МИННОЕ ПОЛЕ
Машину им пришлось оставить в деревне Наволок и добираться до острова Войцы на лодке местного жителя, соблазнившегося довезти «рыбаков», как представил всех четверых капитан Заев, за две бутылки водки. В принципе они действительно были похожи на городских рыбаков, выбравшихся на природу с целью «культурно» провести время. Кроме набора спецаппаратуры, замаскированной под рюкзаки, походные сумки и сундучки, у них имелись чехлы с удочками и две палатки.
Поскольку их появление на острове должно было быть легальным, решили пройтись по деревне у всех на виду, зайти в местный магазин и поговорить с местными жителями, поспрашивать, где лучше всего ловится рыбка. Однако все сразу пошло не так, как они рассчитывали, ни о каком гостеприимстве жителей деревни речь не шла, никто с ними разговаривать и советовать «рыбакам», где им сделать ночевку, не стал. Первая же пожилая женщина в темном платке, встретившаяся оперативникам Гнедича на деревянном раздрызганном причале, просто шарахнулась прочь, когда Заев обратился к ней с вопросом:
– Извините, вы не скажете?..
– Не скажет, – констатировал Аркаша Мухин, флегматично глядя, как женщина торопливо семенит вдоль причала к первым избам деревни.
Точно так же повела себя и другая женщина, помоложе, но одетая примерно в такой же наряд, что и первая: кофта, длинная юбка неопределенного цвета и темно-вишневый платок.
– Пошли поищем магазин сами, – предложил Валя Сидоров. – У них все село состоит из одной улицы и переулка.
Так они и сделали, с любопытством разглядывая роскошные сады и невзрачные домики селения, тонувшие в зелени, а также бани и сараи. День был в разгаре, теплый летний день конца августа, и народ по деревне не бродил, все работали на огородах да у хозяйственных пристроек, лишь изредка кто-нибудь из жителей Войцев выглядывал из-за забора и тут же прятался обратно, словно в деревню входили не приезжие люди, а немецкие оккупанты.
– Неуютная деревня какая-то, – со смешком заметил капитан Заев. – Неприветливая. А вот в баньку я бы сходил с удовольствием. Ты как, Аркан?
– Давно ли мылись в бане, а год уже прошел, – ответил старший лейтенант поговоркой; натура у него была философская и большую часть времени суток он пребывал в состоянии легкой флегмы.
Магазин они обнаружили посреди деревни, похожий на небольшой кирпичный сарайчик с одним окном. Купили сигарет, водки, хлеба, попытались разговорить худую и высокую, как жердь, продавщицу, но не смогли. На вопросы, не касающиеся ее непосредственных обязанностей, она не отвечала.
– Ну и черт с ними, – махнул рукой Заев, когда они вышли из магазина. – Не хотят знаться и не надо, не больно-то и расстроимся. Пошли искать место для лагеря.
Сопровождаемые взглядами двух старух и одного мрачного на вид бородатого мужика во всем черном, они направились вдоль берега озера в обход деревни и вскоре углубились в редколесье, предшествующее, как оказалось, зеленомошному, заросшему брусникой и морошкой, болоту. Пришлось сворачивать и обходить болото стороной, заходя в тыл деревне, хорошо видимой за небольшим полем. Однако через несколько сот метров снова началось болото, и Заев остановил отряд, сплюнув под ноги.
– Это вам не казахские степи, господа чекисты. Это родные российские болота. И все же сколько ни бывал за границей, а все равно не устаю поражаться богатству нашей родной природы. В других странах она беднее. В Канаде, например, все стерильно, обесцвечено, упорядочено, нет тех запахов, нет глубины, нет впечатления жизни. Не то что здесь. Что прикажете делать?
– Надо было все-таки расспросить аборигенов, – тихо сказал Валя Сидоров. – На карте этих болот нет.
– Пройдем как-нибудь. Во всем острове от берега до берега – не больше трех километров. Не нарваться бы только на лагерь экспедиции. Кто знает, где им вздумается пристать.
Потоптавшись у края болота, оперативники взяли левее и вскоре вышли к берегу другого озера – Нильского, отгораживающего остров от материка с востока. Посовещались, осматривая песчаную отмель и довольно высокий берег, заросший кустарником, и решили разбить стоянку здесь, примерно посреди острова. Затем начали обустройство лагеря.
Срубили несколько мешающих кустов ракитника, расчистили площадку, запалили костер, поставили палатки, и к вечеру лагерь приобрел вполне жилой вид.
Водителя «Волги» сержанта Витю Сикачева усадили на берегу с удочками для поддержания рыбацкого имиджа, а сами отправились на разведку острова, обнаружив, что в самом узком месте его ширина не превышает трехсот метров. На Стрекавин Нос заходить не стали, там уже хозяйничали прибывшие на три часа позже экспедиторы Пашина. Заев послал по рации условный сигнал, и через полчаса Гнедич нашел своих подчиненных за бухточкой, отделявшей южный мыс от остальной части острова.
– Как добрались? – Подполковник был хмур и озабочен, что заставило посерьезнеть и капитана, склонного к балагурству.
– Нормально, без приключений. Стали в километре от вас, на восточном берегу. Тут особого выбора-то нет, болота кругом да буреломы.
– Что-то я болот здесь не заметил, – буркнул Гнедич. – По острову не бродите, наткнетесь на жителей – попадете под подозрение. Если понадобится, я вас сам вызову. И будьте начеку.
– Что-то случилось, Юрий Дмитриевич? – спросил внимательный Сидоров.
– Много чего случилось… поневоле начнешь верить в магию и чертовщину. Дай Бог, чтоб вас это не коснулось.
– Вы на себя не похожи, товарищ подполковник, – с любопытством посмотрел на Гнедича Заев. – Расскажите.
– Потом как-нибудь. Вам ничего странного или подозрительного на пути больше не встречалось?
Оперативники переглянулись.
– Вот. – Мухин протянул Юрию Дмитриевичу какой-то камень, похожий на обломок толстой свечи. – Нашли в лесу.
Юрий Дмитриевич повертел камень в руках и хмыкнул. Один конец «свечи» был закруглен и сильно смахивал на мужской член. Гнедич положил камень в карман, оглядел ждущие лица подчиненных.
– Начинаю верить, что в здешних местах действительно прячется храм какой-то древней секты, поддерживающей культ фаллоса. Мы разбили лагерь возле кладбища, так вот кресты этого кладбища как две капли воды похожи на вашу находку. В общем, смотрите в оба.
– Да ведь здесь ни одного человека нет, кроме нас.
– Может быть, вы просто никого не видите. Может быть, Пашин прав и остров – минное поле. Короче, будьте внимательны и осторожны. До связи.
Гнедич ушел.
Заев посмотрел на сослуживцев, скорчил гримасу.
– Вам не кажется, коллеги, что у подполковника поехала крыша? О каком таком минном поле он говорил? Если здесь с войны мины лежат, то почему местные жители на них не подрываются? И почему в таком случае нас не предупредили, чтобы мы взяли миноискатели?
– Спроси чего-нибудь полегче, – пожал плечами Мухин. – Но сдается мне, он имел в виду какое-то другое минное поле. Предлагаю распаковать и проверить спецуху да лечь спать. Наше дело – ждать приказа.
– Но мы еще не закончили рекогносцировку. Надо определить точки залегания, откуда мы будем следить за работой экспедиции.
– Полковник приказал сидеть на месте, вот и давайте сидеть. Завтра все выясним.
Заев сплюнул на комара, усевшегося ему на штанину, промазал и убил насекомое мощным ударом.
– Не комары здесь, а звери! В общем, я вас понял, коллеги. Как хотите, можете спать, можете рыбу ловить, а я все-таки пошастаю вокруг. – Он хохотнул. – Грибков поищу. Потом жаренку сделаем.
Капитан залез в палатку, пододел под ветровку свитер, взял с собой пистолет, нож, целлофановый пакет и, махнув рукой наблюдавшим за его действиями оперативникам, исчез за деревьями.
– Что будем делать? – оглянулся на меланхоличного Мухина лейтенант. – Спать вроде как рано. Может, позовем Виктора и в карты сыграем?
– Давай, – равнодушно согласился Аркадий. – Все равно делать больше нечего, а рыбу ловить я с детства не приучен. Зови сержанта, я сейчас приду, только в кустики схожу. И начнем.
Он шагнул в лес, обошел колючие заросли боярышника, хотел было присесть под сосной на янтарно светящийся слой прошлогодних иголок и внезапно увидел высокий и непривычно тонкий муравейник невдалеке. Он весь был облеплен рыжими муравьями и по форме напоминал колоколенку в миниатюре с круглой шапочкой крыши. Заинтересовавшись, Мухин подошел ближе и с изумлением и ужасом понял, что это не муравейник. Это был живой шевелящийся столб из насекомых, странным образом сцепившихся друг с другом!
– Черт возьми! – вполголоса проговорил старший лейтенант, подходя и наклоняясь к столбу, чтобы получше рассмотреть муравьиное творение, и в то же мгновение на голову его обрушился тяжелый удар.
Этот удар не был физическим, он поразил не только голову с внешней стороны, но как бы проник и внутрь, сплющивая мозг, сдавливая сосуды, останавливая кровоток.
В глазах Мухина потемнело. Он отшатнулся, оглядываясь, пытаясь определить, кто напал на него, никого не увидел и свалился в траву. Он уже не видел, как муравьиная «колокольня» рухнула, распалась, и муравьи бросились на потерявшего сознание человека…
Валя Сидоров подложил в костер пару зеленых сосновых веток, чтобы дым отогнал комаров, но это не помогло. Пришлось доставать репеллент и обливать себя резко пахнущей жидкостью, убивающей, если верить рекламе, насекомых на лету. Он это делал уже третий раз, однако результатом доволен не был. Репеллент отпугивал комаров недолго, в течение получаса, потом они все равно начинали пикировать на лицо, норовя залезть в рот, в ноздри или в глаза.
Подошел молчаливый Витя Сикачев, отмахивающийся от крылатых разбойников еловой веткой.
– У меня только лов начался. Где Аркан?
– В кусты пошел, поразмышлять над смыслом жизни. Слушай, как ты справляешься с кровопийцами? Над тобой всего с десяток кружит, а надо мной сотня!
– Я слово знаю, – серьезно сказал сержант.
– Какое? – вытаращился на него Сидоров.
– Хожу и гипнотизирую всех: я ядовитый, сдохнешь, дурак!
Лейтенант засмеялся, махнул рукой.
– Я уж думал, ты взаправду слово знаешь. Говорят, старики, живущие в болотистой местности, действительно могут отгонять комаров заговорами. Найти б такого деда. Много рыбы-то наловил?
– На уху хватит. Пойду еще посижу, пока вы тут готовитесь. Позовете, когда придет Аркан.
Витя ушел. Сидоров разложил на траве у костра плащ, достал карты, тетрадь, карандаш и стал ждать, глядя на пляшущие на углях синеватые язычки огня. Потом почувствовал смутную тревогу, посмотрел на часы. Мухин отсутствовал уже двадцать минут.
– Аркадий! – позвал он старшего лейтенанта. – Ты что там застрял?
Мухин не ответил.
– Аркан, кончай шутить, выходи!
Снова молчание в ответ. А у Сидорова появилось ощущение, что лес вокруг встрепенулся и посмотрел на него с угрозой и вожделением. Валя взмок, достал пистолет, еще раз позвал старшего лейтенанта и нырнул в лес, ставший в сгущающихся сумерках таинственным и жутким. Но больше чем на полтора десятка шагов углубиться в заросли не удалось.
Пистолет вдруг стал тяжелым и таким горячим, что Сидоров выронил его в траву, дуя на обожженную ладонь. Наклонился, поднял, чувствуя, как по руке побежали невесть откуда взявшиеся муравьи, сунул в карман.
– Аркан, ты где, черт бы тебя подрал! Что за шутки?!
Впереди в просветах между деревьями засветились чьи-то глаза, погасли. В голове Валентина поплыл звон, будто от выпитого на голодный желудок бокала шампанского. Вдобавок начали кусаться заползшие под одежду муравьи. Задавив несколько, он, приплясывая, сделал несколько шагов вперед, снова берясь за рукоять пистолета, и наткнулся на шевелящуюся кучу муравьев, облепившую чье-то тело.
– Мухин?! – вырвалось у него. – Что с тобой?!
И в ту же секунду под ним со всхлипом просела земля. Валя провалился по грудь, попытался было ухватиться за края образовавшейся ямы, но провалился еще глубже, по горло, чувствуя, что становится нечем дышать. Хотел крикнуть, но не смог: хлынувшая в лицо волна муравьев накрыла голову, ослепила, забила уши и рот. До пистолета лейтенант уже не дотянулся…
Сикачев слышал, как Валентин зовет Мухина, но не встревожился, занятый вытаскиванием из воды крупного окуня. Выволок наконец на берег, перевел дух, любовно похлопал рыбину по крутому боку с красными плавниками, снова закинул удочку с наживкой. И вдруг увидел в воде чье-то бледное, зыбкое, женское лицо. Сначала подумал, что женщина подошла сзади и ее лицо отразилось в воде, оглянулся – никого. Еще раз поглядел на гладь озера, и волосы зашевелились на голове. Лицо смотрело на него, как живое, внимательно и строго, похожее на лицо матери, потом улыбнулось, раздвигая губы, и сержант услышал тихий грудной голос:
– Не узнаешь меня, сынок? Иди ко мне, поговорим.
Словно сомнамбула, Сикачев шагнул в воду, увидел тянувшуюся к нему из воды бледную руку и протянул навстречу свою…
Заев чувствовал себя в лесу, как рыба в воде. Родился он в деревне Ховылино Пермской губернии, располагавшейся в тайге, и за восемнадцать лет, то есть до призыва в армию, исходил все окрестные леса и болота как грибник и охотник. В тайге, известное дело, не бывает не грибных сезонов, а в иные годы боровики да подосиновики хоть лопатой греби, естественно, будущий оперативник-спецназовец научился их собирать и различать, хотя и отдавал предпочтение охоте.
В здешних новгородских лесах капитан еще не бывал, и ему стало интересно, найдет он что-нибудь съедобное или нет. Отойдя от лагеря метров на сто, он достал нож, стал присматриваться к подозрительным бугорочкам и вскоре набрел на несколько черных груздей, крепких, молодых, сочных. Брать, однако, не стал, черный груздь для жарки не годился, требуя длительного замачивания, его следовало только мариновать.
Впереди показалась полянка, Заев свернул и вдруг увидел идущую на него сгорбленную дряхлую старуху с распущенными седыми волосами под черной косынкой, в длинной черной юбке, в черной кофте в белый горошек. Старуха шла босиком, бесшумно, а глаза у нее были молодые, озорные, с усмешечкой, и губы тонкие – тоже раздвинуты в улыбочке. В гаденькой такой улыбочке, презрительной. Остановилась она в пяти шагах от замершего капитана, оценивающе оглядела с ног до головы, кивнула, будто старому знакомому.
– Что, касатик, грибочков захотел покушать?
– А тебе что, старая? – опомнился Заев. – Не холодно босиком-то по лесу в такую погоду ходить?
– Ничего, я кровушки твоей напьюсь, теплее станет, – ответила старуха спокойно, сверкнув глазами, в которых так и плясали бесенята. – А не хочешь ли со мной любовью побаловаться, касатик? Тогда я, глядишь, и помилую тебя.
Заев от неожиданности едва нож не выронил.
– Ты что, бабуля, белены объелась?! Годков-то тебе сколько? Небось под сто, если не больше?
– Да молодая я еще, – кокетливо поправила космы старуха. – Аль слепой?
Черты ее вдруг поплыли, исказились, и сквозь старушечье лицо со ввалившимися щеками и кривыми зубами проступило прекрасное девичье личико с яркими зелеными глазами, пухлыми алыми губами, тонким носиком и белоснежными зубами.
– Ну, как я тебе в таком обличье, воин? – бархатным голосом произнесла красавица, расстегивая пуговки на кофте. – Такая подхожу?
– Чур меня! – пробормотал Заев, которого взяла оторопь. – Сгинь, нечистая сила!
Девица рассмеялась, снова превратилась в старуху.
– Даю тебе времечко подумать, касатик. Надумаешь, вспомни Феофанию, я и появлюсь. А чтоб не зря по лесу шастал, вот тебе подарочек.
У ноги старухи засветился участок земли, и Заев увидел целую семью боровиков. Грибы стояли так гордо и красиво, что рука с ножом сама потянулась к ним.
– Собирай, касатик, грибочки, тут их много.
Старуха сгинула, будто ее и не было вовсе. Только за кустами прошумело да кто-то тихонько хихикнул на дереве.
– Спасибо… – буркнул Заев, оглядываясь, – чтоб тебя скосило да не выпрямило! Вот бесовское наваждение! Неужели померещилось? Вроде не пил сегодня…
Он шагнул вперед, нагнулся и увидел те самые белые грибы: один большой – хозяин, два поменьше и три совсем крохотные. Грибы оказались настоящими.
Заев подумал, покрутил головой, вслушиваясь в лесные шорохи, потом все-таки не удержался и срезал семейство боровиков, упругих и чистых, без единого червя. А глянув вперед, увидел еще несколько боровичков, почему-то ясно видневшихся в траве несмотря на сумерки. Затем пошли подосиновики, пара крепеньких подберезовиков, лисички, снова белые. Заев вошел в азарт, не обращая внимания на комариные атаки, и опомнился лишь тогда, когда наткнулся на ту же старуху, поджидавшую его возле громадного замшелого пня. Вздрогнул, рука потянулась к пистолету за пазухой.
– Азартный ты человек, воин, – насмешливо прошамкала старуха, – ничего не боишься. Мне такие нравятся. Ну, как, надумал?
– Да отстань ты, ведьма! – рявкнул капитан. – Совсем с ума сошла! Лучше скажи, где тут храм стоит?
– Какой такой храм, касатик? – Глаза старухи заледенели, улыбка сползла с губ. – Откуда ты знаешь про храм?
Заев понял, что проговорился, но отступать не стал.
– Так есть или нет? Говорят, он где-то здесь стоит. Может, покажешь?
– Может, и покажу. А кто говорит, что здесь стоит храм?
– Не твое дело. Показывай дорогу.
– А не боишься?
– Вот еще, – подбоченился капитан, – тебя-то? Веди!
Голова слегка закружилась, когда он шагнул вслед за оглядывающейся старухой, мелькнула и пропала мысль связаться по рации с Мухиным, на душе стало отчего-то весело и приятно, будто от стакана водки, мир вокруг перестал быть темным, как бы раздвинулся, деревья отступили, впереди появилась удивительно ровная поляна, посреди которой остановилась старуха.
– Иди сюда, касатик, сейчас и храм увидишь. Скажи только, кто тебе сказывал про него?
– Леший, – засмеялся Заев. – По совместительству работает подполковником службы безопасности. Ну, где твой храм?
Заев, улыбаясь от переполнявшей душу беспричинной радости, подошел к старухе, протянул руку, собираясь ущипнуть ее за руку, и вдруг почувствовал, что проваливается в холодную густую зеленую жижу. Хотел крикнуть и не успел.
Старуха постояла в задумчивости на краю твани, как тут называли болотную трясину, глядя на черное пятно в центре продавленного телом капитана окна, в котором лопались пузыри, сказала коротко:
– Дурак!
За ее спиной возник угрюмый черноволосый и чернобородый мужик в зипуне, глянул на булькающие в трясине пузыри.
– Хозяйка будет недовольна.
– Переживет, – махнула сухой костлявой рукой старуха. – Это люди военные, замороченные командирами, никакого от них проку не было бы. Вот те, что на мысу – другое дело, те опасны.
С этими словами она сгинула. Бесшумно канул в лес и мужик.
Из глубины трясины на поверхность поднялись несколько больших пузырей, лопнули, всколыхнув черно-зеленую жижу, и все успокоилось, болотом овладела тишина и неподвижность.
