– Разрешите войти?

Иванос встретил своего адъютанта неласковым взглядом. Можно даже назвать его злым, не рискуя впасть в ошибку.

– Ну, что там у тебя? Где горит?

– Вы поручали взять билеты в оперу…

– Ну?

– Там спрашивают: партер или ложа?

Вот так. Партер или ложа.

Эти слова оказались именно тем детонатором, которого только и не хватало для взрыва. И он произошел.

Иванос обоими кулаками грянул по столу. Потом, потрясая ими в воздухе, вскочил. Даже ногой топнул. И не проговорил, а прокричал каким-то дурным голосом:

– Ложа? Партер? И ты меня из-за этой…

Но вовремя увидел, что в глазах адъютанта промелькнуло нечто. Будь оно страхом, Иванос, может быть, раскрутился бы еще пуще. Но то был не страх, а, похоже, сочувствие. И это заставило генерала умолкнуть на полуслове. Опустить руки. А еще через секунду – сказать:

– Извини. Сорвался. Билеты? Возьми их себе. Мне не до оперы. Иди.

Подполковник четко повернулся и вышел.

Опера и в самом деле подвернулась некстати. Потому что как раз только что окончательно сформировались в сознании генерала два-три вопроса, на которые ответить он и самому себе не мог и от этого испытывал страдание, не то чтобы физическое, но психическое, куда более мучительное и опасное.

Он чего-то не понимал или чего-то не знал. И то и другое было плохо. Если не понимал – значит, пора идти в отставку. Но у него самого такого ощущения не возникало, работалось ему по-прежнему в охотку. Если же дело заключалось в отсутствии информации, значит, ее до него не доводило начальство. Намеренно. И это было бы еще хуже.

Где кончаются чудеса и начинается стратегия? Чудеса – это внезапная и вроде бы совершенно необъяснимая метаморфоза, когда тебе докладывают, что планета, издавна известная как совершенно безжизненное небесное тело, вдруг начинает зеленеть, словно весенняя роща. Изменяется состав ее атмосферы: там, где была вечная сушь, возникают водоемы, и так далее. Волшебство.

Но если ты не мистик, то невольно начинаешь искать подтверждения кое-каким своим идеям, которые ты никому не докладывал официально и которыми не делился даже с ближайшими друзьями. Предпринимаешь для этого некоторые действия – без санкции сверху, на свой страх и риск. Пусть даже официально ты занят лишь поисками пятнадцати пропавших соотечественников.

Само событие как бы напрашивается, чтобы его отнесли к великим достижениям человечества: кто-то нашел способ оживлять мертвые небесные тела, делать их пригодными для заселения людьми, а с ними и всякой прочей живностью, окультуривать Вселенную! Иными словами – выполнять ту задачу, для какой (как полагал Иванос) и был создан Творцом человек: для преобразования всего Универсума, для поднятия его на новый уровень. Человек – всего лишь инструмент Предвечного, не так ли?

Однако всякое событие, всякое действие оценивается не только по его, так сказать, абсолютной величине, но и по тем целям, для достижения которых оно совершается. А цели эти можно установить – или, во всяком, случае догадываться о них, – исходя из того, как эти действия совершаются.

По логике, такое достижение должно быть раскручено по всей Галактике. На деле же нечто обратное: нигде ни слова, ни намека, все держится в величайшем секрете. Ни единого имени, ни единого логотипа занимающихся этим фирм – а они неизбежно должны принадлежать к могучим; и ни один мир не заявляет о своей причастности к этим делам. А ведь всем должно было быть изначально понятно: такое событие сохранить в тайне можно лишь до первого пролетающего поблизости корабля. Слишком уж грандиозен масштаб. Как все на самом деле и произошло. Почему же?..

Такой анализ Иванос для себя проделал. Придя же к выводам, поспешил доложить по команде выше и факты, и свою версию.

Версия же заключалась в том, что два дела, две группы событий, казалось ничем между собою не связанные, в действительности являлись лишь двумя составляющими одного и того же замысла. И работать по ним нужно было не порознь, а вместе одним и тем же людям, с одним и тем же руководством.

Доложил. И – как в омут бросил. Сверху – ни ответа, ни привета.

Он ждал традиционные три дня. Добавил и четвертый. Сегодня шел пятый день. И генерал ясно понял, что находиться в подвешенном состоянии он более не может. Не не хочет, а именно – не может. Вот только что едва не напал с кулаками на ни в чем не повинного подполковника, в общем-то нормального парня, не холуя и не карьериста. Этак завтра он, чего доброго, станет бросаться на людей уже с дистантом.

Иванос взял трубку внутренней, закрытой связи.

– Генерал-полковника. Прошу принять немедленно. Нет. Ненадолго. Да. Слушаюсь. Иду.

Окинул взглядом стол. Чисто. Запер сейф, предварительно убрав в него свой штатный дистант. Ключи в карман. Вышел в приемную. Адъютант встал. Иванос взглянул ему в глаза. Подполковник выдержал взгляд спокойно. Без вопроса. Без обиды. Скорее – с пониманием.

– Буду у генерал-полковника. Дождись.

И пошел по коридору к лифту. К тому, что назывался генеральским и шел без промежуточных остановок.