Буй-Тур

Сон был неглубок и неприятен: Гордей никак не мог найти свои трусы и вынужден был прикрываться от прохожих подолом тельняшки. Затем он оказался в каком-то здании с длинными коридорами; это было общежитие военного городка, и Гордей никак не мог вспомнить номер своей комнаты, дергал за ручки дверей и с ужасом представлял, что сейчас его в таком виде – тельняшка и больше ничего! – застанет командир части и отправит на «губу»…

Чем закончилось хождение по бесконечным темным коридорам, Гордей так и не узнал, он проснулся. Привычно прикинул время пробуждения, потом глянул на часы: пять минут седьмого. Будильник организма отставал от жизни, но не на много, как раз на пять минут. Что ж, его можно понять, время в камере движется с другой скоростью, нежели на воле.

Он полежал на топчане, прикрытом тонким и жестким тюфяком. Вспомнил сон. Неизвестно, чем был навеян этот сон, однако он почти в точности соответствовал ситуации, случившейся с другом детства Гордея, Толиком Шкодиным. Тот учился в Брянском машиностроительном институте, жил в общаге и однажды, выйдя ночью из комнаты по малой нужде, после обильного потребления алкогольных напитков, забыл номер комнаты и долго скитался по этажам общежития в одних трусах…

Гордей невольно улыбнулся, припомнив этот случай, покачал головой. В его положении скитания по коридорам исключались принципиально, ибо находился он на базе ППП в Благоеве, располагавшейся на территории профилактория Минобороны, в отдельном «номере», переоборудованном под камеру предварительного заключения. Буй-Туру даже в голову не приходило, что на базе есть такие «комфортные апартаменты», предназначенные для содержания под стражей людей. Узнал он об этом только по прибытии на базу, после того, как за ним пришли угрюмые сотрудники службы охраны ППП, посланные воеводой.

Без лишних слов полковника поместили в камеру, и с тех пор прошли сутки, но никто к нему так и не пришел, чтобы объясниться, если не считать тюремного сторожа, трижды приносившего еду и питье.

Впрочем, Гордей не испытывал особых тревог, не считая себя виноватым в каких-то грехах. Единственным прегрешением, в котором его могли обвинить, было, по его мнению, решение отпустить костромского учителя физкультуры Данилина, но и оно имело вполне веские основания. Доказательств вины учителя Гордею так и не представили. К своему же нынешнему положению он относился философски, веря, что темная полоса в его судьбе в конце концов минует. А если нет – значит, он того заслужил. Хотя не сделал ни одной ошибки, ни одного неверного шага, за который было бы стыдно. Он честно принял принципы и законы жизни Русского национального ордена и осознал важность деятельности службы ППП.

Первым его заданием было «хирургическое лечение» фашиствующих русских националов из Нацединства, щеголявших в нацистской форме со свастикой. Управляли этой организацией явные провокаторы, поставившие целью измазать грязью, дискредитировать русское национальное движение и потому организовывающие погромы, побоища и преследование инакомыслящих. Именно их группа Гордея и ликвидировала, дав тем самым возможность оставшимся в живых «здоровым» лидерам движения осознать свое настоящее предназначение и поставить истинно значимые цели, такие, как величие России.

После скинхедов Буй-Туру поручили несколько «мелких» дел: изувечить отца четырехлетней дочери, которую тот садистски мучил в отсутствие матери (суд его оправдал, так как отец оказался высокопоставленным чиновником и имел большие связи); крепко «поучить» хакера-вирусоконструктора, из-за которого в Челябинске в лютые зимние морозы «полетели» компьютеры, обслуживающие энергохозяйство города, и были отключены от отопления больницы и родильные дома (в результате от холода погибли несколько человек, в том числе – дети); наказать сотрудников вневедомственной охраны, разъезжавших по Москве на машине ОВО и собирающих мзду с иногородних (возле метро «Пролетарская» они остановили старика-азербайджанца и после ссоры убили на пустыре); наказать двух молодых наркоманов, убивающих ломиками женщин с целью ограбления (наркоманы успели убить восемь несчастных женщин, но в тюрьму их не посадили, отправили на лечение, и Буй-Тур с подчиненными с особым старанием исполнил приговор ППП – отрубил обоим правые руки).

Потом были другие задания: группа «мочила» всех, кто смог подкупить прокуроров и судей и уйти от возмездия за совершенные преступления. Особенно Буй-Тур не щадил именно эту категорию нелюдей, а также работников правоохранительных органов, пошедших на сговор с преступниками. Их он убивал жестоко! Но и в этом винить его было трудно. Слишком многих потерял этот человек, слишком много пережил, и душа его почти умерла, покрылась панцирем ненависти к отморозкам и бандитам, а также к их пособникам. Излечить эту ненависть могло только время. Или любовь. Но женщины, способной разбудить сердце и душу Буй-Тура, он пока не встретил. Хотя кое-какие подвижки в тлеющей под слоем гнева, презрения и цинизма душе уже были налицо: учителя Данилина Гордей просто пожалел, хотя мог бы и не разбираться в ситуации, а просто выполнить приказ начальства. И вот теперь ему представилась возможность разобраться в своих чувствах, мыслях и отношениях с начальством и самим собой, чтобы потом спросить с себя по полной программе: готов ли он и дальше беспрекословно выполнять задания князя или позволить себе прежде думать, а потом выполнять.

«Интересно, что они мне сделают? – подумал Гордей. – Понизят в звании? Переведут в группу рядовым? Объявят выговор? С занесением в брюшную полость…»

Буй-Тур усмехнулся: ладно, посмотрим. Еще не вечер. Как известно, безвыходных положений не бывает. В крайнем случае можно будет уволиться из рядов ППП по собственному желанию. Или не по собственному. Если такое положение предусмотрено кодексом ордена. Но казнить людей без разбора, без доказательств их вины он не станет.

Незаметно он уснул и проспал почти до обеда. Проснулся от металлического позвякивания.

У двери камеры послышалась возня, заскрежетал ключ в замке. Дверь распахнулась, и в камеру вошли двое: высокий мужчина с волевым, тщательно выбритым лицом и холодными, стального цвета глазами, с рыжей шевелюрой, и парень чуть ли не вдвое ниже его, коренастый, с тяжелыми плечами борца-профессионала. Судя по отсутствию мысли на его плоском лице с монголоидными чертами, он был телохранителем рыжеволосого. Вслед за ними в камере появился еще один визитер – воевода Спирин.

– Здрасьте, – сел на топчане Буй-Тур, широко повел рукой. – Располагайтесь поудобнее, гости дорогие, будьте как дома.

– Знакомьтесь, Гордей Миронович, – сказал Спирин извиняющимся тоном. – Это Алексей Харлампиевич, князь улуса национального возрождения, отвечает за работу ППП.

Буй-Тур помедлил, но поднялся, кинул подбородок на грудь.

– Полковник Буй-Тур, командир группы «Сокол».

– Уже не полковник и не командир, – густым красивым баритоном произнес князь, разглядывая лицо Гордея так, будто собирался дать ему пощечину.

– Вот как? – поднял брови Буй-Тур. – Это за что же мне такая немилость? Неужели проштрафился по-крупному?

Воевода отвернулся. Было видно, что он чувствует себя не в своей тарелке.

– Вы прекрасно знаете причины этой, так сказать, «немилости», – продолжал князь брезгливым тоном. – Вы не выполнили задание, а неповиновение иерархам у нас карается строго.

– В штрафбат сошлете? – полюбопытствовал Буй-Тур. – Чтобы я кровью искупил вину?

– Понадобится – будете искупать вину кровью, – кивнул Алексей Харлампиевич. – Не хорохорьтесь, полковник, вы не в том положении, чтобы вести себя вызывающе.

– Значит, я еще полковник?

– Вы понижены в звании до лейтенанта и переведены в группу «Росомаха», базирующуюся в Западной Сибири. Профессионалы вашего уровня нужны и там.

– Очень приятно. Я думал, вы разжалуете меня в рядовые. Лейтенант – это настоящий подарок. Однажды меня уже разжаловали, так что мне не привыкать. А если я откажусь переводиться в Западную Сибирь?

– Тогда судьба ваша будет незавидной. Но я пришел не за тем, чтобы пикироваться с вами и выслушивать детский лепет. У меня к вам два вопроса. Первый: это вы предупредили Данилина?

– Кого? – сделал удивленный вид Буй-Тур.

– Учителя физкультуры из Костромы, которого вы должны были тихо убрать.

– В последний раз я видел его два дня назад. Этот парень не имеет никакого отношения к криминалу. Он не виновен.

– Не вам судить, какова степень его вины. Этот человек украл материалы убитого ученого Федорова и собирается сбежать с ними за границу.

– Чушь собачья! – махнул рукой Буй-Тур. – Он не похож на вора и тем более предателя Родины. Никаких материалов Федорова у него нет.

– Откуда вам это известно?

Буй-Тур пожал плечами, вспоминая беседу с Данилиным.

– Мы обыскали его… – Это была полуправда, но правду князю говорить почему-то не хотелось. – Ни рукописей, ни дискет, ни дисков – ничего.

– Он их спрятал.

– Я допросил его. Говорю же – он вполне нормальный и вменяемый человек и не помышляет ни о каком бегстве за границу. Вы бы лучше послали в Кострому наших контрразведчиков, пусть разберутся, кому, кроме нас, понадобилось Данилина «замочить». Выяснили, откуда у киллеров удостоверения ФСБ? И что означает значок в форме масонского глаза?

Князь и воевода посмотрели друг на друга.

– Разбираемся, – сказал Михаил Константинович, отводя глаза.

– Это не ваше дело, – сказал князь.

– Ошибаетесь, мое! – твердо заявил Буй-Тур. – Вы шьете мне дело, в котором я не виноват. Дайте железные доказательства вины учителя – и завтра же он исчезнет! Если же доказательств нет…

– Данилин час назад ликвидировал группу «Барс», – мрачно проговорил воевода, не глядя на Буй-Тура. – Мы объявили его в розыск.

– Что?! – не поверил ушам Гордей. – Он «замочил» всю группу?! Значит, вы все-таки послали за ним чистильщиков? Поздравляю!

– Я не имею к этому отношения, – отвернулся Спирин.

– Группа подчинялась мне, – поморщился князь, – хотя это не имеет никакого значения. Данилин – убийца и должен быть наказан в соответствии с нашими законами.

Буй-Тур покачал головой.

– Вы сделали роковую ошибку, уважаемый Алексей Харлампиевич. Данилина нужно было переманить на свою сторону, а не начинать с ним войну. Он суперпрофессионал, и у вас теперь будет большой геморрой с его вербовкой.

– Никто не собирается его вербовать. Он будет ликвидирован в ближайшее время.

– Ну-ну, – скептически скривил губы Гордей. – Не завидую тем, кто будет его выслеживать и ловить. Недаром говорится: бойся гнева терпеливого человека. Данилин как раз из терпеливых, но у него убили друга, жену друга, хозяйку квартиры, заменившую ему мать. Кроме того, он будет защищать любимую женщину, так что потерь вам никак не избежать. Еще раз утверждаю: он не тот, за кого вы его принимаете, у вас неверные сведения. Советую побыстрей разобраться с этим и завербовать Данилина на нашу сторону. Возможность еще есть.

– Свое мнение держите при себе, полк… э-э, лейтенант! Решать буду я, вы же будете исполнять приказы. Или…

– Или вы меня ликвиднете? – ухмыльнулся Буй-Тур. – Без суда и следствия? Хорош орден, нечего сказать! Я считал, что служу Отечеству, а оказывается – бандитам!

– Выбирайте выражения, Гордей Миронович, – хмуро пробормотал Спирин.

Похожий на монгола спутник князя двинулся к Буй-Туру, но тот наставил на него палец и с расстановкой сказал:

– Стой, где стоишь, чингисхан! Будешь потом зубы по всей камере собирать!

– Тенгиз! – отрицательно качнул головой князь.

Монгол отступил.

– У вас ко мне все, господа-товарищи? – поинтересовался Буй-Тур. – Надеюсь, я вас не шибко разочаровал? Прошу учесть на будущее: если вы хотите работать со мной и дальше, будьте добры уважать мое мнение. Это раз. Два: «замочить» человека не проблема. Я злой, но не настолько, чтобы работать обыкновенным киллером.

Князь смерил Буй-Тура нехорошим взглядом, повернулся к нему спиной.

– Доставьте его ко мне, Михаил Константинович.

– Может быть, я с ним побеседую? – проворчал воевода, выходя следом за иерархом ордена.

– Я сам с ним побеседую, – донеслось из коридора. – Перевезите его в мою резиденцию в Серебряном… впрочем, я пришлю за ним своих людей.

Дверь камеры закрылась, отрезая голоса удалявшихся визитеров.

Буй-Тур сплюнул, глубокомысленно почесал за ухом.

– Кажется, мы серьезно влипши, полковник… то бишь лейтенант. Как бы нам не сделали верхнее обрезание… Или не стоит унывать? В конце концов, можно и в лейтенантах походить какое-то время, и даже рядовым. Не впервой. Как говорил поэт: «Это даже хорошо, что пока нам плохо».

Гордей усмехнулся, походил по камере, успокаиваясь, и лег на топчан. Через несколько минут он уже спал. А еще через час к нему пришел воевода Спирин.

– Что, уже? – подхватился Буй-Тур. – За мной пришли?

– Едут, – сказал Михаил Константинович.

– Зачем же вы меня разбудили? Я мог бы еще покемарить полчаса.

Воевода помедлил.

– Я был против вашего ареста…

Гордей усмехнулся.

– Разве это меняет ситуацию? Вы же знаете, что я прав.

– Знаю.

– Тогда до свидания, Михаил Константинович. – Буй-Тур улегся на свою твердую кровать. – С вашего позволения, я еще подремлю чуток.

– Пойдемте, Гордей Миронович.

– Куда?

– Я вас выведу.

Гордей сел, с интересом глянул на морщинистое неподвижное лицо воеводы.

– Это как понимать?

– Боюсь, князь вынашивает какие-то далеко идущие планы, а вы этими планами не предусмотрены. Точнее – мешаете ему. Думаю, вам лучше с ним не встречаться.

Буй-Тур покачал головой.

– Это будет выглядеть как признание вины, а я ни в чем не виноват.

– Я попытаюсь разобраться с ситуацией в Костроме и доложить об этом князю Родареву. После этого можно будет выйти на Пресветлого и обсудить проблему. Но вы должны дать мне слово, что по первому же требованию…

Буй-Тур прервал его жестом.

– Я не буду давать слова. Возможно, вы правы, но я не привык бегать от опасности, прятаться за чужие спины и ждать помилования. Пусть все остается так, как есть.

– Вы делаете ошибку, полковник.

– Уже лейтенант.

– Алексей Харлампиевич не прощает неповиновения. Вы в очень большой опасности. Уходите, пока есть возможность.

– Но тогда в опасности окажетесь вы.

– Я как-нибудь оправдаюсь, – раздвинул сухие губы в улыбке Михаил Константинович. – Меня он не посмеет обвинить в предательстве интересов ордена, я работаю на этом посту дольше, чем он на своем. Уходите, дружище.

Где-то в коридоре послышались голоса. Буй-Тур прислушался, развел руками.

– Кажется, уже поздно, это за мной.

– Они не посмеют, здесь я хозяин!

– Не беспокойтесь за меня, – улыбнулся Гордей. – Мне нечего терять, и я смогу за себя постоять. Спасибо за предупреждение и добрые слова.

Дверь распахнулась, в камеру вошли трое: давешний монгол по имени Тенгиз, что сопровождал князя, низкорослый, широкоплечий, равнодушный ко всему на свете, и две атлетически сложенные девицы в камуфляж-форме; у одной были светлые волосы, коротко стриженные, у другой черные. В ушах обеих красовались черные сережки в виде крестов.

– Кто вас впустил? – нахмурился Спирин, выпрямляясь.

– Нам не требуется ничье разрешение, – небрежно отрезала одна из девиц, светловолосая и грудастая. – Мы пришли за вашим зэком. – Она посмотрела на Буй-Тура. – Пошли, олень. Руки за спину!

Буй-Тур и воевода переглянулись.

– А повежливей нельзя? – осведомился Гордей. – Я как-никак бывший полковник…

В следующее мгновение девица ударила его в лицо, да так быстро и сильно, что он не успел отреагировать. Отлетел к топчану, с трудом удержался на ногах.

– Отставить! – скрежетнул голосом воевода. – Вы с ума сошли?! Кто учил вас так обращаться с подследственными?!

– Не вмешивайся, старик, – оскалилась вторая девица. – Ты нам не указ. Выходи, ублюдок, и не дергайся, не то руки-ноги поломаем.

– Вот, бля! – Гордей озабоченно потрогал рассеченную губу, посмотрел на кровь на пальце. – Кажется, вы были правы, Михаил Константинович. Князь – человек дела и своих убеждений не меняет. Вот только слуг своих распустил, это политически неправильно. – Он посмотрел на грудастую. – Еще раз посмеешь поднять на меня руку – поставлю в угол и выпорю, не посмотрю, что ты баба.

– Я сказала – иди! – Грудастая ударила Буй-Тура ногой и тут же кулаком в лицо.

Однако он уже был готов к действию и ответил в своем излюбленном стиле – не уходя от ударов, но и не доводя их силу до порога болевого шока, самортизировал, то есть как бы «поймал» телом удары, а затем ответил. Девица с воплем удивления и боли отлетела в угол камеры, схватилась за нос: удар Буй-Тура не сломал его, но был достаточно сильным, чтобы из глаз девицы брызнули слезы.

– Ах ты, пидор! – бросилась на Гордея вторая девица… и тоже отлетела в сторону, задохнувшись от боли в животе.

Монгол-телохранитель князя шагнул было вперед, сунув руку под борт пиджака, и воевода закрыл Гордея грудью:

– Прекратите! Еще одно движение – и живыми вы отсюда не уйдете!

– Прочь с дороги!

– Уйми старика! – прохрипела грудастая, также сунув руку за пазуху и доставая пистолет. – Я из этого пидора «петуха» сейчас сделаю!

– Вот теперь пора! – кивнул сам себе Буй-Тур и прыгнул к черноволосой, толкнул ее на Тенгиза, а когда девица и монгол упали от столкновения, едва не сбив с ног светловолосую с пистолетом, прыгнул к ней и одним ударом сломал руку, держащую пистолет.

Вопль боли, затем еще один: кулак Буй-Тура впечатался в ухо второй девице, и утробный крик-выдох – это второй кулак Гордея угодил в пах монголу. Все три конвоира, присланные князем за пленником, оказались на полу.

Буй-Тур посмотрел на них черными глазами, пососал содранные костяшки пальцев, поднял выпавший пистолет.

– Как поется в песне: мальчик в деревне нашел пулемет, больше в деревне никто не живет.

– Э-э… – вышел из столбняка воевода.

– Пойдемте, Михаил Константинович, – сказал Буй-Тур. – Я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением. Можете потом сказать князю, что я освободился силой, без вашего участия. Что вполне соответствует истине.

Светловолосая девица, присевшая на корточки от боли, прижала сломанную в запястье руку к груди, попыталась ударить Буй-Тура головой в живот. Он без жалости опустил ей на голову рукоять пистолета. Посмотрел на пистолет.

– Надо же – неизменно превосходный результат, как утверждает реклама… м-да. Не стоило вам, леди, обращаться так грубо с полковником спецназа, даже бывшим. Я на своем веку повидал немало таких вот крутых баб, и все они кончили плохо.

– Ублюдок! – прошипела светловолосая. – Я тебя из-под земли…

Буй-Тур поднял пистолет. Выстрелил.

Пуля звучно пробила деревянную ножку топчана.

Девица отшатнулась, широко раскрывая глаза, побледнела.

– В следующий раз я тебя не пожалею, сука! Даже если ты любовница князя!

Повернувшись, Гордей вышел из камеры в коридор.

Воевода догнал его на лестнице.

– Хочу извиниться, Гордей Миронович…

– Не стоит, – сквозь зубы процедил Буй-Тур. – Если бы я знал, что ордену служат такие засранцы… вас я не имею в виду.

– Это нетипичная ситуация. С приходом нового князя мне самому многое перестало нравиться. Но уверяю вас, полковник, мы разберемся.

Они поднялись на первый этаж второго – хозяйственного – корпуса, встретили двух мощного телосложения парней в синей форме федеральной службы охраны.

– Выпроводите гостей из подвала, – хмуро распорядился Михаил Константинович. – Кто их пропустил?

– Они показали «корочки», – виновато шмыгнул носом один из охранников. – Сказали, что по приказу директора…

– Впредь без моего приказа никого на территорию профилактория не пускать!

– Слушаюсь, Михаил Константинович.

Вышли в вестибюль.

– Что вы собираетесь делать дальше, Гордей Миронович? – Воевода вдруг заметил, что Буй-Тур одет не по-зимнему. – Подождите, я принесу вашу одежду. – Он включил мобильник. – Вадим, принеси во второй корпус куртку полковника.

– Еще не знаю, – ответил Гордей на вопрос. – Но при такой постановке дела служить под началом князя не хочу.

– Мы наведем порядок…

– Вот когда наведете, тогда и поговорим. Телефон вы мой знаете.

– Вы мой тоже. Звоните, если понадоблюсь. И еще раз прошу не держать зла на всю службу и на меня лично.

Прибежал ординарец воеводы с полушубком Буй-Тура и шапкой. Все трое вышли из здания в хмурый – небо затянуто тучами – зимний день.

– Могу подбросить вас куда захотите.

– Не стоит, сам доберусь. – Взгляд Буй-Тура задержался на черном мерседесовском джипе. – Чей это БТР? Не команды князя, случайно?

– Да, они на нем приехали, – подтвердил Вадим.

– Пожалуй, я его реквизирую на время.

– Но… – начал было ординарец.

– Забирайте, – махнул рукой Михаил Константинович. – Пусть это будет им уроком.

Буй-Тур подошел к джипу, постучал в дверцу. Водитель приспустил затемненное стекло дверцы.

– Выходи.

– Чего?!

– Выходи, дело есть.

– Я подчиняюсь только…

Буй-Тур дернул за ручку дверцы, цапнул водителя за плечо и одним рывком выдернул из кабины. Водитель – невысокий, чернявый, с усиками, бросился было на обидчика и замер, увидев направленный на него ствол пистолета.

– Всем лечь на снег! – скопировал Буй-Тур стандартную сцену из боевика. – Это ограбление, изнасилование и побег! Ну?!

Водитель упал на заснеженную площадку автостоянки.

Воевода усмехнулся.

– Доброго пути, полковник. Надеюсь, еще увидимся. В более подобающей обстановке.

Буй-Тур залез в кабину джипа, дал газ. «Мерседес» с темными стеклами и крутым номером: А333АА-97, – умчался к воротам профилактория, взвихрив снежную пыль.

Из двери входа в хозяйственный корпус выскочили девицы и монгол-телохранитель князя.

– Где он?!

Водитель, вскочивший с земли, весь в снегу, молча показал на оседавшую снежную пелену.

– Ну, вы ответите! – прошипела светловолосая, кусая губы.

– Отвечу, – равнодушно сказал Михаил Константинович. – Убирайтесь отсюда, и побыстрей! – Он посмотрел на выглянувших из дверей охранников. – Проводите их, парни.

Визитеры поплелись к воротам профилактория.

Уже выехав на Новорижскую трассу, Буй-Тур позвонил Олегу:

– Привет, лейтенант. Ты где?

– А вы где, командир? – отозвался обрадованный Олег.

– Еду в Москву. Мне понадобится твоя помощь.

– Я сейчас в казарме, на базе, под негласным арестом: запретили покидать территорию базы, грозят перевести в другое подразделение. Но в случае надобности могу слинять.

– Дуй в Беляево, часа через два встретимся у «Макдоналдса» на Обручева, рядом с заправкой.

– Ребят брать с собой?

– Не надо пока, просто предупреди, чтобы держали ухо востро. Не нравится мне позиция начальства.

– Понял. Что вы намечаете?

– Поеду в Кострому.

– Зачем?

– Одному хорошему человеку помочь надо.

– Случайно, не учителю физкультуры?

– Догадливый.

Олег помолчал.

– Почему вы это делаете, командир?

Буй-Тур усмехнулся.

– Хочу понять, тварь я дрожащая или право имею. Ты, кстати, можешь отказаться.

– Еду, – отозвался Олег без колебаний.

Буй-Тур, продолжая улыбаться, спрятал мобильник и увеличил скорость.

Ни один пост ГАИ его джип не остановил.