Зора открыла глаза – медленно, с усилием подняла тяжелые, трудно повинующиеся веки. Было сумрачно и прохладно, и от этого ощущения по телу прошла легкая, противная дрожь. Тело словно не желало подчиняться ей, как будто было оно чужим, незнакомым; голова, напротив, показалась невесомой, словно бы наполнял ее какой-то легкий газ – гелий, или водород, или какие еще они там бывают. Мыслей не было, одни лишь их обломки, без начал и концов. Выглядывали и прятались, словно мыши в норках, вопросы – самые простые, элементарные: где? как? почему? зачем?.. И над всем этим – одно четкое ощущение: все не так. И еще: что-то потеряно. Очень важное. Необходимое для жизни. Не сама ли жизнь ушла, не попрощавшись?

Зора медленно перевела взгляд – влево, вправо. Глаза казались огромными, как бильярдные шары, очень неудобными в обращении. Но все же свое назначение выполняли: воспринимали окружающее, хотя объяснить его и не могли.

Четыре тесных стены, низкий-низкий потолок. На нем – слабо светящийся плафон, свет какой-то дрожащий или, может быть, подмигивающий не столько весело, сколько с ехидцей: «Ну вот, допрыгалась, девочка, теперь ничего не поделаешь, заварила кашку – расхлебывай!» Зора только шмыгнула носом: на такие заявления или предупреждения она когда-то отвечала уверенно, даже нахально: поглядим, мол, кого отсюда вынесут первым… Но на сей раз промолчала даже мысленно, сейчас надо было как-то определиться, прежде чем реагировать на любое ощущение или событие. Так, что еще имеем в наличии? Немногое. Что-то, на чем лежим, – узковатое, жестковатое, но для лежания более или менее пригодное. Дальше – столик, два стула, двустворчатый шкаф у стены напротив – при взгляде на него почему-то сразу становилось ясно, что он металлический, холодный, неуютный. И маленькое зеркальце на стене, форматом не больше листка писчей бумаги. Еще что? А ничего. Разве что дверь – единственная. Никаких удобств, даже умывальника не было, не говоря уже о прочих устройствах.

Это последнее наблюдение, сколь ни странно, заставило ее вздохнуть с некоторым облегчением: значит, это все-таки не камера. Хотя по антуражу сильно ее напоминает. А раз так, то отсюда можно будет и выйти. Прямо сейчас. Потому что дикая тоска по информации, если ее не удовлетворить немедленно, может просто свести с ума.

Зора оказалась способной на несложное умозаключение: чтобы выйти, надо встать. Подняться с того, на чем лежишь. Откинуть то, что тебя накрывает: грубое, достаточно тонкое одеяльце, о котором почему-то сразу сложилось убеждение, что оно казенное – хотя до сих пор в жизни ей с казенным имуществом сталкиваться не приходилось, но именно таким оно, по мнению Зоры, и должно было быть. Освободившись от него, Зора убедилась в том, что лежит она в собственной одежде – в той самой, в которой ее забрали из дома, держали в Доме признаний, потом… Потом?

Похоже, память стала понемногу возвращаться. Дело об убийстве Рика. Да, был же на свете Рик! Это очень важно, очень. Дом признаний – он был потом. Ну, дальше? Ага: вызнаватель Смирс. Уже, как говорится, совсем горячо. Вспомнилось даже, как он выглядел. Добрый человек (она невольно усмехнулась такому определению). С ним она ехала… Тут что-то оставалось еще непонятным, но она точно ехала с ним, потом он на дороге познакомил ее с какими-то другими людьми – зачем?

Информация – как вода: если есть хоть маленькая дырочка, она ее найдет и воспользуется ею, а уж однажды просочившись – станет размывать, расширять, литься все более тугой, сильной струей…

Так получилось и на этот раз. Вспоминалось все быстрее: дело, обещавшее жестокий приговор, согласие Смирса устроить ей побег – с намерением укрыть ее в надежном, очень надежном месте и скрывать до той поры, пока дело так или иначе не затихнет, а уж тогда вернуть к полноценной жизни. У нее, правда, относительно будущего были и другие, свои соображения, однако о них она распространяться не стала. Да, значит, потом – дорога и машина, остановка, новые люди, знакомство. Смирс – с ним оставалась какая-то неясность, что-то еще было с ним связано, какое-то последнее воспоминание, но какое именно – пока непонятно, похоже, что подсознание не желало вытаскивать это на свет божий. Итак, Зора пересела в другую машину, большую, и там…

Все. На этом информацию о происходившем как отрубило. Ни мысли, ни картинки. Машина – и пробуждение непонятно где, несколько минут тому назад.

Выходит, тут и было то место, где она должна была скрыться до лучших времен? Судя по обстановке, это в самом деле могло оказаться глушью неимоверной, такой, где никто никогда никого искать не станет.

Вывод позволял несколько примириться с убогостью окружающего. Однако пока все оставалось лишь на уровне предположений, в которых предстояло еще убедиться.

А для этого – встать и выйти.

Зора сделала попытку. Тело, похоже, заржавело до последнего – именно такое сравнение у нее возникло. Канистру бы с маслом; но она в обстановку не входила, пришлось воспользоваться лишь своими внутренними ресурсами. Села, спустила ноги на пол, холодный до дрожи. С трудом нагнулась. К счастью, ее туфли оказались здесь. На высоченном каблучке, они не очень-то гармонировали с обстановкой, знать бы заранее – еще дома обулась бы более практично. Но об этом думать не стоило, как и вообще обо всем упущенном и потерянном. Не стоит ругать себя за что-то: не надо отбивать хлеб у тех, кто сделает это с большим удовольствием.

И все же – Рик, бедняга, если бы ты мог сейчас оказаться тут – насколько легче бы стало…

Теперь – встать. Собрать все в один кулак, крепко стиснуть пальцы, чтобы ничего не просочилось сквозь них, не упало, не потерялось. Последовательность действий: надеть туфли. Убедиться в том, что ноги более или менее твердо стоят на полу. Опереться руками о койку – или топчан, все равно. И медленно, чтобы не потерять равновесия, оторваться от плоскости. Нелегко. Никогда не приходилось так ощущать свой вес, не такой уж большой, нормальный – но не самый легкий. Помедлить немного перед тем, как оторвать руки от опоры и распрямиться. Так, так… Разгибаться медленно, осторожно. Как там наш вестибуляр? Работает; к счастью, легкое головокружение, на миг испугавшее Зору, быстро прошло. Да, стоило бы знать – чем это они ее напичкали, чем-то сильнодействующим, быстрым – хочется надеяться, что без серьезных последствий. Так. Широко раскинуть руки для баланса. Перенести вес на левую ногу. А правую осторожно приподнять, оторвать от пола и перенести вперед. Получилось, получилось! Первый шаг, говорят, самый трудный, и вот он сделан. Ура. Теперь – второй шаг, еще ближе к двери…

Однако следующий шаг она сделала в другом направлении. А именно – к зеркальцу. Невозможно ведь выходить к людям, не убедившись в том, что ты выглядишь наилучшим возможным образом. Ох! А где косметика, где все? Там, в Доме признаний, все это было с нею – в сумке, когда забирали – это ей позволили взять с собой. А тут? Зора медленно осмотрелась. Сумки не обнаружилось. Погоди, для паники еще нет оснований. Она может оказаться под этим ложем – или в шкафу. Заглянуть под койку она сейчас вряд ли рискнет: для этого мало нагнуться, придется опуститься на колени, а потом снова подниматься – для такой сложной операции она еще не созрела. Лучше сперва заглянуть в шкаф – а вдруг искомое окажется там? Вот это была бы удача.

И ей повезло: сумка действительно оказалась там. И все в ней было на месте – ну, если точнее – почти все. Не было денег, какой-то мелочи, какая там валялась: выходя, она обычно пользовалась коммиком при расчетах за покупки или услуги. Коммика тоже не было. И ключей от дома. Зато все остальное сохранилось – и косметичка в том числе.

Зеркало было тускловатым, да и освещение оставляло желать лучшего – однако что-то разглядеть в стекле все же было возможно. Зора строго, внимательно вглядывалась в свое отражение – взором пристрастного критика. А знаешь – ничего, после таких передряг можно было ожидать куда худшего. Наверное, сон помог – хотя и насильственный, неестественный, но все же сон есть сон – то, что лечит и консервирует. Цвет лица, правда, не такой, как хотелось бы – но это, может быть, вина освещения, уныло серого. Ну а с остальным мы уж как-нибудь справимся – тем более что и без макияжа Зора выглядела весьма привлекательной, а косметикой пользовалась просто по традиции – все пользуются, вот и она, незачем упускать даже самые ничтожные возможности что-то улучшить. Не для Рика, нет; он ее любил такой, какова она была от природы. Ох, Рик…

Она попыталась сразу же запереть мысль о Рике подальше и понадежнее: сейчас сожаления были ни к чему, и тоска могла принести лишь вред, и… и вообще. Думать надо о будущем.

Раскрыв косметичку, Зора стала медленно, вдумчиво накладывать макияж. Безобразие, конечно, что тут даже умывальника нет: перед этим следовало бы как следует помыться. Но нет – значит, нет. Поэтому макияж будет самым легким, утренним – хотя кто его знает, какое время суток сейчас стоит: в помещении – ни часов, ни окна, вообще ничего – внутренность бетонного куба вне времени и пространства.

И все же она провозилась самое малое с четверть часа. Наконец почти удовлетворенно кивнула отражению, улыбнулась – не потому, чтобы стало вдруг весело, но лишь чтобы проверить готовность лица работать как следует. За улыбкой последовало выражение обиды, гнева, интереса, смущения, решимости… Любви? Нет, это ей здесь наверняка не понадобится. Даже тогда, когда Смирс, выполняя обещанное, появится, чтобы вернуть ее в мир – как бы ни текли у него слюнки, обойдется без любви: этот товар на продажу не выставляется. Деньги – да, их он получит столько, сколько обещано. Если, конечно, сделает все как следует.

Ну вот, теперь можно и выйти. Если, конечно (мелькнуло в голове), это вообще возможно: дверь ведь могла оказаться и запертой. Даже скорее всего именно так дело и обстоит. Почему-то Зоре сразу не пришло в голову, что такое помещение просто обязано быть под ключом. Теперь это показалось совершенно ясным. Простите, а если мне понадобилось бы… Да ведь и действительно такие идеи уже возникают, тело-то продолжает работать и предъявлять свои требования. Что же тогда – стучать в дверь и требовать, чтобы ее отвели?..

Зора не успела продумать эту линию до конца. Потому что дверь оказалась на самом деле не запертой – судя по тому, что отворилась она без всяких предварительных сигналов, каким является, например, звук отпираемого замка. Зора едва успела повернуться от зеркала, чтобы увидеть, как в проем вошли сразу и яркий дневной свет, и вместе с ним – человек. Новый. Не из тех, кто доставлял ее сюда. И проговорил:

– Здравствуйте, Мель. Я – комендант базы «Круг-4» Исор Вангель. Поздравляю с прибытием в наши места. Мы давно вас ждали – и вот наконец! Здесь у вас – непочатый край работы. Сейчас я вам все объясню. Садитесь и слушайте.