Глава 7
Теплее, ещё теплее
– Эволюция Вселенной не сводится к одним только количественным изменениям. В процессе своего развития она совершает качественный структурный переход, который характеризуется возникновением новых форм организации материи. И хотя мы не можем ручаться за эволюцию Большой Вселенной, так как являемся жителями одного из бесчисленных её локусов – Метагалактики, «маленького» пузырька в кипящем бесконечном вакуумном океане, всё же имеем право выделить последовательность уровней организации материи, начиная с момента хаббловского расширения нашего метагалактического домена-«пузырька», называемого нами Универсумом или Метавселенной.
Спустя триллионную от триллионной долю секунды – ничтожно малый по нашим меркам отрезок времени – после начала Большого Взрыва материя внутри расширяющегося домена уже напоминала плазму, состоящую из свободных кварков, глюонов, электронов, фотонов, нейтрино и других частиц, которые в стандартной модели квантовой теории поля считаются элементарнейшими.
Затем начался процесс связывания кварков глюонами в составные элементарные частицы – протоны, нейтроны и другие адроны.
Протоны и нейтроны объединились в ядра водорода и гелия в первичном нуклеосинтезе, рождая нейтральный газ – водород и гелий. Из первичного газа сформировались первые поколения звёзд, бедные тяжёлыми химическими элементами – углеродом, кислородом и литием, не говоря уже о железе и свинце.
Первичные звёзды массой в тысячи и миллионы солнечных взорвались как новые, сверхновые и квазары, обогащая космос тяжёлыми элементами.
Благодаря дальнейшей трансформации тяжёлых элементов в их соединения появляются и первые планеты, многие из которых не присоединились к звёздным семьям. Космены не раз натыкались на такие внезвёздные шатуны.
На тех же, что распределились по орбитам вокруг звёзд, начинается химическая эволюция, приводящая к возникновению новой структурной ступени. В ходе усложнения химических и органических соединений появляется биологическая жизнь.
Наконец, жизнь порождает следующую форму материи – разум, как сродни человеческому, так и вовсе не похожий на человеческий, но базирующийся на том же биологическом материале.
Однако эволюция материи на этом не заканчивается. Она идёт дальше, используя уже имеющиеся строительные блоки, даже если получающиеся конструкции иногда не вполне оптимальны с точки зрения выполняемых ими функций. В том числе – разумных. Зачастую эти конструкции конфликтуют между собой, после чего меняется подчас вся звёздная картина Мироздания. И хотя разум, по идее, должен сохранять свои позиции, ему это удаётся далеко не всегда. Вот почему земные учёные пришли к выводу, что разум как системообразующий фактор является лишь промежуточным звеном космического этногенеза. И вслед за ним, используя его как базу, должны появляться формы материи, качественно выше разума.
Именно эти формы материи и должны заботиться о сохранении гомеостаза, пресекая любые попытки других материальных систем диктовать свою волю во всём объёме Вселенной, не замечая себе подобных или уничтожая их как мешающий развитию барьер.
До разума как социальной формы организации материи в космосе образовывались и другие коллективные структуры, отличные от человеческих иным подходом к преобразованию мира. Их деятельность оставила глубокие следы в пространстве, нередко принимаемые людьми за результат естественных природных процессов. И лишь когда человек действительно вышел в космос и начал исследовать его инструментально, обживать и переделывать, люди наткнулись на артефакты, которые не могли появиться спонтанно.
К сожалению, это были артефакты, оставшиеся после войн доразумных систем, войн иксоидов и гиперптеридов.
Первым из них стало кладбище боевых роботов на планете Полюс Недоступности в десяти тысячах световых лет от Солнца, которых с чьей-то лёгкой руки назвали «джиннами».
Антон замолчал.
Слушатель не пошевелился, он думал.
– Почему они воевали, я не знаю, – добавил Антон. – Космос был конфликтен и тогда. Могу предположить, что пересеклись их интересы при стремительной экспансии нашего метагалактического домена. Как известно, Метавселенные гиперптеридов и иксоидов являются соседями нашего Универсума, их «выступы» мы видим как экзотические объекты Великий Океан и Великое Ничто.
– Великая Стена.
– Великая Стена – Метавселенная Червей Угаага. По-видимому, миры иксоидов и гиперптеридов были перенаселены, почему их хозяева и попытались завоевать наш домен. Обе разновидности «доразума» свободно перемещались в пространстве, используя «струнные» технологии. А их потомки Черви Угаага вообще создали в нашем Универсуме сеть метро, прочертившую чуть ли не всю Метагалактику. Война же началась из-за опасений не выжить в будущем. Хотя им это не помогло. Предкам не понравилась идеология потомков. Или скорее наоборот. Начались какие-то маневры со временем, и я ещё не определил вектор вмешательства форм «доразума». Они тоже использовали законы теории эволюционных рядов.
– Хорошо, это мне понятно, – заговорил Артём Ромашин, изменив позу; они сидели в личном рабочем модуле Грин-Калаева, запрятанном в глубине здания Центра стратегических инициатив в Санкт-Петербурге. – Непонятно другое: кто начал первым?
– Мне кажется, мы уже не сможем разобраться, если только…
– Что?
– Если реально не опустимся в прошлое. Факт остаётся фактом: и та, и другая сторона использовали страшную деструктурирующую силу – боевых роботов, моллюскоров и «джиннов», и эти роботы опасны до сих пор.
– Но их скрутила ещё более масштабная сила? Какая? Разновидность «доразума», какой мы ещё не знаем? Или уже постразумная система? УММ?
– Пул УММов. В который входит, скорее всего, и постчеловеческий «ум за разумом».
– Пресловутые ангелоиды.
– Ангелоиды, – слабо улыбнулся Антон.
– Знать бы, где их искать.
– Они есть и среди нас.
– Это первые ласточки. Где сама система? В центре Галактики?
– Думаю, вы ошибаетесь в определении их местонахождения.
– Почему? Кто-то же посылал успокаивающие Великую Пустоту «свисты» из центра Млечного Пути?
– «Свисты» должны были приходить из тысяч галактик, окружающих Великую Пустоту, иначе она не остановила бы свой рост. Но что касается системы ангелоидов как разновидности УММа, то она…
– В иных измерениях? – хмыкнул Ромашин.
– Нет – в будущем. Её просто ещё не существует. Но она уже может корректировать прошлое, чтобы состояться как УММ.
Артём погрузился в размышления.
– Не могу представить свойств такой системы, кроме наглядного использования больших энергий.
– Непредставимость – общий недостаток разума. Мы исходим из обобщения и экстраполяции только тех закономерностей, которые можно вывести из взаимосвязи уже известных ступеней эволюции материи либо эмпирическим путём. Возможности человеческого разума в познании объективной реальности принципиально ограничены.
– Но ведь ты же понимаешь эти процессы?
– Только те, что поддаются мысленному анализу и оперированию. Существует гипотеза, согласно которой разум, в силу своей бесконечной итеративности, может построить модель сколь угодно сложного процесса или объекта.
– Каким образом? Если он сам ограничен?
– Да хотя бы с помощью интеграции с телекоммуникационными и компьютерными системами, овладев их возможностями.
– Ты имеешь в виду киборгизацию?
– Такова глобальная тенденция развития человечества. Потом в принципе вероятен процесс слияния ядер УММов в единое галактическое культурное поле, многократно превышающее время жизни носителей этого поля – отдельных цивилизаций. Гиперптериды, иксоиды, Черви Угаага, а ещё раньше протеи не смогли этого сделать.
– Или не захотели?
– Я не анализировал их цели, хотя это тоже очень интересная проблема. Меня больше интересует более высокая ступень эволюционной лестницы.
– У тебя есть соратник.
– Кто?
– Лилия Эллин, эфаналитик ИВКа, правнучка Гилберта Шоммера.
– Я слышал это имя.
– Она отдыхает с моим сыном. Вернутся из турпохода, я вас познакомлю. Как и ты, она пытается развить теорию «ума за разумом». Перед тем как перейти к конкретным делам, я бы хотел услышать твои предположения насчёт цели и смысла того, что делает Ульрих Хорст. Есть такие предположения?
– Смысл и цель – разные понятия. Смысл – это когда что-то для чего-то нужно, а цель – когда не нужно ничего кроме.
– Философская казуистика, – улыбнулся Ромашин. – Оба термина приблизительно равно используются.
– Согласен, хотя при определении точных характеристик…
Ромашин вытянул ладони перед собой.
– Уволь, сдаюсь, да и нет времени для дискуссий. Я задал вопрос не с целью различения терминов.
– И всё же я считаю, что Хорст внутренне ограничен. Его так называемая креативная деятельность не имеет смысла, но цель для себя он поставил.
– Какую?
– Месть.
Ромашин снова задумался, поглядывая на стены комнаты, мерцающие перламутром и внезапно открывающиеся в неведомые дали. Разговаривая с ним, хозяин модуля одновременно общался с рабочим инком и забавлялся тем, что варьировал пейзажи, спонтанно моделируемые эмоциями беседующих.
– Месть.
– Я так считаю. Хорст ничего не забыл. Изменились только условия жизни, предложенные ему теми, с кем он контактирует и кому служит.
– С инвазерами, с кем ещё. Зачем он выкрал хроноинвертор?
– Сам Ульрих вряд ли решился бы на это, ему дали задание.
– Хорошо, перефразируем вопрос: зачем инвазерам понадобился хроноинвертор?
– Точного ответа у меня нет. Могу предположить, что у инвазеров появилась идея нейтрализовать появление постчеловеческого УММа иным способом, не инициируя инфляционное раздувание Великой Пустоты, и способ этот связан с инверсией времени. Или с путешествием во времени, если хотите.
– Как это может быть связано с ролью Хорста?
Антон смущённо, совсем по-детски, шмыгнул носом.
– Прошу прощения, ответа у меня нет.
– Ладно, – хлопнул себя ладонями по коленям Ромашин, вставая, – не всё сразу. Стадия накопления тумана продолжается, как любил говорить мой дед. Я знаю, что Хоук уже подключил тебя к анализу видеонаблюдательных сетей. Мы хотим взять тебя к нам в качестве кризисного эфаналитика, сосредоточенного на решении проблемы поиска Хорста и прогнозирования действий его хозяев.
– У меня своя работа…
– Это не проблема, мы договоримся с твоим начальством, тем более что твоя будущая работа тоже связана со стратегическим планированием. А работа с инвазерами важней любых внутренних социальных проблем.
– Хорошо, я согласен.
– Тогда у меня всё. – Ромашин направился к двери и замер, выслушивая поступившее по сети «спрута» сообщение. Глаза его стали чёрными.
Антон внимательно вгляделся в собеседника.
– Что-то случилось?
– Убит Кирилл Бондарь!
– Кирилл Бо…
– Командир «солистов».
– Где?!
– В Центре международной торговли в Москве.
– Как он туда попал?
– Ему назначил встречу Хоук.
– Зачем?
– Не знаю. Камеры зафиксировали его встречу с Хоуком, а потом Майкл исчез, да и не верю я, что это был он. Под маской динго можно спрятать любого киллера.
– Он показался мне человеком осторожным…
– Значит, расслабился. Его нашли с «универсалом» в руке. Выстрел в голову… – Ромашин очнулся, быстро двинулся к двери. – Созвонимся позже.
– Вы туда?
– В Центр.
– Я с вами!
Оба поспешили к терминалу метро.
Бондаря хоронили на следующий день.
Обычно умерших сжигали и ящичек впечатывали в погребальные стены колумбариев. Однако полковника похоронили по православному обычаю на территории Новодевичьего кладбища в Москве, как социально значимого гражданина России, сделавшего очень много для безопасности страны и Земной Федерации в целом.
Процедура похорон произвела на Антона большое впечатление, и он долго размышлял о жизни и смерти не как о философских категориях, а как о конкретном проявлении закона смены поколений, одинаково неумолимом и для сирых и убогих – говоря литературным языком, и для умных, сильных и красивых людей, уход которых всегда являет собой трагедию для родственников, друзей и близких.
Прадеда Владимира Калаева он уже не застал в живых и участвовал в похоронном процессе лишь однажды, когда у друга Толи умерла бабушка. Но ему тогда исполнилось шестнадцать, и о смерти как о завершении земных дел и переходе в другую категорию, равно как и о печальном акте прощания с любимым человеком, Антон не думал. В те годы ему казалось гораздо интереснее заявление отца, известного физика, что смерть есть обыкновенный процесс перезаписи с макроуровня, коий являет собой человек, на микроуровень, который скорее всего представляют максимонные кластеры.
С этого, по сути, и начался путь младшего Калаева в науку, хотя избрал он не физику, а футур-социологию, став первоклассным эфаналитиком. Эволюция Вселенной, тайны космологии и будущего стали потом дополнительным творческим приложением, своеобразным хобби, отнимающим не меньше времени, чем основное занятие.
Теперь же пришлось задуматься, почему уход сильных и мудрых людей оставляет в душе такую боль и муку.
Во вторник тринадцатого сентября он получил конкретное задание от зама Хоука Ральфа Сальгари-Сидорова (двойная фамилия заместителя начальника УВР позабавила, потому что двойные фамилии вообще встречались редко, хотя у него самого была двойная – Грин-Калаев) и отправился в Воркуту, чтобы оттуда добраться до Юршора, доступ к которому после нападения на него «неизвестного террориста» был ограничен.
Карт-бланш, выданный Сальгари-Сидоровым, действовал безотказно, и молодого сотрудника ФСБ (удостоверение уже было выдано) пропустили на территорию хронолаборатории без проволочек.
Он оглядел «кратер» центрального ствола бывшей шахты с воздуха, потом два часа бродил по штрекам в сопровождении неразговорчивого витса, посидел в уцелевшем баре под землёй на глубине четырёхсот метров, прислушиваясь к разговорам расположившихся за столиками компаний, в основном – ремонтников и спасателей, потом снова поднялся в воздух на предоставленном ему катере с эмблемой УАСС на борту.
«Хроночум», даже взорванный, поражал воображение.
В нём работало более шестисот человек, учёных, инженеров, компьютерщиков, специалистов в области прикладной инконики, физики «суперструн», таймфага, математики, логики и эфанализа. В тоннелях и штреках, в бывших забоях, в пещерах естественного происхождения и созданных искусственно, скрывался целый подземный город, имеющий собственный энергетический комплекс, испытательный полигон и множество подсобных бытовых сооружений, без которых он не смог бы существовать.
Хроноинвертор, получивший от создателей ласкательное прозвище «хрен» (вроде бы и аббревиатура, и в то же время словечко, несущее уважительно-иронический оттенок), представлял собой единый модуль, по форме напоминающий древнеегипетского Сфинкса. Разве что «голова» у него больше напоминала рыцарский шлем. В ней пряталась рубка управления хроноинвертором. Собственно генератор временных деформаций, поляризаций и девиаций (так было написано в инструкции) располагался в «туловище» Сфинкса, энергостанция мощностью в миллион дебиллов – стандартный кварк-кессон – в «лапах», генераторы защиты – в «хвосте» и в «ушах».
Длина хроноинвертора достигала сорока метров, ширина – двадцати, высота – чуть больше четырнадцати, масса – около шестисот тонн.
Тем не менее он был с лёгкостью «выдран» из горизонтального штрека шахты на глубине двухсот метров и погружен на борт фрегата и унесен в неизвестном направлении. Мощность акции потрясала! Для того чтобы разрушить шахту и забрать огромный и достаточно массивный объект, не повредив его, требовалась гигантская сила! Но больше Антона поразила ювелирная точность операции, рассчитанная буквально до сантиметра. Разряды «глюков», с помощью которых были превращены в газ и пар десятки тысяч тонн горных пород, не затронули важнейших коммуникаций хроноинвертора, обрезав их впритык к его корпусу! А силовые погрузчики, заключив объект в кокон силовых полей, бережно перенесли «хрен» в трюм фрегата.
Вернувшись в Санкт-Петербург, Антон простимулировал себя получасовой медитацией и, получив доступ к Стратегу ФСБ, включил режим «один-на-один», позволявший экономить время. Хотя энергии этот способ взаимодействия с инком отнимал немало.
Простота угона пограничного спейсера удивляла не меньше, чем бегство Ульриха Хорста из тюрьмы Гуантанамо и атака хронолаборатории. Все эти случаи объединяло одно: они были исполнены не только с потрясающим пренебрежением к законам социума и подчеркнутым сверхнаглым превосходством, они говорили о соединении двух логик – человеческой (на базе больного шизофренического воображения Хорста) и запредельно чужой ксенологики, исключающей понимание целей разума (или разновидности «послеразума») и последствий исполненного. Даже после двухчасовой работы со Стратегом Антон так и не нашёл nervus probandi – «нерва» доказательства, раскрывавшего суть происходящего.
Да, инвазерам понадобился хроноинвертор. Да, они знали, что он способен изменить ход истории. Да, они изумительно точно рассчитали последовательность событий и навели на цель исполнителя – Хорста. Но что именно они задумали, оставалось пока непонятным.
В семь часов вечера позвонил Ромашин и попросил его прибыть в Рязань.
– УАСС? – с трудом вырвался из грёз общения с инком Антон.
– Нет, следаки вышли на гостиницу, где жил Ульрих Хорст. Хоук будет ждать нас там.
Антон хотел сказать, что он собирался в спортзал, а потом на встречу с друзьями в Брянск, назначенную задолго до нынешнего вечера, но постеснялся.
– Хорошо, скоро буду. Где встретимся?
– Второй терминал Рязанского метро, через двадцать минут. Успеешь?
Антон подавил вздох и поплёлся в акваблок, встал на пару минут под душ, надеясь смыть накопившуюся за день усталость.
В половине восьмого его на выходе из пилона метро встретил подтянутый, энергичный Ромашин. Антон невольно позавидовал этик-юристу УВР: в свои пятьдесят с хвостиком Артём выглядел исключительно молодо и спортивно. С него можно было брать пример.
Сели в такси, за три минуты долетели до окраины Рязани, где в окружении берёз и сосен Приокского заповедника высился стеклянно-фарфоровый утёс гостиницы «Славянская».
– Ульрих жил здесь под именем финского туриста Аарво Стукканена, – сказал Ромашин, спрыгивая на площадку для такси возле гостиницы.
Антон посмотрел на сверкающие льдом башни УАСС над лесом в трёх километрах отсюда. Риск был очевиден, но Ульрих не побоялся поселиться под боком российских спецслужб, и это подтверждало вывод о его болезненном самолюбии, поддержанном немалыми психофизическими возможностями.
Хоук ждал их в трансформер-холле гостиницы, интерьер которого мог меняться в самом широком диапазоне. В настоящий момент он представлял собой айсберг, окружённый блещущей синевой моря.
– Идёмте, посмотрим, – сказал начальник УВР, оборвав беседу с двумя женщинами, с виду не относящимися к персоналу гостиницы.
Они сели в лифт и поднялись на сорок четвёртый этаж, где располагался полулюкс Хорста.
Вместе с ними поднялся и молодой человек в обычном летнем костюме. Это был витс-телохранитель Хоука, сопровождавший его во всех поездках. Майкл пытался отказаться от охраны, когда эпопея с Хорстом и инвазерами закончилась, но Совет безопасности ВКС запретил всем должностным лицам спецслужб обходиться без сопровождения, так как существовал реальный шанс террористической угрозы со стороны неведомых агентов инвазерской «зауми».
Финский турист Аарво Стукканен выбрал для проживания не самый роскошный номер гостиницы.
Полулюкс. Две комнаты. Акваблок. Видеосистема с объёмной зоной эйдоинициации. Инк для выхода в сеть Инсола. Вид на белоснежные «горы» Управления аварийно-спасательной службы. Ничего лишнего, и в то же время красиво, продуманно, свежо, уютно.
Хоук вышел на балкон, оглядел горизонт, вернулся в номер.
– Хороший вид. И номер неплохой. Проверил? – Взгляд на телохранителя.
– Ничего, – ответил витс коротко.
– Хорст встречался здесь с Евой Рутберг. Номер контролируется системой охраны, однако ни одна камера, ни один датчик не зафиксировали контакты постояльца с гостями.
– Они умеют создавать режим «инкогнито», – сказал Ромашин. – Это элементарно.
– Они воздействуют непосредственно на инконику, а это уже иной уровень оперирования. – Хоук кивнул на мягкие кресла в гостиной номера. – Присядем. Антон, что у вас нового? Куда похитители могли перенести захваченный хроноинвертор? Мы обыскиваем все земные ландшафты, напрягли систему глобального мониторинга ближнего космоса, но результатов пока никаких.
– Они могли просто уйти в дальний космос, – заметил Ромашин. – В любом направлении. Предельный радиус хода для этого фрегата – десять тысяч световых лет. А на Земле они вряд ли смогут спрятать такой заметный – по энергопотреблению – объект, как хроноинвертор.
Хоук не ответил, изучая лицо Грин-Калаева своими умными тёмными глазами.
– Пока не определена цель похищения, – проговорил Антон, – трудно сделать определённый прогноз. Если инвазеры собирались запустить хроноинвертор на Земле, используя её пространственную матрицу, то «хрен»… извините, инвертор надо искать здесь. Если координаты запуска не имеют значения, инвертор может оказаться где угодно, у любой звезды или вообще в открытом космосе вдалеке от звёзд.
– Это плохо.
– Но меня смущает…
– Странное слово в устах эфаналитика.
– Извините, – порозовел Антон. – Мы имеем дело не только с инвазерами, но и с исполнителем их воли, у которого имеется своя воля и свои желания. Это может существенно изменить картину ожидания.
– Так-так, интересно. Вы хотите сказать, что Хорст вмешается в действия хозяев?
– Почти уверен. Его психика «шатается» и не приемлет диктата ни в какой форме. Его поступки непредсказуемы.
– То есть он опаснее инвазеров?
– Он в любой момент может повернуть ход событий, опираясь на свою логику и ненависть. А ненавидеть ему есть кого. И он пойдёт на всё, чтобы исполнить свою «детскую» мечту – отомстить.
Хоук и Ромашин обменялись взглядами.
– Значит, его надо искать на Земле.
Антон встретил сочувствующий взгляд Ромашина. Этик-юрист УВР понимал его чувства и чуда не ждал. Впрочем, и начальник Управления не верил в чудо и вопросы задавал скорее себе, чем новому сотруднику.
– Хорст захочет воспользоваться хроноинвертором лично, авантюризм – краеугольный камень его личности. Вопрос: зачем? Что он может сделать? Ответ: нырнуть в прошлое и круто изменить настоящее.
– Круто не получится, – покачал головой Ромашин. – Он рискует изменить прошлое таким образом, что не родится сам.
– Я имел в виду изменение родовых линий своих врагов.
– Это хлопотное дело. И если мы живы до сих пор, значит, он этого не сделал.
– Тогда остаётся самый простой вариант.
Руководители Управления молча ждали продолжения, не выражая ни нетерпения, ни неудовольствия.
– «Джинн», – закончил Антон.
Во взглядах собеседников вопрос сменился пониманием. Они были очень опытными людьми, профессионалами своего дела, и разговаривать с ними было одно удовольствие.
– «Спящий джинн»? – хмыкнул Хоук.
– Да!
– Хорст искал контакты и с «джиннами», – сказал Ромашин, – и с моллюскорами. Ему до сих пор кажется, что завладей он боевым роботом – и мир падёт к его ногам.
– Но ведь это иллюзия, – сказал Хоук.
– Для него – нет.
– В таком случае, если он запустит хроноинвертор…
– Произойдёт катастрофа!
– Крупное изменение реальности, но не глобальное, чтобы изменить ход истории. Исчезнем мы, дело завершат другие, бойцов, радеющих за торжество добра, слава богу, хватает. Другое дело – цель инвазеров, которые могут…
– Я понял! – вырвалось у Антона. – Извините… кажется, я знаю, зачем хроноинвертор понадобился инвазерам.
По гостиничному номеру растеклось молчание.
– Говорите, – разжал губы Хоук.
– Они ищут способ остановить развитие УММа в Галактике. Самый простой – инфляционный взрыв Великой Пустоты. Не получилось. Но есть ещё один – нырнуть в прошлое и вовлечь человечество в войну!
– С кем? – недоверчиво сказал Хоук. – С ангелоидами, что ли? Со своими потомками?
– С гиперптеридами или с иксоидами либо с теми и другими одновременно.
– Это же невозможно! Война негуман закончилась миллион лет назад!
– Если перебросить мост из настоящего в прошлое – здесь могут появиться…
– Боевые роботы тех и других! – закончил Ромашин. – И битва их в Солнечной системе гарантированно уничтожит и человечество, и саму Солнечную систему!
Антон сдержал эмоции. С патриархами Службы безопасности хотелось вести себя так же, как они.
Хоук задумчиво кивнул.
– Всё было бы хорошо, джентльмены, и сбрасывать идею со счетов нельзя, но существует препятствие для реализации именно этого варианта. Возня с земными изделиями, даже такими креативными и удивительными, как машина времени, опускает инвазеров до нашего уровня, если не ниже. Если ангелоиды в каком-то смысле дают нам возможность подняться выше – через колоссальный напряг всех творческих сил, – то почему инвазеры, способные порождать Великие Пустоты, не в состоянии сами проникнуть в прошлое? Почему для этой цели они используют нас?
Антон опустил голову. Радость его угасла.
Вопрос не застал его врасплох, но ответа у него не было.
Хоук несколько мгновений не спускал с молодого человека оценивающих глаз.
– Может быть, они просто прячутся за наши спины? – попытался помочь Антону благожелательно настроенный Ромашин. – Чтобы не рисковать самим? По принципу наименьших затрат сил и средств?
Антон поднял голову и снова опустил.
– Я так не думаю. Мы чего-то не учитываем.
– Понятно. – Начальник УВР встал. – Продолжаем работать. Где вы советуете искать схрон Хорста? Горные области Земли? Океаны? Где ещё?
– У меня складывается ощущение, что хроноинвертор… точнее, фрегат сейчас прячется где-то на спутниках больших планет. Там легко можно найти неизведанные пещеры и пропасти.
– Конкретно? Может, Меркурий? Под поверхностью Меркурия много пустот плюс ходы Червей.
– Я посоветовал бы промониторить Титан, Энцелад, Европу, Рею.
– Спутники Юпитера и Сатурна. Ясно. Плутон?
– Нет.
– Категорично. Почему?
Антон постарался выдержать прямое попадание испытующего взгляда.
– Интуиция.
Хоук посмотрел на Ромашина.
– Что ж, это аргумент. Мы займёмся прочёсыванием больших планет, вы займитесь спутниками. О результатах сообщать немедленно.
Начальник УВР и его телохранитель вышли из номера.
– Он мне не доверяет, – смущённо пробормотал Антон.
– Доверие нужно завоёвывать, – благожелательно сказал Артём. – Майкл исключительно опытный и мудрый человек, собаку съевший на расследовании множества преступлений в среде спецслужб. Кстати, он Лев по гороскопу.
– Мне кажется, он излишне категоричен.
– Иначе нельзя, каждое его слово должно быть таким веским, чтобы армия сотрудников исполняла его приказы мгновенно. Как утверждает поговорка: армия баранов под командованием льва лучше, чем армия львов под командованием барана.
Антон расслабился, наметил улыбку.
– Очень хочется надеяться, что я не баран.
– Я это вижу, – потрепал его по плечу Ромашин.
Они покинули номер, где совсем недавно жил «финский турист Аарво Стукканен», а затем и гостиницу.
– Итак, нам предстоит окунуться в прошлое? – задал индифферентный вопрос Ромашин, когда они прощались в метро.
– С очень большой вероятностью, – ответил Антон, раздумывающий, не упустил ли он чего-либо из виду при разговоре с Хоуком.
– Не думал, что придётся это прошлое ворошить. Хотя я иногда возвращаюсь туда, в основном в детство. У меня было исключительно счастливое детство.
– А я редко вспоминаю своё.
– Это неправильно.
– Почему?
– Древний писатель говорил: «Волнения прошлого… Несчастен тот, кто недоступен этому изысканному чувству».
– Очевидно, это обо мне.
– Просто у тебя всё впереди, в том числе и воспоминания о прошлом. Боюсь, нас ждут иные волнения.
– Исход боевых гиперптеридских роботов в наше время.
– Хотелось бы остановить этот исход до того, как он начнётся. – Ромашин протянул руку. – Звони в любое время.
Антон проводил его взглядом, полным смутных опасений. Но спина Артёма Ромашина, уже останавливающего Хорста много лет назад, казалась такой твёрдой, прямой и незыблемо надёжной, что и самому Антону невольно захотелось расправить плечи.
