ТЫ ВСЕ-ТАКИ ПРИШЕЛ!
Вдохновение руководило им, вдохновение, интуиция, ожидание встречи и окрыленность. Боги смотрели на него с небес, добродушно улыбаясь, и поэтому Илья пронизал весь остров, как дух леса, нигде не заплутав, обходя препятствия и ловушки и не обращая внимания на сгущавшуюся темноту.
Он дважды останавливался, чтобы прислушаться к тишине природы и определить местоположение, но интуиция и обострившееся чутье вели его в правильном направлении, он ни разу не сбился. И все же силы, контролирующие остров Войцы со всеми его обитателями и тайнами, были достаточно серьезными, чтобы позволить чужому человеку беспрепятственно достичь цели. Даже в своем нынешнем состоянии, в состоянии «вибрирующей струны», как Илья себя осознавал, он чувствовал нарастающее сопротивление Среды, пока оно наконец не проявилось на физическом плане.
Остров Войцы с его южным мысом Стрекавин Нос был невелик. От места разбивки лагеря до деревни Войцы, где жила Владислава, по карте насчитывалось всего два с половиной километра. Первый километр Илья преодолел за десять минут и остановился на краю одной из попавшихся на пути полян, пораженный ее видом.
Поляна была довольно большой и заросла высокой травой с метельчатыми кистями, а также цветами всех форм и расцветок. Но не это привлекло внимание Пашина. Деревья вокруг поляны казались гигантами, а первый их ряд весь был повален таким образом, что все вершины указывали от центра поляны. Получилась как бы огромная многолучевая звезда с центром – поляной, буйно поросшей цветущими травами. Упавшие же деревья при этом не засохли, а продолжали зеленеть, пускать новые ветви и листья.
Илья прислушался и услышал тихое журчание. Пошел на звук и точно в центре поляны обнаружил родник. Напился холодной – аж зубы заломило! – очень вкусной воды, повернулся и увидел какую-то огромную мохнатую тень между комлями поваленных берез. Невольно сжал в кармане дедов оберег: тень растаяла. Шерстнатый, вспомнились рассказы Валерии о нечистой силе. Не рано ли выбрался? Или вызвали специально?..
Затем мелькнула другая мысль: «Идите вы все к дьяволу! Не задержите, меня ждут!»
Не обращая больше внимания на игру теней, походивших на тающие среди древесных стволов силуэты людей, он углубился в лес и ускорил шаг, избегая болотистых низин и открытых мест. И уже недалеко от деревни, открывающейся путнику пением петухов, наткнулся на странный шевелящийся полутораметровый столбик в форме сигары. Невольно остановился, привлеченный поведением столбика, и вдруг понял, что перед ним скопище муравьев, сцепившихся друг с другом, переползающих с места на место, но не теряющих форму сигары, а вернее, фаллоса, скопированного насекомыми с величайшей точностью.
– Мать честная! – пробормотал изумленный Илья.
Ему вдруг почудилось, что столбик-фаллос очнулся, посмотрел на него и с ехидной угрозой мысленно произнес: «Уходи-ка ты отсюда подобру-поздорову!»
В ту же секунду муравьи рассыпались, образовали живой язык, и тот устремился к замершему человеку с отчетливым топотком тысяч крошечных ног.
Илья опомнился, отскочил, вынул из кармана камень с дыркой и сунул навстречу неумолимо приближавшемуся потоку насекомых. Пахнуло странным холодом, будто на живой ручей дохнул Дед Мороз, и тотчас же муравьи бросились врассыпную, перестали быть единым целым, превратились в озабоченных своими повседневными делами насекомых.
– То-то! – пробормотал Илья, добавив про себя: – «Спасибо, дедушка! Твой оберег работает как часы».
Двинувшись дальше, он обнаружил вытоптанную тропинку и зашагал по ней, ведущей в деревню. Сердце заколотилось в предвкушении встречи, но Илья заставил его успокоиться. Препятствия еще только начинались, он это чувствовал и не хотел быть застигнутым врасплох.
Тропинка вывела его на опушку леса, за которой начинался овраг. За оврагом шло небольшое поле убранной ржи, судя по стожкам соломы, а за ним виднелись крыши первых изб деревни. Илья подошел к оврагу и остановился, ощутив, как оберег в кармане буквально зашевелился и превратился в кусок льда.
Тропинка впереди ныряла в овраг, поднималась по его склону наверх, ничего опасного видно не было, и тем не менее сторожевая система Ильи тихо «зарычала», уловив дуновение угрозы. Он внимательно осмотрел поле, кустарник и траву по обочинам тропинки и заметил надломленные, связанные хитрым образом стеблями травы ветки, завитки и пучки травы, образующие какой-то странный узор до самого оврага.
«Приплыли!» – озадаченно проговорил внутренний голос. Никак это те самые завитки и закрутки, о которых предупреждала Валерия! То есть заговоренное место. Инструмент порчи. Если я пойду туда, поди потом определи, отчего помер! Кто же это приготовил и для кого? Неужели лично для меня? Ай да жрецы, ай да мудрецы! Мина будь здоров!..
– Эй, путник, – раздался вдруг чей-то скрипучий голос, и по ту сторону оврага из-за кустов вышел широкий крепкий мужик, бородатый и черноволосый, одетый в зеленую фуфайку без рукавов поверх черной рубахи и такие же черные штаны, заправленные в сапоги. – Ты кто будешь?
– Папа турок, мама грек, а я русский человек, – со смешком сообщил Илья, разглядывая незнакомца и чувствуя исходящую от него угрозу. – А вы кто?
– Иди сюда, поговорим.
– Сам иди.
Мужик сверкнул глазами, мрачно уставился на Пашина, в руках у него появилась деревянная суковатая палка.
– А коли не хочешь, поворачивай обратно. Мы тут пришлых не любим и не ждем.
– Как же не ждете, если ты тут в дозоре сидишь? – насмешливо обронил Илья. – Али боитесь нашествия татар? А ежели мне в деревню надо? Кое-кто здесь меня уж точно ждет не дождется.
– Ступай, ступай, нечего тебе тут делать, – буркнул мужик, взмахивая палкой, отчего близлежащие кусты и трава вдруг полегли будто под лезвием косы. – Не доводи до греха.
– Понятно, – вздохнул Илья, утихомиривая вспыхнувшую в душе злость. – Видать, ты местный сторож, овраг охраняешь. Что ж, придется зайти с другой стороны.
Он обошел по траве заговоренную полосу земли с тропинкой, боковым зрением отметил оставшегося на месте мрачного «сторожа оврага» и сделал быстрый рывок, преодолевая овраг там, где он был не слишком глубок.
К его удивлению, угрюмый охранник деревни успел за это время преодолеть полсотни метров (буквально за две секунды, пока Илья пересекал овраг!) и ждал его наверху, поигрывая своей палкой.
– Ты, паря, плохо слышишь? В деревню тебе путь заказан. Это я тебе как профессионал профессионалу говорю. Вертайся взад, к своим артельщикам. Вообще советую садиться в лодки и сваливать отсюда, места тут у нас глухие, опасные.
– Какой гостеприимный народ здесь обитает, – восхитился Илья, отметив в лексике мужика соединение совершенно разнородных языковых клише – от старорусского до современного с элементами «фени», бандитского жаргона; учитель у этого аборигена, судя по всему, хаживал в свет.
– Вот что, дядя. – Илья стал серьезным, глянул на могучего противника исподлобья, оценивая его силу. – Я имею полное право гулять где хочу, когда хочу и с кем хочу. Это раз. В деревне меня знают и ждут, я не лихоимец и не вор. Это два. И три: очень не советую разговаривать со мной с позиций «вали отсюда», я тогда зверею и отвечаю тем же. Уяснил? Или повторить помедленнее? А теперь пропусти меня, я спешу.
– Я предупредил, – сквозь зубы процедил мужик, сверкнув желтыми волчьими глазами, и взмахнул своей палкой, целя в грудь Илье. Но тот был готов к такому обороту событий, мгновенно нырнул вниз, пропуская свистнувшую палку над собой, и ударом ноги в колено мужика сбоку сбил того на землю. Вскочил разгибом вперед, еще раз ушел от палки – каждое ее движение рождало смертельный свист стали и выкашивало траву и кусты вокруг, – на сей раз – прыжком в высоту и от души влепил противнику толчковый «рыльник» (в кунг-фу удар назывался синьи-цюань – «кулак направленной воли») пятерней в лицо, едва не ломая ему нос.
Мужик взвился вверх, дрыгнув ногами, плашмя упал на спину, но тут же вскочил, очумело тряся головой, хотя другой на его месте от такого удара надолго бы потерял сознание.
– Вопросы еще есть? – сказал Илья, состязательный пыл которого угас, а нетерпение увеличилось: ему вдруг послышался зовущий, чистый и нежный голос Владиславы. – Если вопросов нет, то предлагаю разойтись по-хорошему.
– Ты теперя мертвяк! – прохрипел мужик, направляя острый конец своего оружия на Илью.
В то же мгновение с острия палки сорвалась змеистая ядовито-зеленая молния, и если бы Пашин не извернулся и не отпрыгнул в сторону, молния прошила бы его насквозь.
Бешеный высверк глаз мужика, не уступавший в яркости молнии, показал Илье, что тот в ярости и от своего не отступится. Надо было включаться в бой на поражение. С другой стороны, страшно не хотелось начинать визит в деревню с убийства ее странного «привратника».
Снова сверкнула молния неизвестного разряда, едва не задев плечо Ильи, вонзилась в березку на краю обрыва и срезала ее, как топором. Мужик зарычал, стал страшен, как леший. Волосы на его косматой голове встали дыбом, глаза загорелись мрачным огнем и жаждой убийства. Илья понял, что выбора у него нет, одной рукой поднял перед собой оберег деда Евстигнея, а второй достал нож.
Они «выстрелили» одновременно.
Молния из магического жезла ударила прямо в камень с дырой, который взорвался, как граната, оглушив Илью, а его нож вонзился в кулак мужика, державший палку. Даже в эту секунду смертельной опасности Илья не смог метнуть нож в лицо или в сердце незнакомца, не желая его убивать.
Пожалеть об этом он не успел.
Мужик выдернул из раздробленного кулака нож, поднял выпавшую палку другой рукой, направил ее на Пашина. Лицо стража исказила злобно-торжествующая гримаса.
– Молись своим богам, паря! Ты теперя труп!
И в это время из оврага донесся тихий, но отчетливо слышимый, дребезжащий старческий голос:
– Дормидонт! Остынь!
Над краем оврага показалась голова старушки в пестреньком платочке, затем и вся она, легонькая, светлая, сухонькая, с удивительно мягким лицом и лукаво-грустными глазами. Правда, лукаво-грустными они были, когда старушка смотрела на Илью, когда же бросала взгляд на звероватого Дормидонта, глаза ее становились беспощадно строгими.
– Не вмешивайся, ведьма! – грубо бросил мужик, продолжая держать Пашина «под прицелом» своей колдовской дубины. – Иди отсюда, пока цела!
Он слегка опустил палку, и Илья тотчас же воспользовался этим обстоятельством, понимая, что другого удобного момента может уже не представиться. Он метнулся к противнику, прыгнул влево, уходя от острия палки, потом вправо, снова влево, «качая маятник» в состоянии боевого транса так быстро, что Дормидонт не успевал отслеживать его движения, и хотя палка дважды кашлянула молнией – разряды прошли рядом с телом Ильи, – приблизился и достал-таки колдуна, вкладывая в удар всю силу и гнев.
Дормидонт отлетел на несколько шагов назад, выронил палку, не удержался на краю оврага и свалился вниз. Было слышно, как тело его катится по склону оврага, трещат кусты и сыплются камешки, потом раздался сочный шлепок и все стихло.
– Силен, Витязь! – проговорила старушка, расцветая улыбкой. – Давно Дормидонта так не обхаживали.
Улыбнулся и Пашин, выходя из пустоты, чувствуя, как ноют натруженные мышцы ног и рук.
– Спасибо за помощь, бабушка. Вовремя вы его отвлекли, а то б лежать мне, наверное, на его месте. Но уж больно мощное у него оружие.
Илья подобрал палку мужика, осмотрел ее внимательно, убеждаясь, что это самый обыкновенный, крученый, сучковатый, тонкий и длинный дубовый сук.
– Надо же, мать честная! Обычная палка, даже не электрошокер! Как же он из него стрелял?
– Это всего лишь заговоренный остряк, – заметила старушка, разглядывая Пашина. – Можно сказать, проводник. Дормидонт знает слово, дающее ему силу.
Илья нахмурился, отбросил ставшую тяжелой и холодной палку, оглянулся на овраг, но старушка, легко ступая по траве, подошла к нему и уперлась в грудь ладошкой.
– Не бойся, он больше тебя не тронет. Иди, куда собрался, время уже позднее. Забирай свою невесту и уводи отсюда. Ее изба вторая с краю, за гумном.
– Откуда вы знаете?..
– Знаю. – В голосе старушки прозвучали печаль и сочувствие. – Владислава моя ученица, почти что дочка, ждет она тебя. Только не задерживайся в деревне, иначе вам не выбраться живыми.
– Ну уж теперь им меня не остановить! – Илья шагнул прочь, оглянулся. – Как тебя звать, бабушка?
– Баба Марья, – ответила старушка и перекрестила его, когда Илья повернулся и побежал к деревне.
Она могла бы и не говорить, где располагается дом Владиславы, сердце само вывело бы Илью, куда надо. Вихрем пролетев деревню, не обращая внимания на останавливающихся и глядящих вслед стариков и старух, он перевел дух только у покосившегося деревянного забора, за которым стоял длинный, серый, угрюмый и какой-то неуютный дом Владиславы. Смеркалось, кое-где в окнах соседних изб уже загорелся свет, но окна этого дома были темными, слепыми, неприветливыми. Дом словно приник к земле в ожидании беды и не желал впускать гостя.
Илья открыл калитку, поискал кнопку звонка вокруг давно не крашенной входной двери, не нашел и хотел уже постучать в нее кулаком, удивляясь своей робости и страху, но не успел. Дверь внезапно распахнулась сама, и на пороге возникло ослепительное видение в тонком ситцевом сарафанчике: бледное трагическое лицо, пунцовые полуоткрытые губы, огромные, светящиеся, полные слез глаза…
Владислава!
– Ты все-таки пришел!.. – выдохнула она.
И разом лопнули оковы страха и сомнения, сжимавшие сердце, пьянящая волна радости, изумления, невыразимого блаженства ударила в голову. Илья подхватил девушку на руки, закружил, прижал к груди горячее, упругое, пахнущее васильками и ромашками тело, внес в сени и жадно поцеловал ее горячие, неумело отвечающие губы – словно припал к живительному источнику и все никак не мог напиться. Потом ее руки обвили его шею, сжали так, что стало трудно дышать. Он засмеялся, поставил ее на пол, снова стал целовать и опомнился лишь тогда, когда открылась дверь из сеней в избу и из темноты раздался чей-то неприятный грозно-раздраженный голос:
– Сейчас же марш на полати, бесстыжая!
Голос был женский, но по-мужски суровый и хриплый.
– А ты убирайся отсюда, шуликун городской! Не то кликну братьёв, они живо с тебя шкуру спустят! Зачем в деревню заявился?
Илья хотел ответить, посмотрел на Владиславу, ясно видя ее лицо в темноте, встретил взгляд девушки, взял ее за руку.
– Пойдешь со мной?
– Пойду!
– В доме есть, что тебе дорого, чтобы взять с собой в дорогу?
– Нету, – помотала она головой.
– Тогда бежим?
– Бежим!
И они, не обращая внимания на ругань, крики, раздавшийся в избе шум и грохот, бросились из сеней вон, выбежали на улицу и понеслись во всю прыть к околице деревни, за которой их ждала свобода и независимость. И неизвестность.
Они не успели добежать до опушки леса всего двух десятков шагов. Навстречу беглецам неторопливо вышли четверо мужчин в черных рубахах навыпуск, подпоясанные красными витыми веревками с кистями на концах, в черных штанах, заправленных в высокие сапоги. Двое из них, помогутнее и постарше, заросшие бородами до глаз, носили на головах странные шапки телесного цвета, по форме напоминавшие мужское естество. Двое других, с бородами поаккуратнее, имели волосы до плеч. Все четверо загородили беглецам дорогу и остановились, расставив широко ноги и заложив большие пальцы рук за веревочные пояса.
– Хха! – побледнев, прошептала Владислава. – От них нам не уйти!
– Ну, это мы еще посмотрим, – пробормотал Илья, разглядывая шапки на головах мужиков. Культ фаллоса, мелькнула мысль. Это стражи храма Морока или жрецы. Интересно, как далеко они могут зайти в попытке задержать будущую послушницу?
– Пропустите, – сказал он, чувствуя волну тепла и дрожи в мышцах тела: заработала параэнергетика организма, переводящая его в состояние физической неуязвимости. Илья редко пользовался переходом в это состояние по причине его энергоемкости и напряжения: оно съедало энергозапасы сердца и мозга так быстро, что человек мог состариться буквально за минуты, мог стать инвалидом на всю жизнь или вообще умереть от разрыва сосудов мозга. Но, похоже, приближался именно тот случай, когда надо было защищать не только свою жизнь, но и жизнь любимой девушки любой ценой.
– Не торопись, малый, – раздался густой насморочный голос, и за спинами «черносотенцев» возник еще один мужчина, высокий, широкоплечий, ощутимо опасный, одетый в серо-зеленый кафтан с черным поясом. Он вышел вперед, так же широко расставил ноги и заложил руки за спину.
– Вообще-то ты нам не нужен, малый, а вот девка – другое дело. Девку ты оставь. Конечно, следовало бы тебя проучить за воровство, пришел, никого не спросясь, увел несмышленую… Да уж иди, добрый я сегодня.
– А если я не соглашусь? – поинтересовался Илья.
– Да кто ж тебя спросит? – ухмыльнулся в бороду мужик, взмахивая вдруг невесть как оказавшейся в руке плеткой.
Затем улыбка сползла с его губ, он посмотрел куда-то за спины беглецов и нахмурился.
Илья оглянулся.
Через поле к ним легко скользила хрупкая маленькая фигурка, кажущаяся ослепительно белой в сгущающихся сумерках. Это была наставница Владиславы баба Марья.
– Не вставай на пути молодых, Потап, – сказала она кротким певучим голосом, в котором неожиданно прорезалась внутренняя сила. – Они любят друг друга. Пропусти их.
– Шла бы ты, старая, домой, – тяжело проговорил мужик с плеткой. – Вечно ты вмешиваешься не в свои дела.
– Ошибаешься, сотник, – тем же кротким, звенящим, чистым голоском сказала баба Марья. – Это моя земля, я живу на ней поболе твоего, и все, что здесь деется, касается и меня. Еще раз прошу, пропусти молодых, это тебе зачтется в будущем.
Чернобородый Потап, имеющий необычное для современности звание сотник, показал крупные белые зубы.
– Мое будущее тебе не подвластно, ведьма. Уходи отсюда, пока я не рассердился, потом поговорим на разные философские темы.
Баба Марья приблизилась, остановилась между угрюмой командой сотника и молодой парой, глаза ее засияли так, что в них невозможно было смотреть. Сотник заслонился ладонью, выругался, поднял плеть, собираясь пустить ее в ход, и в ту же секунду какая-то стремительная тень пронеслась через лес, превратилась в сокола, который спикировал на сотника и выхватил у него из руки плеть, взмыл в воздух. Но улетел недалеко.
Плеть вдруг превратилась в змею, обвилась вокруг лап сокола, сдавила шею, ударила хвостом по крыльям. Полет огромной птицы прервался, хлопая крыльями, она стала падать, отбиваясь клювом от выпадов змеи, и, не долетев до леса, рухнула в траву, где еще некоторое время продолжала борьбу. Затем все стихло.
– Плохие у тебя помощники, – осклабился Потап. – Мои-то посильнее будут. – Он повернул голову к своим подчиненным, неподвижным, как истуканы. – Взять их!
И тотчас же из леса вынеслась еще одна бесшумная тень, превратилась в волка с горящими глазами, подбежала к бабе Марье и оскалила пасть в сторону приближавшихся мужчин.
– Бегите, мои милые, – оглянулась ведунья на Илью и Владиславу. – Я их задержу. Только не останавливайтесь, и лес вас пропустит.
– Беги! – подтолкнул Илья девушку к лесу. – Я помогу бабушке. Жди за деревьями, не высовывайся.
Он прыгнул навстречу снисходительно улыбнувшемуся Потапу, в руке которого опять появилась плетка, прикинул схему боя: ему приходилось сражаться и с большим количеством людей, – но баба Марья остановила его.
– Этого оставь мне, сынок, отбейся от его халдеев, слава Богу, они живые.
Илья не понял последних слов старухи, однако послушно перенес вектор атаки на четверку «халдеев» сотника, надвигавшихся с неумолимой целенаправленностью роботов.
Первым на пути попался мужик в шапочке, напоминавшей мужской член. Вероятно, он был очень силен и крепок, однако понятия не имел о каких-либо воинских искусствах. Его Илья свалил прямым ударом кулака в голову, когда тот расставил длинные руки, чтобы схватить противника.
Это послужило хорошим уроком для остальных, и они резко изменили тактику, показав свои возможности, о которых теперь уже Илья не знал ничего.
Во-первых, несмотря на габариты и массу, они стали перемещаться с такой скоростью, что порой выпадали из поля зрения Ильи, хотя в нынешнем своем состоянии он имел реакцию, на порядок превышающую реакцию нормального человека. Во-вторых, их пальцы словно были выкованы из железа и легко рвали одежду, располосовав куртку Пашина на лоскутья в первые же секунды схватки. И в-третьих, они очень быстро приходили в себя от ударов, каждого из которых вполне хватило бы любому боксеру, чтобы отправиться в нокаут по крайней мере на полчаса.
Если бы не своевременный переход Ильи в состояние «железной рубашки», то есть физической неуязвимости, положение его стало бы совсем незавидным. Но время шло, энергия расходовалась им щедро, и наступал момент, когда надо было либо бежать с поля боя, либо бить противника, которого Владислава назвала странным словечком – хха, наповал.
Тогда Илья сделал вид, что отступает, оглядел опушку леса, удивившись, что сотник и баба Марья все еще стоят неподвижно друг против друга, хотел было сделать маневр для отвлечения внимания мрачной четверки, и вдруг услышал в лесу захлебнувшийся крик Владиславы:
– Они сза!..
И сразу мир вокруг сделался иным, полупрозрачным, текучим, медленным, почти нематериальным. Илья понял, что может потерять любимую, и нырнул в транс смертельного боя, как в воду.
Мужику в шапке, подкравшемуся сзади, он едва не снес голову ударом ноги. Второго, помоложе и порезвей, взял «на спираль скручивания», ломая ему руку и сдавливая надпочечники до потери сознания. Третий успел зайти ему в тыл и вонзить в спину железные пальцы, но кожу пробить не смог, лишь разорвал куртку и рубашку, и Пашин, извернувшись, осатанев от боли, воткнул ему в глаз палец.
Оставался еще четвертый член команды сотника, вынувший из кармана какой-то металлический предмет, то ли кистень, то ли ступку, нападать он не торопился, возникая то справа от Ильи, то слева, и Пашин, чувствуя, как уходит время (Владиславу уже тащили, наверное, прочь!), туго «натянул» на себя воздух, нагнал парня и на энергетическом выдохе пробил ему фуфайку, рубаху и грудь «лепестком лотоса» – сложенными вместе пальцами.
Остановился, оглядываясь на пару сотник – баба Марья, и услышал ее отчетливый голос:
– Догоняй Славу, Витязь…
Не раздумывая более, он метнулся в лес, интуитивно-звериным чутьем определив направление, куда слуги сотника поволокли сопротивлявшуюся Владиславу. Если бы он оглянулся, то увидел бы тонкую змейку пламени, обегавшую вокруг бабы Марьи, и почувствовал бы волну холода, внезапно вылившуюся с небес на опушку леса. Но Илья не оглянулся.
Неизвестно, догнал бы он их, владеющих способом быстрого передвижения, или нет, если бы не подоспевшая девушке помощь.
Сначала примчался волк, которого отпустила баба Марья, потом сокол, сумевший таки победить змею-плетку сотника. Они с ходу напали на двух пожилых хха и задержали их до прибытия Ильи, который услышал соколиный клекот, хлопанье крыльев и рычание волка. Остальное было делом техники. В состоянии холодной ярости Илья переломал ребра одному и сломал челюсть второму, не успевшему воспользоваться ножом.
Еще с минуту после этого Илья находился в энергетическом резонансе, прекрасно разбираясь в обстановке, метров двадцать пронес Владиславу на руках, пока она не зашевелилась, приходя в себя, хотел было вернуться на поле, где оставалась их спасительница баба Марья, но организм вдруг отключился, и Пашин потерял сознание, успев лишь заметить появление Антона. Как его несли в лагерь Громов и Владислава, он уже не чувствовал.
Владислава ослабела, выйдя на поляну с костром. Упала на колени, подняла голову к небу и, прошептав: «Бабушка!» – заплакала.
Подбежавшие к ним Валерия, Юрий Дмитриевич и Серафим молча смотрели на тело Ильи в искромсанной на полосы куртке, на Антона и на девушку поразительной красоты, по щекам которой текли слезы.
