Глава 8
Попаданцы

После очередного прыжка через пространство к неведомой эллиптической галактике Лилия почувствовала некоторое пресыщение звёздными пейзажами, о чём не преминула сообщить Игнату.

– Если мы не увидим экзоты, полетим домой. Я устала.

– Ну ещё чуть-чуть, – взмолился он. – Я и так изо всех сил стараюсь договориться с инком «червивого» метро, но он понимает нас с пятого на десятое. То отправляет куда надо, то совсем в другую сторону. Попробуем ещё разок?

– А если нас снова вынесет не туда?

– Вернёмся, – клятвенно пообещал он.

Девушка повернула голову, глядя на оранжево-красную стену огня перед носом модуля.

Это была звезда. Но звезда гигантская, превышающая размером не только Солнце, но и всю Солнечную систему! Её диаметр составлял сто двадцать миллиардов километров, что равнялось световой неделе, а светимость достигала десяти в шестидесятой степени эрг!

В какой галактике она располагалась, сказать было трудно, Игнат просил «червивый» компьютер перенести их подальше от Солнца, к экзоту под названием Великий Океан, однако метро хоть и отправило путешественников на край света, но не к Океану, а к этой звезде, доживающей свой век вдали от заселённых людьми областей Млечного Пути.

Безусловно, звезда была интересна, а её размеры потрясали. Но Лилия была права. Им хотелось побывать возле более необычных объектов, таких как Великая Пустота, Великая Стена или Великий Океан. А метро Угаага упорно переносило землян к артефактам с «обычной» физикой, законы которой не отличались от законов физики «земной».

В общей сложности количество прыжков достигло десяти.

Им удалось полюбоваться и квазаром, располагавшимся где-то «на задворках» родной Метавселенной, на расстоянии больше двенадцати миллиардов световых лет от Солнечной системы. Правда, размеры и яркость квазизвёздного источника, представлявшего собой гигантскую чёрную дыру в окружении падающих на неё потоков газа, не позволяли смотреть на него с близкого расстояния, – терминал «червивого» метро находился от него в паре световых лет, и то гигантские ощутимо плотные световые потоки выжигали вокруг всё живое!

Потом катер вынырнул над центром безумно красивой галактики, похожей на бабочку, чуть позже – над шаровым звёздным скоплением такой безупречной формы, что Игнат созерцал его очень долго, больше часа, пока Лилия не потянула его за рукав.

Он очнулся и пообещал сохранить витейр – они и сами снимали пейзажи на инкомы, и киб-пилот модуля вёл запись – и сделать на его базе эмо-композицию.

Встретилась им один раз и планета-шатун, не принадлежащая никакой звезде. Такие планеты возникали на заре рождения Вселенной и, как правило, представляли собой огромные, размером с Юпитер и больше, газовые гиганты с твёрдым ядром либо неплотные снежно-ледяные, покрытые коркой пыли комки, лишённые атмосфер. По расчётам земных учёных, таких планет в Галактике насчитывалось больше сотни миллиардов. А сколько их бороздило космос между галактиками, трудно было представить.

Озарённая только светом звёзд близкого рассеянного скопления поверхность планеты-шатуна представляла собой причудливый ажурный, кружевной, ледяной фестон, невероятно сложный и красивый. По сути, это был кластер фракталов, сложенный изо льда и снега, переплетение гигантских снежинок и кристаллов, которое издали можно было принять за искусственные сооружения. Однако в отличие от подобного «живого фрактала» Орилоуха, встреченного землянами в космосе и представлявшего дом для «живых математических формул», какими являлись орилоуны, планета-шатун была творением естественных процессов. Черви Угаага оставили здесь свой терминал только потому, по мысли Лилии, что не чужды были необычной эстетике подобных образований. Хотя представить их созерцающими космические красоты Игнат не мог.

И ещё один интереснейший космический объект удалось увидеть путешественникам.

Вынырнув из «струны» метро внутри знакомой многогранной конструкции, собранной из ледяных глыб и засохших «червивых кишок», в черноте пространства вдали от звёздных скоплений, земляне увидели изумительной красоты перламутровое кольцо непонятных размеров, нечёткое, но геометрически правильное, похожее на колесо или пропеллер с тремя лопастями. Роль лопастей в этом пропеллере выполняли узкие светящиеся пучки не то газа, не то плазмы, широкие у обода и сужающиеся к центру. Но втулка у пропеллера отсутствовала, вместо неё был виден абсолютно чёрный зрачок, и Игнат первым догадался, что это такое.

– Чёрная дыра!

– Не может быть, – запротестовала Лилия. – Чёрные дыры не видны.

– Сами – да, не видны, но газ, падающий на них, разогревается до таких температур, что начинает светиться и становится видимым. Этот пропеллер и есть газ, падающий на чёрную дыру.

– В форме глаза?

– Газ вращается, а лопасти – джеты, выбросы наиболее нагретых пучков. Обычно их один-два, а тут три.

– Но чёрные дыры обычно располагаются в ядрах галактики и образуются после сжатия больших звёзд или масс газа.

– Возможно, мы видим одну из первичных чёрных дыр, прошедших через хвост галактики. Видишь левее слабую вуаль? А дальше, внизу, что-то вроде шлейфа. Чёрная дыра образовалась, попутешествовала в космосе, пронзила облако пыли и газа и обрела форму красивого пропеллера.

Лилия окинула взглядом светящийся «пропеллер» с чёрным зрачком вместо втулки.

– Она кажется такой маленькой…

– На самом деле до неё сотни миллиардов километров. Если бы Черви соорудили терминал близко, он мог бы упасть в дыру со временем.

Звезда-супергигант была последней в череде встреч с необычными объектами космоса, недоступными большинству землян.

– Итак, пробуем в последний раз пробиться к нашим экзотам? – уточнил Игнат, понимая, что подруге действительно нужен небольшой передых.

– Давай, – без энтузиазма согласилась Лилия. – Только что-то мы делаем не так.

– Что ты имеешь в виду?

– «Червивое» метро не должно исполнять наши пожелания.

– Почему?

– Потому что не рассчитано на транспортировку людей. Возможно, Черви и являются нашими предками в каком-то смысле, как считал дед, но не прямыми. Человек биологически намного сложнее. А главное, спектр его эмоций и социальная предназначенность отличны от «червивых». Значит, и мысленный спектр не совпадает с человеческим. Поэтому инк метро нас слышит, точнее, наши мысли, но понимает не всегда.

– Я и сам до этого дошёл – не понимает.

– Но не сделал выводы. Прежде чем мчаться куда-то, давай подумаем, чего нам не хватает, чтобы нас понимали.

Игнат потянулся к ней, чтобы обнять, но девушка отстранилась.

– Думай!

– Хорошо, давай размышлять вслух. Мы – не Черви.

– Очень верное замечание, – иронически заметила Лилия.

– Мы думаем головой, Черви – неизвестно чем.

– Мы тоже не всегда думаем головой.

– Ты мешаешь мне сосредоточиться, женщина.

– Как всегда, о мужчина.

– Кстати, а чем они и в самом деле думают? И думают ли вообще? Угаага – цивилизация «до разума», а если так, речь не идёт о каком-либо уме.

– Долго объяснять.

– Постарайся уложиться в пару фраз, а то я превращусь в соляной столб либо повредюсь умом. Или как правильно – поврежусь?

Лилия засмеялась.

– Ты невыносим!

– Ага, – радостно согласился он, довольный, что шутка слегка повысила настроение подруги. – Объясни, что такое, по-твоему, «доразумное» состояние материи.

– Разум по определению – социальная форма организации материи.

– В таком случае Черви и их предки – жуткие индивидуалы?

– Не перебивай, если хочешь, чтобы я уложилась в пару фраз. Существует универсальный критерий, однозначно определяющий степень развития материальных объектов в природе, – информационный. Информация хранится, передаётся и перерабатывается как определённая устойчивая характеристика на разных уровнях развития, но по-разному. Нами уже давно выведен глобальный закон самоорганизации, согласно которому максимальный уровень организации материи во Вселенной растёт со временем через последовательность качественно различных форм… ты слушаешь?

– Пытаюсь разобраться, – очнулся Игнат, – что мне доступно, а что нет. Если разум качественно выше «доразума», то какая форма организации была у иксоидов и гиперптеридов?

– Ограниченные во времени и пространстве подсистемы, обладающие досознательной психикой. Я считаю, что и Черви, и гиперптериды, и иксоиды представляли собой формы существования чистой от сознания психики.

– Не уразумел. Что значит – досознательная психика? Может, бессознательная? Да и какая психика может быть освобождена от сознания?

– Переживание, к примеру. Досознательная и есть чистая от мысленных процессов, не принадлежащая никакому «Я». Это наиболее древняя форма психики, которая сохранилась в том числе и на Земле – у животных.

– То есть Черви и их предки – животные? Ну или некая разновидность животных.

– Если сильно упрощать, то да, хотя носителями этой психики являются не только животные, но и эмбрионы человека, и новорождённые дети, и люди с врождённым недоразвитием коры головного мозга.

Игнат хохотнул.

– Значит, Черви – недоразвитые больные?

– Напрасно смеёшься, Угаага – недоразвитые дети – в психофизическом плане, Вселенную они постигали интуитивно.

– Пардон, извиняюсь.

– В нашем понимании разум – нечто единое, прорастающее сквозь каждого индивида, уходящее корнями в цивилизацию и её историю, в то время как «доразум» асоциален по природе. Каждый негуман из упомянутых тобой является носителем «собственной интуитивной цивилизации». Они похожи фенотипически и очень сильно разнятся гомозиготно по отношению к цели существования. Из-за этого, вполне может быть, и вели бесконечные войны.

– Но ведь как-то они договаривались? И не индивид с индивидом, а цивилизация с цивилизацией, иксоиды с гиперптеридами.

– Да, им каким-то образом удалось объединиться. Люди ведь тоже воюют друг с другом, но могут объединяться в союзы и федерации. Однако разум – и человечество как социальный его носитель – не предельная форма организации.

– Ангелоиды предельная?

– И не ангелоиды.

– Здрасьте, – удивился Игнат, – а кто?

– Вселенная в целом.

Он махнул рукой.

– Я был уверен, что ты так скажешь.

– Но это объективный вывод закона развития.

Игнат остановил Лилию поцелуем в губы.

– Я тебя понял, академик. Есть хочешь?

– Нет.

– Тогда приступаем к завершающему этапу нашего путешествия. Я понял, чего мы не учитываем при задаче курса. Черви Угаага не объединяли космос сетью метро. Они искали источники энергии, устанавливали сторожевые посты в местах выхода других Метавселенных внутри нашей и рыли ходы везде, где могли, не для всей своей цивилизации, а каждый для личной цели.

– О личности в их состоянии говорить не приходится.

– Всё равно в каком-то отношении каждый Червь был определённой личностью. Если моя гипотеза верна, мы с тобой путешествуем не в общей сети метро, а в одной из индивидуальных подсетей, созданных одним Червем.

Лилия удивлённо посмотрела на него.

– Если не брать в расчёт твой бред насчёт наличия личности у Червей, идея очень интересная. Но что из этого следует?

– Надо искать другой терминал, сотворённый другим Червем. Тогда наши возможности намного увеличатся.

– Не знаю, не уверена, надо думать. Да и как ты собираешься искать другие терминалы Червей?

– Вернёмся обратно на Луну… впрочем, это ничего не даст. Должен существовать узел пересадки, общий для всех линий.

– Почему должен?

– По любому Черви должны были контактировать друг с другом, а для этого они должны были соорудить станции для встреч или общие для всех стыковочные модули.

– Они сами себе модули.

– Не придирайся к словам. Вообще мне всё интересней становится «доразумная» жизнь. К примеру, как Черви, да и те, кто был до них, общались меж собой?

– Мысленно.

– А они мыслили? Может, тогда в чести была не мысль, а чистая рефлексная магия, объединяющая в себе все процессы, которые мы делим на части? – Игнат заметил тень скуки, мелькнувшую в глазах спутницы, и заторопился: – Ты мне прочитаешь лекцию, когда вернёмся. Пойду в ксенологию, хватит горбатиться на Службу безопасности. Предлагаю перед прыжком настроиться на общий стыковочный узел линий «червивого» метро. Не получится – вернёмся на Луну.

– Как ты себе представляешь этот узел?

Игнат почесал затылок.

– Как центр паутины.

– Очень наглядно, – скептически сложила губы Лилия.

– У тебя другой подход?

Она поправила волосы, не спеша отвечать.

– В конце концов, почему бы и нет? Вряд ли задатчик пути поймёт нас, поскольку не жил на Земле и не знает, что такое паутина, однако образ хороший, паутинки ведут к центру.

– Ты тоже так думаешь? – обрадовался Игнат. – Тогда запаковываемся и стартуем.

Они зарастили шлемы «кокосов», Игнат дал команду киб-пилоту куттера занять стартовую «камеру», и неизвестного облика и структуры компьютер «червивого» метро принял мысленную «конструкцию» пассажиров как программу лететь неизвестно куда и искать непонятно что.

Встряска организма от очередного броска через триллионы километров пространства оказалась сродни прыжку с вышки без парашюта и антигравов. Сравнение само пришло в голову – после «удара о землю», но Игнат тут же забыл об этом, так как впервые после выхода из канала «струны» всей кожей почувствовал дыхание иной физики.

Зашевелилась рядом Лилия.

– Где мы?

– Не знаю, – честно признался Игнат.

– Тяжело…

– Мы на какой-то планете, сила тяжести примерно земная.

– Может, это Земля?

– Ничего необычного не чувствуешь?

Лилия прислушалась к себе.

В кабине куттера было темно, лишь синими угольками тлели индикаторы контроля жизнеобеспечения слева и справа от сидений. Впечатление складывалось такое, будто за стенками кабины царила глубокая ночь.

– Воздух вибрирует…

– Ты чуешь интерференцию излучений. Ещё?

– Запахи… снаружи… чужие. И стены мерцают.

– Так.

– Мы… в пещере!

– Молодец! – Игнат нашёл в темноте руку девушки, погладил. – Свет!

Киб-пилот куттера включил внешний прожектор.

Аппарат и в самом деле находился в пещере, купол которой возносился вверх метров на двадцать. В полу пещеры имелось круглое углубление диаметром около десяти метров, в котором куттер умещался, как сливовая косточка в половинке сливы. А окружало углубление необычное, двухметровой высоты кольцо из тускло поблёскивающего, покрытого муаровым рисунком металла. Не приходилось сомневаться, что кольцо представляло собой «скелет» Червя Угаага.

– Не знаю, попали мы с тобой туда, куда хотели, – сказал Игнат, – или нет, я имею в виду узел пересечения линий метро, но чувствую, что мир этот весьма экзотичен.

Лилия шире распахнула глаза.

– Думаешь, мы попали на экзот?

– Сейчас увидим. Фил, выбирайся отсюда.

Куттер всплыл над углублением, окаймлённым телом давно умершего Червя.

Пещера стала видна во всех неземных деталях.

Эта «иноземность» проявлялась во всём: в асимметричности формы самой пещеры, в кристаллической упорядоченности сходящихся веерами канавок-трещин в стенах, в цвете стен – перламутр с фиолетовым отливом, в острых как кинжалы зарослях сталагмитов, форма которых вызывала в памяти странные ассоциации хищных акульих зубов.

Прожектор повернулся, высветил чёрный зев тоннеля, уходящего в неведомую даль.

– Черви верны себе, – указала на тоннель Лилия.

– На то они и Черви, – хмыкнул Игнат, – чтобы ковыряться в какой-нибудь тверди и рыть везде ходы.

Катер устремился в тоннель, в самом деле напоминавший червоточину в яблоке, только не в пример большую. Диаметр этого хода вдвое превышал размеры катера.

Извилистый ход длиной почти с километр, загибаясь вверх, вывел машину из-под земли на божий свет.

Божий свет оказался очень ярким, белым с голубизной. Казалось, им был наполнен гигантский воздушный пузырь, на дне которого оказался земной аппарат, вынырнув из «червоточины».

Светила в вышине раскалённого неба видно не было, но света хватало, будто там висели по меньшей мере три-четыре таких Солнца, как земное.

Ландшафт на дне чаши, напоминавшей кратер колоссального вулкана, был прост: почти фарфоровой белизны песчаные дюны, редкие камни преимущественно округлой формы и какие-то чёрные «паучки», усеивающие полого поднимавшиеся к небу стены чаши на самом её краю. Глазу не за что было зацепиться.

Свет же, заполнявший чашу кратера, как текучая субстанция, вибрировал, мерцал, плыл, шатался, размывая и искажая детали ландшафта, и привыкнуть к этой необычной текучести было непросто. Если бы не фильтры, которыми была снабжена видеосистема катера, снижающая яркость здешнего неба, разглядывать пейзажи земляне не смогли бы.

– Это мир Угаага, – решила Лилия.

Игнат поначалу тоже подумал об этом, зная описание «планет-пузырей» в «твёрдом» вакууме, на поверхности которых жили Черви. Точнее, жили они под поверхностью, создавая там своеобразные «пещерно-туннельные» города; вакуумом для них являлся воздух, как для людей – космическая пустота.

Но кратер, в котором они оказались теперь, имел другую природу.

– Рефракция.

– Что?

– Здесь чудовищная рефракция, отчего кажется, будто мы стоим на дне огромной чаши. Ты была на Венере?

– Не довелось.

– Там видишь примерно то же самое, разве что освещённость ландшафтов Венеры намного меньше из-за сплошной облачности.

– Что это за мир?

– Планета массой, почти равной Земле, судя по силе притяжения, с очень плотной атмосферой, температура воздуха – больше трёхсот градусов. Однако на наш экзот не похоже. Во всяком случае, это явно не Великий Океан и даже не Великая Стена.

– Может быть, это всё же тот самый узел пересечения линий метро?

Игнат помолчал, внимательно разглядывая уходящие вверх и теряющие плотность на немыслимой высоте стены чаши.

– Странное место. Такое впечатление, что воздух за стенками кабины кипит.

– Я тоже это чувствую. И ещё здесь пахнет… угрозой.

– Значит, мне не показалось, – признался Игнат. – Когда я первый раз посетил Полюс Недоступности, у меня возникало такое же чувство: что-то старое, угрюмое, злобное, торчит в недрах планеты, как нарыв… А спросить не у кого, куда мы попали.

Лилия перевела взгляд на одного из «паучков», вцепившегося в размытый рефракцией край чаши на высоте десятка, а то и сотни километров.

– Там что-то есть.

– Я тоже обратил внимание. Можем слетать.

– Не потеряемся? Здесь легко заблудиться, везде одинаковые дюны и камни.

– Фил выведет по памяти. В принципе, всё равно заняться больше нечем. Сделаем пару кругов, посмотрим на местные достопримечательности и вернёмся.

– Очень конкретный план, – одобрила Лилия не без иронии.

– Так ведь другого нет, – простодушно сказал Игнат. – Фил, прошвырнись к одному из «пауков» на горизонте. Видишь, там, наверху, чёрные закорючки?

– К какому именно? – уточнил киб-пилот.

– К ближайшему.

– Выполняю.

– Запомни дорогу назад.

Куттер поднялся над россыпью красноватых валунов, среди которых чернела дыра тоннеля, прогрызенного Червями Угаага. Свет, льющийся, казалось, отовсюду, мешал ориентироваться, размывал барханы бесконечной пустыни в оранжево-жёлтое, в крапинку, марево. «Дно чаши» отдалилось и при этом стало глубже.

Аппарат дёрнулся, проваливаясь в воздушную яму.

Игната прижало к Лилии.

– Эй, водила, полегче! – возмутился он.

– Прошу прощения, – извинился Фил, – мы влетели в область пониженного давления.

Куттер снова дёрнулся, проваливаясь.

– Прошу прощения.

– Не нравится мне это, – покачал головой Игнат. – Атмосфера не должна быть такой взбудораженной при отсутствии воздушных течений, а ветра здесь нет.

– Может, на атмосферу воздействует дополнительный фактор?

– Приведи пример.

– Масконы в коре планеты.

Игнат удивлённо покосился на подругу. Лилия имела в виду плотные массивные образования, залегающие в породах верхнего слоя планеты, создающие усиление гравитационного поля.

– Это идея.

– Или здесь проявляется эффект вырождения континуума, связанный с уменьшением количества измерений.

– Да ты просто гений!

– Не перехвали, – засмеялась Лилия.

– Я серьёзно! Если здесь творится то же самое, что и на Полюсе Недоступности, где мерность пространства скатилась ниже трёх, то мы попали…

– На кладбище «джиннов»!

Игнат покачал пальцем:

– Не торопись, не похоже. Другие «запахи». Ужас и омерзение те же, всё остальное – другое.

– Тогда это…

– Кладбище моллюскоров!

Лилия поёжилась.

– Ничего себе – «узел пересечения» метро! Нас снова не поняли?

– Ты о компьютере «червивого» метро? Возможно. Мы искали выходы к экзотам и подсознательно решали ту же программу, несмотря на сознательное желание попасть в узел пересечений. Может быть, инк метро реагирует как раз не на сознательные команды, а на подсознательные? – Игнат загорелся. – Если Черви, как ты уверяешь, представляют собой цивилизацию «доразума», то…

– Они действительно ищут информацию на своём уровне, досознания, то есть подсознательно! Игнат, ты гений! – Лилия кинулась к нему на шею.

– Два сапога пара, – захохотал он, целуя девушку. – Теперь будем учиться управлять «червивым» метро в бессознательном состоянии.

– Как это?

– Меня надо стукнуть по голове, чтобы я упал без сознания, потом тебя.

Лилия улыбнулась.

– Ты будешь первым изобретателем ударно-травматического способа управления негуманской техникой.

Куттер нырнул в очередную воздушную яму.

Пейзаж с момента старта не изменился, аппарат по-прежнему находился у дна колоссального кратера, краями уходящего вверх до полного растворения в ярком слое «жидкого» света, но один из паучков на горизонте приблизился, начал расти, увеличиваться в размерах.

Лилия вцепилась в плечо Игната.

Паучок вытянулся вверх, превращаясь в гигантское сооружение, действительно здорово похожее на земного паука-шестинога. Только размеры сооружения в десятки раз превосходили размеры земных насекомых.

– Батюшки светы! – озадаченно проговорил Игнат.

Трёхсуставчатые, поросшие щетиной чёрных шипов ноги колосса возносили чечевицевидное тело, также поросшее шипами, на высоту километра! Диаметр паучьего брюха достигал пятисот метров. И если издали он казался живым и мог в любой момент сорваться с места и убежать, то вблизи становилось видно, что это явно искусственное создание, изъеденное коррозией, покрытое ямками и кое-где растрескавшееся.

Затем Игнат обратил внимание на странный куст, торчащий из серо-белого диска под брюхом «паука».

Диск возвышался над оранжевыми дюнами всего метра на два, представляя собой жёсткое «бетонное» основание, а на нём восседало некое образование ослепительно белого цвета, напоминающее гигантский коралл высотой в полсотни метров.

– Коралл? – неуверенно проговорила Лилия.

– Моллюскор! – ответил Игнат.

– Не может быть. Я представляла моллюскоров другими.

– Это его «скелет». «Скелеты джиннов» тоже не были похожи на самих «джиннов», если ты помнишь.

– Жуть! – Лилия содрогнулась.

Игнат успокаивающе прижал её к себе.

– Он уже никому не принесёт вреда.

Они несколько минут разглядывали то, что осталось от боевого робота иксоидов, способного гасить звёзды. Ни Игнат, ни Лилия не мечтали попасть на кладбище моллюскоров, которое усиленно искали косморазведчики землян, но так до сих пор и не нашли. Повезло «туристам», не чаявшим наткнуться на удивительный пантеон, созданный неизвестно кем в незапамятные времена.

– Он не оживёт? – прошептала Лилия.

– Вряд ли, мы бы почувствовали, сохранись в нём хоть капля энергии.

– На скелет этот коралл тоже не похож.

– Как и останки «джинна». Вообще удивительно, что моллюскоры не похожи на «джиннов», хотя возможности у них практически одинаковые.

– Они созданы разными существами.

– По образу и подобию каждого? – пошутил Игнат.

– В каком-то смысле, не впрямую. Культуры иксоидов и гиперптеридов были скорее всего антагонистами, и подходы к созданию необходимых технологий тоже имели разные. «Джиннов» сконструировали птиценасекомые, моллюскоров – полуихтиозавры-полумоллюски.

– И те и другие абсолютно не похожи на своих творцов.

– У каждой культуры своё понимание мира и своё видение форм инструмента, необходимого для реализации замыслов. Но масштабы воздействия этого инструмента на природу, по сути, одинаковые.

– Под инструментом ты имеешь в виду боевых роботов?

– А разве не так? Фантазия гиперптеридов, Метавселенная которых скорее всего является псевдобесконечным газовым пузырём, породила «джиннов», воображение водных жителей – иксоидов создало моллюскоров, наше, человеческое, воображение – компьютеры, инки, витсы, но все они – роботы – всего лишь инструменты для выполнения определённого круга задач. Психодинамически и функционально они похожи как братья.

– Почему не сёстры?

Лилия погрустнела.

Игнат, всё это время жадно разглядывающий зловещий силуэт «паука» и его «жертву» – «скелет» моллюскора, поймал взгляд девушки, прижал ладонь к груди.

– Прости, я не спорю, это нервное. Насколько же всё-таки могильники «джиннов» не похожи на этот моллюскорский мавзолей.

– Это правда, – согласилась Лилия.

– Фил, подберись поближе.

Киб-пилот послушно подвёл куттер почти вплотную к одной из опор-ног «паука».

Перед носом аппарата возникло какое-то струение, будто снизу вверх поднялась волна горячего воздуха. Очертания белого куста коралла на диске заколебались.

– Он оживает! – прошептала девушка.

– Назад!

Куттер сдал назад.

Струение воздуха прекратилось, «скелет» моллюскора успокоился.

– Это пульсация защитного поля, – сказал Игнат с облегчением. – От моллюскора осталась только эта колючая штуковина. Поле не давало ему возможности вырваться на волю, равно как и приблизиться к нему извне.

– Я уж подумала…

– Тот, кто строил могильники, должен был позаботиться о надёжности и безопасности. Период «магического полураспада» боевых роботов, будь то «джинн» или моллюскор, довольно велик, поэтому саркофаги должны функционировать ещё больше, миллионы лет. И всё же меня больше интересует, почему могильники «джиннов» и моллюскоров так отличаются друг от друга. Помнишь, какие они на Полюсе?

– Были.

– Ну, были.

– Скалы.

– Точно, похожи на геометрически правильные скалы. А здесь «пауки»! Знаешь, что это означает? Они созданы в разных Метавселенных с разным количеством измерений!

– Какое это имеет значение? Главное, что они предназначены для одной цели.

– Для уничтожения планет и звёзд!

Лилия вздрогнула.

– Представить страшно! А если он вырвется на волю?

– Этот уже не вырвется.

– Другой вырвется, поживее.

– Не вырвались же до сих пор? Хотя отец вспоминал, что Селим обнаружил на Полюсе взломанный могильник, ещё до его похода по планете. Один из «джиннов» каким-то образом смог освободиться.

– Вот видишь.

Взгляд Игната остановился.

Лилия не дождалась ответа, пригляделась к его лицу.

– Ты в порядке? Что вспоминаешь?

– Подумал…

– Рада за тебя.

Он не обратил внимания на шутливый тон подруги.

– Послушай, что, если это был тот самый «джинн», что появился потом на Земле?

– Спящий?

– Ну да. Он освободился… или его освободили и поместили в бункер на Луне, после чего американцы обнаружили саркофаг и перенесли на Землю.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем кому-то понадобилось взламывать могильник на Полюсе Недоступности и переносить «джинна» на Луну? И кто мог это сделать?

– Ангелоиды.

Лилия поморщилась.

– Дались тебе эти ангелоиды. Им-то с какого бодуна понадобился боевой робот?

Игнат развеселился.

– Это ты хорошо сказала – с бодуна. Чем ещё может заниматься наш доморощенный человеческий УММ? Но ты права, ангелоидам нет смысла заниматься подобными вещами. Боевой робот понадобился не им.

– А кому? Инвазерам?

– Может быть. Либо кому-то ещё, потомкам других разумных систем, в том числе негуманоидных. Ты ксенолог, ты и думай. Предлагаю проверить другие могильники. Вдруг найдём живого моллюскора?

– Зачем он тебе?

– Наш бывший враг Ульрих Хорст много лет назад создал алгоритм управления моллюскорами – «Алгуль», я кое-что помню.

– Что ты будешь делать, если твой алгоритм не поможет?

– Бежать, – пожал он плечами.

– Не шути такими вещами.

– Хорошо, просто посмотрим на другие саркофаги.

Лилия заколебалась.

– Здесь так неуютно…

– Потратим часок и уберёмся отсюда. Но если не хочешь…

– Хорошо, не больше часа, – согласилась она.

– Фил, вперёд! Ищи соседний могильник.

Куттер крутанулся вокруг оси и устремился «вверх» по склону обманчиво вогнутого ландшафта, представляющего собой не кратер, а целую планету.