СТРЕКАВИН НОС

Вопреки опасениям Ильи до южного мыса острова Войцы экспедиция добралась быстро без каких-либо конфликтов и эксцессов, на веслах преодолев расстояние в четыре с лишним километра от точки, где заглохли моторы, до берега, опередив на полчаса начавшуюся бурю.

В камышах ни ветер, ни волны, поднявшиеся на озере, лодкам были уже не страшны, и, переждав шквал, путешественники высадились наконец на Стрекавином Носу, разве что не в том месте, где приставал Илья, а чуть восточнее, где заканчивалась протока, соединявшая Ильмень с озером Нильским.

Берег в открывшейся взору путешественников бухточке был песчаный, с крутым откосом, и поднимался вверх метров на пять, переходя в ровную площадку, заросшую травой, но почти свободную от кустарника и деревьев. Точно посреди поляны стояла сухая береза с обгоревшим внизу стволом, видимо, под ней когда-то разжигали костер. Здесь же и решили разбить свой лагерь начальники экспедиции в лице Ильи и Юрия Дмитриевича.

Палатки ставили в спешке, по кругу, центром которого стала высохшая береза. Ветер немного стих, зато начался дождь, поэтому с разведением костра решили подождать, надеясь на скорый конец непогоды. Однако груз в лодках решили не оставлять даже на короткое время, поставили специальную хозяйственную палатку и перенесли в нее все добро экспедиции. Затем разместились в палатках по двое: женщины отдельно, Тымко с Гнедичем и Антон с Ильей.

Дежурным вызвался быть Юрий Дмитриевич, но топливо для костра должны были заготавливать все, чем путешественники и занялись, когда дождь слегка стих. Вскоре они свалили две сухие елки, распилили двуручной пилой, и опытный в таких делах Пашин разжег костер. Бивуак сразу приобрел законченный вид.

– Поиски камня начнем завтра, – решил Илья; было видно, что он возбужден, хотя и пытается скрыть это. – Дежурить у костра будем по очереди. Юрий Дмитриевич – до двенадцати ночи, в полночь поддерживать огонь будет Серафим, в четыре утра его сменю я. А ты, – опередил вопрос Антона Илья, – начнешь дежурство через сутки. Мы сюда приехали не на один день.

С этими словами Илья нырнул в свою палатку и вернулся уже переодетый в мягкую серебристую непромокаемую куртку и сапоги. Все молча смотрели, как он укрепляет на ремне чехол с ножом.

– Куда ты собрался? – спросил наконец Серафим.

– За кудыкины горы, – усмехнулся Илья. – До темноты вернусь. Отдыхайте пока, рыбку половите.

Антон и Валерия переглянулись, понимая чувства Пашина. Юрий Дмитриевич неодобрительно покачал головой.

– Одному я бы тебе не советовал бродить по здешним болотам, незнакомые места – опасные места.

– Я бродил один по джунглям Мадагаскара, – отмахнулся Илья, – а этот лес – не джунгли.

– Тогда хоть карабин возьми, дашь сигнал в случае чего.

– Ничего со мной не случится, и сюда я пришел не воевать и не охотиться. Антон, отойдем-ка.

Они удалились на два десятка шагов на берег озера. Противоположный берег – сплошная стена тростника и кустарника – был близко, но из-за пелены моросящего дождя казался размытым и далеким.

– Ты ничего не чуешь? – понизил голос Илья.

– Давно прислушиваюсь. Ничего.

– Вот и я тоже. И это меня тревожит больше всего. Не могли же сторожа храма оставить нас в покое. Готовят очередную пакость?

– Не исключено. Юрий Дмитриевич прав, не надо бы тебе никуда ходить.

– Я и сам знаю, – сквозь зубы проговорил Илья. – Мне бы только Владиславу найти, поговорить с ней, в глаза заглянуть… понять, ждала или нет.

– Будь осторожен.

– Какая к дьяволу осторожность, когда влюблен! – Илья криво улыбнулся. – Давно не ощущал себя мальчиком, как сегодня, и знаешь, – он снова улыбнулся, – это даже приятно.

– Если понадобится помощь – позови вслух, крикни: «Антон!» – я услышу.

– Надеюсь, ничья помощь мне не понадобится.

В кустах за спиной разговаривающих раздался шорох. Они оглянулись и увидели волчью морду с горящими желтыми глазами, выглядывающую из-под лап молодой ели. Антон искоса посмотрел на Илью, но тот остался спокоен, внимательно разглядывая зверя, и вдруг шагнул к нему, присел на корточки, сказал негромко:

– Привет, старина. Ты не за мной ли послан, случайно?

Волк молча показал зубы – это была настоящая улыбка! – попятился, не сводя горящих глаз с Ильи, как бы приглашая его за собой. Тот разогнулся, с торжеством и волнением посмотрел на Антона.

– Она прислала его за мной, понимаешь? А это значит, что меня здесь ждут. Чао, мастер. К ночи буду.

Илья нырнул в кусты за отступившим зверем и исчез за деревьями. Антон некоторое время прислушивался, улавливая чавкающие звуки шагов, пробормотал про себя: «восток – дело топкое», – потом задумчиво побрел вдоль берега, глядя под ноги, и через десяток шагов вдруг понял, что идет по кладбищу. Нога едва не наступила на каменную плиту, утонувшую в земле, с выбитым на ней крестиком и какой-то полустершейся надписью. Еще одна такая же плита виднелась поодаль, а между деревьями кое-где открылись взору и покосившиеся каменные кресты.

Вспомнился анекдот Серафима, рассказанный им во время перехода на веслах от Синего Камня к острову.

Матрос вбегает на капитанский мостик:

– Капитан! Смотрите, якорь всплыл!

– Да-а-а… – задумчиво поскреб затылок капитан, – плохая примета…

– Да, – вслух пробормотал Антон, – плохая примета. Только кладбищ под боком нам не хватало.

Он побродил между плит и крестов старого кладбища, поросшего малинником и брусничником, попробовал прочитать надписи на надгробных плитах, но смог только установить год захоронения одного из умерших: тысяча семьсот девяносто второй. Подивился столь древнему возрасту кладбища и его богатству: такие плиты и кресты могли устанавливать своим родственникам только зажиточные люди в городах либо священнослужители. На острове же по идее никогда не было ни города, ни церкви, и каким образом здесь образовалось целое кладбище, приходилось только гадать.

Дождь прекратился совсем, тучи стали расходиться, посвежело.

Насчитав два десятка плит и столько же крестов, Антон повернул в глубь острова и наткнулся на странную поляну с поваленными по кругу, засохшими, почерневшими от времени деревьями, вершины которых указывали на центр поляны. Трава на ней не росла, а почва была необычного ржавого цвета, будто пропитанная кровью. И веяло от поляны застарелой бедой и угрозой.

Обойдя поляну стороной, размышляя над тем, как она могла образоваться, – Антон повернул назад к лагерю и рассказал о своей находке гревшимся у костра членам экспедиции.

Особого интереса, однако, его сообщение не вызвало, но Серафим все же уговорил Анжелику посмотреть на кладбище вблизи, и они ушли. Юрий Дмитриевич спустя минуту тоже куда-то исчез, не предупредив по обыкновению никого, и у костра остались сидеть Валерия и Антон, которому стало казаться, что за ними наблюдают чьи-то внимательные, но не человеческие и не звериные глаза.

Он попробовал определить направление взгляда, переведя себя в состояние пустоты, однако выходило, что взгляд этот рассеянный, слагающийся из сотен крошечных взглядиков из травы, кустов и листвы деревьев, так что в конце концов у Антона сформировалась догадка, что он чувствует внимание местного сообщества насекомых. Чтобы отстраниться от этого ощущения, он завел разговор о найденном кладбище, а также поведал Валерии о поляне, превращенной упавшими к ее центру деревьями в необычную многолучевую звезду.

– Я тоже видела такое явление, – отозвалась женщина, завороженно глядя на язычки огня, лизавшие поленья и ветки. – Ты слышал что-нибудь о сети Хартмана? Это сетка геомагнитных излучений, она делит земную поверхность на аномальные и пустые зоны. В местах ее узлов, пересечений линий, образуются геопатогенные зоны. Старики называют такие зоны «выходами сил». Ты видел, очевидно, «выход черной силы», а есть «выходы белой», где наблюдается буйное цветение трав, а деревья лежат вершинами от центра зоны и при этом зеленеют, не сохнут. Как правило, в центрах таких зон располагаются родники или озера чистейшей воды.

– Занятно, – сказал заинтересованный Антон. – Я подумал: уж не бомба ли магическая там взорвалась?

– Выходы черных сил иногда называют «чертовой свадьбой». По легенде в таких местах собирается нечистая сила и «гуляет свадьбу», то есть подпитывается черной энергией.

– А ты чертей или бесов видела?

– Нет, – покачала головой женщина, очнулась, оторвала затуманенный взгляд от костра и посмотрела на Антона. – Бес и черт – не одно и то же. Бес, у египтян он назывался через «э» – бэс, был богом похоти и чужих стран, да и у нас, на Руси, он имел такое же значение, а этимология слова «черт» имеет по крайней мере два значения. Первое: черт – это проклятый ангел, преступивший черту, границу. Второе: черт – это искаженное четр или чатр, то есть человек, достигший уровня бога. Чатры были учителями наших предков, а когда Русь крестили, христиане отождествили чатра-чёрта с бесом для искажения наших божественных Пантеонов. А ведь если ты помнишь, все рассказы о чертях имеют комедийный, шутливый характер. Нет ни одного, где бы черт кого-то загрыз, зарезал, выпил кровь, как вампир, или живьем закопал в землю.

– Здорово, – сказал Антон искренне. – Никогда об этом не думал и нигде не читал. Ты все это в архивах выкопала или услышала от дедов?

Валерия не успела ответить. Где-то далеко за островом послышался стрекот лодочного мотора, стих. Но вскоре раздался снова, уже ближе, а через несколько минут к берегу, возле которого стояли лодки экспедиции, пристала еще одна. Послышались голоса, чавкающие звуки шагов, и к костру вышли трое мужчин в брезентовых плащах с капюшонами. Старший на голове носил милицейскую фуражку, а сопровождали его два молодых человека под два метра ростом со стандартными квадратными сонными лицами типичных шестерок.

– Кто такие? – властно спросил милиционер, останавливаясь напротив вставших с бревна Антона и Валерии.

– А вы кто? – почти вежливо поинтересовался Громов.

Прибывшие переглянулись. Старший нахмурился. Внешность у него была никакая, неприметная: мелкие черты лица, маленькие глазки, утиный носик, острый подбородок, – но держался он будто генерал на плацу.

– Ты не умничай, турист, документы покажи.

– А это еще зачем? – агрессивно вмешалась в разговор Валерия. – Вы что, у всех приезжих документы проверяете? У вас здесь паспортный контроль, таможня? Или вы нас за бандитов принимаете?

– Синицин! – бросил милиционер за спину. – Поройсь-ка в палатках.

Один из сопровождавших его амбалов двинулся к палаткам, второй шагнул к Валерии. Плащ у него распахнулся, и стала видна дубинка в руках с металлическим набалдашником. Антон сразу узнал электрошокер «павиан» отечественного производства.

– Эй, командир, – окликнул он вожака группы, – может, скажете, что вы ищете? Водки у нас нет.

– Умник, – скривил губы милиционер. – Сюткин, дай ему в зубы, чтоб замолчал.

Амбал с электрошокером ткнул дубинкой в лицо Антону и грохнулся на спину от удара ногой, роняя дубинку, пролетев три метра по воздуху. Наступила удивленная тишина. Второй амбал, распахнувший полог палатки с оборудованием экспедиции, оглянулся, выпрямился и пошагал обратно к костру. Его начальник изумленно выругался, сунул руку в карман и достал пистолет.

– Вот вы, значит, как! Сопротивление властям?! А ну лечь! Быстро! Я кому говорю?!

– Что за шум, а драки нет? – послышался сзади насмешливый голос, и на поляну вышли Серафим с Анжеликой. В руках Тымко держал карабин. – Ну, господин хороший, посоревнуемся в стрельбе? Или ты сам отдашь свою пукалку?

Милиционер побледнел, нервно облизнул губы, оглянулся на замерших помощников. Тот, кого Антон угостил добротным хидари гедан уширо гери кааге – так длинно назывался этот удар в карате, в русбое он назывался проще – стенобит, зашевелился, вытащил второй пистолет, и Антон, подхватив с земли электрошокер, легонько дотронулся до ноги парня.

Голубая змейка разряда сползла с клеммы дубинки на мокрую штанину, раздался вскрик, и парень выронил оружие.

– Не советую, – сказал Антон, покачав головой, заметив движение – рука в карман – второго амбала.

– Ой, – обрадованно проговорил Тымко, – он явно хочет подраться! Давай, давай, малыш, не бойся, больно не будет. Ты кладешь пистолетик или что там у тебя, я ружье, и мы попрыгаем в спарринге. Победишь ты – мы сдаемся, побежу… или как там – победю? – я – вы тихо уберетесь отсюда. Идет?

На поляну из леса вышел озабоченный Гнедич.

– Что тут у вас происходит?

– Вот прибыли гости, – осклабился Серафим, – хотят устроить турнир по борьбе.

– Помолчи, Сима, – недовольно сказала Валерия. – Я не знаю, кто они такие, но ведут они себя по-хамски. Документы требуют, в палатках обыск решили учинить.

Гнедич подошел к мужчине в фуражке.

– Кто вы?

– Лейтенант Даргомыжский, – засуетился тот, доставая удостоверение офицера милиции. – Пролетарское отделение внутренних дел. Увидели ваши лодки на озере и решили проверить, что за люди. Знаете, сейчас начался сезон сбора грибов, и мы уже третий лагерь грибников накрываем.

– Разве грибная охота под запретом? – поднял бровь Юрий Дмитриевич. – В чем криминал? Или наша Дума издала закон, запрещающий собирать грибы?

– Вы не поняли. Запрещается собирать грибы-псилюбцизны, от них у людей сильные «глюки», потому как это наркотик.

– Речь, видимо, идет о грибах-псилобицинах, – усмехнулась Валерия. – Они галлюциногены и действительно вызывают сильные наркотические галлюцинации.

– Точно так, гражданка, – шаркнул ногой лейтенант Даргомыжский. – Вот мы, это, значит, и колесим по краю.

– Колесите дальше. – Гнедич вернул милиционеру удостоверение. – Я подполковник Федеральной службы безопасности. – Он издали показал офицеру свою малиновую книжечку. – Начальник экспедиции. Это мои подчиненные. Вопросы есть?

Милиционер открыл рот и закрыл.

– Извините, нет. Простите, я не знал… сейчас мы уйдем… всех вам благ… извините… – Он стал подталкивать своих помощников в спины. – Мы уже уходим. До свидания…

– Ну вот, – разочарованно протянул Серафим. – Не дали размяться. Прямо эйдиотизм какой-то!

Валерия с любопытством посмотрела на Тымко, по ее губам промелькнула улыбка.

Доблестные стражи порядка ушли. Заработал двигатель моторки, звук его резко усилился и стал удаляться, пока не стих где-то за островом со стороны Ильмень-озера.

– На минуту оставить нельзя, – с неопределенным упреком сказал Юрий Дмитриевич, покосившись на Антона. – Как маленькие дети. Неужели нельзя было уладить конфликт мирным путем?

– Конфликты мирным путем не разрешаются, – окрысилась на мужа Валерия. – Конфликт он и есть конфликт, то есть ссора, столкновение интересов. – Она повернулась к Серафиму. – А что ты имел в виду, произнося слово «эйдиотизм»? Что-то я такого термина не знаю. Есть слово «эйдетизм» – способность сохранять яркие образы, есть идиотизм, что объяснять не требуется. Какой вариант тебе ближе?

– Ну, я… это… – пробормотал Серафим, – хотел сказать… да что ты ко мне прицепилась? Знаешь, что мы обнаружили на кладбище?

Он оглянулся на державшуюся отчужденно и тихо Анжелику.

– Странное кладбище, – сказала женщина равнодушным тоном. – Все кресты, которые там стоят, их верхние концы…

– Имеют форму мужского члена! – закончил Серафим. – Представляете?

Все посмотрели почему-то на Антона, потом на Анжелику.

– Да, это ярко выраженная фаллическая форма, – подтвердила та. – Так странно… никогда не видела подобных кладбищ.

– Я не приглядывался, – пробормотал Антон, краснея, в ответ на взгляд Валерии.

– Действительно, странно, – сделался задумчивым Гнедич. – Кого же здесь хоронили? Пойду-ка посмотрю.

Он исчез в кустах.

– Пошли, посмотрим и мы, – предложила Антону Валерия. – Пока не стемнело.

– Идите, идите, – осклабился Тымко, добавил двусмысленно: – Вам это будет полезно. А мы тут с Анжелой посидим у костра, погреемся.

Валерия пододела под штормовку свитер, и они направились в ту сторону, где скрылся Юрий Дмитриевич. Вышли к кладбищу, кресты которого в самом деле заканчивались фаллосами, причем не только верхние концы, но и горизонтальные, что было видно не всегда: камень крестов выщербился, осыпался, потрескался, скрывая былые очертания.

– Анжелка права, – тихо сказала Валерия, осматривая один из покосившихся крестов, – таких кладбищ на земле мало и видеть их не положено. Зачем нам позволили его увидеть, это вопрос.

– Ты думаешь, оно связано… с камнем Ильи?

– Камень с Ликом Беса и эти кресты – звенья одной цепи – культа демона Морока. Здесь наверняка хоронили жрецов храма. Удивительно, что мы остановились именно в этом месте.

Антон напрягся. Опять показалось, что на него со всех сторон смотрит множество маленьких глаз, принадлежащих всем местным насекомым. Взгляд этот не был угрожающим, но и приятного в нем было мало.

– Откуда ты так много знаешь? – проговорил Антон, чтобы перевести разговор на другую тему.

– О чем? – удивленно посмотрела на него спутница.

– Об эйдетизме, например.

Она улыбнулась.

– Я же филолог, специалист по славяно-тюркским диалектам, училась, много читала, изучала архивы, да и по стране поездила немало в поисках народного фольклора. Ты даже представить не можешь, сколько разных преданий хранит память народа, не вошедших ни в один учебник, не отраженных ни в одном эпосе и документе. Я лишь сама недавно поняла, насколько же велик и могуч русский язык!

Они медленно двинулись в обход кладбища, стараясь не касаться мокрых кустов и ветвей деревьев. Трава в лесу тоже была мокрая от дождя, но не очень высокая, и сапоги пока выручали.

– Русскому языку на самом деле более ста тысяч лет, – продолжала Валерия. – Я имею в виду корневую систему. Именно от древнерусского спустя тысячелетия образовались санскрит, протославянские и протоиндийские диалекты, а многие другие языки испытали на себе его влияние. Вот нам всю жизнь твердили: татаро-монгольское иго, татаро-монгольское иго, подразумевая, что Русь пребывала в многосотлетнем рабстве, не имея своей культуры, своей письменности. Какая чушь! Не было никакого татаро-монгольского ига! Иго вообще с древнеславянского – «правление»! Понимаешь? Слова «войско» и «воин» не являются исконно русскими, они церковнославянские и введены в обиход в семнадцатом веке вместо слов «орда» и «ордынец». До насильственного крещения Русь была не языческой, а ведической или, скорее, вестической, она жила согласно традициям Весты, не религии, а древнейшей системы универсального знания. Русь была Великой империей, а нам навязали взгляды немецких историков о якобы рабском прошлом России, о рабских душах ее народа.

Валерия возмущенно фыркнула.

Они вышли к поляне с поваленными к центру деревьями. Валерия кинула беглый взгляд на поляну, но мысли ее были далеко отсюда.

– Знаешь, каким образом легче всего уничтожить истинную память о прошлом? Надо просто изменить письменность. Важнейшим диверсионным актом Рюриковичей, этой банды варягов, сумевших захватить трон русско-ордынской власти, было изменение древнерусской письменности. На смену глаголице, праславянскому письму пришла кириллица, и уже через два поколения никто не смог прочитать правду о прошлом Руси, кроме единиц, ученых-историков, знавших древние языки. Только кто их слушал? Массам было внушено то, что они должны были помнить.

– Но кириллица… я считал, что…

– Что у нас до Кирилла и Мефодия не было своей письменности? Была! Древнерусская Всесвятская грамота имела сто сорок семь букв! А глаголица сохранила лишь тридцать девять, из которых складывались всего лишь обычные слова, касающиеся повседневной жизни.

– Я не знал…

– Вот видишь, и ты человек массы, в подсознание которого загнана искаженная информация о нашем прошлом. Как оказалось, изменение письменности и сокращение числа букв – надежнейший инструмент стирания исторической памяти любого народа, примитивизации языка и мировоззрения. А ведь русский язык – это естественный язык природы, язык, которым мы творили этот мир. Он старше всех языков, в том числе греческого и финикийского, этрусского и санскрита, арабского и критского, и стоит на уровне первооснов бытия. Вообще русская азбука древнейшая из возможных и по большому счету шире, чем азбука. Это учение о целостности Мироздания!

Антон пытливо взглянул на разрумянившееся лицо Валерии, заинтересованный ее горячностью и увлеченностью. Она заметила взгляд, виновато улыбнулась.

– Извини, я привыкла спорить с ортодоксами и спокойно о нашем прошлом говорить не могу. – Валерия ковырнула носком сапога рыже-черный дерн поляны, почти сухой, несмотря на прошедший дождь. – Странное все же место, верно?

– Правда, – согласился Антон. – Здесь все странное: земля, вода, воздух… кладбище… Я все время ощущаю на себе чей-то взгляд и никак не могу определить, кому он принадлежит. Одно знаю точно: это взгляд не человека и не зверя.

Валерия оглянулась по сторонам, зябко передернула плечами.

– Да, мне тоже чудится какой-то странный ток воздуха, будто вокруг танцуют электрические привидения. Может, вокруг поляны, где когда-то нечистая сила справляла «свадьбу», до сих пор нарушен естественный природный фон? Пошли обратно в лагерь.

Они повернули назад, в лес, где стало значительно темнее: неотвратимо наступал вечер, хотя небо уже почти очистилось от туч. Еще больше похолодало.

– Как ты думаешь, – негромко сказала Валерия, стараясь держаться поближе к Антону, – случайно или нет появление милиции в такой глуши?

– Уверен, что не случайно, – отозвался Антон, беря женщину за руку. – Она не контролирует все побережье озера, никаких сил не хватит, милиционерам кто-то сообщил о нашем появлении, но они не знали, что с нами Юрий Дмитриевич, то есть представитель спецслужбы, иначе действовали бы по-другому.

– Как?

– По-другому, – уклонился от ответа Антон, зная, как действуют спецназовцы при малейшем сопротивлении силам правопорядка.

Они пересекли кладбище, остановились у почерневшего от времени креста с выщербленными полуотбитыми концами, верхний из которых действительно имел форму фаллоса.

– Понимаешь, я… – начала Валерия и вдруг отшатнулась с тихим вскриком: – Змея!..

Антон увидел пресмыкающееся чуть позже, застыл, глядя на выглядывающую из травы голову гигантской змеи, похожей на голову щитомордника с бусинами глаз. Но у этой твари голова была гораздо длинней и в миниатюре очень смахивала на крокодилью.

– Тише! Замри! Не двигайся, что бы ни происходило!..

Змея стала вырастать, подниматься над травой, будто из земли ее выталкивал поршень, медленно повернула голову к Антону и снова обратила свой взор на Валерию. Громов так же медленно достал из чехла на поясе нож, приготовился метнуть его в крокодиловидного щитомордника и внезапно заметил слева головы еще двух змей. Ощущение взгляда в спину усилилось, обострившийся слух уловил шуршание змеиных тел не только слева, но и сзади, со всех сторон, и Антон понял, что его интуиция не зря давно подавала сигналы, уловив изменение биоэнергетических потенциалов леса. Вывод был ясен: сработала еще одна «магическая мина» здешних мест, инициировав нападение змей на пришельцев.

– Спокойно! – быстро сказал Антон одними губами. – Это герпетоатака! Как только я расправлюсь с этой королевской гадюкой, беги что есть сил к лагерю. Я за тобой.

Он подождал несколько мгновений, настраивая организм на переход в пустоту, и резко махнул левой рукой перед мордой змеи, а когда она нырнула вперед, реагируя на движение, одним ударом ножа отсек ей голову.

– Беги!

Валерия сорвалась с места, вскрикнула, наступая на упругое змеиное тело, продралась сквозь кусты и исчезла. Антон метнулся за ней, но вынужден был задержаться. Во-первых, для того, чтобы отбить атаку еще двух пятнисто-пестрых тварей, а во-вторых, он случайно задел тот самый крест, у которого затаилась великанская змея с крокодиловидной мордой, и тот со скрипом отъехал в сторону, открывая зев какой-то пещеры в земле.

Антон увидел ступеньки, уходившие в темноту, нагнулся. В нос шибануло странными запахами, среди которых присутствовали и знакомые: запахи тления, ржавого железа, сгоревшего пороха и пластика. Это явно был вход в подземный склеп какого-то древнего властителя либо монашеский схрон, его следовало разведать, но змеи продолжали ползти со всех сторон, и Антон поспешил покинуть это змеиное гнездо.

В лагерь он прибежал всего на полминуты позже Валерии, вокруг которой уже собрались встревоженные члены экспедиции.

– Вы можете толком рассказать, что у вас опять случилось? – хмуро обратился к нему Гнедич. – Где вы умудрились найти змей?

– Их там десятка три, если не больше, – сухо ответил Антон, понимая взгляд подполковника и его подчеркнутое «у вас». – И все они ползут сюда. Скорее всего это спровоцированное кем-то нападение, надо либо садиться в лодки и пережидать на воде, пока оно не закончится, либо забираться в палатки. Но я не уверен, что палатки выдержат.

– Что за чушь, Гром? – недовольно-скептически пробурчал Серафим. – Откуда на острове столько змей?

И в этот момент Анжелика взвизгнула:

– Вот они!

Гнедич и Тымко вздрогнули, оглядываясь, и попятились. Из-за стены кустарника на поляну выползали змеи, и было их столько, что за телами не было видно земли. Этот шипяще-скрипучий вал покатился к палаткам и костру, сметая все на своем пути, и остановить его не смог бы, наверное, и напалм.

– К лодкам! – бросил Юрий Дмитриевич.

– Но у нас есть ружья… – заколебался Тымко, – отстреляемся.

– Не стоит поднимать шум на всю округу, переполошим все близлежащие деревни. К тому же на всех змей не хватит боеприпасов.

Они отступили к воде, где тоже появились змеи, сбросили с лодок две-три заползших туда гадюки и отплыли, глядя, как на берег вываливается пестрая груда змеиных тел.

– Ужас! – прошептала Анжелика, хватаясь за Валерию.

– Ничего, они нас уже не достанут, – успокоила та испуганную подругу.

Однако змеи умели плавать, они лезли в воду и плыли, извиваясь, за лодками, поэтому пришлось браться за весла и отплывать все дальше и дальше, сначала к противоположному берегу бухточки, потом в протоку и еще дальше, в озеро Ильмень.

Атака змей закончилась лишь через час, когда окончательно стемнело, но и после этого ошеломленные проявлением столь откровенной змеиной агрессии путешественники не сразу двинулись назад. В лагерь они попали в одиннадцатом часу, обнаружив потухший костер, поваленные палатки и разбросанные вещи. Хозяйство экспедиции, к счастью, оказалось нетронутым.

Разожгли костер, заготовили факелы, молча принялись наводить порядок, пугливо вглядываясь в темноту, тыкая факелами в каждую подозрительную тень. Однако змеи ушли, и в конце концов путешественники успокоились. Женщины начали готовить ужин, мужчины вооружились и тоже подошли к костру. Илья все не возвращался, и это уже начинало всех тревожить, особенно Антона, давно прислушивающегося к пустоте и ощущавшего какие-то подозрительные энергетические «шорохи».

Рассказав о находке подземного склепа на кладбище, он предупредил Юрия Дмитриевича, что прогуляется по лесу в направлении деревни Войцы, куда ушел Илья, и растворился в темноте леса, не пожелав выслушать возражения семьи Гнедичей.

Подполковник отговаривал его по той причине, что был городским человеком, леса не знал и подспудно ему не доверял. Валерия же, естественно, опасалась отпускать Громова по другим причинам, переживая за его жизнь. Антон ее понял, и был благодарен за те чувства, которые просматривались за ее словами, но руководствовался всегда не внешними, а внутренними установками, и не жалел об этом. К тому же он был человеком природы, лес знал и любил, чувствовал его биополя и не боялся темноты.