Экзоты
Спал Прохор как убитый! Сам не проснулся бы, не разбуди его Устинья. Её рука легонько коснулась щеки, погладила, ущипнула за ухо, и он с трудом разлепил веки.
– Вставай, соня, – засмеялась она, одетая по-походному в джинсы и синюю футболку. – Завтрак стынет.
– Который час? – вяло промямлил он.
Устинья чмокнула его в мятую щёку.
– Без двадцати семь. В семь выезжаем.
– Зачем так рано?
Глаза Устиньи стали большими.
– Мы же вместе решили выехать пораньше.
– Не помню… а где Дан?
– Спустился вниз.
Прохор попытался притянуть Устинью за руку к себе, но она вырвалась, шутливо погрозила пальцем:
– Не шали, а то ведёшь себя как…
– Кто?
– Рабовладелец.
Он сморщился, прижал руку к груди.
– Ох!
Устинья внимательно пригляделась к нему, неуверенно шагнула к кровати.
– Сердце? Или ты шутишь? Где больно?
Он схватил-таки её за талию, притянул к себе, начал целовать, и через несколько секунд она сдалась…
Саблин пришёл, когда Прохор вслед за Устиньей, шмыгнувшей на кухню, шлёпал босыми ногами из ванной комнаты.
Он посмотрел на дверь в кухню, на Прохора, сказал официальным голосом:
– Машина подана, сэр.
– Я готов, – сказал Прохор, начиная спешно одеваться.
– Ага, – сказал Саблин, рассматривая его умными глазами, – вижу. Позавтракал?
– Дай мне три минуты.
– Да хоть четыре. Я буду ждать вас внизу. – Саблин подхватил спортивную сумку с вещами, бросил Прохору ключи от квартиры и вышел.
Из кухни выглянула Устинья. Лицо у неё было деловитое, но чуточку смущённое.
– Иди ешь. Дан уже позавтракал.
Прохор быстро умял бутерброд с сыром, второй с колбасой, выпил чашку кофе с молоком, спохватился:
– А ты почему не ешь?
– Я позавтракала раньше всех. – Устинья начала спешно убирать со стола и мыть посуду.
Прохор понял, что она чувствует себя не в своей тарелке, подошёл, обнял со спины.
– Не сердись на меня, Дан всё понимает.
– Я не сержусь, – замерла девушка. – Но ты такой… пополамный…
– Какой?
– Двойственный, колеблющийся, не знаешь, чего от тебя ждать: то приголубишь, то остудишь.
– Прости, я и сам себя ненавижу за это. Обещаю никогда не…
Она стремительно повернулась в его руках, прижала палец к его губам:
– Никогда ничего не обещай! Или делай, или не делай, но не обещай.
– Хорошо, не буду, – согласился он. – В таком случае не обещаю, что наш утренний… э-э, моцион не повторится.
Устинья сурово свела брови, но не выдержала, фыркнула и развела его руки:
– Посмотрим на твоё поведение, сэр. Собрался? Я тоже. Пошли.
Через несколько минут они спустились во двор саблинской многоэтажки.
У подъезда стояли две машины: серебристый фургон «Шевроле» и чёрный растопырчатый джип «Магнум». За его затемнёнными стёклами не было видно ни одного человека.
Прохор задержал на нём взгляд.
– Эти парни будут нас сопровождать до Москвы, – сказал Саблин.
– Кто они?
– Знакомый из ЧОПа подсуетился, дал своих сотрудников.
– Послушай, может, ты не поедешь? – неуверенно проговорил Прохор, медля залезать в фургон, на борту которого красовался герб России с двуглавым орлом и чуть правее надпись: «Спорткомитет РФ».
– Это с какого бодуна? – осведомился Саблин.
– У тебя же чемпионат на носу.
– Я снял свою кандидатуру. А организацией чемпионата занимается Женя, партнёр, так что всё в порядке.
– Ты его небось огорчил.
– Не без этого, но как-нибудь переживёт. Садись, чего ждёшь?
Прохор влез в салон машины, сел рядом с Устиньей.
Саблин занял место рядом с водителем.
Фургон выехал со двора, поворачивая к улице Ленина, переходящей за городом в трассу Иваново – Владимир.
– Побег… – пробормотал Прохор, глядя на просыпающийся город, залитый лучами утреннего солнца.
Устинья взяла его за руку.
– Ничего, это временно, мы вернёмся.
Он не ответил. На душе было ветрено и пасмурно, настроение упало, жизнь менялась, а чем закончатся эти перемены, никто сказать не мог.
Выехали за город.
Джип «Магнум» отстал по воле чоповцев, знавших своё дело назубок. Не успели обе машины отъехать от города и десяти километров, как у Саблина зазвонил телефон.
Он поднёс трубку к уху, выслушал, сказал коротко:
– Хорошо. – Обернулся к пассажирам. – Нас всё-таки вычислили.
Устинья оглянулась.
– За нами следят?
– По крайней мере одна машина – серая «Мазда».
– Попробуем оторваться? – предложил водитель, пожилой, молчаливый, несуетливый.
– Не надо, – сказал Саблин, поглядывая в зеркальце заднего вида. – Посмотрим, что будет дальше.
Несколько минут ехали молча. Проехали Павловское, потом поворот на Старый Двор.
Фургон обогнали две машины, «Лада-Клюква» и жёлтенькая «Ауди ТТ». За ними пошла на обгон и серая «Мазда»-«шестёрка» с суздальскими номерами, перестроилась, встала впереди. Слева показалась тёмно-зелёная «Шевронива», прижала фургон к обочине. И тут же «Мазда» начала тормозить.
– Останови, – сказал Саблин, оглядываясь.
Фургон остановился.
Застыли впритирку и «Мазда» с «Шевронивой». Оттуда выскочили парни в камуфляже, в шапочках-чеченках, закрывающих лица: двое из «Мазды», с оружием, двое из «Шевронивы», на первый взгляд невооружённые.
– Пригнитесь! – бросил Саблин, открывая дверь, и змеиным движением выскользнул из салона.
Прохор не послушался, может быть, впервые в жизни.
Он выскочил вслед за Данияром, не обращая внимания на испуганный вскрик Устиньи: «Куда ты?!» – и смело бросился на первого из пятнистых парней, в руке которого внезапно сверкнул нож.
Саблин помочь ему не мог, он дрался с теми, кто держал в руках пистолеты.
Зато неожиданно в драку вмешалась Устинья.
Пятнистый ткнул в Прохора ножом.
Прохор отскочил, ударившись спиной о бок фургона, мимолётно пожалев, что не ходил к Саблину тренироваться.
Из салона высунулась Устинья и ударила нападавшего верзилу пластмассовой канистрой, вынуждая его отбивать внезапное нападение.
В этот момент рядом с застывшими машинами с визгом затормозил джип «Магнум», из него выметнулись трое крепких ребят в чёрных комбинезонах с буквами ЧОП на спинах.
Ситуация мгновенно изменилась.
Саблин выбил пистолет у одного верзилы, уложил его на асфальт. Второй выстрелил в него, но попал не в Данияра, а в свою «Шеврониву».
Один из чоповцев метнул в него нож, попал в плечо.
Саблин прыгнул и мощным ударом отправил бандита в кювет.
Те двое, с ножами, что хотели заняться пассажирами фургона, начали отступать, но были в течение нескольких секунд обезоружены и скручены.
Водитель «Мазды» первым сообразил, что замысел не удался, рванул с места, и «Мазда» помчалась по шоссе прочь от места схватки.
Водитель «Шевронивы» оказался не таким сообразительным, и его выволокли из кабины, положили лицом вниз, на асфальт, рядом с обезоруженными налётчиками.
– Едем, – сказал Саблин бесстрастно, вталкивая в фургон решительно настроенную Устинью.
– А они? – показал пальцем Прохор на лежащих налётчиков.
– Ими займутся компетентные органы.
– Похоже, они из какого-то спецназа.
– Не бери в голову, с ними разберутся. У того, с кем я… общался, гм, гм, глаза какие-то нечеловеческие, двойные.
– Охотники!
– Может, и Охотники. Поехали.
Они сели в машину, и водитель тронул фургон с места.
– Гады! – выдохнула Устинья, глядя на удалявшиеся машины.
– Более чем, – кивнул Саблин. – Хотя те мордовороты в камуфляже, наверно, и не виноваты ни в чём. В них впихнули Охотников, и они подчинились внутренним программам. Быстро нас обложили, однако.
Прохор озабоченно глянул на рукав своей куртки, вспоротый ножом. Когда это случилось, он не помнил.
Устинья заметила его возню, удивлённо тронула пальцами разрезанный рукав.
– Ничего себе!
– Вовремя ты навернула того урода канистрой.
– Дать бы тебе по шее! – сухо проговорил Саблин. – Сказал же – сидите, не высовывайтесь!
– Я хотел помочь…
– Помог? А если бы он тебе кишки вспорол?
Прохор промолчал. Он и сам не знал, что заставило его вмешаться в схватку, без знания приёмов рукопашного боя это выглядело петушиным наскоком, но исправить что-либо было уже поздно.
Устинья прижалась к его боку, сдерживая дрожь. До неё тоже дошло, что всё могло кончиться дурно.
Объехали Владимир.
За Юрьевцем Саблин вдруг выпрямился на сиденье, словно услышал окрик старшего по званию. Просидев в таком положении с минуту, он расслабился, оглянулся на пассажиров.
– Плохие новости.
– Ты о чём? – встрепенулась Устинья.
– Ко мне только что заходил «братец».
– Бра… Саблин из одиннадцатого?
– Их Прохор так и не вернулся. Охотники рыщут по всему Алтаю. На «Марьин остров» они ещё не заглядывали, но это дело времени. Мой «братец» ищет возможность переезда, однако сделать это будет трудно, так как их Прохор недвижим.
Прохор и Устинья посмотрели друг на друга.
– Стоит ли в таком случае нам лететь на Алтай? – засомневалась девушка.
– Подумаем, время ещё есть. Да и неохота, честно говоря, всё время скрываться, бегать от погони, – сказал Прохор.
– Сначала поговорим с Дмитрием Дмитриевичем в Москве, – сказал Саблин. – Вдруг подскажет что-то. Тогда и решим.
– У меня идея… что, если я снова зайду в одиннадцатого… Прохор оживёт… и они куда-нибудь переедут.
Устинья нахмурилась:
– Это рискованно.
– Сейчас всё будет рискованно.
– Идея хорошая, – оценил Саблин. – Надо покумекать.
– Долго нам ещё ехать?
– Если не попадём на Ярославском шоссе в пробку под Москвой, – сказал водитель, – то чуть больше часа.
Прохор откинулся на сиденье, закрыл глаза.
– Поспишь? – тихо спросила Устинья.
– Нет. – Он помолчал. – Пока будем ехать, схожу в…
– Не надо! – догадалась девушка.
– Не бойся, ничего со мной не случится. Всё равно делать нечего. Навещу пару числомиров и вернусь.
Устинья хотела продолжить уговоры, но вмешался Саблин, у которого был хороший слух:
– Пусть идёт, в любом случае придётся искать «родича» в других измерениях.
Прохор устроился поудобней, сжал в кармане куртки эргион.
Гул двигателя, шелест шин, свист ветра в открытых окнах автомобиля отступили, стихли, пришло успокоение, в памяти всплыли слова, цифры и символы «пароля», с помощью которого открывалась «дверца» иных миров. Прохор погрузился в тишину и покой, глаза перестали замечать бегущие по лицу пятна солнечного света, прорывающегося сквозь листву деревьев, и душа математика «отлетела» в такие закоулки Вселенной, которые раньше были доступны разве что умирающим.
Впрочем, он не умер. Мысль о «посмертном путешествии» мелькнула и погасла.
Первой «остановкой» пси-энергетического «экспресса» была голова Прохора-3. Но Прохор не стал здесь задерживаться, зная, чего он хочет на самом деле. Интуиция научилась выводить его в нужную точку числоформного пространства, и, сделав несколько быстрых шагов-переходов, он снова высадился в голове Прохора-11.
В номере пансионата «Марьин остров», где неподвижной колодой лежал «родич», ничего не изменилось. Только солнце переместилось с левой стороны речного ущелья на правую.
Его не ждали: в спальне никто не дежурил. Из соседней комнаты доносились чьи-то голоса.
Прохор приподнялся на локтях, чувствуя себя вором чужого имущества, помял плечи, шею, бока. На сей раз адаптация к чужому организму прошла быстрее, хотя тело Прохора-11 по-прежнему казалось более плотным, твёрдым и массивным, чем собственное.
Он тихо встал, подошёл к двери.
В комнате на диване сидели две женщины, у окна стоял Саблин, держа возле уха трубку айкома. Одна женщина была Юстиной, вторая чем-то напоминала Данияра. Вернее, Данимира, как звали Саблина здесь.
Женщины замолчали, когда Прохор переступил порог комнаты.
У Юстины изменилось лицо: она, по-видимому, посчитала, что вернулся «настоящий» Прохор Смирнов. Она медленно поднялась.
Саблин замер с телефоном в руке.
– Извините, – виноватым тоном проговорил Прохор-гость, облизывая пересохшие губы, – я на минутку.
Глаза Юстины погасли, она бросила взгляд на Саблина.
– Это не он.
Женщина, слегка похожая на Саблина, встала, переводя взгляд с Прохора на Юстину и на Данимира.
– Всё в порядке? Я могу не беспокоиться?
– Подожди, есть нюансы, – очнулся Саблин, пряча мобильный. – Ты нашёл… след?
– Не нашёл, – покачал головой Прохор. – Еду в Москву, где мы планируем поговорить с нашим Дмитрием Дмитриевичем. Потом полетим на Алтай. Я подумал, что если вы собираетесь уезжать, то я могу побыть… здесь. – Прохор с кривой улыбкой ткнул пальцем себе в лоб. – Вам тогда не придётся ломать голову, как вывезти… тело.
Саблин и Юстина обменялись быстрыми понимающими взглядами.
– Ну, вы поговорите, – сориентировалась собеседница Юстины, направляясь к выходу, – а я подожду вас у себя.
– Спасибо за заботу, – проговорила Юстина. – Вам придётся подождать, пока мы обсудим маршрут и решим транспортную проблему.
– С транспортом Алла поможет, – отмахнулся Саблин. – Другое дело, куда мы направимся. Подождёшь часок?
– Лучше я приду ещё раз, – сказал Прохор. – Можете прикинуть, когда вы будете готовы к переезду?
– Через час-полтора, – сказала Юстина, не сводя с него задумчиво-оценивающего взгляда. – Сможете?
– До Москвы меньше часа езды… пока мы доберёмся до университета… давайте попозже, если можно, часа через три. Как только мы поговорим с Дмитрием Дмитриевичем и где-нибудь остановимся, я сразу приду к вам.
– Будем ждать, – сказал Саблин. – Как у вас обстановка?
Прохор хотел рассказать, что на них только что напали неизвестные бандиты в спецназовском камуфляже, но решил никого не волновать.
– Так… справляемся, со мной Устя и Дан, так что я не один. До встречи.
Прохор улёгся на кровать. Саблин подал ему эргион, назначив себя ответственным за его хранение.
– Надеюсь, всё разрешится.
Он закрыл глаза, берясь за модуль, удерживая в памяти взгляд подруги Прохора-11. Юстина не зря производила впечатление решительного и целеустремлённого человека, не способного на проявление сентиментальности и нежных чувств, и одиннадцатый, наверно, знал, что говорил, когда жаловался «родичу» на то, что подруга его просто терпит, но не любит. Однако, судя по взгляду Юстины всё было не так просто. Равнодушная женщина едва ли способна метнуться из Москвы на Алтай в такой ситуации, бросить все дела и важную работу.
«Встречу, скажу ему об этом», – подумал Прохор, растворяясь в «движении без движения».
Пришла мысль посетить пару экзотов.
Пять минут на ознакомление, а также на выяснение нужных сведений и оценку обстановки, минута на запоминание пейзажей, и назад. Но какой экзот посетить? Одиннадцатый побывал в репьюнит-мирах, посетил харшад, узлы Капрекара… предупреждал об опасности Бездн… кстати, вдруг он рискнул нырнуть в глубокий экзот? Но какой? Капрекар-549945? Или поближе, в один из миров на базе числе Армстронга? Например, в мир-92727. Две двойки, две семерки и девятка – неплохое сочетание. Мир, по идее, должен быть устойчив…
Тьма перед глазами расступилась, проявились очертания лопаты, нога надавила на край, лопата вонзилась в землю, перевернула пласт: Прохор-12 вскапывал грядку на приусадебном участке! Земледелец, однако! Бог в помощь, как говорится. Но помогать некогда, работай, «братишка».
Тьма сомкнулась над головой, он пошёл дальше, смелея и хмелея от ощущения доступности процесса, набирая скорость, с которой до этого момента ещё не погружался в глубины «матрёшечной» Вселенной.
Итак, Армстронг-92727?
Повторим, из чего складывается число: из девятки, двух двоек и двух семёрок, так? Каждая двойка – дуада излучает полярность, бинарность, подвижность и дерзость, отрицает Единое и создаёт соперничество. Кстати, на этих свойствах базируется и родной числомир, мир конкуренции, борьбы за власть и лживых ценностей. Не слишком позитивные свойства, надо признать. Однако что есть, то есть.
Семёрки, две гептады, олицетворяющие одухотворение, объединение и справедливость. По Пифагору семёрка – зеркальное отражение дуады-двойки, а в паре они дают Вечность. Прекрасно! И геометрия семёрки оптимистична: семигранник на матрице двух тетраэдров, полного и усечённого. Устремление в космос через остриё тетраэдра налицо.
И, наконец, девятка – эннеада, с которой начинается число Армстронга. Что о ней говорят эзотерики? Несёт высшую гармонию, Закон Добра и Зла, постижение цели и одновременно несовершенство и ограниченность, поскольку до завершения цикла числом 10 ей не хватает единицы. Главная форма – девятигранник, матрица – куб и усечённый тетраэдр. Обе формы утверждают застывшую эклектику тяжеловесности материальных композиций, грубую и зримую основательность. Что это значит? А чёрт его знает, надо посмотреть. Полетели?
Решение созрело.
Мироздание развернулось в воображении гигантской многослойной фигурой, каждый слой которой представлял собой Подвселенную со своими физическими законами, процессами и пространством. Проявилась способность быстрого счёта: Прохор мог почти мгновенно отсчитать нужное количество слоёв, ткнуть в точку выхода «курсор» воли и подождать, пока «душа» выберется в этот числомир.
Череда световых вспышек и тёмных провалов слилась в пульсирующую серую полосу, затем замедлила бег.
«Девяносто две тысячи семьсот двадцать шесть, девяносто две тысячи семьсот двадцать семь», – мысленно досчитал Прохор и начал «всплывать».
Темнота перед глазами стала с неохотой рассеиваться, но зрение полностью не восстановилось. Точнее, то, что видели в настоящий момент глаза Прохора-92727, не отличалось яркостью от позднего вечера на Земле.
Расплывчатые пятна, струи, неподвижные тени, провалы, округлости, обширные тёмные поля, косые решётки, рёбра – вот что донесли до «гостя» «окуляры» глаз местного Прохора и зрительные рецепторы. Лишь спустя какое-то время он начал различать порядок в пейзаже и определять предназначение видимых объектов.
Прохор-92727 стоял на балюстраде гигантской плотины, перегораживающей русло высохшей реки.
Небо этой местности было затянуто низкими фиолетовыми тучами, с проблесками тусклого зеленоватого и желтоватого цвета. Именно наличие туч и создавало эффект позднего вечера, хотя на самом деле здесь царил день.
Порывами дул пронизывающий ветер, заставляя Прохора плотнее застёгивать куртку и прятать лицо в воротник.
Слева всё ложе реки покрывали большие и маленькие воронки, словно его бомбили. Справа начинался провал до горизонта, в котором тонули слабые лучи света. Сначала Прохор принял провал за обыкновенное водохранилище, но его «родич» кинул направо мимолётный взгляд, и стало понятно, что это именно гигантское понижение рельефа, уходящее на неведомую глубину. То ли здесь взорвалась атомная бомба, то ли началась эрозия почвы, – мозг искал причину возникновения ямы таких размеров, – то ли плотина когда-то действительно сдерживала напор воды, когда провал был ею заполнен.
Впрочем, атомный взрыв Прохор отмёл как невероятное событие: в этом случае он разворотил бы и саму плотину, а она стояла практически неповреждённая.
Сзади послышались далёкие голоса.
Прохор-92727 оглянулся.
По срезу плотины бежали люди в серых балахонах. Они что-то кричали, но их крики относил ветер.
Послышался ещё один звук – словно кто-то бежал вдоль деревянного забора и проводил по нему палкой.
Люди попадали на бетонную дорожку.
Плотина начала вздрагивать и вибрировать.
Раздался приближающийся гул.
Прохор-92727 поднял голову и увидел падающий из туч на плотину вертолёт необычной – «звериной» формы. На борту высверкнула странная эмблема: двуглавый медведь в белом круге.
Из-под коротких крылышек вертолёта сорвались дымно-огненные струйки, понеслись к Прохору.
Он сорвал с плеча чёрный тубус, упал, перевернулся на спину, навёл тубус на вертолёт.
Ширкнула струя пламени, понеслась к вертолёту.
Винтокрылая машина попыталась увернуться от струи, неудачно подставила борт, и струя врезалась прямо в медвежью эмблему.
Раздался взрыв!
Плотина под Прохором заходила ходуном… и превратилась в гигантский мост через широкое ущелье! При этом изменилась и форма скал по обе стороны реки, и ложе самой реки: вместо бомбовых воронок на нём появились искрящиеся белые пятна соли. Не изменился лишь гигантский провал справа, уходящий в глубь земли и к горизонту. Он был заполнен не водой, а текучей тьмой, и смотреть на него почему-то было страшно.
Горящие обломки вертолёта посыпались в ущелье, превращаясь в стаю огненных, быстро чернеющих птиц.
Горизонт передёрнулся серией пульсаций, что, однако, никак не испугало местного Прохора; метаморфозы природы здесь были в порядке вещей.
Прохор-гость попытался найти в памяти «родича» упоминание о встрече с одиннадцатым Прохором, не нашёл и понял, что делать здесь нечего. В числомире-92727 шла непонятная война, и, хотя этот мир узла Капрекара казался достаточно устойчивым, жить в нём человеку «более твёрдых материальных устоев» не хотелось.
Прохор с облегчением нырнул в поток «движения без движения», понёсший его назад, к высотам-началам числоформной «матрёшечной» Вселенной. В своё тело он ворвался, как снаряд, готовый взорваться, однако не взорвался, а только пережил умеренной силы сотрясение. Открыл глаза, пытаясь сквозь плёнку слёз разглядеть, где он очутился.
Ласковые пальчики легли на щёки, пробежали по лбу.
– Всё хорошо, Проша, не дёргайся, – послышался нежный голос Устиньи.
Зрение восстановилось.
Машина ехала по какой-то улице крупного города в потоке других машин. Водитель в зеркальце заднего вида поглядывал на очнувшегося пассажира с любопытством и сомнением.
Саблин, сидевший впереди, оглянулся:
– Вовремя очнулся. Мы уже в Москве, подъезжаем к университету. Далеко был?
– Далеко, – хрипло ответил Прохор, благодарно кивая Усте, которая протянула ему захваченный ещё из Суздаля термос с горячим чаем. – В Безднах.
– И как там?
– Воюют…
Устинья округлила глаза, несколько секунд не сводила с него испуганного взгляда, и он успокаивающе прижал девушку к себе.