, у вас есть все необходимое?
— Слушаюсь, шеф. О да, у нас имеется все, что нужно.
— Скажите доктору Курье, пусть срочно зайдет ко мне.
— Будет исполнено. Чертов негр! Хотя пусть даже он и удерет, что он, собственно, может сказать? Лесной дикарь…
— Он кто — тугси?
— Какая разница? Будь он хоть ватусси…
— Никакой, если он действительно лесной негр или даже рыбак. Но согласитесь, Вернер, в его поведении — в этом самом побеге, в том, как он вырубил охранника, чувствуется определенный стиль. Стиль тренированного специалиста.
— Гм… Наверное, шеф, вы, как всегда, правы.
Теперь и мне начинает казаться… Недаром же он додумался прихватить с собой мешок с отходами. Зачем они понадобились бы человеку, стремящемуся просто унести ноги?
— Об этом вы не сказали, Вернер! Какие отходы? Те, что…
— Те самые, шеф.
— Может, он каннибал?
— Вряд ли. Боюсь, что нам его подсунули.
— Заготовщики?
— У них, конечно, не было такого намерения. Но он умело подставился им — они и схватили. После всех совпадений я не исключаю. Вы тоже подозреваете его?
Вместо Урбса ответил Берфитт; на сей раз его голос не был мягок.
— И очень сильно. Он бежит, да еще не с пустыми руками — и тут же появляется опытный полицейский, используя вместо фигового листочка даму, которая, кстати, вполне может быть из той же команды.
— Мне тоже так кажется, сэр, — кивнул Урбс. — Теперь дело выглядит так: если мы дадим уехать этим двоим, что сейчас нежатся рядом с нами, то они смогут перехватить его где-нибудь неподалеку еще до того, как наши машинки сработают. А после этой встречи — как знать, они могут бросить машины и исчезнуть неизвестно куда. Ведь не я один располагаю вертолетом — их развелось великое множество.
— Пожалуй, в ваших словах есть резон… — медленно проговорил Берфитт, привычно улыбаясь. — Ну хорошо, пусть они натешатся и крепко уснут, тогда вы их нейтрализуете. А потом на их же машинах отвезете подальше, и там пусть «кукушки» сработают. Мы же должны остаться совершенно в стороне.
— Вернер, вы все поняли?
— Да, шеф, я так и сделаю.
Вернер осторожно затворил за собой дверь.
— Вернемся к делу, сэр… — Урбс невольно понизил голос. — Эта ваша миссия… не связана ли она с похищением того вещества?..
— Тсс! Ни слова об этом.
— Здесь можно говорить совершенно спокойно.
— И все же — ни полслова!
— Тем не менее… Я ведь понимаю, что вы оказались здесь не только из желания повидаться со мной. Вам нужны мои услуги — я же вас знаю. Но всякая услуга стоит денег в зависимости от ее важности. Поэтому я хочу знать, в чем суть дела.
— Раньше вы не были таким любопытным.
— Меняются времена и с ними характеры, не так ли? Одним словом, мне нужна откровенность, Берфитг.
— Лишь до известного предела, друг мой. Ради вашего же спокойствия. В конце концов, в данном случае ваше учреждение — не более чем транспортная контора. Мне нужно перевезти некий груз. У вас же есть необходимые для этого средства, а именно — контейнеры. Я нанимаю их, арендую, если угодно. Вот и все, что вам следует знать, а вашим людям — и того меньше.
— Собственно, о каких контейнерах идет речь? — На маловыразительном лице Урбса на сей раз легко читалось полное непонимание.
— Вы что, все еще нуждаетесь в объяснении?
— Вам придется сделать это со всеми подробностями. Иначе мы не договоримся.
— А вы стали упрямым, Урбс.
— Иначе не проживешь. Итак?
— Не сейчас. И не здесь.
— Я уже сказал вам: тут совершенно безопасно.
— Не уверен. Если этот ваш постоялец приехал сюда действительно не случайно, от него следует ожидать всяческих сюрпризов. Я объясню вам, в чем дело, когда сочту возможным.
— Только не откладывайте в долгий ящик.
— Да вы еще и нетерпеливы!
— Не люблю терять времени зря.
* * *
— Слышала бы ты, в чем они тебя подозревают, — едва слышно проговорил Милов.
— Знаешь, — откликнулась Ева, — мне уже осточертело скрипеть кроватью и сладострастно стонать без всякого на то основания. Это и в самом деле так необходимо?
— Ты даже представить себе не можешь, до какой степени. Ну, соберись с силами: еще совсем немного… Там идет очень интересный разговор.
Он сидел на стуле у самой стены, куда не доставал взгляд объектива, вмонтированного в качающуюся головку вентилятора. На голове Милова были наушники, провод от которых тянулся к маленькой черной коробочке, в свою очередь, соединенной тонким проводом с тем же вентилятором.
— Странное совпадение, да, — пробормотал он. — Поистине вовремя появился здесь мой старый знакомец, весьма авторитетный человек… Что?
В вечернем полумраке, царившем в комнате, он все же заметил, как Ева приложила палец к губам. Милов сорвал наушники.
— Дверь… — она указала рукой. — Кто-то подходил…
— Лежи. Продолжай…
Он подкрался к двери, резко распахнул. За нею не оказалось никого. Только спланировал на пол листок бумаги, сложенный пополам. Милов поднял его, там было несколько слов по-английски. Он прочел, покачал головой, посмотрел на Еву, прочел еще раз, для верности включив ночник, и усмехнулся:
— Интересно. Выходит, что… Но это потом.
— Что это? Надеюсь, не счет?
— Нет, конечно. Всего лишь… повод для размышлений. А также подтверждение того, что я успел услышать.
— Что-нибудь интересное?
— Самое интересное то, что нам надо немедленно уносить отсюда ноги. Мы им очень не понравились, в первую очередь я. И эту свою неприязнь они намерены выразить в действиях…
Милов умолк и, поднявшись со стула, принялся бесшумно отсоединять свою аппаратуру.
— Теперь наша задача — мгновенно собраться.
— Дан!..
— Ну что поделать, счастье мое, что ты связалась с таким человеком… Оставаться тут нельзя: нас просто убьют. А кроме того… мне померещилась одна мыслишка, и мы незамедлительно попробуем ее подтвердить — или, напротив, опровергнуть… Ты одеваешься?
— Зажги, пожалуйста, свет.
— Ни в коем случае! Мы уснули, изможденные любовью, и до утра нас никто не в состоянии будет разбудить. Вот, я нащупал… тут что-то твое. Собирайся, собирайся. В темпе. Впереди не так много времени, а до рассвета мы должны успеть…
— Я очень хотела бы выспаться.
— Имею в виду такую перспективу. Но, к сожалению, это придется отложить на неопределенное время. Ты готова?
— Сейчас…
— Тебе давно не приходилось вылезать из окон?
— Разве что в детстве.
— Значит, недавно. Тем лучше.
— Льстец!
— Ничего подобного, всего лишь воздаю должное.
— Я готова.
— Прекрасно.
Милов заботливо уложил в сумку свое оборудование. Он понимал, что прослушивание следовало бы продолжить — мало ли какие интересные вещи он смог бы еще услышать, однако сейчас самым разумным было поскорее уносить ноги.
Он стал медленно, по миллиметру, поднимать оконную раму. Осторожно высунул голову. И туг же втянул ее обратно.
— Ах, sheet!..
— Что такое?
— Всего лишь сторож — у выхода из патио. А ведь днем он сидел в этой будке, верно? Да, они явно встревожены. Ну что же, придется действовать в соответствии с обстоятельствами. Аккуратно собери сумку. Не забудь время от времени стонать сквозь сон. Я сейчас вернусь.
— Куда же ты?..
Но Милов уже исчез за окном.
— Доктор, хочу выразить вам мое удовольствие: я видел ваших милых ветеранов и полагаю, что они находятся в прекрасном состоянии.
— Очень рад вашей похвале.
— Однако весьма скоро вам придется побеспокоить их. Я хочу, чтобы вы приготовились к тора-кальным операциям на каждом пациенте. А то, чем вы занимались до сих пор — ампутации, резекции, — уже не актуально.
Хирург пожал плечами.
— Мне это представляется бессмысленным. Какие торакальные операции вы имеете в виду? И зачем они?
— Вы будете удалять две доли легкого у каждого пациента.
— Но зачем?
— Это я вам объясню по ходу действия. Да вы сами поймете. Одного-двух прооперирую я сам, вы будете ассистировать.
— Ну, если шеф разрешит…
— Я разрешу, — сказал Урбс. — Стимуляторы уже вшиты?
— Разумеется.
— Хорошо. Тогда идите и готовьтесь. Это действительно очень важно. Доктор Курье вздохнул.
— Понимаю, шеф.
— Вот и прекрасно. Иного я не ожидал. Идите.
Берфитт несколько секунд смотрел на закрывшуюся за врачом дверь.
— Весьма вероятно… — пробормотал он негромко.
— О чем это вы?
— Возможно, это и он. А может быть, нет.
— Он — это он, естественно. Берфитт мотнул головой.
— Я имею в виду: он или кто-то другой помог тому негру сбежать? Я достаточно хорошо разбираюсь в этой технологии, чтобы понять: если тот был обработан по всем правилам, он уже не сел бы даже на горшок без команды. Значит, его не обработали? Пощадили? Кто же? Вы, Урбс, не задумывались об этом?
— Если негр был агентом, то он соответствующим образом предохранен от таких воздействий. Поэтому на него и не подействовало.
— М-да. Безусловно, мог сработать и такой вариант. Ну что же, тем лучше.
Доктор вышел, сильно озадаченный. Очевидно, поэтому он, пересекая дворик, отделявший гостиничку от собственно Приюта, не заметил постороннего человека.
Прильнув к сухой земле под окном, из которого только что выскользнул, Милов глядел вслед удалявшемуся врачу, обдумывая дальнейшие действия. Направиться сейчас к сторожу было бы не самым лучшим выходом: двор освещен, хотя и не Бог весть как ярко, тремя лампами, ватт по сто каждая. Одна была над дверью, что вела в гостиничку, другая висела над входом, к которому сейчас направлялся врач; там, видимо, помещались ветераны со всем их хозяйством. Третья же лампа, как и две другие, в стеклянном колпаке, забранном частой проволочной сеткой, горела над выходом. Она хорошо освещала постового, различалось каждое его движение, ему же самому оттуда, из светлого пятна, наверняка происходящее во мраке виделось хуже. И тем не менее Милов попал бы на достаточно освещенное место, едва успев обогнуть вертолет, то есть намного раньше, чем приблизился бы на нужную ему (по нынешней его кондиции) дистанцию для атаки. Будь он хотя бы лет на десять помоложе…
Эти соображения заставили Милова, не разгибаясь, на четвереньках, двинуться вдоль стены. Целью его было добраться до двери Приюта, за которой секунду назад скрылся врач; когда доктор входил, Милов смутно различил там, внутри, какие-то фигуры — две, самое малое. Может быть, это отдыхающие ветераны? Кстати, откуда все-таки взялись эти ветераны, где и против кого воевали и за что удостоились внимания каких-то международных альтруистов — это следовало непременно выяснить, но не сейчас, разумеется. Однако Милов был почему-то совершенно уверен, что то были не пациенты Приюта, а внутренняя охрана; быть может, полицейский нюх подсказал ему это. Тем правильнее было его решение.
Но к той двери Милов пробирался вовсе не за тем, чтобы прокрасться или ворваться туда. Расчет его был иным: сторож у выхода наверняка заметит любого приближающегося, но опознает далеко не сразу, поскольку фигура его какое-то время будет находиться в полумраке. Однако если человек этот будет двигаться со стороны Приюта, где никого постороннего не могло быть по определению, да еще пойдет он этаким безмятежным шагом, то не удостоится такого пристального внимания, какому подвергся бы выходящий из первого корпуса: оттуда жди начальства или кого из постояльцев — и те, и другие требовали повышенной настороженности.
Поэтому Милов рассчитывал возникнуть во весь рост около той двери, когда сторож будет смотреть в другую сторону и не сразу сообразит в чем дело. Однако для выполнения такого маневра следовало достичь крыльца и, собравшись в комок, терпеливо выжидать. Терпение сейчас становилось самым сильным его оружием.
Он был уже шагах в десяти от крыльца, когда до него донеслись приглушенные голоса из-за той самой двери, к которой он приближался. Милов мгновенно растянулся на земле. Дверь распахнулась, на крыльцо вышел человек, спустился по ступенькам и решительно зашагал к выходу. В руке у него была сумка, похоже, не очень тяжелая, нес он ее весьма осторожно, держа чуть перед собой: очевидно, сумка эта содержала что-то хрупкое. Еще когда человек спускался по четырем ступеням, Милов предположил, что это скорее всего Вернер, направлявшийся к машинам Евы и Милова, оставшимся на ночь на внешнем дворе. Это следовало из подслушанного им разговора и подтверждалось полученной неизвестно от кого запиской — писал ее явно профессионал. Если так, то легко было понять, что этот самый тип нес с такой бережностью. Через минуту предположение перешло в уверенность: сторож окликнул приближавшегося, тот ответил что-то, Ми-лову почудились слова «приказ шефа», но сейчас важнее было опознать голос: то был действительно Вернер. Ему предстояло заложить в машины взрывчатку — этак по килограмму в каждую — и установить таймеры, те самые часы с «кукушкой», которые сработают через два часа езды. Машины и их седоки будут, по предположению здешних хозяев, находиться уже достаточно далеко, чтобы катастрофу кому-нибудь пришло в голову связать с Приютом Ветеранов. Разумеется, в доме к тому времени не останется никаких следов пребывания постояльцев, и даже следы шин будут тщательно заметены.
Задача Вернера казалась простой, однако Милов знал, что справиться с ней тому будет нелегко, ибо если машина, одолженная Евой, представляла собой обычный «ровер», то джип Милова был устройством совсем иного рода. Он вовсе не был взят на прокатной станции в Порт-Саиде, как значилось в документах. На самом деле то была одна из немногих специально оборудованных полицейских машин, которую одолжили ему старые дружки в Хайфе не только чтобы облегчить его путешествие, но и в расчете на то, что такой старый волк, как Милов, устроит тележке серьезный экзамен в новых условиях. Что же касается Порт-Саида, то там были только — опять-таки через людей МОССАДа — оформлены бумаги и номерные знаки. Вернер, безусловно, будет сейчас несколько озадачен: во-первых, столкнувшись с полной невозможностью вскрыть капот и проникнуть в моторный отсек; во-вторых, убедившись, что точно так же нельзя без лома или дрели попасть и в багажный отсек, потому что он просто не найдет скважины для ключа; в-третьих, исчерпав все приемы электронного открывания замков; и в-четвертых, вызвав такую оглушительную какофонию охранного устройства, что заставит повскакать на ноги все живое вокруг.
Невскрываемый джип с броневыми стеклами угнать было бы и вовсе невозможно, потому что машина настроена на одного водителя — именно на Милова, и перенастроить анализатор мог только он. Конечно, и эту машину можно было взорвать или, скажем, расстрелять в упор хотя бы противотанковой гранатой.
Внешние поверхности автомобиля были обработаны такой физикой и химией, что самая хваткая взрывчатка отвалилась бы после первого же деликатного толчка, а на наличие радиозапала джип отреагировал бы мгновенно, как и на любое другое электронное устройство, оказавшееся ближе пятидесяти сантиметров к кузову. Такие машины были сконструированы для борьбы не с контрабандой, а с террористами, однако сейчас эти направления преступной деятельности все больше срастались.
Так что за машину Милов мог вроде бы и не бояться, и в то же время именно она внушала ему наибольшие опасения. И не потому даже, что, столкнувшись с неожиданным техническим уровнем заурядного автомобиля, обитатели Приюта заподозрят Милова. Это они и так сделали, хотя опознал его человек, чьи пути некогда пересекались с его орбитой, по чистой случайности. Худо было другое: машина на самом деле взвоет, начнется суета, хватятся его и Евы — и найдут, конечно, потому что этот аврал помешает им ускользнуть незамеченными. Потом такой возможности скорее всего не представится: разом, как всегда в экваториальных областях взлетит солнце — и пиши пропало.
Что остается делать, когда ситуация выходит из-под контроля? Прежде всего попытаться использовать помеху в своих интересах.
Помехой этой сейчас был звуковой сигнал сторожа на машине Милова. Включившись при попытке чужих рук воздействовать на джип, сигнал помешал бы Милову бежать. Значит, следовало отключить звуковую сигнализацию.
Средство было, и находилось оно не где-нибудь, а в кармане у Милова. Электронным ключом к машине, настроенным тоже на параметры водителя, можно было отключить любую из функций автомобиля, находясь не далее пятнадцати метров от него. При этом между человеком и машиной не допускался никакой экран. Ключ этот внешне напоминал дистанционный пульт управления ну хотя бы телевизором с шестью десятками каналов. Однако, чтобы пустить его в ход, надо было перебраться из патио наружу и приблизиться к машине на нужное расстояние. Именно это Милов и собирался сделать, однако теперь обстоятельства заставили его спешить и действовать более рискованно.
Тренированный мозг Милова перебрал все варианты и выдал нужный ответ не более чем за две минуты. Вернер, по его расчетам, должен был начать с ближайшего автомобиля; это был, как Ми-лову помнилось, «ровер». Там не будет никаких сложностей: Вернер вскроет машину, установит аппаратуру, подсоединив провода, ну, минут, скажем, за пять. Идти до машины — минута. Значит, Милов располагает шестью минутами, из которых истекает уже третья. Ждать больше нельзя.
Он глядел на сторожа. Тот, не снимая рук с автомата (наш, «АК» десантный, определил Милов еще издалека), работал головой, как локатором: полуоборот влево — полуоборот вправо, и снова, и опять. Две-три секунды вглядывается в один угол патио, потом пробегает взглядом по окнам, из которых в гостиничной постройке светится лишь одно, помещение, в котором находятся те двое, замысливших убийство Милова и Евы. Это хорошо и плохо, но скорее все-таки хорошо: они не смогут из окна увидеть возню у машин. Две-три секунды сторож глядит в другой угол — и все сначала.
Так. А между прочим, дверь Приюта скрипела, когда ее отворяли. Едва слышно, но скрипнула, а в этой тишине звук разносится хорошо. Милов, у тебя со звукоподражанием вроде бы хорошо? Вот и давай, воспользуйся данным свыше талантом…
Он сделал все одновременно, когда часовой устремил взгляд в противоположную сторону: встал во весь рост, поднялся на вторую ступеньку крыльца, издал звук, который даже знаток принял бы за скрип плохо смазанной дверной петли, и зашагал, не скрываясь, свободно размахивая руками, прямо к охраннику.
Тот и услышал, и увидел, шевельнул было автоматом, но тут же вернул его в первоначальное положение: похоже, появление Милова в первое мгновение не вызвало у него никаких подозрений.
Приближаясь, Милов вытащил из кармана первый попавшийся листок бумаги и, помахав им, словно белым флагом, протянул руку, как бы стремясь поскорее передать послание адресату. Записка могла предназначаться сторожу или Вернеру — это было еще вероятнее. Так или иначе, клочок бумаги служил пропуском и оправданием. Страж у ворот так, вероятно, его и воспринял и потому позволил Милову подойти на расстояние примерно трех метров, когда стало уже различимо лицо. Тут брови непроизвольно поползли вверх, к густой щетке светлых коротких волос, а ствол автомата дрогнул и словно бы нерешительно стал поворачиваться.
Так-то оно так, но флажок предохранителя ясно показал Милову, что автомат к мгновенной стрельбе не готов. А три метра были уже вполне преодолимым расстоянием. Кроме того, стрелять мало — надо еще и попасть. Впрочем, Милов никак не хотел озвучить немые кадры происходящего.
Когда трехметровая дистанция была преодолена и сторож готовился уже громко окликнуть подошедшего, Милову не повезло. Глядя часовому в глаза, он не обращал внимания на неровный грунт, следствием чего явилось падение, да такое, что сквозь зубы у него вырвался короткий стон. Однако Милов туг же повернулся на бок, приподнялся, опираясь на левую руку, а правой по-прежнему протягивая растерявшемуся сторожу все ту же бумагу. Тот непроизвольно шагнул вперед и склонился, тоже протягивая руку — левую, естественно, чтобы перехватить послание, а может быть, даже помочь встать: в лежащем редко видят серьезного противника.
В следующее мгновение рука Милова, выпустив бумажонку, мертвой хваткой стиснула кисть сторожа и рванула на себя. Одновременно нога ударила часового под колено, и тот рухнул. После удара по голове охранник лишился сознания — надо полагать, надолго. Впрочем, для верности Милов тут же обеззвучил его, сделав кляп из собственного носового платка, лишенного, однако, каких-либо характерных признаков.
Следующим его движением было сорвать с выведенного из строя противника автомат — чтобы обезоружить его и вооружиться самому. Теперь нельзя было терять ни секунды.
Он проскользнул в зеркачьный тамбур, оттуда осторожно выглянул во двор. Вернер действовал медленнее, чем думалось Милову: он все еще копался в открытом моторном отсеке «ровера». Это давало беглецу возможность изменить намеченный было план. Вернувшись в патио, он огляделся. Все было спокойно, окно номера Евы, через которое он вылез, оставалось отворенным. На этот раз Милов пересек двор напрямик, длинными скачками, и лег грудью на подоконник.
— Ева?
Она отозвалась через секунду-другую:
— Дан, это ты?
— Собственной персоной. Где ты?
— Я… я спряталась.
— Вылезай. Быстрее! Давай сумки. Мою, потом твою…
Он принял и ту, и другую, бережно опустив на землю.
— Теперь сама!
Ева не заставила себя упрашивать: видно, с возвращением Милова страх ее испарился. Ногами вперед она выскользнула из окна. Риска не было никакого: подоконник отстоял от земли примерно на метр двадцать, но на всякий случай Милов подхватил ее, обнял, прижал — и тут же выпустил.
— Держись за мной. Не отставай. У нас еще пара минут в запасе…
Так же, по прямой, они пересекли двор. Охранник лежал все в той же позе.
— Помоги, Ева. Надо занести его в тамбур, чтобы не бросился в глаза, если кто-нибудь выглянет из окна…
Они перенесли часового не без труда: он был тяжеловат. К тому же в тамбуре ему было тесно.
— Пока оставайся здесь, — сказал Милов, когда они вошли в помещение с конторкой для регистрации. — Выйдешь, когда позову.
— А если кто-нибудь войдет?
— Снаружи вряд ли, об этом я уж позабочусь.
— А если со двора, оттуда?
— У тебя же есть пистолет?
— Он такой маленький…
— В такой тесноте не промахнешься и из маленького.
— Но, Дан… Нужно ли это?
— Всего лишь самооборона, подружка. Если нас схватят, мы не доживем и до рассвета. Хотя до него осталось не так уж много. Будь внимательна.
Он не видел в темноте, но знал, что она кивнула.
Наружная дверь, к счастью, не скрипела. Милов, приотворив ее, протиснулся, остановился, прижавшись к стене. Здесь было темнее: это пространство не освещалось. Небо было чистым, и звезды, наверное, отражались бы в полировке машин, не будь они такими запыленными. Секунд десять Милов постоял, привыкая. Похоже, что Вернер закончил наконец снаряжать «ровер» и только что перешел к джипу. Милов почти бегом подкрался ближе, вытянул руку с заранее подготовленным электронным ключом. Палец лежал на нужной кнопке. Он нажал. В машине коротко, тонко щелкнуло. Милов облегченно вздохнул: звуковой сигнал сторожа отключился. Но звук был услышан и Вернером; тот застыл. Прошло не менее минуты, прежде чем он решился продолжить свое дело.
Милов совсем освоился в темноте и теперь видел, как Вернер возится в поисках левой дверцы, шаря в поисках замочной скважины. Милов улыбнулся, ему захотелось немного порезвиться; к тому же надо было отделаться от Вернера. Он снова прицелился ключом, нажал кнопку — на этот раз другую. Стартер пел не дольше секунды, потом мотор заработал на малых оборотах; отрегулирован он был прекрасно, недаром Милову еще в Хайфе говорили, что крышку капота ему придется поднимать лишь по требованию таможенников.
Когда мотор заработал, Вернер мгновенно отпрыгнул метра на два с лишним — испугался. И естественно: всякий струхнет, когда в пустой машине вдруг сам по себе срабатывает стартер и заводится движок. Вернер и Милов наблюдали, что будет дальше. С машиной ничего угрожающего не происходило, и Вернер наконец вновь приблизился к джипу, постоял перед ним и влез на передний бампер, решив, по-видимому, начать с моторного отсека. Милов только того и ждал. Одна кнопка. Другая. Сначала включилась коробка, потом акселератор. Машина двинулась вперед. Не удержав равновесия, Вернер распластался на крышке капота. Милов плавно жал клавишу. Скорость десять миль — пока хватит. Еще, еще дальше. Что он там — поворачивается на бок? Газанем… На сколько они уже отъехали — метров на пятьдесят? Прекрасно…
Вернер все же справился со страхом и стоял теперь на коленях, придерживаясь за верхний багажник. Вот он распрямился. Ну-ка, напугаем его еще разок…
Из двух рулевых клавиш Милов нажал левую — машина заскрежетала, входя в крутой поворот. Не ожидавший этого Вернер упал; ноги его сорвались, секунду он, не разжимая пальцев, проволочился рядом с машиной, затем, догадавшись, отпустил багажник, отделяясь от взбесившегося автомобиля. Потом он вскочил и не раздумывая бросился к Приюту. «Нет, побегай еще», — процедил Милов. Повинуясь его командам, джип сделал правый поворот и стал догонять Вернера. Оглянувшись на звук мотора, тот понял, что машина отсекла ему кратчайший путь ко входу. Он кинулся вправо: возможно, где-то был еще один вход во внутренний двор. Почему-то Вернер не кричал, не звал на помощь — быть может, не позволяла гордость или же рассчитывал выпутаться сам.
Преследуемый бежал зигзагами, как корабль, уклоняющийся от атаки подводной лодки. Отпустить его? Милов невольно покачал головой, лучше временно обезвредить. Он быстро рассчитал. Теперь джип перекрывал бегущему все пути отступления, кроме одного-единственного направления, и оно вело к Милову, все еще стоявшему у стены. Не заметивший его Вернер поравнялся с ним. Милов нажал тормозную клавишу и правой рукой нанес удар — сбоку, по шее. Не такой, чтобы убить: лишние смерти ни к чему. Тем не менее Вернер рухнул. Склонившись к нему, Милов его же ремнем связал ноги, обшарил карманы — в одном нашел наручники, целых два комплекта; видимо, они тут нужны при общении с ветеранами? Ладно, потом разберемся… Пару наручников Милов сунул себе в карман: как знать, могут и пригодиться… Подошел к «роверу». Сумка Вернера, раскрытая, стояла рядом: вторую адскую машину он так и не успел вынуть, другая же, надо полагать, уже была при деле. На секунду Милов решил было оставить все как есть, но тут же раздумал: машина чужая, не стоит наносить кому-то убыток, тем более Евиной подруге. Он осторожно открыл капот, отсоединил лишние провода, потом отыскал «кукушку» и размазанную по лонжерону взрывчатку, все это вернул в сумку, которую, подумав, тоже решил прихватить.
Джип стоял на холостом ходу. Командуя, Милов подогнал его поближе — к самой двери. И только теперь, отворив ее, позвал Еву и сам вошел, чтобы перетащить сумки.
— Садимся — каждый в свою. Хорошо бы побыстрее. Ну, поехали.
— Вот прямо так, в темноте? Он усмехнулся.
— При свете нас быстрее поймают. Держись за мной аккуратно, дальнего света не включай.
Где-то через километр Ева остановила его короткими, как бы сдавленными гудками клаксона. Подбежала.
— Ну, что стряслось, маленькая?
— Боюсь, ты ошибся в темноте. Это не та дорога.
— Не волнуйся. Та самая.
— Мы же говорили: поедем на юг, чтобы объехать Майруби, и потом до Нонбасы. А ты рулишь на север.
— Все правильно. Они внимательно выслушали все, что касалось нашего маршрута. Если нас попытаются перехватить, то вернее всего на южной дороге. А мы поедем по северной.
— Но тогда нам не удастся миновать Майруби!
— Конечно. Как раз туда мы и поедем.
— Однако в Нонбасе…
— В Нонбасе они могут ждать нас до второго пришествия. Мы туда так и не доедем.
— Где же мы окажемся?
— В аэропорту Майруби. Там и завершится наша встреча. Ты сядешь на свой самолет, я тоже буду заканчивать дела…
— Это очень печально, Дан.
— Погоди, единственная моя. Не грусти раньше времени. Мы еще не в Майруби, ехать туда достаточно далеко, да к тому же по дороге нам, вероятнее всего, придется задержаться.
— Зачем?
— Да так, есть некоторые соображения…
— Мне послышалось, может быть… — проговорил Урбс. — Там, снаружи…
— В самом деле? Надеюсь, ваши гости мирно спят. Включите…
С минуту они напряженно вслушивались.
— Не слышно никакого дыхания…
— Похоже на то… Урбс, возьмите пару охранников и проверьте. Если они заперлись изнутри — взломайте. Нельзя рисковать…
Урбс вернулся через пять минут.
— Так и есть. Они сбежали.
— Надеюсь, Вернер успел оборудовать их машины. Найдите его и выясните. В любом случае возьмите след и организуйте погоню. Такую, чтобы они не ушли никуда, кроме того света.
— Да, несомненно, ничего другого нам не остается.
* * *
Отъехав километров на десять, Милов остановил джип. Ева послушно затормозила, едва не уткнувшись в задний бампер лидера.
— Ты ехала по этой дороге, верно?
— Да, по этой самой. Да тут и нет другой.
— Понятно. А не можешь припомнить, приблизительно, конечно, в каком месте в тебя стреляли?
Ева медленно окинула взглядом дорогу.
— О, это не здесь. Помню: вскоре после того лес отступил от дороги, а здесь он видишь как далеко. Надо проехать еще вперед.
— Объезжай меня и гони первой. Как только тебе покажется, что узнала место, остановись.
— Ты что, рассчитываешь найти тех, кто стрелял?
— В чудеса я не верю. Но что-нибудь, если повезет, все-таки можем отыскать. Ева пожала плечами.
— Будь по-твоему.
Она вернулась к машине и первой тронулась с места.
Стоп-сигналы ее «ровера» замигали через шесть километров. Машина съехала на обочину и остановилась.
— Где-то здесь, — сказала она.
Милов вышел, осмотрелся. Увидеть что-либо в лесу было бы трудно. Но глаза его были обращены к небу. Он даже влез на крышу своей машины — возможно, для того, чтобы оказаться поближе к небосводу.
— Ты что, думаешь, что у них есть вертолет?
— Нет. Хотя и не удивился бы. Я ищу… Ищу… Ага, кажется… Ева, у меня в сумке бинокль… Не сочти за труд…
Она подала нужный ему прибор не сразу.
— Дан, чего только нет в твоей сумке! И зачем ты таскаешь с собой всю эту механику? В отпуск?
— Да так, знаешь, привычка, без таких безделушек я чувствую себя как-то неуютно — словно вышел на улицу без брюк.
— Ну, знаешь ли, это, по-моему, далеко не одно и то же…
— Могу предложить другое сравнение. — Милов говорил как-то рассеянно, высоко задрав прижатый к глазам бинокль и плавно опуская его. — Хотя бы… вообрази себя в операционной в пальто и уличных сапогах… Ага! Вот они. Так и думал…
— Все-таки вертолет?
— Нет, к счастью.
— Что еще можно увидеть в небе?
— Грифов, моя нежная. Стервятников.
— Зачем они тебе? Такая гадость…
— Всякая гадость на что-нибудь да годится. Твой компас далеко?
— Вот он.
— Давай сюда. Надо взять азимут.
Так он и сделал. И сразу же спрыгнул с машины.
— Черти бы взяли!..
— Что случилось? Ты увидел что-то опасное?
— Да нет… Просто в моем возрасте надо не прыгать с крыши, а осторожно, спокойно слезать. Вечно забываю об этом. Ну, садись. Поедем. Я — первым.
— Дальше по дороге, я надеюсь?
— Увы, придется тебя огорчить. Будем пробираться лесом. По азимуту.
— Дан! Здесь и на мотоцикле не проехать!
— Это я и сам знаю. Но вон до тех деревьев добраться сможем, думаю.
— Ну, а потом?
— Там придется оставить машины. По возможности замаскировать и уничтожить следы. А дальше — пешком.
Ева вздохнула.
— И далеко?
— Думаю, не более восьми-десяти километров.
— На это уйдет полдня, а в итоге мы попадем в болото. Ты же помнишь карту: там восточнее сплошные болота.
— На них-то я и рассчитываю. Только там он мог укрыться. Если повезет, мы его найдем.
— Кого?
— Я еще и сам не знаю…
— Вот здесь они свернули, инженер!
— Вижу. Поворачивайте за ними, — скомандовал Вернер.
Две машины Приюта проехали еще несколько десятков метров.
— Они могут устроить засаду.
— Вдвоем? Нет, им не до того. Однако шеф был прав: у них назначено свидание с нашим беглецом.
— Инженер, там, впереди… В кустарнике. Там что-то…
— Да. Похоже, машины. Пусть три человека осмотрят.
Посланные вскоре вернулись.
— Машины пусты и заперты.
— Ясно. Следы людей?
— Туг такая почва, инженер…
— Понятно. Что ж, разыскать их в лесу нам вряд ли удастся. Будем ждать здесь. Машинами перегородим дорогу. Всем залечь, но не слишком близко от машин: быть может, они не нашли и не обезвредили… Тогда в скором будущем здесь будет большой фейерверк. Если они к рассвету не появятся, поищем следы. По лесу они далеко не уйдут — им некуда деваться. Возьмем всех троих!
* * *
Они нашли его через шесть часов, и то каким-то чудом. Помогли те же стервятники — они опускались все ниже и в конце концов стали садиться на деревья, образуя не очень широкое кольцо. В середине этого кольца Милов с Евой и отыскали чернокожего беглеца — еще живого, но, как с грустью сказала Ева, закончив осмотр, осталось ему недолго.
— Он потерял столько крови… Удивляюсь, что он еще жив.
— Куда его?
— Две огнестрельные раны. Обе сквозные. Правое плечо и правое легкое.
— Он может еще прийти в сознание?
— Если бы мы находились в клинике… Но у нас же ничего нет. Я просто не в состоянии сделать хоть что-нибудь…
Ева неожиданно заплакала.
— Ну, доктор, доктор!..
— Да, я врач, но не судебно-медицинский эксперт!
— Я понимаю. Ничего не поделаешь, приходится видеть и такое. Ты осмотрела его внимательно?
— Насколько это тут возможно…
— Кроме ран, что-нибудь еще?..
— Небольшой шов на груди. Очень профессиональный. Такие… такие накладывают, если проникают в грудную клетку — вернее, только под кожу, чтобы вшить, ну, скажем, сердечный стимулятор.
— Он похож на сердечника?
— Сейчас этого сказать уже нельзя. Но по общему впечатлению, вряд ли. Здоровый парень. Да и кто бы поставил ему стимулятор здесь, в этих дебрях? Хотя в Приюте, может быть, есть соответствующее оборудование. Ты ведь говорил, что врач там был. Ну да, я хорошо помню: мне еще захотелось встретиться с ним, поболтать на профессиональные темы…
— Скажи спасибо, что не встретилась. Стимулятор? Интересно… Да, действительно, очень интересно. Погоди-ка, дай я осмотрю его сам.
— Не знала, что ты еще и врач… Подай, пожалуйста, мою сумку — подложим ему под голову. Он задыхается.
— Не приходит в сознание?
— Нет.
— Подвинься… Лучше посмотри пока, что в том мешке. — Милов кивнул на лежавший рядом с раненым синий полиэтиленовый мешок. — А я попробую…
Вытащив из своей пресловутой сумки очередной приборчик, он начал водить им над телом раненого-от макушки до пяток, затем снизу вверх и опять сверху вниз…
— Ага!
— Что там? — тут же откликнулась Ева.
— Потом, потом… О черт! А это что?
— Да объясни ты! О, Дан! Смотри!
— Что с тобой?
Ева пятилась от развязанного мешка.
— Посмотри, там… Конечности… Кисти, стопы… А вот это — доли легкого… Да, именно так.
— Дьявол!
— Дан, он кто, людоед?
— Не думаю. Осмотри-ка эти… останки внимательно. Что можно сказать о них?
Через несколько минут Ева медленно проговорила:
— Пока могу сказать лишь одно: все это удалено профессионально. Не отрублено, не отрезано кое-как.
— Давно?
— Если бы давно, останки бы уже крепко пахли в этом климате. Похоже, их не замораживали.. Зачем он унес их? Чтобы похоронить? Придется нам сделать это вместо него.
— Ни в коем случае. Наоборот, их необходимо доставить в полицию. В Майруби хотя бы. Великолепно было бы, конечно, отвезти и этого раненого в клинику, но я не представляю себе, как мы его потащим по лесу. Боюсь, он не выдержит — умрет.
— Не бойся, — сказала Ева негромко.
— Думаешь, выдержит?
— Теперь он выдержит все что угодно.
— Умер?
— Да.
— Жаль.
— Надеюсь, хоть его мы предадим земле?
— Черт, была бы лопата… Придется ножом.
— И руками.
— Ладно. Давай побыстрее.
— Мы спешим на самолет?
— Нет, пожалуй. Но привычки грифов известны не только нам. Человека этого с его мешком ищут и другие. Мне очень не хотелось бы встречаться с ними.
— Не забудь, все это сохранится считанные часы, потом появятся черви.
— В джипе есть холодильник. Ну, за работу. Боюсь, что у нас уже не осталось времени, но уж очень не хочется доставлять удовольствие милым птичкам… И эти… преследователи пусть найдут его не сразу. Каждый лишний час — наш выигрыш. Копай, копай…
— Я и так копаю. Постой. А ты что там делаешь?
— Выступаю в несвойственной мне роли дантиста.
— Дан! Ты и в самом деле хочешь вырвать зуб? Да что ты в этом понимаешь! Это похоже на надругательство…
— А ты лучше не гляди. Это очень непрофессионально.
— Может быть… все-таки лучше я?
— Нет. Продолжай рыть могилу.
— А что же я делаю? Но пока мы роем, ты мне объяснишь, что такого ты обнаружил в его рту? И что заставило тебя кромсать его челюсть?
— Вот этот зуб. Ты видишь, он искусственный. Кстати, такой же есть и у меня. Посмотри внимательно. Хотя бы потому, что это не просто зуб.
— Не может быть. Покажи-ка… М-да, и в самом деле, похоже, но не то… А ты знаешь, что это?
— Знаю. А теперь, пожалуйста, со всем своим докторским умением извлеки мне сердечный стимулятор.
— Да зачем он тебе? Дома я достану тебе десяток, если у вас в России не хватает.
— Мне нужен именно этот. Ева, бросив копать, тщательно вытерла руки платком.
— У меня же нет инструмента.
— Вот тебе нож. Не бойся, ему не будет больно. Ева принялась за дело.
— Слушай… он совсем не так установлен: проводки идут не к сердцу, а…
— Ты права, не к сердцу. Если это стимулятор, то не сердечной деятельности.
— Ты можешь объяснить?
— Позволь мне пока умолчать.
— Ну, если это такой уж секрет, что даже мне нельзя…
— Не обижайся, родная. Служебная тайна. Ее так же нельзя разглашать, как и врачебную. Не дуйся.
— Надулась бы, но я слишком устала… Так или иначе, больше не стану задавать тебе вопросов.
— Молодец. В награду — знаешь, что?
— Интересно будет услышать.
— Скорее всего ты попадешь к себе домой раньше, чем я к себе.
— Думаешь?
— Так вот, возьми эту штуку, стимулятор, с собой. Покажи там людям, смыслящим в электронике, и попроси их объяснить тебе, что это такое.
— И что мне делать потом?
— Ждать моего звонка. Если я сумею позвонить, подробно передашь мне все, что они скажут.
— Хорошо. А зуб? Милов покачал головой.
— Не нужно. В этом я уже разобрался.
— Больше никаких вопросов.
* * *
Она все же задала еще один вопрос — через пять часов примерно.
— Дан… Ты о'кей?
Несколько секунд слышалось лишь тяжелое дыхание, потом прозвучали слова:
— Ничего… легкая царапина.
Ева поползла на голос. Подниматься было нельзя их настигли совсем не любители. Опрокинутый взрывом «ровер» Евы валялся вверх колесами метрах в тридцати. Он догорал. Ева мельком подумала, что подруга обидится, но сейчас это показалось ей совершенно неважным. Джип, как ни странно, уцелел: наверное, потому, что его прикрывал толстый ствол дерева, за которым они пытались замаскиро-вагь машины. Оттуда Милов редкими короткими очередями приютского автомата прижимал нападав-пих к земле. Их, похоже, было не очень много, на окружение не хватало; собака была одна — сейчас ока лежала на полпути между дорогой и деревом, бесформенный серый комок…
— Я сейчас. Куда тебя?
— Не имеет значения. Я в порядке. Слушай… Подползешь ко мне — хватай мешок и постарайся затезть в машину, как можно меньше подставляла. Как только залезешь, крикни, я за тобой, попытаемся вырваться. Дверцу я уже отпер отсюда.
— А может быть…
— Ничего не может быть. У меня кончаются патроны. И они, в общем, понимают, что припасов у меня не вагон. Единственный шанс — пробиться с помощью машины.
— Но они перегородили дорогу…
— Ну, эта их колымага нас не удержит, надеюсь. Да все равно, иного не дано. Давай. И не бойся. Стреляют они, честно говоря, не по-снайперски. Иначе…
— Хорошо. Ты уверен, что тебя не надо перевязать?
— Потом, когда оторвемся. Ползи.
* * *
Было мгновение, когда Милов по-настоящему испугался: тараня на большой скорости старый «шевроле», джип вдруг встал на правые колеса. Милов не знал, как ведет себя в таких случаях высоко сидящая машина, ему почудилось, что в следующий миг последует кувырок и тогда их возьмут голыми руками — если они останутся живы, конечно. Возможно, будь водителем только Милов, так и получилось бы, но сработал компьютер, и машина прокатила метров пятьдесят как велосипед. Оставшиеся в живых преследователи (по прикидке Милова — двое) не ожидали, видимо, такого фортеля и спохватились слишком поздно.
Через полчаса они остановились, перевязали царапину Милова — для очистки совести, потому что кровь уже не шла: на нем все кровоподтеки, царапины и порезы заживали быстро — такой состав крови был, видимо. Ева чудом осталась невредимой, только ободрала коленки, зато устала донельзя; что ни говори, она была не самой первой молодости, да и профессия не требовала от нее особой заботы о спортивной форме. Конечно, она и на корт ходила, плавала, бегала, но это так, для тонуса. Милов же и сейчас, в отставке, содержал себя строго, потому что отлично знал: стоит ослабить вожжи — и сразу в дверь постучится старость, не календарная, возрастная, а настоящая, необратимая. Коленки Евы пришлось протереть чистым виски, ничего другого не было, йод из аптечки ушел на миловскую отметину — Ева настояла. Когда все это закончили, Милов сказал:
— Теперь изволь как-нибудь устроиться на заднем сиденье — отдыхай.
— Может быть, найдем местечко поукромнее и оба…
— От нас только этого и ждут. И укромных мест для нас тут нет.
— Ты думаешь, дорога дальше свободна?
— Не верится. Они знают, что мы на северной дороге, но, куда двинем дальше, скорее всего сомневаются: вчерашний наш разговор, я надеюсь, они и сейчас держат за чистую монету. Могут предположить, что мы оказались здесь в поисках того парня, а потом двинемся по намеченному маршруту — в Нонбасу. Хотя, конечно, и эту дорогу подстрахуют.
— Что же нам остается делать?
— То, что мы и наметили. Ты — отдыхать. А я поведу джип. Но не на север и не на юг.
— Не понимаю. Куда же?
— На восток.
— Такой дороги нет.
— Значит, придется обойтись без нее. Сейчас дождей нет, грунт держит. В Кибунго попытаемся заправиться. Если там бензина нет, машину придется оставить — не под открытым небом, разумеется. Потом ее заберет полиция — вместе с этими… образчиками в холодильнике. А уж из полиции настоящие владельцы ее выцарапают. Тем более что забраться в нее чужой не сможет.
— А мы?
— Мы при таком раскладе постараемся форсировать озеро Виктория, думаю, нанять рыбака сможем, доплывем до Макоддерс-Майн. Оттуда до Май-руби. Как-нибудь доберемся.
— Отпуск… — вздохнула Ева, — А чем тебе не отпуск? Столько приключений — хватит воспоминаний до конца жизни. Внукам будешь рассказывать.
— Если ты будешь вести себя со мной так, как в эти дни, — сухо проговорила Ева, — то внуков не будет. Откровенно говоря, я ожидала несколько иного.
— Да и я тоже, ты прекрасно знаешь. Ладно. Доберемся до Майруби — заляжем дня на три в каком-нибудь отеле.
— Здесь такие прелестные зеленые окрестности… И сухая погода… В конце концов, у нас пока еще есть эта машина. Не «Шератон», конечно, но при известных навыках…
— Ты несколько изменила свои взгляды на жизнь, — улыбнулся он.
— Из-за этих самых приключений. Я вдруг поняла, что будущего у меня может и не быть. Свои дела не надо откладывать на потом.
— Только отъедем подальше от дороги, — сказал Милов. — Хотя это и Африка, но приличия соблюдать все же следует.
— Не знала, что ты такой формалист!
