Глава 3

– Ну как? – Егор, пошатываясь, вышел наружу.

– Никакой реакции, – отчитался андроид. – Ты провел в беспамятстве почти сутки.

– Голова разламывается. И мутит.

– Тебе нужно сделать перерыв. Нормально выспаться. Поесть. Давай опять вернемся во временный лагерь?

– Нет. Сейчас приду в себя.

– Куда торопишься, Егорка? Здоровье ведь не железное. – Андроид помог ему сесть на перевернутый пластиковый ящик. Рядом уже стояла фляга с водой, на чистой дощечке лежало мелко порезанное холодное мясо, заготовленное впрок.

– Нет, хочу поскорее покончить с этим. Ты разобрался с адресацией? Если я попытаюсь сознательно открыть канал внепространственной связи, мне нужен адресат. Что использовать? Коды имплантов? Наизусть я знаю только несколько. Русанова. Родьки Бутова да Пашки Стременкова.

– Коды имплантов не пойдут.

– Почему?

– Жив ли Русанов – неясно. Родион и Павел вообще находятся в ином потоке времени.

– Но ты сам говорил: пространство и время неразрывно связаны! Если темпоралы – часть структуры гиперкосмоса, то я…

– Не горячись, Егор. Попытка преодолеть сдвиг времени, наладить связь в границах Пандоры или околопланетного пространства – задача слишком сложная. Нам же необходим простой и внятный результат. Надо повторить уже известные условия.

– Тогда я не понимаю, как установить связь? – развел руками Бестужев. – Посылать запрос в никуда?

– Рогозина помнишь?

– Такое вряд ли забудешь. – Егор сделал пару глотков воды, заставил себя съесть холодный кусок мяса. – Предлагаешь установить связь с ним? Повторно?

– Есть идея получше. Ты ведь запомнил образ его сына – Дениса?

– Да. Он перед глазами стоит как живой. Только вот когда отец его в последний раз видел? В лучшем случае пять лет назад, если связь происходит в реальном времени. Парень наверняка изменился, повзрослел.

– Думаю, это не имеет значения. Взгляни, я тут кое-что соорудил из оставшихся частей внедорожника.

Егор увидел кресло, установленное под навесом, пару блоков аппаратуры да простенькую систему жизнеобеспечения с контролем основных показателей организма.

– Ну, давай попробуем? – Егор решительно встал.

– Что, прямо сейчас?

– Я в норме. Не хочу откладывать. Только ты не объяснил, что делать.

– Сесть в кресло, сосредоточиться на образе Дениса Рогозина. Все остальное, по идее, должно произойти… автоматически? – полуутвердительно произнес искусственный интеллект.

Егор кивнул. Тяжелая одурь постепенно сменилась ощущением легкости. После хондийских метаболитов всегда так. Поначалу кажется – сдохнешь, а потом вдруг приходит бодрость, словно неделю проспал.

Он сел в потертое кресло, машинально пристегнул страховочные ремни. Андроид сноровисто прикрепил к его имплантам пару датчиков, что-то переключил на блоках аппаратуры, обернулся:

– Можем начинать.

Бестужев закрыл глаза.

На фоне крепко смеженных век некоторое время плавали темные пятна. Он сосредоточился на образе Дениса Рогозина, представил пятнадцатилетнего подростка таким, как его запомнил отец.

Ничего не произошло. Никаких новых ощущений. Егор чувствовал легкий ветерок, овевающий лицо, вдыхал запахи, слышал звуки.

Нет. Ничего у нас не выйдет. Он представил, как сейчас откроет глаза, увидит ослепительный свет застывшего в зените солнца и…

…Свет резанул по глазам.

Кокон открылся с хлюпающим звуком, и Дениса Рогозина вывалило на пол, к куче мерзкой трепещущей плоти.

Вонь жуткая, но привыкаешь быстро. На борту хондийских крейсеров воняет всегда и везде. Нет отсека, где можно просто дышать, чтоб не подкатывало к горлу.

Однако валяться на полу не дают. По телу щекочуще сочится слизь. Ознобом колотит, как после наркоза.

Над Денисом склонился хонди. Весь в хитине, словно в броне. Цвет ороговевших покровов болотно-зеленый с крапинками. По их количеству и расположению Денис узнал Фаша. Так хонди называют старшую разумную особь палубы.

– Хомо. – Его скрипучий голос резанул слух, миндалевидные фасетчатые глаза приблизились, а скрежет жвал вдруг стал осязаемым. Фаш коснулся Дениса тонкими усиками: – Хомо, вставай! Фаттах ждет! Торопись!

Денис осмотрелся.

Антон Яров сидит на полу и с откровенной ненавистью смотрит вокруг, брезгливо стряхивая прилипшие к телу ошметки слизи. На его шее и груди четко выделяются покрасневшие воспаленные пятна – места, куда присасываются системы жизнеобеспечения кокона. Он беззвучно шевелит губами, хотя мог бы выругаться в голос, да хоть заорать – хонди нашего языка не понимают.

Денис с усилием встал, цепляясь руками за бугристые выступы на стене. Первый шаг дался с трудом. Мышцы покалывало. Холод внутри лютый. Кожа зудит, но о том, чтобы вымыться, можно только мечтать. Для людей и так созданы особые условия. Относительно чистый отсек прямо по коридору. Что-то похожее на сухие шершавые полотенца. Удобная одежда, выращенная по мерке.

Людей берегут. Пробуждают только в крайних случаях. Лечат в коконах после полученных в боях ранений, но из пятнадцати человек нас осталось лишь двое.

Он протянул руку, помог встать Антону, ободряюще ткнул его кулаком в плечо. Все нормально.

Да ничего не нормально. Глаза у Антона бешеные. Денис перехватил его руку, удержал, взглядом попросил – не надо.

Яров ответил кивком, сглотнул и, пошатываясь, побрел в отсек – экипироваться.

Сегодня пробуждение полно сюрпризов. На взлетной палубе царит суета. Крейсер готовится к бою, повсюду движение, даже стены ангаров перекатываются мышцами. Острые запахи заставляют хондийских рабочих (они же – техники) носиться как угорелых. От фаттахов отключают стационарное питание, длинные жилы сматывают в бухты, пакуют их в коконы.

Машины нервничают. Бионические конструкции, конечно, не обладают разумом, их уровень развития примерно как у домашних животных. Те, что постарше и уже побывали в боях, заметно подрагивают; молодые, недавно выращенные, полны неведения и оттого спокойны.

Еще издали Денис заметил изменение формы фаттахов. Вообще-то в условиях космоса аэродинамика не играет никакой роли, и потому хондийские истребители все как один похожи на огромные черные выкорчеванные пни – иного сравнения не подберешь. Но в прошлый раз эшранги загнали эскадрилью в ловушку, прижали к планете, заставили войти в атмосферу. Вот там и началось. Антигравитационные двигатели, гасители инерции – это, конечно, классно, но маневрирование на антиграве получается плавное, тягучее, вальяжное – а это верная смерть. «Мы-то вырвались, – вспоминал Денис, – а вот ведомые хондийские пилоты сгорели вместе с машинами».

По возвращении он выложил Фашу все, что накопилось во время боя, а хонди, гляди-ка, прислушались. Или ведущий истребитель сам инициативу проявил? Мы ведь с ним – единая нервная система. Мысли мои воспринял, что ли?

Он медленно подошел к своему фаттаху. Ну не узнать машину! Уже не «пень выкорчеванный», вытянулся весь, на медузу стал похож.

Фаш замер неподалеку. Наблюдает за реакцией.

Денис обернулся, кивнул ему – отлично.

Чавкнула шлюзовая мембрана.

Открылось теплое, влажное нутро. Оттуда дохнуло пьянящим запахом метаболитов.

Внутри фаттаха не предусмотрено освещения.

Денис сел в мягкое кресло.

Десятки влажных пульсирующих трубок тут же потянулись к нему от стен тесного отсека, плоть хондийского истребителя наползла на нижнюю часть лица подобием дыхательной маски, длинные белесые нервные волокна впились в висок, вошли в соединение с имплантом – единственным осязаемым наследством, доставшимся Денису Рогозину от исчезнувшей техносферы человеческой цивилизации.

В сумраке кабины возникло мягкое сияние, источаемое герметичной капсулой. Внутри нее была заключена колония алгитов – мыслящих кристаллов, с которыми Дениса связывали пять лет крепкой боевой дружбы.

Он вошел в прямое соединение с нервной системой фаттаха. Сознание на миг помутилось и тут же обрело новые грани восприятия.

Алгиты потянулись к нему сериями приветственных мысленных образов. Они устали от долгого ожидания. Им снова хотелось в космос, туда, где интересно, где их молниеносные расчеты помогают воплотить замысел человека в сложных траекториях. Единение мыслящих кристаллов, черного как смоль истребителя и человеческого рассудка превращало бионическую машину в грозное орудие войны.

Алгиты – бесстрастные мыслители и знатоки навигации – брали на себя функцию бортового компьютера. Нейросеть фаттаха обучалась от боя к бою, она – рефлексы, а сам истребитель, обладающий способностью к регенерации, живуч, надежен и предан.

Рассудок Дениса доминировал в системе управления. Он – воля фаттаха, его разум. Ни один хондийский пилот не способен сравниться с человеком в искусстве боя и пилотирования. Они всегда – ведомые. А мы всегда на острие любой атаки.

Нейросеть крейсера вошла в контакт с его машиной.

Потоком хлынули данные. Появились мнемонические образы, формируя понимание происходящего.

Рубеж.

Перед мысленным взором Дениса появилась тонкая пульсирующая линия, наложенная на звездную карту сектора.

Восемнадцать независимых систем. Они – ключ ко многим мирам.

Крейсер сейчас находился в гиперкосмосе и направлялся в систему Нерг – третий узелок на четках Рубежа.

Появилось изображение станции Н-болг.

Исполинский комплекс, выстроенный в незапамятные времена цивилизацией армахонтов, включал в свой состав сотни терминалов, вакуумных доков, стапели двух космических верфей – пространственная конструкция простиралась в трех измерениях и была собрана из множества отдельных модулей.

Транспортный узел обращался по эллиптической орбите вокруг четвертой планеты системы, где во времена правления армахонтов шла активная разработка месторождений полезных ископаемых.

Сейчас не пригодный для жизни мир представлял печальное зрелище: на его поверхности среди многочисленных истощенных выработок постепенно разрушалась брошенная планетарная техника, управлять которой уже не смог бы ни один из смертных.

Денис привычным мысленным усилием считывал данные, но пока что не находил для себя ничего нового.

Транспортный узел населяли Ц’Осты. В просторечии их называли просто «морфами». Многие считали, что именно они поддерживают в рабочем состоянии межзвездную сеть, но Денис имел возможность убедиться: все цивилизации сектора лишь эксплуатируют наследие армахонтов, не создавая ничего нового.

Он вновь обратил внимание на изображения, переданные нейросистемой крейсера.

Огромный орбитальный комплекс окружали так называемые «Врата Миров» – автоматические пробойники метрики пространства, созданные по утраченным ныне технологиям. Из четырнадцати устройств работало только одно. Вот почему система Нерг приобрела такое важное стратегическое значение.

Война, развязанная эшрангами, преследует лишь одну цель: они стремятся захватить как можно больше звездных систем. Кланы Эшра ведут медленное, тяжелое, беспощадное наступление, но их империя опирается на древние технологии и не может существовать вне системы уцелевших врат.

Представьте себе огромный город с развитой транспортной структурой. Попасть из одного района в другой можно сотней различных маршрутов. Но что произойдет, если основные дороги, многоуровневые развязки вдруг будут разрушены и уцелеют лишь некоторые?

Появятся «узкие места». Количество возможных маршрутов резко сократится. Так произошло с древней системой врат. Раньше к звездам Рубежа вели десятки гипертоннелей, теперь же они исчезли, осталась лишь единственная транспортная нить, протянувшаяся тонкой линией с нанизанными на нее узловыми станциями Н-болг.

Эшранги не могли продолжать завоевание, не покорив Рубеж.

Когда-то цепочку из восемнадцати миров называли «линией жизни». Отсюда шли поставки сырья в сотни других звездных систем. Теперь же тут проходит линия фронта.

Станции Н-болг, населенные несговорчивыми Ц’Остами, давно раздражают эшрангов, стоят как кость поперек горла. Они не раз пытались захватить их, но не преуспели. Морфы, предвидя неизбежную войну, заключили союз с хонди, чьи колонии расположены по другую сторону Рубежа. Флот разумных насекомых встал на защиту независимых космических поселений, и наступление эшрангов раз за разом захлебывалось в крови. После каждой битвы им приходилось отводить свои потрепанные эскадры на далекие базы, в то время как хондийские корабли получали все необходимое на верфях систем Нерг и Фольгаут.

Уже закончилась предстартовая подготовка, но вакуумный док крейсера пока оставался закрыт. Из него откачали атмосферу, все машины замерли в ожидании.

– Антон? – Рогозин вышел на связь.

– Ну? – Яров откликнулся неохотно. Он всегда перед боем молчалив, скуп на слова.

– Прошу, не зарывайся. Нас ведь двое осталось. Не рискуй понапрасну, ладно?

– Денис, не лезь ко мне.

– Я в прошлый раз после возвращения говорил с Фашем. Он обещал нас отпустить.

– Да неужели? И ты ему поверил?

– Хонди не умеют врать. Ты ведь знаешь. Вот отстоим сегодня систему Нерг, и нас переведут по другую сторону Рубежа.

– Зачем?

– Они хотят, чтобы мы обучили новый тип фаттахов. Машины с полноценной нейросистемой. Передадим свой опыт, и все. Война для нас окончена.

– Наивный ты, Денис. Но дело твое. Можешь верить.

– Не понимаю тебя.

– Куда отправишься? – зло спросил Антон. – Домой? Забыл, как родители нас продали хонди?! Да и Ойкумена уже в составе империи эшрангов. Как ты туда доберешься, если птицы за наши головы награду назначили?!

– Эх, Антон! – с досадой произнес Рогозин. – Умеешь же настроение испортить!

– А ты поменьше мечтай. Тогда, может, и расстраиваться не придется. И просил ведь: не лезь ко мне перед стартом!

Толчок – и серия мягких, похожих на лихорадочную дрожь вибраций прокатилась по палубам.

Вышли из гиперкосмоса!

Вопреки напряженному ожиданию вакуумный док не открылся. Секунды уходили, а система запуска истребителей почему-то не срабатывала.

Снова вибрации, затем один за другим три сокрушительных удара.

Палуба накренилась. Захваты, удерживающие машины, внезапно ослабели, связь с нейросетью крейсера оборвалась, по стенам пробежала судорога.

– Антон, нас, похоже, повредили!

Яров не откликнулся. Неожиданно отключилась искусственная гравитация, два фаттаха сорвало с мест, и они, вращаясь в невесомости, столкнулись друг с другом.

Денис не стал дожидаться, пока будет восстановлено управление палубой.

– Яров, если слышишь – стартуй за мной!

Он отдал мысленный приказ, и носовые лазерные установки его истребителя ударили в запертые створы дока, мгновенно выжгли в преграде огромную дыру.

Резкое ускорение навалилось мгновенной перегрузкой. Лишь двое ведомых последовали за Денисом, ответа от Антона Ярова он так и не дождался, поставил вызов в автоматический режим, надеясь, что тот откликнется.

Проклятие!

Три эскадры флота эшрангов пылали на фоне ледяной бездны космического пространства четкими сигнатурами.

Рассудок переполняли данные. Кроме атлаков, датчики фиксировали множество других целей. Группы эмширов числом около сотни атаковали Н-болг, в пространстве медленно дрейфовали пять изуродованных хондийских крейсеров, космическая битва уже догорала, похоже, участь системы Нерг была предрешена.

Узловую космическую станцию окружали плотные облака декомпрессионных выбросов. Кристаллизованная атмосфера, фрагменты обшивки, сотни уничтоженных транспортных кораблей, их грузы, выброшенные из вспоротых лазерными разрядами отсеков, тела погибших, части надстроек – все это клубилось, сталкивалось, сгорало в мгновенных вспышках соударений.

Эшранги изменили тактику. Теперь они уничтожали все, чем не могли завладеть.

Резкий боевой разворот, мгновенное сканирование по сфере.

Хондийский крейсер, откуда несколько секунд назад стартовал фаттах Рогозина, разламывался на части.

Опоздали с прыжком! Вышли в самом пекле, посреди боевых построений эшрангов!

Денис заставил свой истребитель резко ускориться, заметив две группы эмширов, атакующих его с разных направлений.

Виртуозно исполненный каскад фигур высшего космического пилотажа вырвал фаттах из-под удара, лазерные разряды пронеслись в нескольких метрах от обшивки, скрестились за кормой, но оба его ведомых, не успев повторить сложное маневрирование, мгновенно исчезли во всплесках пламени.

По корпусу истребителя внезапно пробежала судорога. Задели все-таки? Точно! Теряю атмосферу!

Денис не поддался панике. Через соединение с нервной системой фаттаха он осмотрел поврежденный участок обшивки и понял: процесс регенерации ничего не даст. Тонкая органическая пленка, затягивая пробоину, не успевала окрепнуть, ее разрывало давлением.

«Антон, где же ты, откликнись!»

В эфире лишь треск помех. Погиб? Не успел стартовать?

Уже не узнаю…

Пусто и холодно стало в душе.

Зона перехода блокирована. Гиперкосмос недоступен. Единственное устройство пробоя метрики пространства под контролем эшрангов, его прикрывают три крейсера, а значит, путь к спасению отрезан.

Алгиты мгновенно отреагировали на мысли пилота. Они не хотели сдаваться. Помнили прошлое рабское служение кланам Эшра и наотрез отказывались следовать этому пути.

Тройственное восприятие сводило с ума. Нервная система фаттаха пылала болью. Космический холод врывался в пробоину, а истребители эшрангов не собирались отпускать поврежденную машину, атаковали снова и снова, пытаясь добить.

Денис отчаянно маневрировал, он уводил поврежденный истребитель в подсвеченные багрянцем облака обломков в надежде, что преследователи отстанут, не захотят рисковать ради сомнительной победы.

«Нам не выбраться», – холодное, лишенное эмоциональной окраски суждение алгитов подталкивало к краю пропасти. Они хотели моментальной гибели, последней атаки, вспышки пламени, не разделяя глупых, необоснованных надежд человека.

«Станция обречена. Путь к спасению отрезан. Поблизости уже нет кораблей, способных противостоять эшрангам. Все кончено, Денис. Ты друг. Но это не могло продолжаться вечно. Наш путь среди звезд завершен».

Он лишь скрипнул зубами. Должен быть выход! Должен!

«Выхода нет, – констатировали алгиты. – Надежда на чудо необъективна. Главные батареи Н-болга молчат. Морфы проиграли войну».

Как ни крути, а алгиты правы. Горько осознавать, но факт. Выбор между мгновенной смертью и рабством у эшрангов очевиден. Лучше смерть. Но смерть не напрасная!

«О чем ты сейчас думаешь?» – насторожились алгиты.

Дениса душили отчаяние и ярость. Он мысленно указал на устройство Врат Миров, затем перевел взгляд на эскадры флота эшрангов. «Отрежем им путь в гиперкосмос! Пусть навечно останутся здесь, среди обломков. Пусть подавятся своей «победой»!»

«Нет! – ответ колонии мыслящих кристаллов прозвучал категорично. – Денис, ты друг, но мы не можем пойти на такое! Это против правил!»

– Нет больше ни законов, ни правил! – Губы Рогозина шевельнулись, повторяя мысленную фразу.

Единственной ценностью в современном космическом пространстве, безусловно, считались устройства пробоя метрики. Они – конструкции неприкосновенные. По крайней мере никто и никогда не рисковал атаковать их, понимая – разрушения необратимы. Как только оборвется связь с другими звездными системами, любая победа обернется поражением, изоляцией, медленной, но неотвратимой гибелью среди обломков.

Ни морфы, ни хонди, ни эшранги – никто не стал бы атаковать Врата Миров.

Он понимал, почему протестуют алгиты. Когда-то они служили армахонтам, в памяти мыслящих кристаллов до сих пор хранились сотни маршрутов, оборванных в момент варварского разрушения устройств формирования гипертоннелей.

Фаттах тем временем оторвался от преследования, сбросил скорость и медленно скользил по краю бесформенного облака обломков, окружавших Н-болг.

От станции мало что осталось. Датчики фиксировали исполинские ребра каркаса да тлеющую сигнатуру ядра реакторов. Лишь кое-где небольшими вкраплениями виднелись группы отсеков, между ними темнели зевы разгерметизированных коридоров. Система противокосмической обороны была уничтожена, лишь пара плазменных батарей сканировалась по правому борту, но они уже бесполезны – сектора их обстрела блокированы новорожденной газопылевой туманностью.

«Нет выхода. Либо плен, либо смерть. Но я не стану погибать напрасно!» – Денис не слушал алгитов и упрямо продолжал сбор информации.

«Три крейсера эшрангов отключили двигатели, легли в дрейф на пути к Вратам, но сквозь решетку их батарей можно проскочить, – он мысленно подвел черту. – В одном алгиты правы. Нам не выбраться. Даже если проскочу мимо крейсеров, то активировать гипертоннель не успею – собьют. Погибну глупо. Уйти к планете? Бессмысленно. Ее атмосфера отравлена. В фаттахе, может, и продержусь какое-то время, но это уже не жизнь – агония».

Отчаяние толкало к роковым поступкам.

Он снова осмотрелся. Эмширов – сотни. В прятки с ними долго не поиграешь.

«Нет у меня выхода. И не было».

Взгляд пробежал по сфере сканирования и вновь вернулся к Вратам Миров. «Мимо крейсеров проскочу. Они не обратят внимания на поврежденный истребитель, примут его за обломок. Главное – точно рассчитать курс, набрать ускорение, а затем двигаться по инерции». Неизрасходованный запас протонных ракет ждет в пусковых шахтах. Заряд лазерных установок на девяноста процентах, а вот синтез реактивного топлива почти прекратился – ресурс фаттаха стремительно таял, он истекал атмосферой, но рефлекторно боролся за живучесть, поддерживая давление в отсеке пилота.

«Не делай этого! – протестовали алгиты. – Врата Миров неприкосновенны! Ты разорвешь уцелевший участок сети на две части!»

– Знаю! – огрызнулся Денис. – Разорву! И покончу с этой войной! Сколько населенных планет и станций будет спасено, если мы остановим эшрангов!

Прямая связь трех нервных систем не позволяла скрыть намерений. Денис в равной степени ненавидел обе противоборствующие стороны. И эшранги, и хонди вызывали у него чувство ярости, агрессии, желания мстить. Одним за пролитую кровь людей, другим за рабство, которое хонди обтекаемо называли «служением».

«Ты хочешь накормить свою ненависть?»

– Да, хочу!

«Это неправильно! – Алгиты мыслили совершенно иными категориями. – Эшранги исчезнут. Хонди исчезнут. Но придут другие цивилизации и снова воспользуются вратами. Ты не можешь их уничтожить! Мы просим: не надо!»

Дениса лихорадило. Страх перед смертью накатывал волнами дрожи, но тут же отступал под обжигающим напором ненависти. Нервы давно сгорели. Жизнь, полная горьких, так и не сбывшихся надежд, подошла к концу.

Алгиты впитывали его мысли. Фаттах рефлекторно дрожал, предчувствуя гибель.

В груди внезапно зародился неприятный холодок – откуда-то вдруг появилось ощущение пристального взгляда со стороны. Сканируют? Сбой в расширителе сознания? Или эмшир меня выцеливает?

Нет. Все пока чисто.

Откуда же это стылое, пробирающее дрожью чувство?

Да наплевать уже! – он совершил плавный разворот на краю газопылевой туманности, набрал ускорение, лег на боевой курс.

Вот теперь – встречное сканирование! Денис невольно похолодел, но крейсера эшрангов лишь окатили излучением движущийся по инерции, истекающий атмосферой фаттах и не открыли огонь.

Его взгляд выцвел от напряжения.

Дистанция до цели стремительно сокращалась…

Ощущение чьего-то постороннего присутствия стало нестерпимым. Кожу вдруг начало стягивать крупными мурашками.

Алгиты подавленно притихли и уже не пытались протестовать.

…Пот градинами катился по искаженному лицу Бестужева.

На блоках аппаратуры бесновались тревожные сигналы. Андроид подскочил к нему и замер, осознав, что любое вмешательство попросту убьет Егора. Его рассудок находился сейчас за сотни световых лет от Пандоры, и грубо прерванный сеанс внепространственной связи окончится помешательством – это в лучшем случае.

Искусственный интеллект замер, оцепенел. Он не знал, что делать.

Губы Егора дрожали. Он что-то шептал.

«…Доверни!»

«Восемнадцать градусов по курсу!»

«Доверни!» – чужой, незнакомый голос бился в сознании Дениса, он не принадлежал ни алгитам, ни фаттаху, никому, с кем судьба сводила Рогозина.

Порядка сотни эмширов, добив подсистемы Н-болга, возвращались, выстраиваясь в очередь для захода в вакуумные доки атлаков. Истребители эшрангов маневрировали уверенно, не спеша, уже никого не опасаясь.

«Доверни!» – чужой голос рвал сознание в клочья.

– Почему? Зачем?! – Денис не выдержал, закричал.

…Губы Бестужева кривились, рот приоткрылся в немом крике.

«Я больше не могу никого терять! Не могу!»

За несколько минут он прожил еще одну жизнь. Жизнь Дениса Рогозина.

«Не умирай бессмысленно! Доверни! Средний из крейсеров! Ядро реакторов! С ракурса атаки обшивка не выдержит залпа протонными ракетами! Верь мне! Я знаю их уязвимые места!»

Егор действительно знал, о чем говорит. Он воевал против эшрангов. Его кибермодули содержали специализированные базы данных – результат исследования сотен обломков инопланетных кораблей.

…Денис медлил. Он терял секунду за секундой, воспринимая чужой голос в своем сознании как явную галлюцинацию.

Затем нити управления на миг оборвались. Кто-то третий вошел в соединение с нервной системой фаттаха, действуя с уверенностью хонди и целеустремленной решимостью человека.

Истребитель мощно отработал струйными двигателями, корректируя курс, и сипло выдохнул шесть ракет – половину боекомплекта.

Дистанция залпа не оставила системам крейсера шанса на противодействие. В беззвучии вакуума полыхнуло пламя – ракеты с тандемной боевой частью прожгли обшивку и взорвались внутри отсеков. Огромные сегменты бронеплит вырвало из креплений, они пронеслись мимо, беспорядочно вращаясь, борт атлака окутался тающими выбросами декомпрессии, а фаттах Рогозина будто ждал этого – мощные мышечные камеры произвели еще один запуск, ударив ракетами точно в образовавшуюся пробоину.

Чужая воля отпустила, истаяла, вернула управление.

Денис на всю оставшуюся жизнь запомнил последующие секунды.

Ослепительная точка зародилась в глубинах пробоины. Еще миг – и по корпусу крейсера прыснули трещины, сквозь них прорвалось нестерпимое пламя, сжигающее исполинский корабль изнутри.

Прочь! Прочь отсюда!

Фаттах стремительно развернулся, одновременно форсируя двигатели. За его кормой разгоралось беспощадное новорожденное солнце, жить которому – один миг.

«Денис – ты друг. Ты услышал нас. Мы не забудем. Мы теперь всегда с тобой!»

Алгиты за доли секунды рассчитали траекторию. Невзирая на исправную работу гасителей инерции, перегрузка едва не раздавила Рогозина. Его фаттах стремительным росчерком ушел за крупный обломок уничтоженного хондийского крейсера, а в следующий миг всесжигающий свет поглотил эскадры ударного флота эшрангов – броня исполинов подернулась дымкой, затем стала текучей, и вдруг корабли потеряли форму, превращаясь в облака раскаленного газа.

Обломок хондийского крейсера испарился, фаттах Рогозина закрутило в неуправляемом вращении, но опасность уже минула – энергия взрыва, расширяясь по сфере, опалила Н-болг, ударила по планете – верхние слои атмосферы пылали, в пространстве бесновалась электромагнитная буря.

Денис машинально стабилизировал фаттах – все происходило на уровне рефлекторных реакций, – истребитель прекратил вращение, ушел в разворот, озарился пламенем, сжигая остатки топлива в форсажных камерах, и устремился прочь.

Внезапно заработал канал связи. Перед мысленным взором Дениса сформировался виртуальный экран, в его объеме появилось изображение эшранга.

– Хомо! Ты заплатишь за все! Мы тебя запомнили… – окончание злобной фразы потонуло в помехах.

– Да пошел ты… – губы Дениса мелко дрожали от напряжения.

Н-болг изменился до неузнаваемости.

Денису некуда было лететь, и он провел свой истребитель через раскаленную туманность к станции, лавируя между обломками, пока не отыскал один из уцелевших вакуумных доков.

Топлива почти не осталось. Давление в рубке падало, и он пошел на вынужденную посадку, не запрашивая разрешения, – ему казалось, что на борту Н-болга не выжили даже морфы.

Поврежденный фаттах коснулся посадочной плиты и замер.

Стыковочную секцию внезапно отсекло сиянием защитного поля, внутрь подали атмосферу. Несколько минут в изолированном пространстве клубился густой туман, затем по обшивке поползли капли конденсата.

Раздалось отчетливое шипение.

Денис, едва живой от усталости, почувствовал, как отключаются подсистемы хондийского истребителя. Бионическая машина нехотя отпускала пилота; туго натянутые жгуты систем жизнеобеспечения с чавкающим звуком отделились от покрасневших участков кожи, связка нервных волокон отсоединилась от импланта и повисла, медленно раскачиваясь.

Его вырвало.

Отвратительные запахи, пульсирующая плоть внутренней обшивки, сукровица на стенах, багровые шрамы в местах повреждений корпуса, тонкая, пронизанная прожилками мембрана шлюзовой камеры, капсула с алгитами, источающая неровный свет, – он медленно приходил в себя, впитывая подробности внутреннего интерьера пилотажного отсека так, словно видел их впервые.

Выжил.

Он дотянулся до капсулы, вынул ее из мышечных складок фаттаха.

Колония кристаллов продолжала сочиться тусклым неровным светом.

– Алги?

– Мы думаем, – после отключения капсулы от нервной системы истребителя заработала обычная связь. – Мы в замешательстве.

– Ладно. Поговорим позже. – Денис едва держался на ногах. Не в первый раз он подходил к гибельной черте, но сегодняшние события вообще не укладывались ни в какие рамки. Он тоже пребывал в полном замешательстве.

Воздух снаружи был холодным до пронзительной дрожи. Капли конденсата оседали на обшивке, одежде, неприятно холодили разгоряченное лицо.

Денис осмотрелся.

За тонкой прозрачной преградой защитного поля простиралась панорама тотальных разрушений. Станция была практически уничтожена, ее реакторы источали радиацию, но морфы выжили. По крайней мере двоих он заметил неподалеку. Наверняка это они включили системы герметизации посадочного сегмента и теперь поджидали, пока пилот доберется до переходного отсека.

«Жуткие существа» – Дениса передернуло. О морфах он слышал немало зловещих историй, но встречаться с ними вот так, лицом к лицу, еще не доводилось.

Уцелевший тоннельный переход с просевшим оплавленным сводом привел его к границе защитного поля.

Двое существ по ту сторону энергетической преграды выглядели ужасно. Оба Ц’Оста пребывали в стадии постоянных мучительных метаморфоз. Они меняли облик, словно состояли из некоей пластичной субстанции, способной принять любую форму.

Заметив приближение Дениса, обе фигуры начали формировать человекоподобный облик. В сложившихся обстоятельствах это могло расцениваться как знак крайней признательности, глубочайшего уважения.

– Хомо! – Старший из Ц’Остов сделал шаг вперед. Его вид внушал ужас. Кожу существа покрывали язвы радиационных ожогов. Гротескные черты лица напоминали уродливую маску. Морф испытывал постоянную мучительную боль. Ему было трудно говорить. – Мы запомнили тебя, хомо. Ты друг. Но ты должен уйти. Не пересекай границы защиты. Здесь, – последовал неопределенный жест, – не выживешь. Мы будем поддерживать герметизацию посадочного отсека, пока фаттах регенерирует. Затем откроем для тебя Врата. Куда ты направишься? По какую сторону Рубежа?

– Если позволите, к хондийским мирам.

– Будет так.

– А как же вы теперь? – вопрос вырвался невольно.

Ц’Ост, уже намеревавшийся уйти, остановился, медленно обернулся, вновь мучительно обретая человекоподобную форму.

За пределами защиты царил лютый холод. Разреженная атмосфера. Радиация. В таких условиях невозможно выжить. Станция разрушена процентов на девяносто. Никто не в состоянии восстановить Н-болг, и Ц’Осты, похоже, понимали это.

– Мы последуем своей природе, – медленно выговаривая слова, ответил морф. – Мы веками терпели и ждали. Но армахонты не вернутся. Никогда. Прощай, хомо. Мы будем помнить о тебе… хорошо.

Рогозин так и остался стоять у тонкой энергической границы между жизнью и смертью.

От хонди он не раз слышал, что такое «природа морфов», и сейчас его жалость к ним сменилась оторопью.

Ц’Осты эволюционировали в аду. Другого сравнения просто не приходило на ум.

Как-то раз в перерыве между заданиями, находясь вне кокона, Денис, чтобы скоротать время, разговорился с Фашем. Тот и рассказал ему о морфах.

Их способность к мгновенной регенерации и мимикрии появилась в процессе эволюции и постепенно развивалась на протяжении миллионов лет. По словам Фаша, родная планета морфов расположена за десятки тысяч световых лет отсюда, у ядра Галактики, там, где высокая звездная плотность вообще не предполагает условий для зарождения жизни.

В ходе естественного отбора морфы выработали два уникальных механизма выживания. Во-первых, они научились копировать, а затем ассимилировать ДНК других биологических видов, что привело к потере определенной формы тела. В зависимости от изменчивых условий окружающей среды Ц’Осты трансформировались, меняли метаболизм и облик, что сделало их фактически неуязвимыми.

Вторая исключительная особенность морфов стала результатом развития высшей нервной деятельности. Если первобытные люди овладели огнем, начали использовать различные предметы в качестве примитивных орудий труда, чем положили начало цивилизации, то Ц’Осты научились внедряться в другие организмы, управлять их рефлексами, использовать окружающие формы жизни для собственных нужд.

Однако у этой способности существовало серьезное ограничение. По словам Фаша, чем сложнее нервная система подконтрольного организма, тем больше усилий требуется морфу для управления другим существом. Поэтому Ц’Осты редко и неохотно идут на «слияние». Они предпочитают использовать собственное тело, видоизменять его в соответствии с потребностями, «играть генами», добиваясь поразительных результатов.

Денис тогда не поверил Фашу, спросил:

– Если морфы – существа неуязвимые и агрессивные по природе, то почему они не правят галактикой?

– Причина в армахонтах, – ответил ему Фаш. – Они создали для Ц’Остов иную систему ценностей.

– Перевоспитали их?! Зачем?

– Морфы – идеальные существа. Они способны работать в открытом космосе, в зонах реакторов, везде, где есть риск. Но перевоспитать их, уничтожить заложенные эволюцией инстинкты – невозможно.

– Ты же сказал…

– Я сказал, что армахонтам удалось направить дух агрессии Ц’Остов в русло соревнования. Они поселили морфов в контролируемой среде обитания, на борту станций Н-болг, и создали для них особую иерархию. Теперь Ц’Осты «сражаются» между собой не за жизнь, а за статус. Их схватки проходят без жертв. Мерилом всех ценностей стали ресурсы. Морф, сумевший сэкономить энергию, оптимизировать какой-либо процесс, продвигается по иерархической лестнице. Это сложная система. Мы, хонди, ее не понимаем, но факт в том, что она работает до сих пор!

– И это единственная причина, по которой армахонты рискнули расселить столь опасных существ по всей галактике? – удивился Денис.

– Нет, – ответил Фаш. – Говорят, между морфами и армахонтами в древности была заключена сделка.

– Какая? – заинтересовался Денис.

– Ц’Осты захотели покинуть свою планету, что неудивительно. Армахонты им помогли. В обмен они получили загадочный ген, который поначалу служил основой их долголетия. Но это слухи. Правды уже не знает никто.

– Да, я слышал о «гене морфов», – кивнул Денис. – Говорят, он дает бессмертие? Фаш, а что же будет, когда станции Н-болг окончательно обветшают и начнут разрушаться?

– Тогда, чтобы выжить, морфы вернутся к своей истинной природе. И я не хотел бы застать такие времена.

Денис вернулся к фаттаху.

Мимо разрушенной станции медленно проплывали обломки. Среди них он заметил два крупных фрагмента хондийских крейсеров.

На борту еще теплилась жизнь. Некоторые отсеки сохранили атмосферу.

Поблизости, среди сияния защитных полей, на фоне разрушений появлялись все новые и новые Ц’Осты. Они явно к чему-то готовились, и Денис решил понаблюдать за ними. Возвращаться на борт истребителя не хотелось. Он боялся возвращения галлюцинаций. Все пережитое пока не находило здравого объяснения, не укладывалось в рассудке.

Морфов уже собралось с полсотни, не меньше. Они принимали различные, удобные для работы формы, некоторые вообще сливались с поврежденными устройствами, становились незаметными, но им на смену прибывали все новые и новые обитатели Н-болга.

Что они задумали?

Один из фрагментов хондийского крейсера внезапно изменил траекторию. Включились системы насильственной стыковки. Обломок подтянуло к соседнему вакуумному доку. Раздался удар. По уцелевшим конструкциям пробежала ощутимая вибрация.

Морфы ринулись к обломку хондийского крейсера. Они проникли внутрь, вскрыв обшивку, исчезли из поля зрения.

Спасательная операция?

Как оказалось – нет.

Выживших хонди согнали в предстартовый накопитель. Одна из стен конструкции отсутствовала, герметизацию обеспечивало силовое поле, и Денис отлично видел происходящее.

Морфы вели себя странно. Они по очереди подходили к разумным особям и словно исчезали, а спустя некоторое время появлялись вновь. Неужели это и есть «слияние»?!

Точно!

Хонди погибали. Они падали словно подкошенные, стоило морфу отделиться от тела жертвы.

Зачем? В чем смысл?

Через пару минут стало понятно. Кроме разумных особей, Ц’Осты пленили сотни полторы рабочих. Те толпились в стороне, не проявляя никакого интереса к происходящему, пока один из морфов, завершив слияние, не направился к ним.

Рабочие встрепенулись. Ц’Ост явно передавал им инструкции, используя повелевающий язык запахов, – Денис достаточно насмотрелся подобных сцен и понимал суть происходящего процесса.

Рабочие бросились выполнять приказы. От обломка хондийского крейсера быстро протянули питающие пуповины, по ним из хранилищ корабля подали биомассу, и соседний вакуумный док начал обрастать плотью, затем поверх нее появились хитиновые пластины, они быстро окрепли, сформировали герметичную постройку, и тогда морфы отключили защитное поле, экономя энергию.

«Вот это скорость!» – удивился Денис. Похоже, морфы усовершенствовали хондийскую биотехнологию.

В течение часа разрушенный вакуумный док превратился в инкубатор. Обломок корабля прочно сросся со станцией, а силовые захваты Н-болга уже подтягивали новые фрагменты хондийских кораблей – морфы не теряли ни минуты, они определились с целями, доступными для ремонта материалами, технологиями, намереваясь превратить станцию в гибридное сооружение.

Денис отчетливо понимал две вещи. Во-первых, морфы справятся с задачей, теперь это уже не вызывало сомнений. Во-вторых, здесь и сейчас он видел ростки новой, еще более беспощадной войны. Хонди не простят гибели своих разумных особей.

Теперь Рубеж потонет в крови. С одной стороны – империя эшрангов, с другой – миры разумных насекомых.

Очередной фрагмент хондийского корабля жестко состыковался со станцией.

Морфы ринулись внутрь.

«Они не остановятся на достигнутом, – подумал Денис, глядя, как очередную партию пленных хонди загоняют в кокон силового пузыря. – Ц’Осты начнут собственное завоевание, и вряд ли в обозримом космосе найдется сила, способная противостоять им».

Обреченный космос…

Егор очнулся, его сознание вынырнуло из черного омута к свету, к жизни, к первому судорожному вдоху, к ощущению покалывания в онемевшем теле.

Он дышал сипло и часто.

Его разум побывал за десятки световых лет отсюда, он прожил несколько минут боя, вмешался в ход событий и, кажется, изменил ход истории, подключившись к нервной системе фаттаха через гиперкосмос.

Медленно возвращалась способность воспринимать реальный окружающий мир.

Запахи. Звуки. Андроид. Фляга с водой, коснувшаяся губ.

Он сделал жадный, судорожный глоток, попытался что-то сказать, но искусственный интеллект остановил его – молчи, не трать силы.

– Я наблюдал. – Он заставил Егора проглотить две капсулы с хондийскими препаратами. – На этот раз сделал запись с твоего модуля технологической телепатии. Вот так, хорошо. Пока не вставай.

– Темпоралы… – выдавил Бестужев.

– Схема активации Аллеи мне ясна. Есть данные по сигнатурам, очередности «включения» темпоралов, степени их активности.

– Портал? – слабым голосом спросил Егор.

– Да. Думаю, что внепространственная связь – наиболее простая функция Аллеи.

– Мы сможем пройти?

– Пока не знаю. Для связи достаточно модулирующего излучения твоих имплантов. Но для перемещения физических объектов потребуется больше энергии.

– У нас есть микроядерные батареи, – сипло, едва слышно произнес Егор. – Еще хондийские биореакторы. Их смогу вырастить.

– Источники питания нужно разместить в аурах. Но произойдет ли перемещение в пространстве или во времени?

– Мы попытаемся, – хрипло выдавил Егор. – Микроядерную батарею можно забросить к основанию темпорала, как камень.

Андроид взглянул в сторону Аллеи, согласно кивнул:

– Да, я смогу это сделать. Но куда нас переместит и… переместит ли вообще?

– Придется рискнуть. Помоги встать.

– Тебе нужен отдых, Егор. Я займусь расчетами, все подготовлю.

Бестужев пошатнулся, едва устоял на ногах.

Перед глазами все плыло. Образы смешивались, наслаивались друг на друга. Он видел чудовищные события. Вмешался в них.

– Мы должны найти армахонтов. Только они теперь могут все исправить. – Егор развернулся и медленно побрел к шлюзу хондийского корабля.