Глава 7

На следующее утро она появилась вновь.

Егор не спал всю ночь, просматривал информацию, доступ к которой открыла ему Айлона, и думал, как ему выбраться.

«Добровольно меня назад не отпустят. Даже если буду просить».

К утру он принял осознанное решение.

Бестужев стоял у края обрыва и, скрестив руки на груди, наблюдал, как разгорается рассвет над пустыней, когда услышал характерный приглушенный хлопок.

– Доброе утро, Егор.

Он обернулся.

– Доброе утро.

Он контролировал мысли, используя хондийский нерв. Небольшая доза метаболитов помогла ему варьировать работу модуля технологической телепатии, сознание при этом оставалось ясным, звонким.

– Айлона, сколько тебе лет? – Бестужев задал прямой, бестактный вопрос, но девушка не смутилась.

– Двести восемнадцать. – В ее руке материализовался бокал с розовой жидкостью. – Держи, – она протянула напиток Егору.

– А Гейблу?

– Ему за триста. Точно не помню.

– А другим?

– Многим за тысячу лет и больше. Нас осталось мало. У каждого есть своя планета, свой мир, цивилизации, которую курирует армахонт.

Егор сделал маленький глоток. К незнакомым напиткам он относился настороженно – неизвестно, как отреагирует хондийский нерв.

– Пей, не бойся.

Айлона лукаво улыбнулась. Сегодня она была в хорошем настроении. И менторский тон куда-то исчез, и улыбка скользит по губам. Явно что-то задумала.

Егор исподволь наблюдал за ней.

– Я хочу помочь. – Она создала кресло, уселась напротив. – Тебе нужно искать место в нашем обществе.

– А оно существует?

– Конечно! Мы всегда на связи друг с другом. Общаемся мысленно. Расстояние роли не играет. Ты постепенно войдешь в наш круг.

– Дальнейшее развитие модуля технологической телепатии? Мгновенная связь через гиперкосмос?

– Ну, если говорить грубо, обобщенно, то да. Но на самом деле от древних устройств взят лишь принцип.

– И как же я смогу вписаться в общество старцев?

– Фу. Как грубо. Разве я плохо выгляжу?

Тень пробежала по чертам Бестужева. Всплеск его мыслей не ускользнул от внимания Айлоны. Она поймала миг смены его настроения.

– Вот как? Ты по-прежнему нас осуждаешь? Неужели ничего не понял из вчерашнего разговора?

На востоке вновь занималась пылевая буря. Восход не радовал. Цивилизация армахонтов не впечатляла. Они тщательно планируют развитие обитаемых миров. Разделяют потенциальных врагов далекими даже по меркам космоса расстояниями. Сохраняют хрупкое равновесие, но сами постепенно вырождаются. Что произойдет, когда их система сдерживания рухнет? Егор знал ответ. Он видел его в системе Нерг глазами Дениса Рогозина.

– Вы несете гибель, – он ответил сумрачно и прямо.

– Гибель?! – Айлона всплеснула руками. – Да ты в своем уме? Мы предотвращаем войны, даем возможность развития существам, которые никогда бы не выжили в среде агрессивной колонизации! Мы сохраняем уникальные миры, ограждаем их от варварского заселения!

– Это и приведет к гибели, – упрямо ответил Егор. – Хочешь знать мое мнение?

– Конечно, хочу!

– Вы нарушаете естественный ход истории, – ответил он. – Вселенная не терпит слабых. Любая колониальная программа – это агрессия. Шаг эволюции. Существа, самостоятельно осваивающие космос, достойны его. Вы же останавливаете прогресс цивилизаций, потенциально способных вести собственные колониальные программы, и пестуете слабых. – Он указал на восток, где клубились и ширились пылевые облака. – Они выйдут в космос? Самостоятельно? Вчера ты показала мне вероятную модель их космического корабля, но эти существа пока даже не осознают факта собственного бытия. Но для них уже спроектирован космический корабль, который не их достижение, а запланированная тобой возможность! Не сомневаюсь, пройдут тысячелетия, и они воспользуются ею. Но для чего? Где их цель? Зачем им космос?

Айлона хмурилась.

Слова Егора задели ее за живое.

– Ты не ценишь жизнь! – резко ответила она. – Ты жестокий!

– Нет. Я не жесток. Если над этой планетой вдруг прольются дожди, то организмы из пыли и статики исчезнут, но тут появится другая жизнь. Вот только дождя не будет, верно?

– Терраформирование запрещено! Любое вмешательство под запретом.

– Почему?

– В прошлом мы создавали терраформеров, но вскоре отказались от такого пути. Ты ведь знаешь об алгитах?

– Да. Колонии разумных кристаллов. Основа навигационной системы любого космического корабля.

– Мы уничтожили их родину, – с горечью произнесла Айлона. – Это была ошибка. Разработанный нами комплекс преобразования планет превратился в разрушителя миров, принес гибель многим зарождающимся цивилизациям, прежде чем мы поняли: жизнь во Вселенной не ограничивается привычными для нас биологическими формами.

– Так политика армахонтов – это своего рода искупление?

– Да. Преобразовав планету, где эволюционировали алгиты, мы лишили их родины и едва не уничтожили совсем, прежде чем поняли, что творим.

– И милостиво превратили их в рабов? Интегрировали в космические корабли? Сделали подсистемами?

– Иного выхода не нашлось. Поверь, они счастливы. Их путешествия по Вселенной нельзя назвать рабством!

– Они счастливы в неведении, – ответил Егор. – Знаешь, давай прекратим этот спор. Я рискнул жизнью в надежде на помощь. Вы могли бы ее предоставить. Но не хотите. Зачем тебе – божеству этого мира – возвращаться в сектор, где кипят войны и цивилизации пожирают друг друга?

Он больше не сдерживал мысли. В организме нарастали процессы, от которых Айлону бросало в дрожь.

– В тебе говорит хондийский нерв!

– Нет. Он под контролем. Во мне говорит горечь. Ты выпестуешь свои создания, за ручку выведешь их в космос, в то время как другие, по-настоящему жизнеспособные цивилизации будут прозябать без права на развитие. Именно так случилось с людьми! – Он повысил голос. – Вы останавливаете прогресс, решаете, кому и где жить, сколько планет освоить…

– Что же тут плохого?! – прервала его Айлона.

– Вселенная жестока, по сути. Она мотивирует к выживанию, но требует борьбы.

– Звериные инстинкты не годятся для экспорта в космос! Ты видел, что произошло в изолированном секторе! Сеть разрушена, бывшие друзья стали врагами! По-твоему, это эволюция?!

– Отчасти. Наиболее жизнеспособными оказались хонди. И знаешь почему? Благодаря своим биотехнологиям, которые вы не сумели отнять или переиначить. Даже морфы пока что уступают им! Большинство Ц’Остов цепляются за обломки величия армахонтов, угасая вместе с сетью. Ты права. Когда обветшает последняя из станций Н-болг, они исчезнут. Или переселятся на какую-нибудь планету, чтобы больше никогда не выйти в космос. Им он не нужен.

– Ты подобен зверю. Чудовищу! – с отвращением выкрикнула Айлона.

– Возможно. Но я выжил.

– А разумен ли ты?! – Айлона порывисто встала и вдруг исчезла, просто растаяла в воздухе, лишь созданное ею кресло покачнулось и опрокинулось.

Егор не расстроился и не испугался ее гнева.

Он знал, чего хочет. Знал – они не посмеют его убить. Но попытаются вылечить.

«Слышишь, нерв? – мысленно обратился он к биоимпланту. – Тебя попробуют уничтожить. А я попытаюсь тебя спасти».

Айлона уже очень давно не испытывала столь резких, ранящих чувств.

«Он – чудовище», – в ярости думала она, не находя себе места.

Привычный способ успокоиться, отключиться от проблем не помог. Ей не хотелось видеть своих питомцев, не хотелось ни с кем общаться, а уж тем более – обсуждать случившееся.

Он нас судит!

Ее гнев пылал яростно, но недолго.

Айлона отвыкла от острых, причиняющих боль эмоций. Двести восемнадцать лет за плечами. Неважно, что она выглядела юной и привлекательной. Душа уже состарилась. Эмоции истерлись, как подметки старой обуви.

Да что за сравнения лезут в голову?! Откуда такая дикость?! Обувь? Подметки? Из его мыслей обо мне?! Проклятый модуль технологической телепатии!

Он так думает?! Так меня воспринимает?!

Айлона села, затем вскочила, ее пальцы сжались в кулаки.

Зверь, все же таящийся внутри, внезапно захотел свободы. Он рвался наружу сквозь тонкую обертку условностей, этических ценностей, важных и непреложных.

Что со мной происходит?!

Она соприкоснулась с жаром его мыслей, обожглась, отравилась их ядом.

Как он смог на меня повлиять?!

Это его импланты! Хондийский нерв и другие, уже кибернетические компоненты! Нерв искажает его сознание, служит призмой, через которую воспринимается мир. А примитивный, но мощный модуль технологической телепатии транслирует это искаженное мировоззрение!

«Бедный… – Гнев вдруг сменился брезгливой жалостью. – Он сам не понимает, как сильно искалечен! Я помогу! Я знаю, как помочь!»

– Гейбл?! – Она обратилась в пустоту, но отклик в виде аватара появился немедленно.

– Айлона? Что случилось?

– Гейбл, мне нужна колония нанитов второго уровня!

Он вскинул бровь, на миг задумался, затем спросил:

– Для предка?

– Угу. – Она не хотела развивать тему, рассказывать подробности.

– Так синтезируй их!

– Не могу, – призналась она. – Придется создать много оборудования. Провести исследования по совместимости.

– Естественно. Операция сложная. Но ты ведь умеешь клонировать микромашины? – Он не стал дождаться ее утвердительного ответа, помахал рукой: – Дерзай. Хотя твое стремление приручить предка преступно, не так ли?

– Гейбл, подожди!

– Ну что? Я не ищу новых неприятностей. Мне уже с избытком хватает проблем.

– Гейбл, у тебя ведь есть необходимое оборудование и подходящие колонии нанитов!

– Где, позволь узнать?

– В музее!

– Да ты с ума сошла!

– Экспонаты ведь действующие? И древняя техносфера, насколько я помню, реактивировалась? Ты ее не отключил?

– Нет еще. Мне некогда. Но я не разрешу тебе воспользоваться древними машинами! Решение о судьбе Бестужева пока не принято. Возможно, лучшим вариантом для всех будет вернуть его на Пандору, в стазис!

– Почему? Кто это предложил?!

– Мысли вслух. Решения, как я сказал, еще нет.

– Гейбл, помоги, прошу!

– Ты что, испытываешь к нему чувства?

– Это неважно! При чем тут чувства?!

– Да ты покраснела!

– Ой, уймись! Он меня оскорбил! Понимаешь?! Он осуждает нас!

– Ну, на его месте я тоже не испытывал бы восторга по поводу принятых решений. Ничего удивительного. Он человек, а не армахонт, и принадлежит своей эпохе. Вернуть его туда – самое разумное решение. Через двести пятьдесят тысяч лет он выйдет из стазиса, когда установка на Пандоре полностью компенсирует прыжок «Первопроходца» в прошлое. Никто не пострадает. Все останутся довольны.

– А мы еще будем существовать к тому времени?

– Ты или я?

– Нет! Мы – армахонты. Цивилизация!

– Понятия не имею.

– Какую память Егор сохранит о нас? Что он скажет об армахонтах?

– Я не понимаю тебя, Айлона! Он нас осуждает. Ладно. Это его личное дело. При чем тут…

– Ты должен мне помочь! Чувства здесь ни при чем! Решение по Пандоре по-прежнему в силе? Недавние события не повлияли на него?

– Да. Планета останется в стазисе. Мы не отключим установку, рискуя исказить временные линии Вселенной!

– Значит, Егора вернут туда? Я уже поняла, ты добьешься своего. Через двести пятьдесят тысяч лет он очнется и увидит другую Вселенную. Без нас. Я это чувствую. Но память цивилизаций, которые мы сейчас так бережно воспитываем, – она ведь сохранит наш образ?

– Наверное, – неуверенно ответил Гейбл. – Айлона, что с тобой происходит? Он тебя обидел? Задел? Да не обращай внимания! Он же дикое существо, отстающее от нас в развитии на четверть миллиона лет!

– Это не утешает.

– Так чего же ты хочешь?

– Изменить его мнение! Показать, что наш путь справедлив и оправдан! Разум, а не первобытные инстинкты должны управлять космосом!

– Хорошо, но при чем тут наниты? Ты хоть понимаешь, чего просишь? Кто разрешит имплантировать ему наносеть?! И для чего? В чем смысл?

– У него вживлен биоимплант! Хондийский нерв.

– Знаю.

– Но не представляешь, насколько это жутко на самом деле! Он видит мир как в кривом зеркале! Но удалить нерв невозможно! Только наниты способны его нейтрализовать!

– Ну да, согласен, – подумав, кивнул Гейбл. – Так ты хочешь устранить влияние хондийского нерва и показать ему нашу Вселенную?

– Да! Если иного выхода нет и Бестужев обречен вернуться в стазис, пусть он сохранит правдивую память о нас! Пронесет ее через время! Но без нанитов он не сможет усвоить того огромного объема информации, что необходим для понимания истинной доброты наших замыслов, справедливости нашей политики, величия наших целей и достижений!

– А если он попытается использовать возможности наносети?

– Где? В стазисе?

– Верно. – Гейбл поджал губы. – Нет, если честно, мне не нравится твоя затея! Давай так, я помогу, но на определенных условиях. Во-первых, мы дождемся общего решения. Если его вдруг захотят оставить среди нас, все выплывет наружу!

– Хорошо. – Айлона была настроена решительно. – Выдвигай предложение – вернуть его в стазис на Пандору. Я поддержу. Предок гостит на моей планете, и к моему мнению прислушаются. Вопрос будет решен быстро и окончательно!

– Отлично! – Гейблу нравилось, когда его инициативы получали поддержку. – Второе условие: мы никому не скажем об операции. Сохраним все в тайне. Я не хочу рисковать своим положением!

– Согласна.

– И третье. Мы терминируем нанитов, как только ты «откроешь ему глаза», втолкуешь, что ты там собралась втолковать.

– Он же погибнет! Извлечение нанитов невозможно!

– Я сказал: терминируем, а не извлечем. Есть у меня одно старинное устройство. Ликвидатор тестовых образцов. В древности не каждая имплантация проходила успешно. Сбойные колонии нанитов в таком случае просто нейтрализовывали без их физического извлечения. Они по-прежнему будут обращаться в его крови, но без программного обеспечения. Вреда здоровью никакого.

– Хорошо. Я согласна. – Айлона облегченно вздохнула. – Гейбл, я не забуду этой услуги!

– Романтический ужин?

– Посмотрим.

– Ладно. Я терпелив. Побалуй свое эго. Убеди его, что мы правы всегда и во всем.

Судьба не щадила пандорианцев.

Миг – и Егор оказался в совершенно другой обстановке, утратил способность двигаться.

Он стал игрушкой. Но своей цели добился – снова оказался тут, в Системе Изначальной.

Бестужев холодно наблюдал, как Гейбл и Айлона готовятся к операции, а его модуль технологической телепатии транслировал мысли в широком диапазоне частот связи, искал друга, но пока не находил его.

– Все будет хорошо. – Айлона подошла к изголовью, прикоснулась к его седым волосам. – Ты скоро выздоровеешь.

– А я болен? – спросил Егор.

– Имплантация хондийского нерва выполнена крайне грубо, – ответила она. – Кто тебя оперировал? И зачем?

– Нерв мне имплантировали в колониальном убежище. Это был единственный способ выжить. Льды таяли, – Егор отвечал сухо, отрывисто. – Вода была повсюду. Герметизация нарушилась. Еда закончилась. Мы умирали от холода и истощения.

Гейбл почувствовал, как по коже пробежали мурашки.

«Ужас, – в мыслях промелькнуло сострадание. – Досталось же ему».

– Но как вам помог нерв?

– В двух словах? – Неприязненная усмешка коснулась губ Бестужева. – Хондийский крейсер. Он был нашим шансом. Живой корабль, достаточно прочный, способный укорениться и производить биомассу. Но его предстояло захватить, а затем контролировать. Имплантированный нерв давал такую возможность.

– Кошмар. – Айлона следила за показаниями какого-то древнего устройства. – Тебе нереально повезло. Нерв мог убить. Вообще непонятно, как он прижился?

– И что теперь со мной не так?

– Все! – Ее глаза округлились от удивления. – Он стал твоим симбионтом! Гейбл, – она обернулась, – взгляни! Две нервные системы переплетены очень тесно. Боюсь, я ошибалась. Простая инъекция наномашин не поможет. Они не распутают этот клубок!

– Нужно попробовать.

– Очень рискованно. Его организм изменился под влиянием нерва. Есть химическая зависимость от хондийских метаболитов. К тому же мутировавшая часть нервной системы тесно связана с кибермодулями его имплантов, а они несовместимы с современными сетями наномашин.

– Ну так усовершенствуем их! Я справлюсь. Введем две колонии нанитов. Одна воздействует на нерв, другая на кибермодули.

– Перепрограммируем их?

– Усовершенствуем, программно и аппаратно.

Бестужев слушал их диалог, стараясь подавить наиболее сильные эмоции. Они говорили о нем, находясь рядом, не обращая внимания, обсуждали, каким способом убить нерв, не спрашивая, а хочет ли он этой операции?

Здесь и сейчас ему открывалась истинная суть цивилизации армахонтов. Они считали себя выше таких мелочей, как этика. Им плевать на системы ценностей. Достаточно уверенности, что совершаемые действия во благо, и неважно, кто перед ними – человек или другое разумное существо, индивид или космическая раса, судьбу которой они решают.

У армахонтов есть цель – контролировать все и вся. Выстроить Вселенную без войн, в зародыше устраняя причины возможных конфликтов, перетасовывая цивилизации, формируя население секторов пространства по признаку идентичности, понятному лишь им.

Они не помогают. Даже сейчас – не помогают. Решают интересную для них задачу. Обеспечивают себе превосходство, возможность манипулировать моим сознанием, чтобы вложить в меня, как в капсулу, нужные воспоминания, – он слабо, едва заметно усмехнулся, – запрограммировать и отправить в стазис.

– Так мы работаем или нет? – спросил Гейбл.

– Да, – ответ Айлоны прозвучал решительно. Она отбросила сомнения. Ее не волновало, что после операции Бестужев станет кем-то другим, потеряет большую часть себя. Как уже потерял однажды, согласившись на имплантацию нерва, но тогда это требовалось для выживания, а сейчас?

Сейчас ситуация ничем не отличается.

«Я последний, кто может все изменить».

Вспомнилось стылое подтопленное колониальное убежище, рев воды, окаемка минеральных солей на сырых стенах, жуткая лаборатория, где втайне от всех морф, подменивший Русанова, планировал судьбу землян и пандорианцев.

«Хватит. Я больше не буду марионеткой. Пусть думают, что они управляют ситуацией.

Пусть делают, что задумали.

Я выберусь».

Мысли гасли. Сознание ускользало во тьму. Он боролся, скорее инстинктивно, чем в силу необходимости, ловил обрывки фраз, вопреки усиливающемуся воздействию на разум все еще видел злобные, крохотные огоньки индикационных сигналов на блоках древней (по меркам армахонтов) аппаратуры.

Он делал это ради всех.

В недрах города на техническом уровне сервы открыли мобильный ремонтный комплекс.

Внутри, удерживаемый силовыми захватами, находился андроид.

Техника, живущая сама по себе, крайне опасна. Еще опаснее техносфера – единение миллионов машин, работающих вне зависимости от воли своих создателей.

Мало кто понимает степень этой угрозы, но она объективно существует, усиливаясь с каждым днем, с каждым новым шагом, пройденным по пути необузданного прогресса.

Армахонты осознали это слишком поздно, когда созданные ими комплексы терраформинга начали стирать миры, уничтожая цивилизации, словно ластик, меняющий лик Вселенной.

Конечно, андроид послал запрос в сеть, продолжая анализировать полученные данные, конечно, подразумеваются не те цивилизации, что уже проявили себя, а иные, только зарождающиеся формы мыслящих существ, порой настолько чуждые и непонятные, что их сложно заметить.

Армахонты поняли ошибку, но выводы, сделанные ими, несли зародыш предстоящего краха.

Если Егор Бестужев формулировал выводы осторожно, а понимание сути вещей приходило к нему на уровне интуиции, то андроид оперировал достоверными данными, полученными из сети древнейшего рода вселенной.

Ремонтно-диагностический комплекс завершил работу – он реставрировал человекоподобную машину, усовершенствовал кинематику, обновил ядро системы, но не посмел прикоснуться к нейросетям.

– Егорка? Слышишь меня?

Слабый отклик модуля технологической телепатии транслировал искусственному интеллекту угасающие мысли Бестужева.

Он здесь! На планете! В пределах радиуса действия систем связи!

Андроид освободился от силовых захватов, выбрался из технической камеры, не прерывая ни на секунду контакта с сетью.

Ему инсталлировали новую операционную систему, внедрили колонии нанитов, расширили объем оперативной и постоянной памяти, оптимизировали ядро системы, увеличили быстродействие, установили модули совместимости.

По результатам тестирования он получил ряд командных приоритетов в сложной иерархии городских структур.

Андроид двигался темным узким коридором, где уже давно не ступала нога человека, и удивлялся остроте ума, прозорливости Егора.

Он получил четкие указания к действию и теперь направлялся к древнему центру биокибернетических технологий, где сейчас находился Бестужев.

Его пытаются улучшить, как только что улучшили меня. Он борется, передавая информацию. По данным, поступающим от модуля технологической телепатии, андроид восстановил для себя полную картину произошедших событий.

Нейросеть андроида получила новые командные приоритеты. Искусственный интеллект вошел в информационное пространство древнейшей техносферы и начал манипулировать им.

Последний мыслящий механизм в обозримой Вселенной. Аналог тех машин, что долгое время являлись соратниками людей, пока потомки экипажа «Первопроходца» постепенно не превратились в армахонтов.

Они изучили Вселенную.

Усвоили уроки известной истории, ибо пришли из будущего, которое теперь было для них предначертано.

Они пытались остаться людьми, но не сумели, слишком долгий путь развития изменил их – и физически, и духовно.

Шагая темным коридором, двигаясь к цели, андроид усваивал огромные объемы данных, одновременно сохраняя самоидентичность, ведь нейросети, на основе которых сформировалась и существовала личность, не были затронуты процессом усовершенствований.

– Егорка, держись, – шептали его губы.

Гейбл и Айлона действовали молча, сосредоточенно. Они оперировали Егора при помощи древних наномашинных комплексов и потому не могли полностью полагаться на автоматику. Требовался постоянный контроль над нанитами, ведь человеческий организм хрупок, а поставленная задача сложна.

Процесс нейтрализации биоимпланта протекал крайне медленно. Введенные в кровь Егора микромашины сейчас пытались изолировать хондийский нерв, ведь грубо оборвать его связь с центральной нервной системой было бы слишком опасно. Нерв пустил корни, сросся с человеком, встроился в обмен веществ.

Через некоторое время Гейбл взял тайм-аут. Он вытер бисеринки пота, выступившие на лбу, сел, устало массируя виски.

– Что, если он умрет?

– Вернись к делу! – потребовала Айлона.

– Я устал!

– Гейбл, не время капризничать. Одна я не справлюсь!

– Он изуродовал себя, а мы исправляй, да? – ворчал армахонт. – Нерв защищается. А наниты обучаются слишком медленно.

– Тогда давай программировать их напрямую.

– Да, это выход, согласен, но у нас мало материала для анализа. Мы практически не знаем метаболизма хонди.

– Вернись и работай!

Гейбл неохотно встал.

– Не понимаю, – продолжал ворчать он, – по сети идет поток данных. Кто-то помогает нам извне?

Айлона недовольно поморщилась, отвлеклась.

– Да. – Она просмотрела полученный отчет. – Ничего странного. Исследовательский центр биокибернетических технологий включился в работу. Разве нам помешает помощь?

Гейбл не разделял ее беспечности.

– У меня скверное предчувствие. – Он наблюдал за распределением потоков данных. – Такое впечатление, что нам помогает не подсистема, а полноценный искусственный интеллект.

– У тебя паранойя. Вернись к делу. Все искусственные интеллекты давным-давно ликвидированы, ты же знаешь!

– Угу. Но предчувствие…

– Хватит уже! Ты иногда бываешь просто невыносим!

– Ну, хорошо-хорошо. Работаем!

– Взгляни, как ускорился процесс! Наниты получают инструкции. В древних базах данных, оказывается, есть нужные сведения, касающиеся метаболизма хонди!

– Прекрасно. – Гейбл действительно обрадовался. Ход рискованной операции едва не вышел из-под контроля, но после включения древних устройств дела действительно пошли значительно быстрее и лучше. – Нерв блокирован, – через некоторое время сообщил он. – Наниты продержат его в изоляции до тех пор, пока не будут терминированы их программы.

Айлона устало улыбнулась.

– Он без сознания. – Гейбл неприязненно покосился в сторону Егора.

– И пробудет в таком состоянии еще сутки, не меньше. Затем ему потребуется время на адаптацию к новым возможностям рассудка. Тоже, между прочим, рискованный этап. Информацию в этот период нужно дозировать. – Айлона обернулась к Гейблу: – Системы жизнеобеспечения справятся?

– Несомненно.

– Мне нужно ненадолго вернуться в свой мир. Присмотришь за ним?

– Пожалуй. Но и ты не задерживайся. У меня много дел. Надо начинать отключение древней техносферы. Помнишь о своем обещании?

– Ну конечно. – Она лукаво улыбнулась. – Обсудим это позже, ладно? У нас впереди – вечность. – Айлона, как всегда, ускользала, но Гейбл настолько устал за последние дни, что даже обрадовался ее уклончивому ответу.

Они вышли, оставив Егора под опекой систем жизнеобеспечения.

На самом деле команды медицинским системам отдавал андроид. Он уже находился в здании центра биокибернетических технологий, ожидая, пока армахонты сочтут операцию завершенной.

Они ушли, и искусственный интеллект принялся за дело.

Блоки древней аппаратуры включились вновь. В объеме заработавших голографических мониторов сформировалась модель человеческого организма.

Наниты, блокирующие хондийский нерв, получили новые инструкции.

Прошло несколько часов, и от изголовья камеры поддержания жизни отделились два тонких хирургических манипулятора.

На контрольном мониторе появились новые сообщения системы:

Андроид некоторое время контролировал параметры жизнедеятельности человеческого организма, затем, оставаясь на связи с медицинской аппаратурой, покинул здание, направляясь в другую часть города.

Не все запланированные действия он мог осуществить через сеть.

Некоторые устройства, которые он отыскал и идентифицировал по прямому указанию Егора, были изолированы от кибернетической сети Альмата.

Бестужев пришел в сознание спустя двенадцать часов после операции.

Он чувствовал себя превосходно. «Интересно, где сейчас Гейбл и Айлона?»

Ответ пришел мгновенно. Айлоны не было на планете, а Гейбл работал в информационном центре.

Похоже, обо мне на время забыли. Или следят дистанционно?

Мысленный вопрос вновь вызвал немедленную реакцию со стороны глобальной информационной системы.

Он был свободен. Его перемещения в рамках города никто не ограничивал.

Бестужев не спешил. Прежде всего – информация. Действовать нужно наверняка. Второй попытки не будет.

Он некоторое время работал в цифровом пространстве, затем встал, оделся, вышел на улицу.

Вечер. Вокруг расплескались городские огни.

«Центр управления», – подумал он.

Резкое секундное головокружение – и он уже стоял на ступенях крыльца нужного ему здания.

Двери открылись автоматически. Он вошел внутрь.

– Гейбл, нам нужно поговорить!

– Не о чем, – даже не обернувшись, отрезал тот. Появление Бестужева не удивило и не взволновало армахонта. Он даже не справился о его самочувствии.

– И все же отвлекись. – Бестужев сел в кресло, погрузился в цифровое пространство. Новые возможности он использовал осторожно, постепенно адаптируясь к непривычным способам работы с информацией.

– Ты получил наномашинную сеть! – сварливо ответил Гейбл. – Воспользуйся нанитами, они откроют тебе доступ к базам данных. Глобальная библиотека армахонтов, что еще нужно для удовлетворения любопытства?

– Мне нужны объяснения. Доступную информацию я уже просмотрел.

– И ничего не понял? – желчно усмехнулся Гейбл. – У меня мало времени. О чем речь?

– О гиперкосмосе.

– Эк тебя заносит! Нам понадобились сотни тысяч лет, чтобы постичь структуру энергетической вселенной. А ты приходишь и требуешь, чтобы я в двух словах объяснил тебе теорию мироздания?!

– Именно. Я не собираюсь вникать глубоко. Мне нужны простые ответы на ряд вопросов.

– Зачем? Для общего сведения?

– Гейбл, я стараюсь примириться со своим положением. И понять армахонтов. Может, ты найдешь достаточно примитивное объяснение? Доступное для моего уровня развития?

Гейбл смутился.

– Извини. Не хотел тебя задеть, – запоздало извинился он.

– И все же? Расскажешь?

– Ну, хорошо, я попробую объяснить. – Армахонт приостановил текущие операции, обернулся к Егору. – Гиперкосмос в нашем понимании – это энергетическая структура, отражающая все гравитационные взаимосвязи, существующие во Вселенной, – тщательно подбирая слова, произнес он. – На протяжении тысячелетий наши ученые пользовались термином «гравитация», но не могли определить ни частиц, ни волн – ее носителей. Почему гравитация действует на любых расстояниях? Почему все массы тел положительны? – вот самые простые вопросы из длинного списка. И только изучая гиперкосмос, мы получили некоторые ответы. Взгляни. – Их окружила сложная сетчатая модель галактического диска, состоящая из множества энергетических нитей. – Это линии напряженности гиперкосмоса. На самом деле их в миллиарды раз больше, но для навигации и связи мы пользуемся лишь наиболее стабильными и потому в рабочих моделях отображаем только их. Каждая линия напряженности, которую ты сейчас видишь, называется «горизонталью» и связывает между собой звезды, расположенные не далее пятнадцати световых лет друг от друга. Для навигации и связи важно основополагающее свойство горизонталей. Они способны проводить материальные объекты, если те обладают достаточным энергетическим потенциалом, и импульсы – эту особенность мы используем для мгновенной передачи информации.

Гейбл перевел дыхание, покосился на Бестужева. Он не привык к длинным монологам. Вообще вербальное общение здорово его утомляло.

– Ты что-нибудь понял?

– Да, – кивнул Егор. – Вы – не строители межзвездной сети? Она – физическое явление, свойственное гиперкосмосу?

– Ты прав. Гипертоннели существовали всегда как объективное явление. Но без соответствующих технологий их невозможно использовать в качестве транспортных артерий, и даже построив гиперпривод, сумев открыть окно в гиперпространство, ты не сможешь мгновенно переместиться между звездами – скорее погибнешь.

– Почему?

Гейбл глубоко вздохнул. К своей величайшей досаде он понял – просто так ему не отделаться.

– Существует множество нюансов, которые должны быть учтены. – Он изменил модель. – Условно гиперкосмос разделен на десять энергоуровней. Это как десять вложенных друг в друга сфер. Сетка горизонтальных взаимосвязей повторяется на каждом. – Теперь он говорил быстро и сжато, хотел поскорее наскучить Егору, отделаться от него. – Существуют еще и вертикальные линии, но о них пока известно немного. В плане навигации они крайне опасны. Если космический корабль попадает в поток Вертикали – его дальнейшая судьба неизвестна. Мы полагаем, что Вертикали связывают каждую существующую в трехмерном космосе звезду с некоей центральной точкой, расположенной в глубинах гиперкосмоса, в границах десятого энергоуровня, но ни один исследовательский аппарат, отправленный к центру мироздания, не вернулся и не передал информации. Срыв на Вертикаль всегда ведет к потерям. Так мы погубили флот терраформеров.

– Айлона сказала, что армахонты не ведут преобразования планет, – как бы между прочим заметил Егор.

– Сейчас не ведем, – уточнил Гейбл. – Но раньше, еще до печального инцидента с алгитами, существовал проект, предполагавший терраформирование многих миров. Мы планировали создавать биосферы, пригодные для различных цивилизаций. Вообще-то терфул – базовый корабль терраформинга – способен воссоздать любой объект, информация о котором хранится в его памяти. Терфул с одинаковой эффективностью действует на поверхности планет и в космосе. – Гейбл, похоже, увлекся. – О, это были великолепные корабли, – с нескрываемым сожалением добавил он. – Настоящие Созидатели Миров!

– Я слышал от эшрангов о некоем «разрушителе миров».

– Тупые создания! – пренебрежительно отмахнулся Гейбл. – Они, вероятно, видели в действии один из двенадцати модулей Созидателя. Мы называем его Утилизатор. Он разрушает небольшие небесные тела, чтобы другие сегменты – всего их двенадцать – могли собирать и поставлять вещество в бортовые емкости модуля Репликации – именно он создает объекты любой сложности путем их послойного молекулярного воспроизведения. Впрочем, – Гейбл запоздало осекся, – это не важно. Флот терраформеров сорвался на Вертикаль, и мы не знаем его судьбу.

– Зачем, создав мобильный гипердвигатель, вы выстроили сеть на основе Врат? – Егор вопреки надеждам Гейбла проявил интерес.

– Чтобы слаборазвитые или агрессивные цивилизации не совали свой нос куда не следует! – сварливо ответил армахонт. – Мы структурируем межзвездные связи, выстраиваем миропорядок, регулируем транспортные потоки, ограничиваем нежелательные контакты. Некоторые звездные системы изолируем, между другими открываем действующие маршруты.

– А как осуществляется навигация?

– Зачем тебе? – Гейбл подозрительно взглянул на Бестужева.

– Интересно. Вы путешествуете, используя только горизонтали первого энергоуровня?

– Да! Это безопасно и практично.

– Но это короткие прыжки. Сам же сказал – не далее чем на пятнадцать световых лет. Но Айлона упоминала о мгновенных перемещениях на огромные расстояния!

Гейбл тяжело вздохнул, но ответил:

– В упрощенном виде стабильные гипертоннели можно сравнить с сетью дорог. Ты добираешься до определенного пункта, а дальше в узловой точке меняешь ведущую горизонталь, движешься по отрезкам сети, пока попадаешь в нужную тебе систему.

– И почему же ваш опыт никто не повторил? – удивился Егор.

– На практике все очень сложно. Мало изобрести гиперпривод. Нужно правильно настроить его, чтобы корабль не сгорел в потоке гипертоннеля, учесть множество переменных! Требуются специализированные базы данных, иначе как ты определишь, куда двигаться? Из каждой звездной системы при погружении в гиперкосмос открывается множество маршрутов. Серфинг по гипертоннелям – это огромный риск. Потому мы и создали сеть на основе стационарных устройств. Это избавляет корабли других цивилизаций от необходимости нести на борту гиперпривод, гарантирует безопасный прыжок в заранее известную точку.

– Да, впечатляющее достижение. – Теперь, узнав ключевые понятия, Егор сориентировался в сети, загружая нужную ему информацию.

– Ты подозрительно быстро встал на ноги. – Армахонт уловил оттенок фальши в последней фразе Бестужева.

– Наверное, у меня крепкое здоровье.

– И вопросы ты задаешь странные, – не унимался Гейбл. – Почему интересуешься именно гиперкосмосом?

– Ну, вообще-то меня интересует очень многое. Например, ты мог бы мне рассказать, как развивалась культура армахонтов?

– Послушай, я ведь сказал, что занят! – Гейбл тут же пошел на попятную. – Айлона обещала скоро вернуться. Она тебе все расскажет. А пока прогуляйся по городу. Не пожалеешь. Есть на что посмотреть. Одна архитектура чего стоит!

– Ладно. Если ты действительно так сильно занят, я, пожалуй, действительно прогуляюсь. – Егора понемногу начало лихорадить. – А когда ждать Айлону? Она далеко?

Гейбл снисходительно усмехнулся.

«Предок так ничего и не понял. Теория гиперкосмоса для него непостижима. Делает вид, что интересуется, а сам как был дикарем, так им и остался! Тут и наниты бессильны», – презрительно подумал он.

– Айлона найдет тебя, не волнуйся. За одно мгновение. А когда именно она вернется, я не знаю.

– Ладно. Спасибо. Извини, что отнял время. – Егор пошел к выходу, а Гейбл все так же презрительно смотрел ему вслед.

На улице было тепло. Над головой простиралось безоблачное ночное небо, украшенное рисунком незнакомых созвездий.

Егор мысленно вошел в сеть.

– Дитрих?

– Да, – мгновенно откликнулся андроид. – Можем говорить спокойно, я защитил канал связи.

– Ты нашел мерч?

– Нахожусь рядом с ним.

– Это действительно колония алгитов?

– Да. Но она – искусственная.

– То есть? Я не понял? Эшор утверждал, что мерч – это исходная, материнская колония алгитов!

– Он ошибался. Видимо, термин имеет несколько значений. Я сейчас сканирую контейнер. В нем миллиарды искусственных кристаллов со сложной структурой, выполненной на наноуровне.

– Нейросеть?

– Нет. Это сложные устройства, не имеющие ничего общего с нейромодулями. В них встроены носители информации. Данные, – возникла секундная пауза, – данные с одного прочитанного мной кристалла описывают свойства и структуру отдельного объекта! Подожди еще немного… Так-так, что же получается? Составляя комбинации из компонентов мерча, можно получить модели различных устройств и даже жизненных форм практически любой сложности!

– Это может послужить матрицей для послойного молекулярного реплицирования?

– Теоретически – да, – ответил андроид. – Как ты догадался?

– Гейбл подсказал. Случайно проговорился.

– Ты расспрашивал его о мерче?

– Нет, он сам пустился в некоторые пояснения.

– Что мне теперь делать, Егор?

– Забирай мерч. Встретимся у космического порта. Древняя техносфера еще в работе?

– Да.

– Нам потребуется вся энергия города. Сможешь обеспечить ее перераспределение?

– Смогу.

– Взгляни на космопорт.

– Есть. Соединился с датчиками.

– Видишь объект, похожий на линзу?

– Да. Он состоит из двенадцати сегментов. Постой. На борту сканируется контур гиперпривода! Это космический корабль?!

– Думаю, нечто большее. Комплекс терраформинга. Созидатель Миров.

– Я не понимаю твоего замысла, Егор!

– И не нужно. У нас нет времени. Придется рискнуть.

– Егор, мы ничего не сможем сделать! – Андроид мгновенно просчитал риски. – Если ты собираешься угнать космический корабль – это не вариант. Мы не знаем, как им управлять! На реактивацию подсистем, зарядку накопителей, подготовку к старту уйдут часы! Нас остановят!

– Нет. Не успеют.

– Егор, я не нашел в сети инструкций по эксплуатации «терфула».

– Знаю. Но моя наносеть двумя уровнями выше, и я не просто так велел устанавливать именно ее. Много вопросов задаешь. Поверь мне!

– Я хочу понимать, что делаю.

– Ладно. – Егор готовил к работе модуль мгновенного перемещения. – Я загрузил доступные данные, пока беседовал с Гейблом. После отказа от практики терраформирования планет все Созидатели Миров, а их оставалось всего пять, были переведены в разряд кораблей постоянной готовности. Вообще-то я слышал об этом еще на Пандоре, но тогда еще не понимал, о чем идет речь. Их уникальные бортовые системы могут использоваться как оружие, против которого нет никаких способов защиты. Терфулы размещены в четырех главных для армахонтах системах, и еще один законсервированный – на Пандоре. Ты видишь на площадках космического порта другие космические корабли?

– Нет.

– Терфул находится в готовности к старту. В любую секунду. По первому требованию. Но для нас он бесполезен без мерча. Почему – объясню позже. А теперь ты должен перераспределить энергию.

– Зачем, если корабль готов к старту?

– Чтобы нам не помешали уйти в прыжок! Энергию города нужно израсходовать. Оставить только неприкосновенный запас для антигравов. Не хочу, чтобы Альмат разбился. Пока Гейбл тут один, мы сможем уйти. Но двое армахонтов уже способны перехватить управление и остановить нас. Поэтому – торопись. Я не знаю, когда появится Айлона. Мы должны успеть до ее прибытия!

– Я понял, Егор. Сделаю. И все равно – это огромный риск!

– Другого шанса у нас не будет. Береги мерч. Он – ключ к нашему будущему!

Холодная вспышка мгновенного перехода поглотила Егора Бестужева.

Зрение на миг помутилось, а через секунду он понял, что стоит перед шлюзом огромного космического корабля.

Он отдал мысленную команду с использованием наносети.

Сердце на миг замерло. Получится или нет?

Шлюз открылся.

Слишком легко? Будто меня отпускают?

«Нет, – ожесточенно подумал Егор, вспомнив разговор с Гейблом. – Я для него – ничтожество. За мной не нужно следить. И это единственный шанс вырваться. Другого уже не будет!»

Он обернулся. По широкой дороге между зданиями древнего космопорта бежал андроид, бережно прижимая к груди внушительных размеров цилиндр.

– Быстрее!

Огни города гасли, погружая Альмат во тьму.

Андроид заскочил в шлюз. Наружный люк Созидателя Миров начал закрываться.

Айлона грустно улыбнулась, наблюдая, как Бестужев скрылся внутри терфула.

– Прости, Егор, – с горечью шепнула она, – но мы не можем вернуться. Надеюсь, ты поступишь правильно. Сделаешь это за нас.

Вот теперь будущего уже точно не знал никто.

Рубеж.

Тонкая пульсирующая нить на звездной карте сектора.

Линия смерти, арена беспощадной борьбы, где жалкие остатки некогда процветавших цивилизаций, забыв прошлые распри, объединились в последней попытке выжить.

Восемнадцать звездных систем.

Станции Н-болг, веками сохранявшие нейтралитет, превратились в орбитальные крепости, сгорающие под постоянными атаками и возрождающиеся вновь, словно мифические фениксы, восстающие из пепла.

Смерть собирала тут обильную жатву, и на ниве беспощадной борьбы зрела ненависть, которая рано или поздно изберет путь: либо шагнет дальше в лице одной наиболее успешной цивилизации, либо иссякнет, но не в силу здравого смысла, а по причине полного разрушения древней внепространственной сети.

Эшранги ценой невероятных потерь взяли штурмом станцию системы Нерг. Они блокировали Рубеж со своей стороны и держались, забыв о клановом делении, иерархии – обо всем, что еще недавно составляло смысл их надменного существования.

Хонди захватили Н-болги в Зайрусе и Эфате.

Умры – почти забытая цивилизация сектора, сохранившая всего две планеты на задворках разорванной сети, – прислали девять последних боевых кораблей и присоединились к своим злейшим врагам, чтобы противостоять морфам.

Две центральные системы Рубежа – Фаллукс и Доргаут – стали ареной жесточайших схваток.

После уничтожения гибридной конструкции в системе Нерг, захвата станций Зайруса и Эфата морфы Фаллукса и Доргаута взбунтовались. Они уничтожали любой корабль, появившийся из Врат Миров, в пределах досягаемости систем обороны станций.

Обстановка накалялась с каждым днем. Среди морфов в других звездных системах постепенно начались волнения. Многие маршруты стали небезопасными. Все чаще торговые корабли разных цивилизаций пропадали без следа после стыковки с Н-болгами независимых систем.

Эшранги и хонди решились на новый скоординированный натиск. Они извлекли уроки, и две армады, атакуя станции Фаллукса и Доргаута, уже не повторяли роковых ошибок. Любой обломок, приближающийся к Н-болгам, уничтожали беспощадно, не считаясь с потерями.

Станции не выдержали штурма. Морфы не получили возможности вновь использовать свои уникальные способности.

Н-болги обеих систем пали и теперь считались необитаемыми. Может быть, в их пронизанных радиацией недрах еще влачили существование небольшие группы морфов, но никто не решался проверить, так ли это.

После беспощадного штурма в войне наступило короткое затишье. Торговые корабли еще не осмеливались появляться в границах Рубежа, но ситуация медленно стабилизировалась, казалось, что Ц’Осты проиграли, а их экстремальные способы выживания, наглядно продемонстрированные на примере системы Нерг, – не более чем шаг абсолютного отчаяния.

Минуло два месяца.

Победители, выжившие в беспощадном столкновении, постепенно пришли в себя, с дрожью оглядываясь в недавнее прошлое, еще храня верность вынужденному союзу, но уже косо поглядывая друг на друга.

Начала оживать межзвездная торговля. Эшранги и хонди отвели боевые флоты, теперь они присматривались к немногим независимым системам, еще не вошедшим в состав их империй.

Умры, получив гарантии неприкосновенности своих колоний, вернулись на родные планеты.

Однако возрождающаяся торговля требовала не только исправной работы врат. Кораблям нужны промежуточные станции, доки для мелкого ремонта, возможность сделать остановку, восстановить запасы энергии, дать экипажам отдых.

Через три месяца после памятного штурма хонди совершили роковой шаг.

Победа над морфами казалась окончательной и бесповоротной. Хондийские крейсера состыковались с вакуумными доками разрушенных Н-болгов систем Фаллукс и Доргаут. Разумные насекомые восстановили некоторые отсеки внешнего слоя. Они начали принимать транспортные корабли.

Как оказалось – рано.

Уникальные биотехнологии их цивилизации, практически не затронутые влиянием армахонтов, служили добычей, а выжившие в глубинах разрушенных станций Ц’Осты превратились в терпеливых охотников.

Однажды они вышли из радиоактивных недр станции Н-болг системы Доргуат, действуя стремительно и беспощадно. Разумные хондийские особи были уничтожены, крейсера, состыкованные со станцией, захвачены, рабочие, занятые восстановлением отсеков и обслуживанием транспортных кораблей, переподчинены новым хозяевам.

Ц’Остов рано сбросили со счетов, сочли вымершими. Опаснейшие существа, способные ассимилировать генетический материал других биологических форм, знавали и худшие условия выживания.

Тысячелетия понадобились армахонтам, чтобы ввести диких, необузданных тварей в галактическое сообщество, изменить систему моральных ценностей Ц’Остов, трансформировать агрессию в дух соревнования, выстроить сложную для непосвященных иерархию, но теперь их уже ничего не сдерживало. Загнанные в радиоактивные глубины Н-болгов морфы быстро утратили тонкий налет «цивилизованности» и вышли из смертельных недр космических станций с единственным намерением – восстановить былой миропорядок, но уже по своему усмотрению. Вселенная должна принадлежать сильнейшим, и если средством для достижения поставленной цели служат хондийские технологии – значит, так тому и быть.

Рубеж вновь пылал.

Станция Н-болг системы Доргаут преобразилась. Опыт, полученный морфами в битве за Нерг, был осмыслен и учтен ими в полной мере. Теперь по орбите вокруг планеты величественно плыла неприступная гибридная конструкция. Издали обшивка огромной станции выглядела пегой, покрытой наплывами и наростами. Хонди восстановили ее, но во влажных глубинах среди резких запахов правили отнюдь не они.

Миллионы хондийских рабочих были заняты строительством армады космических кораблей. Они трудились без устали, погибали от истощения, но им на смену приходили новые и новые неразумные особи, рожденные в инкубаторах, подчиненные воле Ц’Остов.

Здесь и сейчас зарождалась сверхцивилизация существ, стряхнувших оковы условностей и ограничений. Морфы, агрессивные по природе, как будто очнулись от тысячелетнего сна, осмотрелись удивленно и брезгливо.

Надменные эшранги, плодовитые хонди, благородные умры, влюбленные в космос алгиты, звенги – непревзойденные и неутомимые изобретатели, цихриты – обретшие самосознание биороботы, пытающиеся найти свой собственный путь во Вселенной, небольшие анклавы людей, все еще хранящие память о Земле, – все они были приговорены служить морфам либо сгинуть. Ц’Осты собирались взять от каждого лучшее, ассимилировать не только гены, но и любые полезные достижения иных космических рас и расселиться по звездным системам, оставляя жизнь только тем, кто полезен или нужен в данный момент.

Случилось то, о чем Егор Бестужев пытался сказать Айлоне. Судьба цивилизаций изолированного, брошенного армахонтами сектора служила наглядным примером того, что ждет сотни миров обитаемого космоса в недалеком будущем, когда строители межзвездной сети окончательно сойдут со сцены истории, а созданная ими система сдерживания рухнет.

Этот день стал судьбоносным.

В системе Доргаут произошло два события.

Во-первых, внезапно заработали Врата Миров, лишенные энергии по решению морфов.

Питание на них подали из системы Фаллукс. Цихриты, однажды взломавшие межзвездную сеть, не хуже других понимали угрозу, исходящую от Ц’Остов Доргаута. Они привели два боевых корабля армахонтов и с их помощью активировали Врата через открытый со стороны Фаллукса гипертоннель. Активность генераторов пробоя метрики пространства не прекращалась ни на секунду. Флот, состоящий из кораблей эшрангов, хонди и умров, выходил из гиперкосмоса, перестраиваясь для грядущего сражения.

Угроза, исходящая от морфов, вновь объединила цивилизации сектора, но вряд ли сводные силы могли победить в грядущей схватке. Станция Н-болг, отреставрированная и усовершенствованная, выглядела устрашающе. Сотни хондийских крейсеров окружали ее, готовясь отразить нападение, десятки тысяч фаттахов роились в космосе.

Эшор мрачно расхаживал по командному отсеку, удрученно поглядывая на экраны, куда транслировалось изображение с передовых эмширов, ведущих разведку.

Его возвращение в иерархию клана Эшр можно охарактеризовать как шаг «из огня в полымя».

Он вырвался с погибающей планеты, чтобы встать во главе обреченного флота пяти цивилизаций.

Локационные системы флагмана транслировали на боевой мостик обработанные результаты сканирования, формируя образ неприступной космической крепости, окруженной сонмищем прикрывающих ее кораблей.

«Это будет последняя битва», – невольно подумал Эшор, и шерстка на его загривке встала дыбом.

Два боевых корабля армахонтов, управляемые цихритами, выставили силовой щит, прикрывая Врата Миров, защищая прибывающие корабли.

Гипертоннель работал десять часов, пока последний из транспортов не вышел в трехмерный континуум.

Четыре с половиной тысячи боевых единиц. Все, что удалось собрать в рамках еще действующих отрезков межзвездной сети.

Эшор смотрел на армаду объединенного флота, но не испытывал душевного подъема, скорее он ощущал обреченность, понимая: победа возможна, но она и есть – приговор.

Немногие выйдут из битвы, а те, кто выживет, уже не смогут созидать или воевать.

Эшор прожил трудную, неоднозначную жизнь. Он повидал многое и отчетливо понимал: каким бы ни был исход сегодняшней битвы, она станет закатом космической эры. И победителей, и побежденных ждет падение в пропасть регресса.

Но решение было принято.

«Если сегодня нам не удастся разгромить морфов, – думал он, – то цихриты уничтожат программное обеспечение всех без исключения Врат Миров. Сеть, построенная армахонтами, обратится в прах, и цивилизации начнут все с нуля, вновь развиваясь в границах своих солнечных систем, пока не найдут способа путешествовать через гиперкосмос.

Возможно, та будущая, далекая, гипотетическая сейчас эпоха станет лучше? Может, мы все изменимся, пройдя собственными путями развития? Запомним падение величайшего содружества, и наши потомки создадут новое, но более справедливое и надежное мироустройство?»

Эшор не пытался заглянуть в будущее. Оно никогда не наступит, если мы проиграем битву.

«Морфы, – он отдавал им должное, – сверхсущества. Вкусив плоды победы, они уже не остановятся. Никогда. Их экспансия будет долгой, кровавой и всепоглощающей».

Врата Миров закрылись. Их источник энергии иссяк. Теперь на ближайшие сутки путь к отступлению был отрезан.

Эшор ожидал прибытия еще одного корабля, но тот должен был появиться к финалу битвы. Он станет последней надеждой для немногих, кто выживет в схватке с морфами.

В диаметрально противоположной Вратам точке эклиптики системы Доргаут, где миллиарды лет беззвучно скользят по орбитам сцементированные льдом каменные глыбы, внезапно началось формирование удивительного явления.

Воронка, пронизанная сеткой энергетических разрядов, казалась чернее, чем мрак.

Несколько секунд она стремительно росла, вращаясь, захватывая огромный объем пространства, порождая беззвучные вспышки, – астероиды превращались в потоки излучения, едва соприкоснувшись с искаженной метрикой пространства.

Еще немного – и призрачный свет, зародившийся в эпицентре воронки, вдруг начал принимать нечеткие очертания огромного рукотворного объекта, затем в границах сияния произошел стремительный процесс материализации.

Уцелевшие астероиды сошли со своих орбит, словно пространство упруго деформировалось.

Семисотметровая конструкция, скупо очерченная габаритными и навигационными огнями, вышла из гиперкосмоса. Ее основу составляли две полусферы, объединенные цилиндрическим телом. Корпус космического корабля бугрился надстройками. Семь ниш, расположенных по периметру вращающейся цилиндрической части, уже не пустовали: в них крепились боевые модули, демонтированные со станции Н-болг.

Порты плазменных батарей были открыты, лазерные и кинетические системы вооружения приведены в боевую готовность.

Корабль включил маршевые двигатели и, набирая ускорение, устремился к Доргауту, где в эти минуты разгоралась последняя битва.

Кормовая полусфера пылала сиянием двигателей, высвечивающих многократно повторяющуюся маркировку, нанесенную на элементы бронирования корпуса:

«Земля. Колониальный транспорт «Прометей».

Космос пылал.

Оптические умножители «Прометея» транслировали панораму космической битвы, но подсистемы анализа целей уже не справлялись с обилием объектов и хаосом их траекторий.

Ситуация менялась с удручающей динамикой. Эскадры сводного флота окружали Н-болг, пытаясь замкнуть станцию в сферическое построение, но отчаянное сопротивление сотен кораблей, тысяч истребителей и батарей противокосмической обороны рвали атакующие формации.

Вихрящиеся облака обломков, выбросы декомпрессии, плазменные удары, росчерки лазерных разрядов, затяжные дуэли крупных кораблей и скоротечные схватки аэрокосмических истребителей – все сливалось в ощущение смертельной, набирающей силу схватки.

В рубке «Прометея» сейчас находились представители разных цивилизаций.

Родион Бутов и Павел Стременков сидели в креслах за главными постами управления, отдельно от других. Мишель и Глеб Полынины общались с Русановым, рядом с ними, игнорируя приготовленное для него кресло, замер старый морф. Двое разумных хонди молча наблюдали за ходом сражения. Денис Рогозин, облаченный в бионический скафандр, только что покинул рубку – он шел коридорами «Прометея», направляясь к своему фаттаху.

– Мы не успеваем. Скорость недостаточно высока, – Мишель вынырнула из киберпространства, – Андрей с уверенностью прогнозирует гибель восьмидесяти процентов атакующих. И это без гарантии, что Н-болг будет уничтожен.

– Пытаюсь увеличить импульс тяги, но гасители инерции на пределе, – сообщил Глеб Полынин.

– Можем задействовать противоперегрузочные системы в дополнение к гасителям, – предложил Стременков.

– Это ничего не даст. – Глеб перевел нейросетевое подключение в фоновый режим. – Прирост получим ничтожный.

Хорс, молча наблюдавший за ходом битвы, изрек:

– Наша скорость уже не имеет значения.

– Тебя не волнует количество потерь? – Мишель взглянула на него.

– Главное остановить их! – Морф инстинктивно удлинил свою руку, его указательный палец вытянулся, пронзил голографическое изображение станции Н-болг.

– Там твои сородичи, – напомнила Мишель.

Хорс неприязненно покосился на девушку.

– Я не слепой, вижу. Вернее – знаю. – Он нервничал. – Они пытаются выжить. Мы не можем предложить им никакой альтернативы. Теперь морфы разделены. И я по другую сторону. На вашей стороне.

– Нам нельзя ввязываться в бой. – Родион Бутов командовал кораблем, и его голос был сейчас решающим. – Тяжело наблюдать со стороны, но рисковать единственным прототипом мобильного гиперпривода мы не вправе. Спасательная операция при благоприятном раскладе сил – вот максимум, что мы можем себе позволить.

– Согласен, – поддержал Родиона бестелесный голос Русанова. Нейросеть «Прометея», вобравшая его сознание, говорила сейчас от имени корабля и человека.

– Мы встанем над событиями, глядя на гибель миллионов? – по связи осведомился Рогозин. – Поступим как армахонты?

– Нам не повлиять на ход битвы, – ответил Бутов. – И мы не армахонты. Просто иного, менее жестокого варианта действий на сегодня нет. – Он обернулся. – Хорс, ты по-прежнему уверен, что попытка переговоров ничего не даст?

Старый морф криво усмехнулся. Общаясь с людьми, он рефлекторно копировал их мимику.

– Батареи противокосмической обороны не дадут нам говорить.

– Денис! – Бутов обращался к Рогозину. – По времени стартовать.

– Кто-то должен прикрывать «Прометей»! Хотя бы номинально!

Спорить с ним бесполезно. Можно приказать, но послушает ли? Бутов неотрывно наблюдал за ходом сражения. Денис Рогозин напоминал ему Егора в пору далекой юности. Решил – не отступит.

«Где же ты?» – он с тоской подумал о Бестужеве.

Прошло уже полгода с тех пор, как портал, сформированный над Аллеей Темпоралов, поглотил его фаттах.

«Что же он встретил там, на другом краю Вселенной?»

Битва набирала силу.

Морфы отражали атаку за атакой. Два корабля, управляемые цихритами, прорвали противокосмическую борону станции, но биороботов, высадившихся на борт Н-болга, ждало жесточайшее, смертельное разочарование – тут уже не осталось систем управления, которыми они могли бы манипулировать. Все заполняла плоть, нервные ткани пронзали станцию, миллионы гибридных существ сновали повсюду – морфы создали новый биологический вид, – стремительные, эргономичные, почти неуязвимые твари уничтожили десант за считаные минуты.

Эшор видел происходящее на борту Н-болга. Связь с погибающими цихритами поддерживалась, пока последний из биороботов не был разорван в клочья.

Штурмовать станцию бессмысленно.

Есть только один способ уничтожить Н-болг вместе с его жуткими обитателями. Взорвать ядро реакторов. Но как пробиться к нему?

Он отдал приказ, и эскадры, пытавшиеся сблизиться со станцией, начали отходить.

Треть от общего числа кораблей уже потеряна.

Тяжелые системы вооружений, способные прожечь защиту палуб, в данный момент неэффективны. Станция окружена обломками сотен кораблей. Ведя огонь с больших дистанций, этот импровизированный щит не уничтожить. Нужно пробиваться сквозь него, производить по нескольку залпов и тут же убираться для перезарядки накопителей энергии.

Губительная тактика, но иного выхода он не видел.

– «Прометей»?

– Мы на связи. Наблюдаем.

– Оставайтесь на позиции. Поврежденные корабли будут отходить под вашу защиту. Я выделил группы эмширов для прикрытия. – Он вкратце изложил свой план.

– Эшор, ты погубишь весь флот! – Родион Бутов был категорически против. – Что успели передать цихриты? На борту сканируются генераторы стазиса?

– Нет. Они демонтированы. Морфы уничтожили все оборудование, которым не могут управлять, используя гибридные системы. Они предусмотрительны. Ты меня не переубедишь, хомо. Атака начнется сразу после перестроения флота. Не ввязывайтесь.

Связь отключилась.

Эскадры объединенного флота разорвали дистанцию, вышли из-под огня батарей Н-болга и начали перестроение. Модернизированные морфами фаттахи не стали их преследовать, затаились в облаках обломков.

На несколько минут наступило обманчивое затишье, затем в атаку устремились эшранги. Около сотни атлаков в плотном сопровождении аэрокосмических истребителей образовали коническое построение. Тысячи фаттахов ринулись на перехват. Их встретил зенитный огонь. Батареи Н-болга молчали. Хондийские эскадры пришли в движение, устремились к станции с небольшими интервалами. Волна за волной.

Острие конуса, образованного тяжелыми крейсерами эшрангов, пронзило облака обломков, и космос вспыхнул ослепительным светом. Залпы плазмогенераторов били в упор, испаряли квадратные километры органической брони. Системы станции отвечали огнем. Построение атлаков сломалось, многие корабли, получив критические повреждения, врезались в обшивку станции, расширяя пробоину, которая, увы, выглядела крохотным пятнышком в масштабах огромной гибридной конструкции.

Первая волна атакующих распалась. Лишь половина от общего числа крейсеров, уже поодиночке, огрызаясь огнем, пробиралась среди хаоса, стремясь уйти на безопасное расстояние, вновь перестроиться, а хондийские эскадры одна за другой прокладывали себе путь к пробоине…

Морфы оценили угрозу.

Тысячи двигательных установок, не предусмотренных в изначальной конструкции Н-болга, включились одновременно, придав станции импульс вращения, и атака мгновенно захлебнулась, жертвы оказались напрасными – хондийские эскадры, следуя прежним курсом, выходили к неповрежденным участкам обшивки, попадали под огонь батарей ПКО и сгорали в тщетных попытках вырваться из расставленной Ц’Остами ловушки.

Обломки, окружавшие станцию, тоже пришли в движение. Вращение воздействовало на них, начались новые столкновения, повсюду возникали всплески беззвучного пламени – корабли объединенного флота, не успевшие покинуть опасную зону, теперь погибали сотнями.

На одном из мониторов в рубке «Прометея» вдруг появились цифры обратного отсчета.

Цихриты приступили к взлому системы Врат Миров.

Десять минут оставалось до окончательного разрушения внепространственной сети.

Другого выхода не было. Иначе морфов не остановить. Сканеры «Прометея» держали станцию под прицелом, и все, находившиеся в рубке, видели, как пробоина глубиной в десять палуб начала затягиваться. Н-болг регенерировал, морфы взяли только самое лучшее от хондийских биотехнологий и усовершенствовали их, сделав гибридную конструкцию практически неуязвимой.

Битва продолжалась, но теперь она распалась на отдельные очаги. Штурм станции прекратился.

Тем временем в глубинах пояса обломков происходило нечто загадочное, но никто сейчас не обращал внимания на необычное явление.

Среди оплавленных фрагментов космических кораблей, кусков обшивки, срезанных лазерным огнем надстроек, изуродованных корпусов истребителей вдруг зародилась крохотная ослепительная точка.

Она сияла, сжигая все вокруг.

Окружающие обломки за доли секунды превращались в облачка газа, а сияние вдруг начало разрастаться, расширяясь по сфере, формируя энергетический пузырь, внутри которого царила абсолютная пустота, не свойственная космическому пространству.

В течение минуты энергетическая сфера расширилась до четырехкилометрового диаметра.

Датчики «Прометея» издали предупреждающий сигнал, привлекая внимание экипажа.

– Среди обломков появилась новая сигнатура! – Стременков пытался понять, что это.

– Я в замешательстве! – Голос Андрея Русанова сломал наступившую тишину. – Перед нами неизвестное явление!

– Это энергия гиперкосмоса! – воскликнул Хорс.

– Откуда ты знаешь?! – Бутов обернулся.

– Видел. Однажды. – Старый морф съежился. Его тело утратило очертания человекоподобной фигуры.

– Объясни! – потребовала Мишель. – Хорс, что это значит?!

– Окно гиперкосмоса! – визгливо ответил морф. – Очень древняя технология. Это армахонты! Они вернулись!

Теперь все системы сканирования нацелились на необычное явление.

Внутри энергетической сферы, расчистившей зону перехода от обломков, уничтожившей все, вплоть до мельчайших пылинок и молекул газа, начал материализовываться огромный рукотворный объект.

Космический корабль был похож на двояковыпуклую линзу, разделенную на двенадцать одинаковых по форме и размеру сегментов.

Он появился всего в нескольких километрах от станции Н-болг и тут же начал действовать.

Сегменты расстыковались. Теперь внутри энергетической сферы находилось тринадцать объектов: дюжина автономных модулей и центральный стрежень, минуту назад объединявший их в единую конструкцию.

Никто не понимал происходящего, лишь Эшор, чей атлак уцелел в самоубийственной атаке, внезапно издал гортанный клекот. Его когти вцепились в перекладину адмиральского «насеста», клюв эшранга приоткрылся, крылья расправились, взгляд заледенел.

– Разрушитель Миров! – Его хриплый возглас предали системы связи.

Два из двенадцати сегментов вышли из защиты силового пузыря. Вслед за ними тянулись ослепительные нити энергии. Морфы не успели ничего предпринять, они даже не поняли сути происходящего – плазменный дождь обрушился на станцию.

Космос вспыхнул.

Датчики большинства кораблей ослепли, лишь сканеры «Прометея» продолжали транслировать данные: все, кто находился в рубке, отчетливо видели, как очертания гибридной конструкции подернулись дымкой, исказились, и вдруг составляющее станцию вещество начало извергаться в космос, клубясь, растекаясь в виде раскаленной, новорожденной газопылевой туманности.

Все невольно замерли в ожидании детонации ядра ректоров, но плазменный дождь продолжал хлестать, испаряя конструкции, туманность стремительно разрасталась, однако невероятный процесс был полностью управляем, он не перерос в катастрофу, взрыва не последовало, новое солнце не зародилось в недрах газопылевых облаков.

Еще восемь сегментов покинули силовой пузырь и начали расходиться в разные стороны. Каждый из них источал сияние, похожее на два огромных опахала.

– Электромагнитные ловушки! – Синтезированный голос Русанова слегка подрагивал. – Они собирают распыленное вещество!

В том месте, где недавно вращалась орбитальная станция, появился участок чистого пространства. Восемь модулей сборщиков вещества двигались по дугообразным пересекающимся траекториям, они пожирали газопылевую туманность, действуя по хорошо отработанной схеме.

Уцелевшие в битве корабли отходили, страшась грядущего. Никто не понимал смысла происходящих событий, не знал и не мог предположить, чем закончится процесс.

– Он не отвечает на вызовы! – Стременков попытался установить связь, испробовал все частоты и диапазоны, но ответа не получил. – Может, это автоматический комплекс?

– Мы не знаем. Никто не знает, – раздался по связи голос Эшора. – Мы лишь однажды видели, как Разрушитель Миров уничтожает планету.

Как будто подтверждая его слова, два сегмента, только что превратившие станцию в облако газа, устремились к Доргауту. Они вошли в атмосферу мертвого мира, скрылись под пологом ядовитых облаков, а через несколько минут плотная облачность внезапно подсветилась багрянцем, вспучилась двумя волдырями, словно внизу, среди заброшенных шахт и давно обветшавшей техники вдруг начались многочисленные извержения.

– Смотрите! – Мишель вскинула руку, указала на голографический монитор, о котором все забыли.

Обратный отсчет прекратился!

Кто-то блокировал действия цихритов, направленные на уничтожение межзвездной сети!

– Нам нужна связь! – хрипло произнес Бутов.

– Сделаю! – откликнулся Денис Рогозин. – Я доберусь до центрального стержня конструкции и потолкую с экипажем, кем бы они ни оказались.

– Денис, не рискуй!

– Сам разберусь, не маленький! Если по мне вдруг откроют огонь – уходите в прыжок!

Фаттах Рогозина, сияя двигателями, устремился к силовому пузырю, из границ которого только что вышли два последних, пока еще не проявивших себя сегмента загадочного космического корабля.

Сборщики вещества прекратили работу, но пока держались в отдалении.

Включившиеся в процесс сегменты разошлись в разные стороны, и вдруг из них, словно струйки черного дыма, начали высачиваться непонятные частицы.

– Это кристаллы с невероятно сложной наноструктурой, – обработав показания датчиков, сообщил Русанов. – Не могу даже предположить, какова их функция.

Немногое удалось понять при помощи длительного дистанционного сканирования.

– Я идентифицировал некоторые элементы их строения, – наконец отчитался синтезированный голос.

На отдельный экран начали поступать расшифрованные «Прометеем» данные.

Оказалось, что в структуру каждого из кристаллов входят микроэлектромеханические устройства, обладающие небольшим запасом энергии.

– Это позволяет им изменять собственный вектор магнитного поля! – воскликнул Стременков, просматривая файл сканирования. – Смотрите, смотрите, как они перестраиваются под воздействием управляющего луча!

Действительно, центральный стрежень корабля, оставшийся внутри силовой защиты, использовал генераторы электромагнитного излучения, чтобы управлять кристаллами. Они отреагировали по-разному. Одни начали собираться в плотные группы, другие ускорились, следуя в заданные им точки, третьи же изменили порядок построения, равномерно распределяясь в объеме пространства.

– Не понимаю смысла их эволюций! – воскликнул Стременков.

Перестроение завершилось.

Неожиданно каждый из кристаллов задействовал сотни микролазеров. Их лучи пронзили очищенное от газа и пыли пространство, в одно мгновение создав объемное изображение станции Н-болг!

Нет. Не верно!

Локационные комплексы «Прометея» тут же взяли увеличение, и стало ясно – это не голографическое изображение, а подробнейшая трехмерная модель, очерчивающая не только формы обшивки, геометрию палуб, кают, вакуумных доков, причальных секций и тысяч других отсеков станции, но и их внутреннее техническое наполнение. Каждое из смоделированных устройств показывало мельчайшие подробности своего строения.

– Просто невероятно! Это словно огромная форма для отливки целой станции! – воскликнул Полынин.

На самом деле модель была в миллионы раз сложнее. Но зачем она создана?

– Эшор? – Бутов переключился на дальнюю связь. – Ты сказал, что это некий Разрушитель Миров, боевой корабль армахонтов?

– Да, – сдавленно ответил эшранг. – Так мы трактуем древнюю запись.

– Зачем же он создал модель Н-болга?!

– Не знаю! – проклекотал Эшор.

Ответ пришел неожиданно и оказался нагляден.

Между модулями сборщиков вещества и двумя пока не проявившими своих свойств сегментами возникли энергетические тоннели.

По ним передавалась материя, а в следующую секунду, без каких-то особых визуальных эффектов, модель станции вдруг начала наполняться содержимым.

– Это же послойное молекулярное реплицирование! – воскликнул Стременков. Он даже попытался привстать от удивления, но страховочные ремни удержали его в кресле. – Я изучал эту технологию! Она когда-то разрабатывалась на Земле!

Процесс протекал стремительно, безостановочно.

Уцелевшие в битве корабли отходили к позиции «Прометея», вновь формировали эскадры, а на орбите Доргаута, там, где недавно царила зловещая гибридная конструкция, перерожденное вещество наполняло модель станции, слой за слоем, с неуловимой для взгляда скоростью.

Лазерные лучи гасли по мере того, как в них отпадала необходимость.

Уже две трети исполинского, уникального инженерного сооружения наполнились содержимым, вокруг Н-болга материализовались восемь стационарных устройств пробоя метрики – именно такое количество Врат Миров функционировало тут в далекие, уже ставшие незапамятными времена.

– Денис? – Родион связался с фаттахом Рогозина. – Денис, остановись! Не приближайся к границе силового поля!

– Я уже в дрейфе. Просто глазам своим не верю! Они уничтожили морфов и создают новый Н-болг?!

– Они – не армахонты!

Все обернулись. Старый морф замер посреди рубки, постоянно мимикрируя.

– Почему, Хорс?!

– Армахонты так не действуют! Никогда! Там, – рука удлинилась, палец очертил изображение центрального стержня таинственного корабля, – там – не армахонты!

– Кто же тогда управляет процессом? – озадаченно переспросил Стременков.

– Не знаю! – огрызнулся морф. – Не знаю!

Вновь созданная станция Н-болг двигалась по устойчивой орбите вокруг Доргаута.

На поверхности планеты под покровом облаков продолжали протекать таинственные явления. Багрянец больше не прорывался сквозь серую атмосферу, но восемь сборщиков вещества и два модуля репликаторов, завершив работы, резко пошли на снижение, нырнули в вуаль облаков, лишь центральная часть корабля пока оставалась на прежней позиции – миллионы кристаллов возвращались к ней, беспрепятственно проходили сквозь силовую защиту и исчезали, соприкоснувшись с обшивкой загадочного объекта.

– Нам по-прежнему никто не отвечает! – разочарованно доложил Стременков.

– Сканируем станцию! – приказал Бутов. – Рано нам радоваться. Не по душе мне равнодушная сила. Непонятно, на чьей стороне этот корабль. Не сотрет ли он нас так же легко, как логово морфов?

На борту станции было пусто и тихо. Ядро реакторов едва тлело, его сигнатура разгоралась медленно, неохотно.

– Десять процентов мощности. Начинают включаться устройства систем жизнеобеспечения!

Сканеры «Прометея» фиксировали появление новых энергоматриц. Отсеки Н-болга начали наполняться атмосферой. На обшивке робко вспыхнули габаритные огни. Открылись вакуум-створы причальных доков.

Силовой пузырь растаял.

Центральная часть загадочного корабля включила двигатели и, совершив орбитальный маневр, вошла в атмосферу Доргаута.

Вслед промелькнула крошечная точка. Это был фаттах Дениса Рогозина.

Модули репликатора уже отработали заданные программы.

Двенадцать сегментов Созидателя Миров парили в воздухе над небольшим участком терраформированной поверхности Доргаута.

Там, где несколько часов назад ветер гнал поземку из песка и пыли, где возвышались обветшавшие рудодобывающие комплексы и темнели оплывшие провалы истощенных выработок, теперь плескалось небольшое озерцо, шумел лес, зеленела трава.

Крохотный клочок биосферы закрывал силовой купол, за границами которого простирались пустоши.

Центральная часть корабля прошла сквозь защиту, коснулась земли, и двенадцать сегментов подались к объединяющему их стержню, состыковались с ним бесшумно и мягко.

Открылся люк.

Дрожащим маревом воздуха обозначился контур энергетического трапа.

Человек сошел на землю.

Он был изможден, бледен, едва жив после того напряжения, что пришлось испытать, управляя процессом созидания.

Ноги подкосились.

Он осел в траву. Над головой кружился осколок пронзительной небесной лазури, и он отгородился ей, как щитом, от прошлого и от будущего.

Он выжил. Позади остались скитания в глубинах гиперкосмоса, сотни прыжков в поиске пути назад, к запретному, изолированному сектору пространства.

Он лежал, раскинув руки, вдыхая запах травы, слушая шепот волн, набегающих на берег, глядя в лазурь небес.

Не было сил думать о будущем.

В руке он сжимал кристалл, когда-то полученный от Эшора.

Он помог ему. Помог неоценимо. Дал возможность подготовиться к худшему.

Единственная фраза, сохранившаяся на древнем носителе информации, гласила:

Но это уже не так.

Он не знал будущего. Не знал, найдет ли путь к Земле. Не представлял, что произойдет при первом контакте с искусственным разумом, обитающим теперь на далекой прародине.

Рядом с куполом защиты, взметнув клубы пыли, приземлился фаттах.

Чавкнул шлюз. Изнутри появилась фигура человека в хондийском бионическом скафандре.

Денис Рогозин подошел вплотную к защите, и та расступилась перед ним.

Он осмотрелся.

Клочок леса. Озерцо. Луг.

Все, чего мы сейчас не замечаем, но легко можем потерять, шагнув к звездам.

Раздалось шипение. Хитин лопнул, раскрылся. Денис вышел из скафандра, словно из скорлупы, подошел к лежащему в траве человеку, присел рядом, узнав его.

– Привет, Егор.

Бестужев протянул руку, ткнул его кулаком в плечо.

– Привет, Денис. Я же говорил – мы встретимся. Как там? – он поднял взгляд.

– Хорса высадили на борт Н-болга. Морф в шоке.

– А наши?

– Думают, что ты армахонт.

Егор усмехнулся и вновь запрокинул голову.

Он видел клочок лазурного неба, а выше и дальше – Рубеж – восемнадцать звездных систем, – тонкую линию на карте огромного сектора пространства.

Линию Жизни, откуда начнется новая история возрожденного Человечества.