Окрестности хутора Синдор
29 июня, вечер – 30 июня, утро
Хуже всего было то, что он ни с кем не мог посоветоваться.
Николай Пахомович понимал толк в лесной жизни, хорошо знал повадки лесных зверей, лесные приметы, полезные свойства растений, грибов и ягод, знал все виды деревьев, но плохо разбирался в крупномасштабных проблемах человеческого социума и во взаимоотношениях разных социальных групп, а тем более практически не знал теневые стороны государственных и частных структур. Разумеется, он видел проявляемую чиновниками несправедливость, не говоря уже о бандитском беспределе, и мог отличить правду от лжи, но дать племяннику совет насчёт поисков Ольги или объяснить, что происходит, он не мог.
Точно так же не мог помочь Одинцову и непосредственный командир полковник Сидорин. Ему даже говорить не стоило, во что влип его подчинённый, так как он сразу приказал бы ему возвращаться к месту дислокации и нигде не упоминать о своём путешествии в Синдор.
И всё-таки Пахомыч дал дельный совет, хотя Максим осознал это не сразу.
После того как, безрезультатно обшарив весь участок вокруг гаражей, Максим вернулся домой и рассказал, вконец измученный и расстроенный, о пропаже Ольги, лесник долго терзал бороду пальцами, пока не выдал:
– Вернётся, девка она справная, хваткая.
– А если нет? – просипел Максим, вытираясь махровым полотенцем; раздевшись до пояса, он умылся во дворе и облился водой. – Что я скажу её родичам?
– Я сам скажу – дело молодое, придёт утром. А вообще-то надо бы сообщить ейному начальству.
– Оно и так, наверно, знает, что их сотрудник куда-то запропастился.
– Откуда?
– Ольга докладывала им, – нехотя сказал Максим.
– Слышал или догадываешься?
– Она призналась.
– Ладно, ложись спать, утро вечера мудренее. Завтра пойдём искать девчонку, ночью-то всё равно не найдём.
Старик ушёл к соседям.
Максим посмотрел на темнеющее небо, подумал, решил вымыться полностью. Снял штаны, искупался под струёй воды из бочки, поставленной на столбы (лесник сделал нечто вроде душа), поужинал с хлопочущей вокруг Евгенией Евграфовной и рухнул в чистую постель, погружаясь в сон, как в воду.
Однако мысль зацепилась за какое-то неудобство, он вспомнил слова Пахомыча: «надо сообщить ейному руководству», и вдруг понял, что ему мешало. Достал мобильный, набрал номер.
Брызгалов ответил мгновенно, будто ждал вызова:
– Привет, командир. Не спится?
– Извини, что поздно. Ты где?
– В городе, собираюсь завтра к родичам в Елабугу.
– Нужна твоя помощь.
Возникла пауза.
– Говори.
– Я в Синдоре, есть такой хуторок в десяти километрах от одноимённого посёлка, у меня тут родной дядя живёт. Я приехал отдохнуть, но вдруг что-то странное начало твориться. Пропали лоси, медведи, потом охотничья команда, а несколько часов назад исчезла знакомая девушка.
– Понятно, – хмыкнул Брызгалов; он был замом Одинцова в группе, капитаном, а главное – самым старшим из всех, в октябре ему должно было исполниться тридцать восемь лет.
– Не знаю, что тебе понятно, – сказал Максим, – но без вашей помощи я не справлюсь. Девушку надо найти, она майор ФСБ, а я вроде как ответственный за неё.
– Майор ФСБ? – присвистнул Брызгалов. – А я пошутить хотел насчёт местного деревенского контингента, совет собирался дать. При чём здесь пропажа лосей?
– Подробности потом. Собери всю команду и мигом ко мне!
– Большой знает?
– Нет. – «Большим» все в группе называли полковника Сидорина. – Никто не знает. И не должен. Здесь по лесам шастает один странный фотограф, вооружён аппаратом… даже не знаю, с чем сравнить, навороченным до предела. Но в результате срабатывания его фотоаппарата исчезают люди.
– Круто!
– Помолчи, я не шучу. Поэтому вооружитесь хотя бы по минимуму на всякий случай. Форма одежды вольная, хотя обшаривать придётся леса и болота.
Брызгалов понял настроение командира группы, шутливые нотки в его голосе исчезли:
– Понял, старшой, попытаюсь собрать всех, кто ещё остался в городе. Жди сообщения.
Максим нажал на кнопку отбоя, расслабился, полежал немного, остывая, и вскоре уснул, веря, что Брызгалов сделает всё, что обещал.
Проснулся майор в шесть утра сам, без будильника. Сделал зарядку, умылся, стараясь не шуметь, но Пахомыча всё же разбудил.
– Что так рано? – выполз старик из второй спаленки в исподнем. – В лесу ещё темно.
– Не спится, – негромко сказал Максим. – Пока дойду туда, солнце встанет. Спи, я один пойду.
Пахомыч запахнул рубаху на груди.
– Я с тобой.
– Нет! – твёрдо заявил Максим. – Слишком опасно! Фотограф явно не обычный человек и очень хорошо вооружён. Рисковать тобой я не хочу.
– А Ольгой хотел?
– Она приехала сюда выполнять задание, я не уговаривал её искать этого урода. Лучше расскажи ещё раз, как он себя вёл, что на нём было надето, как выглядел. Короче, всё, что помнишь.
Они вышли во двор.
Лес вокруг хутора был тих и прозрачен, лишь кое-где среди деревьев висели пласты белёсого тумана. Дышалось легко и свободно. Солнце только-только вызолотило верхушки сосен на востоке. Было прохладно, около двенадцати градусов тепла, но к обеду температура должна была подняться до комфортных двадцати четырёх, утверждая власть недавно установившегося летнего сезона, который в здешних местах длился всего два месяца.
Пахомыч, поглаживая бородку, попытался восстановить в памяти встречи с фотографом.
Максим выслушал его внимательно, сравнивая свои впечатления с описанием лесника.
– У него действительно белые глаза?
– Мне так показалось. Будто они без зрачков, как бельмами закрыты. Я даже подумал, не слепой ли.
– Ну да, слепой, а целится как снайпер.
– Ты спросил, я ответил.
– Глаз я его не видел, но по движению, реакции и сноровке можно сделать вывод, что он великолепно тренирован. Хотя и не у нас.
– То есть как не у нас? С чего ты взял?
– Мелкие штрихи, позы, реакция… я тоже тренирован, однако действовал бы по-другому. Вот почему я не хочу брать тебя с собой, дядь Коль. Хватит с меня и того, что пропала Ольга.
– Вызови своих, где ты там служишь.
– Вызвал, – виновато признался Максим, – прилетят сегодня. Но ждать я их не буду, пойду искать Олю. И ружьё снова захвачу.
– Да ради бога.
Где-то в лесу раздался рык включённого автомобильного двигателя; звуки в лесной тишине разносились здесь на многие километры окрест.
Оба прислушались к характерному татаканью движка.
– Поисковики проснулись, – проворчал Пахомыч. – Позавтракаешь?
– Чаю попью.
– Щас Графовну разбужу.
– Не надо, сам справлюсь.
Максим быстро оделся, вскипятил воду, выпил чашку травного чаю с сухарями, проверил ружьё и вышел из дома, восстанавливая в памяти вчерашние события.
Поисковая команда из Сыктывкара ещё только-только продирала глаза, когда он миновал три зелёные брезентовые палатки военной полиции на окраине хутора и взобрался на щебенчато-песчаную насыпь узкоколейки.
Утро в окрестностях Синдора родилось такое солнечное, хрустально чистое, тихое, умиротворённое, тёплое, что хотелось не дышать, а есть и пить чистейший воздух, напоённый запахами трав и цветов. Хотя изредка прилетали и болотные запахи, благо низин и болот вокруг хватало. Но Максиму было не до местных красот, в душе бурлило возбуждение, связанное с ожиданием каких-то перемен, сердце разгоняло желание исправить положение, найти Ольгу, наказать фотографа, и он принялся на ходу анализировать приходящие из леса энергоинформационные токи и прикидывать варианты выхода на фигуранта поиска, быстро появлявшегося и не менее быстро исчезавшего, способного превращаться в невидимку и «неощутимку».
До восьми часов утра удалось обойти прежнее место действия, где стояли вросшие в землю проржавевшие тепловозные будки.
Фотографа здесь не было, и ничто не говорило о том, что он сюда возвращался.
Тогда Максим обследовал лес по другую сторону узкоколейки, вспугнул пару зайцев, несколько глухарей, дошёл до речки Угьюм, впадавшей в Синдорское озеро, однако и там никаких необычных следов не обнаружил и тревожных ощущений не испытал. Лес жил своей обычной жизнью, и ему было безразлично, чем занимаются появившиеся в нём люди.
Максим вернулся обратно, дошёл до речки Вис, понаблюдал издали за мелькавшими у вертолёта пятнистыми фигурами поисковиков.
Фотографом не пахло и здесь, что было вполне объяснимо. Хотя он уже доказал, что никого не боится и спокойно может разгуливать по лесу, не обращая внимания на нервную суету полицейских и военных, обшаривающих болота в поисках пропавшей группы охотников.
Тем не менее Максим понимал, что возле вертолёта фотограф скорее всего не появится. Всё, что нужно сделать, он сделал, а дальнейшее мелькание на виду у вооружённых людей чревато серьёзными последствиями. Если и стоило его где искать, так это подальше от этих мест, поскольку звери наверняка ушли из хуторских окрестностей, напуганные рёвом моторов и человеческой вознёй.
Максим присел на камень у крайней ржавой коробки.
Вывод? Надо идти за озеро Глухое, где, по рассказам Пахомыча, он видел лосей и медведей. Фотограф, заинтересованный в контакте с крупными животными, должен следовать за ними.
Максим сделал глоток воды из захваченной фляги, поколебался немного, прикидывая, не взять ли с собой Пахомыча в качестве проводника, но решил на хутор не возвращаться. Позвонил Брызгалову:
– Юлик, доброе утро, уже летишь?
– Только что о тебе подумал, командир, – отозвался капитан. – Ты прямо нюхом чуешь, чем я занят. Через пару минут вылетаем из Батша в Синдор.
– Сколько вас?
– Четверо, повезло, что ребята остались в городе. Кондырина только нет, успел отбыть на юга, остальные со мной.
– Здорово, я не надеялся, если честно. Ты им всё объяснил? Они поняли, что летят не отдыхать?
– Савелий жаждет накостылять любому фотографу, которого встретит в лесу, да и остальные не прочь подразмяться.
– Разминку обещаю. Загрузка?
– Стандартная, хотя и без комбезов.
– На чём летите?
– На эмчеэсовской вертушке, я договорился с пилотами, нас подбросят до Синдора. Можем сесть прямо на твоём хуторе.
– Придётся отвечать на вопросы, кто такие и зачем прибыли, а что ты скажешь? Спецгруппа на задании? Так что летите до посёлка, там на жд-станции найдёте дрезину и доедете до хутора. Я живу у Николая Пахомовича, лесника, его все знают. Доберётесь – позвони, скорее всего я буду в лесу.
– Найдём.
– Ни пуха.
– К чёрту! Жди, командир, часа через два-три, не позже, будем у тебя.
Максим сделал ещё один глоток воды, решительно поднялся и двинулся вдоль узкоколейки к востоку, туда, где когда-то располагалась колония общего режима «Глубинка».
Через час он пожалел, что не взял с собой лесника.
Несмотря на то что лес не был для него загадкой, скопищем непроходимых чащоб и буреломов, пришлось обходить множество болотистых низин, и скорость передвижения упала до смехотворных полутора километров в час.
За очередным завалом упавших лиственниц показалась очередная низина с кочками и редкими стволами чахлых берёзок.
Максим остановился, хватая ртом воздух, расстегнул и снял ветровку, попил водички.
Над лесом чуть в стороне низко пролетел вертолёт, и он пожалел, что не находится на его борту. Подумал: интересно, как себе объясняет полиция исчезновение семи человек? Что, если фотограф уже у них и даёт признательные показания?
Последняя мысль заставила прервать отдых.
Максим глянул на часы: почти десять, – вытащил мобильный.
– Дядь Коль, что нового?
– Да вроде бы всё старое, – ответил Пахомыч. – Ты далече?
– За зимником, версты четыре от хутора. Лосей ищу. Не знаешь, как дела у поисковиков? Никого не нашли?
– Полчаса назад разговаривал с Мишкой Бочарниковым, у которого генерал останавливался. Смурной совсем, пожаловался, что его не выпускают с хутора. Пока никаких результатов. А у тебя?
– То же самое. Мои не приехали?
– Не видал.
– Ладно, я потом ещё позвоню.
Он умыл разгорячённое лицо водой из бочажины, обошёл болотце, прислушиваясь больше к своим ощущениям, чем к лесной тишине, обнаружил следы сразу нескольких лосей на мху, кое-где обглоданные ветки лещины. Следы обрадовали. Лоси прошли здесь недавно, появилась надежда на встречу с ними и на контакт с фотографом.
В сотне метров левее раздались громкие хлопки тетеревиных крыльев: взлетели сразу несколько птиц. А поскольку заставить их разом подняться в воздух мог только испуг, следовало проверить, кто стал его источником.
Контролируемый вброс адреналина, которому Максима научили в учебке ГРУ, помог преодолеть усталость и двигаться в спортивном темпе. Заработала экстрасенсорика. Сфера ощущений раздвинула границы, обнимая лес на сотню метров. Он знал за собой эту особенность: в стрессовых ситуациях вылавливать токи опасности и реагировать на них до проявления на физическом уровне.
Бесшумно проявились – на чувственном плане – бесплотные струйки биоэнергетических свечений.
Максим безошибочно определил в них добродушных и неагрессивных животных, пребывающих в гармонии с природой; это были лоси.
А потом рядом с ними просверкнула энергетическая клякса иного характера, насыщенная странным равнодушием и одновременно угрюмой сосредоточенностью.
По спине пробежал холодный ручеёк мурашек.
Клякса равнодушия могла принадлежать только существу, выполнявшему определённую и безрадостную работу, то есть фотографу.
Максим перешёл на иноходь, как оперативники называли бесшумный бег по пересечённой местности.
Следы лосей стали проявляться наглядней. Рогатые исполины леса предпочитали пастись вдоль моховых и лишайниковых низин, в лиственных распадках, на ягодниках, и только слепой не мог увидеть кучи лосиных экскрементов, попадавшиеся на пути.
Впереди появился просвет между деревьями.
Максим приостановился, выбирая направление на изредка исчезавшую кисейно-багровую кляксу ауры неизвестного субъекта.
Судя по перемещению кляксы, фотограф подбирался к лосям и готов был применить свой фотоаппарат, какой бы процесс под этим ни подразумевался.
Максим снова перешёл на бесшумный бег, проскочил пихтовый завал, свернул за кедрачом к лиственнично-берёзовому островку.
Сначала он увидел двух красавцев лосей, спускавшихся в распадок: звери были встревожены, поводили из стороны в сторону мощными рогами, по их вздымающимся бокам пробегали волны дрожи.
Затем слева от них в зарослях боярышника и жимолости мелькнуло что-то пёстрое, и Максим увидел фотографа. Присел, стиснув зубы, унимая бешено работающее сердце. Стрелять с расстояния в полсотни метров было опасно, фотограф был ему нужен живым, поэтому следовало подобраться к нему как можно ближе.
Помогли лоси.
Один из них взбрыкнул вдруг, как конь, ударился в бега, приковав к себе внимание фотографа.
Максим метнулся вперёд, считая секунды.
На седьмой фотограф перестал наблюдать за лосями, завертел головой, почуяв неладное, и заметил несущегося к нему, как на крыльях, Одинцова.
Максим впервые увидел его глаза – действительно прозрачно-белые, пустые, с тонкими вертикальными зрачками.
Однако незнакомец в камуфляже не отпрянул, как можно было ожидать, а вскинул к голове фотоаппарат.
Максим в ответ вскинул ружьё.
Однако фотограф оказался быстрее.
Что-то сверкнуло в окуляре фотоаппарата, пейзаж перед глазами Максима расплылся, и он провалился в тёмную бездну, втянувшую его в себя, как втягивает язык лягушки пролетавшую мимо букашку…
